Текст книги "Богорождённый"

Автор книги: Пол Кемп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Деррег почувствовал давление на уши, почувствовал, как тяжелеет воздух, и обнаружил, что ему стало тяжело дышать. Тени в дальнем углу комнаты взметнулись грозовой тучей, от их гипнотического танца у Деррега моментально заболела голова. Он учуял резкий, пряный запах дыма, запах, напоминавший каким–то образом о старых, давно минувших временах.

– Во имя света, – воскликнула повитуха, от страха её голос поднялся на октаву.

Тени сгустились. Во тьме возникло присутствие.

– Шадовар, – прошипел Эрдан. – Я говорил тебе, Деррег!

Затем он крикнул повитухе:

– Приведи помощь! Беги!

Она выбежала из комнаты, не оглядываясь, в спешке едва не споткнувшись о кровавые простыни.

Вся комната погрузилась во тьму, свет фонаря уменьшился до мерцания далёкой звезды.

Прижимая Васена к груди, Деррег достал меч и сделал шаг назад, к двери.

– Уходи, Эрдан. Сейчас же.

– Ребёнок у тебя, – сказал Эрдан, взяв в руку священный символ. – Уходи ты.

В темноте вспыхнул оранжевый свет – мерцающие угли в курительной трубке. Они осветили лицо мужчины в тенях, мужчины, который сам был тенями.

Длинные чёрные волосы обрамляли смуглое, рябое лицо. Козлиная бородка охватывала усмехавшиеся губы, сжимавшие мундштук трубки. Ему не хватало глаза, и изуродованная, пустая глазница была похожа на бездонную дырку. Угли в трубке погасли и мужчина снова растворился в тенях.

– Может быть, вам обоим стоит остаться, – сказал незнакомец, и засов на двери скользнул на место.

Эрдан посмотрел на дверь, на мужчину, снова на дверь. Было слышно его частое дыхание.

– Твой клинок тебе не потребуется, рыцарь Латандера, – сказал мужчина Деррегу. – Или его сейчас зовут Амонатором? Я не следил.

Эрдан прочитал слова молитвы, и трубка вспыхнула снова, озарив нахмурившееся лицо мужчины.

– Закрой рот, – сказал он Эрдану, его голос был остр, как клинок. – Твои слова пусты.

Рот Эрдана закрылся с громким звуком. Глаза священника расширились, он согнулся пополам и вцепился в собственное лицо, застонал, не размыкая губ, как будто их запечатали.

– Жрецы, – с отвращением сказал мужчина, качая головой. Свет его трубки снова угас, и его окутала тьма.

– Освободи его, – сказал Деррег, кивнув на Эрдана, и сделал шаг к неизвестному мужчине. Младенец у него на руке застыл неподвижно.

Мужчина сделал длинную затяжку, и свет углей показал его улыбку.

– Ладно. Он свободен.

Эрдан открыл рот, задохнулся.

– Во имя света!

– Это вряд ли, – сказал мужчина. – Но бояться вам не следует. Я здесь не ради вас двоих.

Он кивнул на Васена.

– Я здесь ради него.

Деррег крепче прижал мальчика к груди. Неподвижность младенца была почти зловещей, его жёлтые глаза мерцали углями. Деррег вспомнил слова Варры о тёмном человеке, который изменил мальчика. Он сильнее сжал меч.

– Ты отец ребёнка?

Мужчина выдохнул дым и шагнул ближе к ним, сбросив частицу цеплявшейся к нему тьмы. Он двигался с точностью умелого бойца. На поясе у него висели парные сабли, и рукоять меча покрупнее, висевшего за спиной, торчала у него над плечом. Его здоровый глаз посмотрел не на Деррега, а на Васена, потом на Варру. Деррег ничего не мог прочесть по его лицу.

– Ты отец? – повторил Деррег. – Тёмный человек?

– О, я действительно тёмный человек, – мужчина мягко улыбнулся. – Но отец не я. И я не тот тёмный человек, о котором ты говоришь – не совсем, по крайней мере.

Внезапно он оказался прямо перед Деррегом. Разве он пересекал комнату?

Мужчина протянул палец к Васену – мальчик по–прежнему не шевелился – но остановил руку, не коснувшись младенца. Струйка тени потянулась из кончика его пальца и коснулась Васена, на миг связав мужчину и ребёнка, возможно, пуповиной несколько иного сорта.

– Как необычно, – сказал мужчина и убрал палец.

– Что такое? – спросил Деррег, поворачиваясь так, чтобы закрыть младенца от прикосновения незнакомца.

– Его отцом был Эревис Кейл, – сказал тот, не отрывая взгляда от мальчика. – И я искал этого ребёнка… вот уже некоторое время.

Деррег услышал эхо далёкой боли в том, как мужчина произнёс имя Кейла. Он знал это имя, конечно же. Его отец, Регг, который видел, как Кейл уничтожил бога в битве у Саккорса, часто говорил о нём.

– Эревис Кейл? Спутник Абеляра?

Тени взметнулись вокруг чужака. Его губы презрительно скривились.

– Спутник? Так его запомнили? – он покачал головой. – Вы потеряли больше половины мира из–за Волшебной Чумы. И потеряете ещё больше, если цикл пойдёт своим чередом.

– Цикл? – спросил Деррег.

– Ты Дразек Ривен! – взволнованно воскликнул Эрдан. – Во имя света, ты и вправду он!

Мужчина наклонил голову.

– Отчасти.

Деррег не понял этого загадочного комментария. Имя Ривена он тоже слышал в историях.

– Ты не можешь забрать ребёнка, Дразек Ривен. Я дал слово.

– Думаешь, ты сможешь мне помешать? – спросил Ривен.

Деррег моргнул, облизал губы, но не отступил.

– Нет. Но я попытаюсь.

Ривен придвинулся ближе, вгляделся в лицо Деррега. Его дыхание пахло табачным дымом.

– Я тебе верю. Это хорошо.

– Ты не постарел, – выпалил Эрдан, придвинувшись ближе к Ривену. От любопытства его морщинистое лицо приобрело вопросительное выражение.

– Ты не шадовар?

Ривен повернулся лицом к Эрдану и жрец побледнел, отступил.

– Моё родство с темнотой куда глубже, чем у Шадовар, жрец. И я не стану повторять совет держать рот на замке. Ты всего лишь свидетель, ничего больше.

Глаза Эрдана распахнулись ещё шире, но рот всё–таки закрылся.

– Ты знал моего отца, – сказал Деррег. – Иногда он о тебе упоминал.

– Только иногда, да? – Ривен со слабой улыбкой затянулся, в его единственном глазу мелькнул призрак воспоминаний. – Признаю, меня это не удивляет.

– Когда мы говорили о тех днях, больше всего он рассказывал о Властелине рассвета Абеляре.

– Властелине рассвета? – Ривен поднял взгляд, глядя куда–то мимо Деррега. Его брови нахмурились, пока он боролся с воспоминаниями. – Это ещё что? Священный титул какой–то?

– Конечно священный, – сказал Эрдан настолько резко, насколько осмелился. – Его гробница находится в этом аббатстве. Посмотреть на неё стекаются паломники со всего Фаэруна.

– Ты… подвергаешь сомнению его святость? – произнёс Деррег.

Ривен хмыкнул.

– Для меня он был простым смертным, а смертные святыми не бывают.

– Ты богохульствуешь!

Ривен ухмыльнулся.

– Жрец, я видел, как Властелин рассвета Абеляр вонзает свой меч в безоружного человека, который пытался сдаться. Как это сочетается с твоим мнением о нём?

– Ты лжёшь! – воскликнул Эрдан, а потом, поняв, что он сказал, отступил на шаг.

– Часто, – признал Ривен, – но не сейчас. Может быть, ты думаешь, что убийство Малькура Форрина сделало его менее святым? Ты можешь быть прав. Но оно сделало его более человечным. И это убийство – причина, по которой у вас есть Оракул.

Деррег покачал головой.

– Не понимаю. Оракул – сын Абеляра.

– Я о другом, – сказал Ривен, покачав головой. – Неважно. Иногда легенда опережает человека.

Ривен затянулся, выдохнул облачко ароматного дыма. Он посмотрел на Деррега, сощурив глаз от воспоминаний.

– Однажды я пообещал твоему отцу, что мы разделим трубку, но… помешали другие дела. Как умер Регг? Хорошо, надеюсь?

В горле у Деррега встал комок, старая скорбь расцвела новой болью. Он сильнее прижал Васена к груди. Какое–то мгновение он не хотел отвечать, но изменил своё мнение.

– Он умер стариком, во сне. Свет был в нём.

Выражение лица Ривена не поменялось, хотя, казалось, его глаз видит что–то, чего не мог увидеть Деррег.

– Рад это слышать.

Голоса и крики раздались в зале снаружи. Ривен безмятежно курил свою трубку.

– Чего ты хочешь? – спросил Деррег. – Зачем ты здесь?

Ривен вытащил массивный клинок из ножен за спиной. Деррег отступил, поднял собственный меч перед собой. Васен заплакал. Эрдан застыл, как будто прирос к полу.

– Увидеть мальчика. И отдать ему оружие отца, – Ривен перехватил меч за лезвие и протянул рукоятью к Деррегу. – Это Клинок Пряжи.

Оружие было чёрным, как беззвёздная ночь. Тени вились вдоль всей длины меча, тянулись с него вперёд, к Васену. Мальчик протянул руку к мечу, заворковал.

– Это оружие мрака, – сказал Эрдан и сделал знак восходящего солнца, три средних пальца подняты и разведены, как солнечные лучи.

– Это оно, – подтвердил Ривен.

Деррег смотрел на меч.

– Мальчику оно не понадобится.

– Не понадобится?

– Нет. У него есть я.

Ривен нахмурился, тени вокруг него затанцевали. Он опустил меч и придвинулся. Хоть и не слишком высокий, Ривен всё равно, казалось, достигает потолка.

Деррег знал, что перегнул палку. У него во рту пересохло, сердце заколотилось.

– Ты возьмешь этот меч и будешь хранить его до тех пор, пока парень не подрастёт, и тогда ты расскажешь ему, кто его отец, и отдашь оружие. Я в долгу перед Кейлом. Как и вы. Все вы. Этот долг нужно вернуть.

– Я…

– Кивни своей растреклятой упрямой башкой, сын Регга, или клянусь, я срублю её с твоей шеи.

Деррег не стал проверять, насколько искренней была угроза. Он поборол благородный импульс и кивнул. Ривен снова протянул ему меч, и Деррег взял его. Тени опутали его запястье. Ему показалось, что меч был покрыт слоем масла. Казалось, оружие скользит в его руке.

– Хорошо, – сказал Ривен, и тени вокруг него замедлили свою пляску. Он отошёл на шаг. – Пока мы здесь закончили.

Ривен развернулся, и к нему стали стекаться тени. Деррег едва видел его.

– Почему ты его не заберёшь? – выпалил Эрдан.

– Заткнись, Эрдан, – сказал Деррег.

Ривен не обернулся. Тени вились вокруг него, медленно и лениво.

– Потому что за мной идёт охота, и моё единственное укрытие – не место для ребёнка. Какое–то время здесь он будет в безопасности, и мы должны принимать те немногие мгновения мира, которые дарит нам эта жизнь.

Он смолк на миг, глядя на мальчика.

– Боюсь, их будет не так много. Я вернусь, если смогу, но сомневаюсь, что получится. Пока позаботься о нём. И готовь его.

– Готовить к чему?

– К тому, что грядёт.

– О чём ты? Что грядёт?

Ривен покачал головой.

– Я не знаю наверняка. Другие будут искать его.

– Почему?

– Из–за того, кем был его отец, и потому, что обиды умирают хуже, чем боги. И потому что Цикл Ночи пытается достичь своего завершения. Он – это ключ.

– Я… не понимаю.

– Я тоже, не до конца. Пока не понимаю. Кто–то вписывает новые слова в книгу мира, а я никогда не был хорошим читателем.

Он улыбнулся и на этот раз улыбка затронула его здоровый глаз.

– Похоже, что два и два до сих пор равно четырём, даже в этом разрушенном мире. По крайней мере, это он понял правильно.

– Что? – у Деррега голова шла кругом. – Он?

– Человек, которого я однажды знал, – Ривен покачал головой, как будто чтобы избавиться от старых воспоминаний. – Я не могу больше здесь оставаться. Моё присутствие подвергает ребёнка опасности.

Он огляделся вокруг.

– Ваш Оракул проделал здесь неплохую работу. Эта долина… мирная. Особенно мне понравились озёра. Скажите Оракулу, что я был здесь. Скажите ему, пусть исполнит свою часть. И спросите, по–прежнему ли ему нравятся жонглёры.

– Что?

– Он поймёт.

Тьма сгустилась, но прежде чем она полностью поглотила Ривена, он обернулся и посмотрел на Деррега, на Васена.

– Как его зовут? Мальчика.

– Васен, – сказал Деррег и почувствовал, как на него посмотрели жёлтые глаза младенца, когда он произнёс это имя.

– Васен, – повторил Ривен, пробуя слово на вкус. – Хорошее имя. Здравствуй, Васен. Добро пожаловать в этот мир. Когда мы увидимся снова, думаю, ты будешь не слишком рад меня видеть.

Деррег моргнул, и Ривен исчез. В комнате посветлело. Васен заплакал.

Эрдан выпустил из себя воздух.

– Что это только что было?

– Я не уверен.

– Это был не человек.

– Нет, – сказал Деррег. – Не человек.

Глава первая

Элейнт, год Пробудившихся Спящих (1484 ЛД)

Древние, как сама вселенная, ледники сталкивались и крушились – треск древнего льда был похож на звук сухих ломающихся костей. Из рассекающих ландшафт огненных рек поднималась вонь серы и пылающих душ. Порывы ледяного ветра Кании разносили бесчисленные крики проклятых, пропитывая воздух их болью. Побережья рек патрулировали высокие насекомоподобные гелугоны, чьи белые панцири терялись на фоне льда. Их жажда чужой боли была неутолима, и своими крюкастыми трезубцами они резали и рвали бьющиеся и стонущие в огне горящие души проклятых.

Мефистофель восседал на покрытом льдом утёсе в четверть лиги высотой и смотрел на своё королевство льда, огня и боли. Во всех направлениях тянулись покрытые зазубренным льдом равнины. Укрытые дымкой чёрные горы царапали мерцающее красное небо, озарённое далёким, бледным солнцем.

И всем этим правил он. Или почти всем.

Мефистофель прищурился, когда его взгляд упал на холм из пронизанного тенью льда, целый век сопротивляющийся воле архидьявола. Гнев раздул тлеющие угли его силы, и окружающий воздух затрещал от губительных эманаций божественной энергии, украденной им у Маска.

Рассматривая теневой курган, он чувствовал, как набирают скорость события, решаются судьбы – но всего этого не видел. Происходящее было скрыто от архидьявола, и он подозревал, что насыпь как–то в этом замешана.

– Перестановки, – произнёс он голосом глубоким и тёмным, как ущелье. – Бесконечные перестановки.

Десятилетиями он плёл интриги, чтобы заполучить частицу божественной силы, которой нынче владел, намереваясь воспользоваться ею, чтобы поднять переворот против Асмодея, владыки Нессуса, переворот, в результате которого сам Мефистофель должен был занять место место правителя всех Девяти Адов. Но события в мирах на первичном плане превратили все его замыслы в шутку.

Волшебная Чума разорвала мир Торила, соединив его с братским миром, Абейром, и устроив хаос среди богов и полубогов. Полумёртвый бог буквально рухнул сквозь Астральное море в Девятый Ад. Асмодей добил его и поглотил его силу.

Мефистофель, который десятками лет строил планы, чтобы самому приобрести божественность, смог заполучить лишь долю от частицы божественной силы младшего бога, а владыка Девятого Ада стал богом благодаря простой удаче. Везению. И Мефистофель снова стал в Аду вторым.

Хуже всего, он опасался, что Асмодей недавно узнал о его замыслах. Шпионы Мефистофеля при дворе Нессуса докладывали о собирающихся легионах, о возрастающем гневе Асмодея. Призыв достиг Мефистара, железной твердыни Мефистофеля. Слова Асмодея произнёс раздвоенный язык суккубы Малкантет, иногда служившей владыке Нессуса посыльной.

– Его величество всевышний господин Девяти Адов, Асмодей Ужасный, требует присутствия вашего высочества перед его престолом в Нессусе.

– Всевышний, говоришь?

– Мне сообщить Его величеству, что вам не понравился его титул?

Мефистофель проигнорировал эту реплику.

– Он послал адскую шлюху, чтобы вызвать меня? Зачем потребовалось моё присутствие?

Малкантет проигнорировала вопрос и сказала лишь:

– Его величество пожелал, чтобы я сообщила вам о необходимости исполнить это требование в кратчайшие сроки. Время дорого.

– Как и моё время. Я прибуду, когда смогу.

– Вы прибудете в течении двух недель, иначе Его величество будет вынужден считать, что вы подняли восстание. Таковы слова Его величества.

Мефистофель наградил её злобным взглядом, пока весь его двор шептался и хихикал.

– Убирайся! Немедленно!

Малкантет поклонилась с ехидной усмешкой и покинула двор, оставляя Мефистофеля томиться от сомнений, а его двор – сплетничать об открывающихся возможностях.

Десятками лет Мефистофель оттягивал противостояние с Асмодеем. Он находил оправдание за оправданием, но терпение владыки Девятого Ада наконец истощилось. У Мефистофеля было мало времени и ограниченные возможности. Он был не готов. Далеко внизу ледяной курган насмехался над ним. Из кургана сочились тени, текли ленивыми лентами сквозь трещины во льду. Много раз архидьявол пытался прожечь себе путь к основанию холма, но лёд не поддавался. Мефистофель ударами кнута заставлял тысячи дьяволов вгрызаться в лёд оружием и инструментами, и всё было напрасно. Он пытался телепортировать себя туда с пмощью магии и потерпел неудачу. Даже с помощью магии прорицания он не смог узнать, что лежит под этим курганом.

Но у него были предположения на этот счёт.

– Эревис Кейл.

Сказанное вслух, это имя раздуло огни его гнева.

Мефистофель вырвал горло Эревису Кейлу на льду Кании и забрал у него божественную искру Маска. А потом, когда Мефистофель праздновал свой триумф, появился союзник Кейла, Дразек Ривен, тоже обладавший такой искрой, и едва не обезглавил Мефистофеля.

В сознании архидьявола так и не угасли воспоминания о той боли. Регенерация заняла часы, и к тому времени тело Кейла уже накрыл столь раздражающий дьявола холм.

Не сумев уничтожить ледяную могилу, Мефистофель в конце концов запретил всем приближаться к ней. Сложные и могущественные печати не позволяли этого никому, кроме самого Мефистофеля.

От взгляда на холм гнев затопил дьявола и вывел его из себя. Мефистофель соскользнул со своего насеста и расправил крылья, окутанный силой и яростью. Миллионы проклятых душ и младших дьяволов подняли и сразу же опустили свои взгляды, закрываясь руками, погружаясь обратно в свою боль, чтобы не смотреть на охваченного яростью повелителя Кании.

Он сложил крылья и спикировал к могиле Эревиса Кейла. Он ударил в неё с достаточной скоростью и силой, чтобы во всех направлениях прокатилась ударная волна. В воздух полетел снег и осколки льда. Проклятые души Кании исторгли общий стон.

Дьявол посмотрел вниз, его грудь вздымалась кузнечными мехами, его ярость пылала всё так же сильно. Холм не пострадал – нарост непрозрачного льда, пронизанного полосами тени. Мефистофель протянул ладони к поверхности холма и ударил в лёд адским огнём. Пламя и дым потекли с его рук, окутав курган, отдача захлестнула дьявола пламенем и жаром. Он стоял посреди этой огненной бури, не получив урона, исторгая силу на объект своей ненависти. Вокруг шипел и плавился лёд, наполняя воздух туманом. В ответ из холма потекли тени, окружив его ночью.

Новый лёд нарастал с такой же скоростью, с какой плавился старый. Тени кружились среди шторма силы, снега и льда – насмехаясь над ним, бросая вызов. Дьявол извергал огонь и силу на лёд, прервавшись лишь для того, чтобы позволить теням рассеяться, а вихрю снега и льда улечься. И когда это произошло, Мефистофель увидел то же, что и всегда: нетронутый курган.

Холм был каким–то образом защищён, и дьявол не понимал, каким. Здесь что–то происходило, что–то, чего он не видел. В сердце этого был Маск, в сердце этого был холм, и Мефистофель даже не мог расплавить его лёд.

И теперь – теперь – Асмодей шёл по его душу.

Щупальца тени высунулись из тонких трещин в поверхности ледяного холма и обвились вокруг тела Мефистофеля. Дьявол запрокинул голову, расправил крылья, выпустил когти, и от ярости зарычал в затянутое тучами красное небо. Звук разнёсся по его владениям громом дьявольской ярости. В ответ затрещали далёкие ледники. Вулканы выплюнули в небо облака пепла.

Когда архидьявол наконец устал, он уселся на вершину холма, подпёр ладонью подбородок и принялся обдумывать свои варианты.

Он видел лишь два возможных образа действий: молить Асмодея о прощении, унижаться перед владыкой Нессуса, отказавшись от восстания, либо найти ещё больше силы, достаточно, чтобы сравниться с Асмодеем и приступить к осуществлению запланированного переворота.

Второе нравилось дьяволу намного больше. Но чтобы добыть ещё больше божественной силы, ему придётся ступать вслепую. Маск был занят осуществлением какого–то замысла – разве курган не был тому доказательством? – и Мефистофель не хотел против своей воли стать участником этого замысла и послужить выгоде Маска. Архидьявол боялся потерять ту божественную искру, которой он уже обладал, в попытке заполучить новую силу, поскольку не сомневался, что у Маска был план, с помощью которого бог теней рано или поздно собирался возродиться.

Но выбора у Мефистофеля не было. Не хватало времени. За последнюю сотню лет он обыскал всю Мультивселенную в поисках информации об Эревисе Кейле и Маске, пытаясь разгадать игру последнего, чтобы помешать ей. Он пытал смертных и бессмертных, подслушивал приглушёные разговоры экзархов и полубожеств, прислушивался к носимым планарными ветрами секретам, добывал информацию с помощью прорицаний.

И узнал лишь одно, единственную мучительную улику: у Эревиса Кейла был сын.

За прошедшие годы Мефистофель уверился, что сын имеет какое–то отношение к погребённой подо льдом, под его льдом, тайне, что сын – ключевая часть плана Маска, и что если он отыщет сына, он сможет одним ударом покончить с замыслами Маска, какими бы они не были. После этого он сможет выступить против двух человек, которые, как и сам Мефистофель, обладали частицей божественной силы Маска.

Десятками лет он заключал договора со смертными, обещая им награду за сведения о сыне Эревиса Кейла. Этих смертных было так много, что он потерял им счёт. Но никто так и не смог найти сына Кейла. Казалось, тот просто растворился.

А сейчас, похоже, способность Мефистофеля планировать на несколько ходов вперёд исчерпала себя. Он больше не мог ждать, чтобы составить полную картину замыслов Маска. Он не мог больше тратить время на поиски сына Кейла. Асмодей собирался выступить против него, как и против любого, осмелившегося задумать восстание. Мефистофелю нужно больше силы, чтобы сразиться с владыкой Нессуса. И он знал, где может её заполучить.

Дразек Ривен и Ривален Тантул обладали искрой украденной божественности Маска. Если Мефистофель убьёт их, он сможет забрать божественную силу и встретиться с Асмодеем на равных.

Он посмотрел на курган, представляя себе застывшее тело Эревиса Кейла, погребённое где–то подо льдом. Он тронул лёд когтистым пальцем.

– Я не забыл о твоём сыне. И не забуду. И твой мёртвый бог не сможет возвратиться, что бы он там на этот счёт не замышлял.

В ответ – лишь новые тени.

Архидьявол стряхнул их, встал, сложил руки чашей перед губами и подул в сторону Мефистара, своей столицы, отправляя послание герцогу Адонидасу, своему мажордому. Порыв воздуха пронёсся над ледяными просторами Кании.

– Готовь легионы к маршу на Царство тени. Дразек Ривен должен умереть.

* * *

Ривен стоял в верхней комнате центральной башни своей цитадели – крепости из тени и тёмного камня, вырезанной из горного склона.

В его голове звучали горькие молитвы немногочисленных оставшихся на Ториле последователей Маска, фоновый шум его бытия, звон, от которого ему хотелось выдавить свой единственный глаз большим пальцем.

Владыка теней, услышь мои слова…

Во тьме я называю имя твоё, повелитель тени…

Вернись к нам, господин скрытности…

– Я не ваш проклятый бог, – сказал он и сделал затяжку. Насколько мог, Ривен попытался не обращать на эти голоса внимания.

Сто лет назад таких голосов было много, но в итоге их число уменьшилось и их осталось совсем мало. Не впервые Ривен задумался о том, слышат ли их Ривален или Мефистофель, также обладавшие частицами силы Маска, или гаснущие надежды паствы Маска были лишь его ношей. Он подозревал последнее, и ему было интересно, что это может означать.

Разражённый, он выдохнул облачко дыма и принялся следить взглядом за тем, как оно вылетает в высокое узкое окно и опускается к укутанной тенью земле за стенами его цитадели.

Беззвёздный чёрный купол неба этого плана бытия висел над серо–чёрной местностью, населённой тёмными симулякрами настоящих вещей. Тени и призраки, духи и другая нежить парили в воздухе вокруг цитадели или рыскали в предгорьях и равнинах неподалёку, столь многочисленные, что их мерцающие глаза напоминали стайки светлячков. Он чувствовал тьму во всём, что видел, ощущал её продолжением себя, и из–за этого казался себе больше, чем был на самом деле.

Царство тени служило ему домом последние сто лет. Дразек решил, что в итоге оно стало ему даже роднее Фаэруна, и это осознание разозлило его ещё больше. Он никогда не хотел быть богом, никогда не хотел проводить свои дни в сумраке, слушая нытье поклонников, пойманный в махинации существ, о существовании которых даже не подозревал, когда был смертным. В те времена он хотел только пить, есть, играть в азартные игры и наслаждаться женщинами, но сейчас…

Сейчас Дразек по–прежнему хотел и пить, и есть, и играть в азартные игры, и наслаждаться женщинами, но внутри него кипела божественность, зубастая штучка, жующая уголки его человечности, пожирающая человека, чтобы освободить место для бога. И если он не предпримет что–то в ближайшее время, эта штучка поглотит его человечность целиком. Он ненавидел её, ненавидел за то, что она сделала с ним, и за то, что он слышал и знал из–за этой силы.

Потому что по мере того, как божественность проделывала дыры в человеке, эти дыры заполнялись знаниями, которые ему не принадлежали. Божественная частица в нём раскрывала свои секреты не сразу, а постепенно, медленным потоком откровений, разворачивающихся перед ним десятилетиями, постепенно обучая его тому, как быть богом. Ривен не знал, принадлежит ли только ему и эта ноша. Потому что если Мефистофель и Ривален не испытывают того же… что это может означать?

По меньшей мере, это значило, что новые воспоминания время от времени всплывали пузырями и лопались в его сознании, испуская своё зловонное содержимое в его рассудок. Ривен пользовался ими не как человек, оглядывающийся на собственный опыт, а как исследователь, сверяющийся со свитком на едва знакомом ему языке. Маск хранил свои секреты даже от Ривена, лишь понемногу посвящая его в игру.

А игра, похоже, была затеяна долгая. Маск играл всеми ними, включая свою мать, Шар.

На Ториле Маск был вестником Шар, пророком, начавшим её Цикл Ночи, божественный процесс, бесчисленное количество раз повторявшийся в Мультивселенной, уничтожая миры. Каждый раз, на каждом мире, цикл заканчивался одинаково, должен был закончиться одинаково – Шар поглощала божественную эссенцию своего вестника. Божественный каннибализм собственных потомков позволял госпоже потерь воплотиться полностью, и тогда она превращала весь мир в ничто.

Циклы Ночи оставили множество дыр в Мультивселенной. Проходя сквозь реальность, Шар оставляла за собой отпечатки в виде бездн пустоты. Ривен знал, сколько жизней она уничтожила в процессе, и даже ему от этого становилось дурно. И, судя по всему, для Маска тоже это было уж слишком, потому что, когда дело дошло до Торила, он не выполнил свою часть.

– Цикл должен быть прерван, – сказал Ривен, слова сорвались с его губ, но всё равно казались чужими.

На Ториле Шар поглотила лишь частицу божественности Маска, потому что остальное он спрятал, и полученного ей оказалось недостаточно, чтобы завершить цикл, недостаточно даже для того, чтобы она могла воплотиться. Маск поймал мать в ловушку на полпути к её воплощению. Теперь она существовала в дыре в сердце ордулинского вихря, беснуясь, разглядывая сквозь окно пустоты мир, который не покорился ей – по крайней мере, пока. Маск заморозил Цикл Ночи Торила.

Но Шар по–прежнему была голодна, и она хотела завершить свою трапезу.

Частицей божественной силы Маска обладал Ривен, другой частицей – Мефистофель, третьей – Ривален Тантул, ночной провидец Шар на Фаэруне. Эта сила могла покинуть их лишь одним способом – с их гибелью. И как бы Ривен не ненавидел божественность, быть мёртвым он ненавидел сильнее. В ближайшее время он не собирался позволять Шар сожрать себя.

Ривен узнавал больше по мере того, как Маск раскрывал ему свою игру. Он наконец вспомнил, что он сделал – что Маск сделал – с сыном Кейла, Васеном. И он узнал о том, как планирует вернуться Маск.

– Чтобы окончить цикл, воскреси вестника, – произнёс он, и слова снова казались чужими на его губах.

Маск изменил Васена в чреве матери, наделил его необычайными способностями и переместил во времени, чтобы спрятать. Васен был ключём. Васен мог выпустить из Ривалена, Ривена и Мефистофеля божественную искру, не убивая их. Но он должен был сделать это в присутствии всех троих и Шар. Это значило, что всё необходимо было проделать в ордулинском вихре.

Если всё пройдёт как надо, Маск получит новую реинкарнацию. Если что–то не сработает, Цикл Ночи начнётся заново и пойдёт своим чередом.

– Это должен быть Кейл, – прошептал Ривен.

Кейл всегда разбирался в хитрых планах лучше Ривена, и убийца с трудом удерживал всё это в своей голове.

– Это я должен был умереть, а не он.

Но, на самом деле, Кейл не был мёртв.

Маск только недавно решил раскрыть Ривену эту часть информации. Ривен целыми днями обдумывал, что из этого следует. Он толком не понимал, как это сочетается со всем остальным.

Все, что он сейчас знал – Кейл жив. Жив и целых сто лет заперт под адскими льдами.

– Проклятье, проклятье, проклятье.

Маск, похоже, каким–то образом сохранил Кейлу жизнь, когда тот должен был умереть, или вернул его к жизни сразу после гибели. Ривен не знал, что именно произошло, и не понимал, почему так случилось. Он предполагал, что Кейл, должно быть, тоже сохранил частицу божественной эссенции Маска, последнюю каплю, которую не забрал у него Мефистофель. Это было единственным объяснением.

У Ривена кружилась голова, когда он пытался разом охватить всех игроков и их интриги. Всё было так запутанно, колёса внутри колёс, планы внутри планов, а те – внутри других планов, и каким–то образом Ривен должен был разобраться в этом и встать на правильную сторону.

Кроме того, он подозревал, что у Маска ещё остались от него секреты. Ривен мог провести десятки лет, планируя, а на следующий день узнать важную информацию, которая всё переменит и выставит в новом свете.

На мгновение он выкинул всё это из головы, глядя на свои владения и пытаясь наслаждаться табаком.

Плотую завесу облаков время от времени пронзали зеленоватые молнии, окрашивая ландшафт болезненным цветом. Порывы ветра поднимали с предгорий пыль и золу, несли их по равнинам, заставляя скрюченную траву и растущие под странными углами ветви деревьев Царства тени шуршать и шептаться. Миазматический, сумрачный воздух, густой от тени, кишел нежитью и давил на Ривена.

Он давно уже устал от Царства тени, но покидал план только тогда, когда это было абсолютно необходимо. Его тесная связь с этим местом означала, что здесь он становился сильнее, а в других мирах – слабел. Он знал, что Мефистофель и Ривален оба с радостью убьют его, если смогут, и не осмеливался дарить им даже кратчайшее мгновение уязвимости. Время от времени они оба пытались следить за ним с помощью магии. Он чувствовал, как их прорицания ищут его, как электризуется и гудит от этой магии окружающий воздух, но заклинания никогда толком не могли поймать Ривена. Его божественность позволяла ему ускользать почти от любой прорицательной магии.