Текст книги "Богорождённый"

Автор книги: Пол Кемп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Убивать их будет слишком поспешно. Многие из них даже не знают, кем они являются. Те, кто не понимает, какую роль им предстоит сыграть. Нет, пока мы оставим им жизнь и узнаем, что сможем. В конце концов, всё должно проясниться.

– Ваше всевышество, если мне дозволено быть откровенным…

Хадрун остановился, ожидая разрешения Теламонта.

– Продолжай, – сказал тот.

– Возможно, что сосредоточившись на Избранных, мы упустили из виду более мирские дела? Война в Долинах идёт хорошо, но с Кормиром и Миф Драннором ещё предстоит расправиться.

– О, война с Кормиром и эльфами скоро начнётся, – сказал Теламонт. – Идер жаждет этого. Наши войска готовы ко встрече с ними, но сначала надо полностью подавить сопротивление Долин. Но дела богов и Избранных, это что–то другое, что–то… большее. Мне нужно понять, что это, прежде чем события меня опередят.

– Должен ли я указать очевидное, ваше всевышество?

Теламонт ничего не ответил, но он знал, что сейчас последует.

– Есть Избранный, которого вы не заключили под арест и не допросили.

– Ривален, – сказал Теламонт, и вокруг них взметнулось облако теней.

– Да, – ответил Хадрун шёлковым голосом. – Вы посылали за ним, но он не ответил. Пока.

– Он придёт, – сказал Теламонт, думая о сыне, о сыне, которому он больше не доверял, о сыне, которого больше не понимал.

– Как скажете, ваше всевышество. Когда он придёт, возможно, с его новоприобретённой силой…

– С его украденной божественностью, ты хочешь сказать, – оборвал его Теламонт.

Тени снова забурлили.

– Как скажете, ваше всевышество, – ответил Хадрун с ясно слышимым сомнением. – В любом случае, если принц – и в самом деле полубог, возможно, он что–то знает о происходящем.

– Не думаю, Хадрун. Принц больше не может мыслить, как человек.

Не мыслит он и как владыка шейдов. Он потерян в нигилизме своей веры. Теламонт много раз следил за ним с помощью магии. Ривален на протяжении долгих дней неподвижно глядел в око Шар.

– Ваше всевышество, – сказал Хадрун. – Я допускаю, что принц Ривален не в себе, но…

Теламонт лёгшим на разум весом, плотностью воздуха почувствовал, как в комнате проявляется присутствие Ривалена, как будто измерения комнаты поменялись, чтобы принять его. Должно быть, Хадрун тоже это почувствовал и охнул.

– Дитя, ты говоришь обо мне так, будто я не слышу каждого слова, – сказал Ривален.

– Дитя! – воскликнул Хадрун, брызгая слюной от ярости.

– Ты просил о моём присутствии, – сказал Теламонту Ривален, игнорируя Хадруна.

– Нет, – ответил Теламонт, не оборачиваясь, по–прежнему глядя на Тултантар. – Я посылал за тобой.

Присутствие Ривалена в комнате стало ещё весомее, тяжелее. Тьма потемнела, каким–то образом сгустилась. Теламонт воспротивился импульсу мысленно пересчитать заклинания и печати, охранявшие его персону.

– Больше ты не посылаешь за мной, отец, – сказал Ривален. – Ты просишь о моём присутствии. И я прихожу, если пожелаю.

Хадрун достаточно пришёл в себя, чтобы сказать:

– Принц Ривален, вы должны обращаться к нему «ваше всевышество».

– А ты должен замолчать сейчас же, или я убью тебя на месте.

Хадрун снова охнул, но внял предостережению Ривалена и больше ничего не говорил.

Теламонт превратил своё лицо в маску и обернулся, чтобы встретиться с сыном.

Ривален нависал над комнатой. Хадрун рядом с ним действительно казался ребёнком. На остром лице Ривалена мецали его золотые глаза. Он унаследовал черты Теламонта, но кроме этого, у отца и сына было мало общего.

– Божественность сделала тебя невоспитанным, – сказал Теламонт.

– Принц Ривален никогда не был известен своим чувством такта, – добавил Хадрун.

Ривален повернулся к нему, занося руку, будто для удара. В его ладони собралась шипящая масса чёрной энергии.

Глаза Хадруна вспыхнули. Он моргнул, отступил на шаг, поднял перед собой посох в защитном жесте. Вены синего света пронизали кристалл на вершине посоха.

– Ривален! – крикнул Теламонт, ударив основанием собственного посоха по плиточному полу, результатом чего стал похожий на раскат грома звук. – Насилие не дозволено в этих палатах!

Ривален застыл, его сощуренные глаза застыли на Хадруне, разрушительный шар энергии потрескивал в его ладони.

– Твои дозволения больше не волнуют меня, отец. Ты не можешь остановить меня. Больше нет.

Теламонт позволил собраться его собственной силе. В воздухе возникли усики тени, зазмеились вокруг его рук, его посоха.

– Ты ошибаешься, дитя, – сказал он, но задумался, говорит ли Ривален правду. Он чувствовал силу в сыне. Теламонт не сомневался, что может ранить Ривалена, но сомневался, что сможет его убить.

– Он зашёл слишком далеко, ваше всевышество, – сказал Хадрун высокими голосом, быстро и тяжело дыша. Он не опустил свой посох и не прекратил действие защитного заклинания, зарождавшегося в кристальном навершии.

– Убирайся, прихвостень, – сказал Ривален. Шар энергии в его руке рассыпался в ничто.

– Ваше всевышество… – начал Хадрун.

Ривален сжал кулак, и кристалл в навершии посоха Хадруна со звучным хлопком рассыпался, на пол посыпались осколки. Тени потекли из наконечника пострадавшего посоха. Хадрун выругался, широко раскрыв глаза.

– Я сказал, убирайся, – повторил Ривален. – Ты здесь не нужен.

Глаза Хадруна запылали, но он проигнорировал Ривалена.

– Ваше всевышество?

– Можешь идти, Хадрун, – сказал Теламонт, глядя на сына.

Советник поклонился Теламонту, демонстративно проигнорировал Ривалена, и вышел из палаты. Теламонт знал, что Хадрун остался сразу за дверями с отрядом элитных воинов–шадовар, готовых действовать, если в них возникнет нужда.

– Ты был необоснованно груб с ним, – сказал Теламонт.

– Он дурак, – Ривален прошёл мимо отца к стеклосталевому окну, из которого открывался вид на Тултантар. – Мы так отчаянно сражались, чтобы сохранить всё это, после того как сбежали от краха Нетерила в Царство Тени.

– Да, – согласился Теламонт. – А вернувшись в Фаэрун, мы отчаянно сражались, чтобы расширить нашу власть. Ты был незаменим.

Ривален хмыкнул.

– Льстишь, отец?

– Скорее, говорю правду, – ответил Теламонт. – И сейчас мне бы не помешала твоя помощь ещё разок.

Ривален повернулся лицом к нему. Тени кружились вокруг него, ленивые, как ласка любовника.

– С Избранными, богами и их замыслами?

– Ты тоже это чувствуешь? – спросил Теламонт, на мгновение удивившись. – Ну конечно же, чувствуешь.

– Это пустяки, – сказал Ривален, сделав небрежный жест.

– Объясни, – потребовал Теламонт, раздражённый тем, что кто–то осмелился назвать то, о чём он заговорил, «пустяками».

– Это бессмысленно. Всё это. Всё.

Ривален жестикулировал, отвечая отцу, в его голосе нарастал гнев, в ладонях собиралась сила

– Игра в которую ты играешь с Избранными, богами, со своей империей. Это пустяки. Разве ты не видишь? Мы потратили на это тысячи лет, и ради чего?

– Ради чего? – воскликнул Теламонт, шагнув к Ривалену. Проснулся его собственный гнев.

– Ради выживания. А потом ради империи.

Кулаки и челюсть Ривалена сжались. Тени взвихрились вокруг него.

– Оба не значат ничего. Оба всегда ничего не значили.

Он хмыкнул, и в этом смешке прозвучало безумие.

– Всё заканчивается. Этот мир. Боги. Их Избранные. Они хватаются за призраков. Цикл Ночи уже начался и закончиться может лишь единственным способом. Сейчас уже не остаётся ничего, кроме как сыграть наши роли.

Озадачанность отодвинула гнев Теламонта на второй план.

– Ты думаешь, мир подходит к концу?

– Нет, – ответил Ривален. Он сунул руки в карманы плаща, и его глаза вспыхнули уверенностью безумца. – Я знаю, что мир подходит к концу. И я знаю, как это случится. Так что можешь продолжать строить планы и заговоры в своей одержимости богами и их Избранными. Перед самым концом ты увидишь всё так, как вижу я. Этот мир – уже труп. Ему осталось только сгнить.

Теламонт долгое мгновение смотрел на сына. Он понял, что ничего от Ривалена не добьётся. Его сын был полностью потерян в Шар, в нигилизме, в ничто.

– Тебе пора уходить, Ривален.

Губы Ривалена скривились в сардонической усмешке.

– Ты прав, отец. Сомневаюсь, что мы встретимся снова.

– Ты больше не собираешь монеты, ведь так, Ривален?

Ривален вынул руки из карманов и показал отцу пустые ладони.

– Зачем это мне? Что для меня монеты? Что для меня вообще жизнь?

– В самом деле, – сказал Теламонт, почувстовав глубокую печаль. Он утратил сына. Его сын утратил себя.

Ривален неискренне, почти насмешливо поклонился.

– Прощайте, ваше всевышество.

Тьма окутала Ривалена, и он исчез, вернулся в Ордулин, к мыслям и планам, что преследовали его, к идеям, которые, похоже, свели его с ума.

Теламонт стоял один в центре помещения, размышляя о прошлом, о жене, о сыновьях, какими они были тысячи лет назад. Он вспомнил их, когда они были ещё детьми: смех Бреннуса, заразительный хохот Ривалена. Он вспомнил улыбку жены, вспомнил, каково это было – каждую ночь сжимать её в объятиях.

– Милорд? – окликнул Хадрун.

Потерявшись в своих мыслях, Теламонт не услышал, как Хадрун вернулся в помещение.

– Ты ни разу не встречался с Алашар, Хадрун.

– Ваше всевышество?

– Не обращай внимания, – сказал Теламонт, мягко улыбнувшись.

– Ваше всевышество, что с принцем Риваленом? Он поможет нам захватить Избранных?

– Нет, – ответил Теламонт, и его мысли стали суровее. – Ривален для нас потерян.

– Я… не понимаю. Что же тогда он будет делать?

Теламонт повернулся к своему самому доверенному советнику.

– Вопрос в том, чего он не будет делать.

Хадрун облизал губы, вонзил ноготь в повреждённый посох, который по–прежнему держал в руке.

– Я не понимаю, ваше всевышество.

Теламонт прошёл к окну и выглянул на Тултантар.

– Ривален хочет умереть, Хадрун, но сначала хочет убить весь мир.

* * *

Бреннус стоял за пюпитром из эбеного дерева в трёхэтажной библиотеке в своём доме в Саккорсе. В прошлом он проводил почти всё время в анклаве шейдов, но столица Нового Нетерила больше его не привлекала.

На полках, что тянулись от пола до потолка вдоль трех стен библиотеки, лежали книги и свитки из различных эпох фаэрунской истории – книги заклинаний, исследования по теории магии, хроники со всего континента, каталоги магических устройств, лексиконы демонических и дьявольских сущностей. Знание, хранившееся в материалах, что он собрал за эти века, любого мудреца могло на всю жизнь обеспечить работой.

В центре комнаты висел высокодетализированный глобус Торила, поддерживаемый в воздухе лишь магией. Его медленное вращение точно соответствовало вращению Торила. По приказу Бреннуса шар мог показывать ландшафт Торила, его политические границы и города, или узор магии на планете – места, где она была сконцентрирована, места, где была мертва, расположение различных мест силы.

Резкий, пряный дымок поднимался от горящих в платиновой жаровне благовоний на столе рядом с глобусом. Его гомункулы сидели на столе по обе стороны жаровни, как крошечные гаргульи, полосуя когтями дым и хихикая, когда их руки разрезали полосы чёрного дыма на тонкие ленточки. Один прыгнул сквозь поднимающееся облачко дыма, потерял равновесие и упал со стола на пол. Второй истерично захохотал над неудачей собрата. Бреннус с полуулыбкой следил за ними, удивляясь, как конструкты, созданые из его собственной крови и сути, могут быть столь полны юмора и радости. Неужели и он был бы более склонен к подобным вещам, прими его жизнь иной оборот? Он помнил, что часто смеялся вместе с матерью, прежде чем она умерла.

Прежде чем её убили.

После этого он изменился. Он подчинился желаниям его всевышества, и вместо созидательной магии обратился к прорицанию. Он мог быть совсем другим человеком и жить совсем другой жизнью, если бы мать не погибла. Странно, как пустота может изменить жизнь. Ривален не просто убил их мать. Он убил человека, которым мог стать Бреннус.

Он окинул взглядом книги и свитки, сваленные на пюпитре, все из которых имели отношение к мёртвому богу Маску, его поклонникам, Эревису Кейлу, вере Амонатора, Кессону Релу и Циклу Ночи. Он чувствовал, что перед ним лежат все кусочки головоломки, но не мог сложить из них убедительную картинку.

Он что–то упускал.

Он упускал сына, сына Эревиса Кейла. Сын должен быть ключом.

– Запрос: Мефистофель, – сказал он и изменил слова с помощью магии.

Тени собрались в дюжинах мест по всей комнате и приняли форму сумрачных рук. Гомункулы посмотрели на руки, широко раскрыв глаза от этого простейшего заклинания. Каждая из магических рук подняла с полки книгу или свиток и положила на пюпитр перед Бреннусом. Отпустив свою ношу, руки снова растворялись в воздухе.

Гомункулы смотрели, как книги плывут по воздуху, и хлопали в ладоши от радости.

Следующие несколько чаосв Бреннус провёл, изучая всё, что мог. Он подкрепил свои обычные исследования магическими запросами к сущностям на Внешних планах. Он использовал заклятия, чтобы вытащить знание из информационных течений в эфире. Всё больше и больше кусочков складывались воедино.

Маск был вестником Шар на Ториле, и, вероятно, её сыном. Шар существовала во многих мирах, на многих планах, и её цель всюду была одной и той же – разрушение миров. Этот процесс, Цикл Ночи, прошёл на многих мирах, оставляя за собой ничто, и начался на Ториле. Дыра в центре Ордулина, дыра, возле которой Ривален проводил долгие часы, была семенем Цикла.

Но её рост, кажется, замедлился или остановился.

Несмотря на все свои попытки, Бреннус не смог обнаружить ни единого примера того, чтобы Цикл закончился где–то без полного уничтожения мира. Ни единого. Госпожа потерь убила миллиарды своим нигилизмом. И его брат это воплощал.

Мы уже мертвы, сказал Ривален.

Его брат убивал мир.

Бреннус ещё сильнее захотел смерти Ривалена.

Сторожевые конструкты, стерёгшие дверь в библиотеку – костюмы древних латных доспехов, оживлённые и получившие рудиментарное сознание благодаря магии Бреннуса – пришли в движение и приняли наступательные стойки, подняв перед собой алебарды.

Сначала Бреннус подумал, что мог вернуться его брат, но заклинание сигнализации, зазвеневшее в голове, сказало ему, что это не так. Через несколько мгновений дверь в библиотеку распахнулась, открывая худую, укутанную тенью фигуру его старого мажордома, Лаарила.

Щитовые стражи шагнули к нему, угрожая своими алебардами.

Глаза Лаарила вспыхнули от удивления. Тени сомкнулись на его искуссно сшитой и затейливо разукрашенной мантии.

– Эксперимент, – объяснил Бреннус. – Они почувствовали твой приход, когда ты прошёл через переднюю. Что случилось, Лаарил? Я занят.

Бреннус прошептал команду, которая вернула щитовых стражей в их нейтральные позиции по сторонам от двери.

– У меня есть новости, милорд, – сказал Лаарил. – Вернулся один из разведчиков.

От внимания Бреннуса не ускользнуло, что Лаарил сделал ударение на слове «один».

– Один? С остальными что–то произошло?

Лаарил переступил с ноги на ногу. Тени вокруг него закружились, выдавая его дискомфорт.

– Похоже на то. Думаю, пускай лучше сам выживший разведчик расскажет свою историю.

Гомункулы, наверняка ощутив разбуженный интерес Бреннуса, бросились через всю библиотеку, взобрались по его плащу и заняли привычное место на его плечах.

Лаарил тщательно игнорировал их, даже когда они показали ему свои языки.

– Привести его к вам, принц?

– Да, и прямо сейчас.

Бреннус деактивировал своих щитовых стражей прежде чем Лаарил вернулся с разведчиком. Бреннус порылся в памяти в поисках имени разведчика, нашёл его – Овит. Разведчик был на голову выше Лаарила, и может быть на одну ладонь ниже Бреннуса. Латные доспехи, пострадавшие во множестве битв, защищали его плотное тело. Однако на поясе висели пустые ножны. Он скрестил руки на груди и опустился на одно колено.

– Принц Бреннус.

Гомункулы на плечах Бреннуса повторили жест Овита.

– Можешь идти, Лаарил, – сказал Бреннус.

– Милорд, – попрощался Лаарил и покинул библиотеку, закрыв за собой дверь.

– Встань, Овит, – сказал разведчику Бреннус, и тот встал. – Лаарил говорит, тебе есть что рассказать.

Овит не смотрел Бреннусу в глаза, пока говорил.

– Мой принц, Кронил и я патрулировали сембийские равнины по вашему приказу в поисках любых следов аббатства Розы.

Бреннус отправил большое количество двоек разведчиков в сембийскую глубинку с приказом искать аббатство Розы и его Оракула. Он подозревал, что жизнь сына Эревиса Кейла была связана с солнцепоклонниками, но почти лишился надежды что–то обнаружить. На протяжении десятков лет его людям попадались лишь слухи.

– На пути обратно в Саккорс мы остановились, чтобы напоить везерабов.

– Где именно? Будь точен.

– У реки Драал, прежде чем она впадает в реку Аркен, приблизительно в пяти лигах к востоку от Грозовых вершин.

Бреннус протянул руку к глобусу и вложил в свои слова силу.

– Река Драал, пять лиг к востоку от Грозовых вершин.

Отвечая на приказ Бреннуса, глобус в центре библиотеки повернулся, чтобы показать названное место. Бреннус подошёл к шару, Овит – следом.

– Двадцать лиг во всех направлениях от этой точки, – сказал Бреннус. – Увеличить.

Глобус из сферы превратился в большой плоский прямоугольник, который показывал названный Бреннусом участок. Он отмечал реки, горы, его разум бешено работал.

– Продолжай, Овит.

– Пока мы поили везерабов, Кронил услышал какой–то настораживающий звук. Он заметил пещеру на другом берегу реки и перешёл туда, чтобы проверить. Тогда на нас напали.

– Нападающие появились из пещеры?

Овит кивнул.

– Люди или другие существа?

– Люди, милорд.

– Опиши их, их одежду, оружие, тактику. Не упускай ничего.

Подгоняемый точными вопросами Бреннуса, Овит объяснил, как их с Кронилом захватили врасплох четверо мужчин, каждый из которых был опытным бойцом. Овит не знал наверняка, но похоже, двое из них были людьми, один – дэвой, и ещё один…

– Шейд? – спросил Бреннус с бешено колотящимся сердцем.

– Да, принц Бреннус. Я знаю, как это звучит, но я видел его вблизи. Это был шейд. И всё же…

– Всё же?

– И всё же его оружием был свет. На его щите были роза и солнце. И он носил это.

Гомункулы нетерпеливо подались вперёд. Овит достал что–то из кошеля на поясе и протянул перед собой.

На открытой ладони Овита лежала искуссная роза из серебра с несколькими звеньями ожерелья.

– Его священный символ, – сказал Овит. – Я сорвал его во время боя. По случайности, но, надеюсь, по счастливой.

– Ты даже не представляешь, насколько.

Тени вокруг Бреннуса замерли, когда он взял розу в руку, почувствовал её вес, холодное касание её металла. На розе виднелась царапина, обнажившая сверкающее серебро под слоем черноты.

Кусочки начали складываться воедино, начала проступать картина.

– Шейд, который поклоняется Амонатору.

– Похоже на то, мой принц. Аббатство существует, и мы бывали рядом с ним. Почему же ещё слуги Амонатора оказались в том месте?

– У них были верховые животные?

– Если и были, то я их не видел.

Бреннус изучал карту. Его внимание снова и снова возвращалось к Грозовым вершинам.

– И этот шейд, он шагал сквозь тени? – спросил Бреннус.

Овит покачал головой.

– Я этого не видел. Нет. Он пересёк реку вброд, чтобы добраться до меня, вместо того, чтобы шагнуть из одной тени в другую.

– Тьма заживляла его раны?

И снова Овит покачал головой. Неуверенность затуманила его черты лица.

– И этого я тоже не видел, но он был шейдом, лорд Бреннус. Клянусь вам. Может быть, не совсем таким, как мы, но шейдом. Я видел, как липнет к нему тьма, видел его глаза и его кожу.

– Полушейд, возможно, – сказал Бреннус, сжав серебряную розу в ладони. Полушейд, который был сыном Эревиса Кейла. Полной картины Бреннус по–прежнему не видел, но он только что нашёл новый кусочек головоломки.

– Милорд?

– Ничего. Сколько лет, по–твоему, было этому шейду?

Овит пожал плечами.

– Не могу сказать наверняка. Он был похож на мужчину лет тридцати.

Слишком молод, но он мог стареть очень медленно. Или мог быть внуком или даже правнуком Кейла, а не сыном.

– Кто–нибудь произносил его имя?

– Я не слышал.

Бреннус кивнул, лихорадочно размышляя и проводя связи.

– Ты хорошо справился, Овит. Возвращайся в казармы и оставайся там. Позднее у меня будут к тебе новые вопросы.

Овит снова положил руки на грудь и опустился на колено.

– Мой принц.

Когда Овит вышел из библиотеки, Бреннус окликнул его:

– Не рассказывай об этом никому. Я узнаю, если ты нарушишь этот приказ.

– Разумеется, лорд Бренус.

Когда Овит ушёл, Бреннус посмотрел на розу.

– Поймал.

* * *

Оракул, чьё восприятие сфокусировал пророческий дар Амонатора, шагал по залам аббатства. Брауни трусил у его ноги. Тапочки Оракула шуршали по полу из отполированного кампня. Всюду он видел иконы своего покровителя – сияющее солнце на барельефах, изображение солнечных лучей на полу, стеклянные сферы, сияющие волшебным светом. И среди этих символов он всюду встречал розу, символ Латандера, рассветного облика Амонатора. Отец Оракула поклонялся Латандеру. Они выполняли одну и ту же работу, отец и сын. Каждый играл свою роль. Возможно, они прервут Цикл Ночи, по крайней мере, на Ториле.

Прогулявшись по залам, он вернулся в свои скудно обставленные покои на втором этаже. В небольшой комнате находился его гардероб, кровать, груда старых одеял для Брауни, и молитвенный коврик на полу перед выходящим на восток окном. Он опустился на коврик и выглянул в окно. Брауни уселся на полу позади него, положив морду на лапы.

Оракул позволил своему воображению пронзить тучи мрака, представил золотой свет и синие небеса.

– Ночь уступает место рассвету, а рассвет – полудню. Пребывая в свете, не убоюсь я тьмы.

Он взял свой священный символ, пылающее солнце из серебра, и поднял его в руке.

– Спасибо, что позволил мне служить, отец рассвета.

Он встал и подошёл к гардеробу. Внутри, под его зимним постельным бельём и плащом для путешествий, который он ни разу не надевал, лежал большой стальной щит. Пластина зачарованного металла и дерева носила шрамы множества битв, но изображённая на нём роза казалась недавно нарисованной. Щит принадлежал святому Абеляру. Его отец швырнул его в озеро, когда его вера временно пошатнулась из–за того, что Оракула, в то время маленького мальчишку, заставили страдать. Годы спустя, видение привело Оракула к озеру и он отыскал щит, зная, что должен хранить его в доверии к другому, чтобы щит помог ему в чёрный день.

День, который наконец наступил.

Он не видел, как это закончится. Временные отрезки богов тянулись слишком далеко в прошлое и будущее. Он видел только, как это начнётся. Он подозревал, что сегодняшние события произойдут в тени, а не в лучах света. Его дар плохо видел тёмные места.

Он поднял щит и взвесил его на руке. Щит казался прочным, твёрдым, непреодолимым, как отец, который носил его. Зачарование щита сохранило кожанные ремешки в целости даже спустя сотню лет. Он надел щит, но тот оказался слишком тяжёл, чтобы Оракул мог нести его одной рукой. Мягко улыбнувшись, он вытащил руку из ремешков. Он не был рождён для воинской стези. Он был рождён, чтобы стать проводником.

– Пойдём, Брауни.

Взяв с собой щит, они прошли по аббатству, мимо главного молитвенного зала в прилегающие жилые кельи. Оракул прошёл к келье Васена, такой же скудно обставленной, как его собственная.

В Васене он видел многое от себя. Они оба испытывали нужду служить другим. У обоих был отец, деяния которого написали много страниц в книге жизни сын. У них обоих было будто два сознания в одном теле. Но по крайней мере в одном важном отношении они различались.

– Ты воин, – сказал Оракул, и прислонил щит отца к рундуку в изножье кровати Васена. – Сражайся хорошо.

Думая об отце, он прошёл в гробницу святого в восточной башне. Он будет ждать слуг Мефистофеля здесь.

Глава десятая

Сэйид и Зиад быстро пересекали равнины, пронзая сумрачный воздух. Минсер пыхтел и спотыкался, задыхался и потел, но периодические подзатыльники Сэйида не позволяли замедлить шаг. Коты тоже подгоняли торговца.

– Что вы со мной сделаете, когда мы придём? – спросил коробейник. Зиад оглянулся на него.

– Там видно будет.

Напуганный взгляд Минсера упал на Сэйида, потом на кошек. Продолжая тяжело шагать, он беззвучно шептал молитвы.

– Ни один бог тебя уже не спасёт, коробейник, – сказал Сэйид. – До нас им не дотянуться.

– Ты можешь надеяться лишь на моё милосердие, – сказал Зиад и закашлялся.

Коты с надеждой и любопытством на злобных мордах поглядели на Зиада. Минсер заскулил, наверное, испугавшись, что его постигнет та же судьба, что и женщину в Фэйрелме. Но кашель Зиада прекратился без рвоты.

Минсер продолжал шептать молитвы. Впереди поднимались тёмные зазубренные пики Грозовых вершин, похожие обнажённый хребет какого–то великанского зверя, достигающий, казалось, самого неба. Через час они вошли в предгорья. Ландшафт стал резко подниматься. Ущелья и расщелины изрезали горные склоны. Перевал, который они искали, мог находиться где угодно. Если бы не Минсер, они никогда не смогли бы его найти.

Минсер вёл их, опустив голову. Его воля была сломлена. От усталости он шатался и спотыкался.

– Ты уверен, что ведёшь нас верным путём? – спросил Сэйид, отвесив ему затрещину.

Минсер вздрогнул, пробормотал что–то неразборчивое и заковылял дальше. Время от времени он оглядывался вокруг, оценивая их местоположение.

– Отвечай, коробейник, – сказал Зиад, и новый приступ кашля одолел его.

Сэйид был удивлён, что брат снова кашляет так скоро после чистки. Болезнь внутри него, должно быть, не просто становилась хуже – с каждым прошедшим днём она развивалась всё быстрее и быстрее. Сэйид задумался – может быть, изменения в его собственном теле, которые принесла Волшебная Чума, тоже ухудшаются, просто он этого не замечает?

– Ты слышал его, – сказал Сэйид, толкнув Минсера на землю. – Ты говорил про перевал. Где он?

Минсер поднял голову, чтобы заговорить, но прежде чем он успел что–либо произнести, лицо коробейника позеленело и его вырвало. Он попытался закрыть рот, пока его рвало, но из–за этого рвота только полетела во все стороны. Стремительное путешествие не прошло для него даром. Захлёбываясь и задыхаясь, он указал на один из узких проходов в горах. Проход скорее был похож на расселину, чем на перевал.

– Если ты лжёшь… – начал Сэйид, позволив воображению Минсера закончить фразу за него.

Коробейник помотал головой, его двойной подобородок затрясся.

– Дай ему воды и заставь идти дальше, – сказал Зиад.

Сэйид протянул Минсеру бурдюк, и коробейник начал жадно пить.

– Поднимайся, – сказал Сэйид, и поставил толстяка на ноги с легкостью, с какой другой человек мог бы поднять ребёнка.

– Ты поведёшь нас через перевал.

Минсер замотал головой.

– Я не знаю дороги. Там был туман и…

– И что? – спросил Зиад.

– Ничего, – ответил Минсер, и Сэйид понял, что он лжёт.

– Сэйид, – Зиад кивнул на Минсера.

Сэйид подошёл к коробейнику, тот выставил перед собой руки, попятился и упал.

– Прошу, не надо!

– Тогда скажи мне правду, торговец.

На лице Минсера отразилась его внутренняя борьба, но страх в конце концов взял верх.

– Там были… духи в тумане.

Голос Зиада звучал низко и угрожающе.

– Духи–стражи?

– Я не вижу никакого тумана, – сказал Сэйид.

– И ты, наверное, думал, что эти духи тебя спасут? – спросил Минсера Зиад.

На это коробейник ничего не ответил. Он дрожал от страха всем телом. Мяукая, коты теснее сомкнулись вокруг него.

– Там нет тумана, – повторил Сэйид.

– Как давно ты проходил перевал? – спросил Зиад.

– Четыре года назад, – ответил Минсер.

– Тумана нет, – сказал Зиад, откашлявшись мокрым кашлем. – И сторожевых духов тоже.

– Нет? – переспросил Минсер голосом маленького мальчика.

– Нет, – подтвердил Зиад. – А значит, тебе нечего и надеяться сбежать. Пошевеливайся.

Сэйид потащил Минсера за воротник, и они вступили на перевал. По обеим сторонам поднимались узкие кривые склоны. Почти сразу же стали встречаться тоннели, трещины и другие естественные ответвления.

– Куда? – спросил Сэйид, встряхнув Минсера.

– Я не знаю, – сказал коробейник. – Я же сказал, здесь был туман. У нас были проводники.

– Кто?

– Слуги Амонатора, – сказал Зиад, опустившись перед булыжником. Он указал на камень, на котором виднелся вырезанный символ отца рассвета – пылающее солнце над сомкнувшей лепестки розой.

– Они пометили путь, – сказал Сэйид.

Зиад упёрся руками в колени и встал.

– Похоже на то. Минсер, там были другие метки?

– Был туман, но да. Время от времени они искали метки.

– Хорошо, – сказал Зиад. – Очень хорошо. С их помощью мы отыщем путь.

– И вы можете отпустить меня, – сказал Минсер. Дрожь в голосе выдавала его страх.

– Да, – согласился Зиад. – Ты нам больше не нужен. Получай свою свободу.

Он махнул рукой котам, те зашипели и бросились на коробейнка. Минсер завизжал и бросился прочь. Коты царапали и кусали его. Уставшие ноги торговца подкосились, и он упал. Коты бросились на него и принялись рвать его тело. Хлынула кровь, раздались крики.

– Уберите их! Уберите!

Сэйид наблюдал за убийством, ничего не ощущая. Зиад засмеялся, когда Минсер попытался схватить ближайший камень, чтобы ударить кота. Кот легко увернулся от неловкого удара и вонзил клыки в запястье Минсера.

– Сохрани меня свет! Сохрани свет!

Смерть коробйника была медленной и мучительной. Его крики эхом отражались от поверхности гор. Коты, шерсть которых пропиталась человеческой кровью, смакуя, вылизывали изуродованное тело. Из пасти одной из кошек свисала оторванная нижняя губа.

Зиад снова опустился перед меткой Амонатора, пытаясь запечатлеть в памяти её очертания. Через миг он встал, достал из своего плаща жемчужину, раздробил её камнем и собрал полученный порошок в ладони. Он нашёл раздвоенную палку, осыпал её жемчужной пылью и произнёс слова прорицающего заклинания, которое Сэйид за прошедшие годы слышал не одну сотню раз.

– Исключая символ Амонатора на камне рядом со мной, – сказал Зиад. – Покажи мне ближайший такой символ.

Раздвоенная палка стала полупрозрачной и как будто заставила Зиада развернуться, магия потащила его к следующей вехе.

– Пойдём, – взволнованно сказал Зиад.

– Сюда.

Братья оставили тело Минсера за спиной, и полагаясь на волшебство Зиада, принялись двигаться от вехи к вехе, прокладывая путь через горный лабиринт. С каждой пройденной вехой их волнение росло.

Они услышали рокот, который с каждым шагом становился всё громче – падающая вода. В конце концов, они сошли с перевала и перед ними распростёрлась окружённая горными склонами долина, длинное пятна зелени, рассечённое надвое неторопливой рекой, которую питали несколько водопадов. Тут и там в долине виднелись тёмные пятна.

Среди сосен у реки гнездились каменные здания. Сэйид видел расчищенную под огороды землю, сараи и другие пристройки, несколько загонов для скота и яблоневый сад. В центре этого комплекса возвышалось крупное здание – аббатство Розы, обитель Оракула.