Текст книги "Богорождённый"

Автор книги: Пол Кемп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, нет.

Зиад ударил его, один раз, два, три.

– Открой глаза, торговец! Открой их или я отрежу тебе веки!

Заморгав, сжав зубы, Минсер открыл глаза – от этого усилия затряслось всё его тело. Он плакал от криков и крови.

– Что вы наделали? Что вы наделали? Сохрани нас свет.

Зиад схватил его за волосы.

– Тебя ждёт та же участь или хуже, если не отведёшь нас в аббатство. Свет тебя не сохранит. Ничто не сохранит.

– Ты чудовище, – всхлипывая, сказал коробейник. – Чудовище.

Зиад отпустил его волосы.

– Можешь поблагодарить за это Абеляра Корринталя.

Сэйид наблюдал за работой дьяволов со странным чувством отстранённости. Он знал, что должен что–то чувствовать – ужас, сострадание, восторг, что–нибудь. Но чувствовал только усталость. Он с таким же успехом мог смотреть, как забивают на обед цыплят. Он просто хотел продолжить поиски аббатства, Оракула, избавиться от горечи и чувства презрения к себе.

Он провёл кончиками пальцев по щеке и ощутил лишь гладкую кожу. Царапины, оставленные ногтями Элли, уже зажили. Всё заживало. Кроме его души. Эта рана никогда не исцелялась и исцелиться не могла.

– Владыка Кании излечит нас, Сэйид, – сказал Зиад, как будто прочитав его мысли. – Мы должны только добраться к Оракулу и узнать у него местонахождение сына Кейла.

Он пнул Минсера.

– И теперь у нас есть способ это сделать.

Крики в деревне начали прекращаться. Дьяволы убили практически всех. Сэйид слышал в основном звуки рвущегося мяса, звуки кормления.

Сэйид поставил сапог на живот Минсера. Коробейник застонал, сжался на земле в позе зародыша.

– А если этот тюфяк не сможет отвести нас в аббатство? Он сказал…

– Сможет и отведёт, – ответил Зиад. – Не так ли, Минсер?

В ответ коробейник только продолжал всхлипывать.

Когда дьяволы насытились, они вернулись к Зиаду и Сэйиду. Минсер закрыл глаза при их приближении.

Их жёлтые, рептильи глаза злобно смотрели на Сэйида, когда дьяволы проходили мимо.

– Возвращайтесь, – сказал Зиад.

– Мы подчиняемся, – прокаркал один из дьяволов, и каждый взял мешок из кошачьей шкуры, натянул кошачью пасть себе на голову и начал протискиваться внутрь. Казалось, они уменьшаются, извиваясь и корчась, чтобы втиснуться в кошачье тело. Скоро дьяволы исчезли, а на Зиада и Сэйида смотрели тринадцать котов.

– Женщина? – спросил Сэйид, хотя он подозревал, что уже знает ответ.

– У меня найдётся кое–что особенное для её грубого рта, – сказал Зиад. Его голый, исчерченный шрамами живот начал бурлить и раздуваться, накапливая таившийся внутри брата яд.

– Положи её на помост.

Сэйид подхватил Элли под мышки и потащил её на помост. Её глаза приоткрылись. Она села, отдёрнулась, когда Зиад подошёл к ней. Тело брата раздувалось, пытаясь извергнуть из него гнездившуюся внутри тьму.

– Пожалуйста, не надо, – сказала Элли, отползая от Зиада. – Я ношу ребёнка.

– Уже нет, – сказал Зиад, и слова вышли неразборчивыми из–за чёрной желчи, заполнившей его рот и потёкшей по подбородку. Быстро, как гадюка, он метнулся вперёд, схватил её за запястья и прижал руки к бокам. Он потянулся к её лицу, раскрыв рот, истекая желчью. Она плотно сжала губы, замотала головой, издавая тихие стоны страха.

Сэйид вернул меч в ножны и пошёл прочь. Лучше он посмотрит на бойню в Фэйрелме, чем увидит, как очищается его брат. Он почувстовал на себе взгляды и понял, что за ним следуют несколько кошек – а может быть, они тоже хотели снова полюбоваться на свою бойню.

Глядя на кошек, Сэйид представил, что в Зиаде тоже таится что–то похожее, какая–то тайная форма, ожидающая, чтобы вырваться наружу из его брата точно так же, как дьяволы вырвались из котов.

Улицы и здания деревни были усеяны кишками, кровью и трупами. Глаза сельчан – там, где они ещё остались – обвиняюще глядели на него. Увидев кровь и смерть, Сэйид подумал – хорошо, что у него больше нет души. Будь иначе, сейчас это был бы увядший, съёжившийся остаток чувств, приносящий лишь боль – куда хуже пустоты.

Глава восьмая

Герак, весь дрожа, проснулся лицом вниз в сырой кнут–траве, со вкусом испорченной сембийской земли на губах. Он встал на четвереньки. Тело протестовало даже при малейшем усилии. Заставил себя подняться на ноги. Дождь уже прекратился.

Он окинул взглядом тёмную гладь неба, загрязнённый тенью воздух. Как долго он спал? Уже наступил вечер? Он полностью утратил чувство времени.

Он сморгнул свою усталость, отвесил себе несколько пощечин и снова начал идти. Мысли об Элли, об их ребёнке придали ему сил. От прилагаемых усилий его тело согрелось, мускулы чуть–чуть разошлись, и скоро он набрал хороший темп. Он поочередно бежал, потом переходил на трусцу, потом шёл обычным шагом, и останавливался только чтобы попить.

Впереди показались деревенские вязы, их массивные стволы возникли из сумрачного тумана, как подпирающие небо колонны. Герак не учуял запаха дыма из труб, и это слегка его встревожило.

Он нашёл дорогу, которая проходила сквозь воротные вязы, и ускорил шаг. Достигнув деревни, он уже бежал.

Через двадцать шагов он нашёл тело. Или части тела. На улице валялось безголовое туловище, внутренности были разбросаны в грязи. Разодранная одежда, частично съеденная плоть. На дороге валялись другие останки: рука, голова.

Долгое мгновение он смотрел на свою находку, не в силах осознать увиденное. Когда реальность наконец проникла в сознание, к горлу подступила желчь и его вырвало.

Неподалёку лежало второе тело: горло разодрано, живот распотрошён, виднеются рёбра.

В ближайшем загоне валялась мёртвая корова, освежёванная, обнажённые мышцы влажно блестели, пасть несчастного животного застыла в крике агонии.

Герак не мог дышать. Сердце в груди превратилось в барабан. В глазах помутилось. Он боялся, что его снова вырвет.

Должно быть что–то пришло с равнин и напало на деревню – какой–то ужас, созданный Шадовар.

Герак побежал по краю деревени в сторону своего дома, разбрасывая на бегу рвоту. Он остановился лишь затем, чтобы достать меч. Сжавшая оружие ладонь побелела. В ушах стояло жужжание, приглушенный, дьявольский рёв нарастающей паники. Он споткнулся, подскользнулся и упал в грязь, но поднялся и побежал дальше. По щекам текли слёзы. Кто–то говорил мрачным шёпотом, как будто на чужом языке. Это был он сам, понял Герак, слова тащил из его глотки крючок отчаяния.

– Не Элли. Не Элли. Не Элли.

Он бежал мимо новых и новых тел, новых частей тел, человеческих и животных, мимо людей, которых он знал, друзей и соседей. Повсюду была кровь. Внутренности висели на оградах и валялись в дверях, как будто украшения для какого–то праздника ужаса. Он не останавливался, чтобы присмотреться. Он боялся того, что увидит. Не было ничего важнее, чем добраться до своего дома, к Элли. Ничего.

– Пожалуйста, Элли. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Дом стоял впереди, дверь была закрыта. Он не увидел поблизости крови или тел, и начал молиться, чтобы Элли сумела как–то спрятаться, может быть, в сарае. Он ударил в дверь, чуть не сорвав её с петель.

– Элли! Элли!

Внутри её не было.

Сердце замерло в его груди.

В доме стоял запах её стряпни, ещё не остывшей в котле над очагом, и от знакомого чувства он упал на колени. Он бросил лук и меч, спрятал лицо в ладонях и заплакал, как ребёнок. Он даже не чувствовал гнева. Он чувствовал себя… пустым, полым, призраком, тенью.

Он снова и снова проклинал себя. Нужно было давным–давно забрать её из Фэйрелма, покинуть деревню и оставить трижды проклятое королевство Шадовар. Он мог обвинять себя, ненавидеть себя вечно. Нельзя было уходить на охоту и покидать жену. Нужно было остаться здесь и защитить её.

Будто по собственной воле, его рука потянулась к ножу для снятия шкур на поясе. Он вынул его, поднял клинок перед собой, посмотрел на лезвие, которое хранил столь безупречно острым. Оно могло резать вены и мясо при легчайшем нажиме, стоило только провести по запястью. Моментальная вспышка боли. Он вытянул руку, занёс над ней нож, увидел, как под кожей пульсируют вены. От слёз зрение помутилось. Он мог воссоединиться с Элли, сделав мельчайшее движение, лёгкий жест.

Приглушённый звук со стороны деревни остановил его руку. В мгновение ока он оказался на ногах, побежал к двери, подхватив лук и меч. Новый крик подстегнул его. Он узнал голос Элли, его Элли. Она была напугана и страдала от боли.

– Элли! Элли! Где ты?

Ещё один крик потащил его вперёд. Он бросился прямо к вязу собраний в центре деревни.

Он был готов убить любое существо или человека, устроившего бойню в Фэйрелме. Он вырежет ему кишки, перережет глотку, голыми руками вырвет внутренности.

– Элли!

Едва заметив кровавую груду, которая прежде была коровой, он повернул за угол загона Ферродов. Худой, лысый человек, чей обнажённый торс был покрыт ожогами, шрамами и опухолями, только что прекратил… целовать Элли?

Мужчина услышал Герака и обернулся. Его глаза злобно сощурились, и он скользнул Элли за спину, схватив её за горло. Вокруг него сидело около дюжины лохматых котов, клыкастых и большеглазых. Элли не смотрела на Герака; её глаза были открыты, но пусты, глядя на что–то, чего не видел Герак.

Чувства Герака слились в единственную нужду – убить, вогнать стрелу в глаз этого больного ублюдка. Он бросил меч, выхватил стрелу и наложил её, на одних только инстинктах, молниеносно, как мысль.

– Отпусти её, сейчас же!

Элли никак не отреагировала на звук голоса Герака, и широкие, лихорадочные глаза худого мужчины прищурились, сфокусировавшись на нём. Он улыбнулся, продемонстрировав уродливый рот с щербатыми зубами разных форм и размеров.

– Где же ты прятался? – спросил мужчина, голос которого оказался куда глубже, чем можно было предположить по субтильной фигуре.

Герак прицелился точно в середину его лица – сложный выстрел, но ему случалось делать и посложнее. Он начал приближаться, и с каждым шагом выстрел становился всё проще и проще.

– Я сказал, отпусти её. Рядом с Элли на земле лежал мужчина с окровавленным лицом и наполовину задранной грязной рубахой, обнажавшей толстый волосатый живот. Мужчина вздрогнул и закричал:

– Герак! Убей их! Они хотят, чтобы я отвёл их к Оракулу! Я не буду этого делать, Герак!

Сначала Герак его не узнал, но знакомые усы и брюхо дали ему подсказку: Минсер. В присутствии коробейника было так же мало смысла, как и в его словах.

Герак выбросил Минсера из головы, медленно шагая к человеку, который держал Элли, нацелив на него наконечник стрелы. Ещё несколько шагов, и он спустит тетиву. Мужчина двинулся, чтобы держать Элли между ними, но казалось, он скорее удивлён, чем напуган.

– Ты знаешь эту женщину? – сказал мужчина. Он встряхнул Элли, и её руки и ноги болезненно закачались, как будто отделённые от тела, как будто она была куклой, как будто она была уже мертва.

Герак выбрал место, куда собирался вогнать стрелу, прямо между безумных глаз ублюдка. Он мысленно проследил за полётом стрелы и приготовился спустить тетиву.

– Герак, осторожно! – крикнул Минсер, затем завопил и сжался в клубок – царапаясь и кусаясь, на него набросились кошки.

Прежде чем Герак успел осознать, что происходит, плеск лужи и топот тяжёлых сапог позади заставили его обернться. Высоко занеся большой меч, к нему бежал массивный мужчина в видавшем виды нагруднике, с длинными косматыми волосами и мёртвыми рыбьими глазами.

Гераком завладели инстинкты и адреналин – он выдохнул, отпустил тетиву, и стрела свистнула в воздухе, вонзившись в грудь мужчине, пробив латный доспех, погрузившись на половину древка и швырнув нападавшего на землю – мёртвым или умирающим.

Герак повернулся обратно, доставая новую стрелу – наложить, натянуть, прицелиться. Мужчина с крысиным лицом по–прежнему прятался за Элли. Коты взобрались на Минсера, кусая его уши, пальцы, щёки. Коробейник лежал, свернувшись клубком, плакал и кричал:

– Уберите их! Уберите!

– Теперь ты умрёшь, – прошептал, обращаясь к мужчине, Герак, приготовившись отпустить тетиву.

От неожиданного удара в висок в глазах вспыхнули искры. Он упал лицом вниз, на мокрую землю. Герак смутно осознал, что стрела ушла в молоко. Адреналин позволил ему едва–едва удержаться в сознании. Он перекатился, подняв перед собой лук. Перед глазами всё дрожало.

Над ним нависал крупный мужчина в доспехах, которого Герак пристрелил. В его груди по–прежнему торчала стрела. Мужчина ухмыльнулся и поднял ногу.

– Ты должен быть мёртв, – пробормотал Герак.

– Я мёртв, – сказал мужчина и вонзил каблук в лицо Герака.

Захрустел, ломаясь, нос, вспыхнула боль, новые искры, потом наступила темнота.

* * *

Сэйид сгрёб Герака за плащ и потащил его по грязи в сторону брата.

– С этим что будем делать? – спросил он.

Коты прекратили мучить Минсера, с надеждой глядя на Герака.

Зиад взглянул на распростёршуюся у его ног женщину, глаза которой закатились и видны были только белки, а рот распахнулся в крике, который она так и не смогла издать.

– Кажется, женщина ему дорога, – сказал Зиад. – Пускай получают друг друга.

Коты, похоже, были разочарованы и прекратили терзать Минсера. Коробейник валялся на земле, скорчившись, рыдая, истекая кровью из дюжин укусов.

Зиад спрыгнул с помоста и ткнул торговца ногой.

– Теперь ты отведёшь нас к Оракулу.

Минсер по–прежнему прятал лицо в своей рубахе.

– Я же сказал вам: я не знаю, где находится аббатство.

Зиад кивнул на Герака.

– Тогда почему ты сказал ему «я не стану», вместо того, чтобы сказать «я не могу»?

Минсер замер. Он перевернулся и поднял взгляд. Его лицо было в крови и слезах, одно ухо кровоточило от кошачьих укусов.

– Не нужно мне лгать, коробейник, – сказал Зиад. – Я знаю, что в твоей голове есть то, что мне нужно. Я получу это.

Окровавленный и грязный Минсер каким–то чудом нашёл в себе силы на последний акт неповиновения. Двойной подбородок задрожал, когда он сказал:

– Я сначала умру.

– Нет, – отозвался Зиад, опустившись на колени, чтобы посмотреть ему в глаза. – Я не позволю тебе умереть. Вместо этого я сделаю тебе больно. Кошки сделают тебе больно. Мой брат.

Вместе с подбородками Минсера задрожала его нижняя губа.

Зиад продолжал:

– Больно сегодня. Больно завтра. И послезавтра тоже – до тех пор, пока ты наконец не скажешь то, что мне нужно. Ты этого хочешь?

Коты собрались вокруг коробейника, разглядывая его, мяукая. Минсер затрясся. Сэйид увидел, как в его глазах проступает ужас. Страх поселился в торговце до конца его жизни. И всё же Минсер не подчинился. Он закрыл глаза и помотал головой.

Зиад вздохнул, как родитель, огорчённый поведением ребёнка.

– Начни отрезать ему пальцы, Сэйид. Скорми их котам.

Сэйид достал кинжал и схватил потную руку Минсера. Торговец закричал, попытался сжать ладонь в кулак, но ему и надеяться не стоило сравниться силой с Сэйидом. Сэйид зафиксировал руку коробейника, разжал его кулак и прижал клинок к основанию указательного пальца. Торговец завопил. Его дыхание и тело смердели страхом. Коты собрались поблизости, взволнованно мяукая.

– Вы не люди! Вы не люди!

– Отрезай, – приказал Зиад.

Сэйид только легонько нажал, и последние остатки сопротивления, которые ещё оставались у Минсера, рассыпались в пыль.

– Хорошо! Хорошо! Да простят меня боги, но я покажу вам! Не отрезайте мне пальцы! Не надо! Я отведу вас туда, куда помню дорогу, но это не весь путь. Оракул видит, когда достойные люди ищут аббатство. Он посылает эскорт, который проводит паломников по перевалу. Только они знают всю дорогу.

– Перевал? – спросил Сэйид. – В Грозовых вершинах?

Минсер помешкал, сглотнул, кивнул.

– Как далеко отсюда? – спросил Сэйид, встряхнув толстяка. – Как далеко?

– Думаю… два дня, – ответил Минсер. – Может быть, три.

– Я же говорил тебе, брат, – сказал Зиад с триумфом во взгляде. – Мы найдём Оракула и он расскажет нам, где искать сына Эревиса Кейла. А потом владыка Кании освободит нас от нашего проклятия.

– Вы и правда прокляты, – сказал Минсер, рыдая. – Ваши души прокляты. Вы – дьяволы похуже этих кошек.

– Заткни пасть, – вяло сказал Сэйид. Он не мог найти в себе злости. Он чувствовал что–то, чего не чувствовал вот уже десятки лет, нечто чужое, нечто, что казалось ему давным–давно утраченным: надежду.

– А что с моим мулом? – несмело спросил Минсер. – Что с Греем?

– Твой мул пойдёт с нами, – ответил Зиад. – Мои коты потащат его в своих желудках.

Минсер заплакал.

* * *

Растущая усталость замедлила паломников. Васен, Бирн, Элдрис и Нальд делали, что могли, чтобы не позволить им упасть духом и лишиться сил, но встреча с наездниками–шадовар заронила в них семя страха, которое расцвело в тёмном сембийском воздухе. Элдрис нёс на себе Нолла, хотя было заметно, что мальчик выздоравливает.

Бирн, Васен и Орсин шагали вперед колонны.

– Мы идём слишком быстро – сказал Бирн. – Они не справляются.

– У нас нет выбора, – ответил Васен, разглядывая местность впереди. – Позаботься о них. Саккорс или анклав шейдов быстро узнают о нас. Придут новые Шадовар. Мы должны отвести их в Долины.

– А потом? – спросил Бирн. – Там их ждёт война.

– Знаю, – ответил Васен. – Но что ещё можно сделать, Бирн? Таков этот мир. Мы просто должны доставить их туда в целости.

– Да, – согласился Бирн. – Таков мир.

Васен положил руку ему на плечо.

– Пройдись с ними. Порассказывай истории. Даруй утешение благословений Амонатора. И утешься сам – тем немногим, что ты можешь им дать.

– Да, первый клинок, – Бирн отошёл обратно в колонну, оставив Васена и Орсина наедине.

– Ты сказал, что хочешь о чём–то поговорить, – начал Васен. – Так говори.

Мгновение Орсин шагал молча, вероятно, раздумывая, с чего начать.

– Твой Оракул может видеть будущее, так?

– Видеть – сильное слово, но да. Он видит отблески будущих событий.

– И всё же он отослал тебя – нас, всех нас – из аббатства, зная, что мальчишка заболеет, зная, что мы встретим Шадовар.

Васен покачал головой.

– Зная – слишком сильно сказано.

– Либо он провидец, либо нет.

На это Васен ничего не ответил. Тени медленно чертили вокруг него круги.

– Почему он пошёл на такой риск? Встреча с Шадовар ставит под угрозу всё аббатство. В Сембии запрещено поклоняться любым богам, кроме Шар. И Шадовар не поощряют не санкционированных путешествий. Что, если бы тебя схватили в плен?

– Я никогда не рассказал бы Шадовар про аббатство.

– Бирн? Элдрис?

– И они тоже.

– Что ж, ладно, – сказал Орсин, принимая такой ответ. – Но зачем рисковать? Либо видения подвели его, либо…

Васен остановился и повернулся, чтобы посмотреть прямо в лицо Орсину.

– Либо что? Ты думаешь, он стал бы просто так рисковать жизнями паломников? Нашими жизнями?

– Не просто так, нет, – ответил Орсин. – Но, думаю, что–то происходит. Я думаю, он это предвидел.

Васен вспомнил разговор с Оракулом в дверях своей кельи. Должно быть, это отразилось на его лице.

– Ты тоже об этом думал, не так ли? – спросил Орсин.

Они зашагали снова, прежде чем колонна смогла их догнать.

– Не знаю, – ответил Васен, глядя на небо. – В последнее время всё было странно.

– Да, – кивнул Орсин. – Моё путешествие в аббатство. Наша встреча.

– Думаешь, всё подстроил Оракул?

– Теперь ты сам используешь чересчур сильные слова. «Подстроил» – нет. «Предвидел» – да. Но что это значит? Каковы были его намерения?

Васен пожал плечами.

– И духи на перевале. Это тоже было странно.

– Да, – сказал Орсин. – Они говорили с тобой о твоём отце.

Васен кивнул.

– И ты знал о моём отце. Ты поклоняешься тому же богу, что и он.

– Мы с тобой встретились, и вот мы здесь. Здесь происходит что–то большее, чем доступно взгляду, Васен. Может быть, этого не видит даже Оракул.

– Может быть, – сказал Васен. – Я спрошу его, когда увижу снова. Сейчас моя главная забота – паломники.

Казалось, Орсин хочет сказать что–то ещё, но в итоге он произнёс только:

– Согласен.

Несколько часов каждый шагал наедине со своими мыслями, подгоняя паломников, оглядывая небо и равнины вокруг. Большая часть дня прошла без происшествий, разве что Нолл начал идти самостоятельно. Он пока ещё был слаб, но справился, и его выздоровление вызвало улыбки и подняло дух паломников. Элора бросилась к Васену и обняла его так крепко, что у него на миг перехватило дыхание.

– Спасибо вам, добрый сэр, – прошептала она. – Спасибо, что спасли моего сына.

Васен почувствовал, как к щекам прилило тепло. Тени вокруг него завертелись, поймали Элору, хотя она, казалось, не обратила внимания. Бирн и Нальд ухмыльнулись, увидев, как ему неловко – а ему было действительно неловко.

– Пожалуйста, миледи.

– Спасибо вам за ваши молитвы, добрый сэр, – сама серьёзность, сказал Нолл Васену.

Васен улыбнулся, выпутался из объятий Элоры и взъерошил парню волосы.

– Не уверен, что это были молитвы. Ты крепкий парень, Нолл.

Мальчик улыбнулся по–прежнему бледными губами и подошёл к матери.

Мечи рассвета заставляли паломников напрягать последние силы. Когда пилигримы уже не могли продолжать путь, они разбили лагерь в укрытой соснами низине.

– Никакого огня, – приказал Васен, и в ответ раздались стоны. – Сбейтесь в кучу, чтобы согреться. Я подежурю первым.

– Я вторым, – предложил Орсин.

Бирн отнёсся к этому скептически.

– Первый клинок, вторым должен дежурить я. Нальд или Элдрис – третьими. Орсин – не один из нас.

Он смущённо кивнул дэве.

– Не хочу тебя обидеть.

– Никаких обид, – ответил непроницаемый, как статуя, Орсин.

– Орсин – один из нас во всём, что имеет значение, – сказал Васен. – И он видит в темноте не хуже меня.

– Как скажешь, первый клинок, – кивнув, подчинился Бирн и вернулся обратно к паломникам.

– Иди поешь, Орсин, – сказал Васен. – Потом поспи. Я разбужу тебя, когда придёт время.

– Как скажешь, первый клинок, – кивнул Орсин, шутливо подмигнул и присоединился к Бирну рядом с паломниками.

Той ночью, пока паломники дрожали на ветру и спали на мокрой земле, Васен сидел в одиночестве на краю лагеря. Он смотрел на тёмные равнины. Его отец знал прежнюю Сембию – до того, как Шадовар укрыли её вечной ночью. Его отец сражался, чтобы сохранить Сембию в свете.

И, в конце концов, его отец потерпел поражение.

Ты не должен потерпеть поражение, Васен.

Слова, что преследовали его во снах.

До конца своей смены Васен обдумывал случившиеся события, а потом разбудил Орсина и уснул.

На следующий день они двинулись дальше. Шёл лёгкий дождь, вызывая у пилигримов раздражённые вздохи. К счастью, Нолл держал свой рот плотно закрытым.

Спустя три часа пути Орсин поднял руку, преграждая Васену путь.

– Стоп.

Ладонь Васена потянулась к мечу. Он ничего не видел, но поднял руку, чтобы остановить колонну.

– Что такое?

Орсин наклонил голову, как будто прислушиваясь. Васен слышал только тихий шорох дождя.

– Почему мы остановились? – крикнул позади Бирн, в тишине его голос прозвучал особенно громко.

Орсин вглядывался вдаль. Васен проследил за его взглядом и наконец увидел.

В небе впереди кружились чёрные точки, заметные на фоне тёмного неба лишь благодаря своему движению.

– Снова Шадовар, – сказала паломница, пожилая женщина.

– Нет, – отозвался Васен. – Не Шадовар.

– Вороны, – сказал Орсин.

– Да, – согласился Васен. – Вороны.

Поднялся ветер, донёс до них крики птиц, далёкий звук, слабый, как шёпот. Они с Орсином отошли обратно к колонне.

– Что такое? – спросил Бирн.

– Падальщики, – ответил ему Орсин.

– Кто–то умер, – сказала Элора, прижав руку ко рту.

Васен заставил себя улыбнуться и положил ладонь ей на плечо, с радостью заметив, что на его коже не пляшут тени.

– Не отчаивайтесь. Это может быть туша зверя. Здешние вороны слетятся даже на оленя.

Казалось, Элора сомневается, её волнение отражалось в морщинках у глаз. Она положила руки на плечи Нолла, как будто пытаясь его защитить. Другие пилигримы тоже казались обеспокоенными, обмениваясь встревоженными взглядами, перешёптываясь. Несколько человек бросили взгляд вверх, в тёмное небо, наверное, опасаясь, что сам Саккорс вдруг возникнет из темноты, а может быть, боясь увидеть над собой новый патруль Шадовар.

– Не волнуйтесь, – сказал им всем Васен. – Бояться нечего.

Он оттащил Бирна в сторонку. Всё время он чувстовал на себе взгляд Орсина.

– На другой стороне этого холма лежит деревня.

Бирн пожевал кончик усов и кивнул.

– Знаю. Фэйрелм называлась.

– Она называется Фэйрелм. Я пойду вперёд и проверю. Подержи пока паломников здесь.

Бирн схватил Васена за руку, когда тот уже собрался идти, и развернул его лицом к себе.

– Может быть, нам стоит обойти её. Я не хочу подвергать риску паломников, и действия Сембии – не наша забота.

– Правда, – наклонив голову, признал Васен. – Но если что–то случилось с деревней, кому–то может требоваться помощь. Наше призвание – не просто сопровождать паломников, Бирн.

– Быть светом, сражающимся с темнотой, – тихо сказал Бирн. Рука, которой он схватил Васена, упала. Прогремел далёкий гром, как будто небо спорило со словами Бирна.

– Именно, светом, – сказал Васен. Он хлопнул Бирна по плечу.

– Но мне всё равно не хочется подвергать паломников риску.

– Как и мне, – отозвался Васен. – Уведи их в тот лесок.

Он указал на ближайшую рощу широколистов, покачивающихся на ветру.

– Сделай всё, что можешь, чтобы они не беспокоились. Я скоро вернусь. Да хранит тебя свет.

– И тебя, первый клинок.

Бирн развернулся и начал собирать паломников.

– Пойдём, народ, – сказал он, наполнив голос притворным весельем. – Собирается дождь. Давайте устроимся под теми деревьями и перекусим…

Пока Бирн собирал паломников, Васен взял свой щит, повернулся, и обнаружил, что стоит лицом к лицу с Орсином.

– Боги. Ты ходишь, как призрак, – сказал Васен.

– Я пойду с тобой, – ответил Орсин.

– Ты, похоже, не голоден? – с улыбкой спросил Васен.

– Нет, – ухмыльнувшись, ответил Орсин. – Не голоден.

– Я буду рад твоей компании.

Васен просигналил Бирну, что Орсин пойдёт с ним. Вместе они поспешили в сторону Фэйрелма. Орсин тащил свой посох за спиной, оставляя след на земле. Вороньи крики звали их вперёд.

Прежде чем они с Орсином достигли вершины холма, Васен учуял слабый, тошнотворный запах смерти.

Низко пригнувшись, они выглянули вниз, на деревню, находившуюся приблизительно на расстоянии полёта стрелы. Небольшие участки обрабатываемой земли окружали ядро из крепких деревянных зданий, в свою очередь построенных вокруг общей площади и крупного пруда, питаемого небольшим ручьём. Тут и там в деревне росли несколько древних вязов – около дюжины. Васен решил, что деревья росли здесь ещё до Волшебной Чумы; похоже, они пережили её, не изменившись. В пруду на поднятых ветром волнах качались две лодки.

– Много здесь мертвецов, – сказал Орсин мрачным шёпотом.

На одном из ближайших вязов висели детские качели, зловеще раскачиваясь на ветру – как будто на них качался призрак. Кроны вязов шептались на ветру.

– Я вижу.

Среди домов лежали разбросанные части тел. Васен мог различить головы, руки, туловища, кровавые останки бойни. Он заметил скрюченные позы женщины и детей. Даже скот разорвали на части. Кровь собралась в тёмные лужи на дороге, запятнала траву, двери и стены.

– Что здесь произошло? – прошептал Васен.

Орсин ничего не сказал. Он просто смотрел, неподвижно, как статуя, как труп.

Вороны наслаждались пиром, их крики звучали гротескным аккомпанементом безмолвию мёртвых. Несколько птиц то и дело поднимались воздух, каркая друг на друга, прежде чем снова опуститься и приступить к трапезе.

– Это сделали не звери, – сказал Орсин.

– Нет, – согласился Васен.

– Значит, Шадовар?

Васен покачал головой, тени вились вокруг него.

– Когда Шадовар хотят преподать урок, они делают это с помощью магии и таким образом, чтобы не оставалось сомнений в их причастности.

– А что тогда?

Васен не знал. По тёмным равнинам Сембии рыскало множество хищников, но это, это было чем–то иным…

То, что атаковало деревню, наслаждалось кровью, наслаждалось убийством. Он оглянулся на Бирна и паломников. Под широколистами он едва мог их разглядеть. Загорелось мягкое сияние – священный символ Бирна, свет в темноте. Возможно, Бирн возглавил паломников в молитве.

Васен встал и достал свой меч. Всё, что можно будет сделать в деревне, потребует жёсткой стали, а не мягкой молитвы. Кромка клинка слабо засияла в пелене сумрачного воздуха Сембии.

– Пойдём, – сказал он и начал спускаться. Вокруг них отражением гнева мелькали тени. Чтобы сохранять сосредоточенность, Васен сконцентрировался на текущем моменте и направил свою веру в щит, пока тот не начал сиять. Мягкий розоватый свет согрел его, но не притупил ярость.

– Если нападавшие по–прежнему там, они увидят твой свет, – заметил Орсин.

– Пускай смотрят, – ответил Васен.

Они медленно прошли по невозделанному полю, под несколькими высокими вязами, и ступили на кровавые улицы. Где–то раз за разом билась о косяк незапертая дверь или ставня, как пульс, как затихающее сердцебиение мёртвой деревни.

Вороны поднялись в воздух, злобно закаркали, когда Васен и Орсин подошли к первом телу – пожилому мужчине, лежащему лицом в грязи. Они опустились рядом и перевернули тело. Его живот был распотрошён, горло разорвано. Широко раскрытые, испуганные глаза смотрели в тёмное небо.

– Клыки и когти принадлежали довольно крупному существу, – сказал Орсин. – Но кроме ворон, телом никто не кормился.

– Просто убийство, значит, – отозвался Васен. Он снял свою рукавицу, положил ладонь на лоб старика, а второй рукой поднял щит над его лицом так, чтобы свет отражался в глазах мертвеца.

– Каким бы ни было твоё божество–покровитель, пускай свет Амонатора поможет тебе найти к нему путь.

Другие тела и части тел, которые они нашли на краю деревни, несли на себе те же следы. Сердце Васена разрывалось при виде мёртвых детей, последние мгновения которых прошли в ужасе и боли. Он молился над каждым найденным мертвецом.

Они продвигались медленно, проверяя тела в поисках признаков жизни, осматривая изнутри дома – кто–то мог спрятаться от нападавших. Нашли они только кровь и трупы. Скот забили в загонах, коров распотрошили. На ветру, как снежинки, кружились цыплячьи перья.

Ни Васен, ни Орсин не кричали, чтобы привлечь выживших, хотя в этом был смысл. Почему–то мысль нарушить тишину казалась святотатством.

Они искали следы, какую–то подсказку о природе нападавших, но дождь всё смысл. К тому времени, когда они подошли к центре деревни, Васен смирился с мыслью, что не встретит ни выживших, ни виноватых.

– Века сменяют друг друга, мир меняется, но ужас остаётся всегда, – сказал Орсин.

– И красота иногда, – ответил Васен.

– Но здесь её нет, – сказал Орсин, глядя куда–то вдаль.

Где–то впереди тишину расколол крик, полный ярости рёв. Звук пробудил злость Васена. Тени хлынули с его кожи.

– Пошли! – сказал он Орсину и побежал к центру деревни, приготовив меч. Расплёскивая ногами грязь, он направил силу своего бога, укрепив свой меч и щит. Оба предмета засияли белым светом. Но тени на его коже никуда не исчезли. Свет и тень сосуществовали вокруг него.