Текст книги "Несостоявшийся шантаж"

Автор книги: Платон Обухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Ливан (Бейрут)

– Кто ты такой? – четко разделяя слова, проговорил мужчина, резко оттолкнув от себя любовницу. Она всплеснула руками и повалилась на спину.

Черный зрачок «кольта» по-прежнему зловеще глядел Олегу в лоб. Смирнов чувствовал себя скверно.

– Меня зовут Олег Смирнов. Я частный детектив. Сюда пришел на беседу с лидером «Аль-Джихада» Ауном. Пока мы беседовали наедине, его отравили.

Наверху раздались беспорядочные автоматные очереди. Боевики Ауна ворвались, наконец, в номер и увидели, что их шеф мертв.

– Поэтому мне пришлось спуститься вниз, – спокойно продолжил Олег. – Кроме нас с Ауном никого больше в комнате не было, и его люди могут подумать, что это я отравил их лидера.

– Одевайся! – приказал мужчина своей любовнице. – И включи свет.

В номере стало светло. Олег с удивлением увидел, что перед ним вовсе не араб. Крупный нос с горбинкой, черные проницательные зрачки, выбритые до синевы щеки. «Ассириец, наверное», – подумал Олег.

– Смерть Ауна выгодна Израилю. Ты работаешь на Израиль? – сверлил Олега взглядом усатый.

– По поручению генерала Пинхуса Эбуха, председателя Разведывательного комитета Израиля, я приехал в Бейрут договориться с Ауном о возвращении двенадцати ядерных боеголовок, похищенных его людьми неделю назад, – сознался Олег. Собственно, другого выхода у него не было. – Он уже назвал свою цену – десять миллиардов. Но вдруг из обивки дивана, на котором Аун сидел, выскочила отравленная игла, и лидер «Аль-Джихада» через несколько секунд скончался.

– Выходит, яд был сильный?

Олег не успел ответить. Охранники Ауна обнаружили привязанную к кронштейну подоконника самодельную веревку Смирнова, и один из них уже раскачивался перед окном номера, в котором находился сейчас Олег. Боевик пропустил веревку между ног, схватился за нее левой рукой, а правой навел на Олега портативный «узи».

Грохот «кольта» был так силен, что Смирнов невольно вздрогнул. Усатый оказался метким стрелком. Выпущенная им пуля пробила грудь боевика. Тот даже не вскрикнул. Пальцы разжались сами собой, и он полетел вниз. Несколько мгновений спустя послышался гулкий удар.

– Ты… благодарный человек? – задал неожиданный вопрос усатый Олегу.

– Да.

– Если я сейчас помогу тебе, ты выполнишь впоследствии несколько моих просьб?

– Конечно! Ложись! – крикнул Олег, заметив, что по веревке спускается еще один боевик «Аль-Джихада». На этот раз у него в руке была граната.

Боевик успел выдернуть зубами чеку, но пуля собеседника Олега прервала его жизнь в тот самый момент, когда боевик готовился превратить номер в подобие ада. Пуля разбила боевику челюсть и вышла из затылка. Он рухнул вниз вместе с гранатой. На этот раз Олег услышал не удар человеческого тела об асфальт, а громкий разрыв гранаты, выпавшей из ослабевших пальцев боевика «Аль-Джихада».

– Ты умеешь стрелять? – деловито осведомился усатый у Смирнова и, не дождавшись ответа, вручил ему новенький, сверкающий «АК‑47».

Оглянувшись, Олег увидел, что девушка уже оделась и стоит, сжимая в руках «узи», а за поясом у нее заткнуты рожки двух магазинов.

– Даже когда идешь на свидание, приходится прихватывать целый арсенал, – кивнул на спортивный баул «Адидас», из которого и были извлечены автоматы для Олега и девушки, усатый незнакомец.

– А гранат там случайно нет? – деловито осведомился Олег.

В этот момент в дверь принялись настойчиво стучать.

Смирнов передернул затвор автомата, досылая первый патрон подушечкой большого пальца правой руки, поставил переводчик огня на автоматическую стрельбу и надавил на спусковой крючок.

Дверь каким-то чудом удержалась на петлях. А за ней раздались стоны и истошные вопли.

– Их все равно пришлось бы перестрелять, если бы они ворвались в номер, – объяснил Олег своему спасителю. – Так есть у нас гранаты или нет?

Усатый молча кивнул на спортивный баул. Олег кинулся к нему и извлек три разрывные гранаты.

Хозяин номера достал портативный радиотелефон и стал что-то горячо говорить в микрофон. Олегу язык был не известен. Прислушиваясь к его словам, Смирнов подкрался к окну и осторожно выглянул из него.

Едва его голова показалась в оконном проеме, как сверху застрочили из автоматов. Олег едва успел отпрянуть. Его с ног до головы обдало кусочками известняковых плит, которыми был облицован отель.

«Странно, что они до сих пор не забросали наш номер гранатами, – пронеслось в голове. – Очевидно, боевикам приказано взять меня живым…»

– Через три минуты прибудет помощь, – удовлетворенно произнес усатый, закончив разговор по телефону. – Нам надо продержаться эти минуты! Кстати, меня зовут Вартан Акопян. Коммерсант, – добавил он с усмешкой.

«Значит, он армянин, – подумал Олег. – Вот почему его речь была мне незнакома».

– Очень приятно, – откликнулся он.

Чтобы продержаться хотя бы минуту, необходимо было уничтожить боевиков «Аль-Джихада», засевших наверху, и не дать им проникнуть в номер.

Подкинув на руке гранату, Олег глубоко вздохнул. Многое, если не все, зависело от его глазомера и меткости.

Он подкрался к окну и вытащил чеку. Разжав пальцы правой руки, подержал гранату на ладони полторы секунды. Размахнулся и бросил ее вверх.

На замах и бросок ушло еще полторы секунды. Когда граната оказалась в номере, где сгрудились телохранители Ауна, запалу оставалось тлеть меньше трети секунды. Впрочем, самый решительный боевик с зеленой повязкой на лбу, на которой было написано изречение Ауна: «Аллах любит смельчаков», все-таки бросился к гранате и попытался выкинуть ее из номера. Остальные члены «Аль-Джихада», оцепенев, взирали на него.

Граната разорвалась у смельчака в руке, когда он поднимал ее с пола. Всех, кто находился в тот момент в номере, изрешетило осколками.

Немного подождав, Олег снова выглянул в окно. И едва не поплатился за это жизнью. Боевики «Аль-Джихада», сгрудившись вокруг своих «мерседесов» и «тойот», открыли по нему снизу беглый огонь из автоматов. Он едва успел отшатнуться в глубь комнаты.

В эту секунду за его спиной раздались выстрелы и длинная очередь. Обернувшись, Олег увидел любовницу Акопяна, нервно сжимавшую в руках «узи». Около ее ног валялась горка расстрелянных гильз. Несколько боевиков Ауна попытались ворваться в комнату, но она хладнокровно уложила их всех.

США (Вашингтон)

– Проклятый полицейский затаился со своим приборчиком в тени деревьев, чтоб ему пусто было! – изрыгал проклятия Дик. – Я и понятия не имел, что…

– Ты принес карту? – оборвал его Робсон.

– Вот она…

Дик протянул Робсону запечатанный конверт. Доминиканец отдал его секретарю, а сам взял с серебряного подноса другой небольшой конверт и кинул его Дику. Сотрудник Департамента транспорта ловко поймал его и спрятал во внутренний карман пиджака.

Надрезав ножичком конверт, секретарь развернул карту перед глазами Робсона. Она стоила ему пятнадцать тысяч долларов. Тем людям, которым придется охранять трейлер с картинами Лувра по пути его следования из аэропорта Даллеса в Национальную портретную галерею, она будет стоить жизни.

Удовлетворенно кивнув, Робсон вернул карту секретарю и приказал:

– Отнеси ее Джо. Пусть собирает своих ребят на последний инструктаж.

Дождавшись, когда секретарь выйдет, Робсон дружелюбно предложил:

– Джин? Виски? Коньяк?

– Виски…

Робсон снял трубку внутреннего телефона и бросил одно-единственное слово: «Виски!»

Себе он налил ром.

Они подняли бокалы, пожелав друг другу здоровья и процветания.

Робсон внимательно наблюдал за тем, как освобождался стакан Дика.

– Ты стал слишком много пить, Дик, – неожиданно сказал он. – Особенно в последнее время. Это настораживает!

– Пустяки! – махнул было рукой Дик, но под взглядом Робсона осекся. Язык прилип к гортани. А Робсон наслаждался эффектом, который произвел на начальника отдела Департамента транспорта США взгляд его черных немигающих глаз.

– Кто много пьет, тот много болтает, – продолжал доминиканец, – и может разболтать такие вещи, которые не предназначены для посторонних ушей.

– Я… я… – лепетал Дик, чувствуя, как по спине между лопаток стекает пот, – я никогда…

Начальник отдела знал, что достаточно одного движения бровей Робсона – и он отправится на тот свет. Сейчас Дик чувствовал себя, как человек, поставленный к стене перед шеренгой солдат с автоматами в руках. Полное бессилие, абсолютная беспомощность и всепоглощающий панический страх.

Ливан (Бейрут)

– Они подкатили джип с крупнокалиберным пулеметом и грузовик с 35‑миллиметровой швейцарской пушкой, – сообщил Олег, выглянув в окно. – Если они застрочат, мы превратимся в атомы…

– Не ной! – рявкнул армянин. – Не трави душу!

– Мне просто хочется, чтобы ты имел ясное представление о происходящем, – пожал плечами Олег.

Потоптавшись на месте, он подкрался к двери и прислушался. В коридоре «Александрии» было тихо. Видно, понеся большие потери, боевики «Аль-Джихада» поняли, что расправиться со Смирновым можно, лишь пустив в ход тяжелое оружие. Вроде крупнокалиберных пулеметов и автоматической пушки. Эта швейцарская пушка выстреливала дюжину 35‑миллиметровых снарядов с такими короткими интервалами, что они взрывались почти одновременно. И мощность слитного разрыва давала эффект приличной авиабомбы.

«Им достаточно тщательно прицелиться, и через мгновение нас уже не будет», – подумал Олег.

Он вставил в свой «Калашников» полный магазин, передернул затвор и направился к двери.

– Куда ты? – окликнул его Акопян.

– Куда угодно, – отрезал Олег. – Через пятнадцать секунд от этого номера останется горсточка пыли!

Швейцария (Цюрих)

Марта проснулась. В левый глаз било солнце. Пронзительный солнечный луч пробился сквозь щель в жалюзи. Она отодвинулась, и луч затанцевал на белоснежной подушке.

Марта с интересом подняла голову и осмотрелась. «Где я?» – недоумевала она.

Комната, где стояла кровать, на которой она лежала, была большой и просторной, с высоким потолком. На длинной позолоченной цепи свешивалась красивая бронзовая люстра. На стенах висели репродукции картин импрессионистов – Мане, Моризо, Писарро. Рядом с кроватью стояла тумбочка красного дерева, а на ней скопированный с телефона начала века современный аппарат.

Неожиданно Марта вспомнила все. Это был ее номер в цюрихском «Шератоне». И проснулась она в собственной постели.

«Как я в нее попала? – недоумевала женщина. – Кто раздел меня и заботливо развесил одежду на спинках стульев? Кто натянул на меня ночную рубашку? Кто, наконец, поставил в изголовье вазу с целым букетом дивных красных роз?»

Марта помнила, как, смертельно испугавшись прикосновения руки одного из молодчиков, что ходили за ней по пятам все утро, упала без сознания на пороге номера.

«Наверное, меня заметил кто-то из служащих отеля, – решила она. – Позвали горничную, и она раздела и уложила меня. А администрация „Шератона“ купила розы. Но… куда в таком случае делись молодчики? Неужели они просто бросили меня? Или их кто-то спугнул? Но они не похожи на людей, которые легко тушуются…»

Марта нахмурилась. Закончив университет Санкт-Галлена, она получила диплом учительницы математики. Марта любила предмет, который преподавала детям в школе. В математике было все так просто и ясно. Она терпеть не могла запутанных ситуаций в собственной жизни. Между тем именно в такой она сейчас и оказалась.

«Я не знаю даже, как позвонить Олегу, – с тоской подумала молодая женщина. – И не у кого узнать, где он сейчас…»

Преодолевая слабость, Марта кое-как добралась до ванной. Прохладные струи душа взбодрили ее. Вернувшись в комнату, женщина подняла жалюзи. В помещение хлынул солнечный свет. Почувствовав прилив сил, она стала одеваться.

Спустившись в вестибюль, Марта подошла к столику, за которым сидел портье. «Если работники отеля обнаружили меня лежащей без сознания на пороге номера и уложили в постель, портье должен сказать об этом. Или хотя бы намекнуть», – решила она.

– Добрый день, мадам Циммерман! – расплылся портье в широкой улыбке. – Сегодня прекрасный денек, не правда ли?

Марта нетерпеливо взмахнула рукой:

– Вы… ничего не хотите мне сказать?

Портье удивленно взглянул на нее:

– Извините, я не совсем понимаю вас.

Марта решила, что дальнейший разговор бесполезен. Круто повернувшись, она зашагала обратно к лифтам.

Добравшись до номера, Марта сначала закрыла дверь на засов и уже потом попросила по телефону принести завтрак в номер. Опустившись в кресло, положила руки на колени, задумалась. «Меня раздели, уложили и подарили цветы те самые люди, из-за которых я лишилась сознания, – размышляла она. – Это ясно, как Божий день. Почему они не убили меня? Либо им сразу было велено только попугать меня, заставить нервничать, одним словом, выбить из колеи, либо в последний момент они получили приказ: „не трогать!“»

Размышления Марты прервал стук в дверь. Она подошла к двери и подозрительно спросила:

– Кто там?

– Ваш завтрак, мадам, – послышалось из-за двери.

Сначала Марта хотела распорядиться оставить тележку с завтраком у двери, но потом решила, что это будет выглядеть смешно, и открыла.

Улыбчивый официант вкатил никелированную тележку, расставил еду на столе и удалился.

Омлет был хорош. Осторожно разжевав первый кусочек, Марта принялась с аппетитом завтракать.

Когда очередь дошла до «рокфора», зазвонил телефон.

«Неужели Олег?» – с бьющимся сердцем подумала Марта, протягивая руку к трубке.

– Хелло, – нетерпеливо проговорила она.

– Как вы себя чувствуете? Понравились ли вам цветы? Я надеюсь, вы простили нас за небольшое беспокойство, которое мы вам доставили? – услышала женщина мужской голос.

Картина вчерашнего дня отчетливо всплыла у Марты перед глазами. Вот она пятится от итальянца и натыкается на человека в темных очках. «Что же вы кричите?» – недовольно спрашивает он, услышав ее истошный крик. Сейчас она слышала голос именно того человека…

Марта судорожным движением отбросила трубку, словно это был не кусок пластмассы, а ядовитая змея. Стремительно выскочив из кресла, опрокинула столик. Горячий кофе брызнул на ковер. Маслом вниз упали два бутерброда.

«Бежать. Бежать куда глаза глядят. Спрятаться, отсидеться. И связаться с Олегом!» – билась в голове неотступная мысль.

Марта побежала к платяному шкафу, набросила на плечи легкий жакет. Сгребла в сумочку разбросанные бумажки, документы, косметику. Последним взглядом окинула комнату и кинулась к двери.

Уже поворачивая дверную ручку, она неожиданно остановилась. «Что-то я забыла. Но что?» Нахмурившись, Марта лихорадочно припоминала. Взглянув на пальцы правой руки, вспомнила: «кольцо!»

Женщина принялась лихорадочно рыться в сумочке, но кольца там не оказалось. «Ах, да, оно же в сейфе!» Она подбежала к вделанному в стенку сейфу, распахнула стальную дверцу. Он был пуст. У Марты подогнулись ноги. «Когда я выходила вчера погулять, у меня на пальце было кольцо. Совершенно точно!»

Итак, изумрудное кольцо, подарок Олега, украли. Но куда делась коробочка из-под кольца?

Марта вновь перерыла содержимое сумочки, разворошила одежду, которую собиралась бросить в номере. Коробочки от кольца не было.

«Молодчики не убили меня, но похитили кольцо. Зачем?»

Марта не могла найти ответа на этот вопрос. Скорее всего им нужна была не она, а Олег. Они искали его? Этого Марта не знала. Но одно ей было ясно: оставаться в «Шератоне» опасно. Надо бежать.

Она схватила сумочку и кинулась прочь.

Ливан (Бейрут)

Олег легонько ткнул в дверь стволом автомата, и она свалилась на пол. Автоматные очереди, прошившие ее, превратили прочный ливанский кедр в щепки.

Не выходя из номера, Олег осторожно выглянул. В коридоре было пусто.

Нужно добраться до пожарной лестницы и перебраться на крышу соседнего дома. Но для этого следовало найти выход на чердак «Александрии».

Он в последний раз оглянулся на Акопяна. Армянин, казалось, потерял к нему всякий интерес.

Пожарная лестница находилась рядом с лифтами. Сначала Олег хотел добежать до нее, но раздумал. Сжимая в правой руке автомат, он упал на живот и осторожно выполз из номера. Прополз десять метров и прислушался. Вокруг было тихо. Осмелев, Олег начал подниматься на ноги. Ползком он доберется до пожарной лестницы самое меньшее за полминуты. А добежать здесь можно всего за несколько секунд. Может, рискнуть?

Олег успел лишь оторвать от пола руку с зажатым в ней автоматом, как раздались короткие резкие очереди. Да, он недооценил терпеливости и упорства боевиков из «Аль-Джихада». У Олега не было времени обдумать свои действия. Он снова приник к полу, перекатился через себя, вильнул в сторону, снял автомат с предохранителя и выстрелил в том направлении, откуда раздались очереди. Теперь он оказался у порога того номера, из которого бежал. Не оставалось ничего другого, как снова вернуться к Акопяну и его любовнице.

Армянин без удивления взглянул на Олега.

– Сейчас нас заберет вертолет.

– А пушка? – воскликнул Смирнов.

– Я предупредил своих людей, – коротко ответил Акопян.

Олег подошел к окну и выглянул вниз.

Над отелем уже рокотал вертолет. Его появление вызвало смятение в рядах нападающих. Они явно растерялись и не знали, кого расстреливать в первую очередь – убийцу своего лидера или неведомо откуда взявшийся геликоптер, который прилетел спасти его.

Пока боевики «Аль-Джихада» раздумывали, вертолет завис на уровне шестого этажа «Александрии». Он покачивался из стороны в сторону, но с места не двигался. «Прицеливаются», – догадался Олег.

Внезапно Смирнов почувствовал, что не слышит ни звука. Хотя он и был готов к тому, что вертолет применит оружие, но не успел заткнуть уши. С подвесок геликоптера сорвались три ракеты и разорвались под ногами боевиков. Олег почувствовал, как отель сотрясается и вибрирует.

Вертолет, не меняя положения, выпустил еще две ракеты, и нижние этажи «Александрии» окутал густой белый дым. Скорее всего это была дымовая завеса. Олег подивился четкости действий вертолетчиков: в ситуации, когда необходимо было лишить боевиков «Аль-Джихада» возможности вести прицельный огонь, они сделали именно то, что требовалось.

Обезопасив себя и Акопяна с друзьями от атак снизу, вертолет опустился до уровня четвертого этажа и завис перед зияющим проемом окна. Вертолетчики кинули в номер матерчатый желоб наподобие того, по которому пассажиры покидают самолеты в случае заклинивания дверей. Олег помог Акопяну закрепить желоб на подоконнике. Затем вертолетчики кинули три веревки – красную, белую и черную. Акопян сделал приглашающий жест, и Олег первым схватился за веревку. В его руках оказалась красная. Вертолетчики энергично заработали руками. Через несколько мгновений Олег был уже на борту.

Следующего вызволили Акопяна. За ним последовала его любовница. Однако, когда женщину от борта вертолета отделяли считанные метры, она вдруг дернулась, и Олег увидел, как белая блузка на ее груди окрасилась кровью.

Он вскинул автомат, но кто-то из людей Акопяна опередил его. Из номера донеслись вопли раненого боевика. Вертолетчик выстрелил снова и добил его.

На Акопяна было страшно смотреть. Он склонился над замершей женщиной, которую все же дотянули до вертолета, и молча смотрел в ее остановившиеся глаза. Мягко закрыв их, он что-то сказал одному из своих людей. Олег не понимал по-армянски, но смысл его слов был ясен. Вертолетчик почему-то колебался. Акопян повторил приказ. Пожав плечами, тот кивнул своим людям.

Вертолет прошел над крышей отеля и сбросил бомбы. Потом он круто развернулся и взял курс на север Бейрута.

Акопян сидел, откинувшись в кресле, с удовлетворенным видом человека, добившегося справедливости.

Олег молчал. Разговор с Ауном привел к всплеску кровопролития. Буквально за несколько минут была взорвана гостиница, погибли сотни людей.

Армянин прочитал мысли Олега. Его губы скривила язвительная усмешка.

– Таков Бейрут. Здесь действуют совсем другие законы, чем в остальном мире. Привыкай…

США (Вашингтон)

Подъезжая к дому, Джим Коэн предупредил жену, что будет через несколько минут. Когда он вошел, его ждал накрытый стол, а в магнитофон была вставлена кассета с излюбленными произведениями Баха.

Джим, повинуясь давно заведенному ритуалу, поцеловал жену и, сняв пиджак, прошел в ванную. Через несколько минут он вышел посвежевший, благоухающий французским мылом и одеколоном «Лакост».

– Все уже на столе, – с ноткой нетерпения в голосе предупредила жена.

– Спасибо, дорогая. Иду! – откликнулся помощник президента. Но в столовую сразу не пошел, а сначала заглянул в детскую.

Четверо его детей сосредоточенно играли на полу. Игры имели практический смысл: пластмассовый конструктор учил семилетнего Джорджа профессии строителя, солдатики преподавали его пятилетнему брату Майклу полководческую науку, а куклы и кукольные домики воспитывали в трехлетних сестрах-двойняшках Мэри и Барбаре материнские чувства.

Дети были увлечены своим делом и не обратили внимания на появление отца. Прислонившись плечом к косяку двери, Джим умиленно наблюдал за ними. Его обычно плотно сжатые или, наоборот, растянутые в вежливой улыбке губы смягчала умиротворенность. Что-то подобное можно увидеть на лицах индонезийских Будд…

Наконец, Майкл, проведя рекогносцировку своих игрушечных войск, поднял глаза и первым заметил отца. Бросив солдатиков и игрушечную боевую технику, мальчик с радостным воплем кинулся к нему. Джим поднял сына высоко вверх и дважды подбросил. Крепко поцеловав, он осторожно опустил его на землю. Довольный Майкл громко визжал от восторга.

Джордж, на два года старше брата, вел себя более степенно. Но и на его лице, усыпанном мелкими веснушками, появилось счастливое выражение после того, как отец, поцеловав его, помог достроить арочный мост через реку из папье-маше. Наметанный глаз помощника президента, приученный замечать тончайшие нюансы в выходящих из недр вашингтонских министерств документах, мгновенно разглядел, какой детали не хватает для завершения строительства. А чуткие худые пальцы безошибочно поставили ее на место – в основание нижнего пролета моста.

После этого Джим Коэн посадил на левую руку Мэри, а на правую – Барбару, и устроил подобие воздушных качелей. Двойняшки млели от восторга, когда отец подкидывал их слишком высоко.

Подошедшая Синтия с улыбкой наблюдала за расшалившимися членами своей семьи. Наконец, Джим заметил ее и опустил двойняшек на пол. Они сразу надулись – уж очень хорошо было качаться в воздухе.

Обняв жену, Джим, не смущаясь присутствием детей, страстно поцеловал ее. «Иметь детей и быть вместе – это и есть счастье!» – прошептал он ей на ухо. В мочках Синтии покачивались и переливались в огнях люстры крупные бриллианты. Эти сережки были подарены ей мужем по случаю двадцатилетия их свадьбы.

– Иди в столовую, милый, – преувеличенно громко посоветовала Синтия. – А то ужин остынет. – Приблизившись так, что накрашенные яркой малиновой помадой губы слегка касались ушей мужа, она еле слышно произнесла: – Я пойду приму ванну. Сегодня я купила новые простыни. Горничная только что застелила кровать…

Дуглас склонился к порозовевшей щеке жены, которая и в свои тридцать восемь сохранила молодость, красоту и обаяние:

– Ах ты моя озорница!

* * *

Робсон наслаждался унижением и страхом Дика. «Куда президенту до меня, – размышлял он. – Разве он может вот так, как я, заставлять людей ползать у ног, униженно вымаливать прощение, казнить и миловать. А между тем меня не избрали на этот пост. Мне помогали собственные силы, сноровка и умение».

– Я знаю, Дик, ты практик, слова в твоих глазах – понятие малоценное. Мне же от тебя надо только одно. Чтобы ты и в будущем работал на меня так же эффективно, как и в прошлом. Чтобы ты бросил пить и держал язык за зубами. Впрочем, не зря говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

С неожиданным проворством покинув кресло, он подбежал к Дику и стиснул его запястье стальной хваткой.

– Пошли!

Скоростной лифт спустил их в цокольный этаж замка. Они прошли запутанными переходами, в которых Робсон, казалось, ориентировался с закрытыми глазами, и очутились в просторном зале. По его стенам было развешано старинное рыцарское оружие и доспехи. Рядом с огромным камином стоял худощавый юноша. Его короткие светлые волосы были тщательно приглажены и зачесаны на пробор. Он нервно оправил пиджак при приближении Робсона и уже открыл рот, желая, очевидно, о чем-то сообщить, но доминиканец весело оборвал его:

– Насколько успешно ты продал последнюю партию товара?

– За героин, спрятанный в конвертах от грампластинок и лазерных дисков, я выручил двенадцать миллионов. С учетом побочных расходов и моего гонорара вы получаете десять.

Юноша полез во внутренний карман пиджака, готовясь достать чеки.

– Ты действительно получил за героин двенадцать миллионов? – тихо переспросил Робсон.

Юноша побледнел.

– Я… никогда не обманывал… вас.

– Хватит болтать о честности, – резко оборвал его доминиканец. – Ты получил за героин ровно тридцать пять миллионов. С учетом побочных затрат, – скривил он губы в язвительной усмешке, – это двадцать два миллиона чистой прибыли. Ты аккуратно уложил купюры в чемоданы и отвез их в Нассау.

На юношу было жалко смотреть. Он дрожал, как осиновый лист.

Робсон взял радиотелефон, сказал одно короткое слово, и тут же рядом с парнем оказались два телохранителя. Они крепко схватили его за руки и, преданно вылупив глаза на хозяина, ждали дальнейших приказаний.

– Пошли к бассейну, – спокойно растягивая слова, сказал Робсон.

Бассейн находился в том же цокольном этаже. Это было просторное помещение, облицованное разными сортами мрамора, среди которых особенно выделялся белоснежный каррарский. «Одна доставка этого мрамора из Италии обошлась Робсону в несколько миллионов», – с уважением подумал Дик.

По краям бассейна стояли античные статуи – бог моря Нептун с трезубцем в окружении нереид; Аполлон; Диана с луком в руках; Юпитер; Афина. Широкие беломраморные ступеньки плавно спускались под воду.

Робсон дал знак рукой. Один из телохранителей, отойдя от юноши, зажег подводные прожекторы и вернулся к своим обязанностям конвоира. Яркий свет, отразившись от поверхности воды, разбился на мириады маленьких огоньков.

– Ты… здоров? – неожиданно спросил Робсон юношу.

– Совершенно здоров, разве только левую ногу ломит после ранения, – хрипло ответил юноша.

В его покрасневших глазах затеплилась надежда.

– Отпустите его, – приказал Робсон телохранителям. Они отошли в сторону. – Спустись к воде, – обратился он к торговцу наркотиками.

Юноша сделал несколько неуверенных шагов по широкой мраморной лестнице. Вода бассейна, колеблемая потоками воздуха, принудительно подгоняемого огромными вентиляторами, лизала носки его начищенных штиблет.

– Когда клал деньги на свой счет в «Кредит Свисс» в Нассау, ты купался в море?

– Да… – неуверенно произнес юноша.

Он никак не мог взять в толк, к чему клонит Робсон.

– Значит, ты хорошо плаваешь? – не унимался доминиканец.

– В колледже я был чемпионом по плаванию на полторы тысячи метров вольным стилем, – впервые за все время улыбнулся юноша. – Послушайте, мистер Робсон! Я готов отдать вам не только двадцать два миллиона, но и продать дом, машины, коллекцию картин и французской скульптуры, продать все, что я имею, занять денег у друзей и родственников, только не убивайте меня!

Он упал на колени и протянул руки к доминиканцу.

Тот стоял в позе Наполеона, скрестив руки на груди и устремив взгляд куда-то вдаль.

– Ты сам перестанешь уважать себя, если я разрешу тебе жить, – проговорил наконец Робсон. – Ты же не собака, чтобы кидаться за требухой, которую бросает хозяин. – Он помолчал, потом резко бросил: – Впустить в бассейн пираний!

Через полторы минуты зловещие рыбы деловито засновали по воде в поисках пищи. Одна вынырнула на поверхность и злобно покосилась на людей. Дика поразило сходство головы пираньи с мордой бульдога.

Робсон щелкнул в воздухе пальцами. Один из телохранителей, улыбаясь, побежал на кухню. Через несколько минут он вернулся, волоча за хвост тощую кошку. Она отчаянно мяукала и пыталась царапнуть или укусить охранника, но он предусмотрительно надел кожаные перчатки.

Робсон мотнул головой, и кошка была брошена в воду. Она отчаянно забила лапками, стараясь удержать голову над поверхностью и не захлебнуться. Вода под ней бурлила. Через мгновение она забурлила еще сильнее. Это подплывали пираньи. Очевидно, их несколько дней держали на голодном пайке. Кошка успела лишь дважды пронзительно мяукнуть, после чего была обглодана до косточек.

– Твое спасение зависит от твоей смелости и умения плавать, – усмехаясь проговорил доминиканец. – Если ты доплывешь до противоположного края бассейна, я отпущу тебя целым и невредимым. Даже не потребую двадцати двух миллионов. Это будет платой за зрелище. В конце концов плачу же я миллионы какой-нибудь мастерице стриптиза… Дерзай!

Юноше предстояло проплыть ровно пятьдесят метров. В подсвеченной прожекторами голубой толще воды тенями сновали пираньи. Кошка лишь раздразнила их аппетит. Они жаждали крови и мяса.

Заметив, что юноша колеблется, Робсон свеликодушничал:

– Можешь даже не раздеваться и не снимать ботинок. Это увеличит твои шансы.