Текст книги "Звезда Пандоры"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 69 страниц)

Даже во время боевых вылетов он никогда не чувствовал себя таким испуганным, как тот дрожащий мальчишка, прильнувший к поручню бассейна. Ужасное ощущение больше не посещало его. До сих пор. Сейчас же холодная и липкая слабость охватила все его тело, как и тогда, в девять лет, отгородив от остальной реальности. Уилсон постарался унять дрожь древними дыхательными упражнениями.

– Зонды отделяются от корабля, – объявила Анна.

– Отлично, спасибо, – немного резко ответил Уилсон.

Его виртуальный палец перестал перебирать камеры, и капитан сосредоточил свое внимание на сенсорных модулях. Лишь бы что-то делать, что угодно, только бы отвлечься от небытия за бортом. Он почувствовал, как замедляется стук сердца и дыхание становится равномерным. Но вот с холодной испариной на лбу он ничего не мог поделать. В виртуальном поле зрения появилось текстовое послание от Анны: «Ты в порядке?» – «Отлично», – ответил он, даже не посмотрев в ее сторону. В рубке все были заняты своими делами и, казалось, не обращали никакого внимания на пустоту за бортом. Межзвездное пространство страшило его одного. Эта мысль настолько рассердила Уилсона, что он снова смог сосредоточиться на своей работе.

Экран на его пульте показывал переднюю секцию «Второго шанса». Люки восьми цилиндрических шлюзов, равномерно распределенных позади основного сенсорного блока, открылись, и оттуда показались зонды, похожие на огромных блестящих металлических насекомых с золотистыми антеннами-усиками. У основания каждого корпуса зажглись голубые струи ионных двигателей, и зонды стали отдаляться от корабля.

Модули, управляемые лазерами и коротковолновыми импульсами, несколько часов расходились по расширяющейся траектории до исходных позиций. В пятидесяти километрах от корабля для их остановки снова включились ионные двигатели. Одновременно на всех зондах разошлись сегменты темной оболочки, и хрупкие датчики открылись межзвездному пространству. Электромускулы вывели наружу разнообразные диски, блоки, штативы и линзы, и началось сканирование сектора Альфы Дайсона. Огромные антенные решетки «Второго шанса» принимали информацию, объединяли ее в единый образ и воспроизводили изображение с высочайшим разрешением в любой части спектра.

Нетерпеливое ожидание на борту корабля сменилось разочарованием: никакой дополнительной визуальной информации о барьере они не получили. Был подтвержден его диаметр, составляющий двадцать девять и семь десятых а. е. Озвученная цифра повлекла за собой несколько мгновений ошеломленного молчания. Дальнейший анализ показал, что от поверхности барьера исходит очень слабое инфракрасное излучение. Плотность частиц оказалась немного ниже среднего уровня, и это говорило о том, что преграда задерживала солнечный ветер. Больше не было выявлено ничего нового. После пяти дней тщательного наблюдения в поисках каких-либо угрожающих признаков или просто следов энергетических потоков, указывавших на их неприродные источники, Уилсон вместе с исследователями пришел к выводу, что на таком расстоянии корабль не подвергался никакой опасности. Он приказал собрать зонды и переместить корабль на пятнадцать световых лет ближе к цели.

Они снова вышли в реальное пространство и повторили исследования. С расстояния в пять световых лет изображения, передаваемые разведывательными зондами, стали еще отчетливее. Но ничего не изменилось. Потоки частиц, приносимые солнечным ветром от ближайших звезд, огибали барьер, образуя гигантские завихрения и водовороты, тихо стонавшие в анализаторе электромагнитного спектра, словно пение далеких китов.

Уилсон последовательно перемещал корабль на один световой год ближе. И каждый раз восемь выпускаемых зондов исследовали пространство. Каждый раз они выдавали все более подробную информацию об излучении и распределении космических частиц. Но ничего о природе самого барьера.

– Подойти на дистанцию в один световой месяц, – приказал Уилсон.

– Есть, сэр, – ответила Ту Ли.

– Танде, радиус действия гисрадара перекрывает такое расстояние, – сказал Уилсон. – Будем сканировать?

Астрофизик, сидя за своим пультом, энергично пожал плечами.

– Сканирование поможет узнать много нового о природе барьера, но, если его контролируют какие-то активные силы, мы себя обнаружим. Не думаю, что они до сих пор могли нас не заметить.

Оскар взглянул на экран, где реальное пространство скрывалось за голубоватыми стенками червоточины.

– Они и так уже должны были о нас узнать. С такого расстояния мы непременно уловили бы квантовые искажения, создаваемые червоточиной.

– Создатели барьера должны были понимать, что рано или поздно кто-нибудь появится здесь, чтобы исследовать барьер, – заметила Анна. – Невозможно надеяться, что подобное сооружение останется незамеченным.

– В таком случае сначала прибегнем к пассивному сканированию, – решил Уилсон. – Если никакой реакции не последует, используем гисрадар.

Еще через четыре часа «Второй шанс» снова вышел из гиперпространства. Уилсону даже не пришлось давать команду выпустить наружные зонды. Главный корабельный телескоп воспроизвел полную картину диска. В инфракрасном спектре он пылал, словно злобный глаз дремлющего дракона.

– Плотность нейтринного потока очень низкая, и со стороны Альфы Дайсона, похоже, ничего не поступает, – сказал Бруно Сеймор. – Я бы предположил, что барьер для него непроницаем. На таком расстоянии мы бы уже получили настоящий ливень.

– А как насчет плотности частиц?

– Межзвездные возмущения и ничего больше. От самой звезды нет никакого ветра. Скорее всего, барьер всю энергию ударов по внутренней поверхности конвертирует в инфракрасное излучение. Если предположить, что звезда внутри не изменилась, уровень излучения вполне этому соответствует.

– Спасибо, – поблагодарил его Уилсон. Он смотрел на красный круг, ощущая, как стремительно испаряется чувство изолированности. – Барьер твердотельный?

– Нет, сэр, – сказал Танде Саттон. – Мы уже зарегистрировали поле притяжения звезды. Если бы барьер был твердотельным, его масса могла быть равной массе средней звезды, а может, и больше.

– Итак, он блокирует нейтрино, элементарные частицы и большую часть электромагнитного спектра, но не гравитацию. У нас имеются подобные силовые поля?

– Отдаленно похожие, – ответил Танде. – Я уверен, генератор с такими же свойствами можно построить. Но это нелегко.

– И какая мощность потребуется для активации поля такого размера?

Танде заметно вздрогнул. Бруно и Рассел, заметив его смущение, ухмыльнулись.

– Большая часть ядерной энергии светила.

– Можно определить эту недостачу?

– Вряд ли. Для сравнения нам потребовались бы результаты наблюдений за звездой до окутывания, а этим никто не занимался.

– Хорошо. Если уж вы засекли гравитационное поле, можно ли определить наличие планет внутри барьера?

– Пока еще нет. Надо подойти ближе.

– Анна, снаружи барьера есть какие-нибудь признаки активности? Любой активности?

– Нет, сэр, ничего. Ни микроволновых каналов, ни лазерного, ни радарного излучения. Нет ни следов плазмы, ни даже химических остатков ракетных двигателей, хоть мы и настраивали спектр анализатора специально на них. Нет и признаков червоточин. Судя по показаниям датчиков, кроме нас здесь никого нет.

Уилсон перевел взгляд на Оскара.

– Мне начинает казаться, что это похоже на останки, – с разочарованием в голосе сказал помощник капитана.

– Ладно. Запускайте гисрадар. И внимательно следите за любыми откликами. Гипердвигатель, будьте наготове.

– Есть, сэр.

Пару минут все присутствующие в рубке напряженно наблюдали за действиями Ту Ли и Анны, посылавших гравитационные волны из генератора червоточины.

– Невероятно! – воскликнул Танде Саттон. – Он просто отражает импульсы, словно зеркало. Это указывает на весьма сложную квантовую структуру. Правда, мы и без того догадывались, что будет нелегко.

– Мы получили какие-нибудь отклики? – спросил Уилсон.

Анна и астрофизики отрицательно покачали головами.

– Как и прежде, никаких признаков активности. Но на таком расстоянии диапазон приема ограничен. Сигналам электромагнитного спектра потребуется месяц, чтобы добраться до нас.

– Меня больше интересуют изменения гиперпространства и квантовой структуры.

– Пока ничего.

– Хорошо. Оскар?

– Мы уже далеко забрались, – сказал Оскар. – И до сих пор не было причин поворачивать назад.

– Согласен. Подготовьте корабль к возможному столкновению с враждебными силами. Гипердвигатель, переместите нас на миллион километров над экватором барьера.

– Есть, сэр.

Выход из червоточины сопровождался широким мерцающим кольцом черенковского излучения. Голубое свечение рассеялось так же быстро, как и возникло, и корабль остался парить в миллионе километров над ровной поверхностью барьера. С такого расстояния закругление оболочки звезды было уже незаметно, и преграда казалась плоской стеной, тянувшейся до бесконечности во всех направлениях, будто «Второй шанс» достиг края Вселенной.

– Сквозь барьер нам не пройти, – заявила Ту Ли, как только они вновь оказались в реальном пространстве.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Уилсон.

– Барьер блокирует и червоточину тоже. При нашем приближении возникло существенное эхо экзотической энергии. Помимо всего прочего, действие барьера распространяется и на квантовые поля. Червоточина сквозь него не пройдет.

– Значит, туда пути нет, – пробормотал Уилсон.

– Или оттуда, – добавил Оскар.

Уилсон повернулся к астрофизикам.

– А гравитационные волны смогут проникнуть внутрь?

– Посмотрим, – без особой надежды сказал Танде.

– Развертка на экране гисрадара выдает однородную поверхность, – доложила Анна. – Нейтринный поток не проходит. Никогда не видела таких низких показателей.

– Какова толщина барьера?

– Это значение можно применить только к твердой материи, – сказал Танде. – А мы имеем искусственно созданную трещину в квантовых полях, проявляющуюся в пространственно-временном измерении. Технически барьер не обладает толщиной. Он существует как бы в двух измерениях.

– Превосходно. – Уилсон не мог оторвать взгляд от экрана радара. – Есть какие-нибудь признаки присутствия космических кораблей?

– Ничего, – сказала Анна. Постоянные отрицательные результаты ее явно раздражали. – Ни продуктов сгорания, ни следов червоточин. Здесь никого нет.

– Вот что я скажу, – заговорил Танде. – Эта проклятая штуковина в поперечнике составляет около тридцати а. е. Для человеческого разума величина почти непостижимая. С нашей позиции мы не видим и доли процента поверхности. В пяти а. е. от нас может находиться целая флотилия кораблей размером с луну, и мы об этом и не узнаем.

– Давайте не увлекаться, – предостерег его Уилсон. – Не забывайте, ради чего нас сюда отправили. Мы должны исследовать и анализировать. Итак… Пилот, удерживайте корабль в таком же положении. Оборона, полная боевая готовность щитов вплоть до особого распоряжения. Гипердвигатель, будьте готовы к немедленному выходу. Астрофизики, слово за вами. Я хочу получить всеобъемлющую картину с этого расстояния, исследуйте барьер любыми имеющимися у нас средствами. Ближе пока подходить не будем. В случае достоверного подтверждения отсутствия любой враждебной активности я санкционирую исследование структуры барьера дистанционными спутниками. До тех пор будем соблюдать осторожность.

Он откинулся на спинку стула и сосредоточился на информации, поступавшей в виртуальное поле зрения. Поток сведений постоянно возрастал по мере подключения новых инструментов исследования. Уилсону была понятна только небольшая часть данных, и это его слегка огорчило. Он всегда считал себя компетентным в современной физике.

Танде Саттон и его коллеги с неослабевающим энтузиазмом впитывали новейшие данные. Их увлеченность напоминала любознательность детей. Уилсон никогда не позволял себе вмешиваться или корректировать стиль руководства Танде. Но теперь, глядя на них, он считал, что астрофизики ведут себя скорее как впервые живущие фанаты, чем как солидные и мудрые ученые, – а ведь их выбрали именно за эти свойства. Они спорили и посмеивались друг над другом, совершенно не заботясь о мнении окружающих. А все потому, что после трех месяцев ожидания они вдруг вышли на первый план, и это было заметно.

Уилсон уже на два часа задерживался после окончания своей смены, и вскоре он оставил рубку на попечение Оскара. Часом позже Анна отыскала его на носовой галерее. Это было длинное темное помещение на среднем уровне жилого кольца, со слабо светящимся голубым полом. Женщина долго стояла у двери, давая глазам возможность привыкнуть к полумраку. На фоне трех высоких окон с безукоризненно прозрачными стеклами едва виднелись силуэты людей – вид барьера привлекал многих. Анна подошла к Уилсону.

– Привет, – прошептала она.

– Привет.

Его рука отыскала ее ладонь, и их пальцы переплелись. Довольно долго они стояли так в темноте, наслаждаясь близостью. За окном Анна видела темносерую громаду основного цилиндра, освещенного лишь навигационными огоньками. Он вращался, давая возможность рассмотреть один за другим все группы датчиков.

– Я не уверен, но кажется, что я его вижу, – негромко произнес Уилсон. – Зрительные вставки дают превосходное изображение в инфракрасном спектре, но даже после их отключения барьер остается у меня перед глазами. Может, я все это себе вообразил, но он кажется мне плоским темно-красным облаком. И торчит прямо у меня перед носом.

– На таком расстоянии так оно и есть, – прошептала она в ответ. – Мы как микроб на баскетбольном мяче.

– А ты видишь его?

– Не знаю.

Она наклонилась вперед и прищурилась, хоть это и было абсолютно бесполезно. При отключенных зрительных вставках впереди ей почудился непроницаемо-темный багровый туман, как от одинокой свечи в церкви.

– Какой-то призрачный отсвет.

– Хм. Всегда думал, что у меня отличное зрение. В следующий раз при омоложении непременно попрошу усовершенствовать глаза. – Он помахал рукой перед лицом, пытаясь увидеть силуэт пальцев на фоне излучения. Но в галерее было слишком темно. – Вижу я его или нет, но я определенно его ощущаю. Что-то большое и страшное, притаившееся на окраине разума.

Анна обхватила его пальцы.

– Пойдем, день сегодня был очень длинный. Тебе пора отдохнуть.

Он усмехнулся, и в темноте блеснули зубы.

– Я слишком устал и взвинчен, чтобы спорить.

Он послушно шагнул за Анной к выходу.

– Взвинчен? Ты?

– Да. Мы целый год строили этот корабль. Я триста лет ждал такого важного для себя события. И при выходе из гиперпространства я ожидал увидеть нечто реальное, что я мог бы рассмотреть и понять. На Марсе мы увидели совершенно незнакомый пейзаж. Он казался странным и в какой-то степени даже красивым. Никто ничего не знал даже о лежащих там камнях. Но камень можно раздробить молотком, внутри него можно увидеть минералы и кристаллы. У нас были базовые знания, позволявшие определить, что это за камень, в результате какого события он образовался. Вся эта информация имелась у меня в голове, и я мог ее применить.

Они вышли в пустой коридор, и Анна, привстав на цыпочки, поцеловала Уилсона.

– Несчастный старичок.

Уилсон смущенно усмехнулся.

– Да, конечно, полагаю, я немножко испугался, вот и все. От размера этой штуки сносит крышу. Не надо было так долго на него смотреть.

– Ну да, молоток здесь не поможет.

– Вероятно. – Он вернул ей поцелуй. – Но мне было бы намного легче, если бы я мог по нему стукнуть.

Спустя пять дней Уилсон разрешил подвести «Второй шанс» на расстояние в пятьдесят километров над поверхностью барьера. При помощи плазменных ракет они достигли ускорения в пятидесятую долю g, а затем изменили направление, чтобы остановиться. Исследователи очень внимательно следили за тем, что произойдет, когда продукты сгорания достигнут барьера. Ответ был прост: ничего. Спутники, зависшие в нескольких сантиметрах над барьером, отслеживали остаточные частицы газа и заряженные энергией частицы, бьющие в поверхность и отскакивающие от нее. Но никакого выделения тепла, никаких импульсов. Никакого эффекта. Микроволновые передатчики перекачивали на корабль гигабайты информации, увеличивая и без того уже обширную базу данных о барьере. В хранилищах СИ скопилось множество протоколов работы зондов, но почти все они содержали отрицательную информацию. Любой член исследовательской группы мог рассказать Уилсону, чем не являлся этот барьер, и продолжать бесконечно рассуждать о его свойствах. Но никто не в состоянии был объяснить, как и откуда он появился. И тем более – зачем.

Но, как он сказал Анне однажды ночью, они пробыли здесь всего пять дней. Уилсон не ждал чудес.

Космический корабль еще восемь дней провисел над неподатливым барьером, тыча в него всеми видами лучей, словно маленький ребенок, сдирающий корку с царапины, чтобы посмотреть, что под ней находится. Генератор червоточины вызывал самые невероятные искажения пространственно-временной области, и каждый раз волновые возмущения отражались от почти невидимой поверхности без какого-либо заметного эффекта. Единственным открытием за весь этот период было обнаружение планет за барьером. Танде подтвердил, что гравитационные измерения указывали на наличие двух газовых гигантов и трех более мелких твердотельных планет, вращающихся вокруг звезды, а также возможное присутствие нескольких больших астероидов. Его сообщение о том, что на одной из планет потенциально возможно возникновение жизни, вызвало значительное оживление на одном из ежедневных собраний руководителей групп. Расстояние от планеты до звезды допускало возможность эволюции живых существ при наличии воды и подходящего атмосферного давления…

В конце концов, скорее ради поднятия морального духа экипажа, чем для реальной научной пользы, Уилсон позволил Макклейну Гилберту спуститься к поверхности барьера. После долгого скучного полета люди испытывали крайнее нетерпение. Как и Уилсон, все они ожидали найти нечто существенное, что указало бы на причину и происхождение барьера. Вылазка одного из них с целью лично осмотреть барьер могла бы уменьшить напряженность, нараставшую в жилом кольце.

За вылетом маленького челнока из шлюза основного цилиндра наблюдал весь экипаж космического корабля. Челнок представлял собой небольшую сферическую капсулу, способную вместить до пятнадцати человек, располагавшихся вместе с необходимым оборудованием в верхней части цилиндрического отсека, и две плазменные ракеты. Этот транспорт, имевший запас хода на десять суток, предназначался для доставки исследователей к «представляющим интерес объектам» в районе Пары Дайсона. Челнок не имел возможности войти в атмосферу, но мог приземляться на лишенных воздуха спутниках или, на что надеялись его создатели, стыковаться с чужими кораблями и космическими станциями, а может, даже и подойти к генератору барьера. Составить компанию Маку вызвались почти все члены команды, и громче всех требовал этого Дадли Боуз, но Уилсон решительно отказал всем пассажирам. Вместе с Маком были допущены к полету еще один офицер-исследователь, пилот и инженер.

Челнок при помощи маломощных двигателей на энергии контролируемой химической реакции занял позицию в ста метрах от барьера, и Мак осторожно выбрался из круглого шлюза. Внутренний слой его скафандра из плайпластика абсолютно не сковывал движений, но при этом плотно прилегал к коже. Поверх него имелся терморегулирующий слой из воздухопроницаемых волокон, отводящий выделяемое телом тепло. Последний, самый плотный серый покров экранировал излучения и удары микрочастиц. Встроенный генератор вырабатывал силовое поле, бывшее единственной защитой человека. При выходе его из строя правила безопасности предписывали прервать операцию и немедленно направиться к ближайшему шлюзу. Голову закрывал абсолютно прозрачный шлем, обеспечивающий полный обзор, защиту от радиации и предусматривающий автоматическую фильтрацию слишком яркого света. Аккумуляторы, терморегулятор и регенератор воздуха помещались в небольшом ранце рядом с парой пластинчатых радиаторов, отводящих избыточное тепло. Весь скафандр контролировался эл-дворецким, а в виртуальном поле зрения имелись схематичные иконки управления.

После выхода из люка Мак сразу же закрепился на решетке фюзеляжа. Специальные выступы на подошвах ботинок помогли ему достаточно прочно зацепиться за сетку, чтобы предотвратить вращение тела от нечаянного толчка в случае ошибки или испуга. Затем он нагнулся, сильно напрягая мышцы живота в условиях невесомости, и отстегнул замок маневрового ранца. Это несложное устройство представляло собой плоский рюкзак с объемными пластиковыми емкостями в каждом углу и соплами, через которые выпускалась холодная газовая струя, что позволяло передвигаться в радиусе нескольких километров от корабля.

Подключение маневрового ранца вызвало в виртуальном поле зрения еще несколько символов. Мак дождался, пока система безопасности закончит проверку устройства, и только тогда приступил к манипуляциям с джойстиком. В этот момент, когда он оказался во всеоружии за пределами «Второго шанса» и весь экипаж следил за его действиями, больше всего ему хотелось повернуть рычаг и сразу подлететь к барьеру. Но он заставил себя протестировать все клапаны, убедился в работоспособности ранца и, завершив пробный полет вокруг челнока, доложил о готовности.

– А ты неплохо отсюда смотришься, – ответил ему Оскар. – Телеметрическая аппаратура готова на сто процентов. Можешь приступать.

Знакомый голос, в котором прозвучало сдержанное одобрение, показался Маку до абсурда успокаивающим. Приятно было ощутить прикосновение реальности и услышать голос, который вел его во многих новых мирах. Виртуальные пальцы сдвинули джойстик вперед, и сопла ранца выбросили струи азота, унося его от челнока. В обычном визуальном спектре он двигался в полную темноту – барьер мог находиться как в нескольких сантиметрах от него, так и в нескольких световых годах. Радар показывал дистанцию девяносто три метра. Мак увеличил скорость до двух метров в секунду и приказал эл-дворецкому включить фонарь. В догнавших его лучах скафандр блеснул тусклым оловом. Прямо перед собой он ясно видел тройные круги, означавшие места, где лучи упирались в барьер. Они образовывали участок чистого голубого цвета, словно кто-то собирался начать представление в театре теней.

Мак активировал инфракрасный спектр в зрительных вставках. Половина Вселенной окрасилась сверкающими оттенками красного цвета. Теперь он видел перед собой барьер, но оценить дистанцию все еще не мог. Радар показывал сорок метров. Он немного уменьшил скорость сближения и наконец рассмотрел на плоской стене собственную тень.

В метре от барьера он остановился и некоторое время парил неподвижно. Биомонитор подсказывал, что у него участилось сердцебиение, а в ушах шумел адреналин. Мак начал поднимать руку, потянувшись пальцами к таинственной поверхности, но быстро остановился. Он не получал на это разрешения, но, если спрашивать о каждом шаге, согласование безопасности займет целый день. Его выбрали для этого задания из-за его опыта контактов. Хотя и не в такой ситуации, сердито поправил он себя и слегка усмехнулся. Сердечный ритм немного замедлился, и он завершил прерванное движение. Пальцы коснулись поверхности.

На мгновение мелькнула безумная мысль, что от такого бесцеремонного прикосновения барьер исчезнет, как мыльный пузырь. Однако ничего не произошло, и Мак посмеялся над своими опасениями. Каким бы слабым ни был толчок, но Мака стало относить назад. Он снова передвинул джойстик и протянул руку. Теперь маневровый ранец удерживал его на месте.

– Эй, я дотронулся до него. Никакой заметной реакции. На ощупь похож на обычную твердую плоскость, нет ощущения нестабильной поверхности, как в наших силовых полях.

– Понятно, Мак, – ответил Оскар. – А мы все ждали, что оттуда высунется дьявольский коготь и утащит тебя внутрь.

– Спасибо и на этом.

– Не за что. Ты собираешься пустить в ход датчики?

– Сейчас сделаю.

Он стал отстегивать с пояса датчики и по одному подносить их к поверхности барьера. Приборы приходилось придерживать на месте. Термический клей помочь не смог: выдавленные из тюбика капли разлетелись по барьеру, словно вода по тефлоновой сковороде.

– Мы на него и не надеялись, – сказал Оскар. – Там нет никаких атомов, за которые мог бы зацепиться клей. Но попробовать стоило.

– Конечно. Но, чтобы удержать их на месте, мне приходится расходовать газ.

– Я это учту. Приложи, пожалуйста, детектор уровня мезонов.

– Ладно.

Он прижал к поверхности короткий и широкий цилиндр, и у него снова возникло ощущение постороннего присутствия по ту сторону барьера. Он скребется в этот барьер, словно мышь под плинтусом, а с другой стороны прислушивается невидимая кошка. Мак постарался убедить себя в том, что эта мысль была нерациональной. Но ведь кто-то же знает об их присутствии? Он стал поворачивать голову, пока не увидел звездное небо. На мгновение показалось, что он стоит вертикально, прижатый к стене ночным небом, а почва ушла из-под ног. Вертикальный горизонт между черным и красным был безупречно ровным и отчетливым. Мак посмотрел на свои ноги и увидел такой же горизонт. Человеческая мысль была просто не в состоянии постичь величину этого сооружения. Для возведения такого грандиозного артефакта требовалась не менее веская причина.

Оборона? Заключение? Экипаж «Второго шанса» разделился в этом вопросе примерно двадцать к восьмидесяти. И обе стороны подразумевали агрессию, превышающую человеческое восприятие.

– Эй, Мак, ты в порядке? – спросил Оскар.

Он понял, что его сердце снова зачастило, и сделал пару глубоких вздохов.

– Да, конечно, все в порядке. Что дальше?

– Детектор экзотических волн. Танде хочет точно узнать, откуда берется инфракрасное излучение. Это поможет изучить барьер с точки зрения пространства-времени.

– Ладно.

Через сорок минут он пристегнул к поясу последний датчик и поспешил к челноку. Физики с радостью принялись за обработку результатов, чтобы скорее понять природу барьера. Однако, каким образом он был создан и для чего, никто из них по-прежнему не имел ни малейшего представления.

Спустя два дня после выхода Мака в открытый космос на собрании руководителей групп было решено, что уже собрана вся информация, какую только можно было получить при стабильном положении корабля. Уилсон же указал на то, что в других направлениях исследования они не достигли никаких успехов.

– Нас послали сюда для того, чтобы выяснить причину создания барьера, – официальным тоном заявил он после обычного обсуждения итогов предыдущего дня. – Танде, я понимаю, что твоя группа проделала огромную работу по изучению природы барьера, но этого мало. Сейчас вы занялись его квантовой структурой. Можно ли как-нибудь переформатировать гипердвигатель, чтобы проникнуть внутрь?

– Нет, – ответил Танде. – Я могу признаться, что не вижу способа пройти сквозь барьер. Хоть мы и не можем создать такой же барьер, но мы достаточно изучили его свойства, чтобы отказаться от попыток проникнуть внутрь через гиперпространство. Червоточина через него просто не пройдет.

– А если применить силу? – спросил Оскар. – Мы сможем взломать его в реальном пространстве?

– И снова нет. Абсолютно исключено. Даже если сконцентрировать все уровни энергии и направить прямо на барьер, мы ничего не добьемся. Это не физическое тело. Его нельзя опрокинуть или разрушить тем же способом, что и твердую материю. Когда-нибудь мы, возможно, научимся манипулировать квантовыми полями, чтобы дестабилизировать его часть, но это будет нескоро. Грубо говоря, мы даже не поцарапали его поверхность.

– Значит, нам придется искать причины его возникновения в другом месте, – сказал Уилсон. – Должен признать, что при такой величине объекта поиски будут довольно поверхностными. У нас по-прежнему остаются две гипотезы: оборона либо нападение. Если барьер играет защитную роль, на нем могут быть признаки нападений извне.

– Признаки или целая армада? – беспечно уточнил Оскар.

– Если бы агрессоры были здесь, они бы уже начали нас изучать, – сказала Антония Кларк, руководитель инженерной группы. – Со времени своего прихода мы создали целый букет возмущений, и нас могли бы засечь даже при помощи нескольких автоматических зондов, парящих над барьером.

– Возможно, – согласился Танде. – Но мы до сих пор не обнаружили никакого активного оборудования. И барьер был воздвигнут очень давно, угроза могла за это время исчезнуть.

– Давно – по человеческим меркам, – заметил Оскар.

– Хорошо. – Уилсон поднял руки, предваряя готовый разгореться спор. – Если флотилия агрессоров или угрожающее миру существо еще здесь, нам необходимо их отыскать. Предпочтительно остаться при этом незамеченными, на что, я признаю, надежды мало, но надо попробовать. Если же агрессоры ушли, они могли что-то оставить. В другом варианте, если барьер был воздвигнут в целях ограничения звезды и всех обитателей ее миров, шансов найти его создателей гораздо больше. Поэтому я принял решение отправить «Второй шанс» в круговое путешествие вдоль экватора. Мы останемся на расстоянии одной а. е. и запустим гипердвигатель на малой скорости. За неделю гисрадар создаст полную и весьма точную картину окружающего пространства. В таком случае, даже при самом плохом сценарии, если мы ничего не найдем, заглянем на оба полюса. Если и после этого останемся с пустыми руками, будем решать, что делать дальше.

– Капитан, – обратился к нему Танде, – я бы хотел поднять проблему коммуникации.

– С кем?

– Оба наших сценария предусматривают наличие внутри барьера разумной жизни. Раз уж мы подошли так близко, может, стоит попробовать привлечь их внимание, а если повезет, то и завязать диалог?

– Каким образом? Мне казалось, ты говорил о непроницаемости барьера.

– Для любых волн, кроме гравитационных. – Танде кивнул в сторону главного инженера. – Я обсуждал этот вопрос с Антонией. Нам не составит труда модифицировать гипердвигатель, чтобы он создавал простые гравитационные волны. Если внизу имеется работающий гравитационный детектор, он зарегистрирует сигналы.

Предложение удивило Уилсона. Он настолько увлекся результатами анализа исследовательской группы, что совсем упустил из вида возможность установления контакта.

– Насколько сложной будет модификация? Я не могу допустить даже временного выхода из строя гипердвигателя.

– Все сводится к перепрограммированию, – сказала Антония. – Излучение стандартных гравитационных волн станет одной из побочных функций гипердвигателя. Корабельный СИ представит нам измененную программу уже через пару часов.