Текст книги "Министерство особых происшествий"

Автор книги: Пип Баллантайн

Соавторы: Ти Моррис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

При звуке ее голоса ее бывший напарник немного нахмурился.

–   Лиззи... Лиззи? – Казалось, что он изо всех сил старается зацепиться за ускользающие подробности прошлого.

В отчаянии она прижалась губами к тыльной стороне его ладони, на что никогда раньше не отваживалась. Рука была грубой, покрытой шрамами, но все же это была его рука.

Гаррисон прикоснулся к ее волосам – это был нерешительный и мягкий жест.

–   Лиззи. Я знал одну Лиззи. Такая красивая девочка. Знаешь, я мог бы поцеловать ее там, в Париже.

Элиза подняла глаза и улыбнулась.

–   У меня было много возможностей поцеловать ту красавицу Лиззи, – сообщил он ей тоном, напоминавшим голос ребенка, рассказывающего взрослым о своих последних достижениях. – В Уганде. В Касабланке. О да, у меня было много, очень много возможностей, но Париж... да, Париж. И я думаю, что красавица Лиззи позволила бы мне себя поцеловать.

–   А сейчас позволила бы? – Невидимая рука сжала ей горло, не давая дышать. Она сглотнула подступившие слезы и снова заговорила, потому что это помогало ей побороть нахлынувшие эмоции. – Тогда почему же ты, негодяй, этого не сделал?

Он ожесточенно замотал головой. Маленького мальчика застукали на горячем.

–   Это было бы неправильно. Это было бы неправильно. Она была особенной, эта красавица Лиззи. Красивая, но особенная. Не такая, как все остальные. Она была очень, очень, очень особенная.

Элиза набрала побольше воздуха в грудь и улыбнулась, надеясь, что эта улыбка снова вернет ему покой.

–Да, Гарри, я думаю, что Лиззи обязательно позволила бы себя поцеловать.

–   Но я этого не сделал, и теперь возможность упущена, – прошептал Гаррисон и тихо вздохнул.

Все было именно так, как он сказал: возможность была потеряна для них обоих.

Но, может быть, еще могла бы воцариться если не любовь, то по крайней мере справедливость. Может быть, их потери еще могут стать не бессмысленными.

Со всей осторожностью Элиза перевернула его руку и аккуратно вложила ему в ладонь медальон, найденный в архиве.

–   Гаррисон, ты помнишь это?

Ей не показалось: он действительно бросил на нее взгляд своих слезящихся глаз, и поэтому она торопливо продолжила:

–   Помнишь, те люди, которые умерли, – те, от которых ты не мог отказаться?

Его голос, прорвавшийся сквозь пересохшие губы, превратился в хрип:

–   Кости, кожа и кровь!

Элиза схватила его ладони в свои руки, прежде чем он успел сунуть их в рот.

–   Да, это было ужасно. Министерство могло отказаться от расследования этих дел, но ты не мог остановиться, только не ты.

–   Кости... кожа... кровь... – Гаррисон замотал головой и отпрянул от нее, повторяя три слова, которые преследовали его тогда, но, видимо, не отпускали его и в состоянии безумия.

Он снова ушел в путаницу разрозненных мыслей, приведших его в Бедлам. Элиза прижалась лбом к его голове, стараясь вернуть к действительности, к себе.

Все так же медленно она повернула лицо к медальону. Он последовал за ней.

–   Ты нашел это на последней жертве, Гаррисон, – прошептала она, глядя на контур странного кулона, на его необычную ассиметричную форму, на выгравированного кота, который сейчас следил за ними обоими. – Помнишь? Ты нашел это и поэтому не сдался, не отступил.

–   Это правда был я? – Голос его звучал слабо, но все же она уловила в нем интонации своего старого друга.

Из уголка ее глаза скатилась слеза – слабая, глупая слезинка.

–   Ты оставил это для меня? Ты оставил это в материалах дела, чтобы я потом нашла?

Его губы несколько раз вздрогнули.

–   Ты... ты... ты видишь его, Лиззи, видишь?

Элиза отшатнулась и села на корточки.

–   Его, Гаррисон? – Быстрый осмотр комнаты подтвердил, что они были здесь совсем одни.

Гаррисон расхохотался, коротко и горько – с губ его сорвалось такое, чего она никогда раньше не слышала и не разобрала. Комната отозвалась эхом, и голова его угрожающе опустилась. Если бы это был кто-то другой, Элиза ударила бы его по щеке или, по меньше мере, хорошенько встряхнула бы.

–   Прошу тебя, Гаррисон, я не понимаю. О чем ты говоришь? – Она должна быть сильнее этого. – О ком ты говоришь?

Он снова потрогал ее волосы – разрывающий душу потерянный взгляд на искаженном лице. Она вспомнила Париж, их ночную поездку по Сене во время одного из последних заданий. Ее сердце бешено стучало в груди, и на этот раз это никак не было связано с динамитом. Неужели она пропустила тогда первые симптомы из-за своих глупых чувств? Ее напарник несколько месяцев находился на грани помешательства, а она была настолько слепа, что даже не заметила этого?

Элиза на миг зажмурилась. Она привыкла не задавать вопросы, а действовать. Вопросы – это было по части Гарри. Однако за последние несколько месяцев их партнерства у него выработалась навязчивая идея в отношении всех этих дел. Тела со слитой из них кровью, с содранной до мяса кожей и еще несколько совсем загадочных – без единой целой косточки внутри. Гарри был убежден, что все эти трупы – по крайней мере, обнаруженные – были как-то связаны между собой, хотя связь эту никак установить не получалось. Не имея ни одного достойного объяснения происходящему, а также подпираемое другими возникающими ситуациями с почерком преступного Дома Ашеров, министерство бросило эти дела, что привело Гаррисона в смятение.

Но он сохранил медальон, единственный последний ключик. Ее напарник всегда был ярым сторонником всяких правил и протоколов, пока не столкнулся с тем, что сам он назвал «убийствами со свежеванием и переломами».

–   Да, я нашел его.

–   Прости меня, Гарри, – шепнула она, прижимая ладонь к его шершавой щеке. – Если бы я с большим вниманием относилась к тому, что ты делаешь...

–   Не плачь, Лиззи. – Его голос был тяжелым и печальным. – Я нашел это... – Он взял ее подбородок в свою ладонь, но глаза его смотрели куда-то мимо. – А теперь и ты тоже должна найти.

Проследив за его взглядом, Элиза увидела, что он поднял медальон за цепочку на свет и теперь крутит его. Элиза часто заморгала, склонив голову набок. При вращении на скорости странная форма и гравировка преобразовывались в то, что Элиза никогда не замечала. Там по-прежнему был кот, но при вращении кулона этот кот улыбался им.

Чеширский Кот, прославившийся после книг Льюиса Кэрролла.

–   Я вижу его, я на самом деле вижу его, Гаррисон, – прошептала она, чувствуя, как у нее начинает кружиться голова, – но что это значит?

Внезапно он резко прекратил вращение и зажал медальон в ее ладони.

–   Мы тут все сумасшедшие. Я сумасшедший. Ты сумасшедшая.

От этих произнесенных нараспев слов по спине у нее пополз холодок. А Гарри принялся неистово чесаться и трястись, бормоча эту фразу себе под нос снова и снова.

Он скулил, как побитый ребенок, и отбивался от всех попыток Элизы успокоить его. Когда же Гаррисон принялся лихорадочно расчесывать ногтями свой затылок, ее охватил дикий страх. Господи, она снова сломала его и вернула в ту главу его жизни, которая был наполнена болью. «Нет, Гарри, я тебя так не брошу», – пообещала она себе, пытаясь как-то усмирить его.

В процессе борьбы она вдруг заметила рельефный шрам, прятавшийся у него под волосами над левым ухом.

–   У тебя этого раньше не было, – прошипела она, чувствуя, как страх и жалость уступают место злости, давая столь желанную передышку от постоянной печали. – Все в порядке, Гаррисон, – прорычала Элиза, крепко сжимая его в своих объятиях, пусть только на одну минуту.

Широко шагнув к двери, она сильно ударила в холодную металлическую поверхность. Охранник только слегка приоткрыл дверь, но Элиза тут же втянула его в камеру.

–   Что вы сделали с ним?

Упираясь, Томас пошатнулся, но восстановил равновесие, когда она отпустила его, показывая ему шрам Гаррисона. Бывший агент так разошлась, что принялась молотить его по голове.

Какое-то время Элиза даже не прислушивалась к протестам надсмотрщика.

–   Это была одна из ран, с которыми он поступил к нам, мисс.

Гаррисон впал в неистовство, а Томас неожиданно обхватил Элизу и принялся выталкивать ее наружу. Она, вероятно, выбила бы ему зубы ногой, если бы ее бывший напарник не закричал отчаянно:

–   ЛИЗЗИ!

Крик его затих, а лицо замерло в гримасе вопля. Прошло несколько секунд. Гарри посмотрел на нее и дрожащим голосом сказал:

–   Помни, Лиззи, все мы – мыши в лабиринте. Поэтому неважно, куда ты идешь, потому что все равно куда-нибудь придешь. Ты обязательно достигнешь этого, если будешь идти достаточно долго. А когда ты наконец попадешь туда, у тебя будет место, чтобы отдохнуть, есть, пить. – Затем он вскочил на ноги и, вскинув руки вверх, прокричал: – ЧТОБЫ ЖИТЬ!

Его бессвязные речи воспринимались как какое-то обращение свыше, но она поняла его. Какая-то здоровая часть мозга Гаррисона пыталась пробиться обратно, домой. Элиза выпустила из себя весь воздух и позволила вытолкать себя из камеры. «Да, – подумала она, не отрывая взгляд от Гаррисона, – я поняла».

Томас запер дверь, из-за которой, несмотря на ее толщину, продолжали слышаться крики, а затем прислонился к стене. Он выглядел очень усталым.

–   Мистер Торн сейчас уже не с нами, мисс. Теперь вы ничего вразумительного от него не добьетесь.

–   Мне жаль, что я ошиблась насчет той раны, – прошептала Элиза, глядя на медальон. – Я просто подумала...

Ответ Томаса заключался в том, что он молча проводил ее до главного внутреннего двора. Когда они проходили по галерее, там их ждал человек, которого она видела здесь раньше; глаза его горели.

–   Бууууум! – шепнул он и подмигнул ей.

Это было уже слишком, и она ускорила шаг, следуя за охранником. Добравшись до выхода, Томас просто ушел прочь без каких-либо прощаний или жестов вежливости. Медсестра обратила внимание на странное выражение их лиц и предпочла не задавать лишних вопросов.

Элиза покидала Бедлам так же, как приехала сюда, но чувствуя себя потрясенной. Она даже не была в состоянии попрощаться с Гаррисоном – хотя, вероятно, он бы этого и не заметил.

Идя по дорожке к входным воротам, она вытащила странный медальон и надела его себе на шею, словно бросая вызов тем, кто забрал у нее напарника и друга. Прохладная вещица теперь лежала у нее на груди, и она прижала ее ладонью, стараясь запомнить это ощущение.

Ее сердце еще полностью не вернулось к своему нормальному ритму, когда она подняла глаза и увидела знакомую фигуру. Под статуей Безумия стоял Веллингтон Букс, такой же опрятный и щеголеватый, каким когда-то был Гаррисон. Ему не хватало лишь прогулочной трости, и успех у дам был бы ему обеспечен.

–   Итак, – сказал он сухим назидательным тоном. – Как прошел ваш ленч в Бедламе, мисс Браун?

Интермедия, где агент из глубинки заводит новых друзей в высших кругах

     Агент Брюс Кэмпбелл испытывал ощущение счастья в самых различных частях света, например, карабкаясь по отвесной скале у берегов Бенгалии, сражаясь с воинственными шерпами в Непале или даже просто плавая среди смертельно опасных больших белых акул в водах родной для него Австралии. К тому же он был настоящим мастером в целом ряде видов человеческой деятельности: он отлично стрелял, искусно ухлестывал за красивыми женщинами и умел смешивать великолепный послеобеденный аперитив.

А вот что ему не нравилось, так это пить сейчас чай с членом Тайного Совета посреди роскоши отеля «Гросвенор». Поглядывая по сторонам краем глаза, Брюс понял, что здесь их в основном окружают светские дамы. Он нервно заерзал на стуле. Черт возьми, некоторых из них он узнал – даже несмотря на то, что сейчас они были в одежде. А поскольку они пришли сюда без мужей, у него были весьма призрачные шансы спокойно выбраться отсюда в более привычную для себя обстановку, например, в какую-нибудь перестрелку.

Разумеется, если человек, сидящий напротив, позволит это. Питер Лоусон, герцог Сассекский, не нуждался ни в визитных карточках, ни в представлении – Брюс великолепно знал, кто он такой, не был только уверен насчет того, как к нему обращаться. Поэтому он просто сидел неподвижно и ждал, пока тайный советник заговорит сам.

Сассекс откинулся на спинку своего стула, аккуратно вставил в рот сигариллу и направил на Брюса свой взгляд, который тот уже видел раньше у сотен других хищников. Агент знал, как справляться с такими неподвижными взглядами, когда с ним начинают играть в гляделки. Беспечно улыбнуться, подмигнуть, если позволяет время, а затем выдать свой знаменитый (по крайней мере, он сам считал его знаменитым) апперкот «Гром, грянувший снизу», который уложил на пол с раздробленной челюстью не одного противника.

Но на этот раз взгляд этот принадлежал человеку, к которому прислушивается сама ее величество королева. Бюрократу. К тому же они находились в зале для чаепитий.

И Брюс сделал единственное, что выходит одинаково естественно у всех, – он застыл.

Тарахтящий звук лифта, поднявший из середины стола их чай, стал приятным облегчением посреди затянувшегося напряженного молчания. Брюс натужно сглотнул – сейчас он предпочел бы кружку пива вместо чая. Однако с этими англичанами всегда одно и то же – их проклятый чай.

Сассекс загасил окурок своей сигариллы, нагнулся вперед и снял чайник с многоярусной бронзовой подставки, одна из полок которой поддерживала нужную температуру жидкости.

–   Еще одна чертова выдумка Мак-Тая, – пробормотал Брюс, отодвигаясь подальше.

–   Не любите этого шотландца? – Сассекс аккуратно наполнил две чашечки. – Какая жалость. А он ведь самый знаменитый изобретатель нации.

Австралиец покачал головой.

–   Когда дело не касается штуковин, которые убивают.

–   У прогресса есть своя цена. Цивилизация должна двигаться вперед.

Герцог огляделся по сторонам, прислушиваясь к тихому щебетанию дам, и улыбнулся.

–   А иногда нам действительно необходимо несколько проредить стадо.

Сассекс напоминал Брюсу крокодила. В молодые годы он имел дело со множеством этих тварей в диких дебрях Квинсленда и был убежден, что этот такой же. Он может притаиться под водой, но сейчас готов наброситься.

–   Итак, расскажите мне о вашей работе в министерстве, агент Кэмпбелл. Приносит ли вам удовлетворение ваша роль в защите империи?

Наконец-то они начали подбираться к сути вопроса.

–   Мой долг, ваша светлость, хорошо защищать королеву Вик, – ответил он, пожав своими мощными плечами. Несколько секунд они молчали, и Брюс в панике пытался сообразить, что он должен сейчас сделать. Взять свою чашечку чая? Схватить один из этих пугающе изящных сэндвичей?

Только когда он, глянув на соседний столик, увидел полные осуждениявзгляды шокированных матрон, до него наконец дошло. Очевидно, его слова были слышны и за столиками вокруг них.

–   Понятно, – сказал Сассекс, продолжая помешивать свой чай. – Что ж, я уверен, что королева Вик в полной мере оценит ваши усилия – усилия, в которые, как я полагаю, не входит ведение дипломатических переговоров.

Брюс прокашлялся, снова заерзал на стуле и предпринял попытку взять свою чашку.

–   Ну, когда я работаю с другими агентами, я не мастак насчет разных там разговоров. Я скорее... хмм...

–   Грубая сила.

Герцог понял, что попал в точку. Брюс был больше, чем просто кулаки и пистолеты. Сассекс это знал. Но, работая кулаками и пистолетами, этот агент чувствовал себя уютнее, чем занимаясь дипломатическими аспектами деятельности министерства. Брюс также знал это, и его это вполне устраивало.

–   Нет ничего плохого в том, чтобы быть человеком не слов, а дела. Уверяю вас, есть немало членов парламента, которым лучше бы вести открытые дебаты в местных пабах, чем в Палате лордов. Врезать кому-нибудь по физиономии – это произвол, акт насилия. Но сделать то же самое тому же человеку в трактире «Проспект Уитби» – это уже просто спорт. – Сассекс улыбнулся, а Брюсу вдруг ужасно захотелось в туалет. – У вас в этом мире есть свое место, агент Кэмпбелл, но я обязан выяснить, находится ли оно в министерстве.

Брюс наморщил лоб и слегка наклонился вперед.

–   Боюсь, что я не совсем понимаю вас, ваша светлость.

Герцог виртуозно точным движением намазал свою ячменную лепешку девонширскими сливками. Он поднял глаза на агента и улыбнулся.

–   Среди ваших коллег мало кто об этом знает, но я не удивлюсь, если организация не дотянет и до конца года.

Брюс часто заморгал.

–   Черт побери! – прошептал он, поднося чашку к губам и далеко отставив мизинец в сторону. Кое-чему он в Лондоне все-таки научился.

Дамы вокруг снова ужаснулись и удостоили его следующим раундом осуждающих взглядов, но на этот раз он был слишком шокирован, чтобы обращать на них внимание.

–   Да. Я вижу, для вас эта новость является полным сюрпризом. – Сассекс уничтожил свою лепешку и промокнул кончики рта льняной салфеткой. – Я знаю, что вы уже успели привыкнуть к определенному образу жизни – как и ваши дети.

Его дети? Брюс немного выпрямился и предусмотрительно медленно поставил свою чашку, в то время как вторая рука под столом сжалась в кулак так, что побелели костяшки пальцев.

–   Насколько я понимаю, их у вас немало. Некоторые от вашей очаровательной женушки... – герцог слегка наклонил голову, и на губах его расцвела крокодилья улыбка, – другие – нет.

Несмотря на то, что в зале для чаепитий было довольно прохладно, Брюс почувствовал, как по затылку у него поползла струйка пота. Он обнаружил, что его страх перед Сассексом быстро идет на убыль. Этот англичанин лезет в дела, которые его явно не касаются.

–   При всем уважении к вашему титулу и вашему положению в Тайном Совете ее величества, ваша светлость, не пошли бы вы к чертовой матери, – сдавленно прошипел он.

–   А все дело в том, мой колониальный друг, что вам следовало бы проводить меньше времени на боксерских поединках, а чаще бывать за карточным столом, – промурлыкал он, принимаясь за бутерброд с лососиной. – Тогда бы вы знали, что имеет смысл подружиться с крупье до того, как начнет тасоваться колода.

Брюс слышал то, что говорил Сассекс, но внимание его разделилось. Голова его уже частично была занята высчитыванием сумм, мыслями о том, что скажет по этому поводу его жена Грейс, а перед глазами стояли сияющие лица его многочисленных детей.

–   Я поиграл достаточно, – осторожно ответил он. – А каким образом вы собираетесь снимать колоду?

–   Саунд доказал, что не может эффективно справляться с... с этой его организацией, – продолжал Сассекс. – Министерство всегда в меньшей степени представляло интересы короны, и в большей – его собственные тайные планы. Я чувствую – и ее величество придерживается того же мнения, – что времена его прошли, и наилучшей защите интересов империи будет отвечать формирование новой структуры. Которая в большей степени будет заниматься тайными операциями, чем заботой о внутренних раздорах и опасностях, исходящих из-за рубежа. Название «британская разведка» подойдет ей как нельзя лучше, вы не находите? – Он надкусил свой сэндвич, и взгляд его уже не был направлен на Брюса, а мечтательно устремился куда-то на грандиозную картину, закрывавшую дальнюю стену комнаты. – Независимо от того, как именно мы назовем эту новую структуру нашего правительства, на меня будет возложена обязанность наполнить ее нашими лучшими умами и наиболее ценными кадрами.

Крокодил впился в него зубами, и Брюс чувствовал, как тот начинает тянуть его на дно. Безусловно, был всего один способ сделать этот процесс менее болезненным – подчиниться проклятому созданию. Если бы ему предложили выбрать, кто обладает большей властью, Сассекс или толстяк, он бы поставил на члена Тайного Совета.

Брюс вздохнул:

–   И что я должен буду сделать, чтобы попасть в новый департамент?

Брови Сассекса поползли вверх; глаза его смотрели куда-то выше, как будто искали ответ в воздухе над ним.

О, постойте. В подразделение правительства ее величества, специализирующееся на сборе разведывательной информации и тайных операциях, требуется человек, который характеризуется силой, хитростью, изобретательностью... – взгляд его наконец остановился на Брюсе, – и лояльностью. – Он подался вперед, лицо его стало жестким, а маска аристократического лоска полностью исчезла. – Я думаю, что вы представляете из себя нечто большее, чем просто сумма ваших качеств, мой дорогой колониальный друг; и хотя может показаться, что я подталкиваю вас к какому-то жульничеству, уверяю вас, что последний выбор в любом случае остается за вами. Помогите мне свалить Саунда и министерство. Будьте там моими глазами и ушами. Могу заверить вас, что ваши усилия на благо империи не останутся без соответствующей компенсации.

Только вовремя сжатые челюсти не позволили новому грубому комментарию слететь с губ Брюса. Он подумал о своих друзьях и коллегах из министерства и даже о самом директоре, который всегда был добр по отношению лично к нему. Он не называл их приятелями, в отличие от своих друзей, оставшихся на родине, но это были люди, которые рассчитывали на него и верили, что он прикроет им спину. И даже эта крикливая штучка Браун – он хотел бы, чтобы в бою она была рядом. Она классно стреляла, со взрывчаткой обращалась так, будто готовила завтрак на своей кухне, а в кабацкой драке могла переплюнуть любого гуркха[3]3
  Гуркх – непальский солдат, служащий в британской или индийской армии.


[Закрыть]. Это был подрыв доверия к себе, предательство на самом высоком уровне. Сжигание всех мостов.

Затем он подумал о Грейс и детях. Они заслуживали лучшего.

Сассекс, заметив его раздумья, тонко улыбнулся.

–   Если вас терзают угрызения совести, агент Кэмпбелл, не забывайте, пожалуйста, что все мы находимся на одной стороне. В конечном счете, вы в первую очередь должны быть лояльны в отношении ее величества, не так ли?

Брюс посмотрел на окружавшую их роскошь и пышное убранство высшего общества. Все было так красиво, так совершенно и все же так пусто. Но это было место, где должны жить он сам и его семья. Раньше он находился на самом дне – и он не собирался никогда возвращаться к этому.

–   Скажите, что вам нужно, приятель. В конце концов, я не хотел бы подводить нашу королеву Вик.

Улыбка Сассекса была каменной и холодной. С этого момента все будет именно так.