Текст книги "Министерство особых происшествий"

Автор книги: Пип Баллантайн

Соавторы: Ти Моррис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

–   Я должен сделать признание, мисс Браун. В последний раз я пользовался ножом, когда разделывал праздничного гуся на Рождество. И даже тогда порезался.

Элиза похлопала его по руке.

–   Тогда давайте рассматривать эту штуку как часть плана на случай чрезвычайной ситуации – плана, до которого, будем надеяться, дело никогда не дойдет. А теперь – она сунула ему в руку одно из ружей – вы когда-нибудь раньше были на охоте? – Веллингтон должен был, по крайней мере, сделать вид, что умеет стрелять.

Он принялся рассматривать ружье и бросил на нее веселый взгляд поверх своих очков, хотя в этой ситуации ему вряд ли было до веселья.

–   Так, с этим понятно. – Элиза выдернула ружье из его рук. – Предоставьте это мне.

–   А что... – архивариус прокашлялся, – что, если снова возникнет ситуация, как вчера вечером?

Твердо сжав его руку, она посмотрела ему прямо в глаза.

–   На этот раз никто из нас не может отступить. Никто!

Он коротко кивнул – единственный ответ, которого она ожидала. И все же они не могли позволить себе быть угрюмыми. Спускаясь вниз по лестнице мимо картин в золоченых рамах и висевших на стенах охотничьих трофеев, Элиза усилием воли заставила себя мило улыбнуться.

–Давайте, Велли, – прошипела она, дергая его за руку. – Постарайтесь не выглядеть так, будто вы идете на виселицу.

Улыбка, которую он надел на свое лицо, посрамила бы лучших актеров с Друри-Лейн. «Ох уж эти ваши театральные таланты, Веллингтон», – подумала Элиза и тут же вспомнила про Гарри.

Нет, она не должна снова повторить свои ошибки.

Интермедия, в которой доктор Саунд знакомится с привычками своих подчиненных

Тик... так... тик... так...

Казалось бы, такая простая вещь – часы. Но стоит эту простую вещь разобрать – будь то карманные часы из жилетки или сам Биг Бэн, – и она уже оказывается абсолютно не простой. Колесики. Зубчики. Пружинки. Множество разных деталей. И только когда они собраны вместе и встали каждая на свое место, стихия времени оказывается разбита измерением секунд, минут и часов. Попытка проследить его ход удивительна, но тем не менее совершенно бесполезна.

Доктор Бэзил Саунд расцепил сомкнутые пальцы и обратил внимание на висевший на стене календарь. Дни. Месяцы. Годы. Задержав взгляд на сегодняшней дате, он улыбнулся, но затем его снова настигла та же навязчивая мысль. Скрип стула напомнил ему, что он не в том возрасте. Уже не в том. В конечном счете, расцвет на третьем и четвертом десятке лет его жизни оказался уже в прошлом. Сейчас у него были редеющие волосы и походка человека опытного, мудрого и знающего.

По крайней мере, он сам себя так воспринимал.

Тик... так... тик... так...

«Отвратительные часы», – подумал он. Неужели человек с такой увлеченностью стремился отслеживать ход времени только для того, чтобы свести эту грандиозную задачу к измерениям, которым детей учат в школе?

Доктор Саунд вынул свои карманные часы и со щелчком открыл крышку. Взгляд его забегал между своими часами и часами на каминной полке. «Отстают», – подумал он, пересекая комнату, чтобы устранить неточность. Откинув стекло, закрывавшее циферблат, доктор Саунд передвинул минутную стрелку на два деления вперед. Если бы это только было правдой, что время может замедляться, что его течение можно легко изменить одним жестом! Любое течение несет в себе энергию, а энергия времени была безошибочной. Нет, течением времени так манипулировать нельзя, но все же это течение, поток, похожий на воду; а эти потоки можно направлять, фокусировать их энергию и использовать ее для складывающихся ситуаций. В конечном счете, именно так действовало министерство.

Еще дважды проверив и убедившись, что время на обоих часах выставлено правильно, доктор Саунд собрал свою сумку и, бросив последний взгляд на ее содержимое, плотно закрыл ее на защелки. Еще раз посмотрев на день календаря, он удостоверился, что сегодня действительно суббота, а это означало, что весь офис находится в его полном распоряжении. И лифт тоже будет полностью его – как и сегодня утром.

Он закрыл дверцу лифта и, переведя ручку машинного телеграфа в положение «Архив», начал спуск. Двигатели и лебедки медленно опустили его в самый низ здания, и напротив выхода показался небольшой каменный коридор, заканчивавшийся тяжелым металлическим люком. Когда доктор открыл эту скрипучую дверь, окружавшая его тишина рассеялась, нарушаемая только постоянным гулом министерских генераторов и звуком его собственных шагов.

На каменной лестнице он задержался. Оба его агента отсутствовали, но затем он усмехнулся: трудно было рассчитывать, что они будут здесь, – наступил уик-энд.

Он вспомнил газетные новости дня предыдущего – большинство из них касалось ужасной постановки оперы Верди «Макбет», и с этим он подробно знакомиться не стал. Как и Элиза Браун, он не любил все эти вопли итальянских див, так что яд критических статей по поводу вечернего спектакля был ему неинтересен. То, что он искал в газетах, к его большому облегчению, там отсутствовало. Никаких необъяснимых беспорядков на улицах. Никаких разрушенных домов. Ничего такого, что могло бы указывать на след его агентов.

Он продолжал спускаться по ступенькам, сверху рассматривая их общий рабочий стол. Все выглядело так, словно они...

–   Нет-нет-нет, агент Браун, – донесло эхо знакомый голос. – Вы вносите запись в каталог по наименованию, тогда как должны начинать с даты.

В ответ другой знакомый голос прозвенел:

–   Очень хорошо, агент Букс, тогда прошу вас, не могли бы вы объяснить мне это еще раз?

Судя по глухому звуку их голосов, разговор этот происходил в дальнем конце архива. Крепче взявшись за свою сумку, доктор Саунд стал крадучись продвигаться вперед. Если он встретится с ними, тогда планы его существенно изменятся. «Я всегда могу вновь вернуться к событиям на Чаринг-Кросс, – подумал он. – Это послужит объяснением, почему я решил прийти в субботу».

–   Повторяю еще раз, – донесся голос Букса, – мы определяем год нераскрытых дел и группируем их по этому году. Сгруппировав по годам, мы возвращаемся и группируем их по индивидуальным датам в конкретный год, после чего, наконец, мы расставляем их в алфавитном порядке, основываясь на месяце, когда эти дела появились в перечне.

С высоты каменной лестницы доктор Саунд мог различить пару неровных теней, двигавшихся в глубине подвала.

–   Подумать только, неужели я трачу свой уик-энд на это! – раздраженно буркнула Браун.

–   Мисс Браун, посмотрите на количество находящихся здесь дел. Неужели вы полагаете, что это можно разобрать всего за один уик-энд?

«Замечательно, – с улыбкой подумал доктор Саунд. – К тому же отлично отвлекает агента Браун».

Отвернувшись от каменного колодца лестницы, ведущей к полкам с забытыми делами, доктор Саунд полез в карман своего сюртука и вытащил оттуда пару ключей от этого люка. Он вставил каждый из них в свою замочную скважину и одновременно повернул навстречу друг другу. По архиву разнесся тяжелый удар, от звука которого он похолодел. Доктор Саунд затаил дыхание и обернулся через плечо.

–   Велли? – сказала она.

–   Прошу вас, мисс Браун!

–   Простите, агент Букс. А теперь, Велли, куда ведет нас вот эта безделушка?

В колониях ведь учат читать, не так ли? – Доктор Саунд едва сдержал смех. Его впечатлило, как Буксу удавалось держать себя с этой вздорной девицей. – Что написано на этом ярлыке?

Тихо вздохнув, доктор Саунд повернул ключи в другую сторону. Затвор люка открылся, издав шипение, заставившее его снова замереть – на случай, если его заработавшиеся сотрудники все-таки услышат его. Из Запретной Зоны исходило сапфировое люминесцентное свечение, далеко отбрасывая его тень. И все-таки Букс и Браун усердно работали в глубине архива, вдали от сияния и колеблющегося гула, который сейчас звенел в ушах доктора. Он посмотрел на свет, а потом перевел взгляд в сторону своих агентов. Они продолжали разговаривать. Или это была уже ссора?

–   Ну, вот же, вы поняли! – рассмеялся Букс. – Ей-богу, думаю, вы все-таки поняли.

–   Букс, – эти угрожающие нотки заставили замереть даже доктора Саунда, – если вы еще хоть раз когда-нибудь скажете мне: «Вы поняли! Ей-богу, думаю, вы все-таки поняли», обещаю вам, что все огни ада и пытки Вельзевула померкнут по сравнению с тем, что я сделаю с вами за пять минут одной только чайной ложкой. Это ясно?

Доктор Саунд почувствовал, что машинально снова затаил дыхание. Ему нужно было, чтобы они прервали это молчание.

–   Предельно ясно, агент Браун.

«Разговаривают. Ссорятся. Значит, не прислушиваются», – подумал он. Доктор Саунд вынул два ключа из замочных скважин люка и поставил свою сумку по другую сторону порога. Он еще раз взглянул в направлении подвала, сунул ключи обратно к себе в карман, а затем шагнул через люк.

Он обернулся, чтобы закрыть люк за собой, и в этот момент волосы у него на затылке встали дыбом.

Он заметил какое-то движение. Он был в этом уверен. В архиве находился кто-то еще – помимо агентов Букса и Браун.

Он прищурился, вглядываясь в ряды стеллажей. Возможно, его сверхживое богатое воображение снова играет с ним в свои игры. Присутствие рядом Букса и Браун нервировало его больше, чем он мог себе в этом признаться. В конце концов, сегодня ведь суббота. Почему они сейчас здесь, а не еще где-нибудь? В первую очередь его удивляло, что агент Браун не наслаждается своими выходными за городом с каким-нибудь элегантным и красивым щеголем. Возможно, агент Букс все-таки пообтесал ее острые углы. В какой-то степени.

–   А теперь?

–   А теперь переходим к алфавитному порядку, – ответил Букс. – Последовательно, шаг за шагом, агент Браун. Только так.

И снова доктор Саунд прислушался, отклонившись назад. Он ждал, но все было спокойно. Если не считать архивариусов, директор находился в подвале один.

Пора было идти.

Рука его коснулась нагрудного кармана сюртука, куда он спрятал ключи. Убедившись, что они на месте, доктор Саунд несколько раз повернул внутренние вентили. С ровным шипением тяжелый железный люк закрылся, оставив его наедине с низким гулом, мягким голубым освещением и всем тем, что таилось в Запретной Зоне министерства.

Глава 24,
в которой наш лихой дуэт немного охотится и выясняет, какой спорт в Обществе Феникса любят больше всего

Внизу, на мраморном полу атриума, снова собирались люди, принимавшие участие во вчерашних безумствах. По сравнению с тем, какими Элиза видела их вчера, сегодня они выглядели совсем иначе. Накануне голые и похотливые представители Общества Феникса и кандидаты в него вели себя похлеще, чем герои кабацких песен, неприличных куплетов и представлений в мюзик-холле. Теперь же, при свете нового дня, все они вернулись к своим напыщенным личинам: прошлый вечер – уже отдаленные воспоминания, а еще лучше его просто забыть. Еще одно качество, которое было так свойственно английской аристократии и которое Элиза со своей новозеландской чувствительностью совершенно не выносила, – высокомерие.

Она уже видела, как пагубно оно влияет на людей, стоявших сейчас внизу. Министерство, несмотря на все свои обещания королеве и стране, было великим уравнителем. Гарри верил, что они являются адвокатами для людей, не имеющих своего голоса. С этим убеждением он и умер. И, если до этого дойдет, та же участь ожидает и ее.

Слуги также были одеты для охоты, и Элиза задумалась, в какие секреты могут быть посвящены они. Все слуги стояли с каменными лицами вдоль коридора, словно бесстрастные статуи.

Когда Дивейн посмотрел на нее с нескрываемой похотью на лице, она сладко улыбнулась. Даже несмотря на все великолепие просыпающегося нового дня, этот человек вызывал у нее тревожную дрожь. Его несчастная жена тоже подняла голову, хотя взгляд ее был таким же тусклым и отрешенным, как у слуг. Другие дамы щебетали, словно стая потревоженных птиц, но Оливия Дивейн стояла особняком. Она крепко сжимала свои руки, как будто это могло как-то поддержать ее. Элизе был знаком этот жест, полный беспомощной безысходности.

–   Боже правый, Сент-Джонс! – крикнул Бартоломью. – Почему ваша жена одета для охоты? Большинство женщин проводят этот день за другими занятиями – вышиванием и тому подобным.

Вероятно, это было к лучшему, что Веллингтон выставил ее в роли немой, потому что ей пришлось прикусить язык, чтобы не наговорить в ответ всяких колкостей. Ее «супруг» подождал, пока они минуют лестничную площадку особняка, прежде чем с напыщенным видом ответить ему в гораздо более цивилизованном тоне:

–   Миссис Сент-Джонс также является моим камердинером. Ей нравится заботиться о моих нуждах, но, благодаря своему физическому недостатку, она заслуживает большего доверия, чем обычный слуга.

Челюсти Элизы сжались, и она один раз топнула по полу.

Глаза Бартоломью вспыхнули.

–   О, мне нравится ваш стиль, старина. Сегодня вы должны быть в моей компании.

Затем он затянулся сигаретой и, повернувшись к своей жене с разочарованием на лице, столь же очевидным, как лазурная голубизна неба за окнами, выдохнул дым прямо в глаза бедной женщине.

–   Видишь, Оливия, ты должна учиться у жены Сент-Джонса. Осваивай это искусство – или хотя бы просто научись лишний раз не открывать рот.

Если Оливию и можно было в чем-то обвинить, то только не в том, что она болтушка. Когда мужчины отошли в сторону, Элиза протянула руку и легонько коснулась плеча этой несчастной. То был жест женской солидарности, от которого Элизе на самом деле следовало бы воздержаться, но она почувствовала, как женщина от этого прикосновения вздрогнула.

По крайней мере, когда муж будет на охоте, Оливию на некоторое время оставят в покое. Элиза знала, что, будь она на ее месте, то уже давно бы не выдержала и надломилась. Точнее, надломилась бы шея Дивейна, и это стало бы полным разрывом в буквальном смысле этого слова.

Вся толпа, включая и нескольких женщин, двинулась на улицу, сопровождаемая слугами, почтительно шедшими позади.

–   Какой прекрасный день, – раздался голос откуда-то сзади. – Просто идеальный для занятий спортом. Вы согласны со мной, братья мои?

Все дружно обернулись и увидели доктора Хавелока, стоявшего на ступенях своего особняка. В его улыбке отражалась вся теплота утреннего солнца, а в глазах горела веселая доброжелательность. Когда он начал спускаться по лестнице, собравшиеся внизу члены общества разразились приветственными возгласами.

–   А вы, наши кандидаты? Надеюсь, все вы хорошо отдохнули? – спросил Хавелок, переводя взгляд с одного претендента на другого.

Когда Хавелок заметил Элизу рядом с Веллингтоном и Дивейном, голова его слегка склонилась набок. Он заложил большие пальцы рук за края своего жилета и, захрустев по мелкому гравию, направился к их группе.

–   Церковная мышка, – начал доктор Хавелок; взгляд его, рассматривавший Элизу, был холоден, как лед Южного полюса. – Но уже не настолько тихая, как накануне вечером. Эдакая эротическая певчая пташка. – Хавелок обернулся к другим присутствующим дамам. – Берите пример с нее. Ограничьте свои милые беседы, поскольку это ведь все-таки мужская прогулка.

Все мужчины засмеялись, в то время как Элиза покраснела и отвела глаза. Хавелок мягко усмехнулся в сторону Веллингтона и повел их к остальным кандидатам.

–Держитесь поближе ко мне, Сент-Джонс, – шепнул ему Бартоломью и дружески подмигнул.

Пемброуки выглядели посвежевшими и готовыми к утренней охоте – настоящий образчик превосходной английской воспитанности. Коллинзы, наоборот, казались уставшими. Элиза вспомнила, что Ангелика участвовала в ночных утехах с особым рвением, в то время как ее муж наблюдал за всем этим с живым интересом. Сейчас же они старались собраться и натужно улыбались.

Казалось, что они снова очутились в школе. Им хотелось приспособиться к окружающей обстановке и попасть в любимчики к учителю.

Она небрежно пробежала взглядом по всей компании. Фэрбенксов нигде видно не было. Никто этого не должен был заметить, но у Элизы вырвался долгий вздох облегчения. Она почувствовала, что выходит из нисходящей спирали, в которую попала вчера ночью.

–   Впереди нас ждет замечательное утро, – сказал Хавелок, обращаясь ко всем сразу, – которое обещает перейти в превосходный день. Желаю вам получить удовольствие от этого спорта.

Они быстро разделились на группы, возглавляемые одним или двумя членами братства. Для них с Веллингтоном было бы предпочтительно оказаться в одной группе с Хавелоком, если, конечно, он присоединился бы ко всей компании. Но вместо этого он почему-то вернулся в дом, решив не портить себе день стрельбой с соперничающими между собой кандидатами.

Зато Бартоломью, как и обещал, взял их в свою группу.

Вдалеке туман только-только начинал подниматься над темно-зелеными холмами. В отличие от Лондона, воздух был свежим и кристально прозрачным. Действительно прекрасный день, и в обычных условиях перспектива участия в охоте обязательно подняла бы Элизе настроение. Но все портила окружающая их компания. Гости, сопровождаемые шлейфом слуг, разошлись по холмам, тогда как загонщики, которые вышли несколько часов назад, сейчас шагали по низкому кустарнику, чтобы выгнать на них фазанов.

Пока Веллингтон болтал с Бартоломью, прихлебывая из своей изящной серебряной фляги, Элиза приготовила его оружие. Для отталкивающего аристократа эту работу выполнял камердинер с угрюмым лицом. Он не перемолвился с ней ни словом, не сделал ни одного лишнего движения или взгляда. Слуги у Хавелока действительно очень хорошо вымуштрованы. Рабочий класс в этом имении либо жил в страхе за свою жизнь, либо проникся теми же идеями, что и местный хозяин. В настоящий момент у нее не было возможности выяснить, что из этого ближе к истине.

На линии стрелков грянул залп, когда птицы выпорхнули из кустарника и по высокой дуге полетели в ярко-синем небе у них над головой. Мельком взглянув на Веллингтона, Элиза увидела, что по мере того, как звуки выстрелов приближались к ним, его нервозность усиливалась. Она подтолкнула его локтем и дала ему другое ружье, незаряженное. Кровь отхлынула от его лица, но она резко кивнула ему, и глаза его вновь вспыхнули.

Прямо перед их маленькой группкой вылетела еще одна стая фазанов, и Веллингтон, подняв ружье, выступил вперед. Казалось, он уже был готов выпустить в дичь заряд дроби, когда внезапно охнул и показал направо.

–Доктор Хавелок? – воскликнул он.

Дивейн определенно был человеком нервным и недалеким, потому что он тут же резко повернулся в эту сторону, словно к нему подкрадывался наемный убийца. В считанные секунды Элиза вскинула заряженное ружье, которое держала в руках, положила его дуло на плечо Веллингтону и дважды выстрелила; спущенные курки ударили под самым ухом Веллингтона. Две птицы рухнули на землю, Букс покачнулся, а Элиза сунула ему в руки дымящееся ружье, забрав незаряженное себе.

–   Черт побери, – снова обернулся к нему лорд Дивейн. Лицо его было пунцово-красным. – Что вы себе позволяете, старина?

–   ПРОСТИТЕ МЕНЯ! – прокричал оглушенный Веллингтон.

–   Вы позвали доктора Хавелока, когда его тут и близко не было!

–   НЕТ, Я НЕ ВИДЕЛ БАНГКОКА СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВО СНЕ! НО Я СЛЫШАЛ, ЧТО ТАМ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!

Дивейн нахмурился, и Элиза заметила, как рука его, державшая ружье, сжалась.

–   Лицемера я еще могу понять и уважать. Но грубияна!

Элиза почувствовала в затылке ноющую боль. Она надеялась, что тот не заметил, как она дернулась. Этот тип назвал ее партнера грубияном?!

Веллингтон тер свое ухо, потом начал широко открывать рот, как будто зевая, и трясти головой, часто дыша.

–   Мне очень жаль, лорд Дивейн, но я совсем забыл, что мой слух очень чувствителен к громким звукам. На своих фабриках я затыкаю уши ватой, чтобы сохра...

–   Оставьте в покое свой слух, Сент-Джонс, и объяснитесь наконец!

Выпрямившись в ответ на этот вызов, Веллингтон вновь продемонстрировал свою способность подстраиваться под эту отвратительную компанию. Он только грубо рассмеялся.

–   О, я вижу, вы обиделись, что я специально отвлек вас? Что ж, лорд Дивейн, тогда я задам вам вопрос: в чем заключается истинная доблесть на поле битвы? В конце концов, это же посвящение, и все здесь должно восприниматься как проверка, верно?

–   Может быть это и посвящение, Сент-Джонс, но...

–   Среди ваших кандидатов ведь есть майор? Я уверен, что он легко подстрелит пару перепелок. Как я могу состязаться с его искусством? Только моей находчивостью.

Дивейн уставился на него, но в голосе прозвучали завистливые нотки.

–   Толковое решение, старина.

Веллингтон подмигнул ему в ответ.

–   Пользуюсь моментом.

Всю оставшуюся часть дня лорд Дивейн принимал меры (и как заметила Элиза – с гордостью), чтобы подталкивать плечом Веллингтона всякий раз, когда из подлеска вылетала пара фазанов. Да, в конечном счете, для Веллингтона это было посвящением, и, конечно же, все здесь являлось для него испытанием. Подстреленная ею дичь уже продемонстрировала «умение» Веллингтона в достаточной степени, чтобы вызвать раздражение Дивейна. Возможно, это была и не та идеальная ситуация, которую Элизе хотелось организовать для Веллингтона, чтобы выставить его в лучшем свете. Однако язвительная часть ее характера испытывала приятное возбуждение. Ей нравилось выводить из себя Бартоломью Дивейна.

Высокий импозантный дворецкий, который вчера вечером прислуживал доктору Хавелоку, медленно прошелся по холмам усадьбы, стуча в небольшой ручной гонг. Все группы проследовали за ним на плоскую прогалину, где прислуга на нескольких столах накрыла прекрасный обед. Должность камердинера при собственном «муже» ловко снижала ее статус до уровня слуг – неожиданное преимущество при сборе разведывательной информации, за которое она – хотя и с неохотой – была благодарна Веллингтону. Она имела возможность спокойно и не вызывая излишнего внимания циркулировать в толпе мужчин, пивших виски и закусывавших бутербродами.

К сожалению, ни один из этих разговоров не показался интересным: в основном речь шла о текущих спортивных событиях, восхитительных развлечениях Первой Ночи или плачевном состоянии империи – обычные темы в любом мужском обществе.

Гонг, собравший их всех вместе, зазвенел еще раз. Элиза допила свой бокал шампанского и с безразличным видом отставила его в сторону, чтобы слуги убрали его. «Все это детали одного и того же фасада», – попробовала она успокоить себя, хоть это и не слишком помогло. Вся компания сейчас двинулась дальше для послеобеденных развлечений, но Элиза вернулась к месту, где ждала группа Дивейна, ряды которой, похоже, поредели. Она остановилась, глядя, как другие группы расходятся.

–   Гиацинт, – рявкнул Веллингтон, – если то, что ты забыла здесь, менее ценно, чем Священный Грааль, то давай уже, двигай вперед!

«Все это детали одного и того же фасада», – вновь подумала Элиза, но теперь эта мантра сработала еще хуже.

В течение следующего часа загонщики не подняли из кустов ни одной птицы, и даже лорд Дивейн опустил свое ружье. Он закурил свежескрученную сигарету и огляделся по сторонам. Похоже, у других групп дела шли не лучше; многие охотники прикладывались к своим походным флягам, а это свидетельствовало о том, что они ожидают, когда им будет предложена какая-то новая игра.

–   Ваша жена – чертовски красивая женщина, Сент-Джонс. – Взгляд лорда осматривал Элизу так, будто это была витрина в музее. – И я понял вас, когда вы не захотели предоставлять ее всем во время вчерашних вечерних забав. Впрочем, когда вы станете членом братства, она будет считаться частью общества и ею придется делиться.

Веллингтон прикоснулся к ее лицу и провел пальцем по щеке Элизы с видом собственника дорогой вещи, чего она не позволяла никому из своих любовников.

–   Понимаете, нам все еще предстоит получше узнать друг друга, поэтому я чистосердечно признаю собственный эгоизм. Хотя, когда мы все объединимся в одно целое, думаю, мне нужно будет учиться делиться.

Их спутник сделал еще одну долгую затяжку.

–   А теперь еще один момент, старина. Вы еще не член общества. Пока что. Но, если вы захотите иметь в наших рядах покровителя, я мог бы с радостью замолвить за вас словечко в обмен на возможность попробовать это изысканное блюдо. – Он кивнул головой в сторону леса у них за спиной. – Если бы я не был таким уж джентльменом, я бы, пожалуй, предложил... – его ухмылка сделалась еще шире, – небольшое приключение на свежем воздухе. Но я бы предпочел получить ее обнаженной, как это было устроено предыдущим вечером. – Взгляд Дивейна вновь переместился на Веллингтона. – Я говорю все это с полным уважением, старина. Она действительно прекрасное создание.

Элиза ярко представила себе, как приклад ее ружья врезается в эту похотливую физиономию, – и мысли эти, надо сказать, помогли ей сдержаться, чтобы не сделать этого в реальности.

Веллингтон усмехнулся, но ответил решительным отказом. Дивейн коротко кивнул своему слуге, и сигарету в его руке сменил заряженный дробовик.

–   Боюсь, что сейчас для этого действительно не время, – с придыханием произнес он, поднимая ружье.

Элиза машинально подняла и свое оружие, но Веллингтон с неожиданным изяществом перехватил ствол ее дробовика, прежде чем тот уткнулся в Дивейна. Выставив дуло вперед, он одними глазами сказал ей: «Я должен справиться сам». Теперь Веллингтон и Элиза повернулись в том направлении, куда шел Дивейн. Что бы ни привело его в такое возбуждение, это не могло быть делом хорошим.

Внезапно раздавшийся крик подтвердил их худшие опасения. Время в этот ужасный миг, казалось, тянулось чудовищно медленно. Через низкий кустарник продирались Фэрбенксы – точнее, журналисты, которые, как уже знала Элиза, выдавали себя за Гарольда и Далию Фэрбенксов; скорость, с которой они двигались, была хорошо знакома агенту Браун. Ошибки быть не могло: они бежали, спасая свою жизнь. Если бы она была вооружена, она бы тут же открыла огонь по охотникам, рассматривавшим погоню за обманщиками как спорт. Однако все это происходило слишком стремительно. Наблюдать было легко, а вот реакция на увиденное сильно запаздывала.

Члены братства и кандидаты на вступление в общество стреляли по ним. Специально или случайно, но пара эта бежала зигзагами, спотыкаясь и падая на неровной и незнакомой местности.

Молли в ужасе кричала, задыхаясь, моля о пощаде и спасении, а Фред тащил ее за собой. Горло Элизы сжалось. Молли и Фреду не повезло, а члены братства были неплохими стрелками.

Бартоломью уже неторопливо поднял свое ружье и теперь отслеживал их передвижение, двигая ствол в горизонтальной плоскости. Затем он дважды выстрелил. Два выстрела, два прекрасных расчетливых выстрела. Молли упала, тут же за ней последовал и Фред. Один из них, к счастью, был милосердным выстрелом в голову, но внутри у Элизы все оборвалось, когда она услышала треск в кустах, сопровождаемый хриплым отрывистым кашлем. Молли задыхалась в собственной крови. Элиза догадалась, что у молодой женщины прострелено горло. Она должна была вот-вот умереть.

–   Вот это настоящий спорт! – воскликнул Дивейн. Он был близок к экстазу. – Прикончите ее, старина? – спросил он Веллингтона.

–   Простите меня, Бартоломью, – услышала голос Веллингтона Элиза, которая не могла оторвать глаз от побоища. Девушке было не больше двадцати лет. – Я предпочитаю убивать с первого выстрела.

Смех Дивейна превратился в отвратительный стон.

–   Ну ладно, Хьюитт, – бросил он через плечо, протягивая назад свой разряженный дробовик, – пожалуйста, позаботьтесь об этом жалком создании.

–   Разумеется, сэр, – ответил слуга, забирая у лорда оружие и возвращая ему все еще горящую сигарету.

Хьюитт небрежно проверил свой пистолет, а затем широкими шагами направился в кусты. Даже с этого расстояния всем троим было видно трепыхающееся белое платье Молли, перемазанное кроваво-красными мазками безумного художника.

Элиза почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Прошлой ночью на Молли был тот же самый наряд. Они с Веллингтоном стояли неподвижно, глядя, как Хьюитт подходит все ближе. От ужаса ситуации у нее перехватило дыхание.

Их спутник с удовольствием сделал глубокую затяжку и сквозь табачный дым посмотрел на них.

–Журналисты. Но вовсе не хорошие – к тому же, явно не справившиеся со взятой на себя ролью. Хавелок сразу заметил это. А мы не прощаем обмана, старина.

Это было еще одним подтверждением того, что Общество Феникса представляло собой нечто гораздо большее, чем своего рода современный Клуб Геенны Огненной. Элиза незаметно придвинулась поближе к Веллингтону. Скрыться от группы людей, вооруженных оружием дальнего боя, – у них были лишь минимальные шансы...

Над холмами грянул пистолетный выстрел. Элиза даже не вздрогнула. Как и Веллингтон. Внешне Элиза, возможно, виду и не подала, но про себя поклялась Молли отомстить за нее. Когда они с Веллингтоном уберутся из этого места, наступит расплата за все, что Общество Феникса так беспечно растоптало своими ногами. Очевидно, Молли никому не рассказала про «еще одну курицу в лисьей норе», но это было слабым утешением. Элиза уже никогда не сможет забыть лицо девушки.

Веллингтон посмотрел на нее, а затем скривил губы в притворной усмешке.

–   А я считал, что Общество Феникса нестрого придерживается своих высоких стандартов. Приятно было узнать, что дисциплина здесь соблюдается столь хорошо. – Он обнял рукой Элизу и притянул ее поближе к себе. В напряжении его руки она чувствовала бушевавшую внутри ярость, но внешне он виду не подавал. – И что вы – хороший стрелок.

–   Благодарю вас, старина. – Дивейн покачал головой. – Хотя вы меня немного разочаровали.

Пальцы Элизы сжались на руке Веллингтона, но тот лишь спокойно ответил:

–   Я не заканчиваю то, что было начато другими, лорд Дивейн, и сам бы я не промахнулся.

–   Прекрасная стрельба, Барти! – крикнул Хавелок, который направлялся к ним со стороны особняка. Улыбка его была широкой и обаятельной, как у акулы. – Но что случилось с этой женщиной?

–   Возможно, я выпил сутра слишком много бренди, – пожал плечами Дивейн, не сводя глаз с Веллингтона. – В следующий раз постараюсь быть точнее.

–Да уж, постарайтесь, – проворчал тот. Хавелок затем повернулся к Веллингтону и Элизе, стараясь ободряющим взглядом вернуть им утраченное веселье. – Эти Фэрбенксы, как мы выяснили, были журналистами. Они собирались написать статью про частные клубы, вроде нашего. Мы просто не могли этого допустить.

–   Разумеется, не могли, доктор Хавелок, – быстро поддержал его Дивейн.

–   А теперь, – с улыбкой сказал Хавелок, – как насчет того, чтобы перекусить?

–   Если только холодные закуски не имеют ничего общего с тем, что сейчас подстрелил лорд Дивейн, – ухмыльнулся Веллингтон.