Текст книги "Мальчишки-ежики"

Автор книги: Петр Капица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Привокзальные торговцы

Разбитая армия генерала Юденича давно откатилась в Эстонию, но остатки ее – дезертиры, называвшие себя «зелеными», и не успевшие бежать белогвардейские офицеры – прятались еще на хуторах и в лесах. Чтобы поживиться чем-нибудь, они устраивали неожиданные набеги на деревни и окраины города.

По ночам нередко раздавались пронзительные гудки депо или лесопилки, вызывавшие по тревоге чоновцев – комсомольцев, получивших для борьбы с бандитами винтовки и охотничьи ружья. До утра порой слышалась пальба. А днем обыватели узнавали об ограбленных и убитых.

Опасаясь ночных нападений, зажиточные хозяева возводили высокие заборы с деревянными кронштейнами, хитро опутанными колючей проволокой, окна наглухо закрывали ставнями, ворота держали на запоре, а во дворах сажали на цепи злобных псов.

Мальчишки в те годы чаще всего играли в казаки-разбойники, в красных, зеленых и белых. У них были деревянные сабли, рогатки, пращи и подсумки для камней.

На Тверской улице сколотилась ватага отчаянных девчонок и мальчишек для набегов на чужие сады. Днем ребята приглядывались, где растут вкусные яблоки, а как только наступали сумерки, отправлялись за добычей.

Обычно четверо мальчишек со школьными сумками пробирались в сад, а остальные оставались за забором, чтобы поглядывать по сторонам.

Наполненные яблоками сумки немедля перебрасывались через забор девчонкам, а те, не мешкая, уносили их в безопасное место. В случае погони без сумок легче удирать, и добыча никогда не пропадала.

Порой яблок у ребят оказывалось столько, что съесть их в один вечер было невозможно. Приходилось делить добычу на равные части и прятать. Ромка с Димкой опасались приносить яблоки домой, обычно оставляли их за дровами в сарае.

Однажды Анна позвала их и стала допытываться:

– Вы куда прячете ворованные яблоки?

Мальчишки конечно стали отпираться и делать вид, что не понимают, о каких яблоках идет речь. Анна взяла ремень.

– Сейчас же принесите все! – приказала она.

– У нас нет ничего, – хныкая, продолжал отпираться Ромка.

– Мы не воровали, – вторил ему Димка.

Анна принялась стегать мальчишек ремнем, приговаривая:

– Не врите… не врите!.. Фрида созналась матери и про вас сказала.

Фрида и Антон были детьми польки Анели, которая чаще других соседок забегала к Анне просить чего-нибудь в долг.

«Значит, Фридка предала, – понял Ромка. – Ну, это ей так не пройдет!»

Дольше отпираться и злить мачеху было рискованно. Братья покорно пошли к тайнику, принесли немного яблок и положили в кухне на стол.

– Это все? – спросила Анна.

Пришлось сходить второй раз и принести все, что осталось.

«Что же теперь она сделает?» – в страхе думали мальчишки, полагая, что Анна изобьет их до полусмерти. А мачеха и не собиралась наказывать. Повесив ремень на гвоздь, она отобрала самые крупные яблоки, уложила их в корзинку и сказала:

– Идите на вокзал к скорому поезду… и продайте их.

Ромка обрадовался, что не будет порки, и спросил:

– А какими деньгами брать?

В те времена было выпущено множество бумажных денег. Все они имели свои клички: «лимоны», «дензнаки», «червонцы» – и беспрерывно обесценивались. Запутаться в расчетах было нетрудно.

– Берите «дензнаками», по десять тысяч за штуку, – сказала Анна. – Соседские Фрида и Антон тоже пошли. Приглядитесь, как они торгуют, и делайте то же самое.

Дальние поезда стояли на станции минут по двадцать. Пока смазчики обстукивали длинными молотками колеса и паровоз набирал воду и уголь, пассажиры выскакивали из вагонов и покупали у местных теток соленые огурцы, печеные яблоки, ржаные лепешки, простоквашу, молоко, творожные катыши, яйца.

Дальний поезд запаздывал. Ромка с Димкой стали искать место в длинном ряду торговок, выстроившихся невдалеке от вокзала у палисадника. Сердитые тетки не давали им пристроиться, выталкивали и говорили:

– Не путайтесь под ногами! Огольцы у вагонов торгуют.

Фрида и Антон тоже не нашли себе места, они уныло сидели около водокачки с корзиной и ждали поезда. Братья подошли к ним.

– У-у, предательница! – сказал Ромка Фриде. – Ты зачем своей матке про яблоки рассказала?

– Матка сама увидяла бялый налив. «Кто дал?» А цо мне мувить? Я отповедяла: «Ромка дал». Я не знала, цо она до вас пуйде.

– В следующий раз не возьмем с собой, так и знай! – пригрозил Ромка ей. – А ябедничать будешь, вздуем.

– Я венцей не бенде, – пообещала Фрида.

В это время с грохотом подкатил поезд. Ребята бегом устремились к вагонам. Пассажиры с чайниками, бутылками, флягами в руках соскакивали с подножек и мчались, кто к кипятильнику, кто – к торговкам. На ребят пассажиры не обращали внимания. Только старуха, боявшаяся далеко отойти от вагона, заглянула к ним в корзинку и скривилась:

– Зеленые. Энтих не прокусишь.

Мальчишки полезли под вагон на другую сторону состава и стали предлагать яблоки пассажирам, выглядывавшим из окон. Те приценивались и возмущенно говорили:

– Такие маленькие, а уже шкуродеры.

Молодая женщина в очках, узнав, какой сорт яблок, спустила на пояске сумочку с деньгами. Ромка выбрал пяток самых крупных плодов.

Из соседнего окна высунулся наголо бритый мужчина.

– А сколько за все возьмете? – весело спросил он.

– Двести тысяч! – подсчитал Димка.

– А за половину не пойдет?

– Нет, не велено.

– Ладно, покупаю все. Давайте свою корзину.

Обрадовавшись, мальчишки поспешили поднять корзину вверх. Пассажир с бритой головой подхватил ее рукой и скрылся в вагоне.

Ромка с Димкой терпеливо ждали, когда покупатель вернет им корзинку и заплатит деньги, а он словно забыл про них, не показывался ни на площадке, ни в окне.

Уже к составу прицепили пыхтящий паровоз, смазчики перестали проверять буксы и стучать по колесам. Пассажиры бегом возвращались на свои места в вагоны. Тут ребят охватило беспокойство.

– Дяденька, скорей! – крикнул Ромка. – Сейчас поезд тронется!

А бритоголовый все не показывался. Тут братья поняли, что он нарочно медлит, так как намерен оставить корзинку и яблоки у себя. Это их напугало. В два голоса принялись они голосить:

– Дяденька, миленький, отдай корзинку! Нам попадет… нас будут бить… Отдай!

Паровоз выпустил облако пара, дернул вагоны и медленно начал набирать скорость. Мальчишки побежали с вагоном рядом и в два голоса заплакали.

Пассажирам, видно, стало жалко ребят. Ромка слышал, как, возмутясь, они принялись стыдить бритоголового. И это заставило того высунуться из окна.

– Ишь сопли распустили, байстрюки! – выругался бритоголовый и, бросив корзинку, добавил: – Ловите свои деньги!

Братья подхватили корзинку и нашли в ней лишь пятнадцать тысяч «дензнаками».

Фридку тоже обдула какая-то пассажирка: заплатила только за половину яблок. Девчонка размазывала слезы, она боялась с такими деньгами вернуться домой.

Ромка предложил:

– Давайте украдем еще яблок и продадим. Тогда не попадет.

Они так и сделали: забрались в чужой сад у вокзала, нарвали белого налива и вынесли к другому дальнему поезду.

В этот раз они уже были опытней: корзину из рук не выпускали, раньше получали деньги и лишь потом отдавали пассажирам яблоки.

Денег у них набралось больше, чем нужно было отнести домой. На остаток они купили у торговки сладостями всем по леденцу.

Посасывая леденцы, ребята возбужденными и радостными вернулись домой.

– Молодцы, мальчата! – похвалила Анна. – Только уговор: никому ни слова о том, какие яблоки продаете, даже своим мальчишкам не говорите.

В сумерки, когда мальчишки позвали Громачевых полакомиться черешней, росшей на Косой улице, братишки сказали, что их не отпускают из дому. А сами, как только стемнело, вместе с Фридкой и Антоном пробрались в сад попа, в который никто не лазал, так как боялись, что за это бог накажет.

В поповском саду собак не было. Отец Анатолий знал, что прихожане не полезут в его владения. Поэтому ребята легко пробрались к самой веранде. Здесь росли «королевские» яблоки – желтые, почти прозрачные. От одного вида во рту накапливалась слюна.

Никто из поповской семьи не заметил, как трое мальчишек и девчонка, сорвав самые крупные яблоки, осторожно выбрались из сада и скрылись в темном переулке.

На другой день Анна и Анеля вновь послали ребят торговать к скорому поезду.

«Королевские» яблоки пассажирам понравились. Они их быстро расхватали.

Ребята заработали столько, что смогли купить себе ирисок и мороженого.

Так, наверное, продолжалось бы долго, если бы сменившийся после поездки Громачев не приметил своих мальчишек, предлагавших пассажирам яблоки. Он подошел ближе и, заглянуЬ в корзинки, спросил:

– Кто вас послал? Откуда яблоки взяли?

– Мы сами нарвали, – похвастался Дима. – Мама Аня велела продать.

– А ну, живо домой, – приказал отец. – И чтоб я вас тут больше не видел.

Придя домой расстроенным, Громачев стал выговаривать жене:

– Ты что же меня и себя позоришь – детишек ворами и торговцами делаешь? И как такое в голову могло прийти?

Анна не смутилась; подбоченясь и сощурив глаза, она вдруг закричала:

– А ты почему не спросишь, как я все время выкручивалась? Твоей получки на хлеб и спички не хватает. А нам ведь есть, пить, одеваться и обуваться надо. Себя мне пойти продавать?

– Все так живут. Лучше я дежурство лишнее возьму, придумаю что-нибудь, но нельзя ребятишек портить.

– А ты мне не выговаривай, – зашлась Анна. – Ты что мне даешь? Какую я от вас радость вижу? Хожу как чумичка, обноски перешиваю. В горничных и то лучше одевалась. Туфельки на каблуках и наряды имела. И муж ты мне никакой. В три недели раз вижу…

Громачев уже не рад был, что затеял разговор, а Анна не унималась:

– Не буду я больше обмывать, обшивать и кормить твоих щенят. Довольно! Сам занимайся ими, а я буду жить отдельно и делать, что вздумаю. Не нуждаюсь я в вас, одной спокойней…

Бросив все, что она готовила на плите, Анна накинула платок и куда-то ушла. Громачеву самому пришлось доваривать зеленые щи и картошку.

Анна пропадала весь день и спать домой не пришла. Утром, собираясь на дежурство, Громачев сходил к жене дворника Матреше и попросил приглядеть за мальчишками.

Анна вернулась, как только муж ушел на дежурство. Она пришла не одна, а с беженкой Анелей. Вместе они принялись просеивать муку, замешивать тесто, варить яйца и нарезать зеленый лук для начинки.

В духовке стряпухи напекли груду пирожков. Мальчишки надеялись, что им дадут по парочке, но не дождались.

Уложив пирожки в застланные полотенцами корзинки, Анеля спросила:

– Як зробим – хлопцев пошлем, чи сами?

– Мой – детей не разрешает, – ответила Анна. – Видишь ли, ему стыдно перед товарищами. А что жена в обносках ходит – хоть бы что. Назло ему сама пойду. Пусть все видят, что не может одеть и прокормить.

– То добже. Тэраз не до гонору. Я так же бы зробила.

Повязав цветастые платки, подруги подхватили корзины и поспешили к скорому поезду.

Теплые пирожки с вкусной начинкой не пришлось расхваливать. Попробовав, пассажиры брали их нарасхват. Даже толпа скопилась около торговок.

Принеся домой полные карманы «дензнаков», подруги вывалили скомканные бумажки на стол, принялись их разглаживать и укладывать стопками. Подсчитав выручку, они обрадовались. Никогда еще им не перепадало столько денег.

– Тшеба зараз же яск и крупчатки достать, – сказала Анеля. – Если так пуйде – за лето богачками станем.

В тот же день, раздобыв у спекулянтки муки, а у Матреши яиц, они допоздна пекли пирожки и понесли их горячими к ночному поезду.

Вернулись подруги под утро и опять подсчитывали деньги.

Новое прибыльное дело вызвало такой азарт, что Анна и слушать не стала попреков мужа.

– Считай, что мы с тобой разошлись, – сказала она. – Ведь не венчаные, можем расстаться, когда вздумается.

– Для чего тебе венчание? – не мог понять Громачев. – И как же мальчишки? Ты же сестре давала слово вырастить.

– Сдуру дала, а теперь каюсь. Лучше одной быть.

Разыгрывая перед Громачевым бесшабашную спекулянтку, не признающую родства, Анна во время его отлучек все же поглядывала за мальчишками: готовила обеды и даже оставляла пирожки на завтраки и ужины. Но времени для домашних дел у них с Анелей оставалось мало. Опасаясь, что дети избалуются, они уговорили Матрешу, ходившую чуть ли не ежедневно в лес, брать с собой по грибы и ягоды девочку и мальчишек.

Матреша своих детей не имела и, видно, скучала с нелюдимым бородачом Трофимом. Она охотно брала в лес ребят соседок и там терпеливо показывала, какой гриб где растет и как отличить съедобный от поганки.

Это была добрая и веселая женщина. В лесу она распевала песни, аукалась с ребятами, а если кто заплутается, отыскивала и велела ходить с ней рядом.

У мальчишек лес вызывал любопытство и охотничий азарт. Казалось, что за каждым пригорком и кустом их ждет большой белый гриб, длинноклювая птица или черноглазый пушистый зверек. Иногда они набредали на неоперившихся птенцов и бурно радовались неожиданной добыче. Но Матреша не позволяла разорять гнезда.

– Не трогайте птенчиков, они в ваших руках подохнут, а их родители, бедные птахи, плакать будут.

Даже лягушек она жалела и отнимала от мальчишек:

– Пусть скачут на воле.

Теплый грибной дождик вызывал у нее умиление.

– Это сеянец, – говорила Матреша. – Голову можно не прикрывать. Видите… и ласточки его не боятся.

Она показывала рукой вверх. Задрав головы, ребята наблюдали, как в небе кружат и с писком проносятся стремительные птички.

– Это они в мороси купаются, – по-своему объясняла суету ласточек Матреша. – Такой дождик пьют грибы, деревья, травы. Примечайте, они даже не отряхиваются, на себе капельки держат. Чего же нам-то прятаться? На дождике и дети быстрей растут.

Ну, а если дождь усиливался, она прятала ребят под лапником густых елей. Домой они возвращались сухими.

Собранные детьми лисички, маслята, красные, свинухи и белые грибы вместе с жареным луком и рисом шли у стряпух в начинку для пирожков. Начинка получалась сочной и вкусной. Другие торговки не умели так делать, поэтому пирожки Анны и Анели по-прежнему шли нарасхват.

Начинающих торговок охватил азарт. Каждое утро они поднимали ребят чуть свет с постелей и, дав по пирожку, снаряжали в лес. Матреша не всякий раз могла ходить с ними, у нее были свои заботы по хозяйству. Ребята без нее находили едва приметные тропки в вереске, продирались сквозь заросли папоротника, пересекали ручьи, гати и выбредали на холмы, поросшие высокими соснами. Здесь росли толстоногие боровички, маслята. Иногда ребята натыкались в ольшанике на острые пни, сплошь обросшие веснушчатыми опятами. Тогда они набивали ими корзинки доверху и в глубь леса не шли, а сворачивали в болото. Там на кочках росла крупная и сладкая брусника. Ее можно было срывать горстями.

Иногда кто-нибудь из них натыкался на медянку или серую гадюку. Сразу раздавался крик:

– Змея… змея! Скорей ко мне!

Увидевшему гадюку полагалось следить, чтобы хитрая тварь не уползла, не спряталась. Остальные же хватали палки, выламывали хлысты и мчались на крик, а увидев извивающуюся змею, спешили хлестнуть ее, норовя отрубить хвост. Без хвоста она ползти не могла.

В брусничнике и на порубках змей было много. Непонятно, как никто из босоногих ребят не наступил ни на одну из них. Ведь они обычно смотрели не под ноги, а больше вперед и по сторонам.

Наевшись до отвала ягод, ребята не спешили домой, а шли купаться на речку.

Удивительно притягательную силу в детстве имеет петляющая среди полей и песчаных осыпей русская речка! Мальчишки и девчонки с разбегу бросаются в нее и словно попадают в прохладное объятие ласкового волшебника, наполняющего их силой и радостью. Дети способны без конца плескаться в бегущей воде. Неважно, что тела их, остывая, покрываются гусиными пупырышками, ведь можно на время выскочить на горячий песок, вываляться в нем и, полежав под лучами солнца, вновь с разбегу нырнуть в воду и, преодолевая течение, плыть на противоположный берег…

Обычно Фрида, Ромка, Антон и Дима купались до тех пор, пока не становилось так холодно, что зуб на зуб не попадал. Тогда, попрыгав то на одной, то на другой ноге, чтобы вытряхнуть из ушей воду, они натягивали на посиневшие и трясущиеся тела одежонку и бегом возвращались домой.

Мельничные голуби

Появилось непонятное для мальчишек слово НЭП – новая экономическая политика Советской власти.

Мгновенно изменился рынок. Больше трех дюжин новых ларьков выстроились в два ряда на площади за пожарной каланчой. В ларьках продавались откуда-то взявшаяся мануфактура, изделия жестянщиков, сапожников, гончаров, деревообделочников. Появились кустарные папиросы «Пушка», леденцы, сахарная вата, пирожные…

В центре городка открылись частные пивные, ресторан с биллиардной, два кинотеатра и карусель. Новых хозяйчиков называли нэпманами.

Владелец ресторана «Пале-Рояль», отведав на рынке пирожков Анны и Анели, пригласил обеих к себе на работу. Анеля тотчас же согласилась, а Анна, не желая терять самостоятельности, отказалась. Муку она стала добывать у мельника Лийва, которого крестьяне называли Ян Янычем.

Обрусевший эстонец походил на моряка-голландца. Он начисто сбрил усы, а сивую бородку оставлял почти на шее под подбородком.

Лийв всегда был запачкан мучной пылью, сосал погасшую трубку и говорил по-русски с сильным акцентом. Вместо «б» и «в» произносил «п» и «ф», искажал и другие буквы.

Продавая муку, Ян Яныч разрешал Анне брать осевки и сметать мучную пыль с лотков и сит.

Отправляясь на мельницу, Анна всякий раз брала с собой Ромку, чтобы Ян Яныч поменьше распускал руки. Мельник то и дело щипал ее за бока. Анна, не желая ссориться, терпела эти «ухаживания» и лишь иногда с укоризной скашивала глаза в сторону Ромки: нехорошо-де, мальчик видит.

Однажды Ян Яныч попросил Анну и Ромку помочь ему поохотиться на голубей. Набрав в карманы зерна, Лийв рассыпал его узкой дорожкой, ведущей к мельнице. Затем распахнул створки ворот и спрятал за одной Анну, за другой – Ромку.

Голуби не заставили себя долго ждать. Они слетались к мельнице со всех сторон и сразу же набрасывались на рассыпанный овес.

Ромка слышал, как птицы хлопали крыльями и клевали зерно. Некоторые из них так увлеклись добычей, что, забыв об опасности, перескакивали порог и пробирались к лоткам.

Тут раздался негромкий свист Лийва. Одновременно Анна с Ромкой толкнули створки ворот и с грохотом их захлопнули. Птицы, оставшиеся на мельнице, заметались, стремясь вырваться из западни, но уже было поздно.

Вместе с Громачевыми Лийв прошел через небольшую калиточку вовнутрь мельницы. А там, схватив длинную палку, начал глушить голубей.

Ошалевшие птицы метались меж балок, бились в запыленные стекла окон. Стремились пролететь в люки, пролезть в любую дыру, лишь бы увернуться от ударов палки и вырваться на волю.

Лийв ловко сбивал их на землю, двумя пальцами откручивал им головы и велел Анне подбирать тушки в мешок.

Нескольким голубям удалось удрать от преследования через открытый люк на чердаке. Ян Яныч послал Ромку наверх поймать их живьем.

Обрадованный поручением, мальчишка по лестнице поднялся на чердак и начал охотиться за перепуганными птицами. Но их не так-то легко было поймать. Голуби перелетали с балки на балку и поднимали такую пыль, что Ромка чихал.

Наконец ему удалось загнать их в тесный угол, под накат крыши, здесь птицы уже не могли увернуться от его рук. Схватив двух сизых самцов, Ромка прижал их к груди и счастливым спустился вниз. Но там никого не было. Мельник и Анна куда-то исчезли.

Остановясь около жерновов, мальчишка настороженно стал вслушиваться, но, кроме журчания воды под полом и поскрипывания колеса, ничего больше не услышал.

Не найдя ни Анны, ни мельника, Ромка выпустил голубей и ушел домой.

Анна вернулась часа через два.

– Куда же вы делись? – спросил Ромка.

– А мы тебя искали, – ответила Анна.

Но он понял, что она солгала. Это видно было по глазам.

Анна принесла в мешке более двух дюжин голубей. Переодевшись, тут же принялась ощипывать мертвых птиц, а Ромке с Димкой велела принести сухих дров и растопить плиту.

Выпотрошенных голубей Анна опалила над пламенем и натерла солью. Потом тесно уложила одна к другой тушки на противни и поставила в духовую.

По всей кухне вскоре распространился запах жаркого. Зарумянившиеся, поджаристые голуби оказались очень вкусными. Ромке с Димкой досталось только по крылышку, потому что весь улов Анна решила продать.

Рано утром, уложив противни в санки, она увезла голубей на рынок.

Вернулась Анна домой раньше обычного румяной и веселой.

– Вот это товар! – восхищалась она. – Нарасхват брали! Надо еще к Яну Янычу сходить.

Ромку она с собой больше не взяла.

Вернулась Анна поздно вечером. Бросив мешок с голубями на пол, она пожаловалась:

– Устала я. А ну-ка, Ромка и Димка, садитесь к лохани, ощипывайте. Мне одной не управиться.

Безголовых голубей неприятно было ощипывать. Пух летел по кухне, лез в нос, забивал дыхание.

Мальчишки возились с голубями долго. Лишь к ночи Анна поставила тушки жариться в духовую.

Утром братья ушли в школу невыспавшимися и голодными. Анна пожалела дать им по крылышку. Такой она стала жадной.

Когда братья вернулись из школы, Анна уже продала жареных голубей и возилась в кухне с потрохами птиц. Она их почистила и вымыла. Набралась гора шеек, сердечек, пупков и печени. Заложив потроха в большую кастрюлю, налила доверху воды, бросила горсть сушеных корешков и сварила бульон.

Бульон получился не хуже куриного. Ребята хлебали его с удовольствием.

– Шеек и печенку не брать, – приказала Анна. – Завтра попробую торговать.

Утром она не пустила Ромку в школу.

– Одевайся потеплей, – сказала она, – поедем на базар.

Наполнив бидон бульоном, она завернула в полотенце поварешку, деревянные ложки, полдюжины чашек и все уложила в таз. Кроме того, Анна взяла с собой флажок с подставкой, который ей подарил на счастье Лийв, и жаровню с древесным углем.

Санки она тащила сама. Ромка только должен был их подталкивать и смотреть, чтобы не опрокинулись бидон и жаровня.

На рынке Анна заняла место в «обжорном ряду». Разогрев на жаровне бульон, она поставила на стол флажок, в подставке которого находились соль и перец, и принялась выкрикивать:

– А кому куриного с потрохами!.. Бульончика горячего.

Желающие вскоре нашлись. Это были озябшие питерские маклаки в солдатских ватниках и штанах. Купив у соседки по ломтю хлеба, они попросили налить «со дна пожиже».

Уплетая горячий бульон, маклаки пошучивали:

– Чтой-то курочки у тебя махонькие… Потроха как у воробышков. Не из ворон ли сварила?

– От ворон получишь такой наваристый, как же! – отбивалась Анна. – Это из цыплят да голубей. А ну, кому еще, налетай!

Съев по порции, маклаки попросили еще.

– Вкусно варишь, хозяйка, – сказал один из них. – Давненько такого супчика не хлебал. Прямо консоме, как в ресторане.

Занявшись добыванием голубей, стряпней и торговлей, Анна весь день была занята, а вечером валилась с ног от усталости. Улегшись в постель, она требовала перенести лампу на тумбочку и читать вслух у ее изголовья.

Ромка брал очередную затрепанную книгу, садился на табурет и читал до тех пор, пока не улавливал ровного дыхания или всхрапов. Тогда он осторожно закрывал книгу, переносил лампу на стол, гасил ее и, раздевшись в темноте, вскакивал в постель, согретую Димкой.