Текст книги "Хранитель ключей"

Автор книги: Перри О'Шонесси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

«Порше» полз сквозь бесконечную утреннюю жару.

Через полтора часа, когда его мать не открыла дверь, он воспользовался своим ключом, чтобы войти.

Он удивленно огляделся. По всей видимости, она уже много дней не убирала в квартире. Несколько винных бутылок стояли и лежали на кухонном столе и полу. Бокалы со следами помады красовались на большинстве столов, которые она обычно поддерживала в идеальной чистоте.

Дальше в его голове словно разворачивался сценарий плохого фильма. Раздосадованная тем, что Рей заинтересовался их прошлой жизнью, она дождалась ночи и, доведенная до предела, поехала к нему домой, а когда он не появился, утопила горе в алкоголе.

Он проверил ванную и заглянул в полутемную спальню. Там валялись осколки разбитого бокала, которые она не удосужилась убрать. Ее не было дома.

В это время в понедельник Эсме должна быть на кассе в «Гранаде». Хотя как ей удалось осознать свое состояние – было выше его понимания. Он занялся уборкой в кухне и гостиной. Сложил бокалы в посудомоечную машину и нашел бумажные пакеты, чтобы убрать в них винные бутылки.

Найдя хлеб, он сделал себе тост, потом смел крошки, опорожнил пакет с несвежим молоком и вытер холодильник, который также выглядел запущенным. Посмотрев на часы, он попытался прикинуть, когда заканчивается ее смена. Он знал, что они постоянно меняются сменами, – она иногда жаловалась на это. Он приехал около десяти утра. Обычно по понедельникам она работала с шести до одиннадцати утра.

Выудив из кармана телефон, он позвонил в магазин. Гленн, ее коллега, ответил, что по расписанию Эсме сейчас должна быть на работе. Он не видел ее, но это ничего не значит, потому что он только что пришел. Может, Рей хочет, чтобы он нашел ее и передал ей трубку?

Он этого не хотел, так как еще размышлял о том, что ей должен сказать.

Положив руки на стол, Рей подумал об упрямом нежелании Эсме обновить обстановку. Все тут выглядело так же, как тогда, когда они переехали сюда. Тогда ему было двенадцать. Она покрасила заднюю стену своей комнаты в розовато-лиловый цвет – такой она и осталась. Золотистый ковер во всю комнату повидал на своем веку многое. Модерновая датская мебель, которая ей нравилась, потому что была легкой, стояла на том же месте, на которое ее поставили, когда Рей научился играть в шахматы на этом самом круглом кофейном столике со стеклянной столешницей и деревянными краями много лет назад. Несколько минут он сидел неподвижно. Его мысль двигалась, словно крот, возвращаясь то к старым домам, то к пленкам, то к голосу на этих пленках. В его подвале стояла незаконченная модель дома на Брайт-стрит.

Внезапно он понял, что никогда не сделает ее так, как надо, что ни одну из них он не сделает правильно. Темное пятно на рубашке в его машине, казалось, вылезло из его машины, расползлось по подъездной дорожке, заполнило дом Эсме и его сердце. Такими темпами этот день никогда не закончится, поэтому он решил не скучать, по крайней мере какое-то время. Ему надо было чем-то занять себя, пока он ждал Эсме.

Наконец он вспомнил о старых альбомах. Где она хранит их? В высоком книжном шкафу лежали пачки журналов и дайджестов с рассказами – их она любила почитать на досуге. Он начал исследовать дом, то, чем никогда не занимался. Эсме любила, чтобы в ее жизнь не вмешивались. На самом деле она требовала этого. Он не помнил, когда последний раз заходил в ее спальню, но он помнил шкафчик со стеклянными дверцами. Может, она хранит альбомы в нем? Это казалось возможным. В других домах она хранила их в своей спальне.

В тусклом свете он почти ничего не видел. Окно было зашторено. Он включил свет и увидел, что все осталось таким же, каким было раньше. Новым было только постельное белье розового, черного и бежевого цветов, чтобы подходило к цвету стен и новых штор. Она не застелила кровать. Невероятно!

Чувствуя себя неуютно при виде беспорядка, он набросил одеяло на помятые простыни. Он нашел книжный шкаф, просмотрел корешки книг. Эти были посерьезнее. Вероятно, они помогали ей заснуть в те ночи, когда ее мучила бессонница. Никаких альбомов. У него было такое же настроение, как тогда, когда он входил в чужие дома. Этот пульверизатор древнего «Шанель № 5»; она никогда им не пользовалась. Он стоял на комоде, сколько Рей себя помнил.

Дверь в стенной шкаф была открыта. На верхней полке в ряд стояло шесть больших ящиков. В них могла быть обувь… да вообще все, что угодно. Он снял их и положил на кровать. Открыл первый. Аккуратно сложенные шарфы и ремни. Во втором были налоговые квитанции, разборчиво подписанные и перевязанные в пачки резинками. В третьем он напал на настоящую жилу. Старые фотографии… Он их никогда не видел.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – В дверном проеме, подбоченясь, стояла его мать.

Рей, не сказав ничего, аккуратно положил фотографии назад в ящик. Он не запомнил, как они изначально лежали, поэтому разложил их по своему уразумению – черно-белые отдельно от потемневших и цветных. Они, наверное, были разложены в определенной хронологии.

Его мать молча наблюдала за ним.

Он осторожно положил ящик на полку между двумя другими и закрыл дверцы.

– Все? – спросила она.

Он разгладил одеяло и выпрямился:

– Да.

– Иди за мной.

Он прошел за ней в гостиную. Она открыла бутылку вина и налила себе в пластиковый стаканчик. Ему не предложила. Он не сел, хотя она примостилась в любимом кресле. Он никогда не замечал у нее этого взгляда, сердитого, горячего, словно раскаленный пепел.

– Ты в порядке? – спросил он, складывая руки на груди.

– В полном.

– Ты была у меня дома, тебя стошнило.

Ее взгляд заставил его опустить глаза.

– Теперь мне лучше.

– Не могу понять, – начал он. – Ты пьешь?

– Я пью.

– Насколько я помню – такого никогда не было.

Он с удивлением и неодобрением наблюдал, как она выпила вино, словно это была вода. Казалось, это ее еще больше разозлило.

– Ты пришел сюда за святым Граалем, не так ли, сынок?

– Святым Граалем? – не понял он.

– Христос пил из него на Тайной вечере. Я думаю, образ связан со священным сосудом, который содержал важную информацию или по крайней мере святую воду.

К его удивлению, она начала цитировать Теннисона, те строчки, где было сказано о Граале. Она налила себе еще вина и уставилась на него.

– Мама, мне наплевать на это старье. Я хочу знать, как ты, пьяная, попала в мой дом, где провела ночь на моем диване. Теперь ты дома, разбитая, с синим носом и красными глазами. Это не ты. Мама?

– Я не знаю, где Лей. Ты мне веришь?

Он ей верил. Откуда ей знать? Он не мог представить, с чего бы вдруг она это сказала.

– И вообще, что происходит? Что с нашим долбаным прошлым? Я, правда, думал… Ну, мама, ты пришла в мой дом. Полагаю, ты хочешь мне что-то сказать.

– Я хочу сказать тебе только одно.

– Черт.

– Верни мне мои ключи, Рей. Отдай их мне. Я хочу, чтобы ты немедленно ушел из моего дома. Я не хочу, чтобы ты сюда возвращался без моего разрешения.

Он взял ключи от ее дома и передал ей. Эсме угрюмо положила их на тумбочку, на маленькую итальянскую тарелочку, раскрашенную голубыми и оранжевыми цветами, которую она купила на блошином рынке.

– Думаю, тебе надо к доктору, – заметил Рей. – Давай я отвезу.

– Я сказала, что со мной все в порядке. Иди домой.

– Ты не в себе.

Ему не понравился ее смех.

– Ох, я в себе, – ответила она. – Давай, уходи. Момент прошел.

ГЛАВА 24

Садясь в машину, Рей чувствовал на себе ее взгляд из-за штор. Даже несмотря на то, что она потребовала ключи, он понимал, что она наверняка расстроилась, что он так быстро сдался и оставил ее одну. Направляясь на работу, Рей раздумывал о том, что нельзя чувствовать себя хорошо в полном одиночестве. Она точно была больна… Ему бы войти в дом и заставить ее поехать с ним… но Апостолас. Он решил позвонить ей сразу же после встречи. Он притворится, что ничего не случилось. Ей это понравится. К тому времени она начнет жалеть о происшедшем.

– Ты позвонил? – спросил голос Кэт по телефону. Он подъезжал к развязке, которая вела в сторону океана. – Я хочу знать, что там Раппапорт.

Наверное, она услышала в трубке его стон.

– Что случилось?

– Я еще не видел Раппапорта. Через пару часов. Я звонил ему…

– Это не может ждать! Прошло уже больше суток, как мы нашли эту рубашку! Я сама позвоню в полицию.

– Я уже еду. Не надо.

Это ее успокоило.

– Еще что-то случилось?

– Я ездил в Уиттье, к матери. Она налила себе два бокала вина в одиннадцать часов утра и вышвырнула меня вон. Не говоря уже о том, что она устроила прошлой ночью у меня дома.

– Расскажи, – попросила Кэт.

Он рассказал.

– Мы все отдаляемся друг от друга.

– Да, инспектор Клюзо, это, без сомнения, так.

Кэт, казалось, задумалась, не обратив внимания на его сарказм.

– Она любит Лей?

– Думаю, да. Какое это имеет значение?

– Ты не уверен?

– Я думал, что любит.

– Так она любит ее? Может, она тоже страдает, потому что обеспокоена.

– Я не могу понять, причем здесь алкоголь. Это на нее не похоже.

– Оставь ее в покое на сегодня, – посоветовала Кэт.

– А что, если она сорвется? Она совсем одна.

– Господи Иисусе, Рей, может, она задыхается от твоей зависимости от нее.

– Она зависит от меня.

– Правда?

– Мне пора.

– Подожди. Слушай, у меня мысль. Я хочу поехать и еще раз поговорить с мистером Хаббелом, отцом Лей. Но в тот момент, когда рядом не будет миссис Хаббел. Это все, что я могу придумать, Рей. Я поеду в Уиттье сразу после работы.

– Что он тебе скажет?

– Не знаю. Но он ее отец. Может, он вспомнит что-то. Хочешь со мной?

– Я не могу сейчас об этом думать.

– Хорошо. Делай то, что должен делать.

Ахилл Апостолас прибыл ровно в час. Он без стука ворвался в кабинет Рея. Казалось, он был с глубокого перепоя. Однако он загорел еще сильнее, а джинсы и туфли были такими новыми и так густо залеплены этикетками, что он был просто ходячей рекламой добротной жизни после пятидесяти.

– Где Мартин? – был его первый вопрос.

Мартин ушел в полдень после их очередной ссоры, поэтому Рей просто сказал:

– Мартин опаздывает. Давайте начинать.

Апостолас попятился, словно на него напали:

– Мне надо увидеть Мартина.

Рей изо всех сил пытался не обращать внимания на презрение, звучавшее в его голосе.

– Заходите и садитесь, друг мой. Выпейте кофе. Вы с самого начала пришли ко мне, потому что решили, что у меня есть достойные вас идеи. Вы думаете, что я понимаю, чего вы хотите.

Апостолас переминался с ноги на ногу. Он позволил провести себя к дивану и напоить превосходным кофе.

– Давайте немного побеседуем, – предложил Рей. – Пейте кофе. Уверен, Мартин будет с минуты на минуту. Я хочу показать вам игровую комнату. Чертежи у меня на столе, и мы сможем взглянуть на них через минуту. Я добавил несколько новых мазков прошлой ночью. Я изо всех сил стараюсь заслужить ваше одобрение, Ахилл. Кстати, у вас замечательная яхта. Такие чистые модерновые линии…

– Хорошая яхта.

– Признаюсь, я очень удивился, когда вы пришли с Мартином и попросили сделать новый проект, а не тот, что мы обсуждали. Я не хотел смущать вас перед Мартином, Ахилл, но вся это греческое Средиземноморье… Оставьте его Греции, а? Стиль так не вяжется с местными условиями. У Спилберга модерн. У Вайнштайна модерн. Ахилл, вы знаете, что сын Ниаркоса делает у себя в Бель-Эйр?

– Модерн?

– Именно. Вы достаточно умны. Я здесь, чтобы спасти вас от серьезной ошибки. Не выбрасывайте большие деньги коту под хвост. У меня есть проект, который заставит спилбергов и ниаркосов кусать себе локти. Заставьте их снести свои дома и начать все сначала. Они обзавидуются, Ахилл.

У вас есть возможность создать нечто красивое для себя и семьи, нечто, что прославит вас своей красотой. Почему бы не использовать потенциал этого места? А если вам понадобится место для собраний побольше, воспользуйтесь яхтой, и много симпатичных людей появится на вашей новой, дорогой, роскошной палубе. Пойдемте сюда. – Он жестом указал на большой кленовый стол для заседаний. – Я знаю, что вам понравится, как только вы увидите эти чертежи. Я не знаю никого с такой широтой взглядов, как у вас. Даже Спилберг окажется на шаг позади вас.

Еще раз взглянув на часы, Апостолас подошел к столу. Он был заинтригован. Он изучил чертежи.

– Знаю, вы были впечатлены тем, что про меня пишут, но я хочу вам сказать кое-что. Ахилл, недавно я понял, что такое дом, и здесь у нас появился шанс претворить в жизнь то, что перевернет представления людей не только об архитектуре, но и о жизни.

– Это серьезное заявление, Рей, – заметил Апостолас.

– Нечто совершенно новое. Дом вашей мечты, первая ласточка нового этапа развития архитектуры… Весь мир захочет посмотреть на это. Кинозвезды…

Это его проняло. Он наклонился над столом, изучая чертежи.

– Но где же стены? – спросил он быстро. – Где граница между кухней и развлекательной зоной?

– Текучесть, понимаете? Стены, которые двигаются как вам заблагорассудится. Не только внутренние, но и многие наружные. Они могут подниматься, опускаться. Они сходятся, чтобы создать уют. Они раздвигаются до бесконечности. Пандусы вместо лестниц. Представьте волны, ревущие внизу, соленый воздух. Дом будет продолжением пейзажа, а пейзаж будет продолжением дома. Он будет изменяться и расти вместе с вами и вашей семьей самым невероятным образом.

Рей отправился в место, которое он любил, в свое воображение. Апостолас последовал за ним.

К двум часам Рей получил его подпись на новых чертежах. Он проводил клиента в коридор.

Ровно в два с обеда вернулся Мартин.

– Ты заставил Сюзанну соврать. – Мартин был вне себя от негодования. – Ты сказал, что встреча в два. Ты, ублюдок, все это время втирал ему свои сказочки.

– Нет, Мартин, я все это время объяснял ему сказочные возможности моего проекта. Поверь мне, он ушел счастливым.

– Бред. Чтобы его убедить, ты использовал уловки.

– Как ты? По-моему, я выложил ему все напрямик.

– Он наш самый серьезный клиент! – кричал Мартин, брызгая слюной. – Я не использовал уловок, я пытался сделать то, что он хочет. Почему, ну почему ты не можешь дать ему то, что он хочет?

– Он хочет нечто особое. Он хочет нечто уникальное. Я дам ему это и принесу фирме славу, о которой ты не мог и мечтать.

– Ты эгоист, Рей! Ты хочешь нас погубить?

– Ты беспокоишься только о деньгах – не об искусстве. Ты мыслишь слишком узко, Мартин. Слишком мелко. Ты обманываешь свою жену и свою семью. Ты забыл, что значит быть честным. Ты забыл, что значит быть мужчиной или творческим профессионалом.

– Это все из-за Лей! – возопил Мартин.

– Не смей упоминать ее имя! Ты хочешь вынести эту историю за эти стены?

– И ты меня снова ударишь?

– Давай обсудим и это.

Мартин пытался побить его словами, но Рей, впервые за долгое время уверенный в себе, отказался ввязываться в перепалку. Мартин ненавидел его и его идеи – Рей ненавидел Мартина и его идеи.

Осознание этого пришло к ним одновременно.

– Думаю, нам придется разделиться, Мартин, – заметил Рей в конце этого бесполезного разговора.

– Что? Ты этого хочешь? Ты уходишь? Ты ничто без меня. Я нужен тебе, чтобы продавать твое так называемое сраное видение ничего не подозревающим обывателям!

– Кстати, я объяснил Апостоласу, что это может случиться, но к тому времени он был так захвачен моими идеями, что ему было все равно, Мартин. Он на самом деле хочет, чтобы я спроектировал этот дом, и мне очень жаль, что у тебя не было достаточно веры в меня, чтобы поддержать тогда, когда мне больше всего нужна была поддержка.

«Может, Мартин и пожалеет раз или два», – подумал Рей, когда Мартин вышел, громко хлопнув дверью. Рей начал паковать вещи, сожалея, что кое-что придется оставить. Он забрал вещи в три захода, каждый раз проходя мимо Мартина, который стоял нахмурившись и засунув руки в карманы. Сюзанна уже разнесла новость; люди приходили и уходили, некоторые, чтобы просто посмотреть, некоторые желали ему удачи. А Мартин все время просто стоял.

– Ну, ты выдал, Рей, – вот все, что он смог сказать.

Рей носил ящики, понимая, что Мартин нервничает, не зная, что в них. Но он также понимал, что Мартин не может придумать, как помешать этому процессу и не получить еще раз по зубам.

Наконец последний ящик был поставлен в багажник. Пакет с рубашкой и ореховой шелухой теперь перекочевал на пассажирское сиденье возле него. Он служил немым напоминанием. Рей завел мотор. Машина с ревом проснулась.

Стук в окно.

Какого черта?

Он опустил стекло.

– Дорогой Рей, не думаете же вы, что уедете без меня. – Дениз улыбалась, как маленький отважный творческий профессионал, каким она и являлась. – Дайте мне секунду, я притащу кое-какие нужные чертежи и папки. Я туда же, куда и вы.

– Я еще не решил, куда направлюсь.

– Ничего. Я вам помогу с этим. – Дениз вернулась через пять минут, запихнула вещи в багажник «порше», снова нагнулась к окну, вытащила визитную карточку, осмотрела ее, словно видела в первый раз, а потом сказала: – Новое имя.

– Что?

– «Спиролетти-Джексон».

– Ох, Дениз, нет. Я не могу предложить то, что есть у Мартина, по крайней мере пока.

Ей было все равно, она просто поставила его в известность. Она пойдет туда же, куда и он, потому что – и тут он впервые за долгое время ощутил радость – у него есть видение, он был талантом в этой фирме.

– В идеале я хотела бы стать полным партнером через два года. Мартин никогда не позволил бы такого. Он такой жадный, Рей. Он хочет в пятьдесят выйти на пенсию. Вы это знали?

– Какое это имеет отношение к вашему повышению?

– У него свои планы, и меня в них нет. Мне себя становится жаль. У него есть два протеже, меня среди них нет. Я хочу туда, куда направляетесь вы. Что вы скажете на «Спиролетти-Джексон Ассошиэйтс». Теперь звучит хорошо!

Он не смог сдержать смеха:

– Запомните, у большинства людей плохая память. Я предлагаю «Джексон-Спиро Ассошиэйтс». А теперь разве не хорошо!

Она улыбнулась, у нее на щеках появились ямочки.

– Вам может не понравиться то, что я сейчас скажу, но все эти годы рядом с Мартином сделали из вас неплохого торговца. Вы купили меня так же ловко, как и Апостоласа.

Он отправил ее домой готовить бизнес-план для «Джексон-Спиро Ассошиэйтс».

И наконец поехал к Раппапорту.

Кэт нужно было произвести оценку дома в Гасиенда Хайтс, оттуда она могла потом легко добраться до Уиттье.

Осмотрев дом – три стандартных спальни, но без такой важной второй ванной – она поехала на Франклин-стрит. Как странно, их родной дом, который их мать продала несколько лет назад, был покрашен нынче серой и белой краской, как и тогда, когда они жили в нем. Он вернулся к своей истинной природе.

В доме Хаббелов окна были зашторены. Никаких машин. Ни намека на то, есть ли в доме хозяева или нет в этот безветренный, солнечный, слегка туманный день. Необычно зеленый двор напомнил ей пустыню возле Идиллвайлда. Южная Калифорния была всего лишь продолжением пустыни Мохаве, и чем раньше ее обитатели научатся жить, как полагается жителям пустыни, тем позже в Лос-Анджелесе закончится питьевая вода.

Кэт поставила машину на обочине возле дома, в котором выросла, и через улицу от дома, в котором выросла Лей. Она потягивала лимонад и теребила в руках телефон.

Какое-то время никто не входил и не выходил из ее бывшего дома. Потом из дверей вылетел мальчик лет двенадцати. Он прислонил скейтборд к стене возле входа и начал натягивать шлем. Она молилась, поскольку его родители наверняка не знали, что им тоже стоило молиться, дабы их дитя не ехало на скейте вниз по склону крутого холма. Мальчишка наверняка погибнет, когда на скорости сто сорок километров в час вылетит на оживленный перекресток. Наконец он закрепил шлем и направился по тротуару в сторону колледжа. Она облегченно вздохнула. Потом снова позвонила Рею. Он не ответил.

В ее доме загорелся свет. Обеспокоенные родители? Жаль, что она не может успокоить их: «Ваш сын пошел вверх, а не вниз». Вместо этого она снова набрала Рея. На этот раз он ответил.

– Я в Уиттье, – сообщила она. – Похоже, дома никого нет. Ты разговаривал с Раппапортом?

– Я отдал рубашку. Не знаю точно, что они думают, но, кажется, мне скоро понадобится адвокат, – ответил он. – Думаю, они арестуют меня. Раппапорт считает, что рубашка очень важна для следствия.

«Раппапорт думает, что она мертва и что это сделал я» – вот что услышала Кэт за этими словами.

– Он выслушал все про Идиллвайлд и резервацию, записал и сказал, что проверит. Взял твой номер телефона, хочет тебя видеть тоже. И…

– Ну что?

– Он показал мне видео. Его интересовало, смогу ли я узнать Лей. Я увидел женщину в кепке и солнцезащитных очках. Я видел кого-то, кто был никем или был кем-то.

– Черт побери! Это была Лей или нет? Это могла быть она? Ты не можешь узнать собственную жену? Как она двигается? Ее нос? Ты правда не смог ее узнать?

– Это могла быть Лей! Но могла быть и ты! – ответил он. – Было всего лишь ощущение.

– Какое?

– Что это она.

– У тебя было ощущение, что это она?

– Одно движение… что-то. Не знаю, как сказать.

– Так что полицейские собираются делать? – спросила она.

– Раппапорт говорит, что Лей нет уже восемь дней. Это вызывает беспокойство. За ним закрепили это расследование. Он собирается повидать родителей Лей, съездить к ней в офис. Теперь-то все и начнется, Кэт. Он снова спросил меня, не знаю ли я, где она. Какой твой план?

– Я просто сижу здесь на холме, как дура. Не знаю, куда подевались Хаббелы.

– Давай поразмышляем. Сейчас уже почти шесть. После работы он выгуливает собаку в Пенн-парке. Он так делает много лет.

– У них никогда не было собаки, когда Лей жила с ними.

– Это гончая. Готов поспорить, он сейчас в парке, – подытожил Рей. – Он любит покормить уток и расслабляется там после работы до самого заката. Я выезжаю. Подожди меня.

– Но ты сказал…

– Я только что звонил матери, она сняла трубку, а потом сразу же ее положила. В последнее время она все время так поступает. В общем, я знаю, что в физическом плане с ней все в порядке. Давай встретимся с ним вместе. Мне все равно надо с ним выяснить отношения.

ГЛАВА 25

Дневная жара не хотела уступать вечерней прохладе. Горячий воздух романтично дрожал, словно курящийся фимиам. Ярко светило солнце. Безусловно, людям в Пенн-парке можно было позавидовать. Там у них были их дети, их стейки и соус для шашлыка, их собаки и их дерн. Дерн… Рею нравилось это слово. На поросшем травой холме в золотистых лучах солнца целовались влюбленные, а утки крякали, плавали по медленному ручью и бегали по траве.

Они ощутили воздух, напоенный сладким цветением растений. Они обходили валуны и канавы, попадавшиеся им на дорожке. Лей выросла возле Пенн-парка. Она рассказывала ему о летних развлечениях и о том, как она тоскует по тем длинным дням, когда у нее не было настырных клиентов и сжатых сроков.

– Мы катались на карусели, – рассказывала она. – Ох, ты не представляешь, какая стояла жара, как у нас кружилась голова. Мы падали на землю. Она была сладкой на вкус.

Его воспоминания о жаре в основном ассоциировались с домами без кондиционеров, с таким спертым воздухом, что можно было задохнуться. Он смутно помнил Пенн-парк, так же как Диснейленд. Он был там один волшебный раз, который он помнил довольно туманно. Почему Эсме не водила его туда, когда они жили на Брайт-стрит? Он не мог этого понять. Может, она была слишком занята на работе, стараясь их прокормить.

– У них были ремесленные программы. Я научилась плести пластиковые браслеты. Мы с Кэт приносили сюда наших кукол и создавали для них целый мир. Если мы их забывали, насекомые съедали их платья.

Рей с Кэт в поисках Джеймса Хаббела подошли к качелям. Рей с удивлением обнаружил, что раньше эти качели казались больше. Он уселся на них, а Кэт сильно толкнула его, раскачивая качели.

– Ты его видишь? – шепотом спросила Кэт, потому что Джеймс Хаббел стоял на соседней лужайке, его собака рыскала в нескольких десятках метров от него.

– Да. – Рей остановил качели.

– Он даже не надел на нее намордник! – бушевала Кэт.

– Думаю, он нарушил правила, когда уже вошел в парк с собакой.

– Ну люди не должны…

– Послушай, Кэт. Я хочу, чтобы ты побыла здесь.

– Что? Это же была моя идея.

– Ты никогда не замечала, как сложно говорить напрямик в присутствии кого-то третьего?

Все еще держась за качели, она вздохнула и ответила:

– Ну ладно. Это действительно так.

– Мне надо с ним поговорить.

– У меня с Джеймсом более дружеские отношения. Он помнит меня, Рей. Я знала его, когда была ребенком.

Пока они спорили вполголоса, мимо них с криками пронеслись двое мальчишек, стараясь поймать прыгающий мяч.

– Дай мне.

– Нет, это ты дай мне!

Не дожидаясь, пока все закончится плохо, к ним подошел мужчина с седой бородой и поднял одного ребенка за одежду, словно кошка котенка.

– Сейчас его очередь, – сказал он твердо и отнес брыкающегося малыша к красному столу, покрытому полосатой тканью.

– Мама даст тебе хот-дог, если ты немного помолчишь.

Мальчишка замолчал и начал уписывать хот-дог, политый горчицей. Ребенок, которому достался мяч, вернулся и сел напротив товарища. Они начали строить рожи и кидаться друг в друга жареной картошкой.

– Он считает, что я убил его дочь, – сказал Рей тихо. – Нам надо поговорить.

Он встал с качелей и направился к Хаббелу.

Кэт осталась на месте. Она села на качели и начала смотреть ему вслед.

Пес Хаббела, Марли, помчался за каким-то мальчуганом. Тут же появился его сердитый отец и принялся отчитывать Хаббела. Тот извинялся, но как-то нехотя. Когда Марли наконец вернулся, хозяин отчитал его мягким, но твердым тоном:

– Ты плохой мальчик, и ты это знаешь. – Хаббел, пристегнул поводок к ошейнику. – Ты знаешь, что мы любим тебя, но ты плохой мальчик. – Как все плохие родители, он погладил собаку и даже поцеловал ее в морду.

– Привет, Джим, – поздоровался Рей.

Хаббел, опешив, резко поднялся на ноги и уставился на него:

– Какого черта ты тут делаешь?

– Я бывал здесь много лет назад.

– Странно услышать о ностальгии от мужчины твоего возраста.

– Я приходил сюда с Лей.

– Она связывалась с тобой?

– Нет.

– Нет, – повторил Хаббел. Он покачал головой, и Рей увидел перед собой другого человека – не большого здоровяка, который донимал свою дочь грубоватой заботой, а отца, который извелся от тревоги за ребенка.

Рей сказал:

– Я знаю, вы сердитесь на меня и подозреваете.

– Черт побери, так и есть. Я только что разговаривал с детективом Раппапортом о тебе.

Марли, сопя в кустах, несильно потянул хозяина за собой. Хаббел сделал несколько шагов, словно не зная, что еще сделать в данных обстоятельствах. Рей последовал за ним.

– Расскажи мне побольше о той рубашке, которую ты нашел, – попросил Хаббел.

Рей рассказал. Когда он замолчал, Хаббел произнес:

– Не знаю, пытаешься ли ты помочь или просто уничтожаешь улики. Ты что, не смотришь передачи про полицейских?

– Я знаю только, что сейчас я занят поисками, Джим.

– Ты правда ищешь ее?

– Мне нужно было начать раньше, – ответил Рей.

Хаббел поверил. Они вышли на узкую безлюдную дорожку, обсаженную розовыми кустами.

Рею показалось, что он услышал всхлипывание. Хаббел остановился и повернулся к нему спиной. Рей поймал себя на том, что похлопывает тестя по его мясистому плечу.

– Мне жаль, – сказал он, – но я действительно не могу сказать наверняка, она ли на пленке. Не могу обещать, что с ней тогда все было в порядке.

– Ее мать, кажется, потеряла всякую надежду. Когда она услышала про рубашку, у нее была истерика. Она уверена, что Лей мертва. Не знаю, что думать об этом видео. Дает ли оно надежду? Я служу в полиции не первый год и знаю, что когда девушки вот так пропадают, то ничем хорошим это обычно не заканчивается. Рей, поклянись мне… поклянись, что ты не…

– Я клянусь, Джим.

Хаббел пристально посмотрел на него.

– Хорошо, – сказал он. – Я готов помочь. Чем только смогу.

Хотя он все равно не хотел говорить, что думает.

– Я пришел поговорить с вами об этом домике.

– Спрашивай все, что хочешь.

Они продолжали идти, рядом трусил Марли, обнюхивая цветочные клумбы.

– Она когда-нибудь ездила туда сама, чтобы побыть одной, как в убежище?

– Нет, не думаю. Ей там не очень нравилось. Однажды, когда Лей была маленькой, она решила, что видела призрака, когда спала в спальне внизу. Может, там действительно живет привидение, которое отпугивает людей? Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь купит его. Эта мятая рубашка, которую ты нашел… Ты прав, это странно, потому что агент поддерживала там идеальный порядок.

– Если она ее… если она была в домике, то куда она могла направиться?

Хаббел потер подбородок:

– Если Лей никто не увез насильно… – он остановился. Собака повернула к нему свою морду. – Я бы решил, что она поехала в Палм-Спрингс. Она очень хотела поехать туда снова после того, как побывала там несколько лет назад. Она тебе когда-нибудь рассказывала об этом?

– Нет.

– Ох, наверное, потому, что ездила туда со своим бывшим парнем.

– Томом Тинзли?

Хаббел удивленно поднял брови:

– Ты знаешь о нем?

– Немного.

– Так вот, они с Томом останавливались в мотеле «Блу Скай», потом ходили в Боррего-Спрингс. Она хотела, чтобы мы тоже поехали посмотреть на водопады… Ты знаешь, как у нее это бывает. Хотя мы не ездим в пустыню: моя жена не переносит жару.

Внезапно зажглись фонари.

– Приближается ночь, – заметил Хаббел. – Давай присядем. Я уже находился.

Они уселись на низкую кирпичную стенку возле склона холма, увитого лозами винограда. Незаметно они углубились в ту часть парка, которую скорее можно было бы назвать лесом. Вокруг никого не было.

Хаббел, погладив собаку, которая повернула к нему голову и закрыла глаза от удовольствия, тяжело вздохнул. Рей внезапно понял, какие сильные чувства ему приходится подавлять. Хаббел отвернулся, вытирая нос. Он сам был похож на большого старого осторожного пса с бочкообразной грудью.

– Вы с Лей когда-нибудь говорили о том, чтобы завести ребенка?

– Да.

– И у тебя нет особого желания, так, Рей?

– Я не хотел ребенка.

– Из-за этого возникали проблемы?

– Дело в том, что я бы хотел иметь ребенка. Но я не был уверен, что из меня получится хороший отец. Я не доверял себе. У Лей же сомнений не было.

– Сомнение – это яд для брака. Оно убивает любовь. Ты должен доверять ей.

Рей ощутил непреодолимое желание поговорить с Лей. Ему так много нужно было сказать.

– Сначала ты какой-то глупый пацан, потом у тебя появляется ребенок, понимаешь? Нет, думаю, ты не понимаешь. Но позволь, я тебе немного расскажу об этом. Это все равно что быть сбитым грузовиком на трассе. Это большая неожиданность. Ты не знаешь, как справиться с этой критической ситуацией. Ты попадаешь в новый мир беспомощности. Ты не можешь пойти вечером на танцы, помечтать, выпить. Боже мой, ты даже спать не можешь.