Текст книги "Хранитель ключей"
Автор книги: Перри О'Шонесси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Вы можете переделать проект? Закруглить линии?
– Почему бы и нет? – ответил Рей. – Белые колонны, не так ли?
На лице Апостоласа заиграла широкая улыбка.
– Вот и хорошо, – одобрительно проговорил он. – И еще одна важная вещь, которую я не сказал Мартину. Я только что это понял на самом деле. Из-за строительства этого дома я ощущаю небывалый душевный подъем, Рей.
Рей приподнял брови, улыбнулся. Казалось, он понял.
– У людей вроде меня случаются неожиданные потребности, понимаете? Мне необходимо место, где я смогу быть самим собой. В детстве у меня такого не было. Я хочу, чтобы вы спроектировали для меня тайную комнату. Подвал.
– Гм.
– Игровую комнату для взрослых. С каменными стенами, как в замке. С хорошим замком на двери.
– Тоже как в замке?
– Мне нужны ощущения. Вы понимаете, о чем я говорю, Рей. Подробности я сообщу вам позже. Ничего противозаконного там происходить не будет, клянусь. Просто место для игр.
– Ну замок и ключ – это можно, – ответил Рей. – Большой, сымитированный под средневековый ключ.
– Только один ключ. И Рей…
– Да? – Рей, готовый услужить, слушал внимательно.
– Я не хочу, чтобы об этом знал Мартин.
– Тогда я не смогу включить это в официальный проект, в планы. Но я могу подготовить для вас отдельный проект. Ведь, как я понимаю, я должен построить этот подвал так, чтобы никто не узнал, да?
Апостолас улыбнулся:
– Смешная идея, не так ли? Я надеялся, что вы не откажетесь.
– Вам нужно одно или два места, чтобы подвешивать людей за ноги?
– Ха, ха. Молодец. Молодец!
Потом Апостолас пододвинулся и с серьезным выражением на лице спросил:
– Вы можете приделать металлический… ну, знаете, типа крюка?..
– Конечно, – успокоил его Рей и подумал: «Считай, что сделано, Садам».
– И сейф для ценностей?
– Без проблем.
Тут Рей вспомнил о тайниках Эсме.
– Я умею быть благодарным, Рей. Увидите.
Он откинулся на спинку стула и пригубил напиток, затем вытер губы тыльной стороной ладони.
– Вы знаете, мы завтра снова встречаемся, только там будет присутствовать и Мартин?
– Хорошо.
– Будьте готовы.
Извинившись, Рей отлучился в маленький, отделанный мрамором гальюн. Когда он вернулся, Апостолас запихивал в себя канапе, откуда-то доносилась тихая греческая музыка. На его спокойном лице лежала печать замкнутости, от носа ко рту пролегли глубокие морщины. Власть наложила на него отпечаток. Как он умудрился спутать этого маркиза де Сада с человеком, который действительно позволил бы ему использовать свой талант? Рей взглянул на себя в зеркало, которое висело над раковиной, упираясь руками о ее края. Он почувствовал себя загнанным в ловушку.
Сейчас яхта проплывала мимо полуострова Палос Вердес, на склонах зеленых холмов которого приютились сотни средиземных морей – Рей уже просто ненавидел их.
– Садитесь возле меня.
Рей подчинился. С глухим шумом за бортом пенилась вода. Даже сквозь солнцезащитные очки море блестело так нестерпимо, что ему пришлось закрыть глаза.
Апостолас положил руку на его бедро. Он покосился на Рея, жевавшего оливку. Каким-то образом Рей предвидел подобный поворот событий. Он не вздрогнул. Вместо этого Рей взял руку Апостоласа в свою.
– Апостолас, из всех мужчин мира я выбрал бы вас, клянусь. И был бы счастливчиком. Однако… – Он поцеловал руку Апостоласа, сжал ее и осторожно положил на ногу грека.
Апостолас, сначала удивился, затем рассмеялся:
– Многие мужчины любят и так, и так.
– Всегда можно поинтересоваться, – согласился Рей.
– По крайней мере вы поцеловали мою руку.
Рей рассмеялся:
– Мелочь, но приятно, не так ли?
Клиент пожал плечами, полностью соглашаясь. Какое-то время они просто пили, а яхта уносила их все дальше, по небу пробегали облака, случалось, до них долетали брызги белой пены. Солнце садилось. Затем они переместились под навес и лежали рядом друг с другом, заложив руки за голову, как старые друзья, как хищник и его наивная слабая жертва. Рей чувствовал себя совершенно разбитым, однако он не переставал улыбаться и любезничать.
Через некоторое время Апостолас извинился и спустился вниз. Когда он вернулся, то выглядел посвежевшим и довольным жизнью, полной особняков, яхт и замков.
– Мне нравится тут, – заметил он. – Жена ждет меня к девяти, но давайте откроем еще одну бутылочку. Теперь я хочу больше узнать о вас, Рей. Надеюсь, этот вечер станет началом прекрасного… – он сделал паузу, подняв брови, – делового сотрудничества. У вас есть дети? Расскажите о жене.
– Детей нет.
Он рассказал о Лей, стараясь не упомянуть ничего важного. Они поговорили о ее работе, церкви, где они женились, отпуске, который провели в Бразилии несколько лет назад. Пока Рей говорил, он представлял свою жену: ее серьезность, запавшие глаза, как она проводит пальцем по его брови перед тем, как поцеловать, волнующий глубокий поцелуй. Он помнил ее незакомплексованность в постели, ее мягкую грудь… Но ничего подобного он Апостоласу не рассказывал, ничего о его настоящей жене – этого клиент не заслуживал.
– Вы все еще любите ее, – сказал Апостолас, наливая себе последний бокал шампанского. – Ей повезло. Уверен, она вас тоже любит.
– О да, – солгал Рей. Ему стало легче, когда он заметил, что внимание Апостоласа переключилось на молодого повара, который, судя по блеску глаз, такое внимание только приветствовал. Рей стал лишь мимолетным увлечением Апостоласа, чему был только рад.
Возвращаясь домой после наступления темноты, Рей понял, что он вернулся к проделкам детства, заставив другого человека делать то, что ему нужно. Неужели он скопировал характер Мартина, его образ мыслей, как Мартин поступил бы в данной ситуации?
Он гадал, смог бы талант выдавать себя за другого человека, спрятать свою пустую душу, в чем его однажды обвинила Лей. Может, он просто собирал себя из частей других людей, выискивая те места в своей личности, которые до этого дремали внутри него? Он не мог быть вежливым под давлением, если только вежливость сидела где-то у него внутри, так?
Он поцеловал руку клиента, пошел на это ради фирмы, спас проект. Ладно, он не был вежливым. Возможно, это было раболепие. Он согласно кивал, когда Апостолас говорил о колоннах и оливковых деревьях.
Лей… ее серые глаза. Ее честность. Он провел руками по лицу, стирая то, что можно было стереть.
Кэт отправилась прямо в больницу. В медицинском центре университета было по крайней мере шесть сотен пациентов. Используя свою обычную парковочную стратегию, Кэт подъехала к широкой стоянке, находящейся далеко от здания больницы, и постаралась найти место поближе к обсаженному пальмами входу. Часто ей везло. И на это раз голубая «Акура» освободила отличное место совсем недалеко от главного входа.
Кэт подождала, пока «Акура» выедет, и быстренько заняла ее место, опередив другого желающего, тоже члена чьей-то семьи, которому теперь придется битый час искать подходящую стоянку.
Почему они не позвонили ей?
Она заперла машину. Затем, пройдя через вход «Уэствуд Плаза», направилась в больницу.
Дружелюбный администратор сообщил, что ее сестра на пятом уровне. Поэтому ей пришлось подождать перед двойными дверями, пока приедет лифт и заберет ее вместе с разношерстной толпой. Слева от нее в инвалидной коляске сидел мужчина, его голова была вывернута вправо, по всей видимости, навсегда. Он стонал. Возле него суетилась жена, она пыталась успокоить его, гладя по щеке. Справа от Кэт стояла женщина на костылях. Она была среднего возраста, может лет пятидесяти, с жесткими волосами, которые топорщились во все стороны, как змеи горгоны Медузы.
– Что случилось? – спросила Кэт, надеясь, что ее вопрос не прозвучал бестактно.
– Во время уличной ярмарки я хотела заглянуть в шатер с карликовыми деревьями в горшках, – ответила женщина, – и упала. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь укрепляю мускулатуру рук. – Она рассмеялась.
Ординаторская – большая территория, окруженная стойкой, густо утыканной внутри компьютерами, выглядела не очень приветливо: ни тебе приятных картинок, ни цветов.
– Да, есть такая, – сказал медбрат. – Ее имя на первой странице.
– А палата какая?
Мужчина углубился в изучение того, что он видел на экране. «Игры? ICQ?» – гадала Кэт.
– Гм, – заметил он с интонацией, не предвещающей ничего хорошего.
«Я ненавижу тебя», – подумала про себя Кэт. Она поняла, что последний раз была в больнице тогда, когда «скорая» привезла туда Тома. Дальше пункта первой помощи их не пустили. Том так и не вышел из тех дверей, он больше никогда не увидел неба.
– Ее привезла «скорая», – подсказала она.
– Пятьсот восьмая, – сообщил он. – Она сейчас приходит в себя. Только из пункта первой помощи. Гм.
«Прекрати, – подумала Кэт, – или я тебя ударю».
– Поднимаетесь на лифте на пятый этаж, затем через двойные двери и направо.
Кэт нашла пятьсот восьмую палату, ни разу не заблудившись, открыла дверь и поздоровалась. Рауль обеими руками держал ладонь Джеки, словно от этого зависела ее жизнь.
Джеки лежала возле окна. Соседка по палате, лежавшая возле двери, выдавила из себя:
– Аргх. – Это было ее приветствие. – Дерьмо! Я ненавижу свою жизнь.
Худая и бледная, как герой романа, страдающий туберкулезом, она сбросила с себя белые простыни и осталась так лежать, похожая на сломанную куклу.
– Привет, – поздоровалась Кэт с сестрой.
– Привет. – Джеки остановила на ней взгляд своих грустных глаз. – Я тебя знаю.
Испугавшись, Кэт взяла ее за руку. Ее сестра, в последние несколько месяцев похожая на корову, теперь казалась меньше, простыня на ее животе сдулась, как парашют. Где же ребенок? Кэт не решалась спрашивать.
В этот момент отозвался Рауль:
– С ней все в порядке, Кэт. Правда.
– Почему ты не позвонил?
– Извини, не было времени. Все случилось так быстро, а потом операция…
Вся сдерживаемая тревога вдруг прорвалась наружу, и Кэт разрыдалась.
– Джеки! У-у-у-х-х.
– Прекрати. Мама всегда говорила, что твой плач похож на стон умирающего животного. Она была права, – еле ворочая языком, заметила Джеки. – Ох, Рауль, у меня что-то в правой ноге стреляет.
– Ее накачали антибиотиками, Кэт, – сообщил Рауль, извиняясь за выходку Джеки. – Только что проснулась. Я позову медсестру, дорогая.
– Они накачали меня антибиотиками: надеялись, я не замечу, что все, что могло пойти наперекосяк, пошло.
Кэт ничего не сказала, просто сильнее сжала руку Джеки.
– Ай, – слабо вскрикнула Джеки.
– Прости, – сказала Кэт. – Скажи мне, что произошло.
– Я переходила Сепульведу. Широкая улица, так много машин. Этот… ох… обычное дело для Лос-Анджелеса… этот длинный лимузин вынырнул непонятно откуда. Помню только, что катилась по улице, словно шар для боулинга. Так, значит… – Она посмотрела на свой живот. – О Боже! Рауль! Наш ребенок! – Джеки схватилась за мужа.
Рауль нагнулся и поцеловал ее в лоб. Он так и стоял, прижав свою щеку к ее. Он прошептал:
– Дорогая, ты стала матерью.
– Наш… ребенок? Пока я спала?
Он кивнул:
– После аварии, пока врачи латали твою ногу, у тебя начались роды. Им пришлось сделать кесарево сечение. Все прошло хорошо. Ты моя отважная девочка. Я люблю тебя.
– Родился малыш?
– Мальчик, любимая.
Внутри у Кэт потеплело, когда она увидела радость на лице сестры.
– У нас в семье появился еще один мальчик, – обрадовалась Джеки. Ее глаза увлажнились. – Я хочу его видеть! Где он? Принеси его, дорогой. Ох, Рауль, маленький мальчик.
– Мы можем назвать его в честь кого-то из семьи. Только не моего отца, хорошо? – предложил Рауль.
– Второе имя у него Томас. – Джеки попыталась сесть на постели, но, застонав, повалилась назад на подушку.
– Поздравляю, – сказала Кэт. Она провела рукой по волосам Джеки и поцеловала ее, затем обняла Рауля. – У меня появился племянник, – радовалась Кэт. Новое существо, связанное с ней, вдруг появилось на свет, когда она этого не предполагала.
– Но где он? Почему его здесь нет? – тревожилась Джеки.
– Тебе надо отдохнуть. Ты готова его увидеть?
– Пожалуйста, принесите. Я готова.
По просьбе Рауля медсестра принесла плачущего новорожденного, укутанного в хлопковое больничное одеяло. На его крохотном запястье красовалась голубая лента. Джеки вскрикнула, увидев его. Она развернула его, от чего он стал плакать еще больше, и принялась осматривать его руки, ноги и гениталии.
– Они идеальны, – сказала она. – Десять пальцев на ногах. Посмотри, Кэт. Все такие хорошенькие.
– Идеальны, – согласилась Кэт.
Весь в морщинах, ярко-розового цвета, ребенок был практически лыс, но Кэт была так же очарована им, как и сестра. Она осторожно протянула руку и положила ее на маленькую головку, покрытую редким пушком. Его кожа была влажной и теплой.
Младенец проворно нашел сосок Джеки.
– Сначала может быть немного больно, – предупредила медсестра. – Потом вы, конечно, привыкнете.
– Смотри, Кэт. Какой очаровательный малыш. Ты можешь в это поверить?
– Радуйтесь, что он здоров, несмотря на то что такой маленький, – сказала медсестра. – У одной женщины сегодня родился ребенок с больным сердцем. Ему придется сделать операцию, прежде чем его можно будет забрать домой.
Джеки нежно поцеловала головку ребенка, как будто хотела этим благословить его.
– Пошли этой медсестре цветы! – сказала она Раулю.
Рауль обнял жену и сына. Когда Джеки наконец уснула, Кэт и Рауль развлекались тем, что передавали друг другу сверток с ребенком и пили холодное шампанское прямо из горлышка бутылки, которую Рауль умудрился где-то раздобыть. Младенец безмятежно спал в колыбели, стоящей возле кровати. Казалось, он уже полностью свыкся с новой обстановкой.
– Ты сделал это, – произнесла Кэт. – Ты подарил мне племянника, Рауль. Спасибо.
Он погладил подбородок ребенка, который вдруг начал искать губами сосок, надеясь попить еще немного молока. Малыш начал сосать его палец и на время успокоился.
– Что, если… Представь, если бы мне пришлось растить его без нее. Самому.
– Ты бы никогда не был сам.
– Надеюсь.
– Может, у меня и нет молока, но у меня есть воля. Ему никто не причинит вреда, пока я рядом. – Услышав в своем голосе свирепость, она почти смутилась.
– Я пойду куплю нам пиццы, – сообщила Кэт чуть позже.
Они поели, Рауль заснул, а Кэт сидела возле Джеки. Та дважды просыпалась, чтобы принять таблетки и покормить малыша. Медсестры их не очень беспокоили. Дверь была закрыта, и маленькая, вполне заурядная комната с медицинским оборудованием и койками выглядела так же красиво, как Тадж-Махал.
Когда Джеки проснулась в очередной раз почти в четыре часа утра и начала кормить ребенка, Кэт ушла, но перед этим Джеки, как обычно, сказала ей на прощание несколько слов.
– Жаль, что ты не можешь почувствовать то, что чувствую я, – страстно промолвила она, – что жизнь продолжается, и это хорошо.
«Я бы согласилась с поговоркой: не было бы счастья, да несчастье помогло, – подумала Кэт, нажимая на кнопку вызова лифта. – Новая плоть, новая жизнь».
Кэт велела Рею приехать к ней домой в Эрмоза в полседьмого вечера, но сама так и не приехала. Рей скучал без нее. Он хотел поговорить с ней – он только на этом желании и держался.
Рей снова посмотрел на часы: семь. Слишком поздно. Она бросила его. Защемило в груди. Он привез кассеты, чтобы она послушала их. Они лежали на сиденье возле него, излучая какую-то плохую энергию. Он сдался и завел мотор – послышался адский шум, который четко разделяет дни и ночи людей.
Рей приехал в Мемори-Гарденз в Бреа, когда солнце уже садилось. Просторный кладбищенский парк, его трава и надгробные плиты остаются неизменными независимо оттого, сейчас день или ночь. На табличке у надгробия было указано, что Генри Джексона кремировали. «Как мы скучаем по тебе», – гласила обычная надпись на самой плите, потом шли даты рождения и смерти.
Рей больше не верил в эту дату смерти своего отца. Он умер позже – в этом Рей был почти уверен.
Мать не любила его отца. Он наконец начал понимать почему. Вот только он не мог понять, зачем Эсме понадобилось возиться с этой надписью. Она сказала Рею, что прах отца был развеян по ветру его двоюродной бабушкой, которая живет в Нью-Йорке. Может, эта надпись для него, как и ненастоящая дата смерти? Она рассказала Рею о месте захоронения отца много лет назад, но он не мог вспомнить, чтобы когда-то приходил сюда вместе с ней. Несколько раз он приходил по собственной инициативе. Это случалось в те моменты, когда страдания, вызванные переездами, становились нестерпимыми.
«Она просто пыталась защитить меня, – подумал Рей, – но теперь я стал мужчиной. Ложь становится еще одним видом отравы».
Рей положил букет возле надписи, поскольку специальной подставки для цветов не было. Он купил тюльпаны в цветочном магазине возле шоссе. У них были блестящие ярко-зеленые листики и слегка закручивающиеся белые бутоны.
– Я принес это, – сообщил он надписи, – потому что я праздную. Ты мертв, мертв наверняка, и, кажется, это настоящее благословение.
Его отец не слишком беспокоился, чтобы Рей рос в мире. Почему он преследовал их? Рей раздумывался, какими чувствами мог руководствоваться отец – ревностью? Он не мог отпустить жену, так как считал себя оскорбленным тем, что она его отвергла? Он был в бешенстве?
Такие чувства испытывал Рей, когда Лей изменила ему.
Он отбросил эти мысли и принялся изучать надпись.
– Своими безумствами ты разрушил мое детство. Ты заставил мою мать жить в страхе. Мы никогда не были свободны. Мы жили, как воры, – вечно убегали, всегда боялись, что нечто может догнать и напасть на нас.
Рей ощутил звонкую пустоту. Его окружали мертвые люди и мертвые надежды. Каждый мальчик, у которого нет отца, наверняка надеется, что его отец был хорошим парнем. Он бы набил автоприцеп консервированной едой, чтобы отправиться в путешествие в Йосемитский парк, или на штурм ледников на Аляске, или просто на рыбалку, и каждый раз будил бы сына ни свет ни заря. Или, может быть, он таскал бы сына по музеям, показывая пыльные экспонаты, и все, что ему пришлось бы услышать, было бы голосом его отца, при этом совершенно неважно, что тот говорил. Все, что слышал мальчик, было любовью.
Время, проведенное вместе, глубоко отпечаталось бы в памяти мальчика. Даже если бы отец умер, сын мог бы всю оставшуюся жизнь смаковать эти моменты и почитать память о нем.
Когда Рей был ребенком, его посещали подобные фантазии. Он знал это и теперь, поскольку они затопили его мозг, угрожая утопить его. Он гадал: что могло быть написано на его собственной могильной плите, если бы Лей решила что-нибудь на ней запечатлеть? Рей даже не знал, чем занимался его отец.
Он нагнулся и вытер пыль с выгравированных слов. Его мать с помощью больших и малых стипендий, а также студенческих займов в размере десятков тысяч долларов смогла в одиночку вырастить его и дать образование. А за спиной у нее всегда маячила неясная угроза, поэтому ей приходилось быть осмотрительной.
Он был ей обязан всеми своими успехами. Особенно работой. Благодарение ей и Богу за это. Ему нравилось то, чем он занимался.
Теперь за плечами Рея был диплом колледжа Уиттье и аспирантура в Йельском университете. Чтобы он смог окончить ее, матери пришлось много лет работать на двух работах. Хорошо, что теперь он может помогать ей. И хорошо, что сейчас она работала только потому, что ей нравится общаться с людьми и ее жизни необходима, как она говорит, упорядоченность. Неужели где-то глубоко внутри он не подозревал, что у него был плохой отец? Его собственные плохие черты должны же были откуда-то взяться? Например, страх и гнев, которые он пытался скрыть от Лей, ото всех…
– До свидания, Генри Джексон, – попрощался он с отцом напоследок. – Ты был настоящим ублюдком.
ГЛАВА 15
Кэт вернулась домой перед восходом солнца, рухнула на диван и уснула. Через несколько часов она проснулась с волчьим аппетитом, нашла немного макарон, сварила их, добавила консервированный соус и с жадностью накинулась на них, стоя возле стола, – классический пример одинокого человека.
В то же время это здорово, что никто не мог заставить ее позавтракать как нормальный человек, сидя за столом.
Зазвонил телефон. Она взглянула на часы.
– Кэт слушает, – ответила она. – Сейчас полвосьмого, и было бы лучше, если бы у тебя были хорошие новости, Рауль.
– Приветик, это я.
– Хочешь сказать, что ты рано встаешь, Зак? Не уверена, что смогу это одобрить.
– Но ты тоже уже встала. Или ты спала?
– Ну нет.
– Я качаюсь перед работой. У нас вчера должно было быть свидание? Или мне только показалось?
– Свидание? Да, должно было быть! Но моя сестра вчера родила. – Кэт рассказала о событиях предыдущего вечера.
– Прекрасно. Значит, дело не в фильме. А может, дело все-таки в том, что я ношу отвратительную рубашку или у меня на шее растут волосы?
Она не уловила в его голосе ничего агрессивного, за что была ему очень благодарна.
– Ты мне нравишься, Зак, хотя теперь, когда мы снова встретимся, мне придется обратить особое внимание на твою шею.
– Как твои икры?
– В полном порядке.
– Это хорошо. Мне сказали, что они нужны тебе для ходьбы. Между прочим, ты красиво катаешься на роликах, – заметил он. – Изящно. Ты просто… красивая.
Ох, теперь, с утра пораньше, он вздумал пофлиртовать. Кэт услышала звук клаксона:
– Ты едешь на работу?
– Да, и меня только что подрезали.
– Так ты собираешься задать трепку тому, кто подрезал?
– Не-а. – Он сделал паузу. – Я ехал по правилам и позволил ему выиграть.
– Его внедорожник больше твоего? – угадала она.
– Верно.
– Держу пари, что Рауль теперь завалит тебя работой, потому что ребенок родился у него, а не у тебя.
Он рассмеялся:
– Это без сомнения. Так как насчет сегодняшнего вечера?
– Я не знаю.
– Не знаешь? Я могу приехать к тебе.
Наконец-то полностью проснувшись, она подумала: «Святая корова! Встречу с Реем я тоже пропустила».
– Вряд ли это возможно. Извини.
– Значит, ты соврала. Ты заметила, что у меня на шее растут волосы, ведь так? Ты заметила и рассудила: «Он мужчина, которому нужно найти парикмахера получше. Мне такой не подходит».
– Прости, что я не могу сегодня, Зак. Но я клянусь, что с радостью встретилась бы с тобой. Скоро мы обязательно увидимся, хорошо?
Ее телефон уже начал нагреваться. Она позвонила Джеки в больницу. Та была расстроена.
– Они не хотят меня выписывать. Но такие места предназначены для больных людей, для умирающих, – сказала Джеки. – Я хочу домой.
– Они прекрасно заботятся о тебе, Джеки, – заметила Кэт, испугавшись, что Джеки сейчас вернется домой с ребенком на руках. Ведь еще пару недель она не сможет ходить.
– Рауль говорит, что может взять только неделю отпуска. Потом его ждет какое-то грандиозное, важное, невероятное дело.
– Моя работа… – послышался слабый голос Рауля на заднем плане.
– Он хочет нанять кого-нибудь! – сказала Джеки с презрением.
Кэт согласилась:
– На мой взгляд, это разумно.
– Мне в доме не нужны незнакомцы.
Кэт проглотила еще одну ложку макарон и ощутила огромное желание повесить трубку.
– Что ты говоришь?
– У меня есть варианты. Ты, например, можешь переехать к нам.
Конечно, она могла. Кэт была бы поглощена их боевой семейкой. Так бы поступил буддист. Взять отпуск, так как Рауль не может… Быть хорошей, почти святой… У буддистов много святых, но и ад у них тоже имеется.
– Когда рак свистнет, Джеки.
– Почему?
– Дай трубку Раулю.
В телефоне клацнуло.
– Да?
– Я помогу тебе найти кого-нибудь, – пообещала Кэт.
– О, замечательно. Я буду дома всю следующую неделю, так что давай попробуем нескольких людей.
– Джеки разозлится на меня, поэтому я отключаюсь. Скажи ей, что у меня звонок по другой линии.
– У тебя нет другой линии.
– Напряги воображение, папочка. Тебе оно пригодится. Пока.
Кэт позвонила Рею Джексону.
Он не ответил. Он никогда не отвечал, а в его офисе она вечно попадала на какую-то высокомерную бабу по имени Дениз, которая не хотела оставлять ему сообщения.
Кэт быстро оделась и поехала на работу.
В то утро, уставшая после практически бессонной ночи, проведенной в больнице, Кэт стойко пережила слушание, которое поразило всех присутствующих поведением сторон – двух пожилых братьев, судившихся из-за усадьбы их умерших родителей. Один – физически неполноценный – хотел продолжать жить в усадьбе, но он не имел возможности выкупить часть брата. К сожалению, нельзя подделать подсчеты. Нельзя сделать недвижимость в Пасифик Пэлисейдс недвижимостью в Ла Хабра, несмотря на похожесть зданий.
Услышав цифры, которые огласила Кэт, нынешний обитатель усадьбы не удержался и заплакал, чем вызвал неудовольствие судьи и ухудшил ситуацию. Здоровый брат, который до этого момента оставался невозмутимым, внезапно вскочил на ноги. Его адвокат потянул его за руку, пытаясь успокоить. Но он стоял, трясясь от гнева, и кричал:
– Кончайте с этим. Продолжайте!
Кэт вздохнула с облегчением, дождавшись дневного перерыва. Она собрала бумаги и незаметно выскользнула из зала суда. Так было не всегда. Кэт любила свою работу и обычно получала от нее удовольствие. Сначала, работая на отца, а потом на его партнера, она занималась исками. Затем помогала составлять списки домов с их фотографиями. Сидя за столом и приклеивая фотографии этих домов в папки под переплет, она представляла, что живет в них. В одной жизни она подъезжала к дому на модной машине, любовалась океанским пейзажем из окна квартиры, находящейся на последнем этаже элитной многоэтажки в Нью-Йорке, и наслаждалась изысканными яствами. В другой жизни она жила в ветхом бунгало постройки тридцатых годов в Лос-Анджелесе с вечно ссорящимися соседями.
Кэт открыла заднюю дверцу машины и забросила портфель на сиденье. Она больше не хотела думать о несчастном старике, чья жизнь только что обрушилась с солнечных высот в отвратительную пропасть. Он прожил в этом доме сорок лет.
Конечно, он мог уехать из Лос-Анджелеса и купить дом где-нибудь на Среднем Западе за четверть суммы, которую выручил бы за свою часть этого невеселого дома в Пасифик Пэлисейдс. Или мог переехать на пятьдесят километров восточнее, в Инленд Эмпайр, – часть города, которая простирается до жаркой долины Сен-Гебриел. Когда-то там практически никто не жил. Палящее солнце и нехватка воды отпугивали людей. Но теперь с каждым днем недвижимость в этой местности росла в цене.
Множество людей каждое утро ехало оттуда на работу в центр Лос-Анджелеса. Переселенцы по-прежнему, как и шестьдесят лет назад, ехали в эти края за хорошей погодой, работой и океаном. Они оставались, поскольку, как наркоманы, получали извращенное удовольствие от холмов и низин, а также от каждодневного нервного напряжения. Они ощущали себя могучими и здоровыми, сталкиваясь с опасностями часа пик. Они гордились, что могли сэкономить пять минут, срезав в нужном месте. Возможно, они жили в тесноте, но солнце светило над их головами, и в один прекрасный субботний день они могли отправиться на пляж.
Они все жили так, словно Лос-Анджелес был раем, которым он, наверняка, и был до того, как они все тут поселились.
Кэт хлопнула дверцей, автоматически включила вентилятор и нажала кнопку сломанного кондиционера, затем выехала на автостраду – место с поэтическим названием, где все попадали в ловушку и, будь ты беден или богат, слышали одну и ту же прекрасную и злую песню, исполняемую сиренами.
В офисе Рей не смог избежать встречи с Мартином, одетым в накрахмаленную рубашку с модным галстуком, словно он собирался баллотироваться на пост президента. Мартин стоял возле Сюзанны, ожидая прихода Рея.
– Почта была? – спросил Рей Сюзанну.
– Ночная. – Она слегка покраснела.
– Хорошо. Это от Апостоласа? – Он поднес конверт к свету.
– Он подписал или нет? – нетерпеливо спросил Мартин.
Рей, который хотел насладиться этим моментом наедине с самим собой, поймал себя на том, что хмурится. Он взял со стола Сюзанны нож для открывания конвертов, похожий на кинжал, и вскрыл его.
– Ах, – воскликнул он, пробегая письмо глазами. – Да, подписал.
Удивленный, довольный, не в состоянии понять своих ощущений, он швырнул чек на стол Сюзанны.
– Ура! – кисло откликнулась секретарь.
Мартин последовал за Реем в его кабинет.
– Мы должны поговорить, – сообщил он. – У тебя сейчас есть время?
– Через двадцать минут, – ответил Рей. Ничего конкретного на это время, не считая чтения почты, у него не было запланировано. Он просто не хотел радовать Мартина прямо сейчас. Каждый раз когда он в последние дни видел Мартина, то представлял, как это приземистое, веснушчатое тело наваливается на Лей и как она раздвигает ноги, чтобы принять его в себя.
– Слушай, – сказал Мартин и закрыл за собой дверь, не обращая внимания на состояние Рея, – давай будем цивилизованными людьми. Нам нужно управлять фирмой. От нас зависят люди. Давай на время этого проекта забудем обо всем. Что скажешь, Рей?
– Отвали.
– Ну же, давай уделим работе должное внимание. У нас в руках самый большой проект на постройку дома за много лет, возможно для нашего самого важного клиента. Давай вместе съездим на место постройки перед тем, как встречаться с Апостоласом, хорошо?
– Зачем?
– Обсудим, где прилепить его долбаные колонны, – ответил Мартин.
– Значит, ты знал, что он подпишет, если я переделаю дизайн?
– Он сказал, чем недоволен. Я посоветовал ему поговорить с тобой. Ты здравомыслящий человек.
– Но ты не предупредил меня кое о чем? – напирал Рей.
– Мы не совсем коллеги, Рей. Я ведь нужен тебе лишь для анализа сметы. Рей, я знаю, что ты что-то набросал сегодня утром. Я хочу, чтобы ты показал мне, что у нас есть, пока мы будем сидеть на холме. Это поможет мне представить будущий дом и настроиться на лирический лад перед встречей с клиентом.
– Хорошо. В два часа. Встретимся там. Мне еще нужно кое-что уладить.
После обеда Рей, и так расстроенный тем, что уже не успевает вовремя попасть в Лагуна-Бич, очутился в пробке. Однако в машине он смог послушать музыку, расслабиться и успокоиться. Если бы ему пришлось провести эти два часа в машине рядом с Мартином, он бы наверняка свихнулся.
Он уже бывал там, так что без труда нашел это место на Слипи-Холлоу-лейн – крутой, на вид неприступный, поросший кустарником склон холма, с которого открывался отличный вид на океан, до которого было рукой подать. Он припарковался на улице и начал спускаться по склону, избегая вездесущего сумаха.
Мартин сидел в тени эвкалипта, положив ноги на гранитный валун.
Рей молча сел на небольшой камень напротив Мартина. Он не хотел облегчать Мартину задачу.
– Тебя раздражает, что я держу Апостоласа в курсе наших дел, – заявил Мартин.
Рей отрицательно покачал головой:
– Это естественно. Ты вложил в этот проект свои деньги. Ты его приятель. Надеюсь, он не знает, как мало ты ценишь это.
– Ты хочешь узнать больше о нас с Лей? Я хочу тебе кое-что рассказать.
