Текст книги "Вдова"
Автор книги: Пьер Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Теперь все в порядке, я тебя вижу нормально. – Пегги тоже стояла на голове, и ощущение было таким, будто сила тяготения неожиданно стала действовать в обратном направлении. Голова, как ей казалось, упиралась в потолок, а ноги свободно раскачивались в пустоте в трех метрах от люстры, привинченной почему-то к полу.
Нат всегда жила на доходы своих настоящих и бывших мужей, как живут те, кто делает деньги на случке беговых лошадей. Ей понадобилось лет двадцать, чтобы собрать картотеку возможных претендентов в мужья. Зато теперь достаточно было одного взгляда на эти записи, которые уточнялись изо дня в день, чтобы точно знать, кого, где и как можно загарпунить. Мужчины в ее глазах были настолько глупы, что легко становились добычей умной женщины. Интуиция еще ни разу не подводила Нат, она всегда безошибочно выходила на того, кто обогатит ее и сделает вдовой. Из восьми ее очередных мужей четверо уже отправились в лучший мир – кто от старости или по болезни, кто от злоупотребления алкоголем, а кто и от чрезмерного тщеславия. Такое случилось, например, с Гэсом Бэмбилтом, который, будучи мертвецки пьяным, нырнул в бассейн на семьдесят втором этаже принадлежащего ему небоскреба.
– Еще кофе?
– Да.
Не меняя позы, Нат протянула руку и нажала спрятанную под ковриком кнопку. Тут же появился ее камердинер, которому пришлось согнуться в три погибели, чтобы посмотреть в лицо хозяйке.
– Сэм, подай кофе.
– Слушаюсь.
– Ай! – застонала Пегги. – Судорога…
– Не делай резких движений. Разворачивайся постепенно и прими позу зародыша.
– Мне не стоило вообще из нее выходить.
– Ну что, снова возьмемся за работу? – Нат разогнулась и встала. Ее стратегическое оружие разместилось на широком кожаном диване. Помимо имени и даты рождения потенциального кандидата в мужья в карточке давалась подробная информация о его родословной и наследниках, болезнях и несчастных случаях, физических данных и сексуальных предпочтениях, вкусах и увлечениях. Указывались адреса его банков, размеры состояния в наличных деньгах, перечислялись объекты движимости и недвижимости, которыми он владел, прилагалось полное описание его коллекций. Последний пункт, не очень интересовавший Нат, содержал перечень почетных званий кандидата. Это при необходимости давало возможность войти в среду, где вращались самые состоятельные люди. Пегги взяла три отобранные карточки, еще раз задумчиво на них посмотрела и неуверенно покачала головой.
– Этих троих я знаю. Особого восторга они не вызывают. У тебя нет ничего другого?
– Думается, в твоей ситуации они очень даже годятся.
Сэм принес кофе. Нат и Пегги сделали по глотку.
– Лучше Арчибальда Найта, уверяю, ты не найдешь.
– С какого он года?
– Родился 13 февраля 1889 года под знаком Водолея.
– Но ведь ему…
– Ну и что? Какая разница? Лучше послушай… Свой первый миллион Найт заработал в 1919 году на обмундировании для американской армии, высадившейся во Франции в конце первой мировой войны. И вообще, чего он только не производил! В промышленных кругах ему дали кличку «Спрут».
– Да знаю я все это.
– Его настоящее состояние оценивается в миллиард долларов. Физических недостатков нет, только легкая хромота – следствие падения с лошади. Вегетарианец, алкоголя не употребляет. Жена умерла тридцать лет назад. Сыну шестьдесят семь лет.
– Ничего себе! Хороша я буду в роли мамочки такого «бутуза»!
– Не беспокойся. Им занимаются няни. Найт держит его в клинике для умственно неполноценных.
– А если папочка умрет, он унаследует его состояние?
– Чепуха! Дебилы лишены права наследования. Я узнавала…
– Ты уверена?
– Когда-нибудь я теряла время зря? Ну-ка, взгляни, это что-то новенькое. Наш Арчибальд, оказывается, извращенец.
– Что?!
– Больше ничего нет, только одно слово – «извращенец».
– Но как это понимать? Он визионист, педераст, мазохист? Бьет плеткой маленьких девочек? Четвертует маленьких мальчиков? Или бегает на четвереньках? Мне нужна точная информация о человеке, с которым придется иметь дело.
Нат расхохоталась.
– Если все пойдет по плану, скоро узнаешь. Не перебивай. Он получает колоссальные дивиденды с капитала, вложенного в банки, биржи, в текстильную и тяжелую промышленность. Коллекционирует художников Возрождения. Владеет скульптурами Якопо делла Кверча, Поллайоло, Верроккьо, картинами Перуджино, Мантеньи, Беноццо Гоццоли и т. д. Двадцать два сантиметра…
– Что ж, похоже, Найт именно тот тип, который может отравить жизнь Балтиморам. Он похож на них! Кто второй?
– Менее известен, чем Арчибальд, но его состояние столь же внушительно… Сильвио Торрико, родился в 1901 году в Портофино, сын местного судовладельца. Пробовал разные профессии. Владеет самыми крупными автомагистралями. Платит налоги с восьми миллионов долларов ежегодного дохода. Одержим игрой: карты, рулетка, скачки, бокс. А вот и маленькая закавыка! Содержит нескольких любовниц, не жалея на них денег.
Пегги пожала плечами.
– Шлюхи.
– Вдовец. Холост в настоящее время. Детей нет. Восемнадцать сантиметров.
– Достаточно! Давай третьего. Этот, по крайней мере, родился…
– Джон Дерутланд. Пэр королевства Англия. Герцог. Владеет заводами по производству резины. Имеет плантации в Бразилии, охотничьи угодья в Южной Ирландии. Коллекция семейных драгоценностей, имеющих историческую ценность. Кстати, его род ведет свое начало с 1008 года, и если они ничего не распродали… Яхта «Эль-Негро» с экипажем в тридцать человек. Родился 12 марта 1922 года. Разведен с леди Пенелопой. Дивиденды в тяжелой промышленности. Роскошный образ жизни. Двенадцать сантиметров.
Пегги нетерпеливо махнула рукой.
– Да уймись ты со своими сантиметрами. Можно подумать, что у тебя это мания.
Нат бросила на нее удивленный взгляд.
– Ты вышла бы замуж, не зная заранее, какой член у твоего будущего мужа?
* * *
У Фредди замерзли ноги и совсем онемели руки, но по коридору, несмотря на поздний час, все еще шныряли какие-то подозрительные личности. Когда они появлялись, детектив делал вид, что вышел от кого-то и направляется к лестнице. Нико остался внизу, в машине, там было тепло и работало радио. Хорошо, если ему не пришло в голову смыться в другой, менее опасный квартал. После полуночи редко кто осмеливался появляться на улицах Гарлема. Фредди сделал еще одну попытку – подкрался на цыпочках к двери, из-под которой виднелась полоска света. Внезапно свет в коридоре погас, и в наступившей темноте стал явственнее ощущаться тяжелый тошнотворный запах, идущий от лестничной клетки – запах застарелых окурков, выставленных у входа пакетов с мусором и пищевыми отходами. Ко всему этому примешивалось еще что-то, чего детектив не мог определить.
Когда глаза привыкли к темноте, Фредди увидел, что лучик света пробивается через замочную скважину. Нагнувшись, он заглянул в нее. Через отверстие для ключа он заметил часть кровати, на которой лежали четыре ноги: нога мужчины, нога женщины, опять нога мужчины и снова женщины. Ничего больше разглядеть не удалось. Только ноги, и то – до икр. Может, они вовсе не голые? Но вдруг ноги исчезли… И на какую-то секунду в поле зрения Фредди появился высокий парень с волосами цвета спелой соломы. Совершенно голый. Что ж, все ясно. Детектив помчался вниз по лестнице. Бьюик с выключенными фарами стоял у перекрестка. Он дернул дверцу, но она оказалась закрытой. Тогда Фредди постучал в стекло и прижался к нему лицом, чтобы Нико мог узнать своего.
– Где тут поблизости открытый бар? Двигай!
– Горит, что ли?
– Они в постели. Голые.
– Ну и что ты собираешься делать?
– Позвоню ее матери.
– У тебя с головой не в порядке. Взгляни на часы!
– Ну и что? Она велела мне звонить в любое время, хоть днем, хоть ночью.
– Это так говорится… Сейчас уже два часа ночи!
– Трогай! Остановись, где открыто. Я все же позвоню!
Тяжелый «бьюик» сорвался с места, проскочил на красный свет и повернул направо.
* * *
Рони Бейли был писателем. По крайней мере, так считал он сам. А точнее, хотел им стать. Несколько написанных Рони романов так и остались лежать на полках, их никто и не думал покупать. Разве он виноват, что его книги не были косноязычным сиюминутным чтивом, которое с помощью ловких дельцов чаще всего попадает в бестселлеры. Если бы он только захотел! Успех других казался ему дутым, легковесным, иными словами – незаслуженным. Терпение! Рони писал не для кретинов-современников. Когда угаснут эти мимолетные светлячки – жертвы собственной ничтожности! – потомки оценят творчество Рони Бейли. Его книги на законных основаниях попадут в университетские программы, а школьники станут изучать родной язык по его произведениям. Конечно, он не сможет насладиться своим триумфом – его уже не будет на свете. Ну и что из того? Разве не жили в нищете Селин, Амброз Бирс и Рембо?
Время, однако, шло, а признание не приходило, и у Рони поубавилось уверенности относительно лучезарного будущего. Восторженные отзывы немногих друзей уже не могли снять годами копившуюся в нем злобу на тех бездарных выскочек, которые наживались на огромных тиражах своих книг. Короче говоря, эти свиньи жили, ели, путешествовали, ничуть не сомневаясь в своем будущем. Правда, у него еще была Пегги…
Эта женщина, которую все считали легкомысленной, морально поддерживала его как никто другой. Десять – двенадцать страничек текста, над которыми он работал неделями, вызывали у нее именно такую реакцию, какую он и ожидал. Пегги искренне восхищалась его изысканным стилем, по нескольку раз перечитывая цветистые, исполненные глубочайшего смысла фразы, которые, по ее мнению, доходили прямо до сердца.
К несчастью, хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать тех, кого, кроме Пегги, интересовали литературные опусы Рони. «Конечно, – размышлял он. – Даже образованные люди теряются в моем обществе. Как это тяжело – носить в себе такое интеллектуальное богатство и делить его лишь с горсткой избранных».
Его рука потрогала в кармане две сложенные вчетверо странички. Найдет ли Пегги время прочитать их? По стажу Рони был самым давним ее любовником. Когда она хотела его видеть, то звонила в любое время суток. И он тут же являлся. Иногда она, голая, сразу кидалась к нему навстречу, прежде чем Рони удавалось сказать хоть слово.
Два часа ночи… Нет, она, конечно же, позвала его ради «этого», а вовсе не затем, чтобы обсуждать его творения. Поднимаясь на сорок третий этаж, Рони с горечью думал, что по большому счету между ним и вибромассажером особых различий не было. Единственное отличие заключалось в том, что он мог говорить, а вибромассажер просто гудел, выполняя свои функции. С ним Пегги можно было ничего не опасаться. Все происходило без всякого риска, так сказать, стерильно. Раздевание, постель, ванная, мыло, халат… Рони нажал на кнопку звонка. Ему открыла взволнованная и совершенно одетая Пегги. Не ожидая, пока за ним закроется дверь, она вернулась к телефону. Рони хотел было взять лежащие рядом на столике карандаш и блокнот, но она не позволила.
– Повторите адрес! – Пегги быстро записывала. – Сейчас приеду. – И, повернувшись к Рони, выпалила: – Неприятности с дочерью. Мне очень жаль, но сегодня ты не можешь остаться, я должна привезти ее домой.
Натянув пальто, она схватила сумочку, ключи и, не дожидаясь ответа, выбежала в холл, вскочила в лифт. Оттуда донесся ее голос:
– Захлопни дверь, когда будешь уходить!
* * *
– Это здесь. Третья дверь по коридору. Может, мне войти первым?
Пегги, не отвечая, шла вперед. Нико и Фредди семенили позади. Нико предложил еще раз:
– Может, мне войти…
Она рассеянно глянула на детективов, словно видела их в первый раз, и категорически бросила:
– Убирайтесь!
Они нерешительно топтались в коридоре, не зная, что делать. Пегги постучала в дверь.
– Пошли, – шепнул Фредди Нико. – Подождем внизу. – И они побрели на лестничную площадку.
Сердце у Пегги колотилось так, что казалось, еще секунда – и оно выскочит из груди. Кипя от злости, она решила надавать пощечин этому мерзавцу, а Лон за уши притащить домой. А что будет потом? Дверь приоткрылась… Сначала показалась прядь золотистых волос, потом лицо с поразительными голубыми глазами, которые округлились от удивления, но в ту же секунду сузились в щелочки от улыбки, которую парень никак не мог сдержать. Потом дверь распахнулась, и Пегги увидела убогую комнатушку, главным украшением которой была кровать, а на ней лежала нагая Лон. У Пегги защемило сердце. Но прежде чем она опомнилась от изумления, парень прыснул со смеху. Да он чокнутый, этот тип! Придерживая обмотанное вокруг бедер полотенце, он с трудом произнес:
– Лон! Твоя мать! Твоя мамуля!
Лон приподнялась и устремила неподвижный взгляд прямо в лицо матери. Вся ее поза выражала решительность, которой раньше за ней не замечалось.
– Одевайся! – скомандовала Пегги.
Дочь не шелохнулась. А дальше стали происходить совсем уже невероятные вещи: парень преспокойно улегся в постель рядом с Лон. И Пегги растерялась.
– Зачем? – спросила Лон.
– Поедем домой!
– О каком доме ты говоришь? У меня его нет.
– Чарлен, ты поедешь со мной немедленно! А этот мерзавец пусть убирается!
– Еще чего! – лениво огрызнулся Квик и спокойно закурил. – Я у себя дома. Или почти что дома.
– Чарлен! – крикнула Пегги дрожащим голосом. – Ты хотя бы отдаешь себе отчет?
– В чем, мама?
– Ты все сказала? – заорала Пегги. Изумление уступило место бешеной ярости. Ее дочь, еще вчера сосавшая соску, сегодня валялась в этой мерзкой комнате с уличным бандюгой! Она бросилась к Лон, сдернула простыню и схватила негодяйку за руку.
– Эй! – вмешался Квик. – Не надо так нервничать.
– Шлюха! Потаскуха! А ты заткнись! Я тебя за решетку отправлю.
Она размахнулась, чтобы ударить Квика, но тот небрежно парировал удар.
– Не вмешивайся, Квик, – попросила Лон. – Я ухожу.
– Почему? Это ей надо уйти.
– Что?! – опять закричала Пегги. – Сволочь! Бандит!
Лон без всякого стеснения стала одеваться, а взбешенная, растерянная Пегги старалась заставить себя не смотреть на нее.
– Давай сюда твои документы! – повернулась Пегги к Квику. И вдруг представила себе, какой смешной она выглядит в глазах этого блондинчика, спокойно курившего сигарету. А Чарлен, невозмутимая и равнодушная, вела себя так, словно спектакль, который разыгрывала мать, не имел к ней никакого отношения.
– Вы случайно не из полиции? – поинтересовался Квик.
– Негодяй! Ты обо мне еще услышишь! Чарлен, ты готова?
– Почти.
– Лон, – обратился к девушке Квик. – Хочешь я ее выведу?
– Не надо. Я сама все улажу.
Ошеломленная Пегги не верила своим ушам. Господи! И это говорит ее дочь! Сама себе она казалась случайным свидетелем какого-то очень важного события, главным участникам которого было наплевать на ее присутствие.
Она машинально взяла протянутую Квиком сигарету, но тут же опомнилась и, швырнув ее на пол, выбила у него из рук пачку.
– Вам повезло, что вы ее мать, – сказал Квик улыбаясь.
– Я готова, – повернулась к ней Лон.
Пегги широко распахнула дверь. Дочь не спеша подошла к Квику, обвила его шею руками, что-то зашептала на ухо. Квик одобрительно кивнул и поцеловал ее в нос. Это было уж слишком! Пегги в эту минуту показалось, что она попала на неизвестную планету, где существовали неизвестные ей законы и правила игры, где ее воля и желания ровным счетом ничего не значили.
– Да идешь ты наконец? – зашипела она на Лон.
Ничего себе положеньице! Вместо того чтобы показать свою власть, она растерянно стоит и ждет, когда ей позволят уйти.
Мать и дочь вышли в коридор, пропахший вареной капустой.
– Иди впереди! – командовала Пегги. – С завтрашнего дня ты уже никуда не выйдешь.
Лон пожала плечами и стала спускаться по лестнице. А Пегги, двигаясь за ней шаг в шаг, не могла отделаться от мысли, что она не лучшим образом сыграла роль. Раньше ей и в голову не могло прийти, что бывают ситуации, когда и в собственных глазах приходится выглядеть законченной дурой.
Глава 4
– Вы как всегда прелестны.
– Всегда?
– Точнее вечно. И почему я на вас не женился?
– Думаете, я бы согласилась?
– Кто знает? Может быть, придут времена, когда я буду в расцвете лет…
Они оба улыбнулись шутке.
Что восхищало Нат в Арчибальде, так это его чувство юмора.
Через несколько месяцев ему стукнет восемьдесят восемь, но, несмотря на возраст, от него исходило какое-то странное очарование. Правда, так бывало не всегда. Временами Нат замечала, как его взгляд вдруг затуманивался и Арчибальд становился похожим на мумию. Моменты отрешенности длились, как правило, не больше четырех-пяти секунд и очень редко – секунд десять. Затем в нем вновь вспыхивало пламя жизни и начинали блестеть глаза. Одно ласковое слово, и его губы растягивались в слегка иронической улыбке, а симпатичные ямочки на щеках делали мягче жесткие черты лица.
«Как он великолепно выглядит, – думала Нат. – Стройный, сухощавый, ни капли лишнего веса, всегда безупречно элегантный. В нем все, даже морщины, лишь подчеркивает неуемную жажду жизни и по-юношески задорную манеру поведения».
Соперники Арчибальда Найта утверждали, что он питается кровью своих сотрудников. Своей неутомимой энергией он изматывал тридцатилетних, выжимал из них все соки, ошеломлял цифрами. Найт мог разбудить любого из них звонком среди ночи, чтобы пожелать приятных сновидений. Он держал свою команду под колпаком, не давая возможности расслабиться. Бывали дни, когда его подчиненные не имели ни минутки свободного времени чтобы сбегать перекусить или, скажем, завернуть в туалет, словно самому Арчибальду эти естественные потребности были совершенно несвойственны. Он мог в один и тот же день вызвать к себе поочередно с десяток директоров предприятий и устроить им разнос. Те покидали его кабинет подавленные, внезапно постаревшие и выглядели в эти минуты гораздо старше, чем шеф.
– А вы еще способны покорять женские сердца! – сказала Нат.
– Бог с вами! Такой старик как я!
– Вы мне не верите?
– Скажите, о ком вы ведете речь, и мы посмеемся вместе.
– Угадайте!
– Английская королева?
– Пегги Сатрапулос.
В его глазах вспыхнули лукавые огоньки.
– Она все еще Сатрапулос?
– Конечно, она же вдова.
– Разве она не вышла замуж? Я когда-то хорошо знал ее бывшего свекра, старого Балтимора.
Нат, не выдержав, хихикнула.
– Вас рассмешило слово «старый»? Вы правы, он был моим ровесником. Да, полвека отделяет нас от вашего поколения. Я даже преуменьшил… Скажем, век – и на этом точка!
– Должно быть, это потрясающе…
– О чем вы?
– Достичь вершин власти и почивать на лаврах.
– Ну что вы, такая юная, можете знать об этом?
– Довольно много.
– Вы преувеличиваете…
– А вы, оказывается, пессимист.
– Скорее реалист.
– Не скажите! Ваша репутация свидетельствует совсем о другом.
– Богатым часто приписывают многое из того, чего на самом деле нет.
«И стараются им побольше продать», – мелькнуло в голове у Нат. Ходили слухи, что в бронированных подвалах принадлежащего Найту ранчо хранятся бесценные творения искусства, которые, кроме Арчибальда, никто никогда не видел. Поговаривали и о том, что он не имел привычки при покупке той или иной картины интересоваться, откуда она взялась. К музеям Найт относился с презрением, считая, что тупые взгляды невежд оскверняют шедевры искусства. Разве может возникнуть у нормального мужчины желание выставить напоказ перед слугами обнаженное тело собственной жены? Он был убежден, что высшее наслаждение от созерцания шедевра можно получить лишь тогда, когда остаешься с ним один на один. А это возможно при условии, если ты им владеешь. Никто не мог похвастаться тем, что когда-либо спускался в «пещеру» этого современного Али-Бабы. А из церквей и музеев по-прежнему ежегодно исчезали навсегда картины и драгоценные реликвии.
– Ваша подруга имеет отношение к выборам?
– Вот уж нет. Из-за политики она уже потеряла своего первого мужа.
– Да, он был вполне приличным молодым человеком. Старики остаются жить, а молодые умирают. Это несправедливо.
– Старый тот, кто умирает первым.
В серых глазах старика мелькнул огонек.
– Ну-ка, ну-ка, это интересно. Повторите! Это ваша мысль?
– Нет, армянская пословица.
В салон вошел камердинер и молча поклонился.
– Разрешите пригласить вас к столу, – сказал, поднимаясь, Арчи. – Все уже готово.
Нат встала и прошла первой. Главным козырем она не без оснований считала свою фигуру и была уверена, что даже этот почти столетний старец…
– Если увидите вашу подругу, передайте, что буду рад с ней познакомиться. Привозите ее сюда. Я расскажу ей нечто такое, что ее очень удивит.
– А можно мне узнать этот секрет? – спросила Нат.
– Нет. Он касается только нас двоих. Обещаю, что она покраснеет.
События, по мнению Нат, развивались как нельзя лучше. Одной встречи хватило, чтобы заставить старца заинтересоваться Пегги. А об остальном можно не беспокоиться. Опыт и интуиция ее подруги довершат начатое ею. Спрут практически уже попал к ним на крючок!
На столе в эту минуту появилась селедка на золотом блюде. И, вспомнив, до какой степени Найт был скупердяем, Нат подумала, что выиграть партию будет не так-то просто.
* * *
– А если кто-нибудь войдет?
– Да нет же, я запер дверь на ключ!
Гений возбужденно лепетал:
– Секунду… Станьте там. Я хочу посмотреть на вас сзади.
Обнаженный мужчина – на нем были только плавки – послушно повернулся.
– Поднимите руки и напрягите мускулы.
– Послушайте…
– Я очень прошу! Вы так красивы!
Мужчина выполнил просьбу Джованни. Подняв руки над головой, он несколько раз напряг бицепсы. Сложен он был безупречно. Его тело, закаленное долгими часами тренировок, казалось, целиком состояло из мускулов. Особенно четко они выступали и гармонично переплетались на спине и ногах.
– Боже мой! – застонал Аттилио. – Какая мускулатура! Просто невероятно!
Он подошел к атлету и влюбленно погладил эту живую статую.
– Эй вы! – запротестовал тот. – Поосторожнее! Уберите-ка руки.
– Ну, я чуть-чуть. Вы такой… такой… Повернитесь теперь ко мне лицом. Снимите, пожалуйста, плавки!
– У вас что, с головой не в порядке?
– Плавки все портят, нарушают гармонию.
– Вы педик?
– Снимите их, снимите…
– Я не из тех, кто…
– Дайте я вам помогу. Вот так. Боже мой! Это невероятно!
Атлет, скорее всего, был не из «голубых», но эта извращенная игра, похоже, и смущала, и одновременно волновала его.
– А вдруг войдет мой приятель?
– Я же сказал, что запер дверь на ключ. Давайте присядем. Вон туда, на диван. Хотите выпить?
Аттилио отступил на несколько шагов и с благоговением сложил руки.
– Как великолепно смотрится ваше тело на фоне этих мехов. Я все бы отдал, чтобы быть похожим на вас!
– Спортом надо заниматься.
– Я пробовал, но посмотрите сами… У меня очень худые ноги.
Гений спустил брюки. Худые – это было мягко сказано. Его ноги были похожи на палки: лодыжки по окружности ни на миллиметр не отличались от икр. Да плюс ко всему безобразно искривленные колени.
– А торс мне даже неловко вам показывать, – лепетал Аттилио, лихорадочно срывая с себя пиджак и рубашку. Насколько элегантным он казался, когда был одет, настолько жалким выглядело его тщедушное тело будучи обнаженным.
Стягивая плавки, он бормотал:
– Право, мне стыдно раздеваться перед вами. Честное слово, стыдно.
– Кто же вас заставляет это делать?
– Вам нравятся красивые галстуки?
– В общем-то да.
– Вот, берите, выбирайте. Нет, забирайте все!
Аттилио снял с турникета несколько галстуков, обвил одним из них шею гостя и восторженно затараторил:
– Как сюрреалистично! Великолепно!
Затем он опустился на колени и прижался лицом к мускулистым бедрам атлета.
– Вы точно чокнутый, – вяло противился парень.
Но было уже слишком поздно.
Когда Аттилио готовил новую коллекцию, для него не было лучшего источника вдохновения, чем любовные игры с мужчинами. Вот и сейчас, придумав какой-то предлог, он вызвал к себе в кабинет одного из дежурных пожарников. Почему-то его именно люди в форме буквально сводили с ума. Причем форма могла быть любой. Сутана, халат или спецовка – для Гения это не имело принципиального значения. Сегодня, например, ему захотелось позаниматься любовью с пожарником.
Накануне Аттилио получил неприятное известие. Сегодня к работе должна была приступить его новая и престижная сотрудница – Пегги Сатрапулос, но через своего секретаря она сообщила, что в этот день будет занята.
Весь персонал теперь только тем и занимался, что обсуждал это событие.
– Трахни меня! – попросил пожарника Гений, которому надоело думать о неприятных вещах. – Трахни как женщину!
* * *
– Теперь поговорим! Первый вопрос: ты уже, полагаю, не девственница?
– А ты до сих пор не догадывалась?
Пегги не знала, что и сказать. Вместо того чтобы изобразить потрясенную мать, узнавшую, что ее любимая дочь согрешила, она не решалась смотреть на Чарлен, испытывая страшную неловкость. С одной стороны, сама мысль о том, что Чарлен уже стала женщиной, невольно старила Пегги в собственных глазах, а с другой – ей очень трудно было на равных обсуждать с дочерью сексуальные проблемы. Тем более что на подобные темы они никогда не говорили.
– Второй вопрос: когда это случилось впервые?
– Какая разница? – пожала плечами Лон.
– Я хочу знать.
– Если ты так настаиваешь, то первый раз я переспала с парнем в тринадцать лет.
– Как?!
– А что тут такого? Думаешь, я одна такая?
Господи! У Пегги в голове все перемешалось. Что говорить? Что делать? Чарлен обезоруживала ее своей искренностью. Ни гнев, ни угрозы, ни увещевания – ничто не могло вывести Лон из равновесия, скрытого под маской жестокости и простодушия. Она была такой же чистой и прозрачной, как бриллиант, и Пегги тщетно ожидала, что дочь соврет и даст ей хоть какое-то преимущество в их схватке.
– Объясни, почему я до сих пор ничего не знала.
– А ты меня когда-нибудь спрашивала?
– Напрашиваешься на пощечину?
– Если тебе станет легче…
– Маленькая потаскуха! Будь жив твой отец…
– Он мертв, мама. А будь жив, не стал бы вмешиваться в наши дела.
– «Наши»?
– Да, наши! Можно подумать, тебя это не касается.
Пегги, не найдя лучшего ответа, неожиданно для себя брякнула:
– И тебе не стыдно?
– Ничуть. – Лон пристально посмотрела на мать своими большими желтыми глазами, отчего Пегги почувствовала себя не в своей тарелке.
– А знаешь ли ты, чем все это могло кончиться? Моим заветным желанием было дать тебе достойное воспитание.
– На твоем месте, мама, я бы лучше помолчала.
– Что?!
– Можно подумать, ты мною занималась! Спихнула нянькам и гувернанткам. Вот и вся твоя забота.
– Как ты смеешь! Да как ты смеешь!
– Ладно, мама. Оставь эту патетику для кого-нибудь другого. Не понимаю, почему ты выходишь из себя. Ну, я люблю парня и он любит меня. Что тут такого? Это же естественно!
– Вот как ты заговорила!
– А сколько раз за свою жизнь ты говорила подобное?
Пегги подскочила к дочери и наотмашь ударила ее по лицу. Лон не охнула, не закрылась руками, а продолжала стоять как статуя, не отрывая от матери глаз.
– Ну как, тебе полегчало? Кризис прошел?
– Заткнись.
– Ты все сказала? Теперь послушай меня. Трагическое представление ты уже устроила, свое неодобрение выразила. Чего еще тебе надо?
Пегги прикусила губу. Больше всего на свете ей хотелось сейчас разрыдаться, но она взяла себя в руки.
– Завтра я отправлю тебя в Англию, в закрытую школу. Посидишь годик взаперти, может, научишься себя вести. Шлюха!
– Что ты сказала?
– Шлюха!
Есть вещи, которые лучше не слышать. Но Пегги услышала. Услышала, как дочь бросила ей в лицо дрожащим от гнева голосом:
– Сама ты шлюха!
Эти слова были для нее страшнее удара ножом в сердце. Лицо ее покрылось мертвенной бледностью, ноги задрожали, перехватило дыхание. Она несколько раз открывала рот, но не смогла произнести ни слова. И не было сил ни реагировать, ни защищаться. А Лон все так же бесстрастно нанесла последний удар:
– По крайней мере я сплю с кем-то не за деньги, а потому что хочу этого.
– Убирайся, – в голосе Пегги слышались слезы.
Дочь окинула ее вызывающим взглядом и вышла из комнаты.
* * *
Сказать, что Арчибальд Найт не лыком шит, было бы по меньшей мере наивно. Он родился еще до начала века, а с тех пор уже много воды утекло. На этом и попадались его противники, опрометчиво думая, что с возрастом у него атрофировались мозговые клетки и притупились зубы.
Конечно, Арчи уже не работал двадцать четыре часа в сутки, как пятьдесят лет назад. Семи-восьми часов в день ему было достаточно, чтобы вести свои дела и противостоять любому – правительствам, международным концернам или политическим группировкам. Многие недоумевали: зачем ему все это? Ответ был настолько прост, что его враги никогда в это не поверили бы – Арчибальд Найт боялся смерти. Каждый вечер, укладываясь спать, он надеялся, что завтра мир будет потрясен известием о научном открытии или чудодейственном лекарстве, которые отменят этот чудовищно несправедливый вселенский закон и подарят вечную жизнь если не всем, то хотя бы ему. Другие, впрочем, мало интересовали Найта. Он жил только для себя и заботился только о себе. Единственным чувством, которое связывало его с остальными людьми, была ненависть. О его мстительности и безжалостности ходили легенды. Этот человек многие годы помнил о любом нанесенном ему оскорблении и, будучи болезненно подозрительным в бизнесе, никогда никому не доверял. Даже особо доверенным лицам редко было точно известно, что затевает шеф. Он создал множество компаний, действующих через подставных лиц, и в один прекрасный день вдруг открывалось, что соперничающая фирма, постоянно враждующая с его собственными, тоже принадлежит ему, а ее директор об этом даже не подозревает. Арчи был готов потерять сто долларов, чтобы сэкономить один, но не мог допустить, чтобы кто-то вставлял ему палки в колеса или даже попросту возражал. Убеждение, прямой обман, взятка – Найт ничем не брезговал, прибегая и к прямым угрозам, если этого требовали обстоятельства. Поговаривали, что некоторые из них не были голословными.
– Джон, принесите мне досье Балтиморов и все, что имеет отношение к Вдове.
Он отодвинул в сторону обзор международной печати, который ему каждый день готовила дюжина секретарей, и позволил себе улыбнуться. Настроение ему поднял неожиданный визит Нат. Он прекрасно знал, что просто так к нему не ходят: или выудить что-нибудь, или продать.
Но от Арчи ничего нельзя было добиться, если он этого не хотел. Когда обманутый его доброжелательным видом визитер уже был уверен, что одержал победу, ему приходилось уходить ни с чем. Найту понадобилось всего лишь десять минут, чтобы понять, что Нат пришла продать Пегги, и еще пять, чтобы угадать причину: Вдова жаждала с его помощью насолить Балтиморам.
Наконец-то провидение предоставляло Арчибальду готовую возможность сполна рассчитаться с этой семейкой за все обиды и унижения, но тот факт, что ему отводилась роль пугала, безмерно раздражал самолюбивого старика. Сказали бы ему подобное лет шестьдесят назад!
