Текст книги "Вдова"
Автор книги: Пьер Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Они найдут вас, – произнес он загадочную фразу.
– Кто «они»?
– Одни или другие, а может быть, все вместе. Вы понадобитесь им.
– Зачем?
– Вы можете мне не верить, но до сих пор вы являетесь одним из важных элементов механизма политической игры.
– Ну, в этом плане я уже ничего не представляю.
– Не стоит себя недооценивать. Я другого мнения на этот счет. Придет время – и вы сами во всем убедитесь. Вы, Пегги, – одно из связующих звеньев, которое способно покачнуть власть в том или ином лагере.
Теперь в его голосе уже звучало раздражение. Бен Слиман считал эту женщину легкомысленной и корыстной, но отнюдь не дурой. Но сейчас он не мог понять, то ли она действительно глупа, то ли ей наплевать на его слова. Кажется, он выражался предельно ясно. Хаджи Тами эль-Садек дал ему задание «прощупать» Вдову. Все, что ему было нужно, – это узнать у Пегги, сколько ей следует заплатить, чтобы она действовала по их указке. Нет, неправда, не только это: при воспоминании о том, какой он ее видел полчаса назад, кровь прилила к лицу Бен Слимана. Пока бюллетени не опущены в урны, всякие способы хороши. Достаточно было Пегги заговорить, и демократы потеряли бы огромную часть своих избирателей. Но готова ли она к этому? Слиман сомневался и поэтому умолчал о предложении, которое он и эль-Садек хотели ей сделать. Два миллиона, предназначенные на эти цели, естественно, останутся пока у него. Зачем их отдавать Вдове, если она в данный момент не может им помочь? Пожалуй, стоит немного подождать. Он негромко кашлянул.
– Если я вам понадоблюсь, стоит только позвонить. Явлюсь тотчас же.
– Как джинн в сказке «Волшебная лампа Аладдина?»– усмехнулась Пегги.
– Совершенно верно. Даю слово и от всей души надеюсь, что вы предоставите мне возможность это доказать.
В салон неслышно вошел евнух. Низко кланяясь, он что-то уважительно шепнул на ухо хозяину. Бен Слиман с улыбкой повернулся к Пегги.
– Командир корабля передает, что мы скоро начнем приземление. Если не возражаете, перейдем к нашим креслам.
Уходя, евнух нечаянно задел чайник, и несколько капель попали на брюки хозяина. Бен Слиман вскочил, яростно ударил слугу по лицу и выругался:
– Грязная свинья!
Евнух покорно упал на колени, хватая руки хозяина и пытаясь их целовать. Тот ногой отшвырнул его. Слуга упал в бассейн и остался там лежать, не смея пошевелиться. Слиман еще что-то выкрикнул по-арабски.
– Что вы ему сказали? – спросила Пегги. Глаза у нее расширились от страха, а рот она прикрыла ладонью, чтобы не закричать.
– Ничего особенного, – ответил Бен Слиман. – Я объяснил, что по возвращении в Баран ему отрубят руку. В следующий раз будет поаккуратнее. – Он галантно склонился к Пегги, помогая ей подняться с кресла. – Не волнуйтесь. Это хороший слуга. И я дам ему возможность выбрать, какую руку оставить. Идемте же. Скоро Нью-Йорк.
Глава 3
– Господи! Ну какие здесь могут быть гонки?
По лицу Квика скользнула насмешливая улыбка.
– Бывали трассы и похуже.
– Но ты же сам видишь!
– Вижу что?
Лон растерянно смотрела на стадион. Здесь, в пригороде Нью-Йорка, когда-то очень давно проводились собачьи бега. Но место это пустовало многие годы и теперь выглядело заброшенным и зловещим. Ветер раскачивал проржавевшие металлические конструкции трибун, и они уныло скрипели. Временами хозяева сдавали стадион организаторам автомобильных гонок с препятствиями. Дело это было достаточно хлопотное. Требовалось немалое воображение, чтобы как-то привлечь привередливую публику. Вот и для завтрашней гонки на трассе было установлено невиданное число ловушек. На пятистах метрах пробега шли один за другим участки, покрытые смолой, льдом, маслом, грязью. Не говоря уже о небольшой впадине, куда перед самым началом соревнований предполагалось вылить несколько канистр бензина, а затем поджечь его. Естественно, об этой детали Квик умолчал, не желая пугать Лон. Накануне в одном из баров Виллиджа он встретил приятеля, который шепнул ему, что один из гонщиков три дня назад сломал тазовые кости и что Квику следует обратиться к организатору соревнований Хибасеку. Тот согласился дать Квику освободившуюся машину. Условия таковы: сотня долларов за победу, пятьдесят – если гонщик дойдет до финиша, и ничего – если он сойдет с трассы.
Квику предстояло сесть за руль «шевроле» старой модели. Машина выглядела латаной-перелатаной от капота до крыльев. Но ради этой суммы он был готов даже заплатить вступительный взнос или управлять, если понадобится, «утюгом».
– Квик… Ну это же несерьезно!
– А как, по-твоему, можно сделать себе имя?
Спутанные ветром волосы, глаза, устремленные вдаль, затуманенные мечтами о будущей славе, – едва ли он в эти минуты помнил о Лон. Он уже слышал яростный рев моторов, видел, как заносит его машину на масле и на льду. А вот и огненная стена, и другие машины, которые преграждают ему путь, пытаясь столкнуть в ров. Где-то в подсознании возникло неясное видение: белые стены, больничные кровати… Нет, это не сегодня… И не завтра… А потом…
– Ну, насмотрелась? Тогда пошли.
– Ко мне?
– Нет. Приятель уступил мне хату. Тебе понравится. Там классно.
Бросив последний взгляд на стадион, они обогнули ржавую решетку центрального входа и пролезли через дыру в стене под трибунами.
– Почему не ко мне?
Он легонько щелкнул Лон по носу.
– Потому что твоя мать думает, что мы все еще в Калифорнии, и там, куда мы поедем, она тебя не найдет. – Квик обнял девушку за плечи, прижал к себе, и они побежали к машине, которую оставили чуть дальше, на пустыре.
* * *
– Но я не только от своего имени говорю.
– Послушай, Джереми. Мне осточертела ваша болтовня – долг, родина и что там еще…
– Пойми, сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки. На тебя будет смотреть вся страна.
– А мне плевать! Оставьте меня в покое! Я же не тарабаню в вашу дверь, когда у меня проблемы.
– Пегги, ты ведь знаешь, что мы всегда готовы тебе помочь.
– Ну как же! Мчитесь наперегонки.
– В чем ты нуждаешься?
– В деньгах! – рявкнула Пегги.
В аэропорту ее встречал мужчина, чье появление там программой не предусматривалось. Это был шофер Джереми Балтимора, младшего брата Скотта. И ей пришлось сесть в его длинный «кадиллак». Всякий раз, когда она возвращалась в Штаты, повторялось одно и то же: Балтиморы донимали ее советами и рекомендациями о том, что следует и чего не следует делать. Когда они наконец сообразят, что она – вдова Сократа Сатрапулоса, а Скотт и все, связанное с ним и его родственниками, осталось в прошлом. Правда, семейство первого мужа выплачивало ей ежегодно сто тысяч долларов, но это были гроши, которых едва хватало на косметику и на горничную.
Джереми, стараясь сдержать приступ охватившего его гнева, примирительно произнес:
– Пегги, мы просим тебя в последний раз.
– Кто это – мы?
– Я и мои друзья.
– Хороши же у тебя дружки! Стая стервятников, которые думают лишь о том, как извлечь побольше выгоды из своего положения.
– Как только пройдут выборы…
Она агрессивно закончила фразу за него:
– …и как только ты перестанешь быть нам нужна, малышка, можешь катиться ко всем чертям! Нет, это невозможно! До вас мне нет никакого дела и отвяжитесь вы от меня!
– Но речь идет о нескольких месяцах! В ноябре все уже закончится.
– К этому времени я могу околеть.
– Я же сказал, что мы готовы помочь тебе.
– Помочь? Что ты называешь помощью? Сколько?
Джереми нахмурился. Все разговоры с Пегги заканчивались одним словом: сколько? Он глубоко вздохнул и замолчал. Внешне Джереми ничем не напоминал Скотта – он был слишком высокий и массивный. Лишь в его лице, если внимательно присмотреться, можно было уловить некоторое сходство с братом. Да и по характеру они сильно отличались. Скотт всегда выглядел красивым, веселым, жизнерадостным, удивительно искренним. А Джереми, казалось, начисто был лишен присущего старшему брату обаяния, хотя и он, наверное, мог, если бы захотел, быть и веселым, и жизнерадостным, и искренним. Но у него был всегда такой занудный и важный вид, какой бывает у людей, убежденных, что на них держится мир.
– Я не против, Пегги, но придется немного подождать.
– Мне надоело ждать.
– Мы сейчас поддерживаем, как можем, партию. Сама знаешь, выборы стоят очень дорого. Ну и Грек, надо полагать, не оставил тебя на воде и хлебе.
– Ложь! – взорвалась Пегги. – Шесть миллионов долларов! И те положены на имя детей до их совершеннолетия. У меня нет на них никакого права! Вы постоянно чего-нибудь требуете от меня, ничего не давая взамен. Вчера еще раз вы ударили по моей репутации – заставили работать у этого педика-модельера!
– Но это чисто символически!
– К твоему сведению, завтра я иду туда! Но не как заказчица, а как прислуга! Я сыта по горло вашими прикрытиями! И хочу быть свободной!
– Кто же тебе мешает?
– Вы!
Джереми разозлился не на шутку.
– Потому что ты ведешь себя как… как… – Он не находил слов. – Зачем ты ездила в Баран? Ну? Зачем? Чтобы переспать с этим грязным арабом?
Еще минута – и он ударил бы ее, но сдержался при мысли, что эта шлюха тут же в него вцепится. Только не перед шофером… Уже достаточно было скандалов. А что еще может произойти в ближайшие месяцы – об этом страшно и подумать!
– В последний раз, Пегги… Партия…
– Плевать я хотела на вашу занюханную партию! – Она забарабанила в стекло, отделяющее их от шофера.
Лимузин подъехал к тротуару. Вслед ему неслись ругательства, возмущенные гудки других машин. Пегги схватила сумочку и выскочила.
– Подожди! – крикнул Джереми.
– С меня хватит! Слышишь? Хватит! – Она изо всех сил хлопнула дверцей.
Джереми высунулся из машины.
– Пегги!
Но она уже отскочила в сторону и подняла руку, останавливая такси.
– Поехали, – махнул шоферу Джереми.
Лимузин тронулся с места.
* * *
Слиман Бен Слиман вынул из кармана ручку и стал поспешно искать лист бумаги. Иногда ему в голову приходили гениальные мысли. Если не записать, то тут же забудешь. И они будут потеряны – не для него, нет, – а для грядущих поколений. Когда-нибудь, если есть на земле справедливость, потомки соберут его изречения в новую священную книгу. Не находя ничего подходящего, он схватил салфетку и нацарапал на ней: «Если враг, которого ты ударил по правой щеке, достаточно глуп, чтобы подставить тебе левую, сломай ему шею!»
Он перечитал написанное и спрятал очередное гениальное изречение в карман. Затем окинул удовлетворенным взглядом роскошный салон. Здесь обычно проходили секретные переговоры и заключались тайные сделки. Салон был частью королевских апартаментов, включавших еще два зала для приемов, четыре спальни, четыре ванных и сауну, где могла понежиться, не мешая друг другу, дюжина гостей. Апартаменты размещались на последнем этаже отеля «Уолдорф Астория», сходство которого с североафриканским базаром было гарантией его инкогнито. За сутки здесь проворачивалось столько людей, что сама английская королева осталась бы незамеченной в этом столпотворении. При условии, конечно, что королева не стала бы бродить по гигантскому бару на первом этаже с короной на голове. Официально апартаменты были сняты на год одной гамбургской фирмой. Но для обслуживающего персонала не было секретом, что здесь обитали вечно пьяные арабы. Впрочем, двухсот тысяч долларов, уплаченных вперед, оказалось вполне достаточно, чтобы клиент не заполнял регистрационную карточку.
У Бен Слимана был свой ключ, открывающий обе входные двери его резиденции. Обычно днем он занимался делами, а ночью устраивал настоящие оргии. Но на этот раз ему предстояло выполнить только первую часть программы. По приказанию Хаджи Тами эль-Садека он должен был немедленно вернуться в Баран, как только доставит Пегги и встретится с тремя нужными людьми.
Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Бен Слиман обдумывал свой новый афоризм. И хозяин апартаментов, проклиная все на свете, вышел встречать гостя. Им оказался Али Ганун. Они обнялись и обменялись ритуальным приветствием: «Желаю долгой жизни брату моему».
По отношению к Гануну это приветствие было скорее данью обычаям. У казначея одной из экстремистских палестинских группировок, каковым официально числился Ганун, на счету были два покушения в Иерусалиме и угон самолета с заложниками. Бен Слиман был по-своему привязан к нему и каждый раз спрашивал себя, уж не последняя ли это встреча.
– Ну как? – спросил Али.
– Все в порядке, – ответил Слиман.
– Отлично, – сказал Али. – Моим братьям будет чем сражаться.
– Мы всегда будем рядом с нашими братьями в борьбе за общее дело.
«Общее дело», однако, стоило дороговато. Последний взнос Бен Слимана составил восемь миллионов долларов. Этих денег оказалось достаточно, чтобы снабдить многие сотни человек винтовками, автоматами и гранатометами. Несколько месяцев назад подобные сделки заключались в Ливане, но теперь эта страна перестала быть надежной и место действий переместилось в Цюрих.
– Великий Хаджи поручил передать вам, что любая просьба наших братьев будет исполнена.
Ганун почтительно склонил голову.
– Больше ничего?
– Ничего. Желаю успеха! Да будет Аллах с вами на вашем пути!
Они снова обнялись. Когда дверь за Али Гануном закрылась, Слиман попытался вспомнить, что же ему хотелось записать. Но ничего не вышло. После беседы с этим фанатиком вдохновение у него пропало.
* * *
Вторым посетителем был невысокий плотный мужчина с добродушным лицом. Ни внешность, ни костюм, ни манера поведения этого человека никому бы не бросились в глаза – такие ежедневно сотнями встречаются на вашем пути. Но никто из тех немногих, кто его знал, не смог бы с уверенностью сказать, на кого он работает – на ЦРУ, ФБР или на кого-то третьего. За ним числились дела, на которые был способен только агент-профессионал высокого класса, талантливый организатор и тонкий психолог. Его прошлое, пороки и слабости, имя его любовницы – все оставалось загадкой. В настоящее время у него был паспорт на имя Джона Робинсона, торгового агента, пятидесяти двух лет от роду. Единственное, чего он не скрывал, это откровенной ненависти к коммунизму и, казалось, был лично заинтересован в уничтожении этой идеологии, которая, по его мнению, грозила, подобно сифилису, охватить всю страну.
Шестой год Робинсон руководил специальной службой партии республиканцев, занимающейся психологической обработкой населения. В его ведении находились колоссальные средства, выделяемые на проведение избирательной кампании. Робинсон одинаково презирал негров, арабов, евреев, представителей левых движений. Точнее, он презирал всех и был убежден, что практически из любого человека, как из глыбы, можно при желании вылепить все, что найдешь нужным.
Положение республиканцев в те дни было не из лучших. Страна одну за другой сдавала свои позиции: сегодня во Вьетнаме и Анголе, а завтра, глядишь, то же самое произойдет на Ближнем Востоке и в Европе. Уж кто-кто, а Джон Робинсон знал, как делается большая политика: заверения в дружеских чувствах хороши для публичных выступлений, а за кулисами используются все возможные средства – убийства, шантаж, взятки.
– Вы уже получили необходимую информацию? – спросил Бен Слиман.
– Мои люди сейчас этим занимаются. Но у нас не хватает средств.
– Возьмите. – Слиман достал из портфеля чек на десять миллионов долларов, выписанный на «Импорт трейд компании. Эта фиктивная компания, с помощью которой республиканцы осуществляли различные секретные операции, служила своего рода прикрытием.
– Достаточно?
– Пока да.
– Я только что расстался с миссис Сатрапулос. Мы вместе летели в Нью-Йорк.
– И?
– Не думаю, что она готова сделать то, чего мы от нее ожидаем. Эта вдовушка производит впечатление весьма легкомысленной особы. Боюсь, она попросту не сумеет…
– Она – возможно. Но не люди ее клана. Положение у нас сейчас не из лучших. Опросы показывают, что мы здорово отстаем от демократов.
– Но до выборов еще десять месяцев. Демократы даже не назвали имени своего кандидата.
– Это и нас беспокоит. Похоже, они собираются поставить на кого-то нового, на темную лошадку.
– А что делать с Вдовой?
– Придумаем что-нибудь.
– Если мне не удастся ее обработать, сможете ли вы заставить ее сыграть против демократов?
– Два моих человека подкупили одну журналистку. Они готовят досье, которое свяжет Пегги Сатрапулос по рукам и ногам.
– Будем надеяться. Я лично сожалею, что приходится прибегать к подобным крайностям. Миссис Сатрапулос – очаровательная особа.
– К несчастью, высшие интересы…
– Увы!
* * *
– Нет же, мы вовсе не хотим, чтобы какие-то безответственные экстремистские группировки наносили вред экономике нашей страны. Мы ничего не имеем против вас и уважаем ваш народ. – Бен Слиман сделал паузу и посмотрел на свою собеседницу.
Это была женщина редкой красоты с волосами цвета воронова крыла и темными глазами с фиолетовым отливом. Когда она улыбалась, ей можно было дать не больше двадцати пяти лет. Но она выглядела женщиной без возраста, когда вела деловые разговоры, перемежая свою речь цифрами. Ее звали Эстер Эдлак, она была еврейкой и очень интересовала израильские спецслужбы.
От Бен Слимана Эстер периодически получала огромные суммы, предназначенные для покупки оружия. Эмиры в этом случае не жалели денег, считая, что Израиль может приостановить хотя бы на время распространение в арабском мире социалистических идей. Складывалась парадоксальная ситуация: одни арабы передавали Израилю крупные средства для борьбы с другими арабами. Бывали случаи, что один и тот же поставщик оружия за деньги, полученные от Бен Слимана, одновременно выполнял заказы и той и другой стороны.
– Мне нужно идти, – сказала Эстер.
Она ненавидела Бен Слимана всей душой. Чек, который он только что дал ей, жег Эстер руки. Но она не швырнет его в лицо этому мерзкому типу. Его деньги помогут ее народу уничтожить как можно больше арабов, похожих на Бен Слимана. Она потянулась за своей шубой и не видела, как сановный хозяин апартаментов вожделенно сглотнул слюну, восхищаясь округлостью ее бедер, туго обтянутых джинсами. Он многое отдал бы, чтоб…
– Послушайте… – начал он.
Эстер обернулась и холодно спросила:
– Что еще?
Бен Слиман уже открыл было рот, но передумал и пробормотал что-то невнятное:
– Нет… Ничего… Извините.
– До свидания.
– До свидания.
Эстер вышла, неслышно закрыв за собой дверь. Бен Слиману оставалось только уложить вещи, в аэропорту Кеннеди его ожидал «боинг». И вдруг память подсказала ему афоризм, который он хотел записать перед приходом Али Гануна. К сожалению, едва он взял ручку, как в мозгу всплыло, вытесняя все остальное, воспоминание о бедрах Эстер. Какие уж тут мысли!
– Ну вот! – разозлился он, думая о будущих поколениях, которые так и не узнают, что они потеряли.
* * *
Едва Нат успела лечь в постель, как зазвонил телефон. Пегги немедленно хотела видеть подругу.
– Дорогая, я только что приняла снотворное, – пыталась объяснить Нат. – Давай лучше встретимся завтра.
– Бери такси и побыстрее приезжай!
Нат натянула брюки, затолкав в них ночную сорочку, закуталась в шубу, взяла ключи и, отчаянно зевая, вышла. Она не могла отказать Пегги, чувствуя себя виноватой перед ней за случившееся на острове Калленберга, и десять минут спустя уже была у ее двери.
– Сделай мне кофе, дорогая. Я сплю на ходу. А что, собственно, случилось?
Пегги сняла трубку внутреннего телефона.
– Эмили, чашку крепкого кофе. – И, повернувшись к Нат, добавила: – Да проснись ты, я оказалась в безвыходном положении.
– Что? – спросила Нат, превозмогая зевоту.
– Если б ты только знала, что со мной происходит!
– Рассказывай…
– Тебе известно, что я побывала в Баране. А кстати… Подожди минуточку. – Пегги повернула висевшую на стене картину Дега, за которой скрывался сейф, набрала шифр и достала оттуда футляр. – Взгляни-ка.
Нат привычным жестом открыла крышку и ахнула:
– О! – Глаза у нее загорелись. – Откуда у тебя эта прелесть?
– От эмира Барана.
– Твой эмир знает толк в красивых вещах! – Пальцы Нат с хищной нежностью перебирали бриллиантовые звезды ожерелья.
– Надень его, – предложила Пегги. – Иди полюбуйся на себя.
Нат кинулась к зеркалу.
– Потрясающе! Оно великолепно смотрится даже на ночной сорочке. Да, арабы умеют жить.
– Это тебе не Джереми! – В голосе Пегги прозвучала злорадная нотка. – Кретину пришло в голову ждать меня в аэропорту. Одного не понимаю, откуда он узнал обо всем?
– Чего он хотел?
– Все того же. Выборы… Чтобы я не высовывалась… Нат, скажу прямо, – она чеканила слова, – я больше так не могу! Надоело потакать им! Я задыхаюсь! Когда был жив Сократ, меня ничто не волновало. Я только ставила свою подпись. И все.
В комнате воцарилась тишина. Нат опасалась, не напомнит ли имя Грека об их недавней ссоре. Пегги тогда пришла к ней злая, мертвенно бледная и обрушила на нее град упреков, считая, что подруга расстроила ее брак. В тот вечер они чуть было не стали врагами. Но Нат отвечала на оскорбления ледяным молчанием. И Пегги вскоре выдохлась. Потом они долго вдвоем обсуждали, кто же мог подложить такую свинью. Но это так и осталось тайной, несмотря на целую армию детективов, которым подруги поручили расследование.
– Со Скоттом тоже… – продолжала Пегги, догадавшись, о чем думала Нат.
– Скотт был поприжимистей.
– У него не было выбора. Ему приходилось платить мои долги. Но его отец, вот тот не считался с расходами! Знаешь, сколько он мне дал, чтобы я не подавала на развод перед президентскими выборами? Миллион долларов.
Тихо постучав, вошла Эмили с дымящимися чашками кофе на подносе. За пятьдесят долларов в неделю (плюс еда, жилье и одежда) она была обязана никогда не выбрасывать остатки обеда или ужина, затыкать початые бутылки, пока их не перельют в другую емкость, штопать порванные чулки хозяйки. В праздничные вечера они с Муди имели право доесть то, что оставалось от гостей. Сейчас Эмили хотелось только одного – скорее уйти отсюда и лечь спать.
– Я вам еще нужна?
– Да.
– Слушаюсь. Вам стоит только позвонить.
Пегги подождала, пока горничная выйдет, и затем бросилась к Нат.
– Я на мели, понимаешь? У меня нет ни гроша.
– Как так?
– Ты единственная, кому я могу признаться, а ты не веришь! Только ювелиру в Афинах я задолжала двести тысяч долларов. Кто это оплатит? Где я их возьму?
– Правда?
– Ну да! А мой гардероб?
– Как? Разве Гений не одевает тебя бесплатно?
– Не могу же я постоянно носить его модели. Последняя коллекция Аттилио просто ужасна! А сколько я должна в Риме и Париже!
Нат удивленно приподняла брови.
– И они смеют брать с тебя?
– Не все, конечно. Но некоторые – да.
– Ну и наглецы!
– Знаешь, на какие деньги я живу? На триста тысяч в год. Ты смогла бы?
– Нет.
– Представь, я тоже не могу.
– Да, это ужасно! Но почему бы тебе не обратиться к Балтиморам?
– Когда дело касается денег, они делают вид, что не понимают.
– Пригрози им, что напишешь мемуары.
– Мне еще дорога моя шкура.
– Ты шутишь? Они не посмеют.
– Я для них кобыла, которая произвела на свет будущих королей этой проклятой династии! Моя миссия окончена, и теперь я им мешаю… Вот если бы я ушла в монастырь, они были бы счастливы. И это еще не все. Меня очень беспокоит Чарлен. Я наняла сыщиков, чтобы проследили за ней.
– Боишься, что она спит с парнями?
– Нет, на этот предмет я спокойна. Слишком она нескладная. Кто на нее позарится? Ни фигуры, ни грации – как мешок!
– С возрастом изменится.
– Не думаю, она всегда была некрасивой. А тут узнаю, что она связалась с бандой молодых кретинов, мечтающих перестроить мир.
– Ей же еще восемнадцати нет.
– Боюсь, что она употребляет наркотики. Они все теперь курят. Девчонки, едва исполняется тринадцать лет, уже ходят с сигаретой в зубах! И с ней такое могло случиться.
Пегги закурила, нервно затянулась и тут же раздавила сигарету в пепельнице.
– Извини, Нат! Целый вечер тут плачусь. Но я не для этого тебя позвала. Знаешь, у меня возникла идея, как одновременно убить двух зайцев. Имеется в виду – поправить свое финансовое положение и отравить жизнь семейке первого мужа.
– И что же ты надумала? – спросила Нат.
– Выйду замуж.
– Но за кого?
– Еще не знаю. Рассчитываю на твою помощь. Картотека у тебя еще хранится?
– Конечно!
– Где она?
– В моем банке, в сейфе.
– Привези ее завтра утром. Я даю себе два месяца, чтобы стать миссис какой-то там… И ни дня больше!
* * *
Люси Мадден решила пойти немного отдохнуть. Три часа кряду Гордон и Грант допрашивали ее с такой дотошностью и профессионализмом, что ее первоначальные подозрения только укрепились: парни эти, конечно же, не журналисты. Похоже очень, что они работают на какую-то секретную организацию. И это надо выяснить. Итак, если подвести итог, ей известно, с кем она имеет дело. Они, судя по всему, тоже не дураки и вряд ли искренне верят в то, что им удалось ее провести. С грацией бегемота она плюхнулась на свое ложе, прогнувшееся под ее весом. В противоположность многим женщинам, Люси начала свой путь к славе не в кровати, а под кроватью. Этот необходимый в спальне предмет сыграл роль символа как в ее профессиональной карьере, так и в ее фантазиях. Что касается фантазий, то особым смыслом было преисполнено – «в кровати», ибо и в шестьдесят два года она оставалась девственницей и, считая себя чуть ли не мученицей, с горечью думала, что другого ей не дано. Сколько раз по ночам, несмотря на страх, Люси оставляла дверь в квартиру открытой в надежде, что кто-нибудь зайдет и изнасилует ее. Но годы шли, а ей так ни разу и не удалось покувыркаться с парнем «в кровати». Зато повезло в другом: однажды, спрятавшись «под кроватью», Люси получила возможность поприсутствовать при шалостях, так сказать, одной известной супружеской пары. Она сделала из этого свою первую статью, послужившую трамплином к ее будущей блистательной карьере.
Как давно это было – еще в тридцатые годы.
– Шлюха! Шлюха!
– Заткнись, маленький негодяй!
Так обращался к престарелой девственнице ее любимый попугай Артур. Он жил в спальне хозяйки и мог наблюдать ее в самые интимные моменты бытия. Слова, которые он выкрикивал, приводили ее в экстаз, поскольку в своем сексуальном развитии Люси не продвинулась дальше четырехлетнего возраста. Стоило Артуру обозвать ее шлюхой, как она безумно возбуждалась, отдавая тело в полную власть пьянящим, сумасшедшим грезам, которые завершались тем, чем должны были завершиться, хотя она и не позволяла себе прикосновений к эрогенным зонам. Нет, не совсем так. Она переворачивалась на живот и прерывистым голосом гудела: «Маленький негодяй!».
– Шлюха! Шлюха! – И Люси впадала в странный транс, сопровождавшийся неистовым трением живота о простыни.
Под предлогом работы над статьей о порнографии Люси частенько поручала своим секретаршам покупать ей непристойные журналы. Но в то же время она сгорала от стыда при одной только мысли, что могли подумать эти девчонки. Вдруг они догадаются, что журналы нужны ей лично?
Люси растерянно пожирала глазами страницу за страницей. Господи! Она и предположить не могла, что подобные позы существуют в действительности. Наконец, пресытившись до отвращения и вся дрожа, она снова начинала ворковать:
– Артур! Маленький негодяй!
– Шлюха! Шлюха!
Как всякая женщина, проповедующая феминизм, Люси презирала представительниц своего пола. Презирала потому, что походила на них, живя в неосознанном ожидании того, чем Творец – увы! – не одарил ее. Ненависть, которую она испытывала к мужчине-самцу, по силе была соизмерима лишь с подавляемым в себе желанием. В молодости раза два-три ей подворачивался случай, и она могла бы… если б захотела. Но позволить, чтобы в тебе видели только предмет вожделения? Нет, никогда! И Люси, сама того не заметив, стала просто предметом.
– Негодяй! Маленький негодяй!
– Грязная шлюха! – вяло прокричал попугай, занятый чисткой своего клювика.
Люси лежала, размышляя, не достать ли ей из сейфа «папку для журналов». До чаепития оставался час, и можно еще, пожалуй, успеть… Но зазвонил телефон. Это оказался Гений. Его она еще как-то терпела, потому что Аттилио боялся ее.
– Джованни! Я от тебя не отстану. Рассказывай немедленно, что мы, женщины, будем носить в этом сезоне?
Слушая объяснения Гения, она зажала трубку рукой и бросила Артуру:
– Негодяй!
– Шлюха!
– Я потрясена! – Эти слова были обращены уже к Аттилио. – Где вы только находите эти идеи?
Люси свободной рукой потянулась к лежащим на столике шоколадкам, загребла пятерней горсть и запихнула в рот. Не переставая жевать, она продолжала вставлять реплики:
– …неужели… вы не шутите?.. восхитительно…
И вдруг она поперхнулась, проглотив, не жуя, целую шоколадку.
– Но она же разорит вас! Вы с ума сошли!
В ответ Аттилио заговорил так быстро, что Люси не удавалось вставить ни слова. Наконец он замолк, и она сказала уже нормальным тоном:
– Секундочку, я помечу… Конечно же, буду!
Информация была из первых, как говорится, рук. Итак, через восемь дней Гений представит свою новую коллекцию под названием «Кибернетика». Но не это в его сообщении было главным. Ошеломляющей оказалась вторая новость: Аттилио нанял Вдову! Да еще пригласил эту дуру председательствовать на презентации коллекции!
– Шлюха! – пискнул попугай.
– Заткнись! – Хозяйку Артура теперь волновали другие проблемы.
Она немедленно напишет самую ядовитую за всю свою карьеру статью. По рукам от волнения прошла дрожь. Люси, чтоб попугай не отвлекал ее, набросила на клетку черный сатиновый чехол.
– Гаденыш!
Но Артур, несмотря на внезапно наступившую ночь, не сдавался и напоследок возмущенно выкрикнул слабеющим голоском:
– Грязная шлюха!
На это Люси со злорадным ликованием ответила:
– Это Пегги – шлюха, а не твоя мамочка!
Она ринулась к пишущей машинке и жестом пианистки распрямила пальцы. Вдова получит великолепный «подарок» – ведь статья выйдет в день презентации коллекции Аттилио.
Она перестанет быть Люси Мадден, если Пегги сумеет подняться после такого удара! Пальцы Люси легли на клавиши. Она колотила по ним с такой яростью, словно за каждой из букв скрывалось ненавистное лицо ее жертвы.
* * *
– Я не могу на тебя так смотреть… Не двигайся. Я сейчас сделаю то же самое.
Несколько лет назад Нат приобщила подругу к занятиям йогой. Пегги, не способная к какому бы то ни было творчеству, обладала тем не менее удивительным даром адаптации и имитации. Ей было в высшей степени безразлично, с какой целью люди всем этим занимаются, ее попросту задевало, что кто-то мог управлять своим телом лучше, чем она.
– Не торопись! – посоветовала Нат. – Потихоньку!
Вот уже добрых пять минут она стояла на голове. Это, по ее мнению, благотворно влияло на ее мозговое кровообращение. Подруги основательно устали, разбирая картотеку, собранную Нат. Карточки были заведены примерно на двести лиц мужского пола и очень напоминали полицейские досье. Почти каждый из упомянутых людей был довольно известен, и всех объединяли, независимо от возраста и национальности, размеры их состояния. В этом списке мог фигурировать только тот, кто владел капиталом не менее чем в сто миллионов долларов. Это, по грубым подсчетам, давало годовой доход в десять миллионов. Только на такие деньги можно прожить безбедно.
