Текст книги "Цитадель Гипонерос (ЛП)"
Автор книги: Пьер Бордаж
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)
Скрежет и шипение разорвали тишину. Преследователям удалось прорваться в кабинет и отключить заслонку гравитационного колодца. На потрескавшемся бетоне возникла прозрачная лужица дневного света. У Паньли выбрал Сиракузу. Внутри сфероэкрана появилось уменьшенная голографическая копия первого здания. Рыцарю оно было незнакомо, хотя отчасти походило на привидевшееся ему строение. Из встроенного динамика раздался синтетический голос:
– Сеньорский дворец Венисии, столицы Сиракузы. Построенный в 2780 году Первой эры королем Одеком VII, был реквизирован Планетарным комитетом в конце революции Кровавого Солнца и, наконец, восстановлен и восстановлен Микели, первым правителем династии Анг, в конце Артибанических войн…
У Паньли сердито ткнул в полосу прокрутки. Он уловил характерное шуршание начавшей подыматься платформы, которая задевала круглыми, обтянутыми каучуком краями о гладкую стенку трубы. Он подавил охватившую его панику и постарался стабилизировать дыхание животом, чтобы не терять связи с Кхи. Несмотря на прохладу в подвале его прошиб крупный пот. Световые сполохи в сфероэкране на секунду замерли, прежде чем выстроиться в монумент, окруженный семью башнями, который У Паньли на этот раз узнал без тени колебаний.
– Епископский дворец Венисии, столицы Сиракузы, – возобновил повествование синтетический голос. – Штаб-квартира церкви Крейца, построенной в 4169 году муффием Ксафарелом Первым, ее архитектура показательна для конца начальной эры и предвещает суровый классицизм срединновековья. Однако башни…
У Паньли запомнил координаты переноса, вырисовавшиеся на стенке сфероэкрана, и в несколько прыжков оказался рядом с первым из дерематов. Платформа еще не достигла верхнего среза колодца, и у него было достаточно времени, чтобы запрограммировать свое путешествие. Он надеялся, что у аппарата достаточно мощный радиус действия, чтобы отправить его на имперскую планету без посредства промежуточных пересылок. Ступив на первую ступеньку трапа, он учуял слабый запах красного табака.
– Так что же, Баньши, уходишь от меня, не попрощавшись?
У Паньли не пришлось оборачиваться, чтобы узнать этот низкий голос. К нему приближался вышедший из угла подвала Жанкл Нануфа. Лучи сенсорного шара, парящего над ним, отражались от его намасленных волос и подчеркивали рябую кожу. Потрескавшиеся коричневые губы Жанкла скривились в ухмылке, обнажающей розовые от злоупотребления табаком зубы, глубоко посаженные под надбровными дугами глаза метали гневные вспышки. Он держал руки в карманах своей белой куртки, но по характерным выпуклостям на материи У Паньли догадался, что он сжимает волнобой, направленный в его сторону, а то и парочку.
– Я был уверен, что ты погиб, и, как видишь, еще не покончил с трауром, – продолжал кэп. – У меня сердце не лежало участвовать в набегах, и я укрылся в подвале, чтобы спрятать свое горе…
– В таком случае, узнав, что я жив, вы должны быть счастливы! – с улыбкой сказал У Паньли.
Жанкл взглянул на экран, где в трехмерном изображении сменяли друг друга архитектурные детали епископского дворца Венисии.
– Я был бы счастлив узнать, что жив Баньши, которого я знал, человека, которому я доверял, – продолжал Жанкл, ему приходилось говорить громко, чуть ли не кричать, чтобы заглушить синтетический голос, который не прекращал своих пояснений. – Я был бы счастлив узнать, что жив тот, кого я считал своим сыном, но человек, стоящий передо мной – не мой сын и даже не мой друг… Его зовут У Паньли, он родом из далеких миров Леванта. Бывший рыцарь-абсурат, он так и не смирился с поражением Ордена. Он все еще верит, что приемы Кхи, которым восемь тысяч лет, могут изменить неумолимый ход судьбы, и – судя по тому, что я вижу и слышу, – он вознамерился отбыть на Сиракузу. Если только он внезапно не увлекся архитектурой, в чем я сильно сомневаюсь… Этот У Паньли забыл одну маленькую деталь: он должен мне отчитаться за два фургона и двадцать пропавших без вести…
Платформа бесшумно приземлилась, и четверо с длинноствольными волнобоями, которых она несла, рассыпались между колоннами подвала. Как и несколькими минутами ранее в вестибюле, У Паньли нащупал крохотный промежуток между мыслью и действием кэпа, сгибающего указательные пальцы на спусковых крючках прячущихся в карманах волнобоев.
– Нас накрыло серной бурей прямо посреди деревни, и пришлось остановиться. Навалились абраззы и не оставили нам никаких шансов.
Рот Жанкла в сомнении дернулся.
– Почему ты все еще жив?
– Меня ранили в ногу зарядом картечи, а потом подобрала местная има. Она приказала селянам пощадить меня.
Говоря, У Паньли не упускал из внимания безмолвные тени, рассредотачивающиеся по всему подвалу, с ощущением, словно они двигаются внутри него самого.
– С чего бы ей помиловать тебя? Эти чертовы ясновидящие нас люто ненавидят.
– Она увидела во мне один из двенадцати столпов Храма из пророчеств абраззов.
Из горла кэпа вырвался клокочущий смех.
– И ты охотно поверил, верно? Это видение вернуло падшего рыцаря У Паньли на путь искупления! То, что ты влюбился в эту полудикую самку – еще ладно, но она же подбила тебя предать меня…
– Я совершенно не собирался вас предавать, Жанкл. Я посвятил организации двадцать лет, и мне пришло время покинуть вас.
– Если ты уйдешь, У Паньли, я разрушу деревню этой има и прикажу своим людям всем по очереди заняться ее телом! После всего, что она перенесет, ты ее даже в рабыни взять не захочешь.
У Паньли понял, что кэп провоцирует, чтобы получить повод его застрелить – он не мог просто так хладнокровно спустить курок своего оружия.
– Вы ничего не сделаете, кэп: вы бизнесмен, бывший соратник лорда Донса Асмуссы, а не убийца и не насильник…
Обронив эти слова, У Паньли развернулся и начал подниматься по лестнице к люку деремата. Несколько секунд тишину нарушал только синтетический голос центрального мемодиска:
– Муффиальная башня была добавлена к основному корпусу в 5114 году, в начале срединновековья. Ее строительство было задумано муффием Барофилем Шестым во время конклава в десембриусе 5109-го…
– Я не выстрелю в тебя, Баньши, но за меня это могут сделать мои люди! – крикнул Жанкл Нануфа.
У Паньли различил характерные щелчки предохранителей волнобоев. Люди, перегруппировавшиеся позади кэпа, ожидали малейшего знака, чтобы изрешетить лучами высокой плотности бывшего второго человека в организации. От способа, которым он убил двоих охранников и парализовал третьего, их корежило, и они бы с радостью прикончили У Паньли – отомстили за ужас, который им всегда внушали его сверхчеловеческие способности, и в особенности его крик смерти. Рыцарь тем более представлял легкую мишень, что двигался преувеличенно-неторопливо, словно в замедленной съемке.
– Однако наиболее оригинальной чертой епископского дворца Венеции является его в целом альвеолярная структура, называемая апикулярной. Отесанные камни здесь не просто лежат один на другом, а располагаются таким образом, чтобы по центру образовались полости…
Мышцы спины У Паньли инстинктивно напряглись, но он заставлял себя взбираться по лестнице ступенька за ступенькой, избегая любых резких движений, которые выдавали бы страх или дрожь. Точно так же не торопясь он отпер иллюминатор – колпак из стекла и стали, который он отстегнул от защелок и поднял вертикально. Несмотря на навязчивое желание оглянуться через плечо, он не сделал такой ошибки, потому что знал – это был бы последний взгляд, которого дожидался Жанкл, чтобы приказать своим людям стрелять.
Он спустил стопы и бедра во внутренний проход машины.
– Пусть защитит тебя Кхи, Баньши! – крикнул кэп убитым от разочарования голосом.
У Паньли захлопнул над головой иллюминатор и нырнул в кабину переноса. Освещение приборной панели включилось автоматически. Он растянулся на банкетке и обмотал ленту клеточной верификации вокруг своего левого предплечья. Через минуту на полусфере, вмонтированной в мягкий потолок, высветились инструкции. Он ввел координаты рематериализации на старинной клавиатуре с круглыми медными клавишами под экраном. Деремат попросил его подождать несколько секунд, на время отбора и проверки клеток. У Паньли опасался, что кэп может воспользоваться этой задержкой, чтобы передумать и решиться отключить внешние контуры магнитной энергии. Ожидание длилось бесконечно. Поднялась на несколько градусов температура, У Паньли начинал вариться в собственном поту. Он различал в отдалении неясные звуки, не имея возможности определить – издавали их члены организации или готовящаяся к трансферту машина.
Верификация завершена. Введенные вами координаты рематериализации приходятся на охраняемую территорию под абсолютным запретом. Поправленные координаты на замену: 12-СИР-89-ВЕН-02-ВП. Дематериализация через тридцать секунд. Прямой перенос на Сиракузу. Местные дата и время прибытия: 11 цестиуса 20 год апо календарю империи Ангов, 16 часов второго дня. Температура: 29 градусов по Цельсию, влажность 23 процента. Местная валюта: стандартная единица. Финишная звезда: Солнце Сапфир. Принятый язык: нафль(или имперанг). Официальная религия: крейцианство. Настоятельно рекомендуется носить облеган. Трансферт через пятнадцать секунд. Пожалуйста, не вставайте с банкетки. Трансферт через пять секунд. Пожалуйста, не вставайте с банкетки.
Зеленоватый свет, заливший кабину, напомнил У Паньли его последнюю дематериализацию. Это было двадцать лет назад, он переносился с Четвертого на Шестое кольцо. Он помогал мятежникам колец в их отчаянной войне против армии империи Ангов, а затем, завербованный сетью Жанкла Нануфы, отказался от своих рыцарских чаяний.
Он проспал двадцать лет, и только Катьяж, прекрасная има абраззов, пробудила его поцелуем.
Катьяж, его вторая половинка…
Трансферт.
Раздалось шипение, последовала ослепительная вспышка, а после ему показалось, будто он распался и его всосали миллиардов ртов.
*
Свернувшийся калачиком на холодной и гладкой плитке пола У Паньли различал вокруг себя угрожающие тени, но из-за ужасной головной боли никак не мог подняться. Рыцаря мучил коррегированный эффект Глозона, традиционная болячка путешествий в дерематах. За двадцать лет, проведенных на Шестом кольце, он забыл о недостатках трансфертов – об этом коварном разладе сознания и тела, об этом противном ощущении, что он не до конца объединился со своей органической оболочкой, об этой затяжной тошноте… На то, чтобы восстановить весь комплекс ментальных и физических способностей, уходило около часа.
Он пришел в себя в полутьме какой-то комнаты. Внезапное появление У Паньли вызвало вокруг определенную оторопь, судя по крикам и беспорядочному движению серых с белым фигур, копошившихся вокруг него. Он вспомнил, что деремат не смог доставить его внутрь епископского дворца, координаты которого официально относились к запретной зоне. Хотя он не знал, где все же рематериализовался, негромкий внутренний голос панически шепнул ему, что его занесло в этакое веселенькое осиное гнездо.
Тогда в памяти всплыл давний разговор двух техников организации. Занятый рассаживанием человекотовара по кабинам дерематов, в тот момент он прислушивался к нему краем уха. По ходу технических рассуждений, из которых он не понял ни слова, они поминали усиление Междуполом узлового контроля и системную подмену координат, на которые наложен официальный запрет, на координаты ближайших полицейских постов или казарм наемников-притивов.
– Таким манером любой, кто рематериализовался среди копов, сам себя выдал. Понятно, что он хотел попасть в запретное место, значит, готовый клиент для ментальных инквизиторов.
– Действительно, недурно устроились: политическим врагам империи Ангов уже не удастся проникнуть на стратегические объекты для атаки. А если распрограммировать локальные мемодиски…
– Не выйдет! Я уже пробовал и не смог пробить барьер, который выстроили центральные мемодиски компаний, контролируемых Междуполом…
Теперь У Паньли понял, что попал в ячеи невидимого невода, натянутого имперскими силами. Он рематериализовался в логове наемников-притивов. Эти серые и белые пятна были униформой и масками исконных врагов Ордена Абсуратов. Он снова попытался встать, но ему удалось только через боль расправить туловище. Он разглядел, что его окружила дюжина наемников, и что из-под закатанных рукавов их комбинезонов выглядывают направляющие дискометов, вживленные в кожу предплечий; его неуклюжие попытки встать на ноги сопровождал металлический скрежет.
Глаза У Паньли постепенно привыкли к полумраку. Огромная комната, освещенная лучами синего света, падающими из крошечных окон в крыше, напомнила ему классные комнаты в монастыре Селп Дика, имевшие вид функциональный и строгий. Здесь находились только стол и узкая деревянная скамья, протянувшаяся вдоль трех стен из четырех; комната была выкрашена в белый цвет и украшена старинным оружием: копьями, мечами, саблями и щитами, расположенными в форме звезды. На несколько секунд У Паньли почудилось, будто он слышит грохот океана фей Альбара, крики чаек и альбатросов.
По древней мраморной плитке забрякали стальные подметки. Одетый во все черное человек – оват, офицер Притивов, – растолкал наемников, подошел к У Паньли и сильно пнул его по ребрам. Грудную клетку рыцаря пронзила резкая боль, оставив в горле привкус крови. У Паньли до сих пор не мог свыкнуться с реальностью этой сцены. Он не пытался сопротивляться, лишь свернулся, как охотничий пес, упершись коленями в подбородок, сложив руки по бокам, и, несмотря на мучения, изо всех сил старался перейти на дыхание низом живота.
– Побыстрее очухивайся от эффекта Глозона! – велел искаженный ротовой полостью маски голос. – Мы хотим знать, зачем ты полез в епископский дворец…
У Паньли почувствовал, как давит слегка на голову абразская хлопковая шапочка. Он должен был любой ценой выиграть время, чтобы восстановить связь с Кхи – этой первичной энергией. Он приглушенно застонал, одновременно работая над восстановлением внутреннего спокойствия.
Носок сапога ударил его снова – между лопаток. Он решил не обращать внимания на боли, как во время упражнений в монастыре Селп Дика, где инструкторы часами заставляли новичков сохранять так называемую позу медного всадника. Гордость заставила У Паньли Паньли продержаться дольше, чем одноклассники, пока его не отказались держать трясущиеся ноги, не стукнулись друг о друга колени, не свело горящие бедра, пока он не свалился в слезах на мокрый песок берега. Он заметил, что сопротивляться выходит лучше, когда перестаешь мысленно подкармливать боль.
– Подымайся, грязный террорист!
Оват с такой силой пнул его, что, ударив рыцаря по поясничным позвонкам, нога скользнула до основания черепа и сорвала хлопковую шапочку.
– Встать! Тебе место, и без проволочек, – перед трибуналом Святой инквизиции!
Обернув разумом точку средоточия Кхи, У Паньли постепенно воссоединился со своей жизненной энергией и ясностью мысли. Он снова слился с самим собой, с любовью Катьяж, со своими противниками. Его сознание безостановочно ширилось, охватывая наемников, стол, скамью, стены. Как перед тремя охранниками в вестибюле бастиона, как перед Жанклом Нануфой, ему стали доступны иные глубины пространства и времени, он проникал в замыслы овата и его людей, он угадывал их решения, прежде чем они успевали их осуществить или выразить.
– Гляньте на его макушку, оват! – сказал кто-то. – Смахивает на вечную тонзуру…
Оват присел рядом с У Паньли, схватил его за уши и повернул голову, чтобы рассмотреть тонзуру, выбритую во время церемонии посвящения и закрепленную «лунным кремом».
– Наверное, естественное облысение, – пробормотал офицер-притив. – Абсуратских рыцарей не осталось: последнего, которого опознали, звали Жак Аскуин. Ноухенландские крестьяне схватили его, пока он спал, выставили на деревенскую площадь и расхватали кусок за куском.
От группы наемников отделился один и указал на гладкий кружок диаметром пять или шесть сантиметров, проступающий в коротком густом ежике У Паньли.
– Извините, оват, но я не раз дрался с рыцарями и знаю разницу между облысением и вечным постригом. Граница естественного облысения выражена не так резко. Еще обратите внимание на цвет этого маленького кружочка кожи: он желтоватый, как будто его натерли воском… Перманентная пигментация, вызванная лунным кремом.
Оват отпустил голову У Паньли и выпрямился с живостью змеи, гнезду которой угрожает незваный гость.
– Чертовы рыцари таки еще остались! – прошипел он осипшим от ярости голосом.
– Он, наверное, не последний, оват. До битвы при Гугатте их тысячи были раскиданы по колонизированным мирам. Кто-то не получил вызова или получил его слишком поздно, и они не смогли вернуться на Селп Дик. Они рассеяны, и поэтому больше не представляют никакой угрозы, но время от времени того или иного из них обнаруживают – как беженца в отдаленном мире. Этому, наверное, взбрели в голову какие-нибудь идеи, и он попытался проникнуть в епископский дворец… Может, это как-то связано с сегодняшним штурмом…
Глаза овата в узких прорезях черной маски сверкнули гневом.
– Позаботимся об этом немедленно. Незачем ждать, пока он справится с эффектом Глозона. Отведите его к скаиту-инквизитору.
Он хотел было ударить лежащего человека в четвертый раз, но на сей раз его нога встретила только пустоту. У Паньли предупредил намерение офицера и перекатился. Он поднялся на ноги в нескольких метрах и испустил свой крик смерти, высвободив всю энергию Кхи, накопленную за время их разговора. Трое наемников, скошенных смертельной вибрацией, отлетели назад и тяжело грохнулись на спину. У Паньли развернулся, не прекращая крика. Поворотом торса он увернулся от первого диска, который слетел с вытянутой руки одного из его противников и задел его плечо, прежде чем врезаться в висящий на стене щит.
– Проклятый крикун! – зарычал оват, который нырнул в сторону, чтобы крик смерти его не задел.
На направляющих заскрипели очередные диски, устремившиеся к У Паньли, но он, непрерывно прыгая и ускоряя движения, сумел с легкостью уклониться от них. У него было то преимущество перед наемниками, что он предугадывал их решения, читал траектории острых металлических шайб, нацеленных в него. У Паньли перешел во вневременную вселенную, которая позволяла ему распараллеливать единовременные действия, разрешать несколько ситуаций одномоментно.
Шестеро из его противников уже лежали на плитках посреди рассыпавшихся собственных дисков. На несколько секунд ему пришлось остановить крик, чтобы перевести дыхание, и он сосредоточился исключительно на шипящих вокруг него снарядах. Впервые в своей жизни он сражался с таким количеством врагов одновременно, и сильная усталость, обостренная недавним переносом, начинала сковывать его конечности. У Паньли обнаружил, что его рефлексы притупляются, и что, хотя наемников осталось всего четверо, ему все труднее становится предсказывать их замыслы. Его одежда промокла от обильного пота и отяжелела. Он восстановил самообладание, что было сил отогнал охватывающую его депрессию, постарался взять под контроль свое дыхание и сосредоточиться на Кхи. Краешек вращающегося диска пролетел в нескольких миллиметрах от его щеки, другой диск коснулся его макушки. Когда У Паньли решил, что накопил достаточно энергии, то отворил рот и испустил низкую, убийственную вибрацию из самых глубин своего чрева. Крик смерти не был каким-то воплем, как намекало его название, но фундаментальной частотой, концентрированной волной, сравнимой с лучом высокой плотности. Он вызывал необратимые повреждения в головном мозгу, но мог также, если ударял противника в нервное сплетение, остановить его дыхание или навечно прекратить работу сердечно-сосудистой системы.
Крик У Паньли, хотя и потерял отчасти в эффективности, сразил двоих из наемников и оглушил двух других. Остолбеневшие, с пустыми глазами они упали на колени и тщетно пытались вздохнуть. Он же, не теряя времени на их добивание, сомкнул рот и бросился к широкой входной двери; но, когда У Паньли миновал две трети просторной комнаты, перед ним из тени вырос черный с головы до ног силуэт овата. Офицер притивов оставался в стороне, ожидая, пока его люди разберутся с рыцарем-абсуратом, но оборот дела вынудил его выйти из своего укрытия, чтобы сразиться с грозным гостем самому. Исход схватки не вызывал у него сомнений, и он не счел нужным вызывать подкрепления через личный коммуникатор. Теперь набирать секретные коды не было времени, и он с опозданием осознал, что недостаток проницательности (или офицерское высокомерие – что сводилось к тому же) завел его в опасную ситуацию.
Он был вооружен не метателем дисков, как его люди, а короткоствольным волнобоем и крохотными вздыбливающимися иглами с мгновенно действующим ядом, разбросанными по подкладке его черного комбинезона. Оват выбрал этот второй вариант – с одной стороны потому, что рыцарю не составит труда уклониться от лучей обычного оружия, с другой стороны потому, что об этих жалах в форме информировали одних притивов-офицеров. Чтобы победить, ему было достаточно использовать момент, когда рыцарь прервет свой крик смерти и бросится в рукопашный бой. Притив нажал кнопку под воротником комбинезона и почувствовал легкие щелчки, с которыми иглы выходили из чехлов.
У Паньли на мгновение заколебался. Он исчерпал свой текущий резерв Кхи, и не стал пытаться пополнять его, а подумал: не лучше ли сразиться в традиционной схватке – голыми руками и ногами – с последним противником, который преграждал ему путь, и с виду не был вооружен. Поэтому он занял оборонительную позицию: ноги согнуты, плечи развернуты в пол-оборота, правая рука в защите перед лицом, а левая – на уровне солнечного сплетения.
Оват двигался не спеша, разведя руки, с кошачьей гибкостью, обличающей незаурядные способности в рукопашном бою. У Паньли тыльной стороной ладони смазал выступившие на лбу капли пота. В его внутреннем безмолвии внезапно прозвучал ясный голос – такой четкий, словно в рыцаря вселился некий дух:
– Не дай ему тебя коснуться.
Ему украдкой показалось лицо Катьяж, и У Паньли понял, что она, даже пожертвовав частью своего необычайного дара ясновидения ради связи с ним, продолжала приглядывать за любимым из своей деревни на плато Абразз. Она его заверяла, что будет рядом, когда придет в ней нужда, и ни пространство, ни время не помешали ей сдержать свое обещание.
Оказавшись в трех метрах от У Паньли, оват ринулся в молниеносную атаку.
– Не дай ему тебя коснуться.
У Паньли заметил, что офицер-притив не столько норовил нанести решающий удар, сколько лишь стремился войти в контакт. Он сделал вид, что уходит влево, но когда его противник клюнул на финт, нырнул направо. Хотя оват, увлеченный собственной инерцией, не смог уйти с курса, он сделал рукой размашистое круговое движение.
У Паньли отпрыгнул назад и углядел, как мелькнули отблески света вдоль черного мягкого рукава, просвистевшего в нескольких сантиметрах от его щеки. Оват извернулся как кошкокрыса и снова бросился в его сторону, за щелями его маски блеснули глаза У Паньли отбежал к стене, схватился за древко копья, сдернул его с крюков и направил на своего противника. Ржавое железо скользнуло по подбородочному ремешку жесткой маски и порезало офицеру шею. У Паньли отдернул копье, чтобы ударить еще раз, но на обратном ходу наконечник зацепил маску и сорвал ее, словно крышку с коробки. С открывшегося лица овата хлынул фонтан крови, притив душераздирающе взвыл и сделал пару неверных шагов. Застывший от ужаса У Паньли понял, что маска – это не просто съемное забрало, а вторая кожа: толстая, жесткая, привитая к лицу на трансплантатах, вживленных в виски, скулы, щеки, подбородок. Эти коротенькие отростки плоти порвались и из них лилась кровь. Под родной кожей, истончившейся до полупрозрачности, виднелись мышцы лица и сетка вен. Чудовищный трансплантат лучше любых долгих слов показывал, как устроена внутри секта Притивов. Он символизировал вечную привязь, слепое повиновение, фанатизм, он был свидетельством жизни, посвященной искусству убийства во всех его формах, он объяснял причины, по которым организация Притивов, основанная раскольниками из числа рыцарей-абсуратов, так разрослась, так преуспела в межпланетном масштабе.
Оставшись без своей маски, а с ней лишившись задиристой безликости, оват превратился просто в страдающего человека. У Паньли различал под залившей лицо кровью его светлые глаза, анемичные губы, сузившиеся до двух розоватых линий, глубокую округлую отметину, оставленную на лбу верхней секцией трансплантата. Было заметно, как притив пытался восстановить самоконтроль и продолжать битву с рыцарем – своим исконным врагом, но потеря маски явно нанесла ему травму, отняла у него большую часть силы, как у тех героев доисторических времен, чья мощь заключалась в волосах или в языке.
Наемник бросился на У Паньли, но его атака походила скорее на отчаянный порыв умирающего, чем на реальную попытку переломить ход битвы. Рыцарю достаточно было отступить на шаг, твердо упереться ногами и выставить копье – оват сразу же на него наткнулся шеей. Железо пронзило горло офицера, взвизгнуло на шейных позвонках и вышло из-под затылка. Оват рухнул всем телом на плитки пола.
Измученный, весь в поту, У Паньли припал на одно колено и обежал взглядом трупы. Двое наемников, пораженных криком смерти, умирали, не издавая ни стона. В комнате повисла тишина смерти, присущая полям сражений после боя. Тяжелый дух крови перебивал запахи пота и плесени.
У Паньли опасался, что в больших деревянных дверях появятся другие наемники, встревоженные шумом, а он, пока что неспособный отыскать путь к озеру Кхи, не сможет оказать им приличествующего рыцарю сопротивления.
Несколько минут спустя он встал, пододвинул под высокое слуховое окно стол, забрался на него и огляделся. Сначала он увидел дворец из своего видения – грандиозное строение (куда большее, чем он ожидал), окруженное семью башнями. Дворец находился от него недалеко, максимум – в нескольких сотнях метров. К этому вдобавок выяснилось, что комната, в которой он очутился, располагалась на четвертом этаже здания казармы, и что во внутреннем дворе, примерно метров на пятнадцать ниже, кишат сотни наемников.
Он с беспокойством взглянул на деревянные двери.
Выбраться из этого здания будет непросто.








