Текст книги "Цитадель Гипонерос (ЛП)"

Автор книги: Пьер Бордаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

Алезайя кивнула, забыв, что он ее не видит. Она задыхалась, не выходило привести в порядок мысли. Она даже не знала имени своего младшего связного, но возможность, что он исчезнет, была для нее равносильна крушению мира. Она чувствовала, как больно ранят ее душу осколки разбитых иллюзий. Как она его третировала в их последнем разговоре! Ей никогда себя за это не простить.

– Вот координаты и коды доступа к секретной резиденции де Марсов…

Она зафиксировала остаток сообщения словно в тумане, из которого выплывали цифры вперемежку с пояснениями.

– Сейчас свертывайте свой экстренный канал, но докладывайте мне без стеснения как можно чаще. Мы отправляем на точку других связных, в случае вашего провала они обязаны вас подменить. Удачи.

Убитая горем, в отчаянии она вернулась по узким улочкам Романтигуа в особняк Блоренааров. Новое задание не освобождало ее от повседневной рутины: она не могла позволить себе пренебречь Патрисом де Блоренааром, дать иссякнуть своему главному источнику информации. Она прошла через черный ход, настроенный лишь на нее, и направилась прямо в апартаменты Патриса. Он ждал ее, растянувшись голым на кровати; серые глаза поблескивали от мегастазов – химических стимуляторов, без которых его мужской орган остался бы безнадежно выдохшимся.

Алезайя быстро разделась в умывальной комнате, накинула роскошный палантин дамы Блоренаар и легла в постель. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы выдержать чуть тепловатое и дряблое тело придворного гранда, от мягкой и надушенной кожи которого ее начинало подташнивать. Он еще не достиг преклонного возраста – пожалуй, около шестидесяти стандартных лет, – но вел себя уже по-стариковски.

Он взгромоздился на нее с тем же апатичным энтузиазмом, что и всегда, а поскольку она никак не стала облегчать ему задачу, он весь извелся, прежде чем в нее проник. У Алезайи возникло такое ощущение, словно внутрь нее вполз настырный слизняк. Она почувствовала слабый напор, предвещающей эякуляцию, которая у Патриса де Блоренаара, как и у большинства придворных грандов – и молодых, и старых, – сводилась к вялому вытеканию одинокой капли, жидкой и почти прозрачной. Он испустил долгий вздох и тяжело рухнул на нее, как будто сраженный исключительными физическими усилиями. Он не потел, от его тела ничем не пахло, и это отсутствие элементарного животного начала приводил его партнершу в ярость ничуть не меньше, чем то, как он засыпал бесчувственной тушкой, едва облегчался в ней. Насколько отличались бы романтические отношения с ее земляком-осгоритом! Она подавила новый приступ слез и освободилась от неподвижного тела придворного.

– Извини, я не в лучшей форме, – сонно прошептал тот.

Алезайя удержалась от ответа, что не заметила никакой разницы с днями, когда он объявлял себя полностью во всеоружии.

– Слишком много работы, – продолжал Патрис де Блоренаар. – Сегодня 11-е цестиуса, и денек обещает быть напряженным… Атаку на епископский дворец планировали давно, но нам придется подождать второй ночи, чтобы нагрянуть с полицией на Марсов. Сенешаль не мог начать операцию без предварительного согласия других ведущих семей…

Алезайя выпрямилась и потрясла придворного за плечо.

– Что там такое с Марсами?

– Они подобрали тех двоих, которые тайно влезли в дворец прошлой ночью, парочку этих индисских колдунов… По словам сенешаля, Марсы больше десяти лет готовили заговор, чтобы свергнуть императора Менати. Они производят микростазии, блокирующие ментальное расследование, и завели множество союзников среди старших офицеров Междупола, наемников Притива, кардиналов и придворных. До сих пор сенешаль не вмешивался, потому что внедрил в их организацию собственных информаторов. Он считал, что оппозицию, подогреваемую Марсами, будет легче контролировать, и события, как всегда, подтвердили его правоту… Он приготовил для них небольшой сюрприз: два кода, которые эта шлюха Мия-Ит де Марс доставит двум индисским колдунам, будут криогенными микробомбами.

– Долго еще до полицейского рейда?

Он приоткрыл веки и взглянул на голографические настенные часы.

– Меньше часа. А теперь, моя милочка, как ни восхитителен ваш интерес к делам империи Ангов, позвольте мне немного отдохнуть: вы меня утомили…

Чтобы уснуть, ему не потребовалось и десяти секунд. Алезайя отбросила простыню, встала и бросилась в умывальную комнату, где, одеваясь, связалась со своим старшим контактом по экстренному каналу и быстро пересказала слова придворного.

– Мы знали, что сенешаль контролирует семью Марсов и их союзников, но не ожидали, что его проинформируют о присутствии воителей безмолвия в их секретной резиденции…

От внимания Алезайи не ускользнуло раздражение в голосе руководителя. Она поправила капюшон облегана и поспешно выпустила две пряди волос.

– Вопрос об осмотрительности больше не стоит. Отправляйтесь к Марсам и установите контакт с воителями безмолвия. Каким угодно образом. Есть у вас оружие?

– Знаю, где его найти, но я рискую поставить сеть…

– Скоро надобность в сохранении Луны Рок отпадет! Пускайте в ход оружие без колебаний… К слову: мы получили известия от вашем связном-исполнителе…

Внутри Алезайи полыхнуло пламя надежды.

– Известия плохие – его нашли на площадке у собственной квартиры. Живот искромсан, а череп разнесло в куски…

Юная женщина подавила жестокий приступ рвоты. Когда она оправилась, ею владела убийственная ярость, и лишь одно ее вело – непреодолимое желание отомстить за человека, которого она собралась полюбить. Она неслышно подошла к комоду из драгоценного дерева, стоявшему между окон спальни, открыла нижний ящик, схватила волнобой с коротким стволом и рукоятью, украшенным перламутровыми узорами, сунула в карман своей накидки. В последний раз убедившись, что Патрис де Блоренаар спит тяжелым сном праведника, Алезайя вышла на площадку.

*

Крайний срок, назначенный Мией-Ит де Марс, уже пятнадцать минут как истек, а Шари и Жек так и не получили, вопреки ее обещаниям, двух последних кодов. Они воспользовались временной бездеятельностью, чтобы отдохнуть и восстановить силы: равнодушные к непрерывной череде входящих и уходящих слуг, уселись на банкетку, закрыли глаза и позволили себя увлечь вибрации антры. Их унесло в глубины собственных «я», к остаткам забытых существований. Это исследование основ своей души напоминало мысленные странствия в нефе индисских анналов: сцены следовали одна за другой в совершеннейшем беспорядке – с той разницей, что махди с мальчиком не оставались нейтральными созерцателями осколков бытия, развертывавшихся перед ними, а равно были действующими лицами, движителями. Пока что невозможно было выстроить осколки в ансамбль, провести связную хронологию; они лишь осознали, что человеческие жизни, прошлые или же настоящие, соединялись воедино в скрытом порядке, сплетая неуловимую паутину вселенной, тот самый уток ее ткани, что стремились уничтожить Несотворенный и его агенты с Гипонероса.

Когда Шари снова открыл глаза, беглый взгляд на настенные часы подсказал ему, что обусловленные два часа практически прошли. Из комнаты, залитой пурпурным светом Розового Рубина, пропали все слуги. Казалось, воцарившаяся в резиденции напряженная тишина затаила в себе несчетные опасности. Хохлатые павлины перестали издавать свои мелодичные рулады, и перестали шелестеть ветви деревьев. Может быть, такое затишье и было вполне естественным в этот час первого дня Венисии, когда лучи красной звезды становились так изнурительны, но оно вызывало у Шари непроходящее чувство беспокойства – настолько сильное, что он задумался, стоило ли так доверяться своим хозяевам.

Он подумал об Оники и Тау Фраиме, а затем, отставив в сторону печаль, сказал себе, что их пребывание у Марсов, пусть даже оно было вызвано криогенным ударом, подзатянулось. Он сжал плечо Жека и вытянул того из глубокого погружения в тайны подсознания.

– Мы должны быть в любой момент готовы к трансферту и возврату в индисские анналы.

– Коды у тебя? – спросил анжорец, который еще не вполне вернулся в собственное телесное вместилище и с трудом координировал свои мысли.

– Нет, но два часа прошли, и это тишина мне не нравится.

Секунды тянулись раздражающе медленно. Нет ничего хуже, чем зависеть от чужой доброй воли, нет ничего хуже, чем дожидаться, пока откроется дверь, когда чувствуешь жизненную потребность действовать.

В прихожей, ведущей к спальне, эхом разнеслись шаги. Нервничающий Жек хотел вскочить и броситься навстречу новоприбывшим, но голос Шари пригвоздил его к сидению:

– Антра. Приготовься к трансферту.

В спальню ворвались трое Марсов, сопровождаемые капитаном Междупола и молодой женщиной, которой они раньше не видели. На перчатке в протянутой руке Мии-Ит покачивались две маленькие белые сферы.

– Мы приносим извинения, что задержались, сударь, но на нейтрализацию системы защиты кодов нашим друзьям из техобслуживания потребовалось больше времени, чем ожидалось.

В интонациях ее, впрочем, ни малейшего следа раскаяния не чувствовалось. Она подошла к банкетке и выразительным жестом протянула руку к Шари.

– Вот наш взнос доброй воли, сударь. И залог, как я надеюсь, плодотворного сотрудничества.

Жек уставился на слегка перекатывающиеся по миниатюрной ладони Мии-Ит сферы, но что-то неопределимое – догадка, предчувствие – не давало ему радоваться долгожданному воссоединению четырех криокодов. Ему чудилось, что из этих двух белых шариков исходит зловещая энергия. Он взглянул на Шари, надеясь привлечь его внимание, но обнаружил, что застывший на сидении махди разделяет его впечатления.

– Не возьмете ли их, сударь? – спросила Мия-Ит.

Она кивнула на молодую женщину, стоявшую позади нее.

– Может быть, вас смущает присутствие этой молодой особы? Мы настолько увлеклись в порыве энтузиазма, что совсем пренебрегли своим долгом. Представляю вам Ирку-Ит, младшую дочь моего брата Гюнтри. Ей очень хотелось познакомиться с вами.

Одетая в черный облеган с серебристой отделкой и приталенную мантелетту, Ирка-Ит придерживалась моды, очень популярной в позднем срединноэпоховьи – выпускала один локон, заплетенный в косичку. Однако она подчеркивала, что идет в ногу с современностью, необычной длиной этой голубоватой косички, которая змеей обвивалась вокруг ее светящейся водной короны. Она сделала реверанс – но не с жестким и нелепым поклоном, типичным для буржуа или представителя-гильдийца, а импозантно и с несравненной плавностью склонив бюст.

– У Ирки-Ит лишь один недостаток, – продолжала Мия-Ит. – Молодость и задор подбивают ее на опрометчивые поступки и порой заводят нас в затруднительное положение. Но и это – и прежде всего именно это – очень идет нам на пользу, потому что император, которому нравится ее спонтанность, регулярно приглашает ее на свои личные вечеринки. Вот так она стала нашим лучшим разведчиком в императорском дворце.

– Вы заводите меня в затруднительное положение, тетушка, – проговорила молодая женщина.

Она на полголовы возвышалась над Мией-Ит и ее братьями. Ирка-Ит все еще находилась в расцвете красоты, но сероватая аура, недреманная тень микростазии, уже несомненно приглушала блеск ее кожи и голубых глаз.

– Возьмите эти коды, сударь. Моя рука устает и…

Ее внезапно прервал шум суматохи, перемежаемый треском, а затем – глухой стук падения тела на мраморные плиты. По надушенному воздуху комнаты пронесся запах обугленной плоти. Шари повернулся к Жеку и взмахом руки велел ему готовиться к трансферту.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнате появилась женщина, одетая как прислуга. Из ствола волнобоя, который она направила в сторону Марсов, курился черный дым. В ее горящих глазах плясали дикие огоньки, крайняя бледность ее лица выдавала страх, напряжение, яростную решимость – все это одновременно. Жек вызвал антру и начал представлять себе световые устья.

– Не трогайте эти коды! – закричала служанка. – Это криогенные микробомбы!

– Вы в своем уме? – возмутился Гюнтри де Марс, делая шаг в сторону незваной гостьи. – Раз вы носите белую ливрею Блоренааров, то это кое к чему обязывает. Ваше неслыханное поведение…

– Заткнитесь, сьер де Марс, а не то я вам мозги выжгу! Что до вас, капитан, я вам настоятельно не советую шевелиться!

Ее решительный тон заставил Гюнтри застыть на месте, а офицера отговорил от попыток ее обезоружить. Женщина была осгориткой – видимо, членом подпольной организации, – а непредсказуемые реакции этих паритолей-террористов делали их особенно грозными противниками. Она медленно двинулась к банкетке и возбужденно посмотрела на Шари:

– Сенешаль Гаркот хранит четыре настоящих кода при себе, во внутреннем кармане своего бурнуса…

Она вложила во взгляд и в голос всю силу своей убежденности.

– Муффий…

Сказать большего она не успела. Из дверного проема вылетел сверкающий луч и ударил ее между лопаток. Она уронила оружие и механически сделала несколько шагов, прежде чем комом рухнуть у изножья кровати.

В тот же момент в руке Мии-Ит взорвались два фальшивых криокода, и из них в комнату полились мощные криогенные газы.

Глава 12

Прислушайся к моей истории, о прохожий, кто видит лишь маску поверх моего лица – белую, трагическую. Ты, быть может, полагаешь, что я желаю скрыть свои черты после какого-то злодеяния? Ты, быть может, думаешь, что я преступник и меня ищет закон по всем обитаемым планетам? Ты, быть может, веришь, что я свершал такие гнусности, как изнасилование детей или торговля людьми? Ты, быть может, считаешь, что я заслужил огненного креста крейциан или кола левантских миров? Как же ты далек от истины, ибо даже в самых кошмарных снах тебе не вообразить, как мерзка моя жизнь. Я совершил отвратительнейшие из преступлений, какими только может запятнать себя человек, и все их я совершил не по своей прихоти, но по приказу моих начальников, моих офицеров. Начнешь ли ты догадываться, кто я таков на самом деле, если я скажу тебе, что я – бывший наемник-притив? Теперь ты сожалеешь, что приклонил ко мне ухо, ты хотел бы убежать, и укрыться под своим кровом, но ни стены, ни двери не смогут остановить Притивов. А когда мы входили в жилища, позади нас не оставалось ничего, мы не щадили жизней, мы потрошили мужчин, мы насиловали женщин, прежде чем зарезать их детей у них на глазах. Мы были не менее чудовищны, чем эта маска, служащая нам вместо лица. Но знаешь ли ты, какова страшнейшая пытка для человека? Откуда знать это тебе, вольное ты существо? Пополнить ряды притивов значило очертя голову броситься в ад, из которого невозможно будет выбраться…

«Жалоба наемника-притива». Старинный иссигорский театр, перевод Мессаудина Джу-Пьета.

У Паньли вытер лоб тыльной стороной ладони. Он шел почти три дня, не давая себе отдыха. Ремень металлической бутылки набил ему плечо. Двойная звезда Мариж-Юриж осыпала Шестое кольцо своими огненными стрелами. Добрую треть небесного свода занимал охристый диск Сбарао, вдалеке сливались концентрические изгибы внутреннего и внешнего колец, окрашенные в серебристо-серое. По счастью, серные ветры, которые дули шесть дней без перерыва, утихли, и У Паньли не пришлось надевать дыхательную маску и тратить резервы кислорода.

Он одолел пешком двести километров, отделяющих горы Пиай от старой цитадели повстанцев, служившей штаб-квартирой организации Жанкла Нануфы. Холщовый мешок и кожаная фляга, которыми его снабдила Катьяж, има деревни абраззов, практически опустели; запасы воды, хлеба и сухих овощных лепешек истощились. Он услыхал вдали характерное рычание фургонов на атомном ходу; организация не прерывала своей работы, пока он отсутствовал, – да и с чего бы? В кэпе, Жанкле Нануфе, не настолько сильно было развито чувство привязанности, чтобы приостановить набеги только потому, что объявленный им преемник, его духовный сын, исчез. У Паньли в нем разочаровался и тотчас себе за это попенял: чего еще следовало ожидать от человека, превратившего торговлю детьми в смысл своей жизни?

Он различал над отдушинами источников изрезанные гребни. Выплюнув последние шлейфы серного газа, источники на время заглохли, положив конец сезону желтого неба. Еще У Паньли мельком разглядел стену бастиона, идущую по склону холма, и очертания часовых, равномерно расставленных по периметру. По пыльной дороге, вытекавшей из ворот словно чудовищный застывший язык, тянулись фургоны. Очертания дрожали в тепловых потоках, и от окон, фар и решетчатых клеток отражались сверкающие лучи Мариж-Юриж.

Рейд, скорее всего, намечался на близлежащую деревню, поскольку стрелки уже залегли на крышах, с откидных люков свешивались обезьяны, а фурги утвердились на платформах позади кабин. В очистившемся воздухе сезона светлого неба гул становился все громче.

У Паньли остановился и посмотрел на колонну машин, направляющихся к равнинам Гзиды. Не прошло и местной недели с того дня, когда кэп велел ему возглавить набег на Абразз, но, хоть волей обстоятельств ему пришлось вернуться на место своих злодеяний и разворошить болезненные воспоминания, двадцать лет, проведенные на службе у Жанкла Нануфы, уже казались У Паньли частью далекого прошлого, позабытого существования.

Единственными дерематами на Шестом кольце, которые бы не контролировали имперские силы, были дерематы организации.

Ранения на ноге зажили быстро. Катьяж сама удалила с помощью прокаленных над огнем тончайших металлических щипчиков свинцовую картечь, застрявшую в его мягких тканях и костях. У абраззов не было средств анестезии, и она дала раненому пропитанную спиртом ткань – зажать в зубах. Боль оказалась настолько сильной, что он несколько раз терял сознание. Потом има покрыла его раны целительной мазью, прошлась по всему телу растительной губкой, сделав ему массаж с ароматным маслом.

На следующий день, после ночи в беспокойном забытьи, У Паньли смог встать и сделать несколько шагов, не ощущая стесненности. Однако его душа продолжала кровоточить, и понадобилась вся сила убеждения Катьяж, чтобы удержать его от непоправимого поступка. Три дня и три ночи она неотступно оставалась подле него, чтобы и присматривать за ним, и уверять в важности его роли. Сперва он отказывался ее слушать, потому что свыкся со своей беспросветной жизнью, самоуспокоился и не желал возвращаться к учению, от которого отлучил себя сам. Затем, утомившись от борьбы, он сел на постели, приняв спокойную позу, задышал низом живота, позволил свободно течь мыслям и полностью погрузился в озеро Кхи. Там, лицом к лицу со своей окончательной реальностью, он осознал, что за словами има абраззов стояла сама истина: он не участвовал в битве при Гугатте потому, что ему было суждено подобрать факел Ордена абсуратов и подготовить приход нового мира. Однако его рассудок отвергал очевидное, и ему потребовалось принять высшее самопожертвование Катьяж, чтобы наконец примириться с самим собой. Она одарила его состраданием, силой и ясновидением. Пока свирепствовали серные бури, они любили друг друга три дня и три ночи, разрывая объятия только для того, чтобы утолить голод или жажду, пока на У Паньли не сошло предчувствие и не велело ему отправляться в путь. Ему не потребовалось ничего объяснять има. Она грустно улыбнулась, встала и, не говоря ни слова и не тратя времени на то, чтобы одеться, наполнила водой кожаную флягу и насовала в холщовый мешок сушеных лепешек. У Паньли в последний раз глядел на это бронзовое тело, давшее ему много больше, чем одно наслаждение. Он заметил, что в глазах молодой женщины проявлялись темные радужки, как будто она потеряла свой взор ясновидящей одновременно с девственностью. Она принесла ему традиционную одежду абраззов: мешковатые штаны, собранные на лодыжках, тунику-безрукавку и шапочку из хлопка. У Паньли оделся, взял сумку и флягу, которые она ему вручила, забрал маску и кислородный баллон, а затем, после последнего поцелуя, вышел на главную улицу деревни, затопленную светом и засыпанную густым покровом серы. Он не оборачивался, но ему чудилось, что он слышит рыдания Катьяж на пороге. Абраззы, занимавшиеся своими делами в проулках и под разодранными навесами, с интересом поглядывали на него. Они уничтожили фургоны, эти ненавистные символы зверства волков Нануфы, и потому ему не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в путь пешком.

Все долгое монотонное путешествие У Паньли не переставая думал о Катьяж. Его словно призраком окутывал пряный запах ее тела. Он понял, что любит ее, и, собрав в отчаянии силы, уцепившись за мысль, что их связывает вечность, что он вернется, чтобы жить с ней, когда исполнит свое предназначение, – отбросил искушение повернуть назад. Он проходил мимо диких муфлиетов, которые, странное дело, словно знали, что им нечего бояться, и не убегали при его приближении.

Видение посещало У Паньли еще несколько раз. Ему показывали огромное здание в окружении семи башен, ребенка, двух людей, одетых в белое с головы до пят, и тела, лежащие в прозрачных саркофагах. Он не знал, где находится это здание, но предполагал найти информацию в мемотеке Жанкла Нануфы. Кэп хвастался знанием всех стилей архитектуры и хранил множество сменных картриджей, посвященных этой тематике – и особенно достопримечательностям империи Ангов. С другой стороны, У Паньли не разобрался пока в связях между этим зданием, этими индивидами и самим собою, и не должен бы рассчитывать, что программный блок центрального мемодиска предложит информацию, что ему делать потом, когда он попадет в указанное видением место. Пока что у него выбора не было – только позволить вести себя своей интуиции, и пройти своим и только своим пока неизведанным путем, который обязательно где-то закончится.

Поднятую фургонами пыль развеяло ветерком. Палящий зной пробивался сквозь легкую одежду У Паньли. Он отер хлопковой шапочкой череп, покрывающийся ежиком вновь отрастающей густой шевелюры: вернувшись к статусу рыцаря-абсурата, У Паньли больше не видел нужды брить голову и скрывать свою вечную тонзуру. Ткань туники и штанов липла к потному телу. Усталость от трех дней изнурительного форсированного марша вливалась по капле в жилы, как медленный яд.

Он одолел пятьсот метров, отделявших его от ограждающей бастион стены. На фоне выгоревшей земли холма проступили силуэты часовых. Он увидел, как они перегруппируются и наводят на него свои длинноствольные волнобои. У Паньли развел руками, чтобы показать, что безоружен, и продолжал неторопливо шагать. Он рассчитывал, что уважение и страх, которые он внушал членам организации, помогут беспрепятственно пересечь всевозможные заграждения, выставленные охраной. Ему надо будет воспользоваться удивлением и неопределенностью положения, которые вызовет его возвращение, чтобы тотчас же добраться до подвала, где располагались мемотека и дерематы.

– Это Баньши! – крикнул какой-то часовой.

– Баньши! – отозвались эхом два десятка голосов.

Волнобои отвели свои стволы, и У Паньли без осложнений проник во внутренний двор цитадели. Из дверей, с крылечек, из ниш в теньке посыпались люди в униформе цвета хаки или комбинезонах, окружили его и забросали вопросами. Никакой враждебности – лишь любопытство, подогретое пропажей двух фургонов его команды. У Паньли объяснил им, что их захватила врасплох внезапная серная буря, что обе машины рухнули в ущелье, что его выкинуло с платформы и что он сумел избежать рокового падения, зацепившись за ветви кустарника.

– А это что за одежда? Кто ее тебе дал?

– Абраззы, который подобрали и выходили меня.

– Абраззы? Да они скорее нам бы глотки перерезали!

– Откуда им было знать, что я из сети? Я их убедил, что я странствующий торговец, попавший в бурю…

Они в свою очередь сообщили ему, что остальные восемнадцать фургонов прибыли из рейда на абраззов благополучно, каждый груженный шестью – семью трофеями отличного качества.

– Но кэпа это не особенно порадовало!

– Зато как он снова увидит своего дорогого Баньши, тут-то к нему и вернется наилучшее расположение духа!

У Паньли бросил убийственный взгляд на механика, который это сказал – не оттого, что его как-то задело, просто ухватился за предлог, чтобы напомнить, кто тут старший. В результате все благоразумно примолкли, потупили головы и разошлись по сторонам, пропуская его. Он обошел фургоны, припаркованные над ремонтными ямами, и вошел в погруженный в полумрак вестибюль центрального здания. Трое охранников соскочили со своих плетеных кресел и набросились на него, как стервятники гор Пиай на падаль. В затылок ему уперся холодный ствол волнобоя. Он застыл на месте, раскинув руки и ноги. Потные руки сорвали с него маску, баллон, холщовый мешок и ощупали его грудь и промежность.

– Скидывай штаны! – усмехнулся один из них. – Нам сказали прощупывать упырей на всю глубину!

– Не знаю, как тебя пропустили часовые, но я тебе обещаю – ты об этом пожалеешь! – добавил другой.

Обманутые одеждой, они приняли его за туземца, что в текущих обстоятельствах говорило о безграничной глупости, потому что уроженец Колец, защищенный своей «чахоткой», ни за что не стал бы себя обременять кислородным баллоном с дыхательной маской. У Паньли понял, что имеет дело с новобранцами – новичками, которые не смогли узнать его просто потому, что ни разу не видели. Во время набегов новичков оставляли присматривать за бастионом – такое было правило. Их язвительность и смешки предвещали особо извращенный полный досмотр; этот пришелец предоставил им прекрасную возможность выместить раздражение, одолевавшее их от вынужденного безделья.

– Скидывай штаны, грязный упырь!

У Паньли задышал низом живота. Вызов крика смерти, прикинул он, будет стоить ему меньше энергии, чем утомительные старания удостоверить свою личность. Он почувствовал, как потоки сильного тепла сходятся в точке средоточия Кхи, расположенной между пупком и лобком.

Охранники продолжали выкаблучиваться, чувствуя за собой превосходство в числе и вооружении, но сбивающее с толку поведение пришедшего пробудило в них необъяснимое чувство страха. Легкое потрескивание летающих сфер-климатизаторов необычно, тревожно резонировало в напряженной тишине, спустившейся на вестибюль.

– Подчиняйся, упырь, или я вышибу тебе мозги!

У Паньли продолжал накапливать Кхи. Стоя к охранникам спиной, он в то же время не упускал ни одного из их движений, как будто его зрение – скорее внутреннее отражение, чем простое чувственное восприятие, – охватывало всю комнату. Он улавливал не только их телодвижения, но и намерения, постоянно опережал их на шаг, проникая в ту самую наносекунду, что отделяла решение от действия. Троица нерешительно переглянулась.

У Паньли моментально воспользовался мигом колебания. Он шагнул в сторону, чтобы уйти с линии выстрела волнобоя, повернулся и вложил в свой крик всю силу Кхи. Двое из его противников, сраженные ударом, рухнули – один на терракотовую плитку, а другой на деревянный стол. С расширившимися от испуга глазами третий выпустил волнобой и инстинктивно прикрыл руками солнечное сплетение. Ужасающая вибрация, исходящая изо рта пришельца, вонзилась ему в грудь словно раскаленное добела лезвие, лишив его всякой силы воли. Потрясенный, окаменевший, он смог лишь повалиться в кресло и покорно ожидать смерти.

У Паньли не счел нужным его добивать. Он подошел к двустворчатым дверям в кабинет Жанкла Нануфы. От винтовой лестницы, ведущей на верхние этажи, послышались звуки шагов и голоса – обеспокоенные суматохой постоянные управленцы организации решили, что здание подверглось организованной атаке, и поспешили на помощь трем охранникам.

Кодовый замок был отключен, и У Паньли без помех вошел в кабинет. Он на мгновение задумался, а действительно ли Жанкл Нануфа отправился в экспедицию вместе со своими людьми – вариант, который до сих пор казался ему самоочевидным. Он закрыл за собой двери и нажал блокировочную кнопку. С резким визгом запоры один за другим скользнули по своим направляющим. Сферы-кондиционеры, собравшиеся в углу комнаты, рассыпались под потолком, словно их вытолкнуло внезапным порывом воздуха. В комнате пахло остывшим табачным дымом. У Паньли обошел драгоценную деревянную тумбу, служившую Жанклу вместо бюро, а затем, надеясь, что кэп не изменил комбинации, пока его не было, отодвинул упаковку эндорфинных сигарет и набрал серию цифр на встроенной клавиатуре. Через несколько секунд пол скользнул под эркер и обнажил круглое устье гравитационного колодца. Входную дверь сотрясли приглушенные удары. У Паньли прикинул, что его преследователям потребуется около пяти минут, чтобы пробиться сквозь блокировку или бронированные эркеры. Чтобы поискать здание из видения в тематической библиотеке кэпа, забраться в деремат и приступить к переносу, этой задержки могло оказаться и недостаточно.

Он запустил автоматическое перекрытие ставен и запрыгнул на поднимающуюся снизу платформу еще до того, как она стабилизировалась на уровне пола. Сильно заколебавшись, платформа начала спуск и приземлилась на бетон подвала где-то секунд через двадцать, показавшихся У Паньли бесконечными. Заслонка на верхнем конце колодца закрылась и отрезала дневной свет. Вспыхнули сенсорные летучие светошары, и обнаружилась огромная сводчатая комната, полная колонн. У стены выстроились дерематы – старинные машины, черные и круглые, высотой более четырех метров, со входным люком, непонятно отчего расположенным наверху. Краска на ступеньках лестниц, исшарканная бесчисленными ногами, отслаивалась и обнажала первоначальную грунтовку. Клиенты сообщали точные координаты места, в котором они хотели бы получить товар, и после оплаты необходимой суммы через межзвездный банковский депозит сеть пересылала заказанного мальчика или девочку – предварительно введя им наркотики. Эти дерематы можно было запрограммировать двумя способами: либо с помощью внешней консоли, подключенной к центральному мемодиску, либо напрямую с клавиатуры трансфертной кабины.

У Паньли отправился к металлической башне двухметровой высоты, изрезанной щелями для считывания. Толщина стен и потолка обеспечивала прекрасную звукоизоляцию и погружала подвал в глубокую тишину, нарушаемую только гулом внутреннего вентилятора мемодиска. Над проектором крепился голографический сфероэкран с помаргивающими кнопками; сейчас его заволакивала нейтральная серая муть.

У Паньли наклонился и выдвинул ящик, где хранились рассортированные по тематике записи Жанкла. На то, чтобы найти картридж, посвященный классическим памятникам империи Ангов, у него ушло две минуты. Он вставил картридж в щель считывающего устройства, надеясь, что в подборку попало и здание из его видения. Выплыла голограмма, рельефные буквы на поверхности сферы предлагали ему несколько вариантов: космическая предыстория, начальная эра, срединные века, современная эпоха, империя Ангов. Не обладая особыми познаниями в области архитектуры, он выбрал начальную эру, потому что здание из его видения, несмотря на явственную древность, все же казалось новее монастыря абсуратов, датируемого, если его не обманывала память, временами космической предыстории. У Паньли нажал клавишу, вводя выбранный пункт. Мемодиск предложил ему альтернативу между Сиракузой, Маркинатом и звездным скоплением Неороп – единственными мирами, где были найдены здания, датируемые указанным периодом, между 2500 и 4500 годами по календарю Конфедерации Нафлина.