Текст книги "Украденный миг"
Автор книги: Пенелопа Нери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12
– Эй, эй!.. Куда спешишь, Эмма? Ну-ка, заворачивай к нам!..
Радостная, оживленная Мириам Кейн призывно махала рукой Эмме Джордан, проезжавшей верхом вдоль живой колючей изгороди.
Мириам сидела на веранде в большом кресле, украшенном павлиньими перьями… Точь-в-точь – королева.
У ног женщины стояли корзины с цветами жасмина и зелеными лианами. Мириам плела гирлянды к великому празднику, луалу, на котором все жители острова будут чествовать ее сына.
Не прерывая работы, она ласково поглядывала на приближавшуюся Эмму. Длинная игла так и мелькала в ее ловких пальцах.
Что за прелесть эта Эмма Калейлани!
С венком из белых цветов в иссиня-черных волосах, в белом, расшитом голубым шелком муслиновом платье с лиловой кокеткой (под цвет фиалковых глаз), изящная свежая, как это чистое раннее утро, настоящая принцесса!
– Сегодня в школе разве нет уроков, мисс Джордан?
– Доброе утро, миссис Кейн. Нет, сегодня нет уроков. Я отменила их. – Сияя счастливой улыбкой, Эмма спрыгнула с лошади и привязала ее к перилам лестницы, ведущей на веранду.
Она и хотела бы скрыть свою радость, да не могла. Улыбка не сходила с ее милого личика, да и болтала девушка сегодня больше, чем нужно.
Ей так хотелось понравиться Мириам Кейн!
Волосы Эммы сегодня были особенно пышными и волнистыми и свободно лежали сзади, слабо заплетенные в косу (она ведь не идет на урок к ученикам), платье хорошо отстирано и отглажено…
Вот только перекрахмаленные складки просто гремят при каждом движении! И подол забрызган – вот здесь пятнышко и вот здесь… Стоило так стараться!
Эмма с огорчением решила, что выглядит нелепо и нисколько не походит на настоящую серьезную учительницу. Что подумает о ней мать Гидеона?
– Понятно. Ну а куда ты отправилась в такую рань? Что заставило тебя проделать этот неближний путь от Вайкалани к Хале Коа? Может быть, ты прослышала о большом луалу, о нашей завтрашней вечеринке, признайся… О, это будет самый большой праздник на всем острове. Праздник на ранчо Кейнов надолго запомнят, за это я ручаюсь. И все это в честь возвращения Гидеона!
– Представляю, сколько у вас хлопот. Я и не знала, что мистер Гидеон возвращается! – Эмма изо всех сил хотела показать, что слышит эту новость впервые.
– Ах, ты не слышала? Какая жалость! А ведь я сказала твоей тете, чтобы она пригласила тебя. Ведь я надеюсь, что ты станцуешь хулу перед нашими гостями. Что скажешь?
– Я буду счастлива, мэм! Ваш сын возвращается… Разве я могу отказать вам? Я рада, что вы решили попросить меня об этом. Благодарю вас, мэм.
– Нет, это тебе спасибо, дорогая. И все же, девочка, что заставило тебя приехать сюда в такую рань?
Эмма покраснела:
– Признаюсь, что я приехала помочь вам. Тетя и вправду передала мне ваше приглашение. Право, не знаю, почему я сразу не призналась в этом.
– Вот и прекрасно.
На лужайке уже толпились рабочие. Обмениваясь шутками, они прочесывали траву и раскладывали циновки.
Мириам направилась к ним, на ходу отдавая распоряжения.
* * *
Эмма тихо вздохнула.
Мэм так добра к ней…
Она всегда была подтянутой и строгой, Эмма чувствовала себя рядом с ней неуклюжим подростком.
Ее всегда угнетали страшные воспоминания о той ночи, когда она впервые оказалась в доме Кейнов.
Эту ночь Эмма никогда не забудет.
Измученная, жалкая, перепуганная, она еле дотащилась тогда до ранчо.
Она умоляла дядю Кимо не отсылать ее домой, твердила, что никогда, никогда не вернется туда, что лучше умрет, покончит с собой. Ее трясло от пережитого страха. В ушах все еще стоял крик матери – никогда в жизни она так не кричала…
И тогда дядюшка Кимо решил обратиться за помощью к хозяину.
– Мне нужна неделя, мистер Кейн. Я должен отвезти малышку, мою племянницу, в Гонолулу. Нельзя оставлять ее с пьяным беспутным отцом и беспомощной матерью. Малия не сумеет защитить свою дочь, она запугана этим негодяем.
Сквозь сон Эмма слышала их тревожные голоса. Они обсуждали ее будущее.
Наутро ее отвезли на пристань Кавайихе, посадили на пароход, идущий в Гонолулу…
Так она оказалась в школе для сирот при монастыре.
– Эмма, что ж ты стоишь без дела? – Веселый голос Мириам прервал ее мысли. – Тетя Леолани ждет тебя на кухне. Там, за домом, ты сможешь напоить свою лошадку. И не забудь, я буду рада видеть тебя на нашем празднике.
Она снова занялась гирляндами.
Гидеон женился… Могла ли она надеяться на такое счастье! Господь услышал ее молитвы. Скоро она станет бабушкой. Ее будут называть туту. Туту – как ей нравится это слово.
Мириам подняла голову и через раскрытую дверь заглянула в холл. В большом зеркале она увидела свое отражение.
«Не слишком ли ты молодо выглядишь, туту Мириам, а? А если чуть-чуть нахмуриться, сделать строгое лицо? Вот так… Или так…»
И Мириам рассмеялась:
«Нет, непохожа ты пока на бабушку, миссис Мириам Кейн… Посмотрим, что будет тогда, когда ты поднимешь на руки первенца своего сына, Гидеона Кейна. Скорее бы наступил этот благословенный миг!»
* * *
Старый Моки сидел на заднем дворе, поджав под себя ноги, и толок в ступке тяжелым пестиком слегка обваренные корни таро.
Заметив Эмму, ведущую в поводу лошадь, он оторвался от этого серьезного занятия и широко улыбнулся.
– Здравствуй, дочка! Давненько я не видел тебя.
– Да, дядя Моки. Я тоже рада видеть тебя в добром здравии. А как чувствует себя тетя Леолани? Надеюсь, с ней тоже все в порядке.
– Что с ней сделается… Ох, и обрадуется она своей малышке. Иди скорей, удиви ее. А я позабочусь о твоей лошади.
Тетя Леолани, весившая около трехсот фунтов и нисколько не стеснявшаяся этого, готовила лау-лау.
Она проворно завертывала в широкие листья ти фарш из вареных листьев луау, свиных потрохов и семги, чтобы потом, потомив их слегка в горячей печи, уложить вокруг жареного поросенка. Это было ее коронное блюдо.
– Эмма!.. Подожди, моя радость, дай мне вытереть руки, чтобы я могла хорошенько обнять тебя! Эй, Нани, Пу, будьте хорошими девочкам, помогите тете Лео закончить эти лау-лау…
Тетя Лео вытерла передником вспотевшее лицо и приняла Эмму в свои жаркие объятия.
– Ай, детка, как нехорошо! Что ж ты не показывалась так долго? Я не видела тебя со дня похорон твоей матери. Почему ты не привезла ко мне и дяде Кимо маленькую Махеалани? Разве мы не одна семья? – ласково журила она опустившую голову Эмму.
– Я была так занята, тетя… Надо каждый день готовиться к занятиям.
– Где же сейчас моя Махеалани? Почему ты не взяла ее с собой?
– Я оставила ее у соседки, тетя. Они с подружкой объелись дикими сливами…
– Ай, мои бедные малышки! Ну, что там поделывает этот… Джордан?
– Болтается где-то как обычно. Где – кто его знает…
– Ох, этот Джордан! Если бы твоя мать была с ним потверже. Нет, она не была мудрой матерью, иначе она не позволила бы этому проходимцу отравлять тебе детские годы. Что было, то было. И нечего вспоминать об этом. Прошлого не вернешь. Садись, дорогая, к столу, тетя угостит тебя жареной рыбкой и соком гуавы.
Тетя суетилась, ставя на стол хлебные шарики, рыбу со свиными шариками, водоросли со специями и прочую снедь.
– Где дядя Кимо? – спросила Эмма, оглядывая кухню.
– Мистер Кейн взял его с собой. Дядя Кимо встре-ча-ет молодого господина. Скоро они будут здесь. Ай-яй, я весь остров пригласила на наш праздник!
– Я знаю. Миссис Кейн просила меня станцевать хулу…
– Хулу? Этот ужасный танец? Берегись, дочка, ведь на празднике будут и шериф, и полисмен… Как бы они не застукали тебя!
– Ничего, тетя, они будут заняты твоими лау-лау и ничего не заметят.
– А ты знаешь самую главную новость? Мистер Гидеон едет сюда не один. С ним – его молодая жена… Говорят, настоящая красавица.
Тарелка выскользнула из рук Эммы, и хлебные шарики покатились по полу.
– Эмма, деточка, что с тобой? На тебе лица нет… Боже! Что случилось?
Недаром Джекоб Кейн называл свой дом сердцем своего ранчо, сердцем своей земли.
У Джулии перехватило дыхание от восторга, когда они приблизились к нему.
Дом был роскошен.
Высокие изящные окна; огромные застекленные французские двери, широкий бельведер, где были расставлены покойные кресла из ротанга, украшенные павлиньими перьями, просторные лестницы и веранды, с которых, должно быть, так приятно смотреть вдаль, на покрытые свежей зеленью холмы и долины, на снежные пики Мауны Кеа.
Дом окружали кокосовые пальмы, гордо возносящие к синеве небес изумрудные кроны, восковые глицинии, сплошь покрытые кремово-белыми огромными цветами, гибискус соперничал с ними яркостью малиновых и розовых соцветии.
Трава повсюду была аккуратно подстрижена, живой изгородью окружали дом и хозяйственные постройки апельсиновые и кофейные деревца.
Повсюду, распустив великолепные хвосты, расхаживали крикливые, надменные павлины.
Джулия никогда прежде не видела такой красоты.
Крик радостного удивления вырвался у нее, и, пришпорив кобылу, она понеслась вперед.
Гидеон, довольный переменой ее настроения, последовал за ней, чтобы дать необходимые пояснения.
– Ну вот, мы почти все осмотрели.
– А это что за постройка?
– Здесь барак для неженатых паньолос – они привыкли жить вместе. А те, кто обзавелся семьей, построили себе собственные дома неподалеку отсюда.
Джулия с неприязнью взглянула на барак.
«Уж кто-кто, а я-то знаю, какая грязь и вонь в таких общих домишках, – подумала она. – Сама еле вырвалась из такой дыры…»
– Нам пора идти в дом, дорогая. Думаю, мама уже глаза проглядела, так и прилипла к окошку – не терпится ей посмотреть на свою невестку…
– Да разве она знает обо мне?
– Знает. Беспроволочный телеграф джунглей и магия здешних жрецов – от них ничего не скроется. В доме уже наверняка кипит работа – надо заготовить лау-лау на целый остров. И все это ради нашего приезда!
– В самом деле? О, смотрите, какое чудо!
Джулия привстала на стременах и, прежде чем Гидеон успел остановить ее, сорвала ветку охиа лехуа, осыпанную ярко-красными цветами, похожими на помпончики.
– Какая прелесть! – Джулия недоумевающе поглядела на помрачневшего Гидеона.
Кимо Пакеле, управляющий ранчо, тоже сделал кислую мину, а среди паньолос послышался ропот: «Айве! Пиликия!»
– Что я сделала не так, джентльмены?
– Пустяки, дорогая. Просто ты сорвала ветку священного дерева богини Пеле, а туземцы верят в то, что теперь богиня рассердится и разбудит красный огонь.
– Да, – подтвердил Кимо, – и еще они будут думать, что теперь чья-то кровь прольется…
– Кровь прольется? Из-за каких-то цветочков? Это бред, господа!
Она направила лошадь к дому-дворцу.
Кроваво-красная гроздь, растоптанная лошадиным копытом, лежала в дорожной пыли.
Дядя Кимо осторожно объехал ее, глядя вниз с суеверным ужасом.
Глава 13
Едва копыта Макани ступили на пляжный песок, Эмма соскользнула с седла и опрометью бросилась к воде.
Волны набегали и отступали, хлеща по ногам, складки накрахмаленного платья жалко обвисли, слезы лились по щекам.
Это было привычное место их с Гидеоном свиданий – уютный залив у скал-Близнецов. Эмма часто приезжала сюда. Только здесь она чувствовала себя в безопасности – словно тень Гидеона охраняла ее.
И вот она осталась одна, совершенно одна, лишенная даже надежды на будущее.
«Почему, – спрашивала себя Эмма, – почему он оставил меня?» Ведь он клялся на священном амулете, унес с собой ее душу, она отдала ему ее вот здесь, под виноградными лозами… Он покинул остров, уехал туда, где его никто не знает, – и стал другим! Все правильно, все так и должно было быть. Он стал другим – и полюбил другую…
А она еще не верила этому подлому Джеку Джордану! Он говорил ей, что Гидеон никогда не вернется, а если вернется, то сделает ее не законной женой, а любовницей. Прав был он, подлецы лучше порядочных людей разбираются в жестоких правилах игры, называемой жизнью.
«Гидеон привез в дом молодую жену…» Эти слова резали, как острый нож.
Нет, такую боль невозможно перебороть.
«Я обязательно вернусь, всегда буду возвращаться к тебе, где бы ни был…»
Как сияли его темно-голубые глаза, как нежно и мягко смотрел на нее, произнося эту клятву… И она поверила ему. По-ве-ри-ла…
Ах, на лице его лежал неверный свет луны, а она не замечала этого, ослепленная любовью.
Злые духи обманули ее. Но какой это был сладкий обман! Ежечасно она вспоминала о Гидеоне, она приезжала сюда, чтобы восстановить в памяти каждое его прикосновение. Иногда ей казалось, что он – рядом с ней… Мысленно она отдавалась ему каждый день, каждую минуту. А он в это время и не помнил о ней, развлекался с другими, а потом взял да и вовсе выбросил ее из своего очерствевшего сердца.
Нет, она не права, душа ее отказывалась мириться с этим. Разве Гидеон когда-нибудь лгал ей? Разве он обидел ее тогда хоть равнодушным словом, хоть грубым жестом? Все, наверное, было совсем по-другому: может быть, он связан долгом, словом, каким-то тяжким обязательством по отношению к этой женщине? Мужчины так слабы духом, их так легко обмануть… Что, если тоска по ней толкнула его в объятия его будущей жены?
Почему она не уехала с ним в Бостон? Господи, да не могла же она оставить больную мать! Она бы никогда не простила себе этого.
Зачем не послушалась тетю Лео и дядю Кимо – ведь они уговаривали вернуться на Оаху после летних каникул, а у нее на все был один ответ: «Мама умирает! Поймите, доктор Форестер уже сказал мне, что она умирает. Мама слишком горда, чтобы просить о помощи, она стыдится себя, стыдится, что связала свою жизнь с Джеком… Нет и нет, я должна остаться с матерью до конца, чтобы ей легче было переносить страдания».
Все думали, что Малия Джордан не переживет того лета, но она упрямо цеплялась за жизнь. Ей помогал страх. Она боялась за Эмму. Лишь под конец Малия прозрела, поняв, что на краю пропасти не только она сама, но и ее дочь. Она ненавидела своего мужа все яростней. Пьяный Джек был способен на любую гнусность и подлость.
– Я люблю тебя, Эмм, – начинал он пьяно гнусавить каждый полдень. – Сядь к своему папочке на колени, Эмм. Он так скучал, пока ты была в этом проклятом монастыре. Разве ты не хочешь, чтобы он немного побаюкал тебя?
– Позже, папа, я еще нужна маме.
– Оставь, ей больше ничего не нужно. Посмотри на нее, это всего лишь мешок костей, она уже ничем не может порадовать своего мужа! Будет только лучше, если она наконец умрет. Полумертвая, она цепляется за жизнь своими проклятыми когтями! Какова! – Он довольно прищелкивал языком, находясь в полном восторге от собственных шуток. – Я не люблю ее, Эмм, мне нужна ты, – продолжал он более низким и хриплым голосом, похлопывая ладонью по своей циновке. – Давай, иди сюда, гусенок!
Эмма знала, что возражать ему бесполезно, помочь могла лишь дополнительная порция спиртного, после которой он просто засыпал. У нее всегда наготове была припрятанная для него бутылка рома или грога.
– Некогда, папа. Выпей лучше еще.
Когда он сваливался наконец без сознания на своей циновке, она ускользала незаметно из дому. В один из таких дней Эмма и повстречала Гидеона. Сначала она увидела привязанную лошадь и удивилась, не видя нигде хозяина. Потом рассмотрела и его, спрятавшегося в винограднике. Тогда Эмма решила растянуть игру и ничем не выдала себя. Из воды она спокойно смотрела в его сторону, словно в пустое пространство, хотя сердце в ней замирало от предчувствия чего-то нового.
На следующий день Эмма вновь увидела прекрасного незнакомца. Ровно в полдень он ждал на берегу. Девушка была заинтригована его загадочным поведением. Кто же это может быть – жгучий брюнет, высокий, красивый…
Наконец она узнала от своего дяди, что это некто Гидеон Кейн, единственный сын первого скотопромышленника на острове.
Но почему он такой застенчивый! Или ему нравится наблюдать за ней? Что ж, пожалуй, ей это даже нравится. Странно, ведь они родом с одного острова, почему же она никогда не встречала его прежде. Нет, кажется, она вспомнила. Эта встреча как раз и случилась в последнее лето перед ее отъездом.
Одним солнечным воскресным утром тетя Лео и дядя Кимо взяли ее с собой в маленькую деревянную белую церковь в деревне Вайми. Там она и увидела мальчика лет десяти-одиннадцати в смешном матросском костюмчике, вид у него при этом был таким, словно он носил на себе власяницу. Устремив пылкий взор на священника, он жадно впитывал слова проповеди. Ах, его непослушные волосы упрямо поднимались вверх черными цыганскими кольцами, а голубые глаза сверкали подобно далеким таинственным звездам.
Рядом на скамье сидели мужчина сурового, мужественного вида – Джекоб Кейн и прекрасная, изящная, как статуэтка, леди в шелковом платье цвета лаванды с высоким гофрированным воротником и даже небольшим шлейфом. Ее маленькие руки, затянутые в шелковые перчатки, лежали покойно на коленях. На уложенных в высокую прическу черных волосах покоился венок из лаванды с легкими вкраплениями красных и серых перышек. Он был похож на экзотическую корону.
– Это королева, тетя? – с замиранием сердца прошептала Эмма тогда.
Каково же было ее разочарование, когда тетя Лео шикнула на нее, а в добрых карих глазах вспыхнули насмешливые искры:
– Да нет же, глупышка. Эта прекрасная леди – миссис Мириам Кейн, она пришла на службу с мужем и сыном, вон с тем курчавым мальчиком – Гидеоном. А теперь успокойся и ни на что больше не отвлекайся, дитя, ты должна слушать проповедь отца Лайона.
Та детская встреча с Гидеоном была единственной. В следующем месяце дядя Кимо отвез ее в Гонолулу, и она забыла об этом немного странном, впечатлительном мальчике.
Восемь следующих лет своей жизни она провела в монастыре Святого Креста. До сих пор она с ужасом вспоминала час разлуки с дядей Кимо. Не слушая никаких объяснений, намертво вцепилась в него, крича и умоляя, чтобы ее не оставляли здесь, что не хочет, чтобы ее любили чужие; обещала быть очень хорошей, просто замечательной, если только он увезет ее обратно домой. Кончилось тем, что одна из монахинь сурового, непреклонного вида взяла шестилетнюю Эмму в охапку и вынесла из комнаты.
Девочка была потрясена. В голове у нее не укладывалось, как дядя и тетя, которых она так горячо любила и которые, казалось, любили племянницу, могли оставить ее совсем одну в таком холодном мрачном месте, среди странных женщин в одинаковых скучных одеяниях. Отвергая все разумные доводы, объясняющие их поступок, Эмма полностью предалась тогда своему отчаянию.
Особенно тяжело стало, когда из неуклюжего подростка она начала превращаться в изящную, стройную девушку. Монахини с отвращением поглядывали на ее округлившиеся формы и назойливо твердили о необходимости тщательно блюсти чистоту и добродетель. Особенно они любили напоминать, что в ней течет гавайская кровь, с этой примесью она более подвержена соблазну и греху, чем другие воспитанницы. Монахини настырно вбивали в ее голову всякие непристойности, о которых она, жалкая полукровка, никогда бы и не догадалась без их помощи. Они заставляли ее проводить бесконечно долгие часы на коленях в молитвах. Молиться надо было с раннего утра и до поздней ночи каждую свободную минуту между уроками, после тяжелого труда в монастырской прачечной, после чистки горшков на кухне или отдраивания полов в дортуарах. После короткого ночного отдыха все начиналось снова. Как ни кощунственно это звучит, но, получив письмо от дяди Кимо с известием о болезни матери, Эмма ощутила лишь острую пронзительную радость. Она может вернуться домой…
Эмма до сих пор помнила тот великолепный момент, когда, стоя на палубе шхуны, увидела свой родной остров, выраставший из бирюзовых океанских вод. Это было так прекрасно – зеленые холмы, бирюзовые волны… Тогда она поклялась никогда больше никуда не уезжать. Несмотря на болезнь матери, она была уверена, что жизнь ее станет гораздо лучше.
Но как она ошибалась! Жизнь не сулила ей ничего хорошего, Как обманчива была их встреча с Гидеоном! Не успела кончиться та незабываемая ночь, то волшебное полнолуние, как она осталась одна.
Вся ее жизнь с тех пор была наполнена лишь страхом и ожиданиями, мраком и слезами.
Как попадает беспечный мотылек в тугую паутину, сплетенную жадным пауком, так попалась и Эмма в тиски Джека Джордана, вернувшись со свидания. Лицо ее еще горело от поцелуев Гидеона.
– И с каких это пор ты с ним встречаешься? – крикнул откуда-то внезапно возникший Джордан. – Отвечай, девчонка, он уже имел тебя? Ах, этот сын шлюхи, я убью его! – Схватив за руку, он потащил ее с лошади, хрипло рыча: – Отвечай же, Эмма, остаешься ли ты все еще невинной девушкой?
– Мы только держались за руки, клянусь, папа! – лгала тогда она, безнадежно пытаясь защитить своего возлюбленного от ярости Джека.
– Ты проклятая маленькая лгунья! – рычал он.
– Нет! – испуганно она отрицала все, стараясь как-то уйти от этого взрыва. – Мы лишь бродили по берегу, клянусь тебе! Я не пришла раньше потому, что мы проговорили целую ночь. Он уезжает с островов. Да, он держал меня за руку и только один раз поцеловал, но обещал жениться на мне, когда вернется!
– И ты, конечно, поверила? – Кривая пьяная ухмылка исказила его вытянутое, хитрое лицо, обнажая желтые от никотина зубы. – Что ж, Эмм, очень скоро ты поймешь, что этот подонок всего лишь использовал тебя. Ему нужно было получить от тебя лишь одно… да, ты меня понимаешь. И я чувствую, что он уже получил это! Тебе надо забыть Кейна. Все его обещания, как и его любовь, всего лишь ненужное беспокойство в твоей жизни.
– Я не могу забыть его. Мы любим друг друга. Я обещала ждать его и выполню свое обещание, даже если для этого потребуется моя жизнь! – Стегнув лошадь, Эмма помчалась прочь от Джека, прочь от своего злополучного дома.
Нет, она не забудет волшебные мгновения свиданий с любимым. Сколько писем передала она этому китайцу А Во. Ах, она даже не смогла проститься с Гидеоном. Джек постоянно следил за ней. Не ехать же на свидание вместе с ним? Кто знает, чем бы закончилась эта встреча… Джек Джордан – человек без чести. Ей даже неизвестно, за какие грехи отбывал он свое наказание в Ботани-Бей. Потом, когда Гидеон уехал и надзор за ней ослабел, она несчетное множество раз приезжала в Кавайихе, особенно в дни погрузки и отправки скота Кейнов, и жадно ловила малейшую новость. Джекоб Кейн, получая с очередным пароходом письмо, любил поделиться с Кимо своей радостью.
Узнав от Кимо об окончании Гидеоном Гарварда, Эмма была горда не меньше самого Джекоба, а когда старший Кейн рассказал о плавании сына на китобойной шхуне, она словно сама побывала там с Гидеоном. Но каким мраком наполнилось сердце девушки в тот день, когда вместо вести о счастливом возвращении пришла совсем другая – о войне, когда она услышала, что ее возлюбленный взят в Федеральную кавалерию! Сколько бессонных ночей последовало за этой вестью. Ее преследовал постоянный страх за жизнь Гидеона. Эмма поклялась, что если он будет убит, она останется верна ему до конца своих дней…
Слезы катились по щекам. Ей хотелось кричать, но нет… Едкое мстительное чувство вдруг пронзило ее. Он не смеет просто так бросить ее! Пусть… пусть он скажет ей в глаза, что женился, что забыл ее и свои клятвы!
Она выдержит это горькое объяснение, должна будет выдержать. Пусть посмеет сказать, что больше не любит ее! Ей даже интересно посмотреть, как это у него получится.
Но что, если он и вправду разлюбил ее?
Эмма торопливо отряхивала от песка свою намокшую юбку. Как бы там ни было, у нее будет время во всем убедиться самой. Мириам Кейн пригласила ее танцевать перед сыном и невесткой, и она непременно пойдет туда, к ним… Она будет танцевать перед ними эту неприличную, запрещенную на острове хулу и постарается танцевать выразительно!
Интересно, как он воспримет ее вызов?!
