Текст книги "Украденный миг"
Автор книги: Пенелопа Нери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– Ах, вот оно что! Так-так… А ты уверен, что она и в самом деле похитила твое сердце, мальчик? – Старый Моки широко улыбнулся, показав щербатый рот (в знак безутешного траура по умершей жене он вырвал резцы).
– Уверен, Моки, – печально отозвался Гидеон.
– Что ж, если ветер дует в эту сторону… Почему бы тебе не поговорить с родителями девушки? Пригласи их в дом твоего отца. Так поступали юноши в мое время. Пусть родители обсудят все между собой и договорятся о свадьбе, коль девушка похитила сердце юноши.
– Может быть, я так и поступлю, дядя Моки… Со временем. А сейчас… Она даже не знает о моем существовании.
Гидеон встал и, вежливо извинившись, направился к конюшне, не дав дяде Моки хорошенько расспросить обо всем.
Юноша смутно догадывался, что о свадьбе не может быть и речи. Ведь его мать по материнской линии была королевской крови (из рода гавайских королей), а ее отец, сэр Тадеуш Гидеон, в честь которого ему дали это имя, был капитаном британского флота, весьма почитаемым человеком.
Да, у него были славные предки. Но ему сейчас было не до них. Теперь он должен был решиться выйти навстречу прекрасной незнакомке и сказать ей самые что ни на есть обычные слова – «добрый день». Вот и все.
Три дня, целых три дня он приходил наблюдать за ней, но так и не решился… Если бы узнать ее имя… Черт, неужели и сегодня он не найдет в себе мужества… А как хочется знать о ее чувствах, мечтах, снах, надеждах, знать о ней все! Как хочется взять ее маленькую ручку и идти с ней по залитому лунным светом песку вдали от всех, только вдвоем! Любоваться ее улыбкой, слушать нежный серебристый смех… Ах, он не может решиться даже на то, чтобы узнать ее имя!..
– Вы что, не слышите меня? Я спрашиваю: кто здесь прячется? – нетерпеливо и требовательно звучал высокий женский голос – Я едва не свернула шею, пытаясь рассмотреть кто здесь. Мышь? Птица? Или, может быть, робкая ящерка?
Глава 3
Гидеон обернулся на этот голос так резко, что хрустнули шейные позвонки, словно поджаренный попкорн.
Она, его обожаемая незнакомка, стояла всего в нескольких шагах! Капли воды стекали с ее волос, распущенных по плечам, мокрая ткань тонкого корсажа позволяла видеть пленительные изгибы ее тела.
Он смущенно отвел глаза.
А она с веселым вызовом, будто дразня, смотрела на него, лукаво улыбаясь и не испытывая никакого смущения. В ее темных глазах вспыхивали насмешливые искорки. Скрестив на груди руки, она с вызовом смотрела на Гидеона.
– Что-нибудь не так? Ты что, проглотил язык? Скажи что-нибудь, а то я подумаю, что ты глух и нем от рождения…
– Да нет! Нет, я вовсе не… – Он вскочил, отряхивая песок. – Я просто задремал слегка… на солнце…
Гидеон чувствовал себя совершенно беспомощным и ужасно глупым.
– Слегка задремал? Мне кажется, ты задремал… как следует, – ехидно заметила девушка.
Он весь напрягся:
– Что?
– Я хочу сказать, что ты, должно быть, привык спать в этом укромном местечке? Я каждый день тебя здесь вижу.
– Всего только третий раз на этой неделе, – решился уточнить Гидеон, чувствуя, как горят его уши.
– Да, наверное, это так, – согласилась она, спокойно глядя на юношу.
«Красивые глаза, черные с лиловым отливом, – вглядывался он в ее хорошенькое личико, – с длинными, загнутыми вверх черными ресницами. Аметистовые, нет, фиалковые глаза с золотистыми искорками. Очень красивые глаза, глядящие прямо в душу… но с какой-то скрытой печалью».
– Скажи правду, ты в самом деле приходишь сюда, чтобы… подремать?
Он отрицательно покачал головой и застенчиво улыбнулся.
– Нет, просто, однажды увидев тебя, я уже не мог не приходить. Устраивает тебя такая правда?
Теперь, после этого глупого признания, она вправе посмеяться над ним. Безнадежное отчаяние охватило Гидеона.
– Надо же! Я ведь тоже прихожу на этот пляж, чтобы встретить тебя, – неожиданно призналась девушка. – Я уже совсем было потеряла надежду на то, что ты когда-нибудь заговоришь со мной, и решилась первой подойти…
Она улыбнулась, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
– Ведь ты бы никогда не заговорил со мной? Неужели это так страшно.
– Ты все это время знала, что я – здесь?
– Разумеется, дурачок! Тебя трудно не заметить, Гидеон Кейн! Ты был похож на страуса, зарывшего свою глупую голову в песок, когда прятался в этом чахлом виноградничке.
– Тебе известно мое имя?
– О да, – загадочно протянула она. – Должна же я была знать, кто подсматривает за мной… Я расспрашивала о тебе ковбоев, шорников и браконьеров, и даже священника в церкви…
Сердце его замерло. Он молчал. А что он мог сказать? Во всем теле Гидеон ощущал какую-то странную дрожь и легкость. Ему казалось, что он стал невесомым.
– Ты красивая… – еле выдавил он.
– В самом деле? – В ее голосе звучала насмешка, но Гидеон знал, что девушка ждет от него еще каких-то приятных слов.
– …хотя у тебя и слишком бойкий язычок, – закончил он фразу.
– В таком случае – большое спасибо! А знаешь, за что «спасибо»? Угадай!
Он пожал плечами.
– За то, что ты и сам такой! – В глазах незнакомки больше не было места печали, она посмотрела на Гидеона с дерзким вызовом. – Ну что ж, после такого прекрасного объяснения, мы, я думаю, можем вместе поплавать. Вода такая чудесная, теплая… Целых три дня я мечтала искупаться в ней вместе с тобой!
Нового приглашения не потребовалось.
Рубашка, так старательно накрахмаленная и отутюженная тетушкой Леолани, мигом полетела на песок, точно негодная тряпка.
Через мгновение он стоял перед ней – стройный, загорелый, в одних коттоновых трусиках. Его мускулистая грудь не так давно начала зарастать густым черным, пружинисто завивавшимся волосом, и Гидеон одновременно и стеснялся, и немного гордился этим.
Он протянул девушке руку, чтобы вместе бежать к воде.
– А это? Разве ты не собираешься это снять? – Она рассмеялась, указывая на его трусы. – Когда я увидела вас впервые, мистер Кейн, на вас не было этого лоскутка…
«Господи, – ужаснулся Гидеон, – что же она подумала обо мне, когда я прыгал тут голышом!» Он решил перейти в нападение:
– В таком случае, почему бы и тебе не сделать то же самое? – И недвусмысленно посмотрел на ее кружевной корсажик и ажурные панталончики.
Гидеон тут же увидел, как лицо девушки заливается краской. Она пробормотала:
– Как-нибудь в другой раз…
– Ну, вот и я «как-нибудь в другой раз». – Он ласково усмехнулся и вновь предложил ей руку.
Еще больше покраснев, она грациозным движением гавайской танцовщицы отдала ему свою узенькую, с длинными пальчиками ладошку.
И они, смеясь, побежали к прибою.
Бостон и Гарвард точно смыло этой теплой, упругой волной. Гидеон о них больше не вспоминал.
Два счастливых часа они провели вместе, резвясь на волнах Тихого океана, словно молодые дельфины. Они наслаждались обществом друг друга, пока синева небес не налилась розовыми красками тропического заката.
Солнце уходило за горизонт, темнело.
Небо сделалось черным, как бархат, расшитый золотом звезд. Из пенистых вод океана поднялась огромная, полная луна.
Держась за руки, они шли по влажному песку вдоль залива.
Гидеон никак не мог расстаться со своей прекрасной, теперь уже знакомой, незнакомкой. Теперь она стала для него всем, о чем он только мог мечтать, даже больше, чем всем.
– Мы встретимся завтра? – спрашивал Гидеон снова и снова, стараясь не выдать своего волнения. Он хотел бы вовсе не расставаться. А вдруг она не захочет больше встречаться с ним? Как трудно выговорить это ужасное «до свидания». Сейчас весь мир заключался для него в ее простом коротеньком «да».
Девушка печально пожала хрупкими плечиками.
– Не знаю, смогу ли я… – начала она, и мгновенно от этих слов его сердце упало камнем в бездонную пропасть.
– Не говори мне «нет»! Ты должна прийти! – пылко воскликнул Гидеон и, забыв об условностях, коснулся ее прелестной щечки, нежной, как лепесток прекрасного цветка, но тут же отдернул руку, испугавшись нахлынувшего чувства. – Скажи мне, что ты придешь! Скажи немедленно! Ради меня!
– Дело не в том, что я не хочу… Здесь совсем другое… Хорошо. Я попытаюсь. Но я не могу ничего обещать… – в смущении лепетала она, не глядя на него.
– Но почему? – отказываясь что-нибудь понимать, пробормотал он. – Разве я сделал что-нибудь не так? Тебе что-то не понравилось?
– Ах нет. Все было чудесно… Но моя мать… – прошептала девушка, и Гидеону послышались слезы в ее шепоте. – Видишь ли, она очень больна, а отца часто не бывает дома, и я должна…
Да, да, да, теперь он все понял. Ее мать больна, может быть, смертельно больна, она страдает, о ней надо заботиться, а кроме дочери некому.
Он согласно кивал. У него тоже была мать, и она иногда хворала, и он тоже любил ее… Гидеон все понимал.
Бедная девочка, такая маленькая, такая хрупкая, как же ей трудно…
– Все в порядке. Я понял. Прости меня, – только и ответил он.
– Ты тоже прости меня, – сказала девушка, вздыхая. – Знахари и жрецы смотрели ее, они уверяют, что ей можно помочь. Болезнь пришла, потому что мы чем-то обидели домашних духов. А может быть, кто-то наслал на маму порчу. Мы принесли жертвы богам, но это не помогло. Тогда я пригласила доктора Форестера. Он осмотрел ее и сразу сказал, что помочь ничем нельзя, можно только облегчить боль…
– Она должна… – Гидеон не решился договорить до конца, горло его перехватило.
– Умереть? – закончила она за него. – Не знаю. Доктор этого не говорил. Но я благословляю Небеса за каждый новый день, который могу провести вместе с ней. Если боги позволят, то она останется со мной на месяцы, а может, и на годы. После полудня мы даем ей лауданум, тогда она чувствует себя немного лучше. Она засыпает на несколько часов, а я могу выйти… Теперь ты видишь, что приду я завтра или нет – зависит не от меня. Если все будет хорошо… Прости, я не могу обещать большего.
Прекрасная незнакомка снова улыбнулась ему, и сердце юноши замерло.
Она казалась ему такой беззащитной, ранимой, такой наивной и любящей. Он готов был броситься за нее в огонь… Если бы он мог прогнать из ее жизни все печали! Но как? Этого он не знал.
– Пожалуйста, постарайся прийти. Если ты будешь опаздывать, я тебя подожду. Как бы ни было поздно – я буду здесь, на берегу. Если не сможешь завтра, приходи на другой день…
– Хорошо. Пусть будет так.
Девушка отряхнула платье и шляпку, быстро оделась и пошла к своей лошади, привязанной к стволу железного дерева.
Удаляясь, она несколько раз обернулась, грустно улыбаясь ему самыми уголками прелестно очерченного рта и не ведая, в какое смятение повергла его душу.
Гидеон почувствовал, что нравится ей.
Но она уезжает, а он остается… опять одиночество… «Нет!»
Он догнал ее, желая задержать хоть на миг.
– До свидания, Гидеон Кейн! – нежно проговорила девушка, наклоняясь к нему с седла и беря его за руку.
Внезапно она поднесла ее к своим губам.
Это длилось всего долю секунды, но прикосновение ее теплых губ к его загрубелой, мозолистой ладони потрясло Гидеона. Точно молния пронизала его с головы до пят.
Она смотрела на него с нежностью, не зная, в каком смятении он находится, потом развернула лошадь в направлении холмов Кохала, видневшихся вдали.
– Подожди! – крикнул Гидеон, хватаясь за поводья. – Твое имя! Какое имя я должен произносить, думая о тебе? Я даже не знаю, как тебя зовут!
Девушка звонко рассмеялась:
– Эмма Джордан. Эмма Калейлани Джордан…
– Эмма, – повторил он, – прекрасная Эмма.
На какой-то миг ему показалось, что сейчас она наклонится к нему и поцелует в щеку. Но этого не случилось.
Эмма стегнула лошадь, красная юбка взметнулась, веер черных волос коснулся его лица…
Рука Гидеона долго горела в том месте, которого коснулись ее губы.
Глава 4
Гидеону повезло.
На следующий день Эмма вновь пришла в бухту у скал-Близнецов, хотя и задержалась немного.
– Ты здесь! – радостно воскликнул он, сознавая, как тусклы и невыразительны эти слова в сравнении с бурной радостью, охватившей его. Как беспомощен порой наш язык!
– Извини, я опоздала!
– Да разве это опоздание? Я так счастлив… Я приготовился ждать тебя, если не целую вечность, то хотя бы до второго пришествия. – Его темно-голубые глаза сияли от удовольствия, когда он помогал ей сойти с лошади.
Эмма уже стояла на земле, а Гидеон все еще продолжал удерживать ее за талию, такую тонкую, что она почти вся умещалась в его сильных ладонях. Это привело его в восхищение: он хотел заглянуть ей в глаза, но девушка спрятала лицо у него на груди – его подбородок касался ее прекрасных черных волос, отливавших синевой воронова крыла.
– С мамой все в порядке. – Эмма высвободилась из его объятий. В ее голосе ему послышалось какое-то беспокойство. – Я бы могла быть здесь и раньше, но пришел отец…
– Он, должно быть, рассердился на тебя за то, что ты уходишь на свидание и оставляешь маму одну? – спросил Гидеон, привязывая лошадь.
– Да, он и в самом деле разозлился, когда я ушла, но вовсе не потому. Он не знает, что я здесь, с тобой.
Она слегка нахмурилась, потом пожала плечами, давая понять, что ее отец не заслуживает особого внимания, и быстро перевела разговор на другое:
– Пойдем, поплаваем.
– Сейчас, Эмма. Но прежде ответь мне на один вопрос: я вовсе не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности с родителями. Твой отец был сильно рассержен?
– Никаких неприятностей нет, глупенький. Моя мать знает о тебе все – этого достаточно.
– Знает? И она не запрещает тебе встречаться со мной?
– Ничуть. Напротив, ты ей очень нравишься. Правда, я немножко приукрасила тебя в своих рассказах…
Она лукаво усмехнулась.
Он ответил ей той же лукавой усмешкой.
– А как же иначе! Но твой отец, что с ним? Неужели он тоже знает?
– Да! Теперь ты доволен? Это ты хотел услышать от меня? Хватит о моем отце, не желаю слышать о нем! Ты был очень внимателен, обо всем меня расспросил, спасибо тебе, но давай покончим с этой темой!
Господи, где была его голова?! Конечно же, ее отец тоже узнал о нем. А какой отец смирится с мыслью, что его дочь встречается где-то в уединенном месте с незнакомым молодым человеком без подруги или компаньонки? Эмма чувствует за собой вину, поэтому и сердится так сейчас. Что же делать…
– Но… может быть, мне встретиться и познакомиться с ним? Думаю, это успокоит его… Он поймет, что у меня по отношению к тебе самые честные намерения.
Эмма, вспыхнув, потянула его к воде:
– Выбрось все это из головы, забудь и о моем отце, и о своих честных намерениях! Хватит! Идем купаться!
Она кричала на него! Она приказывала ему!
– Но… но разве я не должен спросить у него разрешения ухаживать за тобой? – отказываясь что-либо понимать, настаивал Гидеон.
– Нет! Какой вздор! Глупости! Моя мать знает о тебе – этого достаточно! Запомни, если ты попытаешься познакомиться с отцом, если подойдешь к нашей хижине, – ты никогда, слышишь Гидеон Кейн, никогда больше не увидишь меня!
Он отшатнулся от нее. Боже, что с его маленькой, беззащитной Эммой? Ее чудные глаза горели бешеным огнем. Она шипела, как разъяренная кошка! Что ее так взбесило?
– Не кричи на меня, Эмма, я не глухой и слышу тебя достаточно хорошо! – Его голос прозвучал так жестко, что он испугался. – Хорошо, если ты не хочешь, чтобы я знакомился с твоими родителями, то не стану делать этого, обещаю. Ты не должна так волноваться…
Помедлив, она кивнула:
– Хорошо. Тогда все в порядке. Но, Гидеон…
– Да? – Он старался не смотреть на нее. Губы его дрожали.
– Прости… Я накричала на тебя, прости меня.
– Допустим, я прощу тебя…
– Допустим?.. Только «допустим»! О, пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня! Я не вынесу, если ты будешь сердиться на меня!
Ему стало смешно.
– Ладно, я прощу тебя, но не бесплатно…
– Отлично! Называйте любую цену, сэр! Ну же! Скажи, чего ты хочешь?
– Я хочу… Я хочу, чтобы ты поцеловала меня!
Он зажмурился и сквозь ресницы увидел, что она рассмеялась.
– О, вот какой платы ты требуешь! Ну, что ж…
Эмма приняла его игру: дурачась, поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
Гидеон схватил ее за руку:
– Э нет, не так быстро, плутовка! Если я сказал «поцелуй», то это и должен быть настоящий поцелуй, а не какой-то мазок по щеке. Повторим!.. – Он ласково отвел локон черных волос с ее лица.
Притворно вздохнув, Эмма положила руки ему на плечи и легко коснулась горячими губами его губ. Он крепко прижал ее к себе…
Девушка закинула голову и закрыла глаза. Ее смоляные ресницы трепетали, точно крылья бабочки, щекоча его щеку.
Гидеон поцеловал ее, это был долгий поцелуй, такой долгий, что, когда он отпустил девушку, она сумела лишь удивленно выдохнуть: «О-о-о…»
– Теперь, мисс Эмма, можете считать себя полностью оправданной и прощенной. Не желаете ли искупаться?
Неспособная что-либо ответить, девушка лишь кивнула в ответ.
Часа через два, обсохнув и отдохнув, Эмма и Гидеон решили прокатиться верхом до маленькой дальней бухточки.
– Давай наперегонки! – крикнула вдруг Эмма. Она была в превосходном настроении, недавний гнев испарился, и теперь ее душой владело необычайное воодушевление.
Прежде чем Гидеон успел принять какое-либо решение, девушка уже ударила пятками в бока своей кобылы – и та понеслась вперед, как стрела, выпущенная из лука.
Эмме было хорошо, как никогда!
– Эй, не так быстро, хитрюга! Это нечестно, я еще не готов!
Гидеону тоже пришлось подбодрить своего серого жеребца.
Пыль клубилась за ними, когда они мчались к бухточке между скал.
Эмма первой достигла песчаного откоса над океаном.
– Я победила! – Задыхаясь от быстрой езды, девушка спрыгнула с седла на горячий песок.
– Я нисколько не сомневался в твоей победе, ведь ты схитрила и получила порядочную фору…
– Я? Я получила фору? И вы, сэр, опять хотите наказать меня, несчастную? Нет уж! На этот раз у вас ничего не выйдет!
Дразнясь, она шаловливо показала ему кончик розового язычка.
– Так ты не хочешь поцеловать своего владыку? Тогда я изжарю тебя в кипящем масле и сожру вместе с косточками… Или продам через какого-нибудь работорговца в Арабские эмираты. Или… – Гидеон замолчал, раздумывая.
– Или? – с опаской Эмма наблюдала, как он подбирался к ней.
– Или – схвачу тебя… и заброшу… в океан… чтобы ты поостыла!..
Что он тут же и сделал.
– Ты должен быть со мной вежливым, Гидеон Кейн, почтительным и осторожным, – говорила она угрожающим тоном, выбираясь из воды, отжимая волосы и подол мокрого платья. – Запомни, ведь я не рабыня какая-нибудь, я высокого рода, весь этот пляж принадлежит моей матери – и это только часть ее владений, отсюда идет прямая дорога к нам в Кохалу! Попробуй обидеть меня, и боги превратят тебя в камень, ты станешь таким, как эти скалы!
– Вот как! – удивился он.
Она скорчила устрашающую гримасу.
– Да, да, таким же черным, холодным и неподвижным, как они. – Эмма показала на два высоких утеса, поднимавшихся из воды. – Смотри, как волны безжалостно хлещат и точат их! А ведь когда-то, очень-очень давно, они были влюбленными, такими же, как мы с тобой, Гидеон. Это были два горячих любящих сердца.
– Два горячих любящих сердца… – как эхо повторил Гидеон.
Эмма кивнула, довольная тем, что он слушает ее серьезно, не насмехаясь.
– Да. Молодой человек был простого происхождения, один из многих, вот и все. А его прекрасная возлюбленная была дочерью вождя, и она была обещана в жены другому великому вождю.
– И? Что же обратило их в камень?
Гидеон спросил ее с неожиданным для себя любопытством. Если верить Старому Моки, любое деревце на этой земле имело свою историю, и ему нравились такие древние легенды. Опершись на локоть, он развалился на песке, приготовившись услышать новую сказку. Эмма же сидела прямо, мило поджав свои прекрасные длинные ноги, мокрые волосы обрамляли ее нежное личико длинными, тяжелыми локонами.
– Между ними было слишком много различий, и им нельзя было любить друг друга. Но они не думали об этом и какое-то время были очень счастливы. Они встречались в одной пещере, где-то здесь, между скал, – и скоро стали любовниками. И вот однажды об этом узнал ее отец. Он послал своих воинов убить возлюбленного своей дочери.
Дочь вождя умоляла любимого бежать, укрыться в Хонаунау, древнем убежище всех беглецов. Но он не захотел покинуть ее. Разлука с ней была для него страшнее смерти. И тогда они решили погибнуть вместе, чтобы соединиться в мире духов. Держась за руки, они бросились в бушующий океан. Свирепые волны должны были размозжить их тела об острые рифы. Но боги сжалились над влюбленными, превратив их в эти скалы. Боги подарили им Вечность взамен быстротечной жизни. С этих пор их уже ничто не в силах разлучить.
Закончив рассказ, Эмма обернулась к Гидеону и встретила его горящий взгляд, полный такого желания, что у нее мурашки побежали по коже, словно после прохладного дождя в долине. Девушка испуганно и поспешно отвела глаза.
Что с ней происходит?
Почему, стоит Гидеону прикоснуться к ней или посмотреть вот так, как сейчас, ее начинает бить неудержимая дрожь, идущая откуда-то из глубин ее существа? Может, она рассказала что-то не то? Нет, легенда здесь ни при чем… Что же делать? Сказать что-нибудь смешное, чтобы нарушить это напряженное молчание?
Рядом с ним она чувствовала себя и радостной, и печальной, и смущенной – все вместе. Неужели она обидела его? И зачем только она устроила эти скачки наперегонки, чему радовалась, как неразумное дитя? Она сама себя не могла понять, – но ведь ей так хотелось, чтобы Гидеон видел в ней смелую, сильную, взрослую женщину, а не дерзкую девчонку, какой она и была на самом деле…
– Да, дочь вождя, наверное, была особенной женщиной – смелой, прекрасной и сильной, раз она способна была так любить и так умереть, – услышала Эмма задумчивый голос юноши.
Так они встречались день за днем, бродили по берегу, собирали красивые камешки и замысловатые ракушки, рассматривали медуз, не успевших растаять на палящем солнце, и маленьких рыбешек, выброшенных на берег приливом. Однажды нашли громадного зубастого черного угря, и Гидеон носился с ним по всему пляжу, пугая умиравшую от страха Эмму. Перламутровыми раковинами Гидеон украшал девушку, и Эмма с царственным величием принимала дары, как если бы он преподносил ей драгоценный жемчуг и самоцветы…
– Теперь я должна сделать вам ответный дар, мой верный рыцарь, – хихикая, проговорила она, доставая из-за своей спины огромный, разбухший в соленой воде огурец, сдавливая его своими ловкими пальчиками и направляя длинную струю из жидкого семени в лицо Гидеону. Сделав это, Эмма тут же побежала от него, громко смеясь и крича.
– Что это? – крикнул ей вслед Гидеон. – Леди хочет войны?! Что ж, пусть будет война! Берегись меня, я великий Моо, дракон, поднявшийся из океанских глубин… – Забежав за скалу, он разукрасил себя пучками черных, темно-красных и зеленых водорослей и выбежал снова, дико крича, поднимая руки и сжимая пальцы наподобие когтей чудовища.
– Иди ко мне, моя красавица! Я утащу тебя на дно океана, где ты станешь моей королевой и повелительницей бездонных глубин!
– Оо-о! Убирайся назад, проклятое чудовище! – кричала она, убегая от Гидеона, а тот, преследуя, швырял в нее водорослями.
Устав от этой баталии, они рухнули наконец в изнеможении на песок. Позже, немного отдохнув, они принялись собирать сухие сучья и корни для небольшого костра. Сумерки сгущались, повеяло прохладой, от океана тянуло сыростью. Дул легкий бриз.
Сидя под виноградными лозами, Гидеон и Эмма наслаждались теплом костра и любовались взлетавшими вверх оранжевыми искрами. Держась за руки, они обменивались своими заветными мечтами и желаниями, рассказывали по очереди легенды, которые слышали в детстве. Становилось все темнее, ночь охватывала их. Уже были рассказаны легенды о гавайском герое Мауи, сумевшем остановить колесницу Великого Солнца, когда она совершала свой очередной круг по небу, о богине вулканов Пеле, являвшейся смертным в образе страшной старухи, превращавшейся вдруг в прекрасную деву с дивными огненно-рыжими волосами. Она была своенравна и мстительна, люди ее боялись – ведь она могла обрушить на их селения потоки лавы и горячего пепла…
– А еще я знаю танец, посвященный богине Пеле, – прервала свой рассказ Эмма. – Хочешь, я станцую его для тебя?
Хочет ли он!.. Хочет ли он, чтобы небо было голубым, а трава – зеленой?.. Но, боясь смутить ее, Гидеон лишь согласно кивнул:
– О да, очень хочу!
Она поднялась.
Неровное пламя костра осветило ее стройную, хрупкую фигурку. Сильным, призывным движением Эмма вскинула руки, и ее иссиня-черные волосы показались Гидеону огненно-рыжими…
Частый, странный, стремительный ритм ритуального танца, выбиваемый босыми ступнями танцовщицы, подчинил себе юношу и увлек его в древний мир предков.
Призраки прошлого обступили его.
Не милая маленькая Эмма, нет, сама богиня Пеле, дразня и маня, приближаясь и отступая, вселяя в него желание и силу великого бога Камапуа, пела ему о любви, земной и небывалой…
Он открывал ей объятия, но милая ускользала, он становился зверем, она превращалась в звезду, он покорно склонялся к ней, она обжигала его дыханием, полным страсти… Точно дикий кабан, он устремлялся к ней, готовый смять, сокрушить, – ласково, тихо смеясь, она чуть касалась его, и гнев угасал…
О Пеле, богиня вулканов, богиня огненной лавы, богиня любви и желания, что делаешь ты с человеком!
Ты терзаешь сердце мое, ты мучаешь тело мое, ты смиряешь гордость мою, я раб твой, я прах пред тобой, вот что делаешь ты, Пеле, вот что делаешь ты с человеком!..
Дай мне отдых, богиня моя, дай мне глоток воды, дай мне упиться тобой, пощади меня, о великая Пеле, ибо я уничтожен тобою…
Взвился и тут же опал длинный рыжий язык огня, словно сама богиня Пеле выглянула из жаркого пламени, чтобы увидеть влюбленных.
Костер затухал.
Гидеон смотрел на Эмму и не узнавал ее.
Лицо ее было влажно, губы полураскрыты, упругая грудь вздымалась, в глазах, еще затуманенных пережитым, было странное выражение вызова и ожидания…
Гидеон почувствовал, что не владеет собой.
Горло его вдруг пересохло.
– Где ты научилась так танцевать? – хрипло спросил он и, не глядя на Эмму, стал подбрасывать сучья в остывающий костер.
– В монастыре Святого Креста… – еле слышно ответила она.
– В католическом монастыре ты обучилась этому языческому танцу? Я думал, что он запрещен. Даже моя мать, – а она всегда добром вспоминала своего куму, учителя священных танцев, – считала его… э-э-э… излишне чувственным. А разве ты жила в монастыре?
– Да, я воспитывалась в благотворительной школе для сирот. Меня забрали оттуда незадолго до окончания, всего лишь месяц назад, когда мама почувствовала себя совсем плохо. Я была немного непослушной, часто озорничала. Сестра Анжела в наказание за грехи частенько посылала меня в сад пропалывать клумбы. И вот там я однажды услышала музыку – дробь туземных барабанов, свист тростниковых флейт… Я взобралась на стену и оттуда увидела, как по ту сторону, в соседнем саду, танцевали женщины… Это был Королевский национальный балет. Они репетировали хула-хулу. Я смотрела на них и запоминала движения… А потом разучивала их, когда оставалась одна в келье. Так я научилась танцевать – и ты можешь сам судить теперь о моем искусстве!
– О, ты пляшешь, точно дева-искусительница!
Гидеон посмотрел на нее в упор, и Эмма увидела в его глазах то, что и хотела увидеть, – желание.
Она стояла, прижавшись спиной к стволу кокосовой пальмы, и Гидеон, приблизившись к девушке, вдохнул аромат ее разгоряченного тела, запах ее волос, запах ветра и океана. Сжав ее лицо в ладонях, он жадно приник к ее радостно раскрывшимся губам.
Он ощущал ее всю, он знал, что сейчас она позволит ему все, о чем он мог только мечтать.
Гидеон приложил руку к ее маленькой груди, и крохотный сосок напрягся и набух под его пальцами. Всем телом девушка доверчиво отвечала на его ласку. Ей было хорошо с ним. Казалось, она готова замурлыкать, как пушистый котенок, пригревшийся на коленях у любящего хозяина. Как непохожа она была на тех девушек, с которыми он так поспешно и неразборчиво растрачивал свой юношеский пыл!
Рука его скользнула ниже, он гладил ее прохладное бедро, осторожно приподнимая край кружевных панталон, его рука двигалась все уверенней… Нетерпение переполняло его.
– Нет, – вдруг хрипло и жарко шепнула Эмма.
Он подчинился на мгновение, но тут же снова обнял ее – на этот раз с такой силой, что хрустнули ребра. Зарывшись лицом в ее душистые волосы, он бормотал:
– Прости, прости, прости…
Сердце его стучало, как тысячи гавайских барабанов.
– Прости, я оскорбил тебя… Я больше не буду… Это все оттого, что я люблю тебя! Ты так прекрасна, Эмма, что я потерял голову!..
– Ну, что ты, родной мой!.. Мне не за что прощать тебя… Если бы ты знал, чего мне это стоило, сказать тебе «нет», милый, успокойся, успокойся…
Она тихонько ерошила его волосы, жесткие от морской соленой воды, и шептала ему на ухо какую-то милую чепуху, какие-то трогательные слова, смысла которых он не понимал, оглушенный ее близостью.
Господи! И она, Эмма, это сокровище, утешала его, вместо того чтобы оттолкнуть, прогнать, отхлестать по щекам!
Он должен был беречь ее, охранять, а он забылся, вел себя как последний развратник, привыкший лапать раскрашенных шлюх в дешевых борделях Гонолулу!
Она доверилась ему, а он!.. Гидеон не знал, куда деться от стыда и раскаяния.
– Я должен сейчас же уехать!
– Уехать? Ты рассердился? Я огорчила тебя своим ужасным «нет», я обидела тебя отказом, Гидеон!
– Прошу тебя, не говори так! Просто… Я не могу быть рядом с тобой и не желать тебя. Я как пьяный сейчас… Мне лучше уехать домой, Эмма, любимая, пойми, я должен справиться с собой. Я зашел слишком далеко, прости меня!
И все же он снова обнял девушку и легко коснулся губами ее губ, и вновь Эмма ответила на его поцелуй с такой страстью, что он едва не задохнулся от волнения. Теперь уже она чувствовала, что не владеет собой. Слезы текли по ее щекам.
– Ты был прав, Гидеон. Ты должен уйти. Уходи же! – шептала она, не пытаясь высвободиться из его объятий.
– Да, да, – отвечал он, ласково покусывая мочку ее крошечного уха, осыпая поцелуями шею, приникая ртом к ложбинке между ключицами, чувствуя частое биение пульса под тонкой шелковистой кожей, пряный запах которой кружил ему голову.
– Да, нам обоим пора. Уже темно, твоя мать беспокоится о тебе, любовь моя! Иди домой, Эмма, а я останусь…
– Почему, Гидеон?
– Я должен погасить пожар, который ты зажгла в моей крови, – отвечал он, уже смеясь.
– И как ты собираешься сделать это?
– Попробую утопиться в океане, чтобы не сгореть дотла!
– Прекрасно! Только топись поосторожней… Ты нужен мне живым и здоровым, потому что у меня есть для тебя маленький сюрприз.
– Сюрприз? Для меня?
– Моя тетя приезжает на два дня из деревни Вайми, чтобы побыть с мамой и дать мне немного отдохнуть, и мы сможем провести это время вместе, если ты, конечно, захочешь… – Она потупилась, смущенная тем, что, кажется, навязывает ему свое общество.
