Текст книги "Украденный миг"

Автор книги: Пенелопа Нери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Гидеон понимал, что стоит за этими словами. Вечно пьяный отец, его мерзкие выходки, беспомощная, умирающая мать… Да, девочка не должна была расти в такой обстановке.

– Махеалани жила то у Анелы, то у кузины Леи. Все ее любили. Кузины даже ссорились иногда, никак не могли поделить ее. Ты ведь знаешь наш островной обычай: ребенок сам выбирает себе семью.

– Мне кажется, она кого-то мне напоминает, – пробормотал Гидеон, ласково заглядывая Эмме в лицо.

Эмма вспыхнула:

– Уж не того ли младенца, которого носит твоя жена, Кейн?

Она осеклась. Каково бы ни было ее негодование, она не должна была произносить эти слова. Ей стало стыдно.

– Прости, это так, сорвалось…

– Да, понимаю, я заслужил и это, – печально отозвался Гидеон, – но только хотел сказать, что девочка очень похожа на тебя, дорогая.

Теперь уже Эмма придержала Макани так, чтобы она шла шаг в шаг с Акамаи. Гидеон заметил это и продолжал:

– Эмма! – Его вкрадчивый голос заставил ее наконец прямо взглянуть ему в лицо. – Эмма, ты права абсолютно во всем. Моя честь, долг, обязательства – все это пустые слова по сравнению с той болью, которую я испытываю, живя без тебя. Мы должны принадлежать друг другу. Это было предопределено с самой первой нашей встречи на берегу, а может быть, и еще раньше, с того часа, как мы появились на свет. И мы будем вместе, забудем все, что нас разделяет, начнем все сначала. Ранчо, дело семьи Кейнов – все это неважно. Ты и я – вместе. Больше я ничего не желаю знать!

– Ты сам не понимаешь, что ты говоришь, Гидеон. Когда мы встретились, ты был мальчиком. Теперь ты мужчина, хозяин в своей семье и на своей земле. Это не я говорила с тобой вчера ночью, это мой гнев говорил с тобой. Я думаю иначе. Я никогда не смогу жить с человеком, который оставил ради меня жену и ребенка. Я никогда не смогу жить с тем, у кого нет чести и чувства долга. И никогда не соглашусь на то, чтобы ты приходил ко мне на время и потом возвращался к своей семье. Я ревнива и горда, Гидеон. Но дело даже не в этом. Наша любовь… Наши чувства… Все это уже неважно, понимаешь? И тут ничего нельзя поделать. А лгать, унижаться… Скорее я соглашусь никогда больше не видеть тебя. Никог-да-а!..

Эмма пришпорила Макани и лошадь вынесла ее на вершину холма. Гидеон бросился следом, но Эмма остановилась и приподнялась на стременах, вглядываясь вдаль.

– Что-то случилось… – Она чувствовала его присутствие за своей спиной и произнесла эти слова не оборачиваясь, зная, что он ловит каждый звук ее голоса.

Гидеон похолодел от ужаса. Предчувствие чего-то страшного сковало его, не давая шагнуть навстречу опасности, как бывало прежде, на войне.

Проследив направление ее взгляда, он увидел кавалькаду всадников с факелами, свет которых был особенно резок в рассветной дымке.

* * *

Один из всадников галопом помчался им наперерез.

– Мистер Гидеон!

Это был Филипп. За ним устремились и остальные паньолос.

– Слава Богу! Мы отыскали вас, дон Гидеон! Несчастье! Ваш отец вчера утром уехал из дома и до сих пор его нет. Мы ищем его повсюду со вчерашнего полудня. Донья Мириам совсем потеряла голову от страха… Она послала нас за вами, дон Гидеон.

Гидеон молчал. Холодный пот выступил у него на лбу.

Бедный отец! У него больная нога, последнее время он чувствовал себя неважно, может быть, снова упал с лошади или провалился в расщелину, разбился об острые камни, угодил в западню браконьера… Да что гадать, случиться могло все, что угодно. Что же делать? И никого, никого рядом!

– Никто не знает, куда он поехал? Он никому ничего не сказал?

– Нет, дон Гидеон, никто не знает, куда он отправился. Мы с Кимо Пакеле были на северном пастбище, когда вдруг появился Старый Моки и стал нас расспрашивать, не видел ли кто из нас мистера Кейна. Мы спросили, в чем дело, а он ответил нам, что мистер Кейн поднялся рано утром и уехал, никому не сказав ни слова.

– Филипп, пусть кто-нибудь проводит мисс Джордан домой. Я сейчас же еду на поиски отца…

– Гидеон, – услышал он ровный, ласковый и спокойный голос, – в этом нет никакой необходимости. Я поеду с тобой, Гидеон… если можно.

Он рассеянно кивнул. Сейчас он думал только о том, как организовать поиски: «Людей надо разделить на отряды и прочесывать остров по участкам, во всех направлениях одновременно. Господи, помоги нам! Ведь нам предстоит обшарить тысячу акров земли, пройти по всем тропинкам, заглянуть в каждую расщелину… Нужна подробная карта местности, на которой будет отмечен каждый пройденный клочок, каждый камень… Это все равно, что искать иголку в стоге сена. Сколько людей потребуется, сколько времени!»

– Спасибо, Эмма. Мы все ценим твое участие. Вперед, ребята!

Глава 27

Эмма никогда не видела Гидеона таким, как в эти страшные дни.

Лицо его потемнело и приобрело незнакомое ей жесткое выражение. Скулы заострились, от крыльев носа к уголкам твердо сжатого рта пролегли глубокие резкие складки. Он не разговаривал ни с кем, даже с матерью, – он только отдавал приказания, четкие и отрывистые, как строевые команды. Он казался ей полководцем, руководящим решающей боевой операцией.

Гидеон ни на минуту не отрывался от карты острова.

Как и было задумано, он поделил всех паньолос и мужчин-добровольцев, вызвавшихся помочь в поисках, на группы, действовавшие в границах отведенных им участков.

Прежде всего обследовались места, где Джекоб Кейн, привыкший сам следить за состоянием дел на пастбищах, бывал довольно часто.

Гидеон надеялся на то, что отец, поехавший навестить кого-то из старых рабочих, ждет их где-то неподалеку от хоженых троп: возможно, он повредил ногу или его подвело сердце, и он просто не в состоянии двигаться. Может быть, его обнаружил кто-то из местных жителей, и отец сейчас отлеживается в какой-нибудь отдаленной хижине…

Но надежды Гидеона не оправдались. Поиски в обжитых районах не дали никакого результата.

Оставались не пройденными заброшенные земли, куда и коренные жители, аборигены острова, природные охотники, забредали нечасто.

Гидеон не мог поверить в то, что ни с того, ни с сего отец мог отправиться туда, где каждый шаг без проводника мог оказаться последним. Джекоб Кейн, разумный, осторожный, бывалый человек, прекрасно знал, что в его теперешнем состоянии заходить в джунгли было равносильно самоубийству. Даже опытный, сильный, хорошо снаряженный ковбой не рискнул бы бродить там в поисках пропавшего бычка: в непроходимых зарослях под стелющимися лианами скрывались неожиданные провалы и вулканические трещины, откуда нельзя было выбраться без посторонней помощи, кроме того, дно этих природных ловушек было покрыто острыми камнями.

Старый Моки рассказывал Гидеону, что в глубине джунглей скрыто от посторонних глаз древнее капище, разрушенный и давно оставленный храм, в стенах которого некогда хоронили жрецов, носителей тайного знания предков. Не было у Джекоба Кейна никакой явной причины идти туда на верную смерть.

И все же Гидеон решился прочесать эти гиблые места.

Страшные предчувствия томили его.

Как ни старались Филипп и Кимо Пакеле хоть немного приободрить Гидеона, все их усилия оставались тщетными.

О, если бы сын мог обратиться в быструю ящерку и заглянуть в каждый потаенный уголок этой земли, в каждую трещинку, под каждый камень! Если бы он мог стать птицей!.. Боже, чтобы он отдал за то, чтобы найти отца, чтобы взглянуть наконец в измученное тревогой лицо матери и сказать ей: «Отец жив, он с нами, родная!»

Эмма отложила свой отъезд в долину Вайкалани и осталась в доме Кейнов. Ей было все равно, что скажут о ней люди. Она должна была быть рядом с Гидеоном хотя бы в эти дни.

Он не замечал ее присутствия. Ни разу он не посмотрел на нее ласково, не сказал ей ни одного слова. Он целиком отдался поискам. Все остальное для него перестало существовать.

Самое ужасное было то, что Эмма не могла не думать о своей дальнейшей судьбе.

Слова Гидеона о том, что он пришел к какому-то решению, давали ей слабый повод надеяться на лучшее.

Зачем она не выслушала его тогда?

Может быть, он найдет в себе силы расстаться с Джулией, дав ей приличное содержание? Он говорил ей об этом прежде, когда еще не знал, что Джулия ждет ребенка. Может быть, она сама уйдет из дома Кейнов, оставив младенца на попечение Гидеона и его семьи? Но разве можно лишить ребенка матери? И разве можно выгонять из дома жену, просто одинокую женщину, которой, возможно, некуда больше идти? Разве сможет Гидеон совершить такой чудовищный поступок? Разве позволят ему родители обречь Джулию на лишения и позор?

А почему же должна страдать она, Эмма, а не эта женщина? Кто защитит ее права? Они ничуть не меньше, но о них никто не знает и не должен знать.

Все равно Гидеон не сможет так поступить: выставив Джулию, он потеряет все – и прежде всего уважение людей; в их глазах он станет бесчестным человеком. Но ведь Эмма будет рядом с ним, силой своей любви она вернет ему все, что потеряно, вместе они сумеют выстоять… Нет, люди никогда не простят их, ведь они не знают, что Гидеон принадлежит ей, не знают, сколько она перестрадала… Как же права пословица: «Нельзя строить свое счастье на несчастии других».

Эмма ненавидела сама себя, но все эти мысли приходили к ней помимо воли. Должен же найтись какой-то выход!

Впрочем, о каком счастье она мечтает? О каком выходе? Все это так далеко сейчас!

* * *

«Да помнит ли он о том, что я живу с ним под одной крышей? Боже, как ужасно быть рядом и не иметь права коснуться его, заговорить с ним? День за днем, ночь за ночью длится эта мука!»

Ее мучило с трудом подавляемое желание полной близости с ним. Поручения тети Лео, заботы о Махеалани – все это мешало полностью сосредоточиться на сладостных видениях, настигавших ее, едва она оставалась одна. Точно таинственный призрак-инкуб преследовал ее и доводил до изнеможения самыми изощренными ласками, какие она только могла себе представить… О, какой бесстыдной становилась она в его незримых объятиях! И как стыдилась потом, когда мечты оставляли ее ненадолго и надо было снова погружаться в хлопоты и тревоги текущего дня.

Теперь девушке было так плохо, как никогда, в тысячу раз хуже, чем прежде, когда она бегала в лавочку А Во со своими бесполезными письмами.

Проходил день за днем, но поиски не давали никакого результата.

Иногда Эмме удавалось издали, в щелочку взглянуть на любимого: изможденный, исхудавший, с ввалившимися глазами, Гидеон, склонившись над картой, тихо советовался о чем-то с Кимо Пакеле или с Филиппом и помечал кружком очередной пройденный участок. Он казался ей сказочным принцем, оказавшимся во власти какого-то страшного чудовища.

Как бы она хотела побыть с ним наедине, прижать его усталую горячую голову к своей груди, успокоить и насытить своей любовью, отдать ему все силы своего тела и души.

Но Джулия Кейн неустанно следила за ней. Эмма все время ощущала на себе ее настороженный взгляд.

Джулия все время суетилась возле Гидеона: она не хотела замечать того, что его раздражают ее слезы, всхлипывания, театральные заламывания рук, возгласы «О, Боже, что же нам делать, как это ужасно, но я с тобой, я не оставлю тебя, дорогой, в эти ужасные минуты…». Джулия не видела или не хотела видеть того, что он избегает ее, что ему досаждают ее бессмысленные хлопоты…

Вежливо, но твердо Гидеон отклонял все попытки Джулии сблизиться с ним. Он был учтив, ровен, холоден и совершенно безразличен к ней.

Странно, но временами Эмма ловила себя на том, что ей жаль эту неряшливую, несчастную, назойливую женщину, не умеющую ни любить, ни страдать. Эмме казалось, что Джулия любит мужа, но не знает, как завоевать его доверие и любовь. Джулия так явно ревновала, что Эмме становилось не по себе, когда они встречались. А встречались они теперь почти каждое утро.

Чтобы не быть бесполезной, Эмма взяла на себя кое-какие обязанности по дому, в том числе и разборку почты.

Каждый раз, когда она приносила очередную стопку писем, Джулия выбегала ей навстречу:

– Есть здесь письма для моего мужа?

Получив отрицательный ответ, она устраивала истерику:

– Но они должны быть! Почему они идут так долго?

После чего либо запиралась в своей спальне, не желая никого видеть, либо пробиралась в кабинет Гидеона, чтобы опять не давать ему покоя своими бесконечными жалобами и рыданиями.

Джулию явно мучило исчезновение Джекоба Кейна.

Служанки, носившие еду в ее комнаты, перешептывались о том, что молодая леди совсем не ест и все время что-то бормочет и плачет и что, если так пойдет дальше, она может потерять свое еще не рожденное дитя да и свихнется в придачу.

Мириам держалась на удивление стойко.

Пока работники обшаривали окрестности, она или молилась у себя в спальне, или занималась хозяйством. Одежда ее была по-прежнему безупречна, волосы аккуратно уложены, и неизменный жасмин, как всегда, украшал ее прическу. День ее был заполнен хлопотами. Достаточно ли мяса, чтобы накормить людей? Достаточно ли чисто вымыты оловянные кружки? Крепок кофе, ведь люди устали и им надо взбодриться… Она помогала служанкам, интересовалась их нуждами и настроением, забывая о себе. Одному Богу было известно, какого напряжения стоило ей это спокойствие. Никто не слышал ее стонов, никто не видел ее слез. Изо всех сил Мириам боролась с безнадежностью и отчаянием, наполнявшими ее душу. Мужество этой маленькой женщины изумляло всех.

– Хватит тебе хлопотать, сестренка, – уговаривала ее Леолани Пакеле. – Отдохнула бы ты немного…

Желая хоть чуть-чуть развеселить свою госпожу, толстуха Лео шутливо бранила ее на «пиджин-инглиш», забавном англо-китайском наречии, щедро присаливая его грубоватыми островными словечками и прибаутками.

Время от времени Лео старалась увести Мириам в ее любимый тенистый садик, где среди грядок с лекарственными травами уже были заботливо расстелены циновки с огромными пуховыми подушками и шелковым покрывалом. Осторожно обняв маленькую Мириам за плечи, великанша Лео мягко, но настойчиво заставляла ее прилечь и подремать часок-другой. Но чаще всего они тихо беседовали.

Накануне Леолани говорила Эмме, что Мириам совсем забыла о сне, еде и покое, что для нее, с таким хрупким здоровьем, это прямой путь в могилу.

Эмма прикорнула в беседке, когда Мириам и тетя Лео пришли отдыхать в свой излюбленный уголок. Эмме не хотелось нарушать их уединения, и она стала невольной свидетельницей разговора старинных подруг.

– Знаешь, Лео, я боюсь засыпать, боюсь закрыть глаза. – Мириам ласково поглаживала большую добрую руку Леолани Пакеле. Прозрачные пальцы ее дрожали, огромные лиловые тени легли вокруг измученных глаз. – Понимаешь, я боюсь увидеть дурной сон…

– Сны часто бывают обманными, не стоит придавать им значения, сестренка, – тихо басила тетя Лео. – Злые духи часто морочат нас, чтобы посмеяться над нашим горем.

– Ах, боюсь, мои сны верны. И у Старого Моки плохие сны, он говорил мне об этом.

– Глупо верить в плохое, пока ничего не известно. Надо молиться Отцу Небесному. Если он захочет, то поможет, несмотря ни на какие сны.

– Я молюсь… Но недавно я видела Джекоба. В самый первый вечер, когда он пропал. Я вышла на бельведер, думая, что сейчас он покажется на тропе с охапкой цветов, как всегда. Он рвал их для меня. И тут я увидела его. Он стоял в тени охия лехуа и держал в одной руке старую шляпу с фазаньими перьями, а в другой – ветку с красными цветами-шариками.

Я обрадовалась и спросила его:

«Любовь моя, что же ты возвращаешься так поздно?»

А он ответил:

«Ты напрасно стоишь здесь, в темноте, царица небес! Вернись в светлый свой дом, в теплый и радостный мир, которому ты принадлежишь».

Я сказала ему:

«Мне совсем не холодно и не страшно. Мне хорошо поджидать тебя здесь. Иди в дом, поешь, отдохни». Я пошла к дверям, и тут точно кто-то поцеловал меня в щеку. Я вскрикнула и обернулась, но моего бедного Джекоба уже не было, он словно растворился в темноте.

Мириам тихо всхлипнула. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем она смогла продолжить рассказ.

– Я сбежала в сад… На том месте, где он стоял, лежала ветка лехуа с красными цветами, зловеще красными, цвета пролитой крови.

Эмма еле сдерживала слезы, боясь разрыдаться в голос и выдать свое присутствие. Ей было стыдно, ведь этот разговор не предназначался для посторонних ушей, но она догадывалась, что сон Мириам не был случайным. Призрак Джекоба Кейна явился для того, чтобы сказать нечто очень важное, о чем стоило серьезно подумать. Может быть, боги привели ее сюда и дали ей это знание для того, чтобы она смогла помочь Гидеону разгадать тайну исчезновения его отца?

Тело Джекоба Кейна нашли на следующее утро, вскоре после восхода солнца.

Его обнаружила группа Кимо Пакеле.

Безжизненное тело, завернутое в мягкую ткань тага, привязали к спине коня Кимо Пакеле и привезли в дом, который так хорошо знал и любил своего хозяина.

Все в усадьбе слышали три ружейных выстрела – знак того, что поиски завершены.

Работники ранчо, шорники, плотники, ковбои, прислуга – все-все вместе с женами и ребятишками толпились возле Большого Дома.

Печальный кортеж остановился.

Кимо спешился. Его лицо было черным, как застывшая лава, рот кривился от плача, слезы сбегали по щекам, но Кимо Пакеле не скрывал их, хотя и не подобало мужчине плакать.

Пакелос осторожно сняли страшную ношу с седла, и Кимо, приняв тело хозяина на руки, поднялся на веранду. Гидеон ждал его там с какой-то обреченной покорностью.

С рук на руки передал Кимо Пакеле останки отца окаменевшему от горя сыну. Гидеон бережно внес то, что еще недавно было Джекобом Кейном в темный дверной проем. Кимо Пакеле, сняв шляпу, проследовал за ним.

Мужчины обнажили головы. Толпа затаила дыхание.

Эмма уже боялась, что сердце ее разорвется от этой немыслимой тишины, когда безумный, потрясающий душу вопль донесся из дома:

– Не-ет, о Господи, не-ет! Горе мне, Боже милостивый, горе…

Это были первые слезы Мириам, первый плач вдовы по погибшему мужу.

И тогда словно прорвало плотину – женщины завыли, закричали, разрывая на себе траурные одежды, раскачиваясь и рыдая.

О Мириам, бедная Мириам, чем провинилась она перед Богом, за что он так наказал ее? Разве не помогала она бедным, беззащитным и слабым? Разве не была она бесконечно терпелива и добра к своим домашним? Разве мало страдала она в жизни? Сколько слез пролила она, ожидая сына с войны! Господь вернул ей сына целым и невредимым, но отнял любимого мужа, главу и опору семьи. О горе, где справедливость?

А Гидеон? Мало ли он перенес тягот в жизни? Он воевал, видел реки крови, рядом с ним умирали его товарищи, целых семь лет скитался вдали от родного дома, и вот вернулся для того, чтобы осиротеть, чтобы потерять отца, наставника, друга, которого так любил и почитал! За что, Господи, за что?

О Джекоб Кейн, благочестивый и честный, настоящий труженик, сколько хорошего он сделал людям, сколько в нем было силы и мудрости! Нет на острове человека, который не был бы обязан Большому Кейну! Никому и никогда не сказал он дурного слова! Все на острове были ему друзьями! Все паньолос, все туземцы, женщины и мужчины, взрослые и дети – все любили его! Посмотри, Господь, вот они, безутешные друзья Джекоба, все здесь. Так разве не заслужил Джекоб Кейн мирной смерти в своей постели? Почему же смерть заманила его в западню, отчего умирал он среди диких, безлюдных джунглей, один, без слова утешения, без надежды на спасение и поддержку?

Смерть настигла Джекоба Кейна в седле. Его конь провалился в глубокую яму-ловушку неподалеку от развалин древнего храма. До него в этой западне нашли мучительную смерть два диких длиннорогих бычка – мерзавец-браконьер зверски забил их камнями.

Видимо, конь и всадник рухнули в яму почти одновременно. Джекоб Кейн даже не успел вытащить ногу из стремени, когда несчастное животное нанесло ему чудовищный удар копытом по голове, раскроив череп.

Паньолос, особенно те, кто был в группе Кимо Пакеле, решили между собой, что Кейну кто-то помог угодить в кровавую западню.

Как это он один отправился в джунгли? Кто-то же заманил его в это гиблое место?

И почему никто не знал о причине его отлучки?

Почему он, всегда такой заботливый и обязательный, никому не сказал, куда и к кому едет?

Да, слишком много вопросов задавали любопытные люди.

А тут еще многие припомнили ветку охия лехуа, сорванную Джулией, невесткой Джекоба Кейна в день ее приезда…

Сбылось пророчество. Кровь пролилась.

Слухи ползли по острову, обрастая зловещими подробностями, предсказаниями и предположениями, выдаваемыми за реальность.