Текст книги "Украденный миг"
Автор книги: Пенелопа Нери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 30
Гидеон стоял на палубе «Килауела», парохода, постоянно курсировавшего между островом и Гонолулу.
Палуба была завалена тюками, кокосовыми орехами, громоздкими мексиканскими седлами, рулонами циновок и тканей, заставлена клетками с домашней птицей, калебасами, наполненными сидром. Среди всего этого добра сновали ребятишки. Пассажиры третьего класса сидели на палубе, смеялись, переговаривались, играли в кости… Но Гидеон не замечал всей этой суеты. Вокруг него словно образовалось мертвое пространство, куда не проникал ни один посторонний звук.
Уже шесть часов провели они в пути. И пройдет еще четыре с лишним дня, прежде чем они окажутся на месте. Они будут отпевать отца в церкви Кавайахао, соберутся все друзья и родные Джекоба Кейна… Сам король со всем семейством обещал прибыть, чтобы достойно проводить одного из известнейших граждан своей страны.
Однако не предстоящая церемония, длительная и тяжелая, занимала сейчас Гидеона. Он думал об обстоятельствах смерти отца, таких странных и диких, что мороз пробегал по коже при мысли о том, как это все было.
Гидеон чувствовал себя бесконечно усталым, он почти не ел и не спал, особенно в последние дни, но сознание его работало четко и напряженно.
Природная интуиция, так выручавшая Гидеона во время войны, когда он неизменно первым угадывал опасность, вела его по верному, хотя и петлявшему пути. Сопоставляя незначительные на первый взгляд мелочи, он медленно, но верно приближался к разгадке тайны. Несколько невыясненных вопросов особенно мучили его.
Кто видел отца последним?
Кто говорил с ним?
Почему он никому не сказал, куда направляется?
Поведение отца не укладывалось ни в какие привычные рамки. Во всем, что касалось его исчезновения, виден был некий расчет, тщательно спланированный и ловко исполненный злодейский умысел. Не зря паньолос упорно стоят на том, что кто-то выманил Кейна из дома и направил его к западне.
То, что яма возле святилища была вырыта недавно и не просто на дикого зверя, а на человека, стало ясно уже тогда, когда ее отыскали: слишком тщательно она была замаскирована, и лианы, прикрывавшие яму, были совсем еще свежими.
Только ли Джекобу Кейну предназначалась эта ловушка?
Возможно, неизвестный убийца хотел таким образом свести счеты не только с ним, но и с его близкими?
Тогда он не остановится: вполне вероятно, что теперь в западню должен попасться кто-то еще из семьи Кейнов.
Если отец действительно убит, то убийца его был дьявольски жесток и беспощаден. Достаточно вспомнить, как выглядели изуродованные туши забитых камнями бычков. Ужасное зрелище! Пожалуй, тут можно говорить не только о жестокости. Что, если Джекоб Кейн встретился с опасным и хитрым маньяком? Может быть, тут замешана кровная месть? Вполне можно предположить, что негодяй был знаком с отцом или с кем-нибудь из домашних…
Гидеон всем нутром ощущал нависшую над ним и его семьей беду. Недоброе предчувствие не давало ему покоя. Дома остались лишь женщины и дети. Их некому защитить. Сейчас самый удобный момент для того, чтобы осуществить любой, самый чудовищный план…
Гидеон распустил галстук, душивший его. Рука коснулась шнурка, на котором висел талисман, подаренный ему Эммой семь лет назад. Он никогда не расставался с этим рыболовным крючком, искусно вырезанным из желтой кости жреца – деда Эммы. По туземным поверьям, такой талисман, переходящий из рода в род, должен был предупреждать о несчастье. Гидеон почувствовал, как маленький кусочек кости жжет ему грудь.
Ему показалось, что он слышит далекий женский голос, молящий о помощи.
Боже мой! Эмма! Это она зовет его!..
Зеленый берег был всего в нескольких милях от него. Возможно, это последний шанс. Надо успеть на обратный пароход и немедленно вернуться на ранчо.
Гидеон принял решение пересесть в лодку и самому добраться до пристани Лахайна. Пусть отпевание совершится без него. Мертвые могут подождать, когда живые нуждаются в помощи. «Прости меня, Макуа Кейн, – мысленно молил он отца, – ведь ты сам поступил бы точно так же, ты сам учил меня быть мужчиной и отвечать за тех, кто доверился мне».
Он знал, что его никто не поймет – ни мать, ни родные. Но иного выхода у него не было.
Твердым шагом Гидеон направился в каюту матери.
Лахайна, небольшая тихая деревушка, расположенная вблизи развалин старинного форта, основанного первыми миссионерами-конгрегационалистами, – от которого сохранилась лишь церковь с высоким острым шпилем, жарилась под лучами полуденного тропического солнца.
Все будто вымерло. Даже в самом обычно людном месте, на площади возле школы, не было ни души. Даже бродячие собаки, и те попрятались в тень.
Когда Гидеон и Кимо сошли с каноэ, доставившего их на пристань Лахайна, обратный пароход уже ушел.
– Мне очень жаль, сэр, но «Хоку» отвалил с полчаса назад, – объяснил молоденький служащий пароходства, некто Брукс, предварительно высказав Гидеону искренние соболезнования по поводу смерти Джекоба Кейна.
– Дьявол! Когда будет следующий рейс?
– Через неделю, сэр. Да и то, это будет старая развалина, угольная барка. Она едва тащится… и места там, по правде сказать, маловато. Боюсь, они не возьмут пассажиров. Но вы можете добраться до острова на каноэ… Его можно нанять, сэр.
Довольный собственной находчивостью, Брукс важно и многозначительно поднял брови.
– Ты смышленый парень, Брукс! Помоги нам найти его и назови цену.
– Нам нужны еще и гребцы. Одни мы не управимся, Моо, – напомнил Кимо Пакеле.
– Да-да, Брукс, скажите им, что мы хорошо заплатим. – Гидеон достал из бумажника пачку банкнот. – Пожалуйста, вот доллары, хотите, можем рассчитаться испанскими реалами. Заплатим, сколько запросят, только скорее! Передайте им, что сыну Макуа Джекоба и миссис Мириам нужна их помощь, скажите, что он пропадет без нее!
Вскоре с полдюжины гребцов-туземцев были в распоряжении Гидеона.
– Уж вы постарайтесь, ребята! Мистеру Гидеону нужна ваша помощь! Большая беда пришла в его дом! Пошевеливайтесь, дети мои!
Дядя Кимо закатал рукава рубашки и сам взялся за тяжелые весла.
Каноэ легко и стремительно заскользило вслед давно ушедшему пароходу «Хоку».
– Махеалани Джордан! Будет лучше, если ты выйдешь сейчас же! Я отлично знаю, где ты спряталась, негодница! Стыд какой, выходи немедленно, ведь ты обещала больше никогда не играть со мной в прятки…
Эмма сбилась с ног, разыскивая Махеалани по всей долине.
Хитрая девчонка не отзывалась. Верно, сидит где-нибудь в укромном местечке и смеется, глядя на то, как она бегает и зовет ее.
Господи, куда же она подевалась, безобразница? Она давным-давно должна была быть дома, ведь Эмма обещала начать учить ее танцу хула и малышка так радовалась этому…
Дождь, сперва моросящий, припустил сильнее. Эмма шла, подоткнув юбки, по колено в мокрой траве, заглядывая под каждый кустик. Погода портилась. Ветер дул все сильней, собирая тучи…
Какой-то высокий курчавый островитянин в одной набедренной повязке и с тяжелым мешком на плечах окликнул ее:
– Привет, сестренка! Куда торопишься? Смотри-ка, шторм приближается. Тучи идут в нашу сторону, как бы наводнение не началось…
Это был муж кузины Анелы.
– Здравствуй, Канекоа! Ты не встречал тут мою Махеалани?
Но тот, не слыша ее, уже спешил прочь, согнувшись под своей ношей.
Страшный тропический шторм вот-вот готов был обрушиться на Гавайи.
Еще вчера, когда они покидали ранчо, откуда Эмма решила уйти домой, чтобы не встречаться больше с Джулией, закатное небо предвещало бурю. Всю ночь мелкий дождь стучал по ветхой крыше, не давая отдохнуть и забыться сном.
Где же Махеалани? Наверняка промокла до нитки, простыла…
– Махеалани, где ты? Если ты сейчас же не выйдешь, я тебя…
Эмма в ужасе осеклась.
Возле мангового дерева стоял Джордан. Он держал испуганную, зареванную Махеалани, запустив пятерню в ее густые, курчавые волосы.
– Она нужна тебе, любовь моя? – усмехнулся он.
– Отпусти ее, Джек, немедленно! Ты делаешь ей больно, негодяй!
Эмма бросилась на него с кулаками, но он сильно толкнул ее в грудь, так, что она упала в мокрую траву.
– Это только начало, дочка! Дальше будет еще интересней. Мы должны немного прогуляться втроем, детка. И не сопротивляйся, не ори, а то будет хуже! – Джек подмигнул ей: – Давай, давай, поднимайся, Эмм!
– Оставь ее… Забирай меня, а ее оставь!
– Нет, Эмми, дорогая, так дело не делается. Вы обе нужны мне. Ты и вот эта крошка, благослови Господь ее маленькое сердечко! Вы обе – мой пропуск с этих проклятых островов…
К дереву были привязаны лошадь и мул, явно краденые, как подумала Эмма.
– Вы можете взять эту лошадку. А я уж и мулом обойдусь как-нибудь… Давай, Эмми, пошевеливайся, успокой девчонку и садись!
Джек передал ей Махеалани, подсадил их в высокое мексиканское седло, обмотав поводья вокруг шеи лошади.
– Так ты не сможешь убежать от меня. Лучше и не пытайся бежать, это я верно тебе говорю.
Эмма согласно кивнула. С той минуты, как Джеки Джордан отпустил малышку, она решила подчиняться ему до тех пор, пока ей не станет ясно, что он задумал. Она слишком хорошо его знала: в таком лихорадочном состоянии он был способен на все, что угодно.
Жизнь Махеалани сейчас зависела только от нее. Страх за ребенка придал ей решимости. Она последовала за Джорданом, направившим своего мула вниз по размытой тропе, круто спускавшейся к речушке, протекавшей через долину.
Лошадь испуганно ржала, оскальзываясь на каждом шагу. Эмма изо всех сил прижимала к себе Махеалани, больше всего боясь, что лошадь может оступиться и упасть, запутавшись в поводьях. Наконец-то они преодолели кошмарный спуск и вошли в русло реки.
Вода поднялась и словно кипела под мощными струями ливня; река вышла из берегов и неслась мутным, ничем не сдерживаемым потоком. Лошадь шла, утопая по грудь, стремительное течение сносило ее вбок, временами она теряла опору под ногами.
Эмма и Махеалани скорчились в седле, уцепившись за гриву лошади.
Сквозь непрерывный шум дождя едва пробивался рев разбушевавшегося океана.
Сплошная слепая серая пелена едва позволяла видеть скалы, заросшие ползучими лианами, свисавшими вниз, точно щупальца гигантских осьминогов. Они больно хлестали по лицу. Вниз сыпались мелкие острые камешки; огромные валуны, подмытые водой, готовые сорваться, нависали над путниками.
Джек Джордан выбрал опасный путь: Эмма уже не верила в то, что они смогут выбраться отсюда, и мысленно произносила слова молитвы.
Словно услышав ее, Джек обернулся.
– Что, поджилки трясутся, дочка? Ничего, пока ты со мной – не пропадешь! – прокричал он осипшим, сорванным голосом.
Вода все прибывала. Лошадь, отфыркиваясь, почти плыла вслед за мулом Джордана.
Когда Эмма поняла, куда направляется Джек, ее затошнило от страха.
Он вел их на высокий, неприступный, почти отвесный мыс: даже в ясную погоду вершина его скрывалась за облаками. Эмма, раньше не боявшаяся высоты и смело взбиравшаяся на любые кручи во время горных прогулок верхом, никогда не рискнула бы штурмовать этот скалистый утес.
Боже, Джек обезумел! Лезть туда сейчас, когда камни скользки, как лед, когда в любой миг можно сорваться и полететь в пропасть? Один неверный шаг, одно неосторожное движение, любая выбоина или камешек под копытами коня – и они разобьются.
Внезапно до Эммы дошло: так вот почему Джордан уступил им лошадь, а себе взял мула! На этом пути легкий мул, уверенно и часто переступавший маленькими острыми копытцами, был куда надежней громоздкой и неуклюжей лошади. Каким коварным был его расчет, сколько подлости было в этом жестоком, изворотливом мерзавце! Нет, она должна быть все время на стороже!
– Калейлани, мне страшно! – прошептала Махеалани.
– Ничего, солнышко, я позабочусь о тебе. – Эмма постаралась, чтобы ее голос звучал как можно уверенней.
На самом деле никакой уверенности у нее не было: впервые она оказалась в такой переделке. Эмма боялась не столько опасностей пути, сколько Джека Джордана. Никогда он не был таким, как сейчас. Он был похож на бешеного пса: волосы сбились в серый колтун, глаза горели диким красным огнем, желтая пена запеклась в углах почерневших губ.
– Калейлани, этот человек и вправду мой папа?
– Нет, детка. Этот человек никогда не был твоим отцом. В тебе нет его крови. Твой папа, Махеалани, хороший, смелый и добрый. Он совсем непохож на Джека Джордана.
– Но все говорят, что мой папа – каторжник. Пикале и Камуэла говорили мне, что он сбежал из тюрьмы и его разыскивает шериф.
– Мало ли, что они говорили. Кому ты больше веришь, мне или им.
– Тебе.
– Тогда запомни: Джек Джордан – чужой тебе, совсем чужой.
– А тогда… кто же мой папа, Калейлани?
В конце концов Махеалани должна была когда-нибудь задать этот вопрос. Так почему бы не сказать девочке, кто ее настоящий отец? Сказать сейчас, когда смерть может настигнуть их в каждую следующую секунду…
Из минутной задумчивости Эмму вывел крик Джордана:
– Да пни ты свою клячу посильней! Выбирайся на берег, да поживее!
Фигура Джека стала почти невидимой в сгущающихся сумерках. «Джордан сошел с ума! Он ведет нас на верную гибель! Гидеон, где же ты? Помоги! Помоги нам, Гидеон!»
– Что, страшновато, Эмм? – Джек внезапно оказался рядом. Она взглянула в его безумное лицо. Он смеялся, ощерив желтые клыки.
– Ты свихнулся, Джордан! Шторм усиливается, ветер сбросит нас с этих отвесных скал! Даже муха не удержится на этих камнях…
Он расхохотался, откинув голову назад. С его седых волос ручьями стекала вода.
И тогда страшная догадка обожгла Эмму. Точно молния вспыхнула и осветила все до мельчайших подробностей. Шляпа! Шляпа с фазаньими перьями! Вот он, знак, поданный из Царства Смерти!
Мириам говорила, что Джекоб Кейн, явившийся ей во сне, держал в руках старую шляпу с фазаньими перьями. Это была шляпа Джека, та самая, которую нашли в западне. Паньолос решили, что она принадлежала погибшему, но Джекоб Кейн никогда не носил никаких головных уборов. Как она могла забыть об этом?
Все встало на свои места. Джек Джордан заманил Кейна в ловушку и убил его. Но почему Кейн решил встретиться с этим подонком? Разве могло их что-то связывать? Этого она пока не могла понять.
Джек Джордан злорадно хихикнул. Ему приятен был неподдельный ужас, с которым Эмма смотрела на него. Наконец-то девчонка поняла, что с ним надо считаться, наконец-то он держит эту гордячку в руках. Ничего, она еще и не то узнает… Ух, как она будет валяться у него в ногах, когда он как следует возьмется за ее обожаемую Махеалани!
– Что, гусенок? Трусишь? То-то! Не дрейфь, я знаю, что делаю. Давай-ка мне сюда это отродье и продолжим нашу прогулку.
– Не надо, Лани, я боюсь его! – Махеалани цеплялась ручонками за шею Эммы.
– Прекрати!
Девочка покорно умолкла и разжала пальчики.
– Не плачь, Махеалани! Тебе нечего бояться, пока я с тобой. Послушай, помнишь, как мы съезжали с крутого холма в Лаупахоехое, а потом снова взбирались на него? Помнишь, как было весело? Вот и сейчас то же самое… Мы поднимемся вверх из долины по этому склону и все… Ты должна только крепче держаться за луку седла и не дергать мула за гривку, чтобы он не споткнулся. Поняла? Все будет только хорошо или прекрасно. – Эмма передала успокоившуюся девочку Джордану.
Ветер завывал все громче, точно огромное раненое чудовище стонало от боли, пытаясь выбраться из тесного ущелья. Небо было изжелта-черным. Шторм разгулялся вовсю. Листья и обломки сучьев летели по воздуху. Стволы деревьев, вырванных с корнем, валились вниз, перегораживая русло реки.
Глава 31
Каноэ догнало пароход уже в открытых водах.
«Хоку» застопорил ход, когда легкое суденышко поравнялось с ним и мужской голос окликнул капитана, прося принять двух пассажиров. Капитан велел спустить трап, и Гидеон с Кимо Пакеле поднялись на борт парохода. Гребцы отсалютовали им на прощание веслами и, довольные полученной изрядной суммой, повернули в обратный путь к Лахайне.
Было уже совсем темно, когда пароход «Хоку» причалил к пристани Кавайихе.
Холодный дождь встретил их на Большом острове. Штилевой покой предыдущего солнечного дня сменился штормовыми порывами ветра. Небо закрылось желто-черными тучами. Листья пальм мотались и хлопали, точно мокрое белье, развешанное на веревках. Ледяная сырость мгновенно пропитала одежду.
Гидеон и Кимо Пакеле быстрым шагом направились к чайной китайца А Во. Нужно было обсушиться и хоть немного отдохнуть перед дальней дорогой.
Им везло.
Под навесом чайной они увидели своих паньолос во главе с доном Филиппом. Ребята мирно покуривали черные кубинские сигары и попивали сидр, обсуждая планы на завтра: им предстояла погрузка скота, пригнанного с пастбищ. Погрузка в такую погоду обещала быть нелегкой, так что паньолос могли позволить себе немного расслабиться в ожидании плотного ужина из жареной свинины, овощного рагу, вареного арахиса и капельки, всего только капельки, ананасного самогона. Паньолос Алика тихо бренчал на укулеле, мурлыча какой-то незатейливый мотивчик, лошади мирно похрустывали овсом, щедро насыпанным в торбы… Боже, каким родным показалось все это Гидеону!..
– Ого! Поглядите-ка, братцы! Босс! Сеньор Кейн! Сеньор Кимо! Какими судьбами?
Паньолос тесной толпой окружили Гидеона и Кимо Пакеле, похлопывая их по плечам, наперебой предлагая стаканчики с сидром и сигары. Кто-то набросил на плечи Гидеона теплое сухое пончо, кто-то стаскивал с него промокшие сапоги…
– Спокойно, мальчики! Ребята, сейчас не до отдыха! Нам срочно нужны лошади и пара дождевиков. Скорее!
Паньолос не нуждались в долгих объяснениях. Это были настоящие друзья, умевшие все понимать с полуслова.
– Возьмите мой плащ!
– Мои лошади ждут вас, дон Гидеон!
– Дядюшка Кимо! Вы хотите ехать прямо сейчас, на ночь глядя, в такую непогоду… Что произошло? Мы же думали, что вы сейчас вместе со всеми на борту «Килауела» и уже подходите к Гонолулу… – Филипп, спрятав в карман сигару, которую еще не успел раскурить, подошел к Кимо Пакеле.
– Сказать по правде, я и сам еще ничего не знаю. Тут что-то вроде кошачьего инстинкта, понимаешь, Филипп… У здешних гадалок есть такая пословица: «Кошки предсказывают бурю тогда, когда небо еще ясно». Этому трудно поверить, но, боюсь, что предчувствие не обманывает ни мистера Гидеона, ни меня. Кажется, в доме что-то случилось, какая-то беда. Пошли кого-нибудь в Хило за шерифом Пако, дружок! Он нужен сейчас же, немедленно. Пусть он отправляется следом за нами на ранчо. Скажи ему, пусть он едет так быстро, как только сможет…
Филипп изменился в лице. Это было заметно даже в слабом свете масляной лампы, стоявшей на перилах веранды. Сбивчивое объяснение Кимо Пакеле ничуть не удивило его. Испанец по крови, он свято верил в предчувствия.
– Я поеду с вами, сеньор Гидеон!
Гидеон согласно кивнул:
– Спасибо, Филипп. Твоя помощь мне сейчас нужна больше, чем когда-либо. Седлай лошадей, амиго, а обо всем остальном мы поговорим в дороге.
Они провели в седле всю ночь, лишь однажды остановившись для краткой получасовой передышки в хижине пожилого гавайца. Раскаты грома, вспышки молний сопровождали их, но все же, опередив шторм, сереньким тусклым утром они уже подъезжали к ранчо.
Издали слышно было мычание коров.
– Слушайте! – приказал Пакеле.
Все остановились. Нетерпеливое, жалобное мычание доносилось с огороженного пастбища неподалеку от дома.
– Они не доены, понимаете?
Гидеон мгновенно понял, что встревожило Кимо:
– Возможно, их не успели подоить из-за шторма?
Кимо неопределенно пожал плечами:
– Возможно.
Глаза их понимающе встретились. Такого еще не случалось: каждый Божий день на закате и на рассвете добросовестные служанки Пуани, Айрин и Мапуана непременно, что бы ни случилось, выдаивали коров. Вечернее и утреннее молоко частью отправлялось в деревню, частью шло на местную сыроварню. Порядок был строг и исполнялся неукоснительно. Сейчас невыдоенные коровы ревели так настойчиво и страдальчески, что мурашки бежали по спине.
– Есть только один способ понять, в чем тут дело. – Филипп пришпорил своего жеребца, пустив его в галоп.
Гидеон и Кимо тоже подхлестнули своих скакунов.
Сердце Гидеона буквально выскакивало из груди от бешеной гонки и нетерпения, когда они наконец оказались на холме возле усадьбы. Гидеон осмотрелся. Двор был совершенно пустынен.
Гидеон подскакал к маслобойне, объехал хозяйственные постройки.
Кузница, столярка, амбары – везде ни души. Все будто вымерло. Что за черт! Куда же все подевались?
– Смотрите! Смотрите сюда, сеньор!
Гидеон резко обернулся в направлении, указанном Филиппом.
Джулия верхом на огромном гнедом мерине перелетела через ограду за кухней и пустилась вскачь по полю…
Она – в ее положении – берет такие препятствия! О чем она думает, Господи! Куда это она летит очертя голову?
Гидеон развернул своего резвого жеребца и понесся наперерез жене.
Джулия держалась в седле, орудуя хлыстом и поводом не хуже жокея с ипподрома Капиолани, не щадя мерина-великана, отвыкшего от таких скачек. На ней вместо амазонки был мужской дорожный костюм его отца; две туго набитые сумки тяжело бились о толстые, крутые бока мерина.
– Джулия! Возвращайся назад, немедленно!
То ли ветер отнес его крик в сторону, то ли она сделала вид, что не слышит его…
Ему удалось поравняться с ней только на вершине холма.
На полном скаку Гидеон перелетел со своего коня на широкий круп взмыленного мерина и, резко рванув Джулию за пояс кожаной куртки, сдернул ее с седла.
Они покатились по мокрой траве.
Джулия вырывалась из его рук, бешено извиваясь и шипя.
– Довольно! Если ты еще разок дернешься, я забуду о том, что воспитан джентльменом!
– Оставь меня! Отпусти! Тебе нужен Джеки, а не я! Ты только зря теряешь время! Ты же и так все знаешь, Гидеон, Томас все рассказал тебе, он связался с Аланом Пинкертоном…
– Заткнись!
Он поднялся на ноги, не выпуская ее запястья.
Джулия испуганно посмотрела на него. Гидеон всегда говорил с ней спокойно, не повышая голоса. Сейчас он так рявкнул, что у нее засосало под ложечкой от страха.
– Гидеон, – захныкала она, – прошу тебя, отпусти… Мне больно!
– Едем домой. Там разберемся во всем.
Поручив Джулию заботам Филиппа, который бережно вел ее под руку, не спуская с нее глаз и придерживая левой рукой пистолетную кобуру, висевшую на ремне, Гидеон устало шел к дому. Джулия что-то сказала о Томасе.
Что Томас мог рассказать ему и когда?
Он не виделся с ним со дня отъезда из Гонолулу…
И при чем тут Пинкертон? Гидеон слышал о нем всего один раз в жизни, еще до женитьбы на Джулии, когда дядя Шелдон хотел навести справки о прошлом его невесты в знаменитом национальном агентстве Алана Пинкертона. Он еще чуть не разругался тогда со всеми: ему казалось, что это идет вразрез с его принципами… Значит, дядя все-таки настоял на своем, а услужливый Томас переслал на ранчо отчет об этом семейном расследовании… Результаты, должно быть, ошеломляющие. Что бы там ни было, он должен заставить Джулию признаться во всем, что ей известно. Пусть она думает, что он знает все. Пусть она лжет и выкручивается – он будет терпелив и докопается до истины, чего бы это ни стоило.
Гидеон сидел за письменным столом, вертя в руках конверт с отчетом национального агентства.
Джулия была сломлена и сама спешила выложить все до последнего. Захлебываясь слезами, теперь уже непритворными, вздрагивая при каждом движении Гидеона, словно ожидая пощечины, она начала рассказ:
– Я не вдова Дэвида Леннокса, Гидеон. Я обманула тебя. И никогда не была вдовой Дэвида. Я встретилась с Дэви Ленноксом в Балтиморе во время войны. Он держал небольшую труппу в кафешантане и дела его шли неплохо. Сам знаешь, во время войны люди развлекаются охотнее и платят щедрее, чем в мирные времена.
Я работала на Леннокса, пела, танцевала, развлекала клиентов, как все девушки, но мне крупно подфартило, и он, что называется, на меня клюнул.
Джулия понемногу успокаивалась.
– Я была здоровой, смазливой, глупой провинциалкой: ничего не знала и не умела. А Дэви был такой шикарный, щедрый, одевался как джентльмен и имел свое дело. Он обещал, что всему меня научит: как держаться и как говорить, как леди – и что у нас все будет красиво – и не на сцене, а по-настоящему, в жизни. Я поверила ему. – Джулия пожала плечами. – А почему бы и нет… Он мне все рассказал о своих родных: и что у него мама из Бостона, и что в Мэриленде она вышла замуж за человека по имени Леннокс, и что одну из его кузин зовут Софи, и она замужем за американцем Шелдоном Кейном, а у Шелдона, видите ли, сахарные плантации на Гавайях. И я вообразила, что Дэви тоже богат… и все такое. В последний год войны я вышла за него замуж!
– И что же?
– Когда южан разгромили, Дэви напился в стельку. Муж все до единого цента поставил на конфедератов, но раз их разбили, то он и потерял все до единого цента. Дэвид ходил по кабакам, пил и всем говорил, что он нищий. У меня остались всякие безделушки, довольно ценные, которые он дарил мне. Он стал меня просить, чтобы я отдала ему эти вещи. Или продала. А с какой стати? Я поняла, что он ненадежный, конченый человек, собрала все, что было ценного, взяла то, что было отложено на черный день, и ушла тайком. Сбежала. Да, Гидеон, я обворовала Дэви, своего мужа, и сбежала от него – ваш Пинкертон не ошибся.
– Так Дэвид Леннокс не умер? И ваш брак… Ты еще считаешься его женой? Что с ним сейчас? – Гидеон не верил своим ушам. Итак, его брак с Джулией недействителен! Они с Эммой смогут обвенчаться!
Джулия недоумевающе посмотрела на него:
– Какого черта! Откуда мне знать, что с ним теперь? По крайней мере когда я уходила от него, он был живехонек и здоровехонек! Но ты должен торопиться, Гидеон…
Гидеон не слушал ее. Он словно оглох от счастья. Благодарение Богу! Он избавил его от этой женщины.
– Гидеон! Если ты хочешь догнать Джека, ты должен поторопиться!
– Джека? Почему я должен его догонять? Он что, украл что-нибудь?
– Но ты же не дал мне объяснить. Ты сначала стащил меня с коня, потом крикнул «заткнись!», а теперь сидишь тут и допрашиваешь меня, словно ты – местный шериф! Я говорю, что ты должен, должен найти Джека Джордана, иначе будет поздно!
– Зачем? Почему ты все время толкуешь мне о Джеке Джордане?
– Да потому, что он увез их с собой, Гидеон! Он хочет убраться с острова, а чтобы его не могли схватить, взял с собой заложницу, твою островитянку.
– Заложницу? Ты… ты говоришь об Эмме?
– Да, да, да! Джек убил твоего отца. Он ясно дал мне это понять. Теперь он хочет смыться отсюда! Он взял ее в заложницы, чтобы полиция не смогла его арестовать! Ну! Гидеон! Ты же знаешь, что это такое! Он может убить ее здесь или увезти с собой… если ты не поторопишься!
– Вот как? Почему я должен верить тебе? А если это новая хитрость? Ты отправишь меня в погоню за Джорданом, а сама тем временем… Что же мне делать с тобой, моя дорогая жена?
Она поняла его.
– В глубине души, Гидеон, я надеялась, что ты… отпустишь меня. Поверь мне, я уже не желаю зла ни тебе, ни Эмме, клянусь. Ты должен поверить мне! Я никогда не хотела смерти твоего отца. Джекоб Кейн был единственным человеком, который любил меня в этом доме. Я ведь только хотела получить с вас немного денег и все. Джордан поклялся мне, что, как только получит выкуп, отпустит Джекоба, не причинив ему никакого вреда. Он обещал мне, что мы получим деньги и уедем в Америку, начнем там новую жизнь. И я помогла ему…
– Что? В чем же ты помогла ему, Джулия? – Голос Гидеона был ровным и бесцветным.
– Я выбрала время, когда мы были только вдвоем, и сказала Джекобу, что у тебя есть любовница, что ты изменяешь мне. Я сказала ему, что ты поехал не в клинику, а к развалинам древнего капища – на свидание. Я просила его поговорить с тобой и запретить тебе разрушать семью Он пообещал мне, что сейчас же сам разберется во всем этом, и уехал… Исчез навсегда… Но ведь я не хотела этого!
– Ты послала его на смерть, Джулия!
– Да…
– И ты могла надеяться на прощение?
– Гидеон, не смотри на меня так, умоляю! Я знаю, знаю, что одна и все ненавидят меня! Ты можешь убить меня – и никто не пожалеет обо мне! Но ты должен меня пожалеть! Отпусти меня, Гидеон!
– Шериф из Хило сейчас будет здесь! Пако был другом моего отца, они охотились вместе, когда отец пропал, шериф несколько суток искал его по всему острову… Пусть он пожалеет тебя!
– Шериф? – У Джулии зуб на зуб не попадал от страха. – Гидеон, не позволяй ему забирать меня в тюрьму… Я боюсь тюрьмы… Я убью себя там!
– Поздно, Джулия! Пусть закон решит, что делать с тобой. Думаю, что тебя ждет петля, а не тюремная камера! Кимо!
– Да, сэр!
– Убери от меня эту женщину! Я не могу поручиться за себя…
– Не трогайте меня! Уберите руки! Гидеон! Гидеон, еще одно слово! Выслушай меня, умоляю! Пусть меня ждет петля, но я хочу, чтобы ты знал еще одну вещь… Может быть, после этого ты станешь добрее ко мне…
– Кимо, уведи ее, я не владею собой, я ударю ее!
– Джеки взял с собой не одну Эмму! Он похитил и Махеалани! Девочку, Гидеон!
– Сестру Эммы?
– Нет, Гидеон, нет! Не сестру. Ее дочь.
– Что ты говоришь? Ты сошла с ума, у Эммы нет никакой дочери, у нее есть младшая сестренка Махеалани, дочь ее матери Малии и ее отца, каторжника Джека Джордана…
– Нет, Гидеон. Это дочь Эммы Калейлани и твоя дочь, Гидеон Кейн! Что же ты так побледнел, Гидеон? Ты ведь так мечтал о ребенке…
– Ты лжешь! Лжешь, потому что хочешь отомстить мне…
– Я достаточно долго и близко смотрела в ее глаза и скажу без тени сомнения: это твоя родная дочь, Гидеон, твоя кровь и плоть. Женщину трудно обмануть, особенно если она ревнива, как я, Гидеон. – Джулия не выдержала и сорвалась на крик. – Так что же ты стоишь и болтаешь тут, как баба у колодца? Ты отец! Спаси ее! Или ты хочешь, чтобы Джек Джордан поступил с ней так же, как и с другими?.. Он же маньяк! Он был на каторге из-за этого. Когда-то он хотел изнасиловать Эмму! Теперь он изнасилует твою дочь! Ему ничто не помешает теперь! Спаси их, Гидеон!
Волна ужаса захлестнула его. Он наконец поверил ей.
Какой бы ни была, но она все-таки оставалась женщиной, для которой любой ребенок дороже всего на свете.
– Где они сейчас, как ты думаешь, Джулия?
Гидеон произнес это медленно и тихо, как бы с трудом пробуждаясь от сна.
– Он не сказал мне, каким путем поедет на Кавайихе, но Эмму и Махеалани он, должно быть, подстерег у них дома…
Отсюда до Вайкалани было добрых два часа езды.
– Кимо! Лошадей! Я должен спешить!
– Лошади готовы, Моо! Но как я должен поступить с этой женщиной.
– Оставь ее. Проводи в спальню и приставь к ней кого-нибудь из прислуги до приезда шерифа. Распорядись, чтобы ей дали все, что она попросит, – еду, питье… Все, кроме ножа и веревки. Не запирайте ее. Она все равно не сможет сбежать с острова. Ей некуда деться. Ступай к себе, Джулия, и молись, чтобы с Эммой и девочкой ничего страшного не случилось! От этого зависит твоя жизнь. Подожди!
