Текст книги "Украденный миг"

Автор книги: Пенелопа Нери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Джулия нахмурилась, прикрывая глаза ладонью. Она всматривалась в расстилавшуюся перед ней широкую равнину. Никого, кроме этих проклятых длинноногих и скачущих верхом паньолос. Редкие деревца. Кустики мескита… Если внимательно присмотреться, впереди изумрудный ковер травы сливался с лазурью океанской воды, смыкающейся на далеком горизонте с небом. Чем не степь ее любимого Балтимора, только вместо Атлантического о берег плещется Тихий океан.

– Ох, и далеко же я забралась в поисках удачи… – вслух произнесла Джулия, подставляя ветру разгоряченное лицо.

Как ей осточертели здешние места! Скучные равнины, горы, вечно окутанные серыми облаками, непроходимые заросли каких-то колючек, и ни души вокруг, только вечно торчащие на горизонте фигурки паньолос, пасущих бесконечные стада этих длиннорогих, страшных быков…

Нет, ее любимый Балтимор – совершенно другой. Там так весело, легко… Впрочем, разница на самом деле не так уж велика.

Океан – везде океан, Тихий он или Атлантический, все равно…

Прошел месяц с тех пор, как она объявила Гидеону о своей беременности. Она блистательно справлялась с ролью будущей матери, которая день и ночь только о том и думает, чтобы как-нибудь угодить своему дорогому муженьку. Ах, он так устает, бедняжка! Он столько работает! Она так мечтает побыть рядом с ним хоть часочек. Ах, ах, ах! Все шло как по маслу.

Наутро после скандала (старики, слава Богу, о нем ничего не узнали), во время завтрака, Джекоб Кейн намекнул ей, что Гидеону пора возвращаться на пастбища. Она отбросила салфетку и, закрыв руками лицо, выбежала из комнаты.

Через несколько минут Мириам Кейн постучалась в дверь ее спальни.

– Джулия, я хочу поговорить с тобой, помочь… Тебе надо излить душу, я все понимаю. Не суди Гидеона слишком строго. Мужчины ничего не смыслят в нашей жизни. У них всегда дела и совсем не остается времени на нас, женщин. Ты должна думать о своем ребенке, а Гидеон должен позаботиться о счастливом будущем своей семьи. Он еще не понимает ни тебя, ни себя, он так молод. Он, возможно, думает, что мешает тебе сейчас. Вот он и рвется на пастбища… А уж как он там соскучится по тебе! Да он просто задушит тебя в объятиях, когда вернется! Вытри глазки – и пойдем, скажем дедушке Кейну о том, какая радость ждет нас всех!

Джулия кивнула, вытирая слезы.

– Помни, деточка, ты теперь должна беречь себя и есть за двоих… Посмотри, какой денек! Ты любишь кататься верхом? Вот и отлично. Мы найдем для тебя самую смирную лошадку – и ты будешь кататься каждый день. Тебе нужно гулять, много гулять… Только будь осторожна! А я составлю тебе компанию, – ворковала Мириам, обняв невестку за талию и бережно ведя ее вниз по лестнице в столовую, где дожидался их обеспокоенный Джекоб Кейн.

Почти каждое утро Мириам сопровождала Джулию на прогулках.

Она оберегала ее, развлекала, была ее гидом.

Сколько островных легенд, сколько сказок рассказала она своей невестке за это время!

Джулии нравились эти прогулки: сказки, рассказанные Мириам, переносили Джулию в мир детства.

Как бы ни было трудно и голодно, ее мать никогда не забывала о том, что детям нужны сказки по вечерам у камина и подарки к Рождеству.

Мириам изо всех сил старалась, чтобы Джулия не скучала. Они бывали на диких пляжах, осмотрели все уютные бухточки, жгли костры, лакомились плодами диких гуав и вареными креветками, приправленными кристалликами каменной соли, подолгу лежали на траве, бездумно уставясь в синее небо…

И все-таки их тяготило общество друг друга. В их отношениях не было искреннего дружелюбия. Мириам по-прежнему не доверяла невестке.

Вот почему, когда Мириам пришлось вернуться к делам, Джулия нисколько не огорчилась. Напротив, она обрадовалась возможности совершать прогулки, необходимые ей для здоровья, как она говорила, в полном одиночестве. Ей была предоставлена полная свобода.

Она рыскала по окрестностям, мечтая как-нибудь застукать Гидеона наедине с его островитянкой. Вот бы разыскать место их тайных встреч…

Вот и сегодня, увлеченная слежкой за Гидеоном Кейном, она удалялась все дальше от ранчо.

Она никогда ничего не боялась и превосходно держалась в седле. Но с некоторых пор Джулия стала замечать, что кто-то следит за ней во время прогулок. И смутное беспокойство прокралось в ее душу. Может быть, Гидеон приставил к ней своего соглядатая?

Вот и сейчас…

* * *

Резко обернувшись, она заметила невдалеке человека в широкополой шляпе с пучком грязных, обшарпанных перьев, в которых с трудом можно было опознать некогда роскошный наряд золотистого фазана…

Ее преследователь понял, что обнаружен, и тут же скрылся за пригорком.

– Ну уж, нет, мистер, теперь-то я узнаю, кто вы такой!

Джулия пришпорила лошадь и погналась за ним.

Преследуя проворного незнакомца, она съехала вниз по пологому откосу холма и вскоре оказалась в бамбуковой роще.

Стало сумрачно и прохладно. Пестрые маленькие птички точно бабочки порхали среди лиан. Орхидеи касались ее лица восковыми, жесткими лепестками.

Уж не заманивает ли он ее в западню?

Внезапно заросли кончились, и Джулия увидела прямо перед собой небольшую ровную площадку, круглую, как цирковая арена, уставленную правильными рядами каких-то странных пирамидок, выложенных из камней и украшенных гирляндами из листьев священного дерева ти.

Впервые ей стало страшно. Она была наслышана о том, что языческие боги никому не прощают вторжения в их тайные святилища.

А что, если это место человеческих жертвоприношений… Джулия не была суеверна, но ее охватил страх. Она слишком увлеклась погоней, пора выбираться отсюда.

Лошадь фыркнула и попятилась.

Джулия услышала свист.

За ее спиной, лениво прислонившись спиной к стволу бамбука, стоял неизвестный, теребя в руках немыслимо грязную шляпу, украшенную перьями золотистого фазана. Он нагло поглядывал на нее.

Джулия поежилась под этим упорным, раздевающим взглядом. Черт побери, она чувствует себя сейчас, точно голая девка в борделе!

На вид незнакомцу было лет сорок пять или пятьдесят, не больше. Он был выше среднего роста, сутулый, рыжие нечесаные баки топорщатся, хитро поблескивают маленькие выгоревшие глазки… Рукава когда-то белой, а теперь невероятно грязной латанной-перелатанной рубашки закатаны по локоть, коричневые пропыленные штаны на подтяжках заправлены в высокие разбитые ботинки.

Он снова присвистнул и подмигнул Джулии…

– Кто ты такой? Как ты посмел свистеть мне?.. – спросила она угрожающе.

Ей пришлось напрячь все силы, чтобы не показать, что она боится его.

Это был опасный человек, слишком опасный. Ей не стоило встречаться с ним вот так, в уединенном месте, без провожатых.

– Почему бы мне и не свистнуть тебе, раз ты не замечаешь меня, любовь моя?

– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Знаешь ли ты, кто я?

– О да, знаю, прекрасно знаю! Догадайся-ка с трех раз, где мы прежде встречались, кисонька… – Он скривил рот. – Ну, смелее! Раз, два, три… Ох, какая же у нас короткая память!

– Ты стоишь на земле Кейнов! Ты вторгся в чужие владения! Какого черта ты шляешься здесь, ублюдок?

– Мистер, дорогая Джулия. Мистер Джек Джордан к вашим услугам. Но ты, Джулия, можешь звать меня запросто – Джеки. Я разрешаю.

Он оттянул подтяжки и звонко щелкнул ими. После чего не спеша, вразвалку направился к ней.

Джулия хотела было развернуть лошадь и ускакать, но любопытство удержало ее.

– А я раз-ре-ша-ю называть меня миссис Кейн! Миссис Гидеон Кейн!

– Миссис Кейн? Многовато для такой, как ты, цыпочка. Я буду называть тебя Джоли. Там, откуда ты заявилась, тебя ведь все звали «Белая Джоли»… Ну, что? Идет?

Он смеялся над ней!

– Мерзавец! Я все расскажу мужу…

– Ах! Мужу она расскажет… У нее еще и муж есть… Вот бы не подумал! Ах ты, лепешка коровья!

– Что?

– Перестань орать. Давай поговорим спокойно. Ты же видишь, на мне та же чертова метка, что и на тебе. Свой своего сразу признает.

Незнакомец подошел к ней вплотную, и Джулия ощутила его прокуренное, жаркое дыхание.

– Фыр-фыр-фыр… Расфыркалась… Ну-ка, скажи, что ты делаешь здесь? Следишь за своим муженьком? Хочешь поймать его с девочкой?.. Гидеону это не понра-авится…

Он погладил ее бедро, и она почувствовала, что не в силах сбросить его руку.

– Ой, Джоли, от тебя разит публичным домом. Это – как запах дерьмовых духов – кому надо, тот не пройдет мимо… – Он потянул ноздрями воздух. – Дивный аромат!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! Убери руку! Я – леди Кейн!

– Леди ты станешь после второго пришествия. Конечно, цена тебе повыше, чем девочкам из Сиднея, но настоящей леди тебе не бывать, клянусь…

Он сделал непристойный жест и расхохотался.

– Тебя кастрируют, подонок!

– Только после того, как мы хорошо погуляем с тобой. А расскажи-ка мне лучше, доложила ли ты своему богатенькому цыпленочку, этому Гидеону, которого ты заманила в капкан, какой сладенький пирожок печется для него в этой печечке под этой вонючей юбчонкой, хитрая лгунья?

Да что он, видит ее насквозь, что ли?

– Да, а Гидеону твой подарочек не по вкусу, разве не так? Он хочет спать с моей доченькой, с Эммой! Я видел их вместе много раз – они трахаются повсюду: в лесу, на пляже, в заброшенной хижине. Приятно посмотреть!

– Ты видел их?

Ярость прозвучала в ее словах. Проклятая девчонка!

– Повторяю, видел и много раз. Я хочу наказать ее за то, что она не слушается своего папочку. И ты мне поможешь, правда? Мы сговоримся, я уверен. Хочешь, я удочерю и тебя, лапочка?

Он заставил ее нагнуться, и горячее дыхание обожгло ее лицо.

– Ах ты, старый хорек!

– Отлично сказано, мэм. Ух, как ты расшевелила меня! Ты знаешь, как расшевелить парня! Что-что, а опыт в этом деле – великая вещь!

– Отвяжись! – Джулия уже понимала, что не может противиться этому человеку. Он знает о ней все и не уйдет с ее дороги просто так.

– Представь, моя дочка с твоим муженьком подожгли мой дом. И теперь я брожу по лесам, одинокий и несчастный, как дикий кот, и некому меня пожалеть, приласкать-приголубить…

– Короче! Чего ты хочешь от меня?

– Я уже сказал: ты должна помочь мне, а не то могу стать болтливым, как сорока… Ты поможешь мне разобраться кое в чем. А я помогу тебе прибрать к рукам денежки и ранчо Кейнов. Ты окрутила Гидеона, ты подольстилась к этому ходячему молитвеннику, старому Джекобу, ты влезла в доверие к Мириам… Теперь ты поможешь мне выкрасть у них одну бумагу… очень нужную бумагу. И поможешь мне встретиться со стариком с глазу на глаз, чтобы мы с ним разобрались в давнишних счетах. Пойдем со мной в кустики, детка, и я расскажу тебе все-все…

Джулия хрипло рассмеялась. Этот подонок сейчас был ей ближе, чем все семейство Кейнов. Он говорил с ней на языке, напоминавшем ей прежние времена. Вот только старый Джекоб… Ей было бы жаль, если бы с ним что-нибудь произошло. Он был так добр к ней. Впрочем, какая разница, все они, эти выскочки-миссионеры, одним миром мазаны…

– Хорошо. Мне нравится, что у тебя, как у настоящего мужчины, есть… цель. Посмотрим, каков ты на самом деле.

Воровато оглядываясь, Джек повел Джулию в пещеру, скрытую от посторонних глаз высокими папоротниками.

В конце концов она постилась так долго, что не грех и позволить себе это маленькое приключение.

Джек Джордан выбрался из пещеры. Блаженная улыбка блуждала на его мясистых губах. Прислонившись в изнеможении к дереву, он сполз на землю. Да, инстинкт охотника не подвел. Миссис Кейн отбросила важные манеры леди вместе со своими кружевными трусиками. Он был доволен собой. Ох, какая горячая бабенка эта миссис Кейн, просто чудо! Вулкан, а не женщина! Она измотала его. Как был бы удивлен Гидеон, услышав, какие слова шептала она на ухо Джеки-каторжнику, требуя удовлетворения, как визжала от удовольствия, какие штучки выделывала, что ему позволяла, Боже ты мой! Вот, что значит хорошая школа!

Как удивился бы ее супруг-джентльмен, узнай, с какой охотой принимала великолепная леди Джулия ласки старика Джека!

– Я имел ее, Кейн! – мстительно крикнул Джордан, обращаясь к деревьям и папоротникам. – Я имел ее, слышишь! Твою женушку! Я наплевал в твою койку, Гидеон. Это было так приятно! Чертовски ласковая сучка живет в твоем добропорядочном доме, а ты и не знаешь об этом, рогоносец паршивый! И это я, Джеки Джордан, наставил тебе рога! И если она теперь подарит тебе детеныша, то это будет мое отродье, Кейн. Хотя, по старой пословице, на проезжей дороге трава не растет, вот уж что верно, то верно…

Вдруг он насторожился. Ветер донес до него еле слышный цокот копыт. Какой-то всадник спускался в низину… Проклятие! Кимо Пакеле! Неужели он выследил их? Нет, наверное, Кимо разыскивает того тощего бычка, которого Джек освежевал прошлой ночью.

Ладно, надо сказать этой «леди», чтобы она поторапливалась, пока Кимо еще далеко.

– Мадам, это не вы потеряли трусики?

Джордан подобрал с циновки и протянул потягивающейся Джулии розовую тряпочку.

Джулия нехотя взяла трусики и стала натягивать их, высоко задирая юбки, выставляя на его обозрение свои прелести.

– Но я вовсе не хочу уезжать, – жалобным голоском проговорила она.

– Я тоже не хочу отпускать тебя, любовь моя. – Обхватив Джулию за талию, он уткнулся своим острым лисьим подбородком ей в плечо. – Но ведь это ненадолго. Теперь мы с тобой друзья и партнеры. Надеюсь, ты не забудешь наш план?

Она кивнула:

– Нет. Но… я так боюсь, Джеки. Вдруг у нас ничего не выйдет, все ли ты хорошо рассчитал? Что, если мы здорово пролетим на этом?

– Никаких сомнений, любовь моя, – прошипел он. – Ты должна верить мне. А пока каждый из нас должен хорошо выучить и исполнить свою часть работы. – Джек ободряюще похлопал ее по спине. – Давай-ка, птичка, улетай из гнездышка, да поживей! Кимо Пакеле здесь! Если он увидит твою лошадь… Ты должна постараться и хорошо поработать. Достань мне бумагу и замани сюда старого Кейна. А я помогу тебе.

– Я сделаю все, как ты велел. Но обещай мне, что ты не причинишь ему вреда, Джеки. Он неплохой человек…

– Ладно, ладно! Я только повяжу ему бантик на шейку… Я же тебе сказал: Гидеон должен раскошелиться, а разве он даст выкуп за своего папашу, если со стариком что-нибудь случится? Да я буду пылинки с него сдувать. Мы станем богачами, поверь мне!

– А что же будет со мной?

– Я уеду в Гонолулу, и через месяц-другой ты сбежишь ко мне. Мы вместе уедем в Америку! И заживем мы с тобой! Ну, голову выше – и вперед, девчонка! – Он весело шлепнул ее по заду на прощанье.

Джулия уже проехала целую милю по направлению к дому, когда управляющий Кимо Пакеле поравнялся с ней.

– Приветствую вас, миссис Кейн! – Он галантно приподнял шляпу. – У вас все в порядке, миссис Кейн? Я разыскивал пропавшего бычка в лесу и увидел вашу лошадь, мэм. Я не заметил вас рядом с ней и подумал, что с вами что-то случилось… Лучше бы вам держаться подальше от того места, мэм. Там скрывается опасный человек, каторжник. Он осквернил наши жертвенники и могилы наших предков. Там нельзя жить. Это – табу! Не всякому гавайцу позволено появляться в тех местах, а уж о белых и говорить нечего! Даже мистер Кейн не бывает там.

– О табу я ничего не знала и сожалею, что невольно нарушила покой священных мест. Но никаких каторжников я там не видела. Впрочем, если бы и наткнулась случайно на Джордана, я бы сама сумела защитить себя. Я села в седло прежде, чем научилась ходить. Вам незачем было беспокоиться, мистер Пакеле!

– Возможно, миссис Кейн, но полагаю, что мистер Гидеон был бы недоволен, прознав о ваших дальних прогулках. Ведь вы должны теперь думать не о себе одной, мэм…

– Послушайте, Кимо, не утруждайте меня и моего мужа вашей ненужной заботой! Не суйте свой нос в мои дела. Я сама знаю, что мне делать! Не злите меня, мистер Пакеле. Вы меня поняли?

Джулия свирепо глянула на Пакеле и, тряхнув золотистой копной разметавшихся по ветру пышных волос, пустила лошадь в галоп.

Дядя Кимо озадаченно смотрел ей вслед.

Странно, что она назвала имя Джека Джордана. Она не должна была знать, о ком идет речь. Нет, эта женщина лжет и что-то скрывает. Но что?

На следующее утро Джек Джордан проснулся от того, что кто-то смотрел на него.

Приоткрыв опухшие веки, он увидел связку священных листьев ти, лежавшую рядом с ним. Пот проступил у него на лбу.

Это было предупреждение жрецов. Джек знал, что нарушил табу, поселившись в священных местах.

В ужасе он перевел взгляд на белое пятно, смутно проступавшее в рассветном сумраке. Темнокожий гаваец в белоснежном тапу, спадавшем мягкими складками, сидел на циновке, не сводя с него горящих янтарно-желтым огнем глаз.

– Моки? Что тебе надо от меня, старый колдун? – хрипло прошептал Джордан.

– Ты уже понял, почему я пришел сюда? – Гаваец указал на листья ти. – Это место не для тебя, Джордан. Здесь – наши святыни. Священные останки наших предков, королей и жрецов. Никто не смеет тревожить их покой. Ты осквернил своим присутствием наш древний храм, Джек Джордан. Ты не смеешь приближаться к ним! Ты не смеешь приближаться к женщине по имени Эмма Калейлани. Знай, нечестивец, с этой поры она – табу для тебя. Так решили жрецы. Убирайся отсюда, грязный нечестивец! Тебя ждет страшный конец, ты обречен, Джордан! Поберегись, говорю тебе. Это мое последнее предупреждение.

Голос гавайца вдруг зазвучал с такой силой, что горное эхо отозвалось ему.

Бросив все, даже освежеванную тушу бычка, украденного недавно, мяса которого ему должно было бы хватить не меньше, чем на неделю, Джордан без оглядки бежал прочь от оскверненных им мест.

Глава 24

– Куда это мы все едем и едем, Калейлани? – Усталая Махеалани крепко прижалась к Эмме.

– Мы едем в горы, к тете Моми. Ты ее помнишь? Мы скоро приедем, малышка. Ты проголодалась?

– Да.

– Ничего, скоро можно будет перекусить, а когда мы будем на месте, я разрешу тебе покататься с холма на доске. Но всего пару раз, не больше.

– Правда? – Девочка с восторгом заглянула в лицо сестры. – А почему ты не взяла с собой Пикале и Камуэлу? Они тоже любят кататься!

– Я хотела немножко побыть с тобой вдвоем, солнышко. Хочешь, я расскажу тебе сказку про Поли и Пеле?

– Давай! – Махеалани, засунув указательный пальчик в рот, приготовилась слушать любимую историю.

Долина Вайкалани осталась далеко позади.

Они ехали мимо полей сахарного тростника. Урожай уже был собран. Скоро сюда придут рабочие и подожгут тростниковую стерню – огонь, змеясь и шипя, побежит по земле, раскаленные угли будут подлетать высоко вверх, точно ракеты во время фейерверка, все застелит желтоватый вкусно пахнущий жженым сахаром дым, а нарядные парни и девушки придут сюда, точно на праздник.

– Так с чего мы начнем историю, малышка?

– С самого начала.

– Правильно… Ты тоже можешь послушать, Макани, если пожелаешь.

Махеалани звонко рассмеялась. Ей казалось очень забавным то, что лошадка тоже будет слушать сказку. Она так разошлась, что не могла остановиться.

– Надеюсь, Макани, ты знаешь, как нужно вести себя, и не станешь мешать мне… – продолжала Эмма.

Махеалани испуганно прикрыла рот ладошкой.

– Очень хорошо. Итак, обе вы знаете, что Поли – это великая богиня вечных снегов и живет она на вершине Белой Горы. – Эмма указала вдаль, на горный пик, видневшийся сквозь облака.

– А учитель Уоллес говорит, что богов никогда не было, что их просто придумали неграмотные туземцы… Как же так? Как на самом деле?

– Мистер Кеальи Уоллес говорит так?

– Да. Он говорит, что есть только один великий Бог, но он в трех лицах: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой. А кто верит в других богов, тот язычник и безбожник…

Эмма растерянно молчала.

– Он это сказал нам в тот день, когда отругал тебя, помнишь, за то, что ты разрешаешь нам петь псалмы по-гавайски. Он сказал, что мы в школе должны говорить только по-английски, а кто будет говорить гавайские слова, того будут наказывать. – Личико Махеалани стало враждебным. – Я не люблю мистера Уоллеса. Когда он ругает меня, у меня в животе становится холодно… Почему мы должны делать все, как он говорит, Эмма?

Эмма тщательно подбирала слова (в душе посылая ко всем чертям мистера Уоллеса вместе с его Министерством):

– Ну, во-первых, мистер Кеальи – инспектор, и в школе его должны все слушаться. Во-вторых, разве ты не хочешь выучить английский язык? На нем написана куча всяких умных книг. Сейчас тебе трудно понять, зачем они нужны, но когда ты вырастешь, то во всем разберешься. Англичане и американцы много знают, они много лет назад пришли на острова, – и, если наши вожди и короли приняли их, значит, они знали, что это будет полезно их народу. Мы должны знать английский – это полезно.

– И даже те, кто не хочет, все равно должны учить?

– Далеко не всегда полезное приятно.

– Но я не хочу думать по-английски, у меня от этого голова болит и слова путаются.

– А ты не забывай свой язык, умей переключаться. Ты должна учиться «на отлично» и даже еще лучше. Ты должна слушаться старших. Если каждый начнет делать только то, что захочет, мир развалится. Вот ты любишь играть? В игре есть правила. И ты играешь по правилам, а то игра не получится. Так же и в жизни, только сложнее.

– Калейлани, а ты тоже не любишь мистера Уоллеса?

Эмма подумала, что эта плутовка Махеалани удивительно проницательна.

– Разве ты не знаешь, что мистер Уоллес – мой друг? Мы с ним немного поссорились, потому что он просил меня выйти за него замуж, а я отказала ему.

– А почему ты потом всю ночь плакала?

– Я вовсе не плакала.

– Нет, плакала, сначала в школе, потом – дома, как тогда, когда умерла мама.

– Да нет же!

– Я знаю! Ты плакала из-за паньолос в красной рубашке, который уронил гирлянду в ручей. Я его видела. У него такая большая-большая серая лошадь. А почему ты до сих пор не выбросила эту гирлянду? Цветы совсем высохли…

– Ах ты, мой маленький сыщик! Ты будешь слушать сказку или нет?

– Да-да-да…

– Так вот. Богиня вечных снегов Поли очень любила кататься на доске по горам. Но одной ей было скучно, и вот однажды она скатилась по склону прямо к людям в селение. Она летела, как ветер, и люди радовались ей, хлопали в ладоши и смеялись. Было очень весело.

И тогда ее дальняя родственница, богиня вулканов Пеле, позавидовала Поли и тоже захотела, как и она, скатиться с горы, чтобы и ее хвалили люди. Богиня Пеле тоже жила в горах и носила венок из алых цветов лехуа, а волосы ее были огненно-рыжие.

И богини стали соревноваться. Они все скатывались и скатывались со своих гор, одна на снежной доске, другая – на огненной.

«Я лучше всех!» – кричала Поли.

А Пеле отвечала:

«Нет, я лучше всех!»

– Они были очень плохо воспитаны, любили хвастаться и обращать на себя внимание. Верно, Махеалани Джордан?

– Я знаю, надо подождать, когда тебя похвалят другие!

– Правильно, Махеалани. Ты делаешь успехи. Так вот, никак богини не могли переспорить друг друга. Никто их больше не хвалил, потому что людям они надоели и те перестали обращать внимание на Поли и Пеле. И тогда Пеле разозлилась и решила проучить и людей, и свою соперницу. Села она на самую большую, самую быструю огненную доску и покатила вниз. Испугались и разбежались люди, когда на вершине горы появился огонь, земля задрожала и потекла вниз раскаленная лава, все сжигая на своем пути.

Огонь достиг мирных селений, дома рушились, гибли посевы…

– О-о-о!.. – Испуганная Махеалани в ужасе закрыла глаза ладошками.

– Да, девочка, большая беда пришла на наш остров. Черный дым и горячий пепел закрыли все небо. Поли увидела, как катится прямо на нее огненный вихрь, и побежала на Белую Гору, ища спасения. Тем бы дело и кончилось, но разъяренная Пеле решила погнаться за ней и сжечь дотла. Тут разгневалась и кроткая, веселая Поли. Созвала она холодные ветры, устроили они снежную бурю. Снег валил в жерла вулканов, ветер дул со всей силы и повернул лаву от людских селений к океану. Застыла на бегу горячая лава и стала скалой, похожей на огромный лау, лист, унесенный ветром. И поэтому люди назвали эту скалу Лаупахоехое. Скоро мы поднимемся на ту гору и увидим эту скалу.

– Хорошо, что победила Поли. Она мне нравится. Я есть хочу, – неожиданно закончила Махеалани.

– Вот мы сейчас и съедим все, что припасла нам тетя Анела…

Они ели холодные печеные бататы и жареного цыпленка, запивая все это водой из фляги и поглядывая по сторонам.

Эмма прикрыла глаза. Воспоминания окружили ее.

В этих краях она родилась и провела самые счастливые годы жизни.

До сих пор она не могла забыть своего деда, хотя ей было всего три или четыре года, когда он покинул мир.

Маленькая Эмма любила бродить с ним по берегу мыса Лаупахоехое, собирая съедобные водоросли, ракушки, крабов, наблюдая за черепахами, которые важно топали по песку, подняв змеиные головки. Дедушка никогда не ловил черепах. Они были тотемом его рода, и в его доме никогда не пробовали черепахового супа, любимого островного лакомства.

Дедушка был добрым и мудрым. Люди приходили к нему за советом. Навсегда сохранила Эмма в памяти его советы и наставления, все сказки и легенды, которые он рассказывал ей.

Он знал столько чудесных историй про незапамятные времена, когда на острове еще не слыхивали о жестоком капитане Джеймсе Куке, приплывшем к этим безмятежным берегам на огромном корабле, о первых миссионерах с их скучными книгами и поучениями…

Дедушка учил ее гордиться и островной, и белой кровью, текшей в ее жилах… Нет, она ничего не забыла.

Эмма вспомнила амулет, маленький костяной рыболовный крючок, который был так дорог ей… Она никогда не расставалась с ним, пока не подарила его Гидеону в день прощания. Бедный дедушка, если бы ты знал, сколько испытаний выпадет на долю твоей любимицы!

Самым страшным было воспоминание об одной ночи – его она не могла вытравить из памяти, – когда рядом с ней на циновку улегся мужчина, которого она называла своим отцом.

Он тяжело дышал, и глаза его светились во тьме, как у волка.

– Это я, твой папа, тебе нечего бояться меня, – шептал он, и его мокрые губы слюнявили ее рот…

Когда она вспоминала об этом, у нее желудок сводило от страха и отвращения. Боже, как она молила его:

– Не надо, папочка, ну не надо, пожалуйста…

А он бормотал ей на ухо какие-то гадкие, липкие слова, смысла которых она не понимала, он шептал ее, что ей очень понравится то, что они сейчас будут делать, что она должна его слушаться…

– Что же ты делаешь, падаль! Свою дочь, ребенка… Ах ты, мерзавец!..

Отец поспешно отскочил от Эммы. Мать обрушилась на него с кулаками, била его по лицу, даже ударила фонарем.

Джек не остался в долгу, он привык поднимать руку на жену и делал это зачастую безо всякого повода, упившись, как свинья. Правда, в тот раз он действовал менее уверенно…

Именно тогда Эмма убежала из дома к дяде Кимо и тетушке Лео…

Дядюшка отвез ее в монастырь. Эмма была живым, непоседливым ребенком, и ей тяжек был казенный воздух сиротской школы.

Как ей было страшно остаться одной, без родных, во власти чопорных строгих монахинь! Как она вздрагивала в свою первую ночь в мрачном дортуаре, где стояло еще двадцать кроваток, и на каждой лежала чужая непонятная девочка. С каждым вздохом она словно теряла себя, свою индивидуальность. Теперь она уже не та, прежняя Эмма, у нее не осталось ничего домашнего, своего… Она теперь – одна из многих. У всех девочек – одинаковые бесцветные платья и общие книжки, все они вместе каждый день учат одни и те же уроки, обращают к Богу одни и те же молитвы хором, стоя на коленях, по очереди скребут горшки и кастрюли в огромной монастырской кухне, работают в саду…

Восемь лет провела она в монастырских стенах. Потом заболела мама – и ей пришлось оставить школу, не закончив образования.

В тот год она впервые увидела Гидеона. Ей показалось тогда, что она давно, с самого детства, жила в ожидании этой встречи. У нее прежде не было знакомых молодых парней, она никогда не ходила на танцы, не участвовала в деревенских праздниках. Честно говоря, она – боялась мужчин. Неясный страх, поселившийся в ее душе с той минуты, когда человек, называвшийся ее отцом, едва не изломал ей жизнь, сделал ее замкнутой. Но Гидеон был таким красивым, таким открытым, простодушным, что сердце ее мгновенно оттаяло и потянулось к нему. Как она тогда решилась первой подойти к нему? Бог подарил ей любовь. Зачем же он отнял ее так скоро, зачем разлучил ее с Гидеоном? Этого Эмма никак не могла понять. Если бы не Махеалани, во что превратилась бы ее жизнь, полная горечи и печали? «Милая моя девочка, ласковая моя малышка, в тебе одной – вся моя жизнь…»

* * *

– Вот и вся моя жизнь, – прошептала Эмма.

Пора было возвращаться из прошлого в настоящее.

Однако, Махеалани, казалось, не замечала ее отстраненности, с аппетитом поглощая снедь, разложенную на салфетке.

Боже, ведь она была еще меньше этой крохи, когда поняла, что не сможет больше называть этого человека своим отцом! Как он заставил страдать, какое страшное чувство вины легло тогда на ее плечи! Долгое время она считала, что мама рассержена на нее, что ее завезли так далеко в наказание.

«Эмма Калейлани, ты очень плохая девочка, вот ты какая! – говорила она затрепанной тряпичной кукле Еммелине, подаренной сиротам попечительским советом. – Если ты не исправишься, кукла Эмма, и не станешь вдруг очень хорошей, я отправлю тебя отсюда далеко и навсегда в какой-нибудь из детских приютов в Сан-Франциско. Там тебя заставят целыми днями стоять на коленях и молиться, молиться, молиться… и каяться в своих грехах. О, как ты станешь жалеть, что была плохой!»

При расставании родственники, казалось, боялись смотреть ей в глаза, все говорилось какими-то намеками и обиняками. Они старались совсем не упоминать об отце, надеясь, что она все забудет за долгие годы разлуки. Эмма же думала, что им неприятно говорить с такой испорченной девочкой. Только став почти взрослой и вернувшись домой, она поняла, что эта ссылка была придумана родными для ее безопасности. Она ненавидела отца, отравившего ее детство, разлучившего ее с матерью. Он должен был быть наказан, а не она! Но Джек все эти восемь лет прожил в свое удовольствие, без особых хлопот, в постоянном пьяном дурмане.

После каникул Эмма решила не возвращаться в школу, хотя еще какой-то год, и она могла бы стать учительницей в Гонолулу, в школе для девочек-островитянок. Она предпочла остаться и заботиться о матери. На Джека была плохая надежда.

Она чувствовала свою вину перед матерью, думала, что та сердится на нее, и старалась вновь заслужить ее любовь. Проклятый Джек! Он снова пытался приставать, но делал это гораздо осторожнее, выучившись изворотливости. Он побаивался дядю Кимо и Джекоба Кейна, грозивших сдать его властям. Он вовсе не хотел снова очутиться в Австралийской колонии Ботани-Бей, откуда сбежал, или в тюрьме Гонолулу.