Текст книги "Частный дознаватель (СИ)"

Автор книги: Павел Журба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Каков её характер? Прельщала ли девушку идея замужества в столь раннем возрасте с таким… своеобразным молодым человеком?

Гауэйн странно на меня посмотрел. Я немного испугался, но, не заметив в его взгляде и намёка на обиду, был вынужден признать, что молодой человек скорее удивился, нежели огорчился.

– И что вы хотите этим сказать? – старший де Ребер помрачнел, как грозовая туча, хотя и до этого его было сложно сравнить с кустистым облачком. – Намекаете, что сын Бернара де Ребера может кому-то не понравиться? Быть может, по-вашему, Адель попросту сбежала, чтобы не выходить замуж за моего сына?

Хозяйка отставила чашечку и спешно затараторила:

– Бернар, детектив не это имел в виду! – и строго на меня посмотрела. Того гляди, укусила бы. – Он лишь хотел сказать, что все мужчины столь различны меж собой, что Адель могла запутаться в том, а подходит ли ей Гауэйн…

– Глупости! – вдруг рявкнул юноша, обратив на себе всё внимание гостиной. – У меня третий разряд по шахматам, лучшая ездовая лошадь и коллекция самых редких бабочек, насчитывающая более ста видов. Если я ей и не понравился, до это единственно из-за того, что она не видела настоящих мужчин в своих барах и клубах…

– Я бы попросила! – возмутилась Жозефина. – Моя дочка одна из самых порядочных женщин, каких мне только доводилось встречать!

Говоря очевидное враньё, мисс сарказм едва сдерживала предательскую улыбку.

«Негодница…» – я присмотрелся к хитрюге и незаметно ей подмигнул. «Если бы де Ребер младший только знал, сколько у тебя было мужчин, то он бы лишь на основании этого факта усомнился бы в благородстве твой дочери…»

Дама сделала вид, что не замечает моих праздных намёков, и скрылась за чашечкой, как за веером.

Гауэйн не успокаивался, и де Ребер старший принялся несуразно похлопывать его по плечу.

Конечно, более опытный Бернар понимал, что дыма без огня не бывает, и что слухи о младших де Вилларе, если и не преувеличены, то, по крайней мере, имеют место быть, но сказать это сыну, признаться в том, что устроил его брак с ветренной любительницей текилы ради укрепления рода, равносильно отмене бракосочетания. Поэтому, как только мальчик успокоился, старший де Ребер почти с просьбой молвил:

– Опустим версию с побегом. Она надуманна, вы так не считаете?

«Сказать ли ему правду… Нет, лучше не стоит: пока детектив не услышал версии допрашиваемых, он не обещает им воздушных замков»

– Пока не знаю, мистер де Ребер… – внезапно в моём теле заиграл спирт, и я вынужденно схватился за голову: гостиная плыла, как пластилин на солнце. – Пока подытожим: значит, вы не считаете, что Адель могла сбежать?

– Нет, не считаю! – ответил за отца Гауэйн, но, как только заметил мой рассерженный вид, умолк.

– Да, не считаем. Я видел Адель всего пять раз, но всё это время был о ней самого высокого мнения. Это тихая, скромная, молчаливая девушка. Просто идеальная жена. Никогда не спорила, как любят делать всякие самодовольные представительницы её возраста, не ругалась, имела представления о географии, физике, химии…

– А на мой взгляд, всё это лишнее. – высказался Гауэйн, перебив адресованные его невесте похвалы. – Спрашивается, и зачем женщине химия?

– Чтобы быть образованной дамой и, например, разбираться в составе косметики. – шутливо пояснила Жозефина, впрочем, весьма недовольная мнением будущего зятя по этому вопросу.

– Я глубоко убеждён, что дамам, с их-то маленьким мозгом, не нужно этой образованности, мисс. – не согласился паренёк, игнорируя осудительные вздохи родителя. – Какой смысл женщинам знать географию или разбираться в политике, если их прямая и, пожалуй, единственная задача – сохранять тепло в доме и растить детей? Не проще ли научить их шить, варить суп и стирать носки, а не преподавать им курс алгебры, который они никогда не поймут?..

Я уловил возмущённый скрип каблука. Юноша было порывался продолжить, но я спас его от ужасной участи изнасилованного женской обувью и отвлёк насущным вопросом:

– Не подскажите, а кто такой этот… Антуан де Барнуа? Вчера я записал его имя в блокнот, но с тех пор так и не успел узнать, где он живёт и как с ним можно связаться.

Семейство де Реберов разом фыркнуло.

– Ооо, этот человек вполне мог расправиться с бедной Адель. Крайне удачно, что вы припомнили его дурное имя, – на лице Бернара заиграли желваки.

«Какая сумбурная и дрянная беседа! Будь у меня зубочистки и кресло, дело бы пошло куда веселее…» – я грустно вздохнул и принялся слушать самую скучную историю на свете.

Антуан был молодым обаятельным игроком в карты и, по слухам – шулером и бабником. Он всё никак не мог жениться и нечаянно упустил из виду тот момент, что наследство бабуля решила, в общем-то, не делить. Как только молодой человек узнал о предстоящей помолвке юного родственника, он порывался получить аудиенцию с де Ребером старшим, чтобы обсудить насущные вопросы, но встречи так и не получил – его с позором продержали в списках ожидания целый месяц и в итоге вычеркнули.

– …И теперь он мстит нам, желая отобрать одно из самых красивых поместий в Империи, которому насчитывается больше шести сотен лет. – завершил свой рассказ де Ребер, обливаясь потом от негодования.

– Вам всего-то нужно под каким-нибудь предлогом проникнуть к нему домой, на Соулс-стрит, и найти там мою невесту. Уверен, он её не тронул: Антуан тот ещё подлец, но крови боится, как девчонка! – Гауэйн захрюкал.

– Эм… – я забыл вопрос и с трудом сдержал рвотный позыв. – Ох, есть ли у вас ещё подозреваемые? Как я знаю, богатых и влиятельных людей всегда имеются конкуренты, недоброжелатели и прочие… подлые завистники.

– У меня много соперников, это правда, – не стал отнекиваться де Ребер. – Но все они столь влиятельны и уважаемы, что им попросту нет резона портить свадьбу моему сыну: у них, как говорят в ваших детективных агентствах, нет мотивов…

Я кивнул. Пора было заканчивать.

– Можно ли мне пообщаться с Гауэйном наедине?

Де Реберы переглянулись.

– А зачем вам это? – спросил старший, смешно надув щёки. – Если у вас ещё есть какие-либо вопросы, обсудите их со мной. Так, Жозефина? Жозефина?..

Кокетка подпёрла щёчку и мирно задремала. Чтобы нивелировать сей досадный конфуз, я незаметно, но довольно чувственно пнул даму под столом.

Жозефина подорвалась с места и устремила на Бернара свои подведённые чёрной тушью глаза.

– Да-да, пускай!

Не успел де Ребер задать уточняющий вопрос, как я сказал спасибо и, покачиваясь, икая и изредка падая, спровадил его в коридор вместе с ничего не понимающей хозяйкой.

Закрыв дверь и заблокировав её подсвечником, я сел напротив изрядно перепуганного Гауэйна и наклонился поближе к столу, чтобы можно было говорить тише.

– Сейчас я буду тебя спрашивать, а ты – отвечать, коротко и по делу. Мы слишком задержались.

– Если будешь так…

– Т-с! – я щёлкнул спорщика по носу, и он мгновенно умолк. – Характер Адель. Каков он?

– Ну, она красивая. Высокая, голубоглазая…

– Нет, это не характер. Сейчас ты перечисляешь мне сугубо внешние признаки, которыми довольствуются портретисты. Меня же интересует суть. Какой она тебе показалась? Весёлой, грустной, обманчивой, добродушной, застенчивой, развязной?

– Обиженной. – женишок фыркнул. – Отец меня, конечно, уверяет в обратном, мол, она влюбилась в меня без памяти и только и ждёт, когда наступит день свадьбы, но я-то помню, как она меня первый раз встретила: сказала, что занята, и убежала в свою комнату! Мы с отцом просидели с одной Жозефиной до самого вечера, чтобы спустя пять часов услышать от служанки, что Адель не здоровится…

– Служанку звали Беатрис?

– Может быть. – допрашиваемый пожал плечами. – Не могли бы вы… Не мог бы ты отойти: от тебя спиртом несёт.

– Твои проблемы. – я схватил юношу за руку и задержался на пульсе. – Отвечай быстро и чётко. Тебе нравится Адель?

– Да, – мальчишка судорожно сглотнул слюну и осмотрелся по сторонам. Помощи он там, ясное дело, не отыскал.

– Где и когда ты видел Адель последний раз?

– Девять дней назад, она приезжала к нам со своей матерью в гости.

– Ты знаешь, с кем дружила Адель?

– С сестрой! – мальчишка отодвинулся от меня подальше и упёрся в спинку стула.

– С кем ещё? Говори!

– С какими-то богачами! Они отдыхают в Серебряной ложке!

– Откуда ты это знаешь? Она тебе рассказывала?

– Нет, я проследил за ней! – индивид закусил губу. Его потряхивало.

– Зачем ты за ней следил?

– Я не доверял ей!

– Почему?

Юноша замялся, и я повторил громче. Должно быть, меня услышали, потому как в комнату попытались ворваться. Безуспешно: я заблокировал дверь.

– Говори!

– Пусти меня! – жених замахал руками и ногами.

– Почему ты следил за невестой, Гауэйн? Отвечай! – для большего куражу, я похлопал негодяя по щекам.

– Не доверял ей, я ей не доверял! – поверженный женоненавистник стёк по стулу, как попавший на свет вампир. – Она мне сразу не понравилась, эта де Вилларе! Не общаются женщины так с любимыми людьми, ох, не общаются! Она меня в грош ни ставила, молчала всегда, как будто бы специально, и за три ужина так и не проронила ни слова, хотя отец её обо всём расспрашивал… Шлюха она! Обычная базарная девка! А теперь пусти меня!

Распахнулись двери – в гостиную ворвались с другой стороны. Бернар был просто взбешён: застав меня и сына в такой, казалось, невинной позе, он вскрикнул, сжал кулаки и направился ко мне с самыми понятными намерениями.

– Вы выгнали меня лишь за тем, чтобы держать руку на пульсе моего сына и кричать на него?!

«В общем-то, да!»

– Он меня бил! Папа, он меня бил! – бедняга приложил руку ко лбу и притворился, что ему плохо.

– Ах вы, негодяй! – де Ребер старший бросился на меня с кулаками.

– Это недоразвит… Это недоумение! – я неловко поднялся на ноги, опрокинув сиденье, и спрятался от негодующего отца на другом краю обеденного стола.

Хозяйка дома лениво смотрела за представлением, прикрывая редкие зевки ладошкой.

– Я больше с вами никогда не заговорю! И мой сын – тоже! – владелец серебряных рудников предпринял жалкую попытку добраться до меня и, не добившись успеха ввиду своего пуза и медлительности, был вынужден лишь пригрозить мне кулаком и направиться на выход.

Со злобой мужчина одёрнул продолжавшего притворяться сына со стула, с обидой разблокировал злосчастную дверь и с обещаниями неминуемой расправы направился на выход.

Жозефина проснулась и сразу изменилась в лице. Перестав ухмыляться, она побежала извиняться перед униженным богачом. Я же повалился на стоящий неподалёку диван и захрапел…

Глава 24

Кто любит поспать, тот как никто другой разумеет, как неприятно иногда бывает, когда тебя будят обстоятельства в чёрном платье. Как правило, они ещё и очень соблазнительны, эти обстоятельства, и очень хотят это продемонстрировать. Должен сказать, сон в такой ситуации совершенно пропадает и оставляет после себя лишь сладкое послевкусие ушедшего счастья. Но я не жалуюсь: когда тебя будит Жозефина де Вилларе – это успех! А когда она подносит вам тазик…

– Как мне плохо. Твою ж мать, гномы и спирт, гномы и спирт…

– Вы самый безответственный юноша из тех, кого я знаю. – дворянка поднесла стул и села напротив, чтобы уничижительно рассматривать грехопадение Лойда… Ричарда во всех деталях. – И что вы так на него накинулись? Да, Гауэйн – идиот, не спорю, но он не стоит того, чтобы марать об него руки. Вы же умный мужчина, Лойд… – волчица похлопала меня по содрогающемуся затылку. – И вы можете найти мою дочь, я в этом уверена…

Я утер грязные губы поднесенным ко мне полотенцем и повалился на диван.

– Вы уверены в этом лишь оттого, что не хотите признавать очевидное: детективные агентства в вашей стране, впрочем, как и полиция, если эти детективные агентства так популярны – мишура. Пыль, скрывающая необразованных, охочих до денег и славы индвидумов, которые готовы убить ради возможного подъема по карьерной лестнице.

Жозефина прикусила губки. Она знала, что я прав, и знала это ещё в тот момент, когда решилась пойти в агентство.

– А что мне оставалось, мистер жадный пьянчуга? М-м? Сказать: «прощай, доченька, валяйся по кускам в канаве, потому что циничной матери не до веры в детективов»? Всё бросить, посыпать голову пеплом и ничего не предпринимать, потому что это бессмысленно?

– Вы и вправду циничны: «по кускам»? Вот уж невидаль.

«Она обо всём догадалась. Неизвестно каким образом, но догадалась. Иногда, когда люди откидывают все возможные версии ради одной относительно хорошей, что вписывается в круг их познаний и надежд, они попадают. Но это не правило, это – игра в морской бой. Попал – не попал»

– Думаю, это правда. – в уголках глаз матери показалась тщательно скрываемая печаль. – Я была точно такой же, как она – молодой известной барышней, заигрывающей со всём миром. И знаете, Лойд, – аристократка наклонилась поближе, чтобы я видел её гранитное, обезображенное обидой лицо. – Этот мир неприветлив. Меня трижды пытались украсть, и один раз почти успешно. Что хотели похитители? Просто наиграться со мной. Трахнуть и выбросить. А это проще делать по кускам…

– Многие похитители заботятся о жертве. Кормят, поят, приносят газеты… – к моему горлу подступил ком. – Вполне обычное дело…

"Одно из первых раскрытых преступлений в карьере Донавана. Молодая девушка, 20 лет, жила в квартире насильника рецидивиста почти три года. Его нашли, как только он начал ходить на митинги против королевских реформ – какая суровая ирония жизни. Никому не было дело до красивенькой булочницы до тех пор, пока её мучитель не влез ни в своё дело. Как она радовалась, завидев меня… Ещё никто не обнимал меня с таким жаром, с такой благодарностью и любовью, даже родная мать. Спустя три дня я узнал, что она повесилась..»

– О чем вы задумались, Лойд?

– Да так, ни о чем.

Жозефина ничего не ответила. Но любопытство её было столь сильно, что она не смогла не сказать:

– Вы плакали.

– Да? Вам наверняка показалось…

– Вы добрый человек, Лойд. – дворянка пересела ко мне и довольно крепко приобняла за плечи. – Поначалу о вас такого не скажешь, но вы умеете помогать людям. Я чувствую, что у вас куда больший опыт, чем кажется на первый взгляд…

Я замер. Казалось, жалкий звук или движение могли разрушить мою новую жизнь, как хрустальную люстру.

– Вы верите в переселение душ?

– Ха! – взорвался я внезапным хохотом. – Конечно, не верю! Это просто невозможно, и вам ли этого не знать.

– Почему? – внимательно спросила женщина, будто бы ей и вправду было интересно, почему я так думаю… Будто бы она и вправду знала, кто я такой.

«Я называю это синдромом преступника. Человек, совершивший что-то нехорошее, а может просто – совершивший то, в чем не хочет признаваться, везде начинает видеть разоблачающих его людей. И от этого не избавиться: мнительность свойственна всем людям, как бы некоторые слепцы не утверждали обратного. У нее разные уровни, проявления и предпосылки, но она, в общем-то, одна. Мнительность любого человека часто похожа на другую. Если у вас индивидуальная мнительность – поздравляю, вы псих, и переживаете о том, о чем другие, нормальные люди, не переживают… Но парадокс в том, что нельзя узнать о чужой мнительности и подвергнуть её анализу. Никто не признается вам в том, о чем он переживает больше всего, а если и скажет о своих переживаниях – это не благородное раскрытие самых потаённых скелетов в шкафу: это дань, откупное перед неизвестными личностями, чтобы они думали, что знают о вас. Но они не знают. Никто не знает. Человек боится и прикрывается скучными мнительностями, оставляя настоящие в глубине души. Возможно, он и сам о них не догадывается и обманывает себя кажущейся простотой своих поверхностных внутренних проблем…»

– Сегодня вы подозрительно задумчив. Это алкоголь? – дама устало хмыкнула.

Я не стал отвечать и красноречиво бросился к тазику. Голова шла кругом.

– Хотите, я продам вам одну замечательную штучку от похмелья? Я пользовалась ей с самой юности, и она ещё никогда меня не подводила. Даже после пива… Ох, что это я. – аристократка хлопнула себя по лбу. – Призналась почти незнакомому человеку, что когда-то пила эту дрянь.

– Ох, – я упал на пол и схватился за голову. – У меня нет денег…

– Могу отдать в счёт вашего гонорара. – хитрюга сузила глаза.

– Вам только это и надо, сэкономить денег! Ах, вы бесстыжая… Негодница!

– Ещё ни один юноша не именовал меня таким гордым словом. Да ещё и с такой экспрессией…

– Значит, я у вас первый?

– Хоть где-то. – шутница фыркнула.

– Вы крайне грубы с детективами. Это не соответствует вашему высокому статусу и нарушает нормы этикета….

– Блевать в гостиной самой известной женщины в столице тоже не очень этично, не думаете?

– Не льстите себе. Вы, конечно, мг-м, весьма и весьма… Но популярность приходит и уходит. А остаётся лишь духовное наполнение. А оно у вас страдает, любительница пива.

– Теперь я окончательно убедилась в том, что в прошлой жизни вы были каким-нибудь стариком!

«Так уж и стариком…»

– И что с того? Если я и признаюсь вам, что на самом деле мне тридцать два, и я – бывший дознаватель, вам станет от этого легче? Да и вообще, вы мне поверите?

– Всё может быть… – дама пододвинула ножку и легонько задела меня каблуком. – Так что, будете брать?

– Нет, я заставлю вас работать, а не вымогать деньги с бедных молодых людей.

– Угу. Я так и поняла. Ваш девиз: «оскорби женщину намёком на её нищету».

– Нет, мой девиз: «Намекни, что праздно проводить как выходные, так и будни – нехорошо»

– И как я, по-вашему, должна заработать денег? Пойти печь пироги? Устроится таскать ящики с редисом, пить по вечерам с друзьями-грузчиками в кабаках и спать с каким-нибудь торгашом с волосатым пузом и называть его лысину мужественной?

– Так живёт большинство женщин, вам не на что жаловаться. Я так вообще сплю в комнате пять на пять, с выходом во двор, куда выливают помои.

– Глупо не жаловаться на жизнь, лишь потому что какой-то юный грубиян живёт хуже тебя, или какая-то хабалка с целлюлитом не может найти нормального мужа, из-за того что плюётся по углам. Я аристократка. Меня знает весь город. Моё положение обязывает ничего не делать и просто лежать на диване. Думаете, я не хотела бы работать. Например, петь в кабаре? В молодости я только об этом и мечтала – разносить тарелки и кружки и дружить с красивенькими девчонками. Но мать верно мне сказала: «свобода интересна, пока тебе есть, что пожрать». Тогда мне показалось, что из уст леди слово «пожрать» звучит, как приговор её статусу, но потом всё же поняла – лучше и не скажешь. Низменные потребности называются низменными словами.

– А вам не кажется, что мать сказала вам это, чтобы это у неё было, что пожрать, а никак не у вас? Ведь если бы вы сбежали от неё, вы бы прекрасно справились, в отличии от неё…

Светская львица обнажила клыки.

– Какой вы негодяй, мистер дознаватель тридцати двух лет от роду. И почему я с вами разговариваю? Ведь могла бы попросить Броуди просто вас выкинуть. И совесть моя была бы чиста – ни одна женщина не выдержит пьяницу в собственном доме.

– Просто вы тоже – очень добрая. Вас так и тянет совершить хорошее дело. Например, дать кому-нибудь средство от похмелья.

– И кто же бы это мог быть?

– Ох, не знаю… – я отлип от тазика и уселся на пол. Рядом со мной топала восхитительная ножка аристократки. – Знаете, у вас замечательная кожа.

Дворянка подняла бровь.

– Не поймите неправильно! Просто это редкость, когда у дам, даже у аристократок, сохраняется такая текстура и цвет…

– А вы видели много женских ножек, мистер детектив? – хозяйка дома смотрела меня сверху вниз, но с каким-то особым, покровительственным чувством.

«Конечно, я видел много женских ног – я ведь пытал людей»

– А какая разница? Ведь ваши ноги показались мне самыми прекрасными…

Раскрылась дверь, и в комнату вошёл Броуди де Вис. Застав меня где-то под диваном, он злобно засопел.

– Что тебе нужно, Броуди? – с неудовольствием спросила Жозефина, резко встав с дивана.

– Госпожа, уже почти восемь часов вечера! А детектив – валяется в гостиной. Не пора ли ему…

– Я сама решаю, кому пора, а кому не пора!

«Чёрт, уже восемь!»

Я поднялся с пола и, стараясь не стонать от боли, обратился к великосветской даме:

– Извините, я записан в крематорий на девять вечера.

– Ч-что?

– Ох… В общем, мне пора.

Я за секунду выпорхнул из душного дома и весело побежал по лужайке. Вдогонку мне неслись всяческие пожелания удачи…

Глава 25

Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.

Как важно быть серьёзным. Сесили Кардью. Оскар Уайльд

На улице я столкнулся с уже знакомым по прошлому посещению Королевского района рыцарем: он вальяжно шёл по проспекту и с аппетитом вкушал яблоко. Стоило ему заметить меня, как он немного посерел лицом и, резко сменив курс, направился ко мне.

– Добрый день, товарищ рыцарь! – я отвесил подошедшему прилипале реверанс.

– Добрый-добрый, – недружелюбно ответил страж, покусывая фрукт. – И что же мы здесь делаем?

Я пожал плечами.

– Стоим, болтаем.

– Нет-нет, – мужчина отрицательно закивал. – Когда я говорю «мы», это означает, что я имею в виду конкретно вашу персону, а никак не нас двоих.

– Простите, я иностранец и не знаю всех тонкостей вашего языка… Получается, когда мы с вами встречаемся, и если я хочу сказать именно про нас двоих, мне нужно говорить «вы»?

Охранник непонимающе на меня уставился. Мне с трудом удалось сохранить серьёзное выражение лица, и мужчина, кажется, немного обозлился.

– Вы издеваетесь?

Я поспешил опровергнуть сие утверждение:

– Нет, вы не издеваемся, ведь нас здесь всего двое, и нам, в общем-то, не над кем издеваться.

Боец вздохнул, поправил дорогой, красный, как его яблоко, плащ и, по-видимому, успокоившись от этого щегольского действия, спокойно спросил:

– С какой целью ваша персона гуляет по Королевскому району?

– Представляете, вновь заблудился, – неловко пробормотал я и затем невинно рассмеялся. – Бывает же такое? Не соблаговолите ли вы проводить меня к фонтану Брандемарка?

– Что-то вы часто теряетесь, господин иностранец. – пожаловался стражник, так и не ответив на мою просьбу. – Ваш друг, кажется – Рубиус, совсем вам не помогает?

Я призадумался и по прошествии пары секунд ответил:

– Знаете, Рубиус очень занятой человек, – и наклонился поближе к рыцарю. – Сегодня мы договорились встретится с ним у Грейвского крематория. Как мне добраться до туда?

Страж порядка взялся за кисточку шляпы, сияющую на закатном солнце, и как бы невзначай спросил:

– Кхм… А зачем ваш, с позволения сказать – друг, назначил вам встречу у Крематория? – и прильнул ко мне, как любопытная булочница.

– Эм, видите ли… У него умер… друг?

– Ах, какой ужас! – рыцарь элегантно снял шляпу и с жаром прижал её к груди. – Мир его праху.

– Мир его праху, – точь в точь повторил я, весьма тронувшись состраданием благородного рыцаря.

– Ну-с, теперь я вас понимаю, – мужчина сочувственно закивал. – Вам нужно забрать урну?

– Да-да, верно, – моментально согласился я. – Так как я могу пройти к крематорию?

– Пройдёмте со мной! – страж порядка схватил меня за руку и со знанием дела повёл вдоль богатых столичных улиц. Я особо не сопротивлялся.

По-видимому, подобные нам парочки – стражник и иностранец, были не редкостью, потому как многочисленные прохожие не обращали на нас никакого внимания и лишь изредка улыбались, как улыбаются люди, всегда гостеприимные к таким глупым, но всегда таким добродушным иностранцам.

Вскоре мы вышли к знакомому фонтану. Значимая деталь перекрёстка, подсвеченная последними лучами заходящего солнечного круга, заимела цвет приятной охры и покоряла невольных зрителей своим величием.

– Видите фигуру, стоящую справа от Преймона? – стражник прихватил меня за плечи и повернул в сторону какого-то мраморного бородача. – Улица, которую она охраняет, называется проспектом свободы. Три сотни лет назад по ней проходили освободительные войска императора Оливия… К слову, это он и есть. Видите, какой гордый!

Я посмотрел на статую императора Оливия. Она мне не понравилась – правитель показался мне взяточником и тунеядцем.

– Даа, просто замечательная статуя. Наверное, император Оливий очень важен для имперской истории?

– Вы очень прозорливы, – рыцарь улыбнулся. Его богатые белые зубы засверкали в солнечных лучах, как рассыпной жемчуг. – Император Оливий спас страну от кочевников, захвативших государство на границе империи – Тулоне, и освободил саму Тулонскую столицу от гнёта. За это ему ещё при жизни поставили памятник…

– Замечательный человек!

– В высшей степени замечательный! – с радостью согласился рыцарь. – Так вот, пройдёте по проспекту свободы до ресторана с названием Авиньон, а оттуда налево, по улице Зелёной рощи. Как упрëтесь в парк Зелёной рощи – пройдите вдоль него по правой стороне и тогда выйдете на улицу, на которой находится крематорий. Поняли?

– Значит, до ресторана Авиньон… Спасибо.

– А вы точно доберётесь? – с беспокойством спросил стражник, посматривая на мой неуверенный вид.

– Безусловно. Память – моё второе имя…

* * *

Как оказалось, вторые имена легко забываются. Я так и не вспомнил, куда же надо повернуть после ресторана Авиньон, чтобы попасть к Грейвскому крематорию, и с обидой на собственную память уселся на пороге уже упомянутого именитого ресторана, отпугивая прохожих.

Там я услышал замечательный диалог между женщиной и мужчиной: первая клялась любимому в верности, а тот, второй, упрекал девушку в том, что ей нужны лишь деньги и она не хочет делить с ним и беды, и радости. Пожалуй, они бы не пришли к компромиссу, если бы не принесли счёт: услышав волшебную цифру – тридцать серебряных ланистра, всё внимание молодого человека переключилось на счёт.

Я усмехнулся.

«Ещё совсем недавно Ричард Донаван и сам мечтал тратить на какую-то там Марианну все свои деньги. Тоже водить её в ресторан. Сидеть, как тут, под ночным небом и рассуждать о том, почему ему нравятся голубые галстуки, не в пример чёрным. Но всё это испарилось… Как и его жизнь.

Зачем ты сидишь тут, Ричард? Почему ещё не перерезал себе горло? Это ты настолько слаб, или же этот мир уже так крепко опутал тебя своей молочной паутиной?»

– И хули ты тут забыл?

Я поднял голову и увидел под тенью фонаря моего маленького, новоиспечённого друга, имя которого уже давно позабыл за ненадобностью.

– Как дела… Э-э-э… Хейни?

– Как у меня дела? Это я должен спросить, как у тебя дела, алкоголик! – гном рассержено фыркнул.

Я пришёл в недоумение.

– Алкоголик? Кажется, это ты меня споил.

– Я? – глаза бородача расширились до невозможных пределов. – Это всё твои отговорки, Лойд: ты просто не желаешь признавать, что пьёшь, как лошадь.

– Так говорят в отношении тех, кто пьёт много воды, а не водки. К слову.

– Тогда… – Хейни призадумался. – Как конь. Ты пьёшь, как конь.

– Фразеологизмы не так работают.

– А хер с ними, с этими как-то-там-гизмами. Факт остаётся фактом: ты пьяница.

– Нет, это ты пьяница!

– А кто сломал мне стол? – мастер ядов надулся, как жаба. Стало быть, ядовитая.

– Ты и сломал. Стилетом.

– Правда?.. – гном зачесал бороду. – А кто вырезал на нём: «Ричард, Хейни и Эйваришман – братья на век»?

– Как-как?

– Эйваришман! – послышалось из темноты. – Ты назвал своего коллегу-детектива Эйваришманом! – остроухий обалдуй выполз на свет. Губы у него пересохли, на голове была повязка, а на поясе – фляжки с водой. – Я должен взыскать с тебя оскорбительные. Накапало прилично – три…

– Бутылки! – заключил гном к всеобщему неудовольствию. – После работы обмоем нашу очередную победу.

– Но мы ведь ещё никакого не победили. – я схватился за больную голову. – Мы просто сидим за несколько улиц от Грейвского крематория и болтаем о всякой нелепице.

– Ах, нелепица! – рассержено брякнул гном и затем принялся раздеваться. – Нелепица? Да, так ты сказал…

– Погоди! Не надо! Умоляю! Нет!.. – я прикрыл глаза руками, но от моего взора всё равно не скрылась волосатая гномская поясница, на которой было набито… Неужто моё имя? Возможно, что голова Лойда ошиблась буквами?

– Это ты меня заставил, гад!

– Забудем об этом, – я плавно встал и похлопал гнома по плечу. – Что было, то прошло.

– Угу, – эльф печально застонал. – У вас есть таблетки от головы?

– А почему не спросишь для эрекции, импотент? – бородач стукнул по синему эльфу и заржал, как конь… Кстати, здесь идиома вполне соответствует заявленному началу.

– Шути-шути, бородатая амёба. – губы наёмного убийцы скривились в адской усмешке. – Мы всё равно знаем, что тебя, полового агрессора, обменяли на денежный мешок…

Гном схватил обидчика и принялся его душить. Возможно, он бы так и убил Эйваришмана, если бы я его тогда не оттащил.

– Пусти меня! Я ещё не всё ему сказал! – Хейни принялся вырываться. Я обхватил его руками и ногами и с трудом усадил на ступеньки ресторана. Кто-то мог бы решить, что нас наняли конкуренты Авиньона – отпугивать прохожих.

– Успокойся. Нет нужды тратить на этого негодяя всю свою энергию.

Торговец ядами злобно засопел: он не мог не отдавать энергии окружающим людям.

– Пусти. Обещаю – драться не буду.

– И ты ему веришь? – спросил эльф, прикрываясь от убийственного света фонаря рукой. – Ты посмотри на него рожу – вылитый убивец…

– Чья бы корова мычала! – рявкнул гном и с ожесточением плюнул в сторону товарища. Слюна совсем немного не долетела до адресата и упала на ботинок какого-то влиятельного прохожего. Помнится, здесь его подвид называли гоблинами.

– Что вы себе… Это вы?

– Нет. – я отрицательно замотал головой. Гном, которого я ещё не отпустил, поступил точно так же.

– Нет, это вы… – богач сощурился. – Я искал вас по всему городу с тех самых пор, как вы пнули меня на оживлённом проспекте и убежали. Не спал ночью. Не мог найти себе места и обещал свершить вендетту…

Эльф рассмеялся и убрал руку ото лба. Свет ослепил его, и он со слезами свалился на мостовую.

– Ах ты, мерзкий хохотун! Твой народ – пособник убийств бедных полуросликов, а ты имеешь наглость смеяться в этом городе, и не над кем-нибудь, а надо мной! Хозяином самого знаменитого в мире банка! – малыш свистнул, и из-за угла вышло трое… коротышек с длинными крючковатыми носами.

– Ой, смотри! – эльф принялся тыкать в гоблинов пальцем. – Какие у них мечи маленькие, как у детей… Ох, не могу! Хейни, ты это видишь?

Гном принялся ржать.

– И правда! Интересно, чтобы предохраняться, они полностью в презерватив лезут?

Банкир рассвирепел. Такого оскорбления он вынести не мог.

– Взять их! Взять и выпороть!!! – от криков гоблин начал подскакивать, как перекачанный мячик. – А человека – до полусмерти! До полу…