Текст книги "Колчаковщина (сборник)"

Автор книги: Павел Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава четвертая
Провал

1

Наташа передала Семену, что Мурыгин очень хочет его повидать. Вот только где сойтись. У Ивана Александровича нельзя, здесь тоже нельзя, надо, чтобы обе квартиры остались чистыми. Семен переговорил с одним из работающих вместе с ним на заводе товарищей, – он еще приходился Семену каким-то дальним не то родственником, не то свойственником, они и сами хорошенько не знали. Товарищ согласился, чтобы свидание состоялось у него, и в назначенное время Мурыгин отправился по указанному адресу.

Семен был уже здесь. Мурыгин крепко пожал ему руку.

– Спасибо, товарищ Семен, за Мишку с Наташей, приютили их.

– Ну, чего еще, – просто сказал Семен, – а куда было девать?

Мурыгин прошелся несколько раз по тесной комнатушке и, остановившись возле Семена, дружески хлопнул его по плечу.

– Вот что, товарищ, надо начинать работать.

– Это можно, товарищ Мурыгин, только как взяться, сумею ли?

– Сумеешь, сумеешь, дядя Семен, – убежденно сказал Мурыгин. – Что у вас за народ на заводе?

– Народ ничего себе, да напуганный шибко.

– Из прежних большевиков никого не осталось?

– Никого. Зато теперь все большевики, только говорить боятся. Видишь, жизнь-то какая пошла рабочему человеку, пикнуть не смей. Явись теперь большевики, наши заводские все пристанут.

– Так вот, дядя Семен, дам я тебе пару газет, прочитай их, там просто написано, все сразу поймешь. На заводе близкие приятели у тебя есть?

– Есть.

– Такие, которых ты хорошо знаешь и которым можно доверять?

– Есть.

– Ну вот, газеты прочтешь, начнешь потихоньку да полегоньку с своими приятелями разговаривать о прочитанном сначала с одним, потом с другим. Если можно кому из них дать газету, дай. Вот, если ты пяток таких приятелей подберешь, это будет замечательно.

– Это можно, товарищ Мурыгин, пятерку я тебе живым манером сколочу. Ребята у нас крепкие, положиться на них можно.

– Хорошо. Как у вас администрация?

– Есть у нас Хлебников, управляющий, ну, сдается мне, что он вроде как большевик.

– Почему ты так думаешь?

– Вот как писали мы письмо с Натальей Федоровной, дай, думаю, спрошу у Хлебникова, не опасно ли. Показал ему газету с объявлением, прочитал он, – лишнего, говорит, только не пишите. Ну, думается мне, что он с тех пор как бы приглядываться ко мне стал.

Мурыгин улыбнулся.

– Может быть, для того и приглядывается, что донести хочет!

– Ну, нет, – убежденно сказал. Семен, – такой не сумел бы с рабочим народом обходиться, как Хлебников. Я хорошего человека нутром чувствую.

– Ладно. Надо и Хлебникова прощупать.

Разговаривали долго. Прощаясь с Мурыгиным, Семен взволнованно сказал:

– Ты меня, товарищ, посылай, куда хошь… Я хошь и не большевик, ну, за рабочее дело согласен!

2

Теперь, когда с Ломовым была полная договоренность, Мурыгин считал возможным использовать его для связей. Однажды спросил:

– Вы, товарищ Ломов, никого из большевиков не знаете? Может быть, кто-нибудь остался здесь?

– Знаю. У нас в союзе служит Расхожев, заведует отделом сырьевых заготовок.

– Большевик?

– Большевик. Я его хорошо знаю. Он не здешний, из Томска. Я его там несколько раз встречал.

– Под своей фамилией он здесь?

– Нет, под чужой. Его здесь никто не знает. Я с ним встречаюсь часто, но делаю вид, что раньше никогда его не видел.

– Вы вполне в нем уверены? Никаких сомнений у вас относительно его нет?

– Решительно никаких. Повторяю, что я с ним несколько раз на съездах в Томске встречался, когда там работал. Он всегда выступал как большевик.

Мурыгин что-то обдумывал.

– Вы могли бы меня с ним познакомить?

– Конечно, мог бы.

– Покажите ему для начала вот это.

Мурыгин вынул советские деньги.

– Хорошо.

Дня через два Иван Александрович встретился с Расхожевым в правлении союза.

– Вы видели, товарищ Расхожев?

Протянул Расхожеву пачку советских денег. Расхожев живо заинтересовался.

– Нет, не видал. Где вы взяли?

– Тут человек один из России приехал.

– Из России! Ну что он рассказывает?

– Много интересного. Если хотите, я могу вас свести с ним.

Расхожев тотчас же сделал равнодушное лицо.

– Нет, я не к тому. Просто думал, что он вам рассказывал.

И отошел от Ломова.

Когда дома Иван Александрович рассказал об этом Мурыгину, тот был очень обрадован: осторожность Расхожева ему понравилась. Достал из чемодана пару газет.

– Вот, Иван Александрович, передайте-ка Расхожеву, может, он разговорчивее станет.

На заседании правления Ломов опять увидел Расхожева. Выждал минуту, когда Расхожев вышел из кабинета, пошел вслед за ним и в коридоре остановил.

– Товарищ Расхожев, вот спрячьте, дома прочтете.

Расхожев молча взял газеты и, не посмотрев, сунул в карман.

На другой день он сам пришел к Ивану Александровичу в кабинет. Молча сел, в упор посмотрел на Ломова черными сверлящими глазами и хмуро спросил:

– Послушайте, вы меня знаете?

– Да, знаю, мы с вами встречались в Томске на съездах.

Расхожев кивнул головой.

– Верно. Почему же вы делали вид, что не узнаете меня?

– Я думал, что это будет вам неприятно, ведь вы меня мало знаете.

– Мне это нравится в вас, – все так же хмуро продолжал Расхожев, – теперь вот что, – почему вы мне дали эти газеты?

Иван Александрович помолчал немного.

– Видите ли, товарищ Расхожев, в чем дело: я знаю, что вы большевик, по крайней мере, в Томске я вас знал как большевика. Здесь у вас фамилия другая, значит, вы скрываетесь, а это последнее значит, что вы большевиком и остались.

– Допустим, – слегка улыбнулся Расхожев.

– Ну вот. Теперь мне случайно пришлось познакомиться с человеком, приехавшим из России. Человек этот тоже большевик и тоже скрывается. Хорошо ли это или плохо, но только я рассказал ему про вас, не называя вашего имени. Он хочет связаться с вами, и я по его просьбе передал вам советские деньги и газеты. Вот и все.

Расхожев помолчал немного.

– Вы меня простите, Иван Александрович, я вашего поступка не одобряю. Вы поступили неосмотрительно. Разве вы не думаете, что этот человек мог быть провокатором?

Ломов засмеялся.

– Мне ваша осторожность, товарищ Расхожев, тоже очень нравится. Но видите, в чем дело: сказать по правде, я этого человека знал раньше.

– Это другое дело. Все-таки…

Иван Александрович перебил его.

– Это Киселев, может быть, слыхали?

– Киселев? Да, слыхал. Хорошо, сведите меня с ним.

Ломов дал Расхожеву свой адрес.

Мурыгин с большим интересом выслушал рассказ Ивана Александровича о его разговоре с Расхожевым.

– О, вот это молодец! Вот это большевик!

С нетерпением ждал прихода Расхожева.

Вечером Иван Александрович ввел к Мурыгину небольшого щупленького человека, густо заросшего черным волосом.

– Вот вам, товарищ Расхожев.

Ломов оставил их вдвоем. Расхожев приступил прямо к делу.

– Вы меня извините, дорогой товарищ, я вас не знаю, но слыхать про вас – слыхал. Однако то, что вы прислали с Иваном Александровичем – советские деньги и московские газеты, – доказательство еще не так большое. Согласитесь, что и деньги, и газеты у каждого контрразведчика могут быть. Что вы еще можете предъявить в доказательство того, что вы действительно тот, за кого себя выдаете?

Мурыгин улыбнулся прямоте и недоверчивости Расхожева. Молча подошел к стоявшему на окне цветочному горшку, ковырнул землю ножом. Вынул капсулу, из капсулы – маленькую шелковую полоску. С улыбкой протянул Расхожеву:

– Читайте, товарищ.

Расхожев тщательно просмотрел документ. Взволнованно протянул обе руки к Мурыгину.

– Дорогой товарищ!..

Обрадованные, крепко обнялись.

3

Хлебников заговорил с Семеном сам. Как-то проходил заводским двором, увидал Семена и остановился.

– Что, Семен, послала письмо твоя знакомая?

– Давно послала, Иван Петрович.

– Вот, поди, обрадовался муженек письму. Давно врозь живут?

– С самой весны. Уехал, вишь, на какой-то съезд в Москву, а тут переворот случился, так и застрял там.

– Так она не беженка, значит?

– Какое там беженка, природная сибирячка.

– Ох, уж не большевик ли у твоей знакомой муж? – как бы шутя спросил Хлебников и засмеялся.

Семен притворился смущенным.

– Ну, вы окажете, Иван Петрович.

В глазах Хлебникова, зорко наблюдавшего за Семеном, вспыхнул лукавый огонек.

Повернулся было уходить и вдруг как будто случайно вспомнил.

– Да, вот что, Семен: если твоя знакомая будет нуждаться очень, ты скажи мне, может быть, какую работу найдем.

Семен выразил на своем лице необыкновенную радость.

– Вот за это, Иван Петрович, спасибо тебе!

Хлебников повернулся и пошел. На его обычно хмуром лице играла довольная улыбка.

«Ну, брат Семен, попался ты мне. Как ты ни хитри, а твоя знакомая большевичка, да и сам ты, должно быть, большевик. Ладно, посмотрим, что дальше будет».

Семен, в свою очередь, довольно посмотрел вслед удаляющемуся Хлебникову и, хитро подмигнув ему в спину, подумал:

«Ну, Иван Петрович, как ты там ни финти, а большевик ты и больше никаких гвоздей».

При следующей встрече с Мурыгиным Семен рассказал ему о своем разговоре с Хлебниковым. Мурыгин внимательно выслушал и задумался.

– Да, по всем признакам большевик. Не может быть, чтобы оказался предателем и так тонко вел игру.

Семен замахал своими длинными руками.

– Что ты, товарищ Мурыгин, какой он предатель. Вот уж четыре месяца, как Хлебников на заводе, и ничего такого мы не замечали. Наш это человек, чует мое сердце.

– Ладно, действуй дальше. Да, вот что, Семен, давай-ка действительно устроим к нему Наталью Федоровну, сам ведь предлагает. Посмотрим, что из этого выйдет.

На другой день Семен прошел к Хлебникову в кабинет.

– К вам, Иван Петрович… Помните, насчет работы для моей знакомой говорили… Хорошо бы работенку какую, а то приспичило бабе.

– Что, не устроилась нигде?

– Да кто ж ее возьмет, Иван Петрович? Придет – будто и есть должность, а как зачнут расспрашивать – чья да откуда, ну и нет должности.

Хлебников неожиданно поднялся из-за стола, подошел к Семену, дружески хлопнул его по плечу.

– Вот что, товарищ, скажи ты мне по совести… Муж у твоей знакомой большевик, да?

Семен виновато отвел глаза в сторону.

– Да как вам сказать, Иван Петрович…

– Ну? – настойчиво сказал Хлебников.

– Да ведь что ж, надо сознаваться!

– Ах ты, голова садовая, давно бы так! – весело улыбнулся Хлебников и отошел на свое место. – Ну вот что, Семен, пусть она придет как-нибудь, я с ней поговорю, а пока вот передай ей, скажи, что от товарища.

Хлебников вынул бумажник. Семен не выдержал роли, и его лицо расплылось в широкой радостной улыбке.

– Погодь, товарищ, это верно, что муж у ней большевик, но только она теперь уж не нуждается.

Хлебников пытливо посмотрел в лицо Семену.

– Что это значит, Семен?

– Это я пытал тебя, Иван Петрович. Теперь вижу, что ты большевик.

Хлебников засмеялся.

– Ну, значит, мы с тобой друг друга пытали.

4

Теперь их было пятеро: Мурыгин, Хлебников, Расхожев, Семен и наборщик земской типографии Зотов. Зотова привлек давно и хорошо его знавший Расхожев.

– Штаб готов, – весело потирал руки Семен, – армию надо.

– Нас и так больше дивизии, – шутил Мурыгин, – пять человек – пять полков в полной боевой готовности.

Собирались у Семенова товарища, иногда у Хлебникова на заводе, иногда на квартире Расхожева. К Мурыгину заходили редко, в случае крайней необходимости, и то поодиночке. После двух-трех собраний наметили план ближайшей работы и распределили между собой обязанности. Хлебникову, кроме принадлежащего союзу кооперативов завода, поручили все остальные предприятия союза. На заводе ему должен был помогать Семен, который, кроме того, устанавливает связи с железнодорожными рабочими. Расхожев по своей работе в качестве заведующего сырьевыми заготовками союза имел большие связи в уездах и должен был использовать эти связи для выявления недовольных колчаковскими порядками. Через Расхожева думали перекинуть работу в уезды. Зотову поручалась работа в профсоюзах, связь с тюрьмой, паспортный отдел и техническая работа по выпуску листовок. Мурыгину оставалась работа среди военных и объединение деятельности группы.

Шли к поставленной цели медленно, но упорно. Прежде чем ступить шаг вперед, тщательно нащупывали место, – не зыбится ли. И только убедившись в прочности почвы, становились полной ногой.

Ждали случая связаться с другими городами. От Наташи Мурыгин знал, где работает Петрухин, но как его разыскать, не имея адреса? Да и цел ли еще Алексей? Доходили смутные слухи о большом провале в том городе, где Алексей был в последнее время.

При одном из свиданий с женой Мурыгин, раздумчиво взглянув на нее, сказал:

– Хорошо бы тебе, Наташа, съездить поискать Алексея. У меня в памяти сохранились кое-какие адреса, может быть, что и вышло бы.

Наташа без колебания согласилась.

– Ну что ж, Мишу вполне можно оставить на Ивановну.

Над этим делом Мурыгин задумался серьезно…

Однажды из маленького коричневого домика вышла закутанная в большую теплую шаль женщина. В руках у женщины была маленькая дорожная корзина, перетянутая крест-накрест веревкой. Дойдя до вокзала, женщина с трудом протискалась через запруженный народом зал третьего класса на платформу и пошла вдоль воинского поезда, отправляющегося на фронт.

У одного из вагонов, откуда неслись крики и песни, женщина остановилась.

– Братцы, довезите, мне только две станции доехать.

– Самим тесно, вишь, друг на дружке сидим.

– Да мне не надо места, мне, вот, только корзиночку всунуть куда-нибудь, а сама я постою. Мне как-нибудь, братцы.

– Посадить, что ли, ничего бабенка, подходящая.

Солдаты загрохотали:

– А че у те в корзине-то, самогон есть?

– Самогону нет, а получше кое-что есть, – многообещающе сказала женщина. – Посадите, братцы.

– Посадить, что ли? – обратился один солдат к товарищам.

– Два дня, братцы, сижу на станции, никак выбраться не могу. Всего только два пролета мне.

– Ну, ладно, давай корзину. Сама прыгнешь, как поезд тронется.

Женщина подала корзину и отошла в сторону. Ударил третий звонок.

– Эй, землячка, прыгай скорей!

Женщина побежала рядом с вагоном.

– Я раздумала, братцы, я не поеду. Корзиночку себе оставьте, поделите, что там в корзине-то.

– Спасибо, землячка, спасибо!

– Не на чем. Не заперта корзиночка, только веревочкой завязана.

– Ладно, ладно. Спасибо, тетка!

Женщина остановилась, подождала, пока прошел поезд, и быстро пошла по путям между составами.

Так Наташа вручила первую партию листовок отправляющимся на фронт солдатам.

5

Гроза налетела неожиданно.

Как-то Мурыгин возвращался поздно ночью. Подошел к дому, увидал раскрытую половинку парадной двери.

– Что такое?

Сразу мелькнуло подозрение. Осторожно вошел в коридор, не притворяя за собой дверь. Прильнул ухом к ведущей в квартиру двери. Услыхал шарканье многих ног, голоса.

– Обыск!

Тихо, на цыпочках, стал выходить из коридора на улицу. К крыльцу подходил человек в шинели. Слабо блеснули звездочки на погонах. Человек увидал Мурыгина, остановился у крыльца.

– Стойте, куда вы?

– Да я не сюда, оказывается, попал.

Офицер засмеялся.

– Вернемся, может быть, сюда.

Мурыгин стоял на две ступени выше офицера. Правая рука в кармане крепко сжимала браунинг. Молнией пронеслась в голове мысль.

«Выстрелить? Услышат в доме, выбегут. Может быть, и на улице есть близко люди, схватят».

Офицер занес ногу на следующую ступеньку. Медлить было нельзя. Мурыгин быстро вынул из кармана руку, коротко взмахнул и со страшной силой ударил офицера револьвером по виску. Офицер упал. Загремела шашка по ступенькам крыльца. Из квартиры Ивана Александровича открылась дверь, послышались голоса. Мурыгин одним прыжком перескочил через офицера, перебежал улицу, перемахнул через забор в чей-то двор. Сзади прогремел выстрел. Щелкнула пуля о забор. Захрустел снег под ногами бегущих людей. Мурыгин быстро пробежал двор, открыл задвижку у калитки и выбежал на другую улицу. Быстрым шагом, тяжело дыша, направился вдоль улицы.

Куда теперь? К кому-либо из товарищей – безумие. Очевидно, у всех обыски.

Пойти к Наташе. Возможно, что и у нее обыск. Раз удалось уйти, в другой можно и не суметь. Нет, ни к кому из них нельзя…

Быстро шел по тихим, морозным улицам, крутились обрывки мыслей в разгоряченном мозгу. Неужели провал? Значит, начинать все снова. Но все это потом, потом. Теперь куда? Вспомнил про одного из земских служащих, который считался сочувствующим.

«Вот куда, к Николаю Ивановичу!»

Быстро направился к его квартире. В окнах было темно, значит, все спокойно. Мурыгин сильно нажал пуговку электрического звонка. Через одну-две минуты, которые показались Мурыгину за целый час, в квартире вспыхнула лампочка, хлопнула дверь и сверху лестницы послышался сердитый голос Николая Ивановича.

– Кой там черт?

– Николай Иванович, это я, Мурыгин. Откройте скорей.

Николай Иванович спустился с лестницы, открыл двери и молча пропустил Мурыгина вперед. Поднялись в квартиру.

– Ну что, большевик, попался? – шепотом спросил Николай Иванович.

Мурыгин устало опустился на диван.

– Провал, Николай Иванович. У Ломова обыск. Меня не было дома. Сейчас подошел к квартире, услыхал голоса, бросился бежать. По дороге какого-то офицера револьвером по башке стукнул.

– Поделом, – угрюмо сказал Николай Иванович, – не становись на дороге. Ну ладно, ложитесь тут на диване, утром поговорим.

Утром условились, что Мурыгин останется у Николая Ивановича, а тот попробует выяснить, что произошло за ночь. Вернулся Николай Иванович только к вечеру хмурый, расстроенный.

– Полный провал, товарищ Мурыгин. Из наших земцев арестованы Зотов и еще три наборщика, из кооператоров – Ломов, Хлебников и Расхожев. Были аресты на станции. Ивана Александровича жаль, нервный человек, пропадет в контрразведке.

– Не знаете, на заводе, кроме Хлебникова, никто не арестован?

– Не слыхал. Говорили только про Хлебникова.

– Надо узнать, не арестован ли на заводе кто из рабочих.

Мурыгину так хотелось узнать, на свободе ли Семен. Тогда цела и Наташа.

– Это мы все узнаем, – озабоченно наморщил лоб Николай Иванович, – это все пустяки, главное – вам надо уезжать, товарищ Мурыгин.

– А здесь все бросить? Столько потрачено сил, налажены связи, начата работа. И все даром? Нет, это невозможно.

– Я не говорю, что уехать совсем, – на время выехать, ну, на месяц, на два.

– Легко сказать – на месяц, на два. Нет, это немыслимо!

– Чудак человек, ну ступайте прямо в контрразведку, только вас там не хватает!

Николай Иванович начинал сердиться.

– Поймите, товарищ Мурыгин, что раз вы будете целы, не все еще пропало.

Мурыгин решительно покачал головой.

– Нет, нельзя. Надо, по крайней мере, окончательно выяснить положение, передать кому-нибудь связи. Потом можно на недельку-другую выехать.

Николай Иванович пожал плечами.

– Как хотите. Во всяком случае, если вы не будете шляться по городу, можете оставаться у меня. Пока что у меня, думаю, безопасно.

6

Через три дня после провала Николай Иванович пришел со службы радостно улыбающийся.

– Ну, большевик, у меня для вас хорошие известия есть.

Мурыгин так и кинулся к Николаю Ивановичу. Тот протянул маленький клочок бумажки. Димитрий сразу понял мелкий почерк жены. В записке было несколько слов:

«Все хорошо. Семен здоров, от Алексея известия».

Усталое лицо Мурыгина вспыхнуло в радостном волнении. Так бы и запрыгал на одной ноге, как Мишка, если бы не чувствовал себя таким большим.

– Что, большевик, обрадовался?

– О, еще бы!

Мурыгин схватил руку Николая Ивановича, стиснул ее.

– Кто принес записку?

– Жена Расхожева.

– Ничего о товарищах не слыхать?

– Ничего, словно сквозь землю провалились. Наш председатель объехал всех, кого можно, никто ничего не знает. Даже не удалось добиться – кто арестовал. Из союза кооперативов тоже ездили всюду и тоже без толку. Черт знает, что творится, словно в бессудной земле живем!

– Вы теперь только убедились в этом? – уколол Мурыгин Николая Ивановича, еще совсем недавно порвавшего со своей эсеровской партией.

Николай Иванович сконфуженно махнул рукой.

– Не теперь убедился, но не в этом дело. Дойти до такой наглости, брать людей без всякого распоряжения какой бы ни было власти. Ведь этак любая кучка негодяев может и арестовать, и убить, и никто не будет знать, как, что и почему. Черт знает, что такое!

Мурыгин еще раз перечитал записку. Значит, Семен на свободе. Только не ясно, успел скрыться или не был совсем арестован. Ну, да это пока неважно, главное – на свободе. И известия от Алексея. Конечно, Наташа говорит о Петрухине. Неужели сам Алексей явился? Ну, это тоже, в конце концов, неважно, сам явился или прислал кого. Важно, что, значит, Алексей жив. Дело обстоит не так уж плохо, как казалось вначале. Не все еще пропало.

Мурыгин даже улыбнулся.

– Да, хорошо; и Семен на свободе и от Алексея известия.

На другой день Николай Иванович вернулся домой сильно расстроенный.

– Ну, товарищ Мурыгин, опять новости, да такие, что передавать не хочется.

Мурыгин встрепенулся.

– Ну, ну?

– За городом в лесу нашли Зотова и трех других наборщиков. Голые, изуродованные, в снегу. Под сараем в союзе лежат. Ездил смотреть, – жутко.

Мурыгин побледнел, схватился за голову.

– Проклятые!

Заметался по комнате, как узник по тесной камере.

– А вы говорите – ехать! Работать, работать! День и ночь бить по одному месту. Пусть нас погибнут еще десятки, сотни, но надо расшатать, разбить вдребезги этот колчаковский трон.

Несколько успокоившись, спросил:

– Ну, а другие товарищи как: Ломов, Расхожев, Хлебников?

– О них ничего не слыхать, как в воду канули. Должно быть, замучили и бросили в воду, чтобы скрыть следы.

Как живые встали перед Мурыгиным товарищи: Иван Александрович, с его высоким лбом, застенчивой улыбкой, тихим задушевным голосом; такой щуплый на вид, но твердый духом Расхожев с черными, пронизывающими насквозь глазами; добряк Хлебников.

Мурыгин глубоко вздохнул.

– Все, все припомним!

Взволнованно остановился перед Николаем Ивановичем.

– Что же теперь будете делать вы, земцы и кооператоры? Протест напишете, в совет министров пошлете? На шакалов волкам будете жаловаться, что овец таскают. Эх вы!

В гневе опять заметался по комнате.

Николай Иванович опустил голову.

– Что еще слыхать? – после некоторого молчания спросил Мурыгин.

– Да, я вам забыл сказать одну новость. В соборе сегодня по царю панихиду служить будут.

– Неужели?

– Да. Рассылают пригласительные билеты особо известным лицам. Служба при закрытых дверях.

– Здорово. Значит, уж до царя докатились?

– Не знаю, докатились ли, но катятся быстро.

– Ну, а ваши эсеры приглашения на панихиду не получили? – засмеялся Мурыгин.

– Ладно смеяться, – отшутился Николай Иванович, – просмеетесь.

– Какой тут смех! Ведь вашими руками дорога расчищена!

Николай Иванович вздыхает.

– Да, ошибку дали. Дернула нас нелегкая связаться с этой атаманщиной. Ну ладно, уезжать вам, товарищ Мурыгин, все-таки надо.

– Это почему?

– Здорово контрразведчики работают. Сейчас среди военных аресты идут. По заводам аресты. Около земской управы подозрительные люди похаживают. Рано или поздно – вам не отвертеться!

– Выехать, конечно, надо, – после некоторого раздумья сказал Мурыгин, – но вот повидаться бы с тем товарищем, о котором пишет жена.

– Ну что ж, пишите записку, через жену Расхожева передам.

7

Ночью в квартиру Николая Ивановича пришел Семен и молотобоец Иван Кузнецов, приехавший с известиями от Алексея Петрухина. Кузнецов рассказал о работе в своем городе, о неудачном выступлении. Подробно рассказал об Алексеевой работе. У него теперь несколько партизанских отрядов, отряды непрерывно пополняются крестьянами. Пока что мешают снега, люди сидят по своим деревням и дожидаются весны. С весны Алексей намеревается начать серьезные выступления.

Мурыгин с радостным волнением выслушал Кузнецова.

– Да, да, вот туда, к Петрухину. Связаться с ним, потом опять в город, работа на всех фронтах. Ах, даже дух захватывает!

Проговорили всю ночь. Договорились о работе, о связях, которые должен был восстанавливать Семен.

– Только, товарищ Семен, еще денька три подожди, понюхай, чем пахнет, тогда потихоньку начинай.

Семен молча кивнул. На рассвете товарищи ушли…

В этот же день Николай Иванович вернулся со службы с сообщением, которое в корне изменило первоначальное намерение Мурыгина ехать к Петрухину.

– Ну, товарищ Мурыгин, придется вам торопиться с отъездом.

– Почему так?

– Заехал к нам с Оби председатель земской управы. У них в верховьях лесные заготовки. Имея в виду вас, я говорил с ним, и вы хоть сейчас можете ехать на заготовки. Ни один дьявол вас не найдет, и разводите вы там вашу социальную революцию сколько влезет.

Мурыгин задумался. Через Расхожева еще раньше получались сведения о многочисленных вспышках крестьян против колчаковских властей. Поехать на заготовки, значит очутиться в самой гуще крестьянства. Начать работу среди них! Может быть, с весны удастся войти в соприкосновение с отрядами Петрухина. Верно, надо ехать.

– Документ мне можете дать какой-нибудь? С моей паспортной книжкой теперь далеко не уедешь.

– Конечно, можно. Мы вам устроим командировку на имя какого-нибудь Сидорова или Петрова. Заедете к ним в управу, получите на это же имя удостоверение, нашу командировку изорвете, вот и все.

– Хорошо. Вот, пожалуй, из города трудно будет выехать, на вокзале влопаешься. Придется несколько станций на лошадях проехать.

Николай Иванович что-то обдумывал.

– Постойте-ка, я переговорю тут с одним человеком. Он в железнодорожном кооперативе служит и часто ездит по линии с вагоном-лавочкой. Вот с ним было бы хорошо выехать.

– Это совсем хорошо, – довольно улыбнулся Мурыгин. – Ну вот что еще, Николай Иванович: перед отъездом хотелось бы повидать разок сынишку. Что если жена придет с ним сюда?

– Я думаю, можно, но только перед самым отъездом. Вот выясню все с вагоном-лавочкой, определим день отъезда и тогда…

Наташа вернулась домой взволнованная. Не раздеваясь, подошла к Мише.

– Мишук, пойдем гулять.

Миша покачал головой.

– Не хочу, холодно.

– А на извозчике кататься хочешь?

– Хочу.

– Ну собирайся скорей.

Мальчик быстро оделся. Отошли пару кварталов от дома, взяли извозчика. Проехали несколько улиц, отпустили извозчика и пошли пешком. У одного большого дома остановились. Наташа позвонила.

– Ты куда, мама?

– В гости сюда зайдем. В гости хочешь?

– Хочу.

Вошли в дом, разделись. Встретил их незнакомый дядя. Взял Мишу за руку, провел их с мамой в комнаты, открыл дверь.

– Вот сюда, молодой человек, пожалуйте.

Не успел Миша войти в комнату, как к нему бросился высокий бритый дядя, схватил на руки, крепко прижал к себе, стал целовать.

– Мишка! Мишка!

Миша широко открыл глаза.

– Папа!

– Да, да, твой папа. Видишь, я обещал тебе приехать и приехал.

Миша крепко обхватил шею отца руками, прижался к нему лицом.

– Узнал, Мишук?

– Узнал.

Провел рукой по щетинистому подбородку отца.

– Колется. А где борода?

До самого вечера сидели у отца. А когда Наташа собралась уходить, Миша вдруг расплакался.

– Не хочу без папы уходить!

– Мне нельзя, Миша, я должен опять уехать.

– И я с тобой поеду!

Мурыгин улыбнулся.

– Вот вырастешь большой, станешь большевиком, тогда все время будем вместе ездить.

Мальчик вытер слезы.

– Хорошо, я скоро вырасту и буду большевиком.