Текст книги "Пограничная тишина"
Автор книги: Павел Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
V
В этот праздничный день десятилетние школьники Юстас и Пятрас рано утром выехали на велосипедах из села Вылковышки и покатили к реке Запсие на рыбалку. За околицей ребят радостно встретила золотистая волна поспевающей ржи, а за нею показался заманчивый Шештокайский бор, где можно прислонить машины к любому дереву и срезать в брусничнике толстоногого боровика в рыжей шапке. А если не полениться и свернуть на знакомую тропку, провести велосипеды километра два в руках, нырнуть в березнячок и очутиться в густущем малиннике, вот где раздолье-то! Ягоды сами в рот падают...
На этот раз Юстас и Пятрас боровика не срезали и в малинник не заглянули. У самого поворота на сосновой, разбитой грозой колоде, опустив голову к рыжей вместительной сумке на молнии, сидел человек в серой спортивной куртке. Услышав шум, он поднял голову с всклокоченными волосами, смахнул с низкого лба влажные от пота пряди. Это был Изодас. От того что питался он вот уже несколько дней всухомятку, а может быть, от излишнего употребления шоколада и чрезмерно быстрой ходьбы у него начались острые колики. Теперь он не только не мог быстро двигаться, но с трудом тащил тяжелейшую сумку.
– Ох, хлопчики, сам бог вас послал, – вытирая платком лицо, проговорил Изодас.
Мальчики сошли с велосипедов и не без любопытства стали рассматривать незнакомого человека. Юстас и Пятрас были приучены не спрашивать у старших, куда и зачем они идут или едут. Если будет нужно, сами скажут. Хорошо знал эти правила и Изодас. Он сам объяснил хлопчикам, что приехал на попутной машине, и ему нужно попасть домой, где его ждет сестра, да вот внезапно заболел и даже не в состоянии нести сумку. Не могут ли хлопчики подвезти сумку хотя бы до ближайшей деревни, а там он наймет машину или лошадь в колхозе.
– А у нас нет колхоза, – ответил словоохотливый и добрый по характеру Пятрас.
– Куда же он делся? – Глаза Изодаса возбужденно и строго блеснули. Для убедительности он напомнил мальчикам прежнее название колхоза.
– У нас давно уже совхоз, – возразил Юстас. Он был не особенно расположен к излишним разговорам, да и на речку хотелось попасть поскорее. Но тут опять вмешался Пятрас и начал портить все дело.
– Совхоз или колхоз, дядечку, что до того? Раз нужно помочь, ну так и давай, Юстас, поможем! – с увлечением проговорил Пятрас.
Юстас ничего не ответил, а только пожал плечами.
– Сумку можно пристроить на мой багажник, – сказал Пятрас.
– На твой, пусть на твой... – Юстас рассеянно смотрел на пыльную дорогу. Его вовсе не интересовали вещи незнакомца, которые сейчас Пятрас пристраивал на свой багажник, приговаривая:
– Какой отличный багажник! Отец смастерил. Он привязывает сюда целый мешок картошки.
– Ах, хлопчики, чем мне вас отблагодарить! – с искренним волнением в голосе заговорил Изодас. Ему было отчего волноваться: все утро он стремился к тому, чтобы как можно дальше оторваться от границы. Он растроганно стал оделять мальчиков шоколадом, сопровождая подарок восторженными словами.
При виде ярко-зеленой обложки у Пятраса замаслились глаза. Юстас повертел шоколад в руке и нехотя, словно по принуждению, сунул подарок в задний карман синих трикотажных штанишек. Повышенное внимание незнакомца и шоколад нисколько не соблазнили мальчика, наоборот – ему вдруг расхотелось тащиться вслед за тяжелой кладью этого дядьки. Неприятна была не только его нарочитая ласковость, но и само лицо, здорово искусанное комарами, всклокоченные волосы, кепка с черной пряжкой и даже рыжие тупоносые башмаки на толстой подошве.
После того как сумка была привязана к багажнику Пятраса, они вдвоем с незнакомцем, держась с двух сторон за рогульки руля, повели велосипед вперед.
«Ухватились, как за коровьи рога. Ха!» – мысленно усмехнулся Юстас. – «С этим Пятрасом никогда спокойно не доедешь до места, то он посадит впереди себя какого-нибудь мальчугана-приятеля, то девчонку Олеську из Гусарского. А она такой сорванец! Как-то схватила его, Юстаса, машину, села верхом на раму – до седла-то не достает – и давай крутить педали. Так раскрутила, что прямо на дерево наехала, и будь здоров, какая восьмерка получилась»!
Размышляя таким образом, Юстас немножко приотстал. Сейчас бы крючок забросить возле лапушка, а тут плетись...
По гладкой, хорошо укатанной дороге прошли метров двести, а может, чуть-чуть побольше. У Пятраса было совсем иное настроение – плитка шоколада не давала ему покоя, оттягивала карман и явно просилась, чтобы ее поместили в другое место... Однако развертывать на ходу было неудобно – руки заняты, да и перед Юстасом неловко, он терпеливый и один ни за что есть не станет. Пятрас был любопытен и быстро разговорился с дядечкой, успел узнать, как его зовут.
– У меня есть двоюродный брат, и его тоже зовут Изодасом.
– Вот и добре, что у меня есть тезка, твой родственник, – кивнул Изодас. Он рассеянно слушал болтовню мальчика. Поначалу в этой встрече он почуял опасность, теперь же она могла служить ему надежным прикрытием. Кому придет в голову узнавать, с кем едут мальчики? Его не устраивало лишь медленное движение. Сославшись на усталость, Изодас попросил у Пятраса разрешения проехать немного одному.
– Отчего же нельзя! – согласился Пятрас. – А мы прокатимся с Юстасом на его машине. – Пятрасу и самому надоело тащить за руль тяжелую отцовскую машину.
Изодас уверенно опустился в седло и сразу с места набрал большую скорость. Покатили вслед за ним и мальчики, удаляясь от границы все дальше и дальше. Изодас увеличивал ход. Быстрее замелькали на обочинах желтые свечкастые сосны, словно отступая, убегали назад березки и ели.
– И долго мы будем везти этого дядьку? – натуженно нажимая па педали, спросил Юстас.
– Не знаю...
– Кто, же знает?
– А ты как разумиешь?
– А я разумию так: доедем до мостика через Запсие – и баста!
– Так ему же надо дальше...
– Дальше, не дальше... А от мостика выкручивать по песку на гору? Ха! Да и нам надо скорее на рыбалку. Мы же едем на рыбалку или не едем?
– Конечно, едем, только вот...
– Или ты думаешь, что я тебя буду терпеть до самого Лоздияя? Как бы не так!
– А шоколад?
– А ты полагаешь, что за шмоток шоколада я его и вашу мосць повезу до озера Дуся? Ха! – Юстас горячо задышал Пятрасу в ухо.
– Ну так ему надо сказать!
– Ну и скажем!
– А кто будет говорить? – спросил Пятрас.
– Ты дал ему машину, ты и скажешь, – решительно ответил Юстас.
– Почему именно я? – возмутился Пятрас. – Если мой багажник и машина, так я еще должен спихнуть его сумку? Интересное кино! Мне тошно сказать человеку такое...
– Ха, как будто мне так уж сладко, чтобы ты елозил своей попкой на моей раме...
– Если тебе, ваша мосць, мешает мой зад, так я могу сойти к чертову быдлу!
– И очень шикарно сделаешь. Как довезу до мостика, так и сам спихну.
– Ну и давай, спихивай!
Велосипед Юстаса заюлил из стороны в сторону, и Пятрас на самом деле чуть не слетел в кювет.
– Если ты меня свалишь...
– И свалю, если не помолчишь, – пообещал Юстас.
Пятрас отлично знал характер своего друга – может и свалить, а то бычком упрется, так что трактором не стащишь, а еще начнет лепить в тебя разные словечки: и литовские, и белорусские, и польские, вроде «ваша мосць». Уж такой он есть, Юстас Пяткавичус. Сказать по правде, Пятрасу тоже изрядно надоело подпрыгивать на раме, да и не так уж мягко на ней сидеть... А от мостика через Запсие начнется подъем, рыхлый песок на дороге, придется опять тащить машины за руль.
Лес кончился. Мелькнули на опушке и остались позади последние кусты орешника. Подпрыгивая на неровностях, велосипеды бойко катились под уклон, через поле, засеянное смесью стручкастого люпина и овса, сверкавшего на утреннем солнце белесыми сережками. От моста желтая полоса дороги, прорезая песчаный изволок, стрелой вонзалась в дыбящийся за полем мощный, величавый сосновый бор.
– Как только подкачу к речке, так ты можешь, ваша мосць, убираться к тому самому быдлу, – проговорил Юстас.
Пятрас не отвечал.
– Уж дальше я не поеду, привет!
Друг его продолжал помалкивать.
– Ты можешь выклянчить у тех тупоносых башмаков еще себе шоколадку и кати с ним хоть до самого Кудрикоса, – не унимался Юстас.
– Юстас, если ты ляпнешь хоть одно словечко, я тебя смажу! – взорвался наконец Пятрас.
VI
Такого дерзкого – среди белого дня – нарушения границы на этом участке давно уже не было. Машина шла по лесной дороге на высокой скорости, временами на мягком сыпучем грунте на весь лес завывала мотором. Тревожная группа во главе с майором Андреевым спешила к месту происшествия. Павел Иванович сидел рядом с водителем. Служебная овчарка Индус, примостившись у ног сержанта Кости Ломакина, беспокойно поглядывала умными, пытливыми глазами на сидящих рядом солдат.
Уже по дороге майор мысленно разработал план предстоящего поиска и, не дожидаясь решения начальника отряда, приказал младшему лейтенанту Терехову приготовить еще одну поисковую группу с целью перекрыть большак. Сосед справа, как он предполагал, выдвинет свою группу в направлении Пренайских болот, слева поможет майор Засветаев и начнет поиск в районе Шештокайского бора. Выход в глубокий тыл из района озера Дуся перекроют дружинники.
Машина вырвалась на прямую и, поднимая пыль, покатилась вдоль следовой полосы, один край которой был уже освещен выплывавшим из-за леса солнцем, другой еще лежал в прохладной тени.
Деревянная вышка на сопредельной стороне выросла перед машиной неожиданно. Начальника заставы встретил Солпар Эмилов. Приложив руку к смуглой, загорелой щеке, чуть сдвинув набок фуражку с зеленым околышем, он доложил о происшествии и повел майора к месту нарушения. Подойдя к бровке следовой полосы, Павел Иванович присел на корточки. Было видно, что верхняя корка была порушена недавно, суглинистая, полупесчаная земля только чуть-чуть успела повянуть на солнце. За спиной майора сгрудились солдаты.
– На первый взгляд можно предположить, что купалась в песке птица, – проговорил начальник заставы. – Но это только на первый взгляд... Пятился задом и заделывал следы. Всем принять в сторону! Сержант Ломакин, Индуса на след! – приказал он.
– Есть, Индуса на след! – Сержант выдвинулся вперед. Индус, словно давно ожидал этого, рывком натянул поводок, ткнулся носом в сухой вереск, но тут же быстро откинул нос и начал отфыркиваться, несколько раз чихнул, потом, подняв на сержанта слезящиеся глаза, жалобно заскулил.
– Что с ним? – спросил Виктор Шабашев.
Сержант Ломакин встал на колени и нагнулся к брусничному кусту. Он был примят. На других еще серебрилась роса. Индус не брал след и продолжал скулить.
– Сержант Ломакин, убрать собаку, – приказал майор. Он понял, что имеет дело с опытным нарушителем, – из тех, кто обрабатывают след специальным веществом, не имеющим цвета, но с особым запахом. Взяв у Солпара Эмилова трубку, Павел Иванович направился к розетке.
– Товарищ полковник, след посыпан порошком неизвестного происхождения. Собака его не взяла. Принял решение вести преследование по вероятному направлению действий нарушителя.
– Хорошо! Только нужно все делать быстро, – ответил полковник Михайлов. – К вам вылетают вертолеты. Справа и слева помогут соседи. На место нарушения поставить часового – землю и траву возьмем на лабораторный анализ. Вы меня поняли?
– Так точно! Есть!
Подойдя к ожидавшим его солдатам, майор вернул трубку Солпару и отдал боевой приказ на преследование.
На широкой солнечной просеке светло белели меж елками веселые березки. Тарахтя и гулко стреляя, на старую лесную дорогу выскочил красный мотоцикл с коляской и остановился под кудрявым дубком. С корзинкой в руках из коляски выпрыгнула Люцинка, отряхивая узкие черные брючки на крепких, стройных ногах, сердито взглянула на сидевшего за рулем чумазого паренька с огромными, сдвинутыми на веснушчатый лоб шоферскими очками. Синие глаза Люцинки вылили на него целое море холода.
– Чтобы я еще раз поехала на твоем трескучем шарабанчике... да никогда в жизни!
– Ой же и капризуля! – раздался звонкий голосок, и из-за спины Юрко выглянула темноволосая, взлохмаченная детская головенка. Из-под стрельчатых ресниц на курносом лице блеснули живые, черные, как две капли дегтя, глазенки. Девятилетняя сестричка Люцинки, Олеська, сползла с багажника, подбросила над головой маленькую корзиночку и, приплясывая ладно зашнурованными тапочками, поймала ее.
– Олеська, перестань озоровать, малину вытряхнешь! – крикнула Люцинка. – Юрасик! Ты ведь приедешь за нами? Когда?
– Да как скажете... – Паренек робко посмотрел на Люцинку.
– Обратно мы поедем на автобусе. – Люцинка отвернулась, сняла с головы белый, в синих горошинах платочек и важно поправила сбившийся за плечами волнистый пук каштановых волос.
– А если я не хочу ехать на твоем автобусе? – заявила Олеся.
– Потопаешь тапочками...
– Ой же вреднючая! Ты, Юрасик, ее не слушай... – взмолилась Олеся.
– Да я бы мог... – Юрасик не договорил и запнулся.
– Ты же слышал, Юра, мы поедем лоздияйским автобусом, и тебе незачем приезжать. – Люцинка, встряхнув платочек на вытянутых руках, накинула его на плечи и кокетливо опустила кружевца на белый, чистый лоб.
– Хорошо. Ладно, я не приеду, – ответил Юрасик без обиды и нажал на стартер. Мотоцикл взревел, стрельнул дымом, сорвался с места и, подпрыгивая на кочках, покатил по лесной тропе.
– Ну до чего ж ты, Люцинка, поросятина...
– Как ты сказала? А ну повтори!
– П-о-р-о-с-я-т-и-н-а! – подобрав свою корзиночку, пропела Олеся.
– И тебе не стыдно говорить так старшей сестре?
– Ни капелюшечки. Даже ни вот столечко. – Олеся показала свой крохотный мизинчик.
– Уж такая ты у нас бесстыжая, – вздохнула Люцинка.
– А у тебя кривое сердце...
– Как так? – опешила Люцинка. Такими словечками Олеська часто ставила ее в тупик.
Ветерок заиграл на дубе листвой. В лесу, словно по сигналу, все зашевелилось; на березе качнулись ветки, и она задрожала, как живая.
– Почему у меня кривое сердце? – спросила Люцинка.
– Ты обижаешь хорошего человека... – Указательный пальчик Олеськи взметнулся перед ее облезлым, смешно вздернутым носом.
– Интересно, кто же это такой хороший?
– Ох и притворенная! Напустила на глаза платочек и будто ничегошеньки не знает...
– А ты скажи мне по-простому...
– По-простому? – Правый глаз Олеси лукаво прищурился. – По-простому... ты думаешь, мне очень приятно обнимать на багажнике твоего Юрасика?
– Замолчи, болтушка!
– И я же болтушка, и я же бесстыжая! Привет! Да мне жалко его до самых пяток! Из-за тебя он же весь провонял керосином....
– Значит, если чумазый, так и хороший?
– А интересно знать: для кого он чинит и смазывает свой мотобиль с люлькой?
– Олеська!
– Вот она я, Олеська! Ну и что? Но только не для Олеськи, разрази меня гром, Юрасик подает из-за угла нашего дома свои гудочки. – Олеська предусмотрительно отошла от сестры подальше. Загорелые локти взметнулись над головой вместе с корзинкой. – Он – би, би, би-и-и! – не унималась она, – а одна дивчиночка, у которой платочек в горошках, как услышит такой гудочек и заквохчет тонюсенько: «Мамо, у меня кончились тетрадки. Юрасик как раз едет в город. Разреши мне, мамуленька, прошвырнуться туда». А я в это время швырк в комодный ящик, а там тетрадок-то... даже и моим детям останется!
– Ох же и балаболка! Ох и язык!
– А потом...
– Что потом? – отводя в сторону корзинку, грозно приближается Люцинка.
– Потом Юраскин мотобильчик пых-пых – и покатили! Только закатятся в Шештокайский бор, а мотобильчик пых-пах, и дух из него фю-у-у! И тут начинается у них текущий ремонт. Юрасик пыхтит с насосом, а дивчина та колесо придерживает... Потом вечерком крадется домой, а на всю избу от нее керосиновый дух... А щеки так пылают, аж в темноте светятся. Ну ясно же, целовались, разрази меня гром!
– Уж зараз я тебя разражу, трещотка несчастная!
Олеська с визгом шмыгает в кусты и летит через голову прямо под ноги какому-то босоногому человеку...
VII
В то дождливое, но теплое лето на опушках Лоздияйского бора, в черничном ягодничке, таилась уйма грибов. А еще больше их было по окрайкам шештокайских мочагов – там из мха выглядывали такие, в подрумяненных шапках, подосиновики, что на каждом шагу дух захватывало. Однако на тропинке, по которой двигалась поисковая группа, не только срезать подвернушийся гриб, но даже нагнуться не разрешалось. Пограничники контролировали все явные и потаенные тропы.
Вот уже больше часа майор Засветаев ведет свою группу по краю болота. И идут вроде ровным, размеренным шагом, а у солдат потемнели гимнастерки от пота. Душно. Вместе с болотными испарениями в нос шибает лекарственный запах багульника. От ливней болото вспухло, на чуть заметную тропу во всех низинках выступила кофейного цвета вода и так залила маслянистый торфяник, что ноги местами вязнут едва не по колено.
А майор шагает себе и шагает. Ефрейтору Мельнику кажется, что начальник заставы нарочно выбирает путь, где лужи пошире, где поглубже погружаются в грязь укороченные Мишкины сапоги. Еще хуже Грише Галашкину – он еле поспевает за своим любимым Амуром, рослой и сильной овчаркой. Галашкин уже не раз проваливался и черпал холодную жижу. Будто дьяволы сидят в этом проклятущем болоте, хватают за каблуки и тащат в свою преисподнюю... Во время коротких остановок Григорий плюхался на кочку и переобувался, с трудом натягивая под смешок товарищей изуродованные голенища.
– Пляши и смейся, щоб я утоп в тех мочагах, – покрякивая от боли, ворчал Мельник. Сморщенные, сильно «пидсохшие» холявы ему до крови растерли ногу. – Не было нам всем печали...
– Не один же ты страдаешь, – говорит Лукьянчик.
– Ты думаешь, если Галашкину худо с Дегтярем, так это мне утешение, пляши и смейся?
Стараясь не попасться майору на глаза, Михаил прятался за кусты, стаскивал сапоги и наспех перевертывал мокрые портянки. Корил себя по всем швам за то, что устроил себе такую каторгу, да еще и угадал под тревогу:
– Вот же дурень!
– Ефрейтор Мельник, что вы так часто возитесь с сапогами? – раздался голос майора.
– Да тут...
– Натерли, что ли?
– Трошки... Пустячок совсем... – отозвался из-за куста Мельник.
– А сержант Галашкин тоже... он, наверное, скоро все болото вычерпает голенищами. Ну как, сержант, не жмут новенькие-то?
– Да вроде бы...
Кто-то подавляет смех кашлем. Обстановка все-таки... в таком деле не очень засмеешься.
Словно не замечая удрученных лиц модников, Иван Александрович решает обыграть эту историю с сапогами в полную меру. Во время остановок он преднамеренно садится отдыхать в сторонку и только краем глаза наблюдает за мучениями Галашкина и Мельника и как ни в чем ни бывало подшучивает:
– Конечно, новый сапог сразу не обомнешь. Ноге приноровиться надо... А потом еще смотря с какой коровы содрали шкуру – иная так ее заносит, что и выделка нипочем... Скует ногу, будто тисками железными, когда-то разомнешь, разносишь...
Рядовой Лукьянчик падает спиной на мох и сучит ногами, обутыми тоже в новые яловые сапоги с гладко вытянутыми голенищами. Лумисте кашляет и обжигает губы сигаретой. А Мельнику не до смеха. Он отворачивается и в укор себе покачивает головой, наблюдает, как щеки сержанта Галашкина наливаются кровью. Амур опрятно облизывается и тычется остроносой мордой в мокрые коленки хозяина.
Иван Александрович знает меру и шуткам, переводит разговор на другое, объясняет солдатам, что впереди им встретятся еще более трудные места и что, возможно, придется разъединиться на две группы.
– Придется поплавать...
– Ох эти, будь они неладны, чертовы болота, – говорит Лукьянчик. – Куда ни поставишь ногу, всюду мочаг....
– Если бы пограничники ходили дорожками, где и не замочить сапожков... – продолжает майор.
– Так начнем все ходить в калошах? – предложил Лумисте.
– Тут уж наверняка сядешь в калошу, – ответил начальник заставы. Солдаты дружно засмеялись.
– Отставить, товарищи! В истории были такие случаи...
– В истории? – Лумисте поднял на майора умные, с голубым оттенком глаза. Он был парень начитанный.
– Да, теперь это уж просто веселая история, – продолжал майор. – А тогда было не до веселья... В боях под Москвой фашисты стояли на часах, охраняя самих себя, и даже пытались ходить в наступление в этаких большущих соломенных калошах.
– Верно. Я читал, – подтвердил Лукьянчик.
– А потом, когда мы их выкуривали из Августовских лесов, приходилось лазить по пояс в болоте, иногда под плотным огнем. В самых диких местах пряталось столько разной швали – начиная от полицаев, кончая матерыми эсэсовцами. Предполагаю, что и сегодняшний гость облюбовал себе болотную резиденцию.
Майор теперь уже более подробно объяснил на развернутой карте детали поиска, показал, в каком направлении может двигаться и скрываться нарушитель. Дождавшись, когда была потушена последняя сигаретка, подал команду:
– Встать! Вперед, шагом марш!
Солдаты вскакивают, поправляют снаряжение и, вскинув на плечи автоматы, втягиваются на тропу. Снова перед ними лес, хрустко трещат под ногами мертвые ветки, хлюпает в мочажинах вода. Рассредоточившись на необходимое расстояние, пограничники сливаются с окружающим фоном.
