Текст книги "Искушения олигархов (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава пятая. Точка опоры

24 августа 2000 года

Всем прочим видам искусств и развлечений Стас Котов предпочитал футбол, гонки «Формулы‑1» и конкурсы красоты. Причём и футбол, и гонки он смотрел по телевизору.

А вот конкурсы красоты посещал лично. Исключительно из практических соображений. Ну, нравились ему модели. Такие уж у него были вкусы. А где, как не на конкурсах крутились подходящие нимфы в огромных количествах? Там почти всегда появлялся шанс выбрать что–нибудь подходящее. С глазками, губками, ногами нужной длины. Достаточно было проспонсировать первые шаги молоденькой провинциальной модельки, и она была готова на всё.

Одно время Стас зачастил и на балет. А именно тогда, когда на балет вдруг возникла мода в кругах московского политико–экономического бомонда.

Однако балеринки оказались менее доступны, чем модели. И гораздо более занятыми – то у них репетиции, то спектакли. Да и мода очень быстро сменилась, переключившись с приходом в правительство питерцев почему–то на оперу.

Оперные дивы были совсем не в Стасовом вкусе, так что элемент эротический из театральных впечатлений пришлось исключить. Оставалось лишь отсидеть очередную премьеру в ожидании банкета, ради которого большинство серьёзных «парней» на оперу и приходили.

Сегодня в Большом давали «Аиду». И – на удивление – творение Верди Стаса впечатлило. И музыка, и декорации, и даже некоторые оперные партии. Правда, в сюжете Стас так до конца и не разобрался, но это было дело десятое. Не изучать же оперу по либретто, в самом деле? Так недолго и профаном прослыть.

В первом акте часть происходящего пояснял один из министерских чиновников, с которым Стас любезно раскланялся перед началом. Фамилия у чиновника была Цыпкин, а вот имени его Стас наверняка не помнил – не то Иван Петрович, не то Пётр Иванович. Служил Цыпкин по ведомству, далёкому от Стасовых интересов, и всё же Котов немного расстроился, что так и не вспомнил имени – у профессионального бизнесмена память должна быть как у разведчика. Раз увидел – на всю жизнь запомнил.

Есть, значит, резерв для самосовершенствования, есть.

Цыпкин занимал вместе с семьёй соседнюю ложу бенуара. Там наблюдался полный комплект Цыпкиных.

Чета пожилых Цыпкиных, вооружённых биноклем и чуть ли не подзорной трубой – тёща и тесть Цыпкина. Что не родители, Стас понял по преувеличенно вежливому обращению к ним собственно Цыпкина.

Сильно накрашенная жизнерадостная толстушка – жена Цыпкина.

Угловатая девочка–подросток с конским хвостиком, украдкой ковырявшаяся в носу и угрюмо разглядывавшая наковыренное – дочь Цыпкина.

Маленький, лет пяти паренёк, типичный «вождь краснокожих» – сын Цыпкина, удивительно на него похожий. Такой же бледнолицый и конопатый.

Вообще–то, как было известно Стасу, детей в Большой на вечерние спектакли не пускали. Но, по всей видимости, ради высокопоставленных Цыпкиных было сделано исключение. Не в сумке же пронесли мимо контролёров пятилетнего пацана?

Именно Цыпкину–младшему Цыпкин–старший и объяснял происходящее в начале действия. Стас тосковал. Хотя в какой–то мере объяснения и были весьма поучительны, например: «Это очень, очень древний Египет, сынок». К счастью, Цыпкин–младший под бурную музыку Верди заснул достаточно быстро. Видать, намаялся за день.

Стас тоже устал. Дела отпустили его душу лишь ближе к концу, когда Аиду с возлюбленным уже замуровали, что они и отметили лихим дуэтом. Если честно, Стас даже вздремнул. Ненадолго, на минутку или две, и проснулся от стука в соседней ложе – с колен тестя Цыпкина упал полевой бинокль. Тут же раздался ясный, хорошо отоспавшийся голос конопатого мальчугана:

– А мы в детском садике тоже хором поём!

В общем, премьера удалась.

Поаплодировав вместе со всеми, Стас отправился в Бетховенский зал, где обычно и происходили премьерные фуршеты.

Выходя из партера, он столкнулся с эффектной дамой в горностаевой накидке, в которой не сразу признал Виолетту Львовну Спесивцеву. Виолетта же, увидев его, искренне обрадовалась, будто только ради этой нечаянной встречи и пришла на премьеру:

– Станислав Евгеньевич! – воскликнула она так громко, что на них стали оборачиваться. – Вы тоже здесь? Правда, прекрасный спектакль?

– Вы – ещё прекраснее, – пробормотал Стас, склоняясь, чтобы поцеловать шикарной Виолетте ручку.

– Послушайте, Стас, – дружелюбно предложила Виолетта, – составите мне компанию? У меня приглашение на два лица в Бетховеснкий зал.

– А где же Лев? – удивился Стас.

Он прекрасно знал, что на все великосветские мероприятия, особенно если там ожидается много солидных людей, в том числе и из правительства, Виолетта всегда ходит с Лёвкой. И что это вдруг Лёвка рискнул пропустить такой случай? – ведь именно на банкетах можно было легко и непринуждённо решить массу мелких и крупных вопросов по бизнесу.

– А вы что, не знаете? – удивилась Виолетта и её красиво подведённые глаза подёрнулись поволокой. – Мне казалось, уже вся Москва знает…

– Не знаю, – удивлённый Стас помотал головой и чуть ослабил узел галстука.

– Мы со Львом Викторовичем расстались, – призналась Виолетта. – Ну, решайтесь, Стас. Уверяю вас, это не так страшно – быть моим кавалером.

– Сочту за честь, – Стас склонил голову и приглашающе согнул руку.

Хотя у него было и собственное приглашение в Бетховенский, он не мог отказать даме. Тем более такой влиятельной, как Спесивцева. К тому же он прекрасно помнил, как прежде Виолетта не раз игнорировала его недвусмысленные ухаживания. Так что сегодняшняя просьба была некоторой компенсацией за прошлое. Хотя, конечно, ему не улыбалось утешать прежнюю Лёвкину пассию, но в Виолетте был тот особый лоск, который Котову представлялся верхом светскости. Да, во всех смыслах, как официальный кавалер он куда больше подходит великосветской львице Виолетте, чем выскочка–парвеню Кобрин.

– Кстати, Стас, я слышала, вы собираетесь приобрести знаменитое перелыгинское поле? – Виолетта вкрадчиво положила свою душистую ладонь в предложенную Стасом руку.

– Откуда такая информация? – напрягся Котов.

– Из, можно сказать, первоисточников, – улыбнулась Виолетта. – Да не волнуйтесь вы так, Стас. Вы ведь знаете, что у вас есть конкурент?

– Это Лёвка? – моментально догадался Стас. Вот ведь ушлый тип, этот доктор Кобрин! Как чёрт из табакерки выскочил и здесь. Не зря Стаса уже не первый день терзали подозрения, что именно Лёвушка подбирается к капустному полю, заставляя тюфяка Ситникова поднимать цену на землю и распуская по Перелыгину нелепые, фантастические слухи.

Виолетта не ответила, но, соглашаясь, склонила голову и тонко улыбнулась.

– Спасибо, Виолетта! Предупреждён, значит – вооружён! – поблагодарил Котов и лишь в последний момент вспомнил, что должен пропустить Виолетту вперёд – они уже поднялись к Бетховенскому залу.

На входе стояло два дюжих молодца в тёмных костюмах и с антеннами за ушами. Виолетта достала из сумочки приглашение и протянула одному из них. Стас, усмехнувшись, всё же достал из внутреннего кармана пиджака и своё. Виолетта, краем глаза увидев его манипуляции, в ответ тоже усмехнулась: ну, не может Стас без того, чтобы не продемонстрировать свою официальную причастность к полуправительственному мероприятию.

– Не беспокойтесь, Стас, – Виолетта пожала его руку своей – сухой и горячей. – Я попробую сейчас помочь вам в решении этого вопроса.

На банкете было шумно и душно. На столах – тесно и вкусно. Впрочем, на выпивку и закуску налегали в основном артисты. Народ солидный по большей части занимался разговорами.

Бетховенский зал видел многих правителей и правительств за свою долгую театральную жизнь и, честное слово, эти, нынешние, были не из худших. По крайней мере, пили много меньше, чем в далёкие уже советские времена. Хотя стол был уже не тот – слишком много заморского, баклажанного. Креветки пучеглазые, коварные скользкие улитки, суши с роллами. А где сациви? Где лобио, чахохбили, баклажаны, наконец? Неизменными оставались блины с икрой и малосолёной сёмужкой – блюдо на все режимы, аполитичное такое блюдо.

Публика на фуршете была отборная. С пяток вице–премьеров, почти полностью – министерский корпус, крупные во всех смыслах бизнесмены. Экие меломаны! Похоже, питерская мода на оперу прижилась в Москве вполне успешно.

– Ну, за удачу? – Виолетта взяла с подноса подскочившего официанта бокал шампанского.

Стас выбрал коньяк и осторожно, чтобы не разлить Виолеттино шампанское, прикоснулся большой круглой рюмкой к её бокалу:

– За вашу красоту, – отвесил он неловкий комплимент.

Коньяк горячей струйкой проскочил горло, теплая волна разлилась в груди. Стас, ловя кураж, расправил молодецки плечи и потянулся к галстуку. Но остановился – рано ещё расслабляться, вечер только начинается. Виолетта, обдав сладкой волной парфюма – яблоко с корицей плюс горечь мимозы – уже вовсю работала. Стас с удивлением наблюдал, как она по–свойски здоровается с очень даже статусными мужиками, изящно закидывая голову в благодарном смехе. Видно, уже поддавшие мужики не скупились на комплименты.

Хлопнув ещё коньячку, Стас закусил тарталеткой, в которой оказался сырный салат. Блин! Кажется, с чесноком, – расстроился он и украдкой закинул в рот ментоловую пластинку. Он уже наметил, с кем переговорить. Замминистра по транспорту, раз, председатель Фонда промышленников, два…

Но краем глаза он продолжал следить за порханием Виолетты. Как–никак сегодня он в некотором роде её официальный кавалер. И эта роль ему всё больше и больше нравилась. А в особенный восторг он пришёл, когда Виолетта по–свойски расцеловалась с вице–премьером Демьяновым.

Это было уже что–то совсем новенькое. Стас и предположить не мог, что Спесивцева накоротке с самим МихМихом, Мишей – «пять процентов», как за глаза называли Демьянова. Этот вице был одним из самых влиятельных людей нового правительства, а кличку свою снискал потому, что от каждого крупного проекта откусывал по слухам именно те самые пять процентов. Естественно, в свою пользу – не в государственную же, в самом деле.

Учитывая количество проектов, а также их масштабы, Демьянов по праву считался самым вице изо всех вице. А вот поди ж ты! Виолетта щебечет с ним, как с близким родственником! Вот это финт! Покруче «Формулы»!

Стас от изумления даже проглотил ментоловую пластинку. А когда увидел, что Виолетта машет ему рукой, приглашая присоединиться, и вовсе оцепенел. На такую удачу, как личное знакомство с Мишей–пять процентов он сегодня, признаться, не рассчитывал. Ай да Виолетта!

На негнущихся ногах Котов подошёл к Виолетте.

– Миша! – Виолетта бесцеремонно потеребила вице за рукав смокинга. – Познакомься!

Михаил Михайлович, отвечавший на вопрос главы крупного банка, кратко извинившись, развернулся всем телом к Виолетте и Котову. Об этой его особенности – крупный Демьянов не умел крутить головой, а к очередному собеседнику оборачивался всем туловищем – Котов знал прежде понаслышке, и лишь теперь смог убедиться воочию.

– Это мой друг, – Виолетта слегка понизила голос. – Станислав Евгеньевич!

Котов склонил голову, а Демьянов протянул ему руку.

– Демьянов, – представился он, оценивающе разглядывая зардевшегося Котова.

– Котов, – Стас ответил на крепкое рукопожатие.

– Тот самый друг, – продолжала Виолетта, – который хочет купить то самое капустное поле! Ну, я тебе только что говорила!

Ни фига себе, они на «ты»? – изумился Котов и приятно улыбнулся. Мол, да–да, тот самый, из капусты. Все мы оттуда. Кроме тех, кого аист принёс.

– А… Тот самый! – неожиданно обрадовался Демьянов и расхохотался гулким басом. Виолетта столь же радостно подхватила смех.

И чего смешного? – хотел обидеться Котов, но не решился.

– Зря вы с этим полем затеяли, честное слово! – сообщил Демьянов, и Виолетта подмигнула Котову. – Уже на правительственном уровне принято решение, будем мемориал там делать.

– Мемориал? – изумился Стас.

– Именно. Памяти павших. Никто не забыт, ничто не забыто, – пробасил Демьянов. – Так что, если купите, придётся государству уступить. Продать или – лучше – подарить, да Виолетта?

Демьянов дружески приобнял Виолетту за плечи и улыбнулся:

– Подарить, оно будет патриотичнее! – и монументальный вице отвернулся всем телом, отвечая на приветствие какого–то сухощавого японца, не иначе как посла.

– Ну, всё понятно, Станислав Евгеньевич? – баском, подражая вице, спросила Виолетта, когда они отошли к столу.

– Спасибо, Виолетта! – Котов с чувством поцеловал Виолетте руку, показав весьма продвинутую плешь. – Отныне я – ваш должник навеки. Скажите, э–э–э… – он замялся.

Виолетта смотрела выжидающе. В глазах её метались искорки. Ну что за женщина – огонь да и только!

– Скажите, а Лев э–э–э Викторович, про это решение правительства знает?

– И не узнает, – категорически заявила Виолетта.

Да, с нею лучше дружить, – подумал Котов и ещё раз поцеловал руку, пахнущую мимозой.

– Может быть, вечером… – начал он, но Виолетта отрицательно покачала головой.

– Я уже Мише обещала заехать к ним домой, – и, увидев, что от изумления у Котова расширились глаза, пояснила со смехом. – Мы с Мишей и его женой Галей – одноклассники. Я же – питерская, вы что, не знали?

– Эх, знал бы прикуп, родился бы в Питере! – горячо воскликнул Стас.

Но не стал уточнять, сколько лет назад ему надо было бы родиться в городе на Неве, чтобы иметь таких вот непростых одноклассников.

***

На сей раз Лёвка с Катей прибыли вместе. На Лёвкином «ягуаре». И безо всякого Петухова.

Гоша был в курсе нового поворота событий. Деликатная Зера тоже удивления на лице не изобразила и, по очереди расцеловавшись с новоприбывшими, махнула рукой в сторону беседки:

– Ужинать предлагаю на свежем воздухе. Есть возражения?

– Возражений – нет! – отрапортовал Лёвка. – Как малое дитё?

– Спит дитё, – ответил за жену Гоша. – Ну как, сразу в баню? Уже всё готово!

– В баню, в баню, – вступила в разговор Катя. – Зер, а может, и ты всё же разговеешься?

– Точно, Зер! – потянулся Лёвка. – После баньки, да на свежий воздух! Тело дышит всеми порами, аж до самой души пробирает!

– Нет, ребята, не любительница я ваших экстремальных развлечений. Мне по определению джакузи больше нравится. Так что уговаривать бесполезно. Я лучше пока по поводу ужина распоряжусь. Вам двух часов на водные процедуры хватит? – Зера деловито взглянула на часы.

Гоша кивнул, а Лёвка лишь неопределённо пожал плечами. Париться он любил, и вытащить его из парной всегда было непросто.

Спустя несколько минут команда, пусть и не в полном составе, завернувшись в простыни, уже сидела на верхней полке в просторной парилке. Термометр подбирался к сотне градусов.

– А Нюша что, всё в Перелыгине? – вытирая ладонью вспотевшую, наконец, физиономию, поинтересовался Лёвка.

– Ну да, нравится ей что–то там, – пожал плечами Гоша. – Атмосфера, говорит, творческая. А по мне так там – одним старики и выжившие из ума старухи. Да и условия, что называется, постсоветские. Да что я тут расписываю… Ведь и ты, Лёвушка, – хитро сощурился Гоша, – в курсе? На перелыгинские поля глаз, говорят, положил.

– Не на поля, а исключительно на бывшее капустное поле, – Лёвка гордо поправил простыню, перекинутую через плечо. Не то – римский патриций, не то – поддельная статуя из пушкинского музея.

– Ну и на хрена оно тебе, это капустное поле? Ты ж вроде о «Манчестере» мечтал? Тогда уж впору футбольное поле прикупать. А так мелочиться… Не боишься, что весь пар в гудок уйдёт?

– Мелочиться, говоришь? Ты, Гоша, прав, конечно. Но! – Лёвка почесал нос и всё же не удержался – чихнул. – Понимаешь, поле – это, конечно, пустяки, нефти там наверняка нет. А вот купить его – дело принципа. Исключительно ради того, чтобы Скотову не досталось. Ни пяди земли ему не уступлю! Нелюбовь к ближнему – великая движущая сила! – изрёк потеющий патриций. – А «Манчестер» никуда от меня не уйдёт!

– Так там же строить всё равно ничего нельзя? – Гоша тоже поправил на плече простыню и взглянул на градусник. Уведенное впечатляло. Не свариться бы!

– Стас хотел там подземный центр развлечений вырыть, фантазии–то на ноль целых ноль десятых. А я… – Лёвка на мгновение задумался и махнул рукой. – Ну, что–нибудь придумаю. На пару с Катюшей. Жизнь–то, она по всем пунктам наладилась. Можно и фигнёй помаяться. Правда, любовь моя?

Вместо Кати отозвался Гоша:

– Ты б лучше через левое плечо сплюнул, Лёвушка!

– Да я не суеверный, – отмахнулся Лёвка.

Катя же, склонив голову на Лёвкино плечо, едва заметно кивнула:

– А Стасу, наверное, икается сейчас.

– Чтоб до конца жизни икалось. За это попозже и выпьем. Ну, кто куда, а лично я – в бассейн!

Выскочив из парилки, Лёвка прямо с бортика бассейна нырнул в холодную, зеленовато–прозрачную воду. Вынырнул, тяжело отдуваясь, уже у противоположного «берега». Гоша и Катя присоединились к нему почти незамедлительно. Пар отнимал силы, чтобы вернуть их затем стократ.

Вволю наплававшись, друзья расположились в гостиной на мягких кожаных диванах. Пили любимый Лёвкин «Хрольш», причём сам Лёвка, так и не отделавшийся от плебейских привычек, поглощал пенный напиток прямо из горла.

– Ничего, – сделав глубокий глоток, констатировал он. – Кота вокруг пальца обведём – уже удовольствие. И что–нибудь придумаем. У меня вообще странное ощущение в последнее время…

– Внутренний голос что–то подсказывает? – не удержалась от ехидства Катя.

– Да нет, я – серьёзно. Ведь смотрите, ребята, – Лёвка многозначительно поднял бутылку. Фарфоровая пробка звякнула о стекло, словно поддакивая. – К чему бы мы ни прикасались, всё буквально превращается в золото…

– Кроме пива, – возразила Катя.

– Я серьёзно, Кэт, – обиделся Лёвка.

– Это–то мне и не нравится, – свёл брови к переносице Гоша.

– Ну что, что тебе опять не нравится?! – вскинулся Лёвка, махнув бутылкой, словно шашкой. Брызги пива попали на диван, и моментально испарились – в гостиной было достаточно жарко.

Катя, поставив свой высокий стакан с пивом на деревянный стол, обвела взглядом их обоих:

– А правда, Гош? Лёвка ведь в чём–то прав…

– Как всегда! – не преминул вставить тот.

– И ничего плохого я в этом не вижу. Вот смотри, – Катя воодушевилась не то от пива, не то от идеи, а, может, и от того и от другого. – Мы только–только раскрутили эту кампанию по запрету пивной рекламы, а объёмы продаж на нашей ликёрке уже заметно выросли. Всё в мире взаимосвязано. И нам, сейчас, возможно, просто настоящий фарт пошёл.

– Вот этого–то фарта я и побаиваюсь, – повторил Гоша. – Ведь сказка–то плохо кончается, если помните. Там у царя Мидаса, если не ошибаюсь, всё превращалось в золото. К чему бы он ни прикасался. А результат? С голоду помер, бедняга!

– Ну нет, Гош, это не про нас. Уж с голоду–то мы не помрём, это точно. И тем паче – от жажды. Правда, Катьк? Дай–ка мне ещё бутылочку.

Катя протянула Лёвке очередной «Хрольш» и Лёвка вскрыл его прямо зубами.

– Ты б зубы–то поберёг! – посетовала Катя.

– У меня дантисты хорошие. Пусть вкалывают. А то с какого хрена я им плачу такие деньги!

– Ладно, дантисты – дантистами, но меня серьёзно беспокоит другое. Как–то разбрелись мы все по своим углам. Лёвка вон вообще Волгу перегораживать взялся. Тоже мне – мичуринец! – улыбнулся Гоша, вспомнив, каким королём сидел Лёвка на волжском берегу, распугивая кузнечиков своей гавайской рубашкой.

– Да ты не издевайся! Ещё увидишь, какие клады мы там обнаружим. Может, там Стенька Разин свою добычу схоронил! – Лёвка вращал глазами, не забывая, впрочем, о «Хрольше». – А вообще – я историческую справедливость восстанавливаю, можно сказать. Большевики напортачили, а я исправляю! И Старицк оживёт, между прочим. От таких бабок, которые я туда вложил, даже мёртвый проснётся. Если хочешь знать, за мое здравие монахи там каждый день обедни служат! И вот, полюбуйся – здоров, как бык! – Лёвка продемонстрировал бицепс.

– Здоров, здоров, – успокоил разбушевавшегося Лёвушку Гоша. Он задумчиво рассматривал светлое пиво в бокале, словно раздумывая, пить или не пить. – И всё же, всё же… Вот что. Надо нам как–то опять всем вместе собраться. Похоже, снова сложные времена наступают. Нефтяные коллеги прямо–таки в рот мне смотрят, но нутром чую – замышляют что–то, – Гоша всё–таки выпил и аккуратно поставил стакан на подставку. – Мы с Нуром у нефтяных как кость в горле. Хорошая такая косточка, сахарная. И с этим Немало – Корякским проектом, и с НПЗ, что Нур под Уфой перестраивает. Уж больно сладкие куски мы у них оттяпали.

– Да ты чё, боишься что ли, Гош? – вытянул лицо Лёвка. – Раньше надо было бояться. Сам понимал, что не в серсо играем.

– А что такое НПЗ? – перебила его Катя.

– Вот я и говорю, – вздохнул Гоша. – Оторвались мы друг от друга. Непростительно оторвались. НПЗ – это нефтеперерабатывающий завод. Мы их собираемся ещё пять штук построить. Хватит гнать сырую нефть за кордон. Не напасёмся. Будем выдавать готовый продукт. Умеем же делать, если захотим!

– Ладно, ты нам патриотизмом в нос не тычь, – ухмыльнулся в ответ Лёвка. – Ты лучше и впрямь скажи, что там наш Нурище поделывает. Я его… – и Лёвка принялся загибать пальцы. – Точно! Месяца уж два не видел!

– Нур? Нур работает. Занимается конкретным делом, а не какой–то хренью. Как некоторые, не станем тыкать пальцем, – и Гоша указал на Лёвку всей пятернёй.

– Да, Нур у нас – трудоголик, – капризно надув губки, резюмировала Катя. – Туши свет!

– А дай–ка я ему позвоню! – потянулся Лёвка за телефоном. – Сразу и разберёмся, кто чем занимается в этой жизни!

***

Мобильник зажужжал у сердца, когда Нур взмыл в воздух. И звонил, не переставая, всё время, пока его подбрасывали и ловили, подбрасывали и ловили. Главное, конечно, что ловили. Грохнуться оземь на глазах всего честного народа Нурмухамету Сафину совсем не улыбалось. Всё ж таки – генеральный спонсор. Ба–а–альшой человек!

Нур смог вырваться из рук болельщиков лишь через несколько минут. Отойдя в сторонку, он перезвонил Лёвке. Именно его бесцеремонный номер высветился на экране.

– Вас приветствует главный батыр Шаранского района Башкортостана, – сообщил Нур, краем глаза наблюдая, как Рустам Кужахметович, организатор соревнований, оттесняет рвущихся к Нуру мальчишек.

– Ну, а я что говорил! – заорал Лёвка куда–то в сторону.

– Вы как с батыром разговариваете? Стоя надо говорить! – строго продолжал Нур, радостно слушая Лёвкино далёкое ржание.

– Ничего, если я посижу? – вопил Лёвка. – Я, понимаешь, брат, не совсем одет! Мы тут у Сидорова в баньке зависли. Присоединяйся? – веселился Лёвка и Нур прямо–таки увидел своих друзей. Разомлевших после баньки, с бокалами запотевшего пива. Ох, как же он на самом деле по ним всем соскучился!

– Не ровня вы мне, – начальственным голосом сообщил Нур. – Курица батыру не товарищ. А мокрая курица – фуф! – Нур презрительно фыркнул, но не выдержал и рассмеялся.

– Ты не батыр, ты – бай! – сообщил Лёвка, а голос Гоши вставил ехидненько:

– Совсем там обаился, старина?

– А Гоша говорил – ты работаешь, – это уже был голос Кати. – Гарем–то завёл?

Интересно, а Нюша тоже с ними? Скорее всего – нет, ведь слово опять держал Лёвка:

– В общем, Нурище, ждём тебя в ближайшее время!

– С бараном?

– Второго барана нам не надо, тебя одного достаточно! – Лёвка дал отбой, чтобы последнее слово как всегда осталось за ним.

Нур усмехнулся в усы. Да, Лёвушка ничуть не изменился. Как шутил в десятом классе, так и остановиться не может до сих пор. Надо в ближайшие выходные слетать в Москву…

Рустам Кужахметович, увидев, что Нур закончил говорить, выпустил мальчишек. Те мгновенно обступили Нура, норовя дотронуться до нового батыра. Богатыря, победившего на фестивале курэша. Мальчишки галдели и тянули к Нуру программки с расписанием праздника – требовали автографов.

…Соревнования, что и говорить, прошли с размахом. Из нескольких близлежащих районов в Шаран на автобусах привезли подростков, юных борцов национального вида спорта. Нур и сам когда–то начинал свои борцовские подвиги именно с курэша, национальной башкиро–татарской борьбы на поясах. Лишь позже он стал заниматься карате. Но был твёрдо уверен, что рано или поздно курэш займёт достойное место и в программе Олимпийских игр.

Сегодня Нуру пришлось нелегко. После детских и юношеских боёв устроили соревнования по полной программе для взрослых претендентов на звание батыра. И петуха с шеста доставали, и монету зубами из миски с кислым молоком вытаскивали, и разбивали с завязанными глазами пустой горшок.

Но, если в этих национальных видах «спорта» Нур был в числе середнячков, то в рукопашной схватке победил по–честному. Главное ведь в курэше – что? С помощью кушака, пользуясь одними только руками, оторвать противника от земли, лишить точки опоры. Одного за другим Нурмухамет Сафин лишал точки опоры очень даже достойных соперников. Есть ещё порох в пороховницах, йес!

– Нурмухамет, пора! – Рустам Кужахметович, сверкая загорелой лысиной, повлёк Нура к трибуне. Там уже вручали награды победителям среди юношей. Призы – телевизор, видеомагнитофон и прочую электронику – были приобретены на средства, выделенные «Башконефтью».

«Башконефть» же спонсировала и сам праздник в Шаранском районе, как и все подобные мероприятия во всех районах, в которых работали филиалы предприятия. Имя Нурмухамета Сафина было здесь не менее популярным, чем, скажем, имена известных киноартистов. Только Нур был своим и близким.

– Может, я успею переодеться? – заикнулся было Нур. Он был по–прежнему в национальных шароварах и надетом прямо на голое тело пиджаке от «Хьюго Босс».

– Ничего, мы тебя всяким любим! – похлопал его по плечу Рустам и безжалостно потащил к трибуне.

Под бурные продолжительные аплодисменты Нур принял от Рустама Кужахметовича почётную грамоту и удостоверение, похожее на депутатское. На красной обложке золотыми буквами было начертано на русском, татарском и башкирском «БАТЫР».

Растроганный Нур раскланивался, вздымая вверх руки. Упоённый славой батыра, он не заметил, как на покрытой ковром трибуне появился кудрявый баран с перевязанными ногами. Баран жалобно заблеял, что вызвало очередную бурю аплодисментов.

Пора, пора в Москву, думал Нур, мужественно водружая тёплого мохнатого зверя себе на плечи. Даже сквозь густую шерсть он чувствовал, как испуганно бьётся несчастное бараново сердце. Пиджак от «Босса» был испорчен окончательно и бесповоротно. Да, звание батыра дорогого стоит!