Текст книги "Привет, красотка!"
Автор книги: Патрик Санчес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Девушки любят повеселиться
– Вот так запах, – поморщилась Симона, когда они втроем вошли в «Волшебный горшочек» в Арлингтоне. От множества фондю исходил густой жирный чад.
– Жир, детка! Именно так еда становится вкусной, – засмеялась Ванда.
Весь день они распаковывали вещи и устраивались на новом месте. Вечером, всего лишь через три часа после двойного сандвича с ореховым маслом и сладким желе, Ванда объявила, что умирает с голоду, и повела новых подруг на ужин, заявив, что нет ничего лучше трапезы «за знакомство».
– Ванда Джонсон. Я заказывала столик на троих, – сказала она распорядителю.
– Пойдемте, пожалуйста, – отозвался тот и повел троицу за уединенный стол с горелкой в центре, окруженный высокой, выше голов, стенкой. – Официант сейчас подойдет, – добавил он, раскладывая меню.
Руби села рядом с Симоной, Ванда вольготно расположилась на другой стороне стола.
– Какие напитки желаете? – спросил молодой официант, приблизившись к столику.
– Мне – джин с тоником, – попросила Симона.
– А мне хочется чего-нибудь фруктового. У вас есть дайкири? – спросила Ванда.
– Конечно. Клубника, банан…
– Клубнику, пожалуйста.
– А вам, мэм? – обратился официант к Руби.
– Белого домашнего вина, будьте добры, – ответила та.
Обычно Руби заказывала воду, но сейчас ей требовалось расслабиться. Чаще всего, услышав просьбу о кока-коле, официанты бросали на девушку взгляд, означающий: «Разве ты не должна сидеть на диетической содовой?» Если Руби заказывала диетическую содовую, выражение взгляда менялось на «нуда, это радикально поможет делу». Вино означало добавочные чаевые, а это, в конце концов, именно то, о чем печется обслуживающий персонал.
– Неужели нам принесут сырое мясо? – не выдержала Руби, обращаясь к Ванде, единственной из них, кто уже бывал в этом заведении.
– Вначале мы возьмем сырное фондю – будем обмакивать всевозможные вкусности в растопленный сыр. Затем вы выберете салаты. Потом нам принесут глубокую сковородку с жиром для жарки стейка, курицы или креветок, а на десерт… м-м-м… объедение, слюнки текут… мы получим шоколадное фондю!
– Ох, как много еды, – лицемерно вздохнула Руби, которой ничего не стоило за двадцать минут смолотить гораздо больше перечисленного. Например, во время просмотра программы «Будьте здоровы» по «Ник эт найт»
– Мне столько не съесть, – поддержала ее Симона.
– Девочка, но ведь я здесь. Не справишься – помогу, – успокоила Ванда.
– Слушай, я запуталась, – пожаловалась Руби Ванде, откладывая меню. – Слишком большой выбор. Может быть, ты и для меня закажешь?
– И для меня, – подхватила Симона.
Когда вернулся официант с заказанными напитками, Ванда заказала для всех фондю из сыра чеддер, три порции фирменного салата, нарезанные кубиками курятину и филе-миньон для жарки и шоколадное фондю на десерт.
– Курятину леди будут жарить на арахисовом масле, или принести более полезный для здоровья мясной бульон? – осведомился официант.
– Вы что, смеетесь? Несите арахисовое масло, – ответила Ванда, не спрашивая остальных.
– Прекрасный выбор. Я скоро вернусь, – пообещал официант и пропал за стенкой, окружавшей столик.
– Девочки, вы будете в восторге. Устраивайтесь поудобнее, все четыре перемены займут несколько часов.
– Значит, у нас достаточно времени, чтобы познакомиться. – Симона отпила большой глоток джина с тоником. – Итак, Руби, давно ты живешь в округе Колумбия?
– В Вашингтоне три года, до этого жила в пригороде, – ответила Руби, которую всегда коробило обращение по имени: это звучало снисходительно и отдавало доморощенной психологией, словно собеседник проходил обучение на семинарах «Помоги себе сам», участникам которых внушают, что люди любят слышать свое имя, – это якобы позволяет им ощутить собственную значимость – и прочую ахинею.
– А ты, Ванда? – спросила Симона.
– Я выросла в Трентоне, штат Нью-Джерси. Когда посмотрела «В ожидании выдоха», загорелась поехать в Аризону, но вовремя поняла, что дом, как у Анджелы Бассетт в Скоттдейле, при моих доходах – несбыточная мечта. В Вашингтоне я уже шесть лет… А ты, Симона, латиноамериканская пожирательница сердец?
«Ничего себе, – опешила Руби, – Ванда познакомилась с Симоной сегодня утром и уже дает ей прозвища?! Просто бесит, как легко она сходится с людьми!»
– О Боже… Я родилась в Боливии, в городе Кочабамба. Родители иммигрировали в Штаты, когда я была совсем маленькой. Сначала мы поселились в Нью-Йорке, затем переехали в Мэриленд, где я окончила школу и Мэрилендский университет. Работала на разных телестудиях, много переезжала… До того, как перебраться сюда, я жила в Сан-Антонио и…
– А вот и ваш заказ, – прервал Симону подоспевший официант. Смешав мелко накрошенный сыр, чеснок и другие приправы и заправив все это пивом, он поставил горшок на огонь и взбил ингредиенты в однородную, как сметана, массу. – Осторожно, горячо, – предупредил он, ставя на стол хлебные кубики, овощи и нарезанные яблоки.
Когда официант отошел, все три девушки накололи на специальные длинные вилки хлеб и все остальное и принялись макать это в растопленный сыр.
«Три-четыре кусочка, не больше, – ты же не хочешь, чтобы Симона и Ванда сочли тебя обжорой». – «Ныряй в горшок, как в бассейн, и выхлебай сырную смесь!» – «Ох, Руби, где же твой самоконтроль!»
– Ну как? – спросила Ванда.
– Очень вкусно, – отозвалась Руби, пытаясь скрыть восторг. Дымящийся расплавленный сыр – просто объедение!
– Прекрасно, – подтвердила Симона, откладывая вилку.
– Как, ты уже все? – удивилась Ванда.
– Нет-нет, у меня перерыв.
– Нам с Руби больше достанется! – радостно заключила Ванда, дорвавшись до удовольствия погружать вкусные кубики в сырную смесь и смаковать лакомство. В отличие от нее Руби старалась есть неторопливо, повторяя про себя: «Медленно, медленно, не забывай о приличиях». Когда горшок опустел, Руби едва удержалась от искушения взять кубик хлеба и вылизать оставшийся на стенках сыр.
Когда принесли салаты, Ванда и Руби с аппетитом уничтожили свои порции, Симона, подцепив пару ломтиков огурца и помидора, снова отложила вилку.
– Девочка, ты ешь как птичка, – заметила ей Ванда.
Симона улыбнулась:
– Я просто не очень голодна.
«Естественно, тощие девицы никогда не ощущают голода», – с завистью подумала Руби, у которой посасывало под ложечкой даже после половины кастрюли расплавленного сыра и хорошей порции фирменного салата.
– Как ты нашла этот ресторанчик? – спросила она Ванду, когда подоспевший официант выставлял на стол тарелки с красиво разложенными ломтиками сырого мяса, овощами и целой батареей соусов.
– В прошлом году мне назначили свидание в роквилльском «Волшебном горшочке». Парень разочаровал, а ресторан – нет.
– Вот как? А почему разочаровал? – Руби вдруг захотелось побольше узнать об отношениях Ванды с мужчинами.
– Ну, он оказался ничего, но не высший класс. Высокий, худощавый, с миловидным лицом цвета карамели…
– Карамельный цвет лица? – перебила Симона. – Я слышала это выражение по радио, но не понимаю, как можно сравнивать человека с провизией.
– Еще как сравнивают, детка, тебе нужно этому научиться. Я шоколадный пасхальный зайчик, а ты, – Ванда смерила Симону оценивающим взглядом, – пожалуй, яблочное масло или тост с корицей.
– А я? – не выдержала Руби.
– Хм-м, этот тест не для белых. Вообще все вы числитесь у нас ванильной помадкой.
Руби постаралась скрыть разочарование – она предпочла бы быть кокосовым пирожным или рисовым пудингом.
– Так что случилось с парнем цвета карамели? – не отставала Симона.
– Ох, я даже не помню. По-моему, я ему не перезвонила. Нет, подождите, я смотрела у него «Эйч– би-о».. Крутила с Карамелькой до окончания «Клиент всегда мертв», а потом дала отставку. К повтору сериала найду другого парня с хорошим кабельным.
– А сколько у тебя было мужчин? – спросила Руби. Послушать Ванду, так кавалеры вокруг нее вьются сотнями…
– Бросила считать после окончания школы. Наверное, уже трехзначное число. Сейчас я немного притормозила с этим делом – в настоящее время у меня мало приятелей. Единственный, с кем я вижусь регулярно, – Джексон. Мы собирались встретиться сегодня, но его неожиданно вызвали на работу.
– А чем он занимается? – спросила Руби.
– Девочка, не заставляй меня лгать, – заявила Ванда. – Все, что я знаю, – его работа связана с компьютерами. Он не то пишет программы, не то устанавливает программное обеспечение… По мне – пусть хоть взрывает. Джексон порывался объяснять, но я его сразу гашу, как только он принимается грузить меня всякими мегабайтами…
– Я тоже мало смыслю в технике. Хвала Создателю, на свете есть такие люди, как Джексон, благодаря которым работают компьютеры, – сказала Симона.
– Пожалуй, – отозвалась Ванда, словно эта мысль никогда не приходила ей в голову. – По крайней мере мужик при деле.
– Работа, конечно, важный аспект, хотя и не главный, – подтвердила Руби. – Мне, например, все равно, чем человек зарабатывает на жизнь, – спохватилась она, вовремя вспомнив о политкорректности.
– Ну, это не про меня, – возразила Ванда. – А вдруг кавалер не накопил даже на «мерседес» и дом в Потомаке? Прямо при знакомстве смело спрашивай, чем парень занимается, иначе рискуешь потратить субботний вечер на официанта или служащего отеля, который паркует автомобили. И не говори, что соглашаешься на свидание, не выяснив, сколько у мужика за душой.
– Ей-богу, не выясняю, – поклялась Руби, не покривив душой. Она действительно не спрашивала парней о должности и доходах – ее сто лет никуда не приглашали…
– Храбрая малышка. Вот я всегда стараюсь убедиться, что тот, с кем имею дело, сколотил хотя бы шестизначную сумму.
Руби слушала с возрастающим удивлением: можно подумать, Ванда обладает внешностью Синди Кроуфорд или Тары Бэнкс! Руби считала, что толстушка должна довольствоваться тем, что подвернется, но Ванда держалась так, словно у нее есть выбор. В результате она ничуть не стройнее Руби, у нее, судя по всему, отбоя нет от поклонников…
– А твое мнение, Симона? – спросила Ванда. – Ты согласна, что важно знать род занятий молодого человека?
– Ну, это смотря чего я от него хочу. Полагаю, для мужа это очень важно, но в настоящее время я предпочитаю короткие связи, поэтому твердость пресса и размер бицепсов для меня гораздо важнее толщины бумажника.
– Не забудь о толщине других органов! – пресерьезно добавила Ванда.
– Согласна на все сто. Нужна мне какая-нибудь молодая морковка, – фыркнула смехом Симона.
Когда разговор перешел на постельную тему, всякое отчуждение исчезло – по крайней мере Ванда с Симоной сразу нашли общий язык. Но Руби почувствовала себя аутсайдером – она не была с мужчиной после Уоррена и не решалась вмешаться в разговор настоящих экспертов. Привычное ощущение отодвинутой в сторону зашевелилось в душе.
– У моего бывшего мужа был не больше кнопки выключателя, – неожиданно для себя сказала Руби в отчаянной попытке привлечь к себе внимание (видимо, сказалось выпитое вино).
– Поэтому ты с ним развелась? – спросила Ванда.
– Нет. Я вообще-то не «лакомка» – так мой приятель Джереми зовет геев, которые спят только с теми, у кого внушительное «хозяйство». Конечно, большой член предпочтительнее, но в мужчине это не главное, – уверенно добавила Руби, не веря собственным ушам: казалось, она тоже встречается с парнями и занимается сексом, хотя на самом деле она постится уже два года.
– Правильная позиция, – похвалила Симона. – Я бы тоже обиделась, если бы меня бросили из-за маленькой груди.
Руби только головой покрутила: как только у телезвезды язык повернулся сказать такое об упругих прелестях четвертого размера…
Под разговор Руби и Ванда прикончили курятину и филе-миньон – участие Симоны в этом пиршестве было очень скромным. Руби вскоре поняла, каким кладом владеет: Уоррен оказался неиссякаемым источником тем для разговора. Когда Симона рассказала о случайном знакомом, оказавшемся импотентом, Руби призналась, что не могла видеть Уоррена в момент оргазма – то, как он закатывал глаза, смешило ее до колик. Ванда упомянула о парне, водившем ее только в те рестораны, куда у него были купоны, а Руби вспомнила, как на первую годовщину свадьбы Уоррен пригласил ее в «Тако-белл»
Когда принесли шоколадное фондю, Руби, позабыв всякую скованность, уже смеялась и без умолку болтала. Ванда и Симона охотно слушали истории о ее бывшем муже. Уоррен Уотерс был неважным мужем и паршивым любовником, но в тот вечер в «Волшебном горшочке» в Арлингтоне его нагнал-таки звездный час.
«Спасибо тебе, Уоррен, дурачок этакий», – растроганно думала Руби. Доев шоколадное фондю, приятельницы поделили между собой сумму счета, расплатились и отправились домой.
Пропущенное сообщение
Утром Руби, с силой шлепнув по кнопке будильника, нехотя выбралась из постели. Теперь, когда в доме жили две квартирантки, она не решилась идти в кухню в ночной рубашке: пришлось накинуть банный халат. В полусне Руби спустилась на первый этаж, включила кофеварку в розетку, начала возиться с фильтром – она жить не могла без яванского кофе, – и тут заметила мигающий индикатор автоответчика.
«Как же я могла не услышать телефон», – удивилась Руби, но тут же сообразила, что вчера легла спать, не проверив автоответчик. Нажав кнопку воспроизведения, девушка начала насыпать в фильтр кофе «Максвелл-хауз».
– Здравствуйте. Сообщение для Руби Уотерс. Меня зовут Флоренс, сейчас полдвенадцатого ночи, воскресенье. Я работаю медсестрой в больнице «Сивиста» в Ла-Плате. Вашу маму Дорис привезли вчера в отделение неотложной помощи с жалобами на боль в груди и затрудненное дыхание. После осмотра врач распорядился отвезти ее на «скорой» в больницу в Фэйрфаксе. Она будет там с минуты на минуту. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее. – Медсестра продиктовала номер и повесила трубку.
Руби уронила банку с кофе. С бьющимся сердцем она снова нажала кнопку воспроизведения и, дрожа, прослушала сообщение еще раз.
Пробормотав «Боже мой», она кинулась вверх по лестнице, натянула джинсы, заправила в них ночную рубашку, сунула ноги в мокасины, вихрем слетела вниз и, схватив ключи, побежала к машине. Нервно маневрируя на «сатурне» в плотном утреннем потоке, Руби добралась до Шестьдесят шестого скоростного шоссе, ведущего к больнице. Застряв в очередной пробке, она не глядя пошарила по пассажирскому сиденью и выругалась, поняв, что в спешке забыла дома сумку с сотовым. Продолжая ползти по шоссе метр в минуту, Руби думала о Дорис, содрогаясь при мысли, что может никогда больше не услышать сентенции о том, насколько лучше она будет выглядеть, если сбросит десяток килограммов, или склоки по поводу цен в «Международном доме блинов». Отец умер, братьев или сестер у нее нет, единственный близкий человек – Дорис, упрямая критиканша с расистскими замашками, огромная заноза в заднице. И тем не менее Дорис была занозой Руби, и дочь не представляла жизни без матери.
Их отношения напоминали стиль общения Юнис и Мамы из «Шоу Кэрол Бернетт», но в трудную минуту они всегда приходили друг другу на помощь. Когда несколько лет назад Руби свалилась с гриппом, Дорис, услышав по телефону, как дочь хрипит, немедленно материализовалась на пороге с супом, апельсиновым соком и мазью «Вике», которую объявила панацеей. Правда, выхаживая Руби, Дорис беспрестанно ворчала, что в доме грязь, что покупать жилье в подобном районе – глупость и что у стройных людей иммунитет крепче и болезни не цепляются.
Войдя в больницу, Руби подошла к столу информации и узнала, где мать. Прождав лифт минут десять, Руби добралась до палаты для выздоравливающих. Дорис выглядела намного лучше, чем можно было ожидать.
– Тебе позвонили вчера вечером. Ты что, пешком шла? – слабо спросила она, лежа на каталке со множеством мониторов.
– Мам, ты меня извини, – искренне повинилась Руби. – Вчера вечером я была в городе и не проверила автоответчик перед тем, как лечь спать.
– Ты ходила куда-нибудь со своим дизайнером по интерьеру?
– Нет, мама, с новыми жиличками. Между прочим, Джереми – бухгалтер, – с облегчением огрызнулась Руби. Если Дорис отпускает колкости в адрес Джереми, значит, она не при смерти. – Что произошло?
– Я мыла пол – ты плохо вымыла полы в прошлый раз, а я желаю ходить по чистому дому, – слабым голосом начала Дорис, – и у меня начались такие боли, каких никогда раньше не было. С тобой связаться не удалось, поэтому я позвонила миссис Дженкинс, ну, милой цветной женщине, живущей напротив, и она вызвала «скорую». Это было последнее, что я запомнила. Очнулась я здесь, когда в меня пихали какую-то трубку…
– Сердечный катетер, Дорис, – поправил седой мужчина средних лет со стетоскопом на шее, появившийся на пороге палаты. – Я доктор Слоун, – представился он.
– Это моя дочь Руби. – Дорис не забывала о хороших манерах даже на больничной койке. – Она станет красавицей, если немного похудеет, не правда ли?
– О, она и так красавица, – снисходительно бросил врач.
Руби смущенно пожала руку доктору Слоуну.
– Я только что приехала, прослушала сообщение утром… С ней все будет в порядке?
– Полагаю, больная полностью поправится. У вашей мамы в трех местах была закупорка артерий жировыми бляшками. Рано утром мы провели ангиопластику – растянули стенки сосудов, чтобы усилить ток крови. Операция щадящая. Сейчас у пациентки слегка повышена температура, поэтому мы, пожалуй, подержим ее здесь день– два, но я считаю, Дорис скоро встанет на ноги. После выписки кому-то придется побыть с ней несколько дней.
Врач задал пациентке несколько вопросов насчет самочувствия, сделал пометки в медицинской карте и пообещал, что позже в палату зайдет медсестра и ответит на любые вопросы Руби.
– После выписки несколько дней поживешь со мной и моими квартирантками, – деловито сказала Руби, хотя перспектива жить рядом с Дорис целых несколько дней заставила ее содрогнуться.
– Мне и у себя дома хорошо, – сварливо отозвалась старушка.
– Не сомневаюсь, ноты же слышала, что сказал врач.
– Врач не видел твоей развалюхи и бандитского райончика. Почему бы тебе не пожить у меня? – спросила Дорис и внезапно осеклась: – Тако… Малыш сидит один со вчерашнего вечера…
Руби не могла допустить, чтобы мать волновалась.
– Не волнуйся, я привезу его.
– Но он тебя не любит, – возразила Дорис.
– Он никого не любит, мама. Придется заманить его в машину хитростью. Слушай, мне нужно позвонить на работу. О собаке не волнуйся, твое дело поправляться.
– Но он тебя не любит, – закрыв глаза, еле слышно повторила Дорис.
Руби вышла из палаты поискать телефон.
Настоящая красота
Ванда быстрым шагом вышла из дома. Было уже больше половины десятого, а ее ждали в магазине к десяти. Обычно она добиралась до Чеви-Чейз на метро, но сейчас решила ехать по Висконсин-авеню с максимальной скоростью. Выезжая с парковки, она набрала номер на мобильном телефоне.
– Здравствуйте. Можно отдел женской одежды?
– «Женская одежда», у телефона Линн Эллиот, – послышался в трубке голос менеджера.
– Здравствуйте, это Ванда Джонсон. На Висконсин– авеню произошла авария, стою в пробке уже десять минут, – сочиняла Ванда, проезжая на желтый свет.
– Хорошо, Ванда, – ответила Линн тоном «ради Бога, ври что хочешь». – Приезжай, когда сможешь.
– Спасибо, – ответила Ванда и нажала отбой. Она знала, что Линн не поверила, но ей на это было, по правде говоря, наплевать. Есть дела поважнее, чем подносить дорогущую дизайнерскую одежду людям, у которых денег больше, чем мозгов. В «Саксе» Ванда оставалась по двум причинам: была возможность участвовать в показах мод и право пользоваться дисконтной картой сотрудника, позволявшей приобретать прекрасные костюмы и бесплатно получать образцы элитной косметики. С недавних пор Ванда все больше склонялась к тому, чтобы всерьез заняться карьерой модели, а то и попробовать себя в шоу-бизнесе. Если Стар Джонс смогла попасть в программу «Взгляд», то и Ванда добьется своего места под софитами. Стар была кумиром Ванды – толстая, но, бесспорно, красивая – пусть даже в рекламе обуви «Пейлесс» ее не показывают ниже шеи. Ведущая «Взгляда» покорила Ванду еще в девяносто седьмом году – прекрасно одетая необъятная негритянка с превосходной кожей, стильным макияжем и париком гуще, чем у трех судей, вместе взятых. Конечно, оставалась Опра, но стиль госпожи Уинфри никогда не был достаточно гламурным, к тому же популярная телеведущая не считала дородность своим козырем.
К тому времени почти тридцатилетняя Ванда уже несколько лет безуспешно сражалась с лишними килограммами. С юности у нее были большая грудь и тяжелый зад, но талия долгое время оставалась сравнительно тонкой, и лишь после двадцати пяти лет она начала полнеть – видимо, сказалось замедление обмена веществ. Полнота расстраивала Ванду, привыкшую быть красавицей. В детстве окружающие наперебой восхищались хорошенькой девочкой, а когда ей сравнялось шестнадцать, водители проезжавших машин стали притормаживать и оборачиваться, чтобы еще раз поглядеть на нее. Став взрослой, Ванда превратилась в настоящую красавицу, не хуже Халли Берри или Ванессы Уильяме. Она держалась скромно, но, сознавая, что зеркало не лжет, с юности мечтала о карьере модели или актрисы.
Ванда выросла в умеренно благополучном районе Трентона, штат Нью– Джерси. Мать умерла от рака груди, когда Ванда была еще совсем юной. Отец так и не женился второй раз, зарабатывая семье на жизнь службой в телефонной компании. Сразу после окончания школы Ванда планировала переехать в Нью– Йорк и штурмом взять индустрию моды. Она даже подготовила портфолио у профессионального фотографа и начала рассылать снимки агентам. Нью-Йорк уже трещал под ее напором, но за три недели до выпускного бала ей позвонили и сообщили, что отец скоропостижно скончался от сердечного приступа прямо на рабочем месте. Ему было всего сорок два года, и он почти не оставил сбережений. Получив скромную страховую выплату от телефонной компании, где отец проработал двадцать лет, 'семнадцатилетняя Ванда осталась круглой сиротой с двумя братьями на иждивении. Младшему из них было всего восемь. Ей пришлось отложить мечту стать моделью, следить, чтобы мальчишки каждый день ходили в школу, и обеспечивать им крышу над головой. Ванда видела, чем заканчивают многие чернокожие подростки в Трентоне, и твердо решила заставить братьев получить образование, настраивая их на серьезное будущее.
После выпуска Ванда устроилась кассиршей в бакалейный магазин Дженуарди. Она предпочла бы совмещать воспитание братьев с карьерой в мире моды, но в бакалее платили больше, чем в дорогих универмагах.
Все время, пока Ванда сидела за кассой, готовила обеды и воспитывала братьев, она не оставляла надежду стать моделью, но годы шли, она становилась старше и грузнее. Когда братья подросли и могли позаботиться о себе сами, Ванда решила, что двери в мир моды для нее, увы, уже закрыты. Но как-то раз в редкий выходной она увидела программу Стар Джонс и заволновалась: если в шоу-бизнесе нашлось место для одной толстой негритянки, значит, и вторая пригодится. Чем больше Ванда об этом думала, тем сильнее ее охватывало желание демонстрировать моду для полных. Она начала звонить, просматривать разнообразные веб-сайты, узнавать подробности о модельной индустрии, где нужны манекенщицы с рубенсовскими формами. Изучив вопрос, она была обескуражена открытием, что стандартом для полных моделей является размерный ряд от десятого до шестнадцатого. «Что происходит, – злилась она, – если десятый размер успел стать одеждой для полных?»
Ванда, которой шестнадцатый размер не налез бы и на нос, оказалась перед выбором – распрощаться с мечтой или похудеть, но один из нью-йоркских агентов сказал, что, хотя шестнадцатый размер считается максимальным в модной индустрии Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, в других городах нужны модели более солидной комплекции.
Когда братья окончили школу, Ванда решилась переехать из Трентона в могущественный и богатый Вашингтон. От друзей она знала, что округ Колумбия нашпигован бутиками «Нейман Маркус», «Сакс» и «Блумингсдейл» и считала, что это прекрасный шанс для начинающей модели набраться опыта, сделать себе имя и – главное – сбросить вес.
Переехав в округ Колумбия, Ванда сразу нашла работу в бутике «Хечтс» универмага «Спрингфилд», обрадовавшись, что по крайней мере поставила ногу на порог модной индустрии. С похуданием было сложнее: она перепробовала все возможны программы и диеты, теряя и вновь набирая несколько фунтов. При этом ее, как ни странно, по-прежнему приглашали на местные показы мод, и люди не уставали повторять, как она хороша. В конце концов послав диеты к чертям, Ванда стала есть все, что душе угодно, не беспокоясь о пышности фигуры. У нее оставалось опасение, что лишний вес может помешать карьере модели, но чем дольше она работала в фэшн-индустрии, тем яснее видела необоснованность подобных страхов. Она собиралась стать первой действительно крупной моделью и демонстрировать вещи для полных, а не жалкие тряпки от десятого до шестнадцатого размера. Она взломает стеклянный потолок (а заодно лед отчуждения) и покажет всем и каждому, что женщина ее комплекции может быть красивой, сексапильной и ходить по подиуму с не меньшим шиком, чем Клаудиа Шиффер или Наоми Кэмпбелл.
