Текст книги "Привет, красотка!"

Автор книги: Патрик Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Пончики (продолжение)

Руби не знала, куда едет и что собирается делать, но была уверена, что обязательно что– нибудь съест. В голове образовался вихрь. Горчица, так сказать, ударила в нос: жуткая фотография на телеэкране бесповоротно подвела итог– Руби Уотерс навсегда останется Толстой Руби. Перепробовав массу диет и программ, после рекламного ролика «Тонкого и звонкого» Руби потеряла последнюю надежду. Пора перестать дурачить себя и примириться с фактом, что она всю жизнь проживет, цитируя рекламу, «толстой и несчастной».

Руби ехала по Арлингтонскому бульвару, высматривая кафе. При виде «Знаменитых деликатесов» в «Лохман-плаза» она представила фирменный сандвич «Терминатор», настоящий кусочек рая – горячий ростбиф с шинкованной капустой, сыр «мюнстер» и русская подлива на жареном рисовом хлебце. Затем на пути оказался китайский ресторанчик «Осеннее полнолуние», и у Руби слюнки потекли при мысли о яичных роллах, кисло-сладкой курятине и вкуснейших ребрышках молодого поросенка, ради обладания которыми истинные ценители готовы на преступление. Проезжая мимо «Закусочной Бентли», Руби вспомнила о блинах с бананами и грецкими орехами. При виде «Чили» в голову лезли мысли об изумительном сладком луке и хрустящих куриных палочках. Однако сегодня все это не могло вернуть Руби душевное равновесие. Ей подошла бы нью-йоркская «Сильвия», знаменитый гарлемский ресторан с «черной» кухней, где они с Джереми побывали несколько лет назад. Руби помнила аромат кукурузного хлеба, который подают на стол дымящимся, жареного ската с хрустящей корочкой, макароны со сметаной и сыром, брокколи с подливой по-деревенски… Девушка загорелась – немедленно ехать в аэропорт и взять билет на самолет в Нью-Йорк, чтобы утопить печаль в тарелке жареных свиных ребрышек, но тут впереди показался «Шопперс-фуд-верхаус», куда она заходила утром. «Пончики, – озарило Руби. – Надо же свалять такого дурака – выбросить пончики! Сейчас я пойду в магазин и куплю еще дюжину».

Въехав на паркинг перед торговым центром, Руби оставила машину и поспешила в магазин. Она была так поглощена мыслью о пончиках, что прошла на территорию, огороженную желтой лентой. В дверях ее остановил полицейский.

– Мэм, вы не видели, что здесь оцеплено?

Оглянувшись, Руби заметила ленту.

– Простите, не обратила внимания.

– Магазин сегодня ограбили. Он закрыт, внутри наводят порядок.

– А-а… О'кей, – сказала Руби, пытаясь скрыть разочарование.

Поборов желание попросить полицейского пропустить ее в зал или принести ей пончиков (до ограбления ей не было дела), Руби вернулась к машине, прикидывая, куда ближе: до другого «Шопперс-фуд-верхаус» на Потомак-ярде или до «Криспи-крим» в Александрии. Раздосадованная необходимостью ехать в такую даль за успокоительными лакомствами, она вспомнила о пончиках, которые выбросила утром. Может, они все еще в урне?

Заглянув в мусорку, Руби увидела картонку с шестью пончиками. Воровато оглядевшись – не видит ли кто, – девушка достала коробку, рысью вернулась в машину и захлопнула дверцу.

Боже мой, она уже роется в мусоре в поисках пищи, хотя перед работой до отвала наелась пончиков и совсем недавно съела ленч! Правда, большинство трапез Руби не имели ничего общего с утолением голода. Хотя стройным не понять… Ей вечно твердили, что надо меньше есть, брать маленькие порции, советовали препараты для подавления аппетита, но голод здесь был ни при чем. Еда доставляла удовольствие и вызывала ощущение безопасности – вкус, запах, насыщение и ни с чем не сравнимый комфорт, больший, чем материнская любовь, дружба, нарядная одежда, автомобили или физические упражнения. Руби ела не потому, что была голодна. Пожалуй, она вовсе не знала голода – перерывы между едой никогда не были достаточно длинными.

Чем больше Руби думала о рекламном ролике программы «Тонкий и звонкий» и о том, как только что рылась в мусоре, словно наркоманка в поисках иглы для инъекции героина, тем сильнее расстраивалась и тем неудержимее ей хотелось есть. Пончики – неплохое обезболивающее, жаль, не панацея… Пусть это не выход, но на краткий миг ей будет хорошо, на минуту она забудет о своей полноте.

Руби открыла коробку и взяла первый пончик, белый от сахарной пудры, с ванильным кремом. Она откусила большой кусок, затем еще и еще.

Ни стыда, ни совести

Сбросив туфли, Ванда неслышно, в одних носках, прошла на кухню. Приблизившись к шкафчику, она медленно открыла дверцу. Тихо вынув коробку с пирожными, Ванда поставила ее на стойку, открыла и вытащила одно – с масляно– сахарным кремом.

«Почти как дома», – порадовалась она, надрывая пластик. Тихого хруста оказалось достаточно для того, чего Ванда всячески старалась избежать. Послышалось позвякивание колокольчиков ошейника и цоканье когтей по полу: Тако шел на звук. С тех пор как приехала Дорис, привязанность песика к Ванде ослабла, он уже не ходил за ней хвостом по дому и не спал на полу возле кровати. Он даже не отзывался на кличку, но стоило еле слышно зашуршать упаковкой чего-нибудь вкусного, хитрец в мгновение ока оказывался рядом. Кроме Дорис, Тако игнорировал или рычал на всех жильцов, но если кто-нибудь решал перекусить, пес оказывался тут как тут с жалобным взглядом наготове.

Ванда не очень любила собак и не понимала привычки держать их в доме. Причуда белых людей обращаться с собаками, как с членами семьи, не переставала ее удивлять. Ванда была неприятно поражена, когда Дорис усадила Тако рядом с собой на диван. Собака в доме – уже ненормально, но пес на диване или в кресле – просто идиотизм. Собаки должны жить в конуре, гараже или подвале. К счастью, Дорис и Руби не похожи на помешанных белых, которые позволяют питомцам есть со своей тарелки или брать куски с вилки, иначе Ванда съехала бы, не задумываясь: идея делить посуду и столовые приборы с псом вызывала тошноту.

Тако уселся у ног Ванды, испытующе глядя на нее. Он никогда не выпрашивал и не скулил, считая это ниже своего достоинства. Казалось, пес считал, что его присутствие дает ему право попробовать, чем лакомится Ванда. Та, уминая пирожное, невольно улыбнулась при виде умильной мордочки очаровательного уродца. Забавно, как бесстыдно ведут себя собаки, когда дело касается еды: стоит им учуять запах или увидеть аппетитную снедь, немедленно требуют свою долю, причем чем больше, тем лучше. Люди в отличие от животных маскируют собственную алчность. Например, за общим столом скромно возьмут пончик, а потом, когда все уйдут, возвращаются, чтобы цапнуть еще два и сожрать их в кабинке туалета. Еще существуют двуногие стервятники, которые слетаются на запах халявы. Продавщицу Линду Хокинс Ванда не видела неделями, но стоило кому– нибудь из отдела угостить коллег свежей выпечкой или кексами, Линда как по наитию решала именно сегодня навестить подругу Ванду.

– Уходи, барбос, – посоветовала Ванда, надрывая упаковку второго пирожного. Тако заволновался. Ванда уже поднесла лакомство ко рту, когда в холле послышались шаги Симоны.

– Привет, что-нибудь случилось? – спросила Ванда.

– Нет-нет. Я, пожалуй, пойду готовиться к работе. – Вид у Симоны был расстроенный и огорченный. Не успела она опомниться после встречи с Эриком и его матерью, как позвонил продюсер с неутешительными вестями.

– Ты выглядишь усталой. Все в порядке?

– Вообще-то у меня плохие новости, – с досадой сказала Симона. – Помнишь, я обещала тебе репортаж о полных моделях? Несколько минут назад Стив, мой продюсер, позвонил на сотовый и сообщил, что они выбрали другую манекенщицу.

– Другую? – Ванда не смогла скрыть разочарования.

– Да. Ты уж меня извини. Дело совсем не в тебе… Ходят слухи, что Стив встречается с моделью, которую выбрали в качестве героини сюжета, или она ему просто сосет. Не зовут…

– Можешь не говорить, – перебила Ванда. – Ее зовут Дениза, не так ли?

– Да, – удивилась Симона. – По-моему, Дениза.

– Я так и знала. Вот сука! – крикнула Ванда, ударив ладонью по стойке. – Эта дрянь пойдет на любую низость, лишь бы мне нагадить! Но как она узнала о готовящемся сюжете?

– Не представляю. С прошлой недели ходили сплетни, что выберут другую модель. Болтали что-то о ее связях, вроде бы у родителей есть знакомые на телестудии. В этой сфере все зависит от знакомств.

– Как она могла так поступить? Такой шанс!.. Я столько лет к этому шла, репортаж стал бы моим звездным часом! Я ее убью, Симона, клянусь, я ее пристукну! Темнокожие долго терпят всякое дерьмо, но на этот раз я не отдам своего места под юпитерами!

– Ладно, ладно, никто никого убивать не будет. Успокойся. Может, мне удастся поговорить со Стивом, посмотрим, что можно сделать, – утешала Симона подругу, отлично понимая, что участие Денизы в репортаже – дело решенное.

– О да, я сделаю… Я ей такое сделаю! Приду завтра и выдеру все до единой косички. Боже мой, ты была права, Симона. Нужно было раздавить ее как таракана, пока была возможность!

Довольно!

Прежде чем выйти из машины, Руби взглянула в зеркало, проверяя, не испачкалась ли в сахарной пудре или шоколаде после мусорно-пончиковой пирушки. У самого крыльца ей вдруг остро захотелось, чтобы дома никого не оказалось, – пусть Дорис вернется к себе, а Ванда с Симоной съедут. Меньше всего она годилась сейчас для разговоров. Надеясь, что квартирантки в городе, а мать дремлет. Руби вставила ключ в замок.

– Привет, – встретила ее Ванда.

– Привет, – бросила Руби, с опущенной головой направляясь к лестнице. Скорее всего выглядит она не лучшим образом и на вопросы отвечать совсем не хочется. Руби вообще мечтала только залечь в кровать и спать, сколько получится.

– Заходила миссис Дженкинс, забрала Дорис на ленч. Они вернутся через час.

– Хорошо.

– Что-нибудь случилось? – спросила Ванда, почуяв неладное.

Руби уже хотела солгать, что нет, но тут на верхней ступеньке лестницы появилась Симона.

– Оцените, – сказала она. – Дорис отдала мне сегодня утром. Разбирала свои вещи и сказала, что я могу это взять.

Увидев, как Симона поворачивается, демонстрируя маленькое черное платье Дорис, Руби крепко зажмурилась на мгновение.

«Слава Богу, это сон, – решила она. – Не может столько неприятностей произойти в один день – рекламный ролик, пончики из помойки, Симона в платье Дорис…» Но когда Руби открыла глаза, она ощутила собственный желудок, набитый пончиками, увидела Симону в прелестном черном наряде и отчетливо вспомнила свое недавнее появление на телеэкране.

– С тобой все в порядке? – испугалась Симона, глядя вниз на побагровевшую Руби.

Руби снова посмотрела на Симону, и гнев, копившийся тридцать два года, достиг апогея. Руби видела на другой платье, которое всю жизнь мечтала носить сама, вспоминала, как мерзкие тетки в рекламе «Тонкого и звонкого» напялили на нее огромные одежки и нарисовали круги под глазами. Она вновь услышала третьеклассницу Хизер Уоткинс, вопящую: «Руби и так толстая, могла бы и нам оставить!» – и Мэтью Грина, громко мычавшего, когда она пыталась незаметно пристроиться в конец шеренги в летнем спортивном лагере. Она вспомнила свой рот, обсыпанный сахарной пудрой. Руби стало нестерпимо больно и, черт побери, ОНА НЕ СОБИРАЛАСЬ БОЛЬШЕ ЭТО ТЕРПЕТЬ!

– Снимай!! – пронзительно заорала Руби. От крика дрогнули стены, а Тако кинулся спасаться под кофейный столик.

– Что? – вырвалось у Симоны, ошарашенной таким взрывом чувств.

– Снимай! – потребовала Руби и метнулась вверх к Симоне. В ее воплях звучало такое неистовство, что Симона, не на шутку испугавшись за собственную безопасность, расстегнула молнию и принялась стаскивать платье.

– Вы, тощие стервы, всю жизнь брали мою долю, но это платье вы не получите. Оно принадлежит мне! Знаю, моя толстая задница в него не поместится, но оно мое и, если ты решила его забрать, советую передумать, пока есть время.

– Конечно, конечно. – Симона подняла с пола платье и протянула его Руби, говоря с ней, как со сбежавшей пациенткой психлечебницы, где-то раздобывшей пистолет. – Успокойся, все в порядке. Я уже сняла.

– Руби, что происходит? – спросила Ванда, поднимаясь с дивана. Симона, не находя слов, в состоянии шока замерла в тонкой комбинации. – Что стряслось, милая? – мягко спросила Ванда, стараясь успокоить Руби.

– Что стряслось? Ах, что стряслось?! – заорала Руби. – Я толстая! Я очень толстая! Я страшно толстая! Я всегда была толстой и останусь таковой до конца жизни! Пока мы треплемся, мою чудовищную тушу показывают по телевизору в рекламе «Тонкого и звонкого» как пациентку до лечения. Только до лечения! Какая-то фигуристая вешалка с рыжей башкой, откуда-то из Кентукки, играет меня после курса диеты. Потом я приезжаю домой и вижу Пенелопу Крус в моем платье. – Руби ткнула пальцем в сторону Симоны и неистово закричала Ванде: – А ты? Я несколько лет сохну по Престону Да Сильве, а ты втерлась, похлопала глазами и получила приглашение на свидание! Так вот, к вашему сведению, я только что сожрала полдюжины пончиков из… – Руби осеклась. Она была вне себя, но понимала, что нельзя признаваться в поедании пончиков из урны – это уж слишком. Замолчав, Руби прошла к дивану, опустилась на него и закрыла лицо руками.

Симона и Ванда подошли к Руби,

– Детка, – сказала Ванда. – Я понятия не имела насчет Престона.

– Извини меня за платье, – подхватила Симона. – Клянусь, я не представляла, что оно для тебя значит.

– Я знаю, знаю, – сказала Руби, вытирая глаза и уже успокаиваясь. – Простите, я веду себя как последняя дура. Не знаю, что на меня нашло. Увидела тебя в черном платье и просто с ума сошла. Глупо, но я помню это мамино платье с самого детства. Она была в нем такой красивой, и я надеялась однажды… – Руби не стала договаривать. Нелепо надеяться, что у нее есть хоть крошечный шанс когда-нибудь натянуть на себя черное платьице Дорис.

– Ты мечтала носить это платье, – медленно повторила Ванда, старалась уяснить ситуацию.

Руби кивнула.

– Послушай, – начала Ванда, присаживаясь на диван. – Нельзя подчинять жизнь и самооценку платьям, весу или чему-то еще.

– Я знаю, – солгала Руби.

– Но мне кажется, ты поступаешь в точности наоборот, – настаивала Ванда. – Я прошла через это – постоянно упрекала себя, что ем слишком много, пробовала разрекламированные диеты, оказавшиеся пшиком, так сильно желала похудеть, что воздух вокруг начинал вибрировать, но потом смирилась, что этого не произойдет, и научилась любить себя, а не свой размер одежды. И жизнь изменилась.

Руби недоверчиво поглядела на Ванду.

– Девочка, – попросила Ванда Симону. – Оставь нас на минутку, ладно?

– Конечно, – с готовностью ответила Симона. – Извини меня, Руби. Если я чем-нибудь могу помочь.

Ванда подождала, пока Симона выйдет из комнаты, и заговорила снова:

– Руби, неужели ты думаешь, я не в курсе, что надо мной смеются, что множество мужчин не взглянут на меня второй раз, потому что я толстая, а в «Старом деревенском буфете» закрывают двери на засов, когда видят, что я въезжаю на паркинг? – пошутила Ванда, чтобы разрядить обстановку. – Конечно, знаю, но я решила сосредоточиться на тысячах мужиков, которым нравится моя полнота, и выбрала работу, где мою фигуру оценят по достоинству. Я никому не позволю наступить себе на ногу.

– Так то ты, – печально и безнадежно сказала Руби, благодарная за теплые слова.

– Ты тоже можешь стать такой.

– Нет, мне такой не стать.

– Если уж я смогла, то любая…

– Позволь задать тебе вопрос, – перебила Руби. – Ты в детстве была толстой?

– Что? А, нет, не очень.

– Когда ты начала полнеть?

– Ну, когда мне уже было под тридцать.

– Это большая разница. Я-то всегда была толстой… Ты наверняка пользовалась успехом у мальчиков и не слышала насмешек. Когда ты начала набирать вес, у тебя уже сложилась положительная самооценка и внутренняя сила. У меня, напротив, никогда не было шансов. Я полная с раннего детства, на мою жизнь сильно повлияло отношение окружающих.

– Ты права, мы разные, но это ничего не меняет. По-моему, у нас, толстых девочек, есть три возможности. Мы может пробовать всевозможные диеты, стараясь похудеть, можем оставаться толстыми и жалкими и можем принимать себя такими, какие есть, и быть счастливыми. Это жизнь, Руби, жизнь как она есть. – Ванда поднялась с дивана. – Подумай об этом.

Руби молча смотрела ей вслед.

– Да, кстати, – добавила Ванда. – Насчет Престона. Я отменю свидание, но при одном условии.

– Каком?

– Ты закрутишь с ним серьезный роман, – ответила Ванда и пошла к себе наверх.

Внештатная ситуация в мире моды

– Единственный раз я была в «Саксе», когда Джереми искал платье, – призналась Руби, остановившись перед «Сакс Пятая авеню». Огромный магазин занимал целое здание на Висконсин-авеню, и Руби невольно вспомнила о «Саксе» в галерее Тайсона, престижного универмага в Маклин, Виргиния. В отличие от большинства отделов универмага, ничем не отгороженных от прохода, «Сакс» был отделен стеклянными дверьми, внушавшими робость. Руби не смела дотронуться до них и еще меньше готова была зайти внутрь. Что делать небогатой толстухе в дорогом бутике…

Войдя в «Сакс» вслед за Вандой, Руби растерялась от окружающего изобилия: мраморные полы, сверкающие стеклянные прилавки, вешалки с безумно дорогой дизайнерской одеждой. Поглядев на покупательниц, Руби окончательно смутилась, чувствуя себя не в своей тарелке среди богатых белых женщин неопределенного возраста, с осветленными волосами и силиконовыми губами.

– Вряд ли я когда-нибудь решусь на пластическую операцию. По крайней мере лицо трогать не буду, – сообщила Ванда, когда они проходили мимо одной из живых выставок круговой подтяжки а-ля Дикси Картер: до скрипа натянутые щеки вызывали желание заглянуть даме за спину и посмотреть, какой садист тянет ее за волосы. – Возможно, это молодит, но какой ценой? Уж лучше выглядеть старухой, чем пришельцем– мутантом.

– С лицом у меня никогда проблем не было, – вздохнула Руби, опустив глаза на обширные телеса.

– Может, хватит? – сказала Ванда. – Мы пришли подобрать тебе классный наряд. Подожди, ты еще залюбуешься собой.

Спускаясь на эскалаторе на нижний этаж магазина, Руби вновь спрашивала себя, правильно ли поступила, сняв деньги с заветного счета «Стройная Руби» на покупку приличной одежды для Руби реальной. Прошло несколько дней после истерики по поводу маленького черного платья Дорис, и Руби до сих пор рассыпалась в извинениях перед квартирантками, хотя в душе не очень сожалела о случившемся. Она не взяла бы назад ни слова из сказанного в запальчивости. Конечно, поступок не выдерживал никакой критики, реакция оказалась совершенно неадекватной, но впервые в жизни Руби проявила волю, высказала, что чувствует, забрала то, что считала своим по праву, и ощутила, как это чертовски хорошо. Впервые в жизни девушка вышла из роли жертвы. Скандал, который она закатила, заставил ее понять, что, если жизнь идет неправильно, виной тому не лишние килограммы, а то, как она позволяет с собой обходиться. Какой-то гуру, проводивший семинар из цикла «Помоги себе сам», говорил: «С людьми обращаются так, как они позволяют с собой обращаться». Конечно, насмешки сыпались на Руби из– за ее полноты, но ее продолжали дразнить и изводить, потому что не встречали отпора. Руби задумалась, как повернулась бы жизнь, если бы в третьем классе она гаркнула на Хизер Уоткинс, как недавно на Симону, вместо того чтобы уступить наглым притязаниям, и выбила бы дурь из Гарольда Шварца, который добивался орального секса, чтобы попасть в студенческое братство. Еще в летнем лагере надо было подойти к Мэтью, мычавшему ей вслед и дать ему хорошего пинка по яйцам. Боже мой, что же она ждала до тридцати двух лет, чтобы за себя постоять?

– Добро пожаловать в «Салон зет», – сказала Ванда, когда они с Руби вошли в отдел для полных, стыдливо спрятанный на нижнем этаже. Руби сразу увидела, какая прекрасная здесь одежда, и принялась перебирать вешалки, изумляясь, сколько прославленных дизайнеров создают одежду для полных: Энн Кляйн, Джан– франко Ферре, Дэвид Дарт, Эйлин Фишер, Лафайетт и многие другие.

– Как тебе это? – Ванда взяла с вешалки костюм с плотной черной юбкой и алым жакетом.

– Красный? Нет, красного я не ношу, слишком ярко.

– Если ты думала уйти отсюда в чем-то бежевом или темно-синем, то здорово ошиблась. Забудь о тряпках от Эдди Бауэра и «АЛ-Бин», красуйся в этом! – Ванда показала на ярко-зеленый костюм.

– Нет, красный все-таки лучше.

– Мне тоже больше нравится, – согласилась Ванда. – Таких, как мы с тобой, в мире моды называют «грушами»: у нас нижняя часть массивнее верхней. Поэтому я предлагаю яркий жакет и черную юбку – делаем алый акцент на верхней части и зрительно уменьшаем тебя внизу. Смотри, – продолжала Ванда, – небольшие подплечники выравнивают плечи и делают талию уже.

Взяв жакет, Руби взглянула на ценник.

– Ванда, это же восемьсот долларов!

– С моей скидкой будет около пятисот.

– Пять сотен! Я не могу купить костюм, который стоит дороже моего дивана!

– Руби, в дешевых тряпках хорошо выглядеть невозможно. Иди примерь, – внушительно сказала Ванда.

– Ладно, – сдалась Руби и ушла в примерочную.

Надев костюм, она вышла к зеркалу и удивилась, как хорошая одежда меняет человека. Покрой ей очень шел, и материал оказался превосходного качества.

– Детка, это то, что нужно! – сказала Ванда, подойдя сзади. – Надо же, сразу подобрали.

– Считаешь? – засомневалась Руби.

– О да. Тебе очень идет.

– Ну, не знаю, все-таки пятьсот долларов…

– А что еще ты станешь делать с деньгами?

Вопрос застал Руби врасплох. Действительно, куда ей тратить деньги? Копить, чтобы переделать кухню, выбрасывать на батончики и чипсы, скопидомить в надежде когда-нибудь похудеть и купить одежду шестого размера?

– Хорошо, я беру костюм, – быстро сказала Руби, чтобы не дать себе времени передумать.

– Отлично! Снимай, на кассу отнесу я. Вот и пригодилась моя дисконтная карта.

– Спасибо…

– Моя часть работы закончена, замена подойдет с минуты на минуту.

– Какая замена? – не поняла Руби.

– А вот какая. – Ванда показала на Симону, которая шла по отделу.

– Привет, – удивленно сказала Руби.

– Здравствуй, – отозвалась Симона. – Ты готова?

– К чему?

– Ну, нельзя же носить новый костюм без стильного макияжа и прически!

– Что?!

– Я обо всем позабочусь. Макияж сделаем в «Бобби Брауне», а прическу – у Александра, моего парикмахера.

– Ты что, серьезно?

– Совершенно.

– Ну вы даете! – воскликнула искренне тронутая Руби, впервые подумав о Ванде и Симоне не как о квартирантках. Долгое время круг ее общения ограничивался Джереми, Уорреном и телевизором, но теперь у нее появились подруги.