Текст книги "Страхи мудреца. Книга 1"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц)

Мы некоторое время сидели молча. Денна рассеянно крутила колечко у себя на пальце. Бледно-голубой камушек вспыхивал на солнце.

– Но все равно, – сказал я, оглядываясь по сторонам, – тут довольно славно!

– Тут славно, когда ты здесь, – сказала Денна.

* * *

Несколько часов спустя я поднимался по узкой лесенке позади Мясницкой лавки. Из переулка навязчиво тянуло тухлым салом, но я все равно улыбался. Провести полдня наедине с Денной было редким подарком судьбы, и мои шаги были на удивление легки для человека, который собирается заключить сделку с демоном.

Поднявшись наверх, я постучал в прочную деревянную дверь и принялся ждать. Ни один ростовщик из гильдии не ссудил бы мне и ломаного пенни, однако, если поискать, люди, готовые одолжить денег, отыщутся всегда. Поэты и прочие романтики зовут их «медными ястребами» или «вострецами», но самое распространенное название – гелеты. Это опасные люди, разумнее с ними не связываться.

Дверь чуть приоткрылась, потом распахнулась во всю ширь, за ней обнаружилась молодая женщина с мордочкой эльфа и светло-рыжими волосами.

– Квоут! – воскликнула Деви. – А я уж начинала бояться, что в этой четверти тебя не увижу!

Я вошел, и Деви заперла за мной дверь. В просторной комнате без окон приятно пахло цинной и медом – особенно приятно после вонючего переулка.

Вдоль одной стены комнаты тянулась огромная кровать под балдахином с задернутым темным пологом. Напротив были очаг, большой деревянный стол и книжный шкаф, заполненный на три четверти. Пока Деви возилась с засовом, я подошел к шкафу и принялся разглядывать корешки.

– А этот Малкаф у тебя что, новый? – спросил я.

– Ага, – ответила она, подойдя ко мне. – Один молодой алхимик не мог выплатить свой долг и разрешил мне вместо этого порыться у себя в библиотеке.

Деви аккуратно достала книгу с полки. На обложке было золотом вытиснено заглавие: «Видение и провидение». Она взглянула на меня и лукаво усмехнулась.

– Читал?

– Нет, не читал, – признался я. Я хотел прочесть ее к экзаменам, но не нашел в хранилище. – Только слышал.

Деви на миг призадумалась, потом вручила книгу мне.

– Прочтешь – приходи, обсудим. А то мне в последнее время ужасно не хватает интересных собеседников. Если беседа выйдет толковая, возможно, я потом дам тебе почитать другую.

Когда книга оказалась у меня в руках, Деви многозначительно постучала пальцем по обложке.

– Имей в виду, она стоит дороже твоей головы! – сказала она без малейшего намека на шутливость. – Испортишь – век не расплатишься!

– Я осторожно! – пообещал я.

Деви кивнула и прошла мимо меня к столу.

– Ну ладно, тогда к делу.

Она села.

– Что-то ты поздновато, – заметила она. – Обучение-то надо оплатить не позднее завтрашнего полудня.

– Я веду жизнь, полную опасностей и приключений, – сказал я, подходя к ней и усаживаясь напротив. – И, как ни приятно мне твое общество, я до последнего надеялся в этой четверти обойтись без твоих услуг.

– Ну и как тебе твоя ре'ларская плата? – понимающе спросила она. – Сколько с тебя нынче содрать хотят?

– Ну, это довольно личный вопрос… – заметил я.

Деви посмотрела мне в глаза.

– Мы с тобой собираемся заключить довольно личную сделку, – возразила она. – Так что мне не кажется, что я преступаю границы приличий.

– Девять с половиной, – признался я.

Деви насмешливо фыркнула.

– А я-то думала, ты у нас золотая голова! Вот когда я была ре'ларом, мне ни разу больше семи не назначали!

– У тебя-то был доступ в архивы! – возразил я.

– У меня был доступ к обширным запасам интеллекта! – отрезала она. – Ну и к тому же я милая, как новая пуговка!

Она широко улыбнулась, и на щеках у нее заиграли ямочки.

– Да уж, ты сверкаешь, как новенький пенни, – признал я. – Перед тобой ни один мужчина не устоит.

– Ну, и некоторые женщины тоже колеблются, – заметила она. Ее улыбка слегка изменилась, из обаятельной сделалась лукавой, а потом откровенно дьявольской.

Я не имел ни малейшего понятия, как на это реагировать, а потому решил сменить тему на более безопасную.

– Боюсь, мне придется взять взаймы четыре таланта, – сказал я.

– Ага, – сказала Деви. Она тут же стала очень деловитой и сложила руки на столе. – Боюсь, в последнее время мои правила несколько изменились. В настоящее время я ссужаю взаймы суммы не менее шести талантов.

Я не стал скрывать своего разочарования.

– Шесть талантов? Деви, но этот лишний долг будет для меня все равно что жернов на шее!

Она вздохнула, даже вроде бы немного виновато.

– Видишь ли, в чем проблема. Давая взаймы, я иду на риск. Я рискую лишиться своих денег, если должник умрет или попытается сбежать. Я рискую тем, что на меня попытаются донести. Я рискую тем, что мне предъявят обвинение по железному закону или, хуже того, что против меня ополчится гильдия ростовщиков.

– Деви, но ты же понимаешь, что я-то никогда так не поступлю!

– И тем не менее факт остается фактом, – продолжала Деви, – я иду на риск независимо от того, крупную или мелкую сумму я ссужаю. Так зачем мне рисковать ради мелких сумм?

– Мелких? – переспросил я. – Да на четыре таланта год прожить можно!

Она побарабанила по столу пальцами, поджала губы.

– А что ты можешь предложить в залог?

– То же, что и всегда, – я улыбнулся ей своей лучшей улыбкой. – Свое безграничное обаяние!

Деви неизящно фыркнула.

– Вот в обмен на безграничное обаяние и три капли крови ты можешь взять взаймы шесть талантов под стандартный процент. Пятьдесят процентов на два месяца.

– Деви, – заискивающе сказал я, – ну что мне делать с этими лишними деньгами?

– Устрой пирушку, – предложила она. – Проведи день в «Пряжке». Попробуй сыграть в фаро на большую ставку.

– Фаро, – возразил я, – это налог на людей, которые не умеют рассчитывать вероятности.

– Ну, положи их в банк и возьми процент, – сказала Деви. – Или купи себе что-нибудь приличное и надень в следующий раз, когда придешь ко мне.

Она смерила меня циничным взглядом.

– Тогда, быть может, я и подумаю над тем, чтобы смягчить условия сделки.

– А как насчет шести талантов на месяц под двадцать пять процентов? – спросил я.

Деви дружелюбно покачала головой.

– Квоут, я уважаю стремление торговаться, но у тебя просто нет другого выхода. Ты пришел сюда потому, что положение у тебя безвыходное. А я сижу здесь затем, чтобы выжать максимальную выгоду из твоего положения.

Она развела руками.

– Я этим на жизнь зарабатываю! И тот факт, что у тебя смазливая мордашка, ничего не меняет.

Деви пристально взглянула на меня.

– И наоборот: если бы ростовщик из гильдии согласился ссудить тебе денег, не думаю, что ты пришел бы сюда просто потому, что я хорошенькая и тебе нравится мой цвет волос.

– А что, хороший цвет, – сказал я. – Нам, огненным, стоит держаться вместе!

– Это верно, – согласилась Деви. – Вот и давай держаться вместе за пятьдесят процентов на два месяца.

– Ну хорошо, – сказал я, устало откинувшись на спинку стула. – Твоя взяла. Ты выиграла.

Деви победоносно улыбнулась, на щеках у нее снова заиграли ямочки.

– Если я выиграла, значит, мы оба играли?

Она открыла ящик стола, достала оттуда стеклянную бутылочку и длинную булавку.

Я потянулся за ними, но вместо того, чтобы подвинуть их ко мне, Деви задумчиво взглянула на меня.

– Хотя, если так подумать, возможно, есть и другой выход.

– Я предпочел бы другой выход, – признался я.

– Во время нашего предыдущего разговора, – медленно произнесла Деви, – ты намекал, что знаешь путь в архивы.

Я замялся.

– Ну да, было дело…

– Это довольно ценная для меня информация, – сказала она с нарочитой небрежностью. Хотя она изо всех сил старалась это скрыть, я видел, какая лютая, необузданная алчность вспыхнула у нее в глазах.

Я опустил взгляд и ничего не ответил.

– Я могла бы дать тебе десять талантов, прямо сейчас, – напрямик сказала Деви. – Не в долг, нет. Это будет плата за информацию. И если меня застукают в хранилище, ты мне ничего не говорил.

Я подумал обо всем, что можно купить на десять талантов. Новую одежду. Футляр для лютни, который не разваливался бы на куски. Бумагу. Перчатки на зиму…

Я вздохнул и покачал головой.

– Двадцать талантов! – сказала Деви. – И официальный гильдейский процент на все будущие займы.

Двадцать талантов – это значит, что мне полгода можно будет не тревожиться по поводу платы за обучение. Можно будет заниматься в артной тем, чем хочется, вместо того чтобы горбатиться над опостылевшими трюмными лампами. Можно будет покупать одежду, сшитую по мерке. Свежие фрукты. Отдавать одежду в стирку вместо того, чтобы стирать ее самому…

Я нехотя открыл рот.

– Я…

– Сорок талантов! – жадно сказала Деви. – И гильдейский процент. И еще я с тобой пересплю!

На сорок талантов можно было бы подарить Денне полуарфу. Можно было бы…

Я поднял глаза и увидел, как Деви смотрит на меня через стол. Ее полураскрытые губы влажно блестели, бледно-голубые глаза сузились. Она поводила плечами бессознательным инстинктивным движением кошки, готовящейся к прыжку.

Я подумал об Аури, которой так спокойно и счастливо живется в ее Подовсе. Что она станет делать, если в ее крошечное королевство вторгнется кто-то чужой?

– Извини, – сказал я. – Не могу. Попасть туда… не так просто. Для этого требуется помощь одного моего друга, и я не думаю, что он на это согласится.

Что касается ее последнего предложения, я решил ничего о нем не говорить, потому что понятия не имел, как на это реагировать.

Повисла долгая, напряженная пауза.

– Черт бы тебя побрал! – сказала наконец Деви. – Похоже, ты даже не врешь.

– Ну да, – кивнул я. – Это неприятно, я понимаю…

– Черт бы тебя побрал…

Она, насупившись, подтолкнула ко мне бутылочку и булавку.

Я уколол булавкой свое запястье и стал пристально смотреть на капли крови, набухающие и падающие в бутылочку. После третьей капли я кинул булавку туда же, в бутылочку.

Деви ляпнула на пробку какого-то клея и сердито вогнала пробку в горлышко. Потом достала из ящика алмазный резец.

– Ты мне доверяешь? – спросила она, выцарапывая на стекле номер. – Или хочешь опечатать бутылочку?

– Я тебе доверяю, – сказал я. – Но бутылочку предпочел бы все-таки опечатать.

Она залила горлышко бутылочки растопленным воском. Я притиснул к нему свои талантовые дудочки, оставив узнаваемый отпечаток.

Деви полезла в другой ящик, достала шесть талантов и бросила их на стол. Этот жест мог бы показаться капризным, если бы не ее взгляд – жесткий и разгневанный.

– Ничего, я все равно туда проберусь, так или иначе! – сказала она ледяным тоном. – Ты поговори со своим другом. Если ты мне поможешь, ты об этом не пожалеешь!

ГЛАВА 11
ГАВАНЬ

В Университет я вернулся в хорошем расположении духа, несмотря на то что на плечах у меня лежал груз нового долга. Я кое-что купил, забрал свою лютню и отправился в путешествие по крышам.

Перемещаться внутри главного здания было нечеловечески сложно: оно представляло собой лабиринт каких-то дурацких коридоров и лестниц, которые никуда не вели. А вот ходить по его крышам было проще простого. Я направлялся в небольшой дворик, который в результате многочисленных перестроек сделался совершенно недоступным, замкнутым, как мушка в янтаре.

Аури меня не ждала, но это было первое место, где я с ней повстречался, и в погожие ночи она иногда выходила сюда, посмотреть на звезды. Я убедился, что в аудиториях, окна которых выходили во дворик, темно и пусто, достал лютню и принялся ее настраивать.

Я играл около часа, когда наконец в разросшихся кустах внизу послышался шорох. Потом появилась и сама Аури – она как белка взбежала по старой яблоне и прыгнула на крышу.

Она подбежала ко мне. Ее босые ноги едва касались залитой варом крыши, волосы развевались за спиной.

– Я тебя услышала, – сказала она, подойдя вплотную. – Я услышала тебя из самых Скачков!

– Я припоминаю, – медленно произнес я, – что я кому-то обещал сыграть.

– Мне, мне! – она прижала обе ладошки к груди и заулыбалась. Она переминалась с ноги на ногу и едва не подпрыгивала от нетерпения. – Мне, мне сыграй! Я так терпеливо ждала, прямо как целых два камня! Ты пришел как раз вовремя. На три камня мне бы терпения не хватило.

– Ну, – сказал я с притворной нерешительностью, – думаю, это зависит от того, что ты мне принесла…

Она рассмеялась, приподнялась на носочках, по-прежнему прижимая руки к груди.

– А ты мне что принес?

Я опустился на колени и принялся развязывать узелок.

– Я принес тебе три вещи, – сказал я.

– Словно в сказке или в песне! – усмехнулась она. – Ты сегодня прямо как настоящий кавалер!

– Ну да, так и есть.

Я протянул ей тяжелую темную бутылку.

Она приняла ее обеими руками.

– А кто ее сделал?

– Пчелы, – ответил я. – И пивовары из Бредона.

Аури улыбнулась.

– Пивовары трудятся как пчелки! – сказала она и поставила бутылку к своим ногам. Я достал каравай свежего ячменного хлеба. Она потрогала его пальчиком и одобрительно кивнула.

Последним я достал цельного копченого лосося. Он один стоил целых четыре драба, но я тревожился, что Аури недополучает мясного с той пищей, которую ухитряется раздобыть без моей помощи. Лосось должен был пойти ей на пользу.

Аури с любопытством взглянула на рыбу, склонив голову набок, чтобы заглянуть в ее выпученный глаз.

– Здравствуй, рыба! – сказала она и посмотрела на меня. – А у нее есть тайна?

Я кивнул.

– У нее вместо сердца арфа.

Аури снова посмотрела на рыбу.

– Неудивительно, что у нее такой изумленный вид!

Аури взяла рыбу у меня из рук и бережно уложила ее на крышу.

– Ладно, вставай. У меня для тебя тоже есть три вещи, это будет справедливо.

Я выпрямился, и она протянула мне нечто, завернутое в тряпицу. Это была толстая свеча, пахнущая лавандой.

– А что у нее внутри? – спросил я.

– Счастливые сны, – сказала она. – Я положила их туда для тебя.

Я повертел свечу в руках, начиная что-то подозревать.

– Ты что, сама ее сделала?

Она кивнула и расплылась в улыбке.

– Да, сама! Я ужасно умная!

Я бережно опустил свечу в один из карманов своего плаща.

– Спасибо, Аури!

Аури сделалась серьезна.

– А теперь закрой глаза и наклонись, я отдам тебе второй подарок.

Я удивился, зажмурился и наклонился. Неужели она мне еще и шляпу сшила?

Я почувствовал, как ее ручки коснулись моего лица и она бережно, осторожно поцеловала меня в лоб.

Я удивился, открыл глаза. Но она уже отбежала на несколько шагов и нервно спрятала руки за спину. Я не знал, что и сказать.

Аури сделала шаг вперед.

– Ты для меня очень важен, – серьезно сказала она, сурово и торжественно глядя на меня. – Я хочу, чтобы ты знал: я всегда-всегда буду о тебе заботиться!

Она робко протянула руку и вытерла мои щеки.

– Нет. Не надо. Сегодня этого не надо. И вот тебе третий подарок: если все будет плохо, можешь прийти жить ко мне в Подовсе. Там хорошо, и тебя там никто не обидит.

– Спасибо, Аури, – сказал я, как только снова обрел дар речи. – Ты для меня тоже очень важна, правда-правда.

– Ой, ну конечно! – уверенно ответила она. – Я ведь прекрасна, как луна!

И она убежала к трубе, из которой торчала железяка, чтобы открыть о нее бутылку. Я тем временем взял себя в руки. Аури вернулась, бережно неся бутылку обеими руками.

– Аури, – спросил я, – у тебя ноги не мерзнут?

Она посмотрела на них.

– А крыша теплая, – сказала она, пошевелив пальцами. – Нагрелась за день на солнышке.

– Тебе башмаки не нужны?

– А что в них будет? – спросила она.

– Твои ноги, – сказал я. – Зима же скоро.

Она пожала плечами.

– Ноги мерзнуть будут.

– А я зимой наверх почти и не выхожу, – сказала она. – Тут не очень хорошо.

Не успел я ничего ответить, как из-за большой кирпичной трубы выступил Элодин – выступил непринужденно, как будто вышел на улицу перед сном.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга – все трое были застигнуты врасплох, хотя и по-разному. Мы с Элодином просто удивились, но краем глаза я видел, что Аури застыла и напряглась, точно лань, готовая умчаться прочь от опасности.

– Магистр Элодин, – сказал я самым мягким и дружелюбным тоном, на какой был способен, ужасно боясь, что он сделает что-нибудь неправильно и спугнет Аури. В последний раз, когда она испугалась и спряталась под землю, прошел целый оборот, прежде чем она показалась снова, – очень рад вас видеть!

– Всем привет! – сказал Элодин, точно копируя мой непринужденный тон, как будто не было ничего странного в том, что мы втроем встретились на крыше посреди ночи. Впрочем, насколько я его знал, возможно, ему это и впрямь странным не казалось.

– Здравствуй, магистр Элодин! – Аури скрестила босые ножки, приподняла юбку драного платья и присела в неглубоком реверансе.

Элодин по-прежнему стоял в тени высокой кирпичной трубы. Он поклонился в ответ на удивление серьезно. Лица его было не видно в темноте, но я без труда мог представить, как он с любопытством разглядывает босоногую хрупкую девушку в ореоле легких волос.

– А что привело вас сюда в эту славную ночь? – спросил Элодин.

Я напрягся. Задавать Аури вопросы было опасно.

По счастью, этот вопрос ее, похоже, совсем не задел.

– Квоут принес мне много всего хорошего, – сказала она. – И пчелиное пиво, и ячменный хлеб, и копченую рыбу, у которой вместо сердца арфа.

– А-а! – сказал Элодин, сделав шаг вперед. Он похлопал себя по карманам, что-то нашел и протянул ей. – Боюсь, что мне нечего тебе подарить, кроме плода цинны.

Аури сделала легкий танцующий шажок назад и плода не взяла.

– А Квоуту ты что принес?

Это, похоже, выбило Элодина из колеи. Он неловко постоял с протянутой рукой.

– Боюсь, что ничего, – ответил он. – Но ведь и Квоут мне, наверно, ничего не принес.

Аури сощурила глаза и неодобрительно насупилась.

– Квоут музыку принес! – сурово возразила она. – Музыка – это для всех!

Элодин снова растерялся. Надо признаться, мне было приятно видеть, как его для разнообразия выбил из колеи кто-то другой. Он обернулся в мою сторону и слегка поклонился.

– Прошу прощения, – сказал он.

Я любезно махнул рукой.

– Ничего-ничего, забудьте об этом.

Элодин обернулся к Аури и снова протянул ей цинну.

Она сделала два маленьких шажка вперед, застыла, поколебалась и сделала еще два. Медленно протянула руку, помедлила, взяла маленький плод и поспешно отбежала назад, прижав обе руки к груди.

– Спасибо большое, – сказала она и снова сделала маленький реверанс. – Теперь ты тоже можешь поужинать с нами, если хочешь. И, если будешь хорошо себя вести, можешь остаться после ужина и послушать, как играет Квоут.

Она слегка склонила голову набок, так что сделалось ясно, что это был вопрос.

Элодин поколебался и кивнул.

Аури перебежала на другую сторону крыши и спустилась во двор по голым сучьям яблони.

Элодин проводил ее взглядом. Когда он повернул голову, его лицо озарил свет луны, и я увидел, что он был задумчив. Живот тугим узлом скрутила внезапная тревога.

– Магистр Элодин!

Он обернулся ко мне.

– А?

Я по опыту знал, что ей потребуется всего три-четыре минуты, чтобы принести из Подовсе то, что она хотела. Нужно ему все объяснить, и чем быстрее, тем лучше.

– Я понимаю, это выглядит странно, – сказал я. – Но, прошу вас, будьте осторожны. Она очень пугливая. Не пытайтесь прикасаться к ней. Не делайте резких движений. А то спугнете.

Элодин снова повернулся спиной к свету, и лица его я не видел.

– Ах вот как? – сказал он.

– И не шумите. Даже смеяться громко не надо. И не задавайте ей никаких вопросов, которые могут показаться личными. А то она просто сбежит.

Я перевел дух, лихорадочно соображая. Язык у меня подвешен неплохо, и, если мне дадут достаточно времени, я могу убедить практически кого угодно в чем угодно. Но Элодин был слишком непредсказуем, чтобы им манипулировать.

– И смотрите, никому не говорите, что она здесь!

Это прозвучало резче, чем мне хотелось бы, и я тут же пожалел о том, что не выразился иначе. Я был не в том положении, чтобы приказывать одному из магистров, пусть даже этот магистр полубезумен.

– Я хотел сказать, – поспешно добавил я, – что я буду вам крайне признателен, если вы никому о ней не скажете.

Элодин посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.

– И почему бы это, ре'лар Квоут?

Его тон был таким холодным и насмешливым, что меня прошиб пот.

– Ее же в Гавань засадят! – сказал я. – Кому, как не вам…

Я осекся, в горле у меня пересохло.

Элодин смотрел на меня. Его лицо было почти не видно в тени, но я чувствовал, что он хмурится.

– «Кому, как не мне»? Что вы имеете в виду, ре'лар Квоут? Вы уверены, будто знаете, какие чувства я испытываю по отношению к Гавани?

Я обнаружил, что весь мой тонкий полуобдуманный план убеждения разлетелся вдребезги. Я внезапно почувствовал себя так, будто вновь очутился на улицах Тарбеана и мой живот сводит судорогой от голода, а в груди отчаянная безнадежность, я вновь хватаю за рукав моряков и купцов, вымаливая жалкие пенни, полпенни, шимы. Хоть что-нибудь, чтобы наконец поесть.

– Ну пожалуйста! – взмолился я. – Магистр Элодин, прошу вас! Если ее примутся искать, она спрячется, и я никогда больше ее не найду! У нее не все в порядке с головой, но тут ей хорошо. А я о ней забочусь. Я мало чем могу помочь, но хоть чем-то. А если ее поймают, будет еще хуже. Гавань ее убьет. Магистр Элодин, прошу вас! Я для вас все, что угодно, сделаю! Только не говорите никому!

– Тс-с! – прошипел Элодин. – Она идет!

Он ухватил меня за плечо, и луна озарила его лицо. В нем не было ни гнева, ни суровости. Лишь изумление и озабоченность.

– Господь и владычица, да ты весь дрожишь! Вздохни поглубже и представь, что ты на сцене. Ты ее напугаешь, если она увидит тебя таким.

Я перевел дух и постарался расслабиться. Озабоченное выражение исчезло с лица Элодина, и он отступил назад, отпустив мое плечо.

Я обернулся и как раз успел увидеть Аури, которая бежала к нам по крыше с охапкой всякого добра. Она остановилась на некотором расстоянии от нас, пристально окинула нас взглядом и наконец подошла, ступая аккуратно, как танцовщица, и остановилась на прежнем месте. Она грациозно опустилась на крышу, скрестив ноги. Мы с Элодином тоже сели, хотя и не столь непринужденно.

Аури развернула тряпицу, аккуратно постелила ее между нами и поставила посередине большое гладкое деревянное блюдо. Достала цинну и понюхала ее, глядя поверх нее.

– А что в ней? – спросила она у Элодина.

– Солнечный свет, – уверенно ответил он, как будто ожидал вопроса. – Солнечный свет раннего утра.

Они были знакомы. Ну конечно! Оттого она и не сбежала сразу, как увидела его. Напряжение, стиснувшее мне спину, немного отпустило.

Аури снова понюхала цинну и призадумалась.

– Она славная, – объявила она. – Но подарки Квоута все равно лучше.

– Это логично, – сказал Элодин. – Наверно, Квоут вообще лучше меня.

– Ну, это-то само собой разумеется! – серьезно ответила Аури.

Аури накрыла на стол, поровну разделив между нами хлеб и рыбу. Кроме того, она принесла плоский горшочек оливок в рассоле. Я обрадовался, обнаружив, что она и без моей помощи способна о себе позаботиться.

Аури налила мне пива в уже знакомую фарфоровую чашечку. Элодину досталась стеклянная баночка, вроде тех, в каких хранят варенье. В первый раз она ему налила, а во второй наливать не стала. Мне оставалось только гадать почему: то ли ей было неудобно к нему тянуться, то ли это был тонкий намек на ее нерасположение.

Мы ели молча. Аури сидела прямо и деликатно откусывала по кусочку. Элодин ел осторожно, время от времени поглядывая на меня, словно не знал, как ему держаться. Я сделал вывод, что ему прежде не доводилось ужинать с Аури.

Когда с ужином было покончено, Аури достала маленький блестящий ножичек и разделила цинну на три части. Как только она взрезала кожицу, я ощутил аромат фрукта, сладкий и резкий. У меня потекли слюнки. Цинну привозили из дальних краев, и для таких, как я, эти фрукты были чересчур дороги.

Она протянула мне мой кусочек, и я бережно взял его у нее из рук.

– Спасибо большое, Аури.

– Пожалуйста, Квоут.

Элодин обвел нас взглядом.

– Аури?

Я ждал, пока он закончит вопрос, но это, видимо, и был весь вопрос.

Аури поняла его прежде меня.

– Это мое имя, – ответила она, горделиво улыбнувшись.

– В самом деле? – с любопытством переспросил Элодин.

Аури кивнула.

– Это Квоут мне его дал! – она улыбнулась мне. – Здорово, правда?

Элодин кивнул.

– Чудесное имя, – вежливо сказал он. – И тебе очень идет.

– Да, очень! – согласилась она. – Это все равно что цветок у меня в сердце.

Она серьезно взглянула на Элодина.

– Если тебе тяжело носить свое нынешнее имя, ты попроси Квоута, он даст тебе новое!

Элодин снова кивнул, откусил кусочек цинны и обернулся, чтобы посмотреть на меня. В свете луны я увидел его глаза. Они были холодные, задумчивые и совершенно, абсолютно разумные.

* * *

После ужина я спел несколько песен, и мы распрощались. Мы с Элодином ушли вместе. Я знал по меньшей мере полдюжины путей, которыми можно спуститься с крыши главного здания, однако же предоставил выбирать путь ему.

Мы миновали круглую каменную башню обсерватории, которая торчала на крыше, вращаясь на плоском свинцовом основании.

– И давно вы с ней встречаетесь? – спросил Элодин.

Я поразмыслил.

– Где-то с полгода… Смотря как считать. Мне пришлось играть на лютне не меньше пары оборотов, прежде чем я увидел ее хотя бы мельком, и еще некоторое время прошло, прежде чем она доверилась мне настолько, что решилась со мной заговорить.

– Вам повезло больше моего, – сказал он. – У меня ушли годы. Сегодня она впервые решилась подойти ко мне ближе, чем на десять шагов. В самые удачные дни мне едва удается перекинуться с нею десятком слов.

Мы перелезли через широкую и низкую трубу и снова очутились на покатой тесовой крыше, в несколько слоев покрытой варом. Чем дальше мы шли, тем больше мне становилось не по себе. Зачем он пытался сблизиться с ней?

Я вспомнил, как мы с Элодином ходили в Гавань, чтобы навестить его гиллера, Альдера Уина. Я представил себе Аури в Гавани. Хрупкую Аури, привязанную к кровати толстыми кожаными ремнями, чтобы она не покалечилась и не дергалась, когда ее кормят…

Я остановился. Элодин сделал еще несколько шагов, потом обернулся и посмотрел на меня.

– Она – мой друг, – медленно произнес я.

Он кивнул.

– Ну, это-то очевидно.

– И у меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе потерять кого-то из них, – продолжал я. – Тем более ее. Обещайте, что никому о ней не скажете и не отправите ее в Гавань. Это место не для нее.

Я сглотнул – в горле у меня пересохло.

– Прошу вас, обещайте мне это.

Элодин склонил голову набок.

– Мне слышится «А не то…», – сказал он. В его голосе звучала усмешка. – Хотя вслух вы этого и не говорите. Я должен обещать вам это, а не то…

Его губы изогнулись в кривой усмешке.

Когда он ухмыльнулся, я ощутил приступ гнева, смешанного с тревогой и страхом. А потом рот внезапно наполнился горячим привкусом коринки и мускатного ореха, я отчетливо ощутил тяжесть ножа, пристегнутого к ноге под штанами, и медленно опустил руку в карман.

Потом я увидел край крыши, всего в полудюжине шагов за спиной у Элодина, и ноги мои сами собой сдвинулись и встали поудобнее. Я приготовился рвануть вперед, сбить его с ног и вместе с ним рухнуть с крыши вниз, на твердую булыжную мостовую.

Внезапно меня прошиб холодный пот, и я закрыл глаза, потом глубоко вдохнул, выдохнул, и противный привкус во рту исчез.

Я снова открыл глаза.

– Мне нужно, чтобы вы это обещали, – сказал я. – А не то я, вероятно, сделаю что-нибудь невообразимо идиотское.

Я сглотнул.

– И это не принесет ничего хорошего нам обоим.

Элодин пристально взглянул на меня.

– Удивительно честная угроза, – сказал он. – Обычно они бывают куда более жорсткими.

– Жорсткими? – переспросил я. – Может, жесткими? Или жестокими?

– И жестокими тоже, – сказал он. – Обычно это звучит как «Да я тебе ноги переломаю!», «Да я тебе шею сверну!».

Он пожал плечами.

– Подобные высказывания я воспринимаю как жорсткие.

– А-а, – сказал я. – Понятно.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

– Я не собираюсь никого посылать за ней, – сказал он наконец. – Для некоторых людей Гавань – самое подходящее место. Для многих – вообще единственное подходящее место. Но я бы не стал держать там даже бешеную собаку, если бы для нее имелся лучший выход.

Он повернулся и пошел прочь. Обнаружив, что я не иду за ним, он остановился и обернулся.

– Этого мало, – сказал я. – Мне нужно, чтоб вы обещали!

– Клянусь молоком моей матери, – сказал Элодин. – Клянусь своим именем и своей силой. Клянусь вечно изменчивой луной.

Мы пошли дальше.

– Ей нужна теплая одежда, – сказал я. – Носки и башмаки. И одеяло. Все это должно быть новое. Аури ношеного не берет. Я уже пробовал.

– У меня она их не возьмет, – сказал Элодин. – Я оставлял для нее вещи. Она к ним не притрагивается.

Он обернулся и посмотрел на меня.

– Давайте, я их вам отдам, вы ведь ей передадите?

Я кивнул.

– В таком случае ей нужны еще деньги, талантов двадцать, рубин величиной с куриное яйцо и набор новых резцов.

Элодин от души простецки гоготнул.

– А струны для лютни ей не нужны?

Я кивнул.

– Два комплекта, если сумеете их достать.

– А почему именно Аури? – спросил Элодин.

– Потому что у нее больше никого нет, – ответил я. – И у меня тоже. Если мы не станем заботиться друг о друге, кто еще о нас позаботится?

Он покачал головой.

– Да нет. Почему вы выбрали для нее именно это имя?

– А-а… – смутился я. – Потому, что она такая ясная и светлая. У нее нет никаких причин быть, но она есть. «Аури» значит «солнечная».

– На каком языке? – спросил он.

Я замялся.

– На сиару, кажется.

Элодин покачал головой.

– На сиару «солнечная» будет «левириет».

Я попытался вспомнить, откуда я знаю это слово. Может, в архивах попадалось?

Но не успел я вспомнить, как Элодин небрежно сказал:

– Я собираюсь вести занятия для тех, кто интересуется тонким и сложным искусством именования.

Он искоса взглянул на меня.

– Сдается мне, что для вас это не будет пустой тратой времени.

– Да, возможно, меня это заинтересует, – осторожно ответил я.

Он кивнул.

– Предварительно вам следует прочесть «Основные принципы» Теккама. Книга не особенно толстая, но глубокая, если вы понимаете, что я имею в виду.

– С удовольствием прочту, если вы мне ее одолжите, – ответил я. – Ну а если нет, придется мне обойтись как-нибудь так.

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Мне ведь запрещен вход в архивы.

– Как, до сих пор? – удивился Элодин.

– До сих пор.

Он, похоже, возмутился.

– Это сколько же получается? Полгода?

– Через три дня будет девять месяцев, – ответил я. – Магистр Лоррен совершенно недвусмысленно дал понять, что он думает по поводу допуска меня в архивы.

– Безобразие! – воскликнул Элодин, проявив неожиданную заботу. – Вы же теперь мой ре'лар!