Текст книги "Страхи мудреца. Книга 1"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 46
ИНТЕРЛЮДИЯ
НЕМНОЖКО МУЗЫКИ

Квоут медленно поднялся на ноги и быстро потянулся.

– Давайте пока на этом остановимся, – сказал он. – Сдается мне, что сегодня обедать придет больше народу, чем обычно. Пойду-ка посмотрю, как там суп, и приготовлю кое-что еще.

Он кивнул Хронисту.

– Возможно, вам тоже стоит подготовиться.

Хронист остался сидеть.

– Погодите, погодите! – сказал он. – Это же был ваш суд в Имре?

Он растерянно уставился на страницу.

– И это все?

– И это все, – сказал Квоут. – Ничего особенно интересного там не было.

– Но это же самая первая история, которую я вообще услышал о вас, когда приехал в Университет! – запротестовал Хронист. – Про то, как вы за день выучили темью! Про то, что вся ваша защитная речь была составлена в стихах и, когда вы умолкли, вам зааплодировали! Про то, как…

– Ой, да ерунда все это, – небрежно сказал Квоут, возвращаясь за стойку. – Основное вы уже знаете.

Хронист снова посмотрел на страницу.

– В вашем изложении это выглядит чересчур коротко.

– Ну, если вам так уж нужно подробное изложение, можете получить его из других источников, – сказал Квоут. – На суде присутствовали десятки людей. Существуют целых два полных письменных отчета. Не вижу нужды добавлять к ним третий.

Хронист был неприятно удивлен.

– Так вы уже рассказывали об этом какому-то историку?

Квоут гоготнул.

– Вы говорите как обманутый любовник!

Он принялся доставать из-под стойки стопки мисок и тарелок.

– Не тревожьтесь, вы первый, кто узнает мою историю.

– Вы сказали, что существуют письменные отчеты, – начал Хронист. Затем он удивленно уставился на Квоута. – Вы хотите сказать, что написали воспоминания?

В голосе писца послышались странные нотки, что-то близкое к алчности.

Квоут нахмурился.

– Да нет вообще-то.

Он шумно вздохнул.

– Я затеял было писать нечто в этом духе, но потом бросил, решил, что это плохая идея.

– И вы дошли до самого суда в Имре? – спросил Хронист, глядя на лежащую перед ним страницу. Он только теперь обнаружил, что по-прежнему держит перо на весу над бумагой. Он отвернул латунный наконечник пера и принялся раздраженно протирать его тряпочкой. – Если у вас все это было записано, могли бы и избавить меня от того, чтобы я целых полтора дня трудил руку!

Квоут растерянно наморщил лоб.

– Что-что?

Хронист резкими движениями протирал перо, каждый его жест вопиял об оскорбленном достоинстве.

– Я мог бы и догадаться! – сказал он. – Все шло слишком гладко!

Он гневно зыркнул глазами.

– Да вы знаете, сколько мне стоила эта бумага?

Он сердито указал на портфель, где лежали исписанные листы.

Квоут сначала тупо смотрел на него, потом расхохотался – он сообразил, в чем дело.

– Да нет, вы не поняли! Я бросил писать через пару дней. И исписал всего несколько страниц. И того не будет.

Гнев Хрониста остыл, он выглядел сконфуженным.

– А-а!

– Нет, вы и в самом деле ведете себя как уязвленный любовник! – усмехнулся Квоут. – Боже милостивый, да успокойтесь вы! Моя история вполне девственна. Ваши руки коснутся ее первыми.

Он покачал головой.

– Записывать историю – это совсем не то, что ее рассказывать. Похоже, мне это не дается. Все выходило наперекосяк.

– Я бы с удовольствием взглянул на то, что вы написали, – сказал Хронист, откидываясь на спинку стула. – Даже если там всего несколько страниц.

– Да, это давно было, – сказал Квоут. – Я даже и не знаю, куда они делись-то, страницы эти.

– Они у тебя в комнате, Реши! – радостно напомнил Баст. – На столе лежат.

Квоут тяжело вздохнул.

– Баст, я просто пытался быть вежливым. По правде говоря, в них нет ничего такого, что бы стоило показывать людям. Если бы я написал что-нибудь, что стоило читать, я бы писать не бросил.

Он ушел на кухню, и из кладовки послышалась приглушенная деловитая возня.

– Неплохая попытка, – вполголоса сказал Баст. – Но это дохлый номер. Я уже пробовал.

– Не учи ученого! – буркнул Хронист. – Уж я-то знаю, как вытянуть из человека его историю.

С кухни донесся грохот, плеск воды, звук захлопнувшейся двери.

Хронист взглянул на Баста.

– Быть может, тебе следует ему помочь?

Баст пожал плечами и поудобнее устроился на стуле.

Через некоторое время Квоут вернулся с кухни с разделочной доской и миской свежевымытых овощей.

– Боюсь, я все-таки не понимаю, – сказал Хронист. – Откуда взялись два письменных отчета, если вы не писали ничего сами и не беседовали с историками?

– А я смотрю, вы никогда не судились, верно? – усмехнулся Квоут. – Суды Содружества всегда ведут очень подробные записи, а церковь – тем более. Так что если вам так уж нужны подробности, можете порыться в их протоколах и книгах записей, соответственно.

– Может, и так, – сказал Хронист. – Однако же ваш рассказ о суде…

– Выйдет ужасно нудно, – сказал Квоут. Он закончил чистить морковку и принялся ее резать. – Бесконечные официозные речи да цитаты из «Книги о Пути». Там было скучно, и рассказывать об этом скучно.

Он смахнул нарезанную морковку с доски в миску.

– К тому же мы, пожалуй, и так слишком надолго застряли в Университете, – сказал он. – Нам потребуется время на остальное. На то, чего никто не видел и не слышал.

– Реши, нет! – возопил Баст, вскинувшись на стуле. Он, скривившись, указал пальцем на стойку. – Это свекла?!

Квоут взглянул на темно-красный корнеплод на доске, как будто никак не ожидал увидеть его здесь.

– Реши, не клади в суп свеклу! – взмолился Баст. – Такая гадость!

– Многие любят свеклу, Баст, – возразил Квоут. – К тому же она очень полезная. Способствует кроветворению.

– Ненавижу свеклу! – жалобно сказал Баст.

– Ну, – спокойно возразил Квоут, – раз уж суп варю я, мне и решать, что в него класть!

Баст встал на ноги и угрюмо подошел к стойке.

– Ладно, давай я сам! – сердито сказал он, жестом прогоняя Квоута от стойки. – А ты сходи принеси колбасы и один из тех сыров с прожилками.

Он подтолкнул Квоута к лестнице, ведущей в погреб, и, бурча, ворвался на кухню. Вскоре оттуда послышались лязг и грохот.

Квоут взглянул на Хрониста и широко, лениво улыбнулся.

* * *

В «Путеводный камень» потянулись посетители. Они приходили по двое, по трое. От них несло потом, лошадьми и свежескошенной пшеницей. Они хохотали, болтали и сорили мякиной на чистые деревянные полы.

Хронист взялся за работу. Люди садились рядом с ним, подавшись вперед, иногда бурно жестикулируя, иногда беседуя не спеша, с расстановкой. Лицо писца оставалось бесстрастным, перо бегало по бумаге, временами ныряя в чернильницу.

Баст и человек, называвший себя Коутом, трудились вместе, дружно и слаженно. Они подавали суп с хлебом. Яблоки, сыр и колбасу. Пиво, эль, свежую воду из колодца в саду. Для желающих имелась жареная баранина и теплые пирожки с яблоками.

Мужчины и женщины улыбались и отдыхали, радуясь возможности вытянуть ноги и посидеть в холодке. Трактир полнился негромким гулом разговоров. Люди судачили с соседями, которых знали всю жизнь. Обменивались привычными колкостями, мягкими и безобидными, как масло, друзья препирались из-за того, чья теперь очередь угощать пивом.

Однако, несмотря на все это, в трактире присутствовало напряжение. Чужак этого бы даже не заметил, но оно присутствовало, темное и молчаливое, как подземная жила. Никто не говорил о налогах, об армии, о том, что в городке стали запирать двери по ночам. Никто не говорил о том, что случилось в трактире накануне вечером. Никто не смотрел на пятно свежевыскобленного пола, где не осталось никаких следов крови.

Звучали лишь шутки да байки. Молодуха чмокнула своего муженька, прочие присутствующие одобрительно засвистели и заулюлюкали. Старина Бентон ухитрился приподнять своей клюкой подол вдовы Криль, та отвесила ему оплеуху, старик захихикал. Две девчушки, визжа и хохоча, играли в салочки между столов, взрослые смотрели на них и тепло улыбались. Это отчасти помогало. Это было все, что можно было сделать.

* * *

Трактирная дверь с грохотом распахнулась. Вошли Старый Коб, Грейм и Джейк, заслонив спинами яркий полуденный свет.

– Привет, Коут! – поздоровался Старый Коб, окинув взглядом кучку людей, рассеянных по залу. – Ну и народищу у тебя сегодня!

– Это ты еще самую толпу не застал, – ответил Баст. – Народу было – только успевай поворачиваться!

– А для нас, опоздавших, что-нибудь найдется? – спросил Грейм, опускаясь на табурет.

Не успел он получить ответ, как мужик с массивными бычьими плечами брякнул на стойку пустую тарелку и аккуратно положил рядом вилку.

– Пирожок, сука, хорош! – пробасил он.

– Не бранись, Элиас! – пронзительным голосом сказала стоявшая рядом тощая остролицая тетка. – Опять ты ругаешься без повода!

– Да ладно, лапушка, не переживай, – сказал здоровяк. – Суко – это ж сорт яблок такой, не?

Он ухмыльнулся соседям, сидящим вокруг стойки.

– Иноземные яблоки такие в Атуре растут. Называются в честь барона Суко, если я правильно помню.

Грейм ухмыльнулся в ответ.

– Да, как же, помню, слышал про такие яблоки!

Тетка обвела их гневным взором.

– Эти яблоки я у Бентонов купил, – скромно заметил трактирщик.

– А-а! Ну что ж, значит, ошибочка вышла, – с улыбкой сказал здоровяк. Он взял с тарелки кусочек прилипшей к ней корочки и принялся задумчиво жевать. – И все же могу поклясться, что это был пирожок суко. Может, у Бентонов растут яблоки суко, а они и не знают?

Его жена фыркнула, потом увидела, что Хронист сидит у себя за столом без дела, и утащила мужа прочь.

Старый Коб проводил их взглядом и покачал головой.

– Даже и не знаю, чего этой бабе не хватает для счастья, – заметил он. – Надеюсь, она это выяснит прежде, чем заклюет старину Эли насмерть.

Джейк и Грейм неопределенно хмыкнули в знак согласия.

– Приятно видеть, когда в трактире полно народу.

Старый Коб взглянул на рыжеволосого человека за стойкой.

– Ты вкусно готовишь, Коут. И пиво у тебя самое лучшее на тридцать километров в округе. Людям нужен только повод, чтобы к тебе заглянуть.

Старый Коб задумчиво постучал себя по крылу носа.

– Знаешь что, – сказал он трактирщику, – а заведи-ка ты себе певца или вроде того, чтобы пел по вечерам. Черт, да даже вон парнишка Оррисонов умеет немножко играть на батькиной скрипке. Могу поручиться, он с удовольствием будет играть тут у тебя за пару кружек пива!

Он окинул трактир взглядом.

– Да, если тут чего и не хватает, так это немножко музыки!

Трактирщик кивнул. Выражение его лица было таким непринужденным и дружелюбным, как будто его, выражения, не было вовсе.

– Да, пожалуй, ты прав, – ответил Коут. Его голос был абсолютно спокоен. Абсолютно нормальный голос, бесцветный и прозрачный, как оконное стекло.

Старый Коб открыл было рот, но прежде, чем он успел сказать что-нибудь еще, Баст резко стукнул костяшками пальцев по стойке.

– Ну что, пива? – спросил он у мужчин, сидящих у стойки. – Я так понимаю, все вы не откажетесь немного выпить, прежде чем мы принесем вам поесть!

Они не отказались, и Баст засуетился за стойкой, разливая пиво в кружки и раздавая их в протянутые руки. Через некоторое время трактирщик тоже молча присоединился к своему помощнику и принялся сновать на кухню и обратно: за супом. За бутербродами. За сыром. За яблоками.

ГЛАВА 47
ИНТЕРЛЮДИЯ
ПЕНЬКОВЫЕ СТИХИ

Хронист, улыбаясь, подошел к стойке.

– Целый час трудился не покладая рук! – с гордостью сказал он, садясь. – Там для меня на кухне ничего не осталось?

– А не осталось ли тех пирожков, про которые говорил Эли? – с надеждой спросил Джейк.

– Я тоже хочу пирожка! – заявил Баст и сел рядом с Джейком, налив и себе кружку пива.

Трактирщик улыбнулся, вытер руки фартуком.

– Ну, я, кажется, отложил несколько штук, как раз на случай, если вы трое припозднитесь.

Старый Коб потер руки.

– Я уж и не помню, когда последний раз ел свежие пирожки с яблоками! – сказал он.

Трактирщик вернулся на кухню, достал из плиты противень и аккуратно разложил пирожки на тарелки. К тому времени, как он собрался нести их в зал, оттуда уже доносились взбудораженные голоса.

– Нет, Джейк, это тоже был демон! – сердито говорил Старый Коб. – Я тебе это уже говорил вчера вечером и еще сто раз повторю. Я не из тех, кто меняет свои взгляды, как прочие люди меняют носки!

Он вскинул палец.

– Он призвал демона, демон укусил этого мужика и высосал его, точно сливу. Я о таких делах слышал от мужика, который знал одну бабу, которая такое своими глазами видела. Вот почему констебль с помощниками пришел и увел его прочь. Потому что в Амари считается противозаконным водиться с темными силами.

– А я говорю, люди просто подумали, будто это был демон! – настаивал Джейк. – Знаешь же, как оно бывает.

– Да уж знаю! – насупился Старый Коб. – Чай, подольше твоего, Джейкоб, на свете живу! И историю эту я тоже хорошо знаю.

За стойкой воцарилось напряженное молчание. Наконец Джейк отвел глаза.

– Да я чего, я просто так сказал, – пробубнил он.

Трактирщик придвинул к Хронисту тарелку с супом.

– В чем дело, что случилось?

Писец лукаво взглянул на трактирщика.

– Коб нам тут рассказывает про суд над Квоутом в Имре, – сказал он с ноткой самодовольства в голосе. – Помните? Он вчера вечером принялся было рассказывать эту историю, но дошел только до середины.

– Так вот, – Коб обвел слушателей грозным взглядом, как бы говоря: только попробуйте перебить! – Дело было плохо. Квоут понимал, что, если его признают виновным, его вздернут повыше, да так и оставят болтаться.

Коб провел рукой поперек шеи, как будто держа петлю, и свесил голову набок.

– Но Квоут начитался в Университете разных умных книжек и знал немало хитрых уловок.

Старый Коб прервался, отломил кусочек пирога и, зажмурившись, принялся жевать.

– Ох, господь и владычица! – сказал он себе под нос. – Вот это пирог так пирог! Лучше, чем моя маманя, бывало, пекла, честное слово! Она-то вечно сахару недокладывала.

Он откусил еще кусочек, и по его обветренной физиономии расплылось блаженное выражение.

– Так вы говорите, Квоут знал немало хитрых уловок? – напомнил Хронист.

– Чего? Ах да! – опомнился Коб. – Ну да, конечно. Понимаете, в «Книге о Пути» есть две особые строчки, и если ты сможешь прочитать их вслух на древней темье, которую знают только священники, тогда, по железному закону, положено обходиться с тобой как со священником. А значит, суд Содружества с тобой ничегошеньки поделать не может. Так что, если прочтешь эти строчки, тебя будет судить церковный суд.

Старый Коб отломил еще кусок пирога и неторопливо прожевал его.

– Эти две строчки называются «пеньковыми стихами», потому как, если ты их знаешь, пеньковая веревка тебе уже не грозит. Церковный-то суд человека повесить не может, понимаете?

– И что же это за строчки? – спросил Баст.

– Да кабы я знал! – скорбно вздохнул Старый Коб. – Но я-то темью не учил. Да Квоут и сам ее не знал. Однако стихи эти заранее выучил наизусть. Потом сделал вид, что читает их, и пришлось суду Содружества его отпустить.

Квоут знал, что у него остается два дня до тех пор, пока тейлинский трибунал доберется до Амари. И принялся он учить темью. Он читал книги и упражнялся весь день и всю ночь напролет. И он был такой способный, что под конец мог говорить на темье лучше, чем большинство людей, которые учили ее всю жизнь.

А потом, на второй день, перед тем как прибыл трибунал, Квоут сготовил себе зелье. Он сварил его из меда, и особого камня, который находят в голове змеи, и травы, которая растет лишь на дне моря. И когда он выпил тот напиток, голос его сделался столь сладок, что всякий, кто его слушал, только и мог, что соглашаться со всем, что он ни скажет.

И потому, – Старый Коб хихикнул, – когда трибунал наконец прибыл, весь суд занял никак не больше четверти часа. Квоут произнес великолепную речь на безупречной темье, все с ним согласились и разошлись восвояси.

– Ага, и жил он счастливо до конца своих дней, – негромко добавил рыжеволосый человек за стойкой.

* * *

Сидящие у стойки как-то притихли. На улице было жарко и сухо, дорога пылила, пахло мякиной. Солнечный свет был ярок и жёсток, как золотой слиток.

А в «Путеводном камне» было сумрачно и прохладно. Гости не торопясь доели пироги, в кружках у них оставалось еще по паре глотков пива. И они не спешили расходиться, тянули время с виноватым видом людей, слишком гордых, чтобы быть по-настоящему ленивыми.

– Мне лично истории про Квоута никогда особо не нравились, – заметил трактирщик между делом, собирая пустые тарелки.

Старый Коб оторвался от своей кружки.

– Чегой-то?

Трактирщик пожал плечами.

– Ну, если уж речь идет о магии, мне подавай настоящего волшебника. Таборлина Великого, к примеру, или там Серафу, или Хрониста.

Писец, сидевший в конце стойки, не вздрогнул и не поперхнулся. Однако помедлил долю секунды, прежде чем снова зачерпнуть супа из своей второй миски.

В трактире снова воцарилась уютная тишина. Трактирщик собрал пустую посуду и направился было на кухню. Но прежде, чем он переступил порог, молчание нарушил Грейм.

– Хронист? – переспросил он. – А я про такого даже и не слышал.

Трактирщик изумленно обернулся.

– В самом деле?!

Грейм покачал головой.

– Да не может быть! – сказал трактирщик. – Ну, тот, что носит при себе огромную книгу, и что он в ту книгу ни запишет, все непременно сбывается.

Он выжидающе обвел взглядом всех присутствующих. Джейк тоже покачал головой.

Трактирщик обернулся к писцу в конце стойки – тот деловито хлебал свой суп.

– Ну уж вы-то про него наверняка слыхали, – сказал Коут. – Его зовут Владыкой Историй, и если он узнает одну из твоих тайн, то может написать про тебя в своей книге все, что захочет.

Он взглянул на писца.

– Неужто не слышали?

Хронист опустил глаза и покачал головой. Он обмакнул в суп корку хлеба и молча ее сжевал.

Трактирщик выглядел удивленным.

– Когда я был мальчишкой, мне истории про Хрониста нравились даже больше, чем про Таборлина и остальных. У него в жилах течет примесь крови фейе, и оттого он проницательнее обычных людей. Он способен видеть на сто километров в непогожий день и расслышать шепот за толстой дубовой дверью. Он способен выследить мышь в лесу в безлунную ночь.

– Я, я про него слышал! – возбужденно сказал Баст. – Меч его зовется Сноп, и сделан он из листа бумаги. Он легок как перышко, но так остер, что, если он тебя рассечет, ты увидишь кровь прежде, чем почувствуешь боль!

Трактирщик кивнул.

– А если он узнает твое имя, он может написать его на клинке своего меча и убить тебя за тысячу километров.

– Однако для этого ему придется написать его своей собственной кровью, – добавил Баст. – И места на мече не так уж много. Он уже написал на нем семнадцать имен, и теперь места осталось еще меньше.

– Он служил при дворе верховного короля в Модеге, – сказал Коут. – Но влюбился в дочку верховного короля.

Грейм и Старый Коб дружно кивали. Это все уже были знакомые им места.

Коут продолжал:

– И когда Хронист попросил ее руки, верховный король разгневался и дал Хронисту поручение, дабы тот доказал, что достоин ее руки…

Трактирщик выдержал театральную паузу.

– Хронисту будет дозволено жениться на ней, только если он найдет что-то драгоценнее принцессы и принесет это верховному королю!

Грейм одобрительно крякнул:

– Да уж, вот это задал задачу! Что же ему было делать? Нельзя же принести человеку какое-то сокровище и сказать: смотри, мол, вот это стоит дороже твоей дочурки!

Трактирщик кивнул с серьезным видом.

– И вот с тех пор Хронист и скитается по свету, разыскивая древние сокровища и старинные заклятья, надеясь отыскать что-то, что можно было бы принести королю.

– А отчего же он просто не напишет о короле в своей волшебной книге? – осведомился Джейк. – Взял бы да написал: «И тогда король бросил дурить и разрешил нам пожениться!»

– Да потому, что он не знает никаких тайн короля, – объяснил трактирщик. – К тому же верховный король Модега владеет магией и способен себя защитить. А главное, ему известно слабое место Хрониста. Он знает, что, если обманом заставить Хрониста выпить чернил, он вынужден будет выполнить три твоих желания. И еще важнее то, что он знает: Хронист не имеет над тобой власти, если ты сумеешь спрятать свое имя в надежном месте. Имя верховного короля записано в стеклянной книге и спрятано в медной шкатулке, а шкатулка эта заперта в большом железном сундуке, где до нее никто добраться не может.

На время воцарилась тишина – все обдумывали это. Потом Старый Коб задумчиво закивал.

– Да, вот теперь вроде как припоминаю, – медленно произнес он. – Я, кажется, помню историю про то, как этот самый Хронист отправился искать волшебное яблоко. Кто съест это яблоко, тот узнает имена всех вещей и обретет могущество, как у Таборлина Великого.

Трактирщик потер подбородок и медленно кивнул.

– Кажется, эту историю я тоже слышал, – сказал он. – Но это было давным-давно, и не могу сказать, что помню ее во всех подробностях…

– Ну, – сказал Старый Коб, допив свое пиво и со стуком поставив кружку на стойку, – тут, Коут, стыдиться нечего. У некоторых людей память хорошая, а у некоторых похуже. Пироги ты печешь на славу, но все мы знаем, кто тут хороший рассказчик.

Старый Коб неуклюже сполз с табурета и махнул Грейму и Джейку.

– Пошли, до двора Байрсов вместе дойдем. Я как раз успею рассказать эту историю. Этот Хронист, он ростом высок, лицом бледен и тощ, как жердина, а волосы у него черные, как чернила…

Дверь «Путеводного камня» с грохотом захлопнулась.

– Боже великий, к чему все это было? – осведомился Хронист.

Квоут искоса взглянул на Хрониста и улыбнулся ехидной улыбочкой.

– Ну что, – осведомился он, – каково это – знать, что о тебе рассказывают байки?

– Обо мне не рассказывают баек! – воскликнул Хронист. – Это все чушь!

– Ну почему же чушь? – возразил Квоут, явно несколько обиженный. – Может, оно и неправда, но это не обязательно чушь!

Он взглянул на Баста.

– Про бумажный меч мне очень понравилось.

Баст просиял.

– И про королевское задание здорово вышло, Реши! А вот про кровь фейе – я даже и не знаю…

– Ну, с демонской кровью вышло бы слишком мрачно, – сказал Квоут. – Тут нужно было что-то этакое.

– По крайней мере, мне не придется слушать, как он это рассказывает, – угрюмо сказал Хронист, ковыряя ложкой картофелину.

Квоут посмотрел на него и мрачно хохотнул.

– А ты так ничего и не понял, да? Свежая история вроде этой, да еще в день уборки урожая! Они ухватятся за нее, как ребенок за новую игрушку. Пока они кладут скирды и пьют воду в теньке, Старый Коб успеет рассказать про Хрониста как минимум десятку слушателей. Сегодня вечером, на поминках по Шепу, про Владыку Историй услышат люди из десяти соседних городков. Байка разлетится, как пожар по полю!

Хронист обвел их взглядом, на лице его отразился легкий ужас.

– Но зачем?

– Это подарок, – сказал Квоут.

– Вы думаете, мне этого хочется? – недоверчиво переспросил Хронист. – Вы думаете, я хочу славы?

– Это не слава, – угрюмо ответил Квоут. – Это новая точка зрения. Вы роетесь в чужих жизнях. Вы ловите слухи и являетесь раскапывать неприятную правду, лежащую в основе занятных баек. И полагаете, будто у вас есть на это право. А у вас нету такого права.

Он посмотрел писцу в глаза.

– Когда кто-то рассказывает вам кусок собственной жизни, он отдает вам ее в дар, а вы это принимаете как должное.

Квоут вытер руки чистой полотняной тряпицей.

– Я вам рассказываю свою историю как есть, со всеми неприглядными подробностями. Выкладываю на свет божий все свои ошибки и глупости. И раз уж я решил обойти какую-то мелочь оттого, что мне она представляется скучной, я тут в своем праве. И вам не удастся заставить меня передумать с помощью побасенок какого-то крестьянина. Я не дурак.

Хронист потупился, глядя в свою миску с супом.

– Это вышло неловко, да?

– Да, весьма неловко, – кивнул Квоут.

Хронист со вздохом поднял глаза и смущенно улыбнулся.

– Ну что же, вы ведь не станете винить меня в том, что я хотя бы попробовал?

– Стану, – возразил Квоут. – Но, полагаю, я сумел донести до вас свою мысль. И заранее извиняюсь за все неприятности, которые это вам причинит. Хотя вам от моих извинений ни холодно, ни жарко.

Он указал на дверь, вслед ушедшим крестьянам.

– Возможно, я слегка перегнул палку. Я всегда нервно реагировал на манипуляции.

Квоут вышел из-за стойки и направился к столу возле очага.

– Ладно, идите сюда, продолжим. Так вот, сам по себе суд был довольно скучным. Но он имел серьезные последствия.