Текст книги "Страхи мудреца. Книга 1"

Автор книги: Патрик Ротфусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 48
МОЛЧАНИЕ НЕ ПРОСТО ТАК

Я участвовал в экзаменационной лотерее и, на свое счастье, вытянул один из поздних жребиев. Я был рад, что у меня есть лишнее время: из-за суда мне некогда было готовиться к экзамену.

Однако я все равно не особенно тревожился. У меня было время на занятия и доступ в архивы. А главное, я впервые за все время с тех пор, как пришел в Университет, не чувствовал себя нищим. В кошельке у меня лежало тринадцать талантов. И даже после того, как я выплачу Деви проценты с долга, у меня все равно хватит денег на уплату за обучение.

А главное, за долгие часы, проведенные в поисках схемы грэма, я многое узнал об архивах. Быть может, я знал их хуже опытного храниста, и тем не менее я познакомился со множеством потайных уголков и безмолвных секретов. И потому во время подготовки к экзамену я даже позволял себе роскошь читать постороннюю литературу.

* * *

Я закрыл книгу, над которой корпел. Подробную, тщательно составленную историю атуранской церкви. Она оказалась такой же бесполезной, как и все прочие.

Вилем услышал, как захлопнулась обложка, и поднял голову.

– Опять ничего? – спросил он.

– Даже хуже, – ответил я.

Мы вдвоем занимались в одной из читальных норок четвертого этажа, куда более тесной, чем наше обычное место на третьем этаже, но, учитывая, что экзамены были на носу, нам вообще повезло, что удалось найти отдельную норку.

– Слушай, отчего бы тебе не бросить это дело? – поинтересовался Вилем. – Ты пинаешь эту историю амир, точно павшую лошадь, уже… Сколько, два оборота?

Я кивнул, не желая признаваться, что мои исследования амир на самом деле начались задолго до того, как пари привело нас к Кукле.

– Ну и что тебе удалось отыскать?

– Целые полки книг, – сказал я. – Десятки повествований. Упоминания о них в сотнях исторических трудов.

Он пристально взглянул на меня.

– И это изобилие информации тебя бесит.

– Нет, – ответил я. – Меня беспокоит отсутствие информации. Ни в одной из этих книг нет надежных сведений об амир.

– Так-таки ни в одной? – скептически переспросил Вилем.

– О, любой историк за последние триста лет считал своим долгом поболтать о них! – сказал я. – Они рассуждают о том, как амир повлияли на упадок империи. Философы говорят об отдаленных этических последствиях их деяний.

Я указал на книги.

– Это многое говорит о том, что люди думают об амир. Но совершенно ничего не говорит о самих амир.

Вилем нахмурился, глядя на мою стопку книг.

– Не может быть, чтобы все это были историки и философы!

– Да нет, есть еще и рассказы, – сказал я. – Поначалу это рассказы о том, как они исправили ту или иную великую несправедливость. Позднее – рассказы о том, какие злодеяния они творили. Один амир убивает продажного судью в Ренере. Другой подавляет крестьянское восстание в Джанпуе. Третий отравляет половину городской знати в Мелити.

– А это все надежные сведения? – поинтересовался Вилем.

– Серединка на половинку, – сказал я. – Из вторых, из третьих рук. Три четверти всего этого вообще слухи. Никаких серьезных доказательств нигде нет. Почему об этом продажном судье ничего не говорится в церковных книгах? Его имя должно присутствовать в каждом деле, которое он разбирал. Где дата этого крестьянского восстания и почему о нем не упоминается ни в одном другом историческом источнике?

– Ну, это же было триста лет тому назад! – укоризненно возразил Вилем. – Нельзя же рассчитывать, что все эти мелкие подробности должны были уцелеть!

– Я рассчитываю, что хотя бы какие-то мелкие подробности не могли не уцелеть. Ты же знаешь, как тщательно тейлинцы ведут все свои записи, – сказал я. – У нас на втором нижнем уровне хранятся судебные протоколы за тысячу лет из сотни разных городов. Целые комнаты, битком набитые…

Я умолк и махнул рукой.

– Ладно, забудем даже о мелких подробностях. Есть крупные вопросы, на которые я не могу найти ответа. Когда основан орден амир? Сколько их было всего? Кто им платил и сколько именно? Откуда брались эти деньги? Где их обучали? Как они сделались частью тейлинской церкви?

– Ну, об этом-то написано у Фелтеми Рейса, – сказал Вилем. – Они произошли от нищенствующих судей.

Я наугад взял одну книгу и брякнул ее перед ним на стол.

– Найди мне тут хоть одно доказательство этой теории. Найди хоть одну запись, в которой говорится о том, что нищенствующий судья был принят в ряды амир. Покажи хоть одну запись о том, что кто-то из амир служил в суде. Хоть один церковный документ, в котором сказано, что амир вел дело в суде!

Я воинственно скрестил руки на груди.

– Давай, я подожду!

Вилем не дотронулся до книги.

– Ну, возможно, амир было не так много, как предполагают люди. Быть может, их было всего ничего, а репутацией своей они обязаны своей огромной власти.

Он многозначительно взглянул на меня.

– Знаешь же, как оно бывает.

– Нет, – сказал я. – Это замалчивание не случайно. Иногда ничего не найти как раз и означает найти нечто.

– Ну, ты говоришь прямо как Элодин! – сказал Вилем.

Я насупился, но решил не поддаваться на подначку.

– Да нет, ты послушай. Почему об амир так мало фактической информации? Этому могут быть только три объяснения.

И я поднял три пальца:

– Раз: ничего не записывалось. Думаю, эту возможность можно отмести сразу. Амир были слишком важные птицы, чтобы ни историки, ни чиновники, ни церковь, одержимая своими записями, не упомянули о них ни словом.

И я загнул первый палец.

– Два: по какой-то странной случайности экземпляры книг, в которых имелись такие сведения, в архивы попросту не попали. Но это просто смешно. Немыслимо, чтобы за все эти годы ничто из написанного об амир не попало в величайшую библиотеку на свете.

И я загнул второй палец.

– И три! – я ткнул в Вилема оставшимся пальцем. – Кто-то изъял эти сведения, подменил или уничтожил их.

Вилем нахмурился.

– Кто же это мог сделать?

– Ну как кто? – сказал я. – Кому может быть выгодно уничтожить все сведения об амир?

Я сделал паузу, нагнетая напряжение.

– Кто, как не сами амир?

Я ожидал, что он с ходу отметет эту идею, но Вилем этого не сделал.

– Мысль интересная, – сказал он. – Но отчего ты предполагаешь, что за этим стоят именно амир? Не логичнее ли предположить, что за это ответственна сама церковь? Уж конечно, тейлинцы предпочли бы втихомолку подчистить все свидетельства жестокостей амир.

– Это верно, – признал я. – Но тут, в Содружестве, церковь не особенно сильна. А книги эти прибыли со всех концов мира. Сильдийский историк не постеснялся бы написать историю амир.

– Для чего бы сильдийскому историку писать историю какого-то еретического течения какой-то языческой церкви? – заметил Вилем. – А кроме того, каким образом дискредитированная горстка амир могла бы сделать нечто, что не под силу самой церкви?

Я подался вперед.

– Я думаю, что амир куда древнее тейлинской церкви! – сказал я. – Во времена Атуранской империи значительная часть их открытого влияния была связана с церковью, но они были не просто группкой странствующих судей.

– А что заставило тебя прийти к подобным выводам? – спросил Вил. По его лицу я видел, что скорее теряю его поддержку, чем приобретаю ее.

«Древняя ваза, – подумал я. – История, услышанная от старика в Тарбеане. Я это знаю потому, что чандрианы ненароком обмолвились об этом после того, как убили всех, кого я знал».

Я вздохнул и покачал головой, понимая, что если скажу правду, то меня примут за сумасшедшего. Потому, собственно, я и рылся в архивах. Мне нужны были осязаемые доказательства, которые подкрепили бы мою теорию, что-то, что не позволило бы окружающим поднять меня на смех.

– Я нашел копии судебных документов, относящихся ко временам, когда амир были объявлены вне закона, – сказал я. – Знаешь ли, сколько амир предстало перед судом тогда в Тарбеане?

Вил пожал плечами.

Я показал ему один палец.

– Один! Один-единственный амир во всем Тарбеане. И писарь, который вел протоколы суда, ясно дает понять, что человек, которого тогда судили, был простофилей, который вообще не понимал, что происходит.

Я видел, что Вилем по-прежнему сомневается.

– Нет, ну ты сам подумай! – взмолился я. – Судя по тем обрывкам, которые мне удалось обнаружить, до того, как орден был распущен, в империи было по меньшей мере три тысячи амир. Три тысячи хорошо обученных, тяжеловооруженных, богатых людей, мужчин и женщин, аб-со-лют-но преданных «благой цели»! И тут в один прекрасный день церковь объявляет их вне закона, распускает весь их орден и конфискует их собственность.

Я щелкнул пальцами.

– И что, три тысячи грозных, одержимых идеей справедливости фанатиков просто взяли и исчезли? Задрали лапки и решили предоставить позаботиться о благой цели кому-нибудь еще? Без возражений? Без сопротивления? Вот так запросто?

Я взглянул на него в упор и твердо покачал головой.

– Нет! Это идет вразрез с человеческой природой. И к тому же я не нашел ни одного отчета о том, как член ордена амир предстал перед церковным судом. Ни единого. Неужели так немыслимо представить, что они могли решить уйти в подполье и продолжать свои труды втайне? – А если это логично, – продолжал я прежде, чем Вилем мог успеть меня перебить, – не разумно ли так же предположить, что они могли попытаться сохранить свою тайну, тщательно подправляя историю на протяжении последних трехсот лет?

Повисло долгое молчание.

Вилем не стал отметать мои рассуждения с ходу.

– Интересная теория, – медленно произнес он. – Но это вынуждает меня задать еще один, последний вопрос.

Он с серьезным видом взглянул на меня.

– Сколько ты выпил?

Я сник на стуле.

– Нисколько.

Он поднялся на ноги.

– Тогда поди напейся. А то ты слишком засиделся за этими книжками. Тебе не помешает смыть пыль с мозгов.

И мы пошли и напились. Но мои подозрения остались со мной. Я еще испробовал эту идею на Симмоне, как только представился случай. Он принял ее легче, чем Вилем. Нет, это не значит, что он мне поверил, – он просто принял такую возможность. И сказал, что мне стоит поговорить об этом с Лорреном.

Я не стал этого делать. Каменнолицый магистр архивов по-прежнему пугал меня, и я старался избегать его при любой возможности, страшась, что подам ему повод изгнать меня из архивов. И уж меньше всего мне хотелось намекать ему, что его драгоценные архивы кто-то систематически подчищает на протяжении последних трехсот лет.

ГЛАВА 49
НЕВЕЖЕСТВЕННЫЙ ЭДЕМА РУЭ

Я увидел на противоположном конце двора Элксу Дала, который помахал мне рукой.

– Квоут! – он дружески улыбнулся. – Вас-то мне и надо! Нельзя ли вас на минуточку?

– Ну конечно! – ответил я. Магистр Дал мне нравился, однако мы мало общались за пределами аудитории. – Можно, я угощу вас пивом или обедом? Я все хотел как следует поблагодарить за то, что вы высказались в мою пользу на суде, но я был так занят…

– Да и я тоже, – сказал Дал. – На самом деле я уже давно собирался с вами поговорить, но время все бежит, бежит и убегает.

Он огляделся по сторонам.

– Пообедать я бы не отказался, а вот пить мне, пожалуй, не стоит. Мне меньше чем через час предстоит принимать экзамены.

Мы зашли в «Белого оленя». Я никогда не бывал внутри, для таких, как я, это заведение было дороговато.

Элкса Дал в своей черной магистерской мантии бросался в глаза, и хозяин несколько заискивал перед ним, провожая нас обоих к особому столику. Дал как ни в чем не бывало уселся за стол, а вот я нервничал все сильнее. Я никак не мог понять, для чего магистру симпатической магии понадобилось со мною беседовать.

– Что вам угодно? – осведомился высокий тощий трактирщик, когда мы расселись. – Что-нибудь выпить? Блюдо сыров? У нас сегодня превосходная форель с лимоном!

– Форель и сыр меня вполне устроят, – сказал Дал.

Хозяин обернулся ко мне.

– А вам?

– И мне, пожалуй, форель, – сказал я.

– Великолепно! – сказал трактирщик, потирая руки. – А пить что будете?

– Сидр, – сказал я.

– Феллоуское красное у вас есть? – нерешительно спросил Дал.

– А как же! – ответил трактирщик. – И, надо сказать, отличного урожая, можете мне поверить.

– Ну, тогда налейте мне чашечку, – попросил Дал, покосившись на меня. – Уж наверно, от одной-то чашечки голова мне не откажет?

Хозяин убежал, оставив меня наедине с Элксой Далом. Странно было сидеть с ним за одним столом. Я нервно поерзал на стуле.

– Ну что, как у вас дела? – непринужденно поинтересовался Дал.

– Более или менее, – ответил я. – Удачная выдалась четверть, если не считать… – я указал в сторону Имре.

Дал невесело хмыкнул.

– Прямо как в старые недобрые времена, а? – он покачал головой. – Сотрудничество с демоническими силами! Господи помилуй!

Трактирщик принес нам заказанные напитки и молча удалился.

Магистр Дал поднял широкую керамическую чашу.

– Ну, за то, чтобы суеверы не сожгли нас заживо! – сказал он.

Я невольно улыбнулся, невзирая на свое замешательство, и поднял свою деревянную кружку.

– Недурная традиция!

Мы оба выпили. Дал одобрительно крякнул.

И посмотрел на меня через стол.

– Тогда скажите, вы когда-нибудь задумывались о том, что станете делать со своей жизнью, когда покончите со здешними делами? Ну, когда получите гильдер.

– Об этом я пока что особо не задумывался, – честно признался я. – Мне кажется, до этого еще так далеко…

– При той скорости, с какой вы продвигаетесь, возможно, не так уж и далеко. Вы уже ре'лар, а ведь вам всего… сколько вам лет?

– Семнадцать, – уверенно соврал я. Я был очень чувствителен к упоминаниям о своем возрасте. Большинству студентов было уже лет по двадцать, когда они поступили в Университет, не говоря уже о том, когда они присоединились к аркануму.

– Семнадцать… – задумчиво произнес Дал. – Об этом легко забыть. Вы так уверенно держитесь…

Его взгляд слегка затуманился.

– Господь и владычица, я в семнадцать лет был в таком раздрае! Учился, пытался отыскать свое место в мире… А женщины…

Он медленно покачал головой.

– Знаете, потом станет лучше. Пройдет года три-четыре, и все понемногу устаканится.

Он приподнял свою чашку навстречу мне и отпил еще.

– Хотя у вас, похоже, все более или менее в порядке. В семнадцать лет уже ре'лар! Значительное достижение.

Я немного покраснел, не зная, что ответить.

Вернулся трактирщик, принялся расставлять по столу блюда. Дощечку с разложенными на ней ломтиками разнообразных сыров. Мисочку с поджаренными ломтиками хлеба. Мисочку с клубничным вареньем. Мисочку с черничным повидлом. Блюдечко с лущеными грецкими орехами.

Дал взял ломтик хлеба и ломтик крошащегося белого сыра.

– Вы весьма недурной симпатист, – сказал он. – Перед таким мастером, как вы, открывается немало возможностей.

Я намазал клубничным вареньем бутерброд из хлеба с сыром и сунул его в рот, чтобы оттянуть время и подумать. Что Дал имеет в виду? Он хочет, чтобы я сосредоточился на изучении симпатии? Быть может, он хочет выдвинуть меня в эл'те?

Ре'ларом меня сделал Элодин, но я знал, что это можно переменить. Магистры временами оспаривали друг у друга особенно многообещающих студентов. Мола, к примеру, была хранистом, прежде чем Арвил переманил ее в медику.

– Ну да, мне нравится заниматься симпатией, – осторожно ответил я.

– Это и так очевидно, – усмехнулся Дал. – Могу вас заверить, некоторые из ваших соучеников предпочли бы, чтобы она нравилась вам поменьше.

Он съел еще ломтик сыра и продолжал:

– При всем при том так недолго и перетрудиться. Не сказал ли Теккам: «Избыток учения портит студента»?

– Это Эртрам Мудрейший сказал, – заметил я. Книга Эртрама была одной из тех, которые магистр Лоррен выбрал для ре'ларов в этой четверти.

– Как бы то ни было, это правда, – сказал Дал. – Быть может, вам не помешает отдохнуть хотя бы одну четверть. Попутешествовать, погреться на солнышке…

Он отхлебнул еще вина.

– А то мне как-то не по себе, когда я вижу эдема руэ незагорелым.

Я не знал, что и сказать на это. Мысль о том, чтобы сделать перерыв в учебе и отдохнуть от Университета, никогда не приходила мне в голову. И потом, куда я поеду?

Трактирщик принес блюда с рыбой, исходящей паром и благоухающей лимоном и маслом. На некоторое время оба мы занялись едой. Я был рад поводу помолчать подольше. С чего бы Далу хвалить мои успехи и тут же советовать мне бросить учебу?

Через некоторое время Элкса Дал удовлетворенно вздохнул и отодвинул тарелку.

– Позвольте, я расскажу вам одну историю, – сказал он. – История эта называется «Невежественный эдема руэ».

Услышав это, я поднял глаза, медленно пережевывая рыбу, что была у меня во рту. Я очень старался ничем не выказать своих чувств.

Он приподнял бровь, как бы ожидая возражений.

Видя, что я молчу, он продолжал:

– Жил-был однажды ученый-арканист. Он знал все о симпатии, и о сигалдри, и об алхимии. В голове у него надежно хранилось десять дюжин разных имен, он владел восемью языками, и почерк его был безупречен. По правде говоря, единственное, чего ему не хватало, чтобы сделаться магистром, – это умения выбрать нужный момент, да еще любезности и общительности.

Дал отхлебнул вина.

– И вот этот человек некоторое время странствовал по свету, надеясь отыскать свое счастье. И как-то раз, по пути в Тинуэ, ему попалось озеро, которое надобно было пересечь.

Дал широко улыбнулся.

– По счастью, на берегу был лодочник из эдема руэ, который вызвался перевезти его на ту сторону. Арканист, видя, что поездка займет несколько часов, попытался завязать беседу.

«Что вы думаете о теории Теккама касательно того, что энергия является не столько свойством материи, сколько одной из изначальных субстанций?» – спросил он у лодочника.

Лодочник отвечал, что отродясь о таком не думал, да и впредь не собирается.

«Но ведь ваше образование, несомненно, включало в себя „Теофанию“ Теккама?» [2]2
  «Богоявление».  – Прим. перев.


[Закрыть]– осведомился арканист.

«Да у меня и образования-то нету, ваша честь, – отвечал ему лодочник. – Я бы этого вашего Теккама и не признал, даже если бы он самолично явился продавать иголки моей женушке».

Арканисту сделалось любопытно. Он задал эдема руэ еще несколько вопросов, и тот признался, что понятия не имеет, кто такой Фелтеми Рейс и для чего надобен жар-винт. Арканист расспрашивал его добрый час, сначала с интересом, потом в смятении. Последней каплей стало, когда он обнаружил, что лодочник вообще не умеет ни читать, ни писать.

– Как же вы это, сударь! – ужаснулся арканист. – Ведь каждый человек обязан работать над собой, постигать новое. А человек, лишенный преимуществ образования, немногим лучше животного!

Дал ухмыльнулся.

– Ну, как вы можете догадаться, после этого разговор как-то увял. Еще около часа они плыли в напряженном молчании, но как раз когда вдали показался дальний берег, внезапно налетела буря. Утлую лодчонку начало заливать волнами, борта скрипели и стенали.

Эдема пристально взглянул на тучи и промолвил: «Минут через пять станет совсем худо, потом еще хуже, а потом расчистится. Но моя лодчонка этого не выдержит. Надоть нам с вами пуститься вплавь». И, сказавши так, лодочник снимает с себя рубаху и принимается опоясываться ею.

«Но я же не умею плавать!» – восклицает арканист.

Дал допил вино, перевернул чашку вверх дном и твердо поставил ее на стол. И молча, выжидающе уставился на меня. Лицо у него сделалось несколько самодовольное.

– История недурна, – признал я. – Только вот эдема руэ у вас разговаривает чересчур уж простецки. Тут вы перегнули.

Дал склонился передо мной в коротком насмешливом поклоне.

– Учту на будущее, – сказал он, потом поднял палец и заговорщицки взглянул на меня. – Надо сказать, что история моя предназначена не только для развлечения: в ней сокрыто зерно истины, которое способен отыскать лишь умнейший из студентов.

Он сделал загадочное лицо.

– Ведь в сказках и историях содержатся все истины на свете, знаете ли.

* * *

В тот же вечер я рассказал об этой встрече друзьям, сидя с ними за картами у Анкера.

– Да он же тебе намекал, тупица! – раздраженно сказал Манет. Нам с ним не везло нынче вечером, мы отставали уже на пять сдач. – Ты просто ничего не желаешь слушать!

– Он намекал, чтобы я на четверть забросил симпатию? – спросил я.

– Нет! – отрезал Манет. – Он тебе пытался сказать то, о чем я тебе уже два раза говорил. Если ты в этой четверти попрешься сдавать экзамены, это будет просто-таки царственная глупость.

– Чего? – спросил я. – Почему это?

Манет с подчеркнутым спокойствием положил карты на стол.

– Квоут. Ты неглупый малый, но ты решительно отказываешься слушать то, чего тебе не хочется слышать.

Он посмотрел налево, на Вилема, потом направо, на Симмона.

– Может, вы ему попробуете втолковать?

– Отдохни одну четверть, – сказал Вилем, не поднимая глаз от карт. И добавил: – Тупица.

– Тебе действительно стоит сделать перерыв, – серьезно сказал Сим. – В Университете до сих пор только и разговоров, что о суде. Об этом говорят все.

– О суде? – расхохотался я. – Но суд же кончился больше оборота тому назад! И разговоры идут о том, что меня признали совершенно невиновным. Я чист пред железным законом и пред самим Тейлу милосердным!

Манет громко фыркнул и снова опустил карты.

– Да лучше бы тебя по-тихому признали виновным, чем оправдать с таким шумом!

Он взглянул на меня.

– Знаешь ли ты, сколько времени прошло с тех пор, как кого-то из арканистов привлекали к суду по обвинению в сотрудничестве с демонами?

– Нет, – признался я.

– И я не знаю, – сказал Манет. – А это значит, что такого не бывало давным-давно. Ты невиновен. Это замечательно. Но сам этот суд бросил на Университет огромную черную тень. Он напомнил народу о том, что если ты, возможно, и не заслуживаешь костра, то некоторые арканисты его, возможно, заслуживают.

Он покачал головой.

– Можешь быть уверен, магистры злы на тебя, как облитая помоями кошка. Все как один.

– Да и студенты многие не в восторге, – мрачно добавил Вил.

– Но я же не виноват, что меня судили! – возмутился я, потом пошел на попятный: – Ну, может, отчасти и виноват. Но это же все Амброз затеял! Это он стоял за всей этой историей и хихикал себе в рукав.

– И тем не менее, – сказал Вил, – Амброзу хватило ума не ходить на экзамены в этой четверти.

– То есть как? – изумился я. – Он не пойдет на экзамены?

– Не пойдет, – сказал Вилем. – Он уехал к себе домой еще позавчера.

– Но ведь он не имеет никакого отношения к суду, – сказал я. – Зачем же ему уезжать?

– Да затем, что магистры не дураки, – сказал Манет. – Вы с ним грызлись, как бешеные псы, с первой же встречи.

Он задумчиво пошлепал губами и скроил преувеличенно невинную мину.

– Кстати, скажи, пожалуйста: что ты делал в «Золотом пони» в тот вечер, как загорелся номер Амброза?

– В карты играл, – ответил я.

– Ну да, конечно! – сказал Манет тоном, полным сарказма. – Короче, вы с ним целый год швырялись друг в друга камнями, и вот наконец один из камней угодил в осиное гнездо. Самое разумное сейчас – это смыться куда подальше и переждать, пока жужжание не затихнет.

Симмон застенчиво откашлялся.

– Мне неприятно присоединяться к общему хору, – виновато сказал он, – но ходят слухи, что видели, как ты обедаешь со Слитом. А Фела мне рассказывала, что ей говорили, будто ты… э-э… приударяешь за Деви.

– Но вы же знаете, что это неправда, насчет Деви, – сказал я. – Я ходил к ней просто затем, чтобы помириться. Ведь еще не так давно она почти мечтала сожрать меня с потрохами. А со Слитом я всего один раз и поговорил. И разговор этот длился никак не дольше четверти часа.

– Деви?! – с ужасом переспросил Манет. – Деви и Слит?! Одна – исключенная, второй – все равно что исключенный?

Он швырнул карты на стол.

– Зачем, спрашивается, тебя видели в их обществе? И, кстати, зачем меня видели в твоем обществе?

– Да ладно тебе! – я обвел взглядом Вила и Сима. – Что, все настолько плохо?

Вилем положил карты.

– Предрекаю, – спокойно произнес он, – что, если ты явишься на экзамены, тебе назначат плату никак не менее тридцати пяти талантов.

Он обвел взглядом Сима и Манета.

– Ставлю на это целую золотую марку. Кто готов побиться со мной об заклад?

Желающих не нашлось.

Я ощутил сосущую пустоту в животе.

– Но это же… – сказал я. – Это же…

Сим тоже положил карты. Мрачное выражение на его дружелюбном лице смотрелось совершенно неуместно.

– Квоут, – торжественно произнес он, – трижды тебе говорю: отдохни одну четверть.

* * *

В конце концов я осознал, что мои друзья правы. К несчастью, это означало, что я остался не у дел. К экзаменам готовиться было не надо, а затевать новый проект в артной было бы глупо. Даже мысль о том, чтобы продолжать в архивах поиски сведений о чандрианах или амир, более меня не привлекала. Я и так искал слишком долго, а узнал слишком мало.

Я задумался о том, чтобы поискать где-нибудь еще. Конечно, на свете есть и другие библиотеки. В каждом знатном доме имеется хотя бы скромное собрание семейных преданий и историй, касающихся земель и рода. В большинстве церквей хранятся обширные записи, восходящие на сотни лет назад: протоколы судов, записи о браках, постановления… То же самое касается любого города, заслуживающего этого названия. Не могли амир уничтожить все следы своего существования.

Сами поиски не представляли бы трудности. Трудно будет получить доступ к этим библиотекам. Вряд ли я могу явиться в Ренере в лохмотьях, в дорожной пыли и попросить разрешения порыться в дворцовых архивах.

Вот еще один случай, где неоценимую помощь мог бы оказать покровитель. Покровитель написал бы мне рекомендательное письмо, перед которым откроются все двери. А главное, с помощью покровителя я мог бы обеспечить себе достойное существование во время путешествия. Во многих маленьких городках тебе даже в трактире выступить не дадут без рекомендаций от знатного покровителя.

Университет целый год был средоточием моей жизни. И теперь, столкнувшись с необходимостью уехать, я совершенно растерялся, понятия не имея, что мне с собой делать.