Текст книги "Фрегат Его Величества 'Сюрприз'"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
– Так и есть, – кивнул сэр Джозеф, и они еще некоторое время прогуливались взад-вперед. – Он возвращается на сиденье. Смотрите, взбирается довольно ловко: воды идут ему на пользу – это я их порекомендовал. Через пару минут он отправится в Лэндсдаун-креснт. Может, прогуляемся не спеша по городу – я так хочу поговорить с ним.
– Сильный… да, он сильный, – произнес сэр Джозеф, пробираясь через толпу. – Давайте пройдемся по солнышку. День-то какой замечательный: хоть пальто снимай.
Повернувшись в другую сторону, он поклонился и послал воздушный поцелуй.
– Ваш покорный слуга, мадам. Это знакомая леди Кейт: большие владения в Кенте и Сассексе.
– Неужели? Я ее за повариху принял.
– Ага. Но владения прекрасные. Сильный, говорю я, но не без своих слабостей. Он как-то осуждал своего лучшего друга – друга, собирающегося жениться на дочери той самой женщины, которую мы видели только что – за романтический идеализм, и если бы не его ужасное состояние, я не удержался бы от насмешки. Он сам – настоящий дон Кихот. Восторженный сторонник Революции до девяносто третьего, поддерживал объединенных ирландцев – до их восстания, советник лорда Эдварда, его кузен, кстати…
– Он из Фицджеральдов?
– Незаконнорожденный. А теперь независимость Каталонии. Хотя, правильнее сказать, независимость Каталонии с самого начала, параллельно с остальным. И всегда вкладывает все: душу и сердце, кровь и золото – в дело, которое не сулит ему личных выгод.
– Романтик в общепринятом смысле?
– Нет. Правда, он настолько невинен, что это нас даже беспокоило: старина Сабтлети особенно нервничал. Впрочем, выявилась одна связь, и это нас в итоге успокоило. Молодая женщина из хорошей семьи… Закончилось все, разумеется, несчастливо.
На Палтни-стрит их задержали две группы знакомых и один джентльмен такого высокого ранга, что оборвать его не представлялось никакой возможности. В итоге на то, чтобы добраться до Лэндсдаун-креснт потребовалось время, и когда они спросили доктора Мэтьюрина, им сообщили, что у него гость. Помедлив, они все-таки попросили провести их к нему, и поднявшись, обнаружили Стивена, лежащего в кровати, и сидящую рядом юную леди. Та вскочила и поклонилась – незамужняя юная леди. Губы их сжались, подбородки спрятались под накрахмаленные шейные платки: эта юная персона была слишком, слишком красива, чтобы охарактеризовать ее как гостью, подходящую для спальни одинокого джентльмена.
– Дорогая, позволь тебе представить сэра Джозефа Блейна и мистера Уоринга, – сказал Стивен. – Мисс Уильямс.
Они снова поклонились, проникаясь к доктору Мэтьюрину еще большим уважением: девушка повернулась и свет упал на прекрасное, свежее, невинное лицо. Софи не присела, она заявила, что должна оставить их – увы, действительно должна: оставила матушку в Насосной комнате, а часы уже пробили. Но если они простят ее, ей нужно сначала… Она порылась в своей корзинке, извлекла бутылку, серебряную столовую ложку, завернутую в бумажную салфетку, и коробочку с позолоченными пилюлями. Софи наполнила ложку, поднесла ее с осторожностью ко рту Стивена, влила внутрь матовую жидкость, приправила ее двумя пилюлями, и с глубоким удовлетворением убедилась, что они проглочены.
– Так, сэр, – произнес сэр Джозеф, когда дверь закрылась. – Поздравляю: у вас прекрасный врач. Столь прелестной девушки мне не приходилось встречать, а я настолько стар, что имел возможность созерцать герцогиню Гамильтон и леди Ковентри до их замужества. Готов принести в жертву свои изношенные органы, лишь бы такая ручка давала мне лекарство, и я, признаюсь, глотал бы его покорно, как ягненок. – Он ухмыльнулся. Мистер Уоринг ухмыльнулся тоже.
– Будьте любезны придержать свои остроты, джентльмены, – резко заявил Стивен.
– Но правда, честью клянусь, – продолжил сэр Джозеф, – при всем уважении к мисс: никогда не встречал столь приятной молодой леди – какая грация, какая свежесть, какой цвет лица!
– Ха, – воскликнул Стивен, – видели бы вы ее в лучшие минуты – когда Джек Обри рядом.
– Ах, так это та самая юная леди, с которой обручен наш бравый капитан? Ну да. Как глупо с моей стороны. Я должен был догадаться по имени, оно все объясняет.
Последовала пауза.
– Скажите, любезный доктор, вы и вправду чувствуете себя лучше?
– Весьма и весьма, спасибо. Вчера я без устали прошел милю, пообедал со старым корабельным товарищем, а сегодня вечером мы с доктором Троттером собираемся анатомировать старика-нищего. Через неделю думаю вернуться в город.
– А жаркий климат, вы считаете, позволит вам поправиться окончательно? Вы в состоянии выдерживать жару?
– Я – саламандра.
Они посмотрели на «саламандру», такую маленькую, скрючившуюся на огромной кровати. Он все еще казался более пригодным для катафалка, чем кареты, не говоря уж о морском путешествии, но они не осмеливались оспаривать его мнение, и сэр Джозеф сказал:
– В таком случае, не буду оттягивать момент своей мести: уверен, что смогу преподнести вам не меньший сюрприз, чем вы преподнесли мне в Лондоне. В каждой шутке есть доля правды.
В озадаченном мозгу Стивена пронеслось множество иных поговорок и изречений: «слова как перья, летят по ветру», «какова свадьба, таков и пирог», «не говори на арабском в доме мавра», «радости проходят, беды остаются», «любовь, печаль да деньги – не спрячешь». Но вслух он только хмыкнул, и сэр Джозеф продолжил своим невыразительным голосом:
– В департаменте есть обычай: когда его шеф уходит в отставку, он получает определенные привилегии – как адмирал, спуская флаг, получает право осуществить несколько производств. В Плимуте сейчас оснащается фрегат, которому предстоит отвезти нашего посла, мистера Стенхоупа, в Кампонг. Командование им было наполовину обещано трем разным джентльменам, и как обычно… Короче, я могу располагать им. Думаю, если вы отправитесь на нем вместе с капитаном Обри, это позволит вам убедить всех, что ваши миссии носят исключительно научный характер. Не правда ли, Уоринг?
– Разумеется, – согласился тот.
– Это поможет, я верю и уповаю, восстановить ваше здоровье, а заодно удалит вашего приятеля от опасностей, которые вы имели в виду. Все свидетельствует в пользу такого дела. Но есть и серьезная проблема: вам известно, что все – все без исключения – задуманное нашими коллегами из адмиралтейства или морского ведомства либо без конца откладывается, если не отменяется совсем, либо делается в сумасшедшей спешке. Мистер Стенхоуп вместе со свитой прибыл на борт корабля в Дептфорде уже давно, он провел там две недели, давая прощальные обеды, потом их отправили в Нор, где он дал еще два. Потом их сиятельства лорды обнаружили, что у «Сюрприза» отсутствует то ли днище, то ли мачты или паруса, мигом высадили посла на берег, а фрегат послали в Плимут на ремонт. За это время Стенхоуп лишился своего секретаря-азиата, повара и лакея, а племенной бык, которого он должен был подарить султану Кампонга, издох. Фрегат тем временем остался без лучших офицеров из-за перевода на другие корабли, и значительной части матросов благодаря вербовочным командам коменданта порта. Но теперь все изменилось! Припасы грузят на корабль днем и ночью, мистера Стенхоупа выписали назад из Шотландии, и отплытие должно состояться меньше чем через неделю. Как вам кажется, вы в состоянии отправиться в путешествие? И на свободе ли капитан Обри?
– В высшей степени способен, мой дорогой, – вскричал Стивен, буквально оживая. – А Обри покинул долговую тюрьму едва клерк мистера Феншоу освободил его, буквально за миг перед тем, как на Джека обрушился вал судебных повесток. Он немедленно укрылся на борту вербовочного тендера, отплыл в Пул, и залег на дно в Грейпсе.
– Давайте перейдем к деталям.
– Бонден, – воскликнул Стивен, – бери перо, чернила и пиши.
– Писать, сэр?
– Ну да. Садись за бумагу и пиши: «Лэндсдаун-креснт…». – Баррет Бонден, ты что, оказался под ветром?
– Нет… Да, сэр, скорее даже заштилел. Хотя читать я могу довольно сносно, если напечатано крупно. Вот вахтенное расписание могу разобрать.
– Ладно. Впрочем, когда мы выйдем в море, я тебя научу: не великое это дело – глянь на идиотов, круглыми днями марающих бумагу. Но на суше это полезно. Ну на лошади-то ты умеешь ездить?
– На лошади ездил, сэр. Раза три или четыре, когда бывал на берегу.
– Прекрасно. Будь любезен сходить – сбегать – на Парагон и дай знать мисс Уильямс, что если у нее будет возможность заглянуть в Лэндсдаун-креснт, она бесконечно меня обяжет. Потом в «Голову сарацина» – передай мой привет мистеру Пуллингсу, и скажи, что я буду рад видеть его как можно скорее.
– Парагон, сэр, и «Голова сарацина». Прибыть в Лэндсдаун-креснт немедленно.
– Отправляйся, Бонден. Нельзя терять ни минуты.
Хлопнула парадная дверь, раздались шаги, удаляясь влево от дома, и долгая, долгая пауза. В саду с другой стороны улицы поет соловей, вдохновленный приближением весны; унылый голос срезальщика мозолей, монотонно тянущий: «Сделаю, если захотите, сделаю, если захотите», – приблизился, потом замер вдали. Размышления об этиологии мозолей, о желчной протоке миссис Уильямс. Снова хлопает парадная дверь, эхом отдаваясь в пустом доме – Кейты со всеми слугами (за исключением одной старухи) ушли – шаги на лестнице, бесконечный веселый щебет. Стивен нахмурился. Дверь открылась, вошли София и Сесилия, Бонден у них за спиной, подмигивает и разводит руками.
– Боже, доктор Мэтьюрин, – воскликнула Сесилия, – вы в кровати! Вот это да! Наконец-то я оказалась в спальне у джентльмена. То есть, я не то имела в виду… ну, как вы? Полагаю, вы только что из купальни, и весь в поту. Ах, ну как вы себя чувствуете? Мы только вышли, а тут Бонден, и я тут же сказала: «Надо спросить, как он: мы же его со вторника не видели!» Мама совершенно…
Громоподобный стук внизу. Бонден исчезает. Могучие, выработанные морем голоса на лестнице. Гулкая ремарка про «ту штучку с паклей на голове», которую можно было отнести только на счет Сесилии с ее тщательно начесанными желтыми волосами, – и появляется мистер Пуллингс, высокий, миловидный, подвижный юноша, соратник Джека Обри, если, конечно, можно говорить о соратниках в применении к капитану-неудачнику.
– Вы, надеюсь, знакомы с офицером флота мистером Пуллингсом? – сказал Стивен.
Разумеется, они знали его – он дважды посетил Мелбери-лодж, Сесилия танцевала с ним.
– Как весело! – воскликнула она, глядя на него с нескрываемым удовольствием. – Я так люблю балы!
– Ваша матушка говорила так же, что у вас прекрасный вкус, – сказал Стивен. – Мистер Пуллингс, будьте любезны показать мисс Сесилии нового Тициана леди Кейт: он в галерее, как и огромное количество других картин. Да, Пуллингс, там есть батальная сцена: «Славное Первое июня», вы разъясните все, до мельчайших деталей, – крикнул он им вслед.
– Софи, дорогая, теперь быстро: берите перо и бумагу. Пишите:
Дорогой Джек!
У нас есть корабль, «Сюрприз», идем в Ост-Индию, нужно быть в Плимуте немедленно…
– Ха-ха, и что он на это скажет?
– «Сюрприз»! – вот что он сказал, и таким голосом, что в фасаде Грейпса задрожали стекла, а миссис Броуд уронила в баре стакан.
– У капитана сюрприз, – сказала она, уныло озирая осколки.
– Надеюсь, приятный, – произнесла Нэнси, подбирая их. – Такой милый джентльмен.
Уставший с дороги Пуллингс, рассеянно глядевший в окно, пока Джек читал письмо, обернулся, услышав крик.
– «Сюрприз»! Бог мой, Пуллингс, ты знаешь, что сделал доктор? Он нашел нам корабль – «Сюрприз», идущий в Ост-Индию, прибыть немедленно. Киллик! Киллик! Мой рундук, чемодан, саквояж, и бегом за билетом: внутренние места на плимутский почтовый.
– Вы не можете ехать дилижансом, сэр, – заявил Киллик, – да и каретой тоже, пока эти бездельники пасут все побережье. Я найму катафалк: замечательный катафалк-четверку.
– «Сюрприз»! – снова закричал Джек. – Моя нога не вступала на него с тех пор, как я был мичманом.
Он явственно возник у него перед глазами, стоящий на якоре в кабельтове от берега в залитой солнцем Английской гавани: аккуратный, красивый двадцативосьми пушечник, французской постройки с округлым носом и прекрасными обводами, остойчивый, способный ходить круто к ветру и мореходный в умелых руках, сухой, просторный… Он служил на нем при строгом капитане и еще более строгом первом лейтенанте: немало часов отсидел на грот-марсе – прочел там большинство из своих книг, вырезал свои инициалы на эзельгофте… Интересно, они еще различимы?
Корабль был стар, если по правде, и нуждался в уходе, но какой корабль… Он прогнал из головы неуместную мысль, что в Индийском океане не найти подходящих призов – все давно вычистили – и сказал:
– Круто к ветру мы сделаем «Агамемнон», идущий под гротом и марселями… Мне наверняка потребуются один-два офицера. Пойдете со мной, Пуллингс?
– Я… – изумился он. – Конечно, сэр.
– Миссис Пуллингс возражать не станет, а?
– Миссис Пуллингс зальется слезами, скажу я вам, но потом успокоится. А еще скажу, что она будет радоваться, встречая меня из плавания, радоваться, может, сильнее, чем сейчас. Достали меня все эти кастрюли и метлы. Жизнь женатого человека, сэр, это не то что жизнь на корабле.
– Неужели, Пуллингс? – задумчиво глядя на него сказал Джек.
Стивен продолжал диктовать:
… «Сюрприз», доставить посла Е.В. к султану Кампонга. Мистер Тэйлор из Адмиралтейства au courant[23]23
В курсе дел (фр.)
[Закрыть], все необходимые бумаги готовы. Я прикинул, что если вы поедете по дороге на Бат и сделаете крюк у Дейролла, то минуете Уолмер-кросс примерно в четыре утра третьего числа, с расчетом прибыть на корабль, пользуясь воскресным долговым перемирием. Я буду ждать вас некоторое время в коляске у Уолмер-кросс, и если мне не повезет с вами увидеться, поеду вместе с Бонденом и буду надеяться на встречу в «Синем столбе». Это фрегат, насколько понимаю, небольших размеров. Ему не хватает офицеров, матросов и – если только сэр Джозеф не прибег к гиперболе – днища.
Поторопитесь, Софи. Живее, ну… Вы никогда не заработаете на себе на жизнь, будучи писцом. Не знаете, как пишется «гипербола»? Ну, готово, наконец, бога ради? Покажите.
– Ни за что, – вскричала София, складывая письмо.
– Не сомневаюсь, вы написали больше, чем я надиктовал, – прищурившись, сказал Стивен. – Как вы покраснели! Так вы пойдете на встречу?
– Уолмер-кросс, третьего, в четыре утра. Стивен, я буду там. Вылезу из окна и переберусь через садовую ограду: подберете меня на углу.
– Отлично. Но почему бы не воспользоваться парадной дверью, как подобает христианину? И как вы вернетесь назад? Вы будете безнадежно скомпрометированы, если кто-то заметит вас, разгуливающей по Бату на рассвете.
– Так даже и лучше, – ответила Софи. – Если у меня не останется никакой репутации, меня придется только поскорее выдать замуж. И как я раньше об этом не подумала? О, Стивен, какая превосходная идея.
– Ну хорошо. Значит, на углу, в половине четвертого. Наденьте теплый плащ, две пары чулок и плотные шерстяные кальсоны. Будет холодно, а ждать, возможно, придется долго. И даже так, если мы его не встретим, вам станет еще холоднее: да будет вам известно, разочарование – холоднее ледяной росы. Тише! Давайте письмо!
Половина четвертого утра: сильный северо-восточный ветер завывает в каминных трубах Бата, небо чистое, и половинка луны льет свет на Парагон. Дверь дома номер семь приоткрывается настолько, чтобы Софи могла выбраться наружу, и захлопывается с жутким грохотом, привлекая внимание группы пьяных солдат, тут же подавших голос. С видом до предела решительным и целеустремленным Софи подходит к углу улицы, с отчаянием убеждаясь, что никакой коляски нет – ничего, только ряд дверных проемов, уходящий вдаль под светом луны – вид почти неземной, странный, нечеловеческий и враждебный. Шаги за спиной, приближающиеся к ней, приглушенный крик: «Мисс, это я, Бонден», – и минуту спустя они огибают угол и погружаются в пахнущий старой кожей аромат первого из двух портшезов, остановившихся на безопасном расстоянии от дома. Красные куртки форейторов кажутся черными в свете луны.
Сердце ее забилось так часто, что минут пять она не могла выговорить буквально ни слова.
– Как странно все выглядит ночью, – произнесла она, когда они выехали из города. – Будто умерло все кругом. Гляньте на реку, она совсем черная. Я никогда не выходила из дома в такой час.
– Конечно, дорогая, уверен, что не выходили, – отозвался Стивен.
– И так бывает каждую ночь?
– Иногда приятнее: в других широтах этот чертов ветер бывает теплым. Но всегда ночью древний мир живет собственной жизнью. Чу, слышите? Она, должно быть, за деревьями над церковью. – Это был дикий вой лисицы, от него даже у апостола застыла бы кровь в жилах, но Софи только воззрилась в неверном свете луны на Стивена, дергая его за одежду.
– Что это? – вскричала она. – Вы вышли на улицу в одном только своем дырявом пальто? О, Стивен, и как вы можете быть так невнимательны? Давайте заверну вас в свой плащ, он подбит мехом.
Стивен энергично отнекивался, заявляя, что раз уж кожа обладает определенными защитными свойствами, раз уж благодаря толщине тканей, ей дано сохранять внутреннее тепло, то любые иные покровы будут не только излишни, но даже вредны.
– Вот в случае с верховым все обстоит совершенно иначе, – сказал он. – Прежде чем проводить Тома Пуллингса в путь, я настоятельно рекомендовал ему поместить между мундиром и сорочкой кусок промасленного шелка: сами движения лошади, помимо силы ветра, нарушают защитные свойства кожи, и она теряет тепло. С другой стороны, в правильно сконструированном экипаже, нам не стоит опасаться ничего подобного. Защитой от ветра может служить что угодно: довольный эскимос, спрятавшись в своем доме из снега, смеется над бурей, и проводит долгие зимние ночи в веселье и уюте. Да, я говорил про правильно сконструированный экипаж: не советовал бы вам путешествовать по степям Тартарии в тарантасе, подставив незащищенную, или покрытую только хлопковой тканью, грудь всем ветрам. Или в ирландском кабриолете.
София обещала, что ни в коем случае не станет так поступать, и, завернувшись в просторный плащ, они снова принялись рассчитывать расстояние от Лондона до Бата, скорость Пуллингса по дороге туда и скорость Джека по дороге оттуда.
– Дорогая моя, настройте свои мысли так, чтобы не испытать разочарования, – заявил Стивен. – Вероятность, что встреча состоится в назначенное – вернее даже, в предположенное мной – время очень мала. Подумайте о сотне миль в дороге, о возможности – не дай бог, – что он может упасть с лошади и сломать колено: об опасностях путешествия, таких как разбойники, грабители… Но тсс, я не должен пугать вас.
Портшезы замедлили ход до скорости едва ли большей, чем скорость пешехода.
– Мы, должно быть, уже у Креста, – произнес Стивен, выглядывая в окно.
Дорога шла вверх вдоль деревьев, напоминая белую ленту, теряющуюся в сгустках тьмы. Среди деревьев свистел и вздыхал северо-восточный ветер, а на одном из островков света виднелся верховой. Форейтор тут же заметил его, натянул вожжи, обернулся и закричал:
– Том, это Мясник Джеффри. Может, повернем?
– Тут сзади таких еще двое, жуткие громилы. Так что рот на замок, Эймос, не взбрыкивай. Помни, что лошади хозяйские, и будь повежливей.
Звонко застучали подковы, София прошептала:
– Стивен, не стреляйте.
Глядя через открытое окно, Стивен ответил:
– Дорогая, я и не собирался стрелять. Я хотел…
Но лошадь уже подошла к окну, ее дыхание устремилось внутрь, а огромная темная фигура склонилась с холки, застилая доступ лунному свету. Экипаж наполнился звуками самого вежливого в мире шепота:
– Прошу прощения, сэр, за то, что беспокою вас…
– Пощадите меня! – взвизгнул Стивен. – Заберите все… Возьмите эту юную леди! Но пощадите меня! Пощадите!
– Я знала, что это вы, Джек, – воскликнула София, всплеснув руками. – Знала с самого начала. О, как я рада видеть вас, мой милый!
– Даю вам полчаса, – сказал Стивен. – Ни минутой больше: эта молодая женщина должна оказаться дома в теплой кровати еще до того, как пропоют петухи.
Он пошел назад, к другому портшезу, где Киллик с упоением излагал Бондену подробности их бегства из Лондона: катафалком до Путни, мистер Пуллинс следом на траурных дрожках; «бездельники», кишащие по обеим сторонам дороги, почтительно снимают шляпы и кланяются.
– Ни за что не пропустил бы такого зрелища, ни за что, даже за боцманский патент!
Стивен походил взад-вперед, посидел в портшезе, походил взад-вперед, поболтал с Пуллингсом о его плавании в Индию, жадно впитывая рассказ о невероятной жаре на стоянке в Хугли, об иссушенных землях внутри материка, о незабываемом солнце, о тепле, которое льется даже с луны ночью.
– Если я вскоре не окажусь в теплом климате, – заявил Стивен, – можете меня похоронить и написать: «Здесь тот, кто умер от совершенного отчаяния».
Он нажал кнопку своего репетира, и среди завываний ветра послышались четыре мелодичных удара, потом еще три, обозначающие четверти часа. Из переднего портшеза не доносилось ни звука: но пока Мэтьюрин стоял, не зная, что предпринять, дверца открылась, Джек помог Софии выйти и крикнул:
– Бонден, возвращайтесь с мисс Уильямс на Парагон в другом экипаже. Догонишь нас на почтовом. Софи, дорогая, садитесь. Да хранит вас Бог!
– Да защитит и сохранит Бог вас, Джек. Заставьте Стивена завернуться в плащ. И помните: навсегда, – что бы они не говорили – навсегда, навсегда, навсегда.
