Текст книги "Фрегат Его Величества 'Сюрприз'"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Да я же только сказал, – пожал плечами Уилкс, впрочем, без малейшего испуга.
Какой же сильный отлив! Но он ведь слабеет, правда же слабеет? На форкастле появился Баббингтон.
– Сколько времени? – спросил Пуллингс.
– До пика отлива должно быть минут пять, – ответил Баббингтон. – Вместе они не спускали глаз с каната. – Но течение уже здорово слабеет.
Пуллингс ощутил к нему самое сердечное расположение.
– Нам придется завести на канат буй и приподнять якорь, как только мы сможем буксировать корабль снова, – продолжил Баббингтон. – Они сейчас готовят нечто вроде люльки, чтобы спустить его вниз.
Наконец отлив потерял силу, шлюпки принялись за буксировку, предварительно заведя буй на якорный канат. Пуллингс ушел с носа, чувствуя себя в одночасье помолодевшим.
– У вас все готово, мистер Стауртон? – спросил Джек.
– Все готово сэр, – глухо прозвучало в ответ.
– Тогда выбирайте канат. Мистер Пуллингс, берите ялик и ведите шлюпки. И налегайте на весла, поняли?
Они налегали, причем с охотой, и буксировка шла быстро. Но даже так наступил уже поздний вечер когда они миновали островок и оказались в небольшой бухте, обрамленной обрывистыми, поросшими лесом берегами. Покрытые зеленью и голые утесы росли прямо из воды по всей кромке берега, за исключением белевшей в дальнем конце полоски пляжа, да низвергавшегося вниз по черным скалам впечатляющего водопада, шум которого был практически единственным звуком, нарушающим мертвую тишину вокруг. Земля, выглядевшая на расстоянии такой гостеприимной, казалась не совсем такой на близком расстоянии: в двухстах ярдах от берега темная туча мух опустилась на корабль и шлюпки, облепив снасти, паруса, палубу и людей. Не двадцать четыре часа, а добрых тридцать миновали к тому моменту, когда носилки с мистером Стенхоупом вынесли из баркаса и бережно опустили на песок.
И без того маленький пляж показался ступившему на него Джеку совсем крошечным. Джунгли теснили его со всех сторон, огромные рассеченные листья нависали над жалкими кустиками взморника. Неподвижный воздух – ни единое дуновение ветерка не тревожило этой уединенной бухточки – был наполнен ароматом гниения и зудом москитов. Пока они подходили к берегу, до слуха Джека донесся гул барабана, и когда уши его привыкли к реву водопада, он снова различил этот звук, идущий с материка, с севера, но трудно было определить, насколько издалека. Стайка крыланов, каждый футов пять в размахе, пронеслась над их головами к большому, увитому лианами дереву; следя глазами за их зловещим полетом, Джек вроде как заметил темную фигуру, похожую на человеческую, крадущуюся среди зарослей. Он дернулся в том направлении, но стена джунглей была совершенно непроницаема, единственными брешами были два туннеля фута в два-три высотой. Обри отвернулся и оглядел полоску пляжа и море. Они натянули два тента, разожгли костер, блики которого мерцали в сумерках, повесили на шесте фонарь. Этередж расставил часовых. За палатками виднелся корабль; до него было не больше кабельтова, но глубина даже там составляла не менее двадцати саженей. Фрегат ошвартовали носом и кормой к деревьям, растущим на вдающихся в море излучинах, а со стороны моря завели лучший якорь. С такого расстояния «Сюрприз» выглядел просто огромным, через открытые порты виднелись горящие на главной палубе огни. За кораблем вздымался остров, блокирующий путь в море. Фрегат был здесь в безопасности от шторма, а его орудия господствовали над всеми подходами к стоянке. Но Джека не покидало неуютное ощущение, будто за ним наблюдают, и он поспешил к палаткам.
– Мистер Смит, – окликнул он восточного секретаря. – Вам приходилось бывать здесь раньше?
– Нет, сэр, – ответил Смит. – Эту часть страны малайцы посещают редко. Она принадлежит оранг-бакутам, маленькому черному народу. Вот: слышите их барабаны? Они переговариваются с помощью барабанов.
– Да? Ну и ну… Доктор рядом с пациентом?
– Нет, сэр. Он в другой палатке, готовит инструменты.
– Можно войти, Стивен? – спросил Джек, просовывая голову под тент. – Есть новости?
Стивен проверил заточку ампутационного ножа, срезав волосок с головы, и сказал:
– Будем оперировать, едва только достаточно рассветет, и если за ночь больной хоть немного восстановит силы. Я изложил ему обе альтернативы: риск проведения операции на теле, столь измотанном болезнью, и неизбежно фатальный результат промедления. Он склонился к операции, как к должному. С ним сейчас мистер Уайт. Только бы решимость ему не изменила. Мне потребуются еще два рундука и обмотанная кожей веревка.
Мистеру Стенхоупу изменил не дух, а сама жизненная сила. Всю ночь шум джунглей не давал ему спать, эхо бьющих по обе стороны от бухты барабанов будоражил ум, выносить неподвижную духоту ночи было превыше его сил. Около трех часов пополуночи он умер, ведя спокойный разговор о церемониях при дворе султана и настаивая на недопустимости подчинения какому-нибудь неприемлемому требованию. Рокот барабанов и речь о приеме словно сливались в единое целое. Он даже не понял, что умирает. Оставшиеся до рассвета часы Стивен и капеллан провели рядом с ним, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам: кваканью и стрекоту бесчисленных рептилий, неизвестно кому принадлежавшим криками, уханью и хрюканью. К этим звукам примешивались более мощные, доносившиеся из глубины леса: рев тигра то и дело слышался в разных местах; непрерывно стучали барабаны, то приближаясь, то отдаляясь.
Они похоронили его утром в дальнем краю бухты. Морские пехотинцы дали залп над могилой, а корабль положенный рангу посла салют, поднявший в воздух тучу птиц и летучих мышей, изгнанных из загудевшей пещеры. Все офицеры, как и большая часть команды, были в парадной форме, с клинками «на караул».
Джек решил воспользоваться столь удобной стоянкой, чтобы подправить дифферент фрегата. За это время корабельный плотник вытесал из дерева крест. Крест выкрасили белой краской, и не успела она высохнуть, как фрегат уже оказался в море, уложив пахнущий тиной якорный канат в канатный ящик.
Джек смотрел через окно кормовой галереи на удаляющуюся землю, казавшуюся темно-бардовой в отблеске окутавших ее дождевых туч.
– Наша миссия оказалась сизифовым трудом, – заметил он.
Словно отвечая ему, Стивен продекламировал:
Все, все в этом мире лживо;
Твоя добыча – сама охотник;
Победы твои никому не нужны;
Твои влюбленные все неверны.[48]48
Из поэмы Джона Драйдена Secular Masque.
[Закрыть]
– И все-таки, – заявил Джек после долгой паузы, – все-таки мы на пути домой. Наконец-то мы идем домой! Боюсь, мне придется зайти в Калькутту – но именно зайти: привет Калькутта, и тут же прощай! И домой под всеми парусами. – Он замолчал, размышляя о чем-то. – Кстати, если мы не станем терять времени, то перехватим Китайский флот Компании, и перешлем нашу почту. Вопреки их бравому внешнему виду, в подражание боевым кораблям, они не что иное как каждую-ночь-берущие-на-марселях-рифы старые галоши, вот они кто. И не стоит обобщать насчет влюбленных, Стивен.
Глава девятая
Фрегат встретил их на восемьдесят девятом меридиане восточной долготы. Вереница огней была замечена в конце полуночной вахты, и когда поднялось солнце, большая часть «сюрпризовцев» уже толпилась на палубе, глазея на перегородившую горизонт стену парусов: тридцать девять кораблей и бриг, разделенные на два отряда. За ночь они несколько разбрелись, и теперь, подчиняясь сигналам коммодора, стягивались вновь, лениво подставляя паруса слабому северо-восточному ветру. Подветренный дивизион – если это нелепое сборище уместно называть дивизионом – состоял из местных судов, направляющихся в Калькутту, Мадрас или Бомбей, а также из нескольких иностранных парусников, присоединившихся к конвою ради защиты от пиратов и точной навигации; его строй растянулся по морю на добрых три мили. Зато наветренный, включавший в свой состав шестнадцать кораблей – все без исключения крупные «индийцы», предназначенные для прямых рейсов между Кантоном и Лондоном – мог похвастаться порядком, не посрамившим бы чести даже Королевского военного флота.
– А вы совершенно уверены, что это не военные корабли? – спросил мистер Уайт. – Благодаря этим рядам орудий они выглядят удивительно на них похоже. Просто удивительно, по крайней мере, на взгляд сухопутного человека.
– Что верно, то верно, – отозвался Стивен. – Они и стараются выглядеть таковыми. Но я убежден: стоит подойти поближе, и мы заметим стоящие между орудиями бочки для воды, а на палубе – кипы тюков, чего на боевом корабле никогда не потерпят. Вдобавок флаги и вымпелы, реющие на соответствующих местах, отличаются от военных: я не берусь в точности сказать в чем разница, но для глаза моряка совершенно очевидно, что это не королевские инсигнии. И еще: капитан отдал приказ идти на сближение с ними, чего никогда не сделал бы, имей мы перед собой вражеский флот столь внушительный по численности.
– А он сказал: «Держи в бейдевинд», и прибавил богохульство, – заявил капеллан, неодобрительно покачивая головой.
– Они всегда так, – кивнул Стивен, – на море иначе не могут.
Устроившись на грот-салинге, Пуллингс вызвал к себе наверх Уильяма Черча, малютку мичмана, совершавшего свой первый поход, за время которого, как казалось, он нисколько не вырос, скорее даже съежился.
– Значит так, паренек, – начал лейтенант, – ты повсюду слышал толки о богатствах Востока, но нигде не мог увидеть их: ни в Бомбее, ни в других местах – только тучи мух, грязь, да безбрежное море. А вот теперь возьми трубу и погляди на корабль, идущий под вымпелом. Это «Лашингтон», я сделал на нем два рейса. Следом за ним идет «Уорли» – отличный ходок – им, считай, и управлять не нужно, и быстр для «индийца». Строгие обводы – его можно принять за фрегат, пока не окажешься на палубе. Как видишь, они несут фор-стаксели, как и мы: «индийцы» – единственные среди торговых судов, кто имеет фор-стаксели. Кое-кто почитает это за наглость с их стороны. А вон еще один – с незарифленным марселем, который они пытаются обуздать – Господи Исусе, это же прям хорнчерчская ярмарка! Они забыли потравить шкот у стакселя – видишь, как помощник в горячке мечется в горячке по переходному мостику? Его даже отсюда слышно. С этими ласкарами всегда так: иногда они вполне сносные матросы, но забыть могут хоть алфавит, и даже если что-то делают, то никогда не делают это быстро. Судно за кормой у них – то, с заплатанным кливером – это «Хоуп», а может «Оушн» – они похожи, как две капли воды. Впрочем, все корабли, которые ты видишь в наветренной линии, мы называем тысячадвухсоттонными, хотя, если быть точным, некоторые имеют водоизмещение в тысячу триста и даже в тысячу пятьсот темзенских тонн. Вот, скажем, «Вексфорд», вон он, со сверкающей на солнце бронзовой восьмифунтовкой на форкастле – но мы все равно называем его тысячадвухсоттонным кораблем.
– Сэр, а не проще ли было называть его полуторатысячетонным?
– Может и проще, но так не принято. Не стоит ломать устоявшееся, не стоит, дружок. Если бы капитан услышал, как ты тут разводишь философию на этот жуткий якобинский, демократический лад, он спустил бы тебя в море на трехдюймовой доске, приколотив к ней гвоздями твои уши. На Средиземном он уже проучил таким способом трех глупых мичманов. Нет-нет, не стоит тревожить устои: вот французы потревожили, и посмотри, к чему это привело. Но я позвал тебя сюда затем, чтобы показать богатства Востока. Посмотри на них: переведи взгляд от коммодора вперед, к передовому кораблю, это, если не ошибаюсь, «Ганг»; потом к замыкающему строй тихоходу, на котором ставят брамсели и которого здорово сносит под ветер. Смотри внимательно, поскольку не скоро еще увидишь такое зрелище: ты видишь чистых шесть миллионов фунтов, не считая личных товаров, принадлежащих офицерам. Шесть миллионов фунтов: Бог мой, какой приз!
Офицеры, которым выпало на долю перевозить на свой неспешный ост-индский лад через океан такие огромные сокровища получали за свой труд немалое вознаграждение: это в лучшую сторону сказывалось на их характере, ибо позволяло проявлять королевскую щедрость – во всех морях не найти было более гостеприимных людей. Едва коммодор – капитан Маффит – заметил в проблесках рассвета высокие мачты фрегата, он послал за своими шеф-поварами: китайским и индийским. Над «Лашингтоном» взвились два сигнала. Первый для «Сюрприза»: «Просим капитана и кают-компанию отобедать у нас». Второй для конвоя: «Всех молодых красивых женщин на флагман для обеда с офицерами фрегата. Повторяю: молодых. Повторяю: красивых».
«Сюрприз» шел в кабельтове от «Лашингтона». По всему конвою сновали шлюпки, перевозя одетых в шелка молодых женщин и офицеров в расшитых золотом синих мундирах. Роскошный салон «индийца» был полон людьми и веселым гомоном – новости Европы, Индии и Дальнего Востока, новости про войну, про общих знакомых, слухи; разговор пустой, но оживленный; бесчисленные тосты за Королевский флот, за достопочтенную Ост-Индскую компанию, за процветание торговли. Офицеры фрегата загружались роскошными яствами и винами. Соседка мистера Черча, прелестное полноватое создание с золотистыми волосами, потчевала мичмана с должным его мундиру уважением, предлагая отведать еще немного лакированной утки, или кусочек свинины, или дольку ананаса, или сдобную кантонскую булочку, и убедившись, что никто не смотрит, трижды подставляла ему свою тарелку с пудингом. Но даже такой поток благодеяний не находил отклика: Черч не мог оторваться от торта в форме пагоды Кван-Джин – оставалось еще восемь ярусов, а девиз его любимого капитана гласил: «Не теряй ни минуты!» Не вступая в разговор, юноша молча поглощал пищу. Девушка в замешательстве посмотрела на хирурга фрегата, сидевшего напротив нее, но и там не нашла поддержки. Когда леди удалялись – за ними тут же последовал Баббингтон, пробормотав что-то про забытый в шлюпке платок, – она задержалась рядом со старшим офицером «Лашингтона» и сказала ему:
– Прошу вас, приглядите за этим ребенком в мундире, как бы с ним не было плохо.
Она провожала его глазами до фрегата, но взгляд ее не мог видеть, а сердце прочувствовать его торопливого перемещения от палубы до мичманского кубрика: там те, кто вынужден был оставаться на борту, угощались присланным с «индийца» роскошным угощением. В свою очередь Джек, вернувшись на «Сюрприз», отказался от еды, не будучи в силах проглотить ничего существенного. Скинув мундир, платок, жилет и бриджи, он распорядился принести нанковые штаны и кофе.
– Не желаешь ли чашечку, Стивен, – предложил Джек. – Бог мой, как здорово ощущать, что есть где развернуться!
За исключением мистера Уайта, слишком бедного, чтобы оплатить проезд, свита посла перебралась на «индийца», и большая каюта снова оказалась в распоряжении капитана.
– И какое удовольствие избавиться от этого проклятого маленького мерзавца Эткинса.
– Да, он здорово досаждал, но вряд ли его стоит называть мерзавцем, – отозвался Стивен. – Он просто слаб, и глуп.
– Сказав слаб, ты сказал этим все. Ты слишком склонен искать оправдания для подонков, Стивен: ты спас этого мерзкого типа, Скрайвена, от виселицы, пригрел его на груди, доверял ему. А кто заплатил по счетам? Дж. Обри, вот кто. Выпей-ка кофе: после такого обеда душа просит кофейку… Обед был первый сорт, ей-богу. А лучше той утки мне ничего не доводилось пробовать.
– Больно было видеть, как ты поглощаешь порцию за порцией: от утки причиняется меланхолия. Да и жирный соус, которым она была полита – вовсе не та вещь, которую можно рекомендовать при твоей фигуре. Такие блюда чреваты апоплексией. Я подавал тебе знаки, но куда там.
– Так вот почему ты выглядел таким несчастным?
– Еще меня раздражали мои соседки.
– Эти нимфы в зеленом? Симпатичные девицы.
– Сразу видно, что ты давно уже в море, раз способен называть этих короткошеих, толстопалых, вульгарных тупиц с волосами цвета соломы и грубыми чертами лица таким нежным именем. Нимфы, как же. Если они нимфы, то обитают, видно, в каком-то вонючем грязном пруду: у ведьмы слева от меня было зловонное дыхание, и меня утешало только то, что ее сестра оказалась еще ужаснее. Да и верхнее платье их было небезупречным, а нижнее, не сомневаюсь, еще хуже.
«Эй, сестренка, – кричит одна, обдавая меня ароматом гнилых зубов, – Эй, сестренка», – вопит вторая. Никогда не приходилось видеть сестер, носящих одинаковые платья, кричаще распутные, и одинаковые, похожие на космы Горгоны локоны, спускающиеся на низкие, преступного вида лбы. Это же настоящая суперфетация вульгарности: врожденной и заботливо взрощенной. Меня страшит мысль, что этот выводок заполонит Восток. Будь любезен, налей мне еще кофе. Совершенные скоты.
Он мог бы добавить, что эти юные леди начали разговор с обсуждения мисс Вильерс из Бомбея, только что прибывшей в Калькутту: доктору не доводилось слышать о ней в Бомбее? – это не более чем авантюристка, такая ужасная. Они видели ее у губернатора, она была одета очень вызывающе, и вовсе не красиво. О ней ходят разные слухи, они вынуждены принимать ее и делать вид, что ничего не знают, поскольку ее мужчина… друг… «скажи «покровитель» сестренка», – очень влиятелен, живет на широкую ногу, как принц, – говорят, она погубила ему жизнь. Какой был видный мужчина: высокий, обходительный, можно было принять за одного из наших. А как смотрел на Эджи! И обе прыскают в мятые носовые платки, подбадривающее хлопая друг друга пониже спины.
Он колебался, стоит ли ему говорить об этом.
– Эти женщины неподобающим образом отзывались о Диане Вильерс, что рассердило меня. В Бомбее я сделал ей предложение руки и сердца, и в Калькутте буду ждать ответа. Мне следовало рассказать тебе об этом раньше: искренность в отношениях требовала сделать это раньше. Прости меня за недостаток искренности…
– Ах вот как! – прервал его Джек. – И поэтому тебе они и не понравились, насколько я понимаю. Мне жаль. А вот мы с соседом – Маффитом, я хочу сказать, – прекрасно сдружились. А вот сидевшая по другую руку соседка оказалась дурнушкой: никакой груди. Я думал, что плоскогрудые вывелись уже давным-давно. А вот от него я в восторге: первоклассный моряк, совсем не похож на обычных капитанов Компании. Не то, чтобы я считал их плохими моряками, но они, так сказать, pianissimo, если ты понимаешь, о чем я.
– Мне известно, что значит pianissimo.
– Он совершенно разделяет мою идею насчет установки бом-брам-стеньги над стеньгой, упирая шпор в ее клотик: у него именно такой рангоут – ты, безусловно, это заметил, – и это позволяет ему выиграть лишний узел при умеренном ветре. Я намерен испробовать это. Маффит отличный парень: он обещал передать нашу почту на лоцманский катер как только они окажутся вблизи берега.
– Полагаю, ты выразил Софи пожелание приехать на Мадейру? – пробормотал Стивен.
– А еще он здорово разбирается в артиллерии, что редкость даже для военного флота. Он прилагает все старания, чтобы подготовить своих людей, но у него, бедняги, слишком мало стволов.
– Но то что я вижу, производит впечатление целого леса орудий. Даже больше чем у нас, если я не ошибаюсь.
– Дело в том, дружище Стивен, что это не пушки. Это каннонады.
– А что такое каннонады?
– Ну, это каннонады – половинки от восемнадцатифунтовиков. Как бы объяснить: ты имеешь представление о карронадах?
– Конечно. Это такие короткие штуковины на станках, весьма несоразмерные в пропорциях, стреляющие жутко большим шаром. Я заметил несколько таких у нас на корабле.
– Ну ты и лис, как я посмотрю: ничто от тебя не укроется. Ну ясное дело, ты знаешь, что такое пушка, большое орудие? Отлично. Теперь мысленно скрести эти два вида, и выйдет уродливый ублюдок весом в две тысячи восемьсот фунтов, который подпрыгивает в воздух, разрывая брюки всякий раз, когда ты пытаешься заставить его выстрелить, и не попадает в цель не то что с пятиста, но даже с пятидесяти ярдов, Это и есть каннонада. Но даже если бы Компания заботилась бы о своих интересах и снабдила бы их настоящими пушками, то кто стал бы стрелять из них? Маффиту нужно триста пятьдесят человек, а что у него? Полторы сотни, из них большая часть повара и стюарды, притом повара и стюарды из ласкаров. Святый Боже, что за легкомысленный способ перевозить шесть миллионов через весь земной шар! Но у него правильный взгляд на использование бом-брам-стеньги; и я намерен это испробовать, хотя бы пока на фок-мачте.
Два дня спустя «Сюрприз», один в туманном неспокойном море, опробовал это новшество. Плотник и его команда работали все утро, и вот, после наскоро законченного обеда, длинную стеньгу подняли наверх сквозь переплетенье тросов. В условиях волнения задача была непростой, и Джек распорядился не только лечь в дрейф, но и отложить выдачу полуденного грога: ему не к чему был излишний энтузиазм на талях, и он знал, что отсрочка подстегнет рвение – никто не станет тратить время на перекуры: что без толку пытаться перевести дух в такой жуткой духоте, да и перед товарищами совестно. Стеньга ползла выше и выше, и Джек, наблюдая за процессом через полуприкрытые из-за рассеянного солнечного света глаза, соразмерял последовательность рывков с раскачиванием корабля. Последние полфута, и вся команда затаила дыхание, не сводя взора со шпора стеньги. Еще немного выше, новенький трос заскрипел в талях, натужно затрепетав, потом, с толчком и стуком, шпор коснулся топа стеньги.
– Полегче, полегче там! – закричал Джек. Еще чуть-чуть. Находившийся у топа боцман махнул рукой. – Майна!
Трос ослаб, шпор вошел в эзельгофт. Все кончилось.
По «Сюрпризу» прокатился всеобщий вздох. Словно занавес по окончании душераздирающей драмы опустились грот-марсель и фок: они наполнились ветром, и боцман просвистел отбой. Фрегат откликнулся сразу же, ощущая его движение Джек смотрел вверх, на новую бом-брам-стеньгу, шедшую сначала параллельно брам-стеньге, и возвышающееся потом над ней: конструкция обещала быть гибкой и прочной. Джека охватила радость – не столько из-за стеньги, сколько из-за скорости корабля – своего милого корабля, который был таковым не только потому что он им командовал. Это было совершенное, полное счастье.
– Эй, на палубе! – раздался далекий, какой-то неуверенный и смущенный голос впередсмотрящего. – Слева по носу парус. Возможно два.
Неуверенный, потому что в третий раз докладывать о появлении Китайского флота было бы глупостью, смущенный, потому что нужно было давно сделать это, а не пялиться на захватывающий спектакль со стеньгой. Оклик вызвал небольшой интерес: вот-вот закончится возня со стеньгой и реями и наступит время выдачи грога. Не дожидаясь приказов, матросы с охотой занимались с парой вант, другие нетерпеливо ждали на салинге, когда протянут брасы. Но Джек и первый лейтенант внимательно наблюдали за еле различимыми в дымке кораблями – они казались неестественно большими для дистанции в четыре мили, и становились все больше по мере того, как фрегат приближался к ним: «Сюрприз» делал добрых пять узлов при устойчивом северо-восточном ветре.
– Что это за старомодная посудина, несущая крюйс-стаксель под грот-марселем? – воскликнул Стауртон. – Кажется, следом за ней еще два судна. Вот уж не подумал, что они-таки могли догнать нас.
– Стауртон… Стауртон! – закричал Джек. – Это Линуа! К повороту! Лево на борт, быстро! Убрать грот. Спустить вымпел. Стаксель, грот-брамсель. Морских пехотинцев сюда: на грота-брасы. Навались, навались! Мистер Этередж, взбодрите своих людей!
Баббингтон примчался на ют с докладом о готовности фор-бом-брам-рея; резкий поворот фрегата, совпавший с крутой волной, привел к тому, что лейтенант потерял равновесие и растянулся прямо у ног капитана.
– Ну и ну! – воскликнул Джек. – Пожалуй, в своем проявлении почтения вы заходите слишком далеко, мистер Баббингтон.
– Рей установлен, сэр, – отрапортовал Баббингтон.
Заметив хищное выражение лица Джека, дикий блеск в его глазах, он, полагаясь на долгое знакомство, осмелился спросить:
– Что случилось, сэр?
– Случился Линуа, – ответил Джек с усмешкой. – Мистер Стауртон, немедленно заведите на стеньгу штаги. И не перетяните ванты, не то сломается. Поднять все лисели и стаксели. Ставьте все паруса, которые он способен нести. После чего, полагаю, можете готовить корабль к бою.
Захлопнув трубу, капитан словно мальчишка взбежал на мачту. «Сюрприз» развернулся почти на пятачке, и теперь лег на новый курс, идя на норд и круто к ветру. Он резко накренился на бакборт под действием массы парусов, под форштевнем взметнулся высокий бурун. Французы слегка расплывались в дымке, но Джек видел, что ближайший к ним подает сигналы. Оба шли курсом, нацеленным на перехват «Сюрприза» – они заметили его раньше – и теперь последовательно поворачивали за ним. Впрочем, им не удалось бы зайти ему в кильватер без смены галса: слишком далеко они находились. За этой парой виднелся более крупный корабль, еще один просматривался зюйд-весте, почти неразличимый на горизонте: вероятно, бриг. Эти три продолжали идти прежним курсом, и было очевидно, что они идут веером, просматривая пространство миль в двадцать, и движутся с очевидным намерением перекрыть путь, которым завтра пройдет тихоходный Китайский флот. С самого утра то тут то там слышались удары грома, но теперь к далеким раскатам примешался звук орудийного выстрела. Без сомнения, это адмирал призывал к себе подветренные корабли.
– Мистер Стауртон, – скомандовал Джек. – Голландский флаг и три первых сигнальных флага, которые попадут под руку, а также выстрел на ветер. Нет, два выстрела.
Французские фрегаты торопились: ставили брам-стаксели, кливеры и бом-кливеры. Под форштевнями у них поднимались высокие буруны. Первый навскидку делал узлов восемь, второй – все девять, но дистанция увеличивалась, и с этим ничего нельзя было поделать. Первой задачей Джека было выяснить, с кем он имеет дело. Палуба у него под ногами напоминала растревоженный муравейник; до слуха его доносился стук киянок плотников, разбиравших переборки между каютами. Понадобилось несколько минут прежде чем эта неразбериха сменилась строгим порядком: палуба очищена, орудия переведены из походного положения в боевое, рядом с каждым застыл расчет, всякий номер на своем месте, часовые у люков, над погребами растянуты смоченные водой касторовые экраны, по палубам рассыпан влажный песок. Сотни раз его парни выполняли эти операции, но еще не разу не делали этого всерьез. Как поведут они себя в бою? Так как надо, никаких сомнений: так ведет себя большинство людей, если их есть кому вести, а на «Сюрпризе» таких достаточно. Возможно, с первыми выстрелами слегка напортачат, но затем все будет зависеть от того, сколько пороха у них осталось. Согласно вчерашнему рапорту – по двадцать выстрелов на орудие и достаточное количество пыжей: Хэйлс очень дотошный канонир. В этот момент он хлопочет в своей крюйт-камере словно пчелка.
Бегство не могло продолжаться вечно. Джек намеревался дать французам еще две минуты, после чего наступит его черед действовать. Второй фрегат вырвался вперед. Скорее всего, это был тридцатишестипушечный «Семийянт» с двенадцатифунтовыми орудиями на главной палубе. «Сюрпризу» такой был по зубам. Обри переместился ближе к ноку рея, чтобы лучше видеть, так как враг находился за кормой, и сосчитать пушечные порты было непросто. Да, это «Семийянт», а тяжелый фрегат позади него – это «Бель-Пуль», сорокапушечный, с восемнадцатифунтовыми орудиями – крепкий орешек, если им хорошо управляют. Он невозмутимо наблюдал за фрегатами. Да, управляют ими хорошо. Оба корабля были несколько валкими, видимо, из-за истраченных запасов, оба не слишком хороши на ходу – еще бы, они наверняка обросли солидной «бородой» за время плавания в теплой, как парное молоко, воде, да и шторма их изрядно потрепали. И все-таки красавцы, и экипажи их, без сомнения, хорошо знают свое дело: фор-стаксель на «Семийянте» выбрали буквально в мгновение ока. С точки зрения Джека «Бель-Пуль» вел бы себя лучше, если убавить парусов – создавалось ощущение, что фор-брамсель работает не на пользу, но надо думать, капитан лучше знал свое судно.
Появился запыхавшийся Брейтуэйт.
– Наилучшие пожелания от мистера Стауртона, сэр. Корабль к бою готов. Прикажете бить «все по местам», сэр?
– Нет, мистер Брейтуэйт, – поразмыслив, ответил Джек. Еще некоторое время сражения не ожидается, и не стоит томить людей, держа их на постах. – Нет. Но прошу, передайте ему мое пожелание немного убавить парусов. Выберите немного булини, а шкоты потравите примерно на полсажени, но не очень наглядно – вы меня понимаете? Старый фор-стаксель номер три привяжите к тросу и вытравите через кормовой порт.
– Есть, сэр, – отозвался Брейтуэйт и исчез. Через несколько минут скорость фрегата начала падать, а по мере того, как плавучий якорь наполнялся водой, раскрываясь, она падала все быстрее.
Стивен и капеллан стояли у гакаборта, наблюдая за происходящим с задней оконечности бакборта.
– Боюсь, они приближаются, – заметил мистер Уайт. – Я уже могу различать людей на передней части ближнего корабля, да и дальнего тоже. Глядите, они стреляют из пушки! Поднимают флаг! Дайте трубу, прошу вас. Ну и ну, это же английский флаг! Поздравляю вас, Мэтьюрин, поздравляю с избавлением! Должен признаться, я-то уже думал, что мы оказались в очень опасном, крайне неприятном положении. Ха-ха-ха! Это же наши друзья!
– Haud crede colori[49]49
Не доверяйся цвету (лат.)
[Закрыть],— заявил Стивен. – Взгляните-ка наверх, дорогой сэр.
Мистер Уайт поднял глаза на бизань-гафель, где гордо развевался триколор. – Это же французский флаг! – поразился он.
– Нет. Голландский.
– Мы плывем не под фальшивым флагом! Как такое может быть?
– Может, – сказал Стивен. – Они стараются обмануть нас, мы стараемся обмануть их. Обманом за обман. Насколько я понимаю, это в порядке вещей, все равно что приказать слуге… – Ядро, посланное из погонного орудия «Семийянта» вспенило воду недалеко от кормы фрегата, и пастор отпрянул, – говорить что вас не дома, тогда как вы в этот момент лакомитесь кексами у камина и не желаете, чтоб вас беспокоили.
– Я частенько так делал, – признался мистер Уайт, по лицу у которого пошли какие-то странные пятна. – Господь да простит меня. И вот я оказываюсь здесь, в самом пекле битвы. Никогда бы не подумал, что такое могло случиться – я ведь человек мирный. Впрочем, мне не к лицу подавать дурной пример.
Ядро, ударившись в гребень волны, срикошетило на квартердек, в направлении аккуратно сложенных коек. Оно упало на палубу с безобидным стуком, два мичмана ринулись к нему, завязалась потасовка; наконец сильнейший завладел добычей и бережно завернул ее в свой жилет.
