Текст книги "Майами"

Автор книги: Пат Бут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

50

– Простите. Простите. Дьявол, да уберись с моей дороги! – Питер Стайн выкрикивал эти слова, проталкиваясь вперед в толпе высадившихся пассажиров. Он поглядел на часы. Двенадцать тридцать. Рейс из Мексико-Сити, единственный рейс из Мексики в Майами в это утро, вероятно, совершил посадку. В этот самый момент та модель, которую должна встретить Криста, вероятно, проходила через иммиграционную службу, либо, что хуже, через таможенников, а где-то возле ворот ее ждала Криста.

С того момента, как полицейский обмолвился об этом, Питер понял, что речь идет о Кристе. Сколько тут могло быть экс-моделей, которые сняли фильм и открыли агентство на Саут-Бич? Он прямо спросил парней, не имеют ли они в виду Кристу Кенвуд. Они не подтвердили прямо, но взгляд, которым обменялись, служил красноречивым подтверждением. Они поняли, что сказали слишком много, и через пару минут после этого исчезли. Питер только и ждал этого. Моментально его жизнь превратилась в сплошную полосу действий, беспокойства и страха. Полицейский сказал, что операция проводится в аэропорту Майами «прямо сегодня». Но когда Питер включил радиотелефон и запросил в справочном информацию о рейсах из Мексики, то узнал, что первый самолет оттуда должен совершить посадку в двенадцать пятнадцать. Потом он попытался связаться с Кристой в ее конторе, но там не имели ни малейшего представления, где она находится. Ее нигде не было, она не захватила с собой сотовый телефон. Ее ждали назад после ланча и обещали передать, что он звонил. Теперь, по крайней мере, он приблизительно знал, когда произойдет несчастье. Из Ки-Уэста летел самолет, который сядет в МИА где-то сразу после двенадцати. «Тиара» выдала сорок миль в час, на которые была способна, и он примчался на дьявольских крыльях в аэропорт. Оставались считанные минуты.

Во время неровного полета в крошечном частном самолете, закованный в цепи вынужденного бездействия, Питер старался осмыслить случившееся.

Вывод получался единственный. Кристу подставляли. И наказание за преступление, которого она не совершала, исковеркает ее жизнь. Кому-то нужно было уничтожить ее таким образом. Он даже догадывался, кому. Он знал про Россетти. Такой трюк был в его духе. Но сейчас это не имело значения. Единственный вопрос заключался в том, как предотвратить трагедию. Если ему удастся отыскать Кристу до ее роковой встречи, то шанс появится. Она не должна взять в руки посылку с наркотиками, или что там еще могло быть. Если Криста, ничего не подозревая, возьмет у курьерши посылку на глазах у свидетелей из ДЕА, которые будут держать ее под наблюдением, то дверь тюремной камеры захлопнется за ней, возможно, на всю жизнь.

Он побежал. Перед ним тянулся длинный коридор, полный препятствий – дети, инвалиды на каталках, зевающие туристы. Он обегал их, расталкивал, воздух свистел в его легких. Он смутно знал, где находится. Ему нужно было попасть на цокольный этаж, где пассажиры международных рейсов направлялись через стеклянные двери на улицу по узкому проходу. Криста будет стоять там, под надзором полицейских, в бурлящей толпе, беспомощная перед ужасным несчастьем. Он свернул в главный вестибюль, обливаясь потом от напряжения и паники. Внезапно ему пришла в голову мысль, что он похож на террориста, бегущего от оставленной бомбы. Он замедлил свои шаги до рыси, жертвуя скоростью, чтобы избежать риска быть остановленным.

Который вестибюль принадлежал компании «Американ»? Пользовались ли им и другие линии? Господи, он совершенно забыл, но предположил, что так оно и есть. Вот эскалатор. Прыжок на него. Эскалатор забит толстыми иностранцами. Никто не желал идти пешком. Все ехали. Стоит ли ему пробираться сквозь них? Нет, бесполезно. Так он и стоял, застыв – секунды отделяли его от самого страшного момента в жизни, на самом медленном эскалаторе в Западном полушарии.

51

Криста терпеть не могла дожидаться кого-то. Да и чего-то тоже не любила ждать. Она гордо шла по забитой народом площадке, зажатой загородками, и выдерживала взгляды дешево одетой толпы. Посмотрела на часы. Самолет из Мексико-Сити совершил посадку вовремя. Слава Богу. Прямо сейчас Мона, видимо, проходит через двери, вся из себя броская, чувственная, закутанная в деланную улыбку. Как забавно. Некоторые люди всегда причиняют беспокойство, даже когда спят. Мона одна из таких.

Криста поймала на себе взгляд какого-то испанца зловещего вида, который с интересом разглядывал ее. Боже, мужчины могут вгонять в беспокойство своим взглядом. По какой-то причине, вероятно, потому что это не запрещено законом, они чувствуют, что им позволено насиловать тебя глазами. Она расхаживала, как испуганный жеребенок, по замкнутому пространству. Ей не нравилось чувствовать себя в клетке. Она не любит тереться плечами в толпе. Тратить время на причуды какой-то модели, которая ее раздражает. Внезапная мысль поразила ее. Роб и Мери, вероятно, сидят сейчас в гостиной ее дома. Как проходит та маленькая встреча? Хорошо бы спокойно. Иначе Кристе придется вытерпеть взбучку от Лайзы за свое коварное сводничество.

Черт возьми, где же Мона? Подожди-ка минутку, а не она ли это стоит по другую сторону стеклянных дверей, в темных очках и смешной шляпе?

Мона была в напряжении. Она провела долгую, бессонную ночь, добивая остатки кокаина, чтобы не рисковать с ним в аэропорту Майами. Она приложила все усилия, чтобы отгородиться от мира очками и шляпой, но все же казалась себе параноиком на краю пропасти – ее не оставляло предчувствие чего-то ужасного, что вот-вот случится.

Она все еще не могла понять, почему Джонни так решительно и твердо настаивал, чтобы она заставила Кристу лично встретиться с ней, но Джонни всегда полон тайн, это и составляло часть его обаяния, если таковое у него имелось. К тому же она с большим облегчением отделается от чертовых фотоаппаратов Бреддока. Они предназначались для Кристы, не для Бреддока. Она отдаст их и выбросит из головы… будет только помнить о баксах и о работе для «Браво», которые получит в награду за хлопоты. Да, удачная сделка. Она зажала тяжелую посылку под мышкой и старалась не обращать внимания на тощего типа с тонкими усиками, который, вероятно, втрескался в нее и теперь приклеился к ней как липучка. Этому идиоту и присниться не могут все те соблазнительные заказы, которые обступят ее со всех сторон, как створки раковины. Иисусе! Вообще-то, видимо, трудно быть парнем… бриться, носить ужасные короткие носки и все это ужасное нижнее белье…

Она повторила для себя, что скажет Кристе. Лучше всего будет сказать все прямо. Криста не принадлежала к числу доморощенных драматических актрис. Мона просто передаст посылку и скажет, что решила вернуться к Джонни в «Эль», и прости-прощай, никаких рыданий… Да, этого, пожалуй, достаточно… Боже, сейчас она не отказалась бы от хорошей порции кокаина.

Где же Криста? Лучше бы она пришла. Это то, что требуется Джонни, а его лучше не раздражать. Она поглядела сквозь стеклянные двери на толпу. Вон та, справа вдалеке, походила на Кристу. Не так много женщин на земле могут похвастаться сходством с ней.

Питер Стайн положил дрожащую руку на плечо Кристы и резко повернул ее к себе. Ее глаза широко открылись, когда она увидела его перед собой.

– Поцелуй меня, – прошипел он.

– Не хочу…

Он прижал свои губы к ее губам, прежде чем она успела договорить. Это был поцелуй дикаря. Губы царапали ее, а глаза вращались, как орудийные башни, когда он с силой запрокинул ее голову. Толпа смотрела на него, некоторые улыбались, другие удивлялись, а третьи даже и не замечали. Он крепко обхватил ее руками, чтобы она не смогла вырваться, а в голове бешено крутились мысли, когда он старался сообразить, что сказать ей за оставшиеся в его распоряжении секунды.

Он чуть отодвинулся от нее, и его рот находился в паре сантиметров от нее.

– Ну!..

– Криста, Криста. Не задавай вопросов. Поверь мне. Поверь мне. Обещай это. Ты в опасности. За нами слежка.

– Что ты еще…

– Кого ты встречаешь?

– Мону.

– Ты еще не встретилась с ней?

– Нет, она сейчас придет. Я вижу ее…

– Какая она? Быстро! Опиши ее.

– Черная, в дурацкой шляпе.

– Она принесет тебе коробку? Чемодан? Что?

– Да. Она принесет фотоаппараты для Билла Бреддока. А что? В чем дело?

Питер повернул ее так, чтобы его тело оказалось между Кристой и стеклянной дверью.

– Криста. Я очень люблю тебя. Делай, что скажу. Обещай.

– Питер, ты не можешь просто войти в мою жизнь и… – Она смутилась и засмеялась. Опасность? Слежка? Черт побери, она просто встречает модель в аэропорту, и вот столкнулась с Питером Стайном, мужчиной, которого не в состоянии выбросить из головы. А она еще гадала, увидит ли когда-нибудь его опять, и вот он говорит о любви и целует ее на глазах у всего Майами.

– Это провокация с наркотиками, – тебя подставляют, – прошептал он. – Отправляйся прямо на улицу. Слышишь? Не разговаривай с Моной. Не гляди на нее. Иди прямо в контору своего адвоката и жди там. Сиди в его приемной до тех пор, пока не получишь известия от меня. Поддерживай связь со своей конторой. Сообщи им, где ты. Делай это немедленно, ладно? Иди, Криста. Иди. – Он оттолкнул ее от себя.

Потом посмотрел через плечо. Черная красавица в нелепой шляпе входила в двери. Это и должна быть Мона. Прямо рядом с ней шел парень. Потом Питер увидел другого, в десяти футах от него, возле загородки. Тот заметил Мону, и его глаза забегали от Моны к Кристе, от Кристы к Моне.

– Иди, Криста, – сказал Питер.

Наконец, она подчинилась ему. Поняла все по его глазам, где засел страх, озабоченность и приказание повиноваться. Повернулась и быстро пошла прочь, не оглядываясь. Дверь на улицу захлопнулась за ней, и он увидел, как она останавливает проезжавшее мимо желтое такси. Недоумение разлилось по лицу парня, стоявшего у загородки. Он шагнул вслед за Кристой. Потом шагнул к Моне. В нерешительности двинулся к Питеру.

Мозг Питера работал с предельной четкостью. Он видел все с остротой наблюдателя. Мона шарила взглядом по толпе. Это же делал и тощий человечек, стоявший рядом.

Питер подошел к ней.

– Мона!

– Да? А где Криста? Она с тобой?

Парень, что шел рядом с ней, остановился. Он обратился в слух.

– Ты привезла фотоаппараты для Бреддока? – громко спросил Питер.

– Да, они здесь. Я должна передать их Кристе. Где она? И кто ты такой?

– Она просила сообщить тебе, чтобы ты сама везла их к Бреддоку из аэропорта. – Голос Питера дрожал. Он почти кричал.

– Эй, остынь, детка. Я не глухая, сладкий мой. Слушай, мне было сказано…

– Криста передает, чтобы ты отвезла их Бреддоку из аэропорта, – прокричал Питер. Его лицо побелело. Кулаки сжались. Коричневая коробка была в руке у Моны.

У нее она и осталась, когда все произошло. Неизвестно откуда взявшееся дуло пистолета уткнулось в спину Питера. Он почувствовал его между лопатками. Рука поднялась сзади него, и пальцы обхватили его шею в районе сонной артерии. В паре дюймов от его глаз промаячил полицейский знак.

– Не двигаться. Полиция.

Питер застыл. Перед собой, за маячившим возле лица знаком, он увидел все остальное. Человек, стоявший рядом с Моной, тоже достал оружие. Оно нацелилось на ее грудную клетку. А посылка, обернутая коричневой бумагой, находилась уже на полпути от Моны к офицеру из Агентства по борьбе с наркотиками, из ДЕА.

– Вы арестованы, – пробормотал он. – Вы имеете право отказаться от показаний…

52

– Где Криста? – спросил Роб.

– Криста не смогла остаться, – ответила Мери.

– Так все и планировалось?

– Так все случилось, дорогой.

Робу не понравился такой оборот событий. Он приехал, чтобы встретиться с Кристой, потому что она попросила его об этом. А теперь он оказался один на один с Мери Уитни и не ожидал ничего хорошего от такой встречи.

– Давай выйдем к бассейну и посидим там. День такой замечательный, – предложила Мери. Она направилась к французским дверям, следуя привычному принципу, что ее желание является одновременно приказом.

Роб секунду медлил. Ему пришлось решать. Можно уйти. Сразу. Но это будет невежливо. И он не узнает, что она хотела сказать. Может, это будут в некотором роде извинения, и гордой Мери Уитни легче произнести их на тайной встрече, устроенной Кристой. Да, это очень даже просто может быть. Криста не стала бы действовать с таким макиавеллизмом, если бы не руководствовалась самыми чистыми мотивами.

– Ладно, – сказал он не без энтузиазма и неторопливо вышел вслед за ней на солнечный свет.

– Я не видела тебя, – сказала Мери, поворачивая к нему на ходу голову, – с того неудачного маленького эпизода на пляже, когда у меня произошел нервный срыв… да, я полагаю, это подходящее слово… из-за тебя и Лайзы.

Роб промолчал. Они подошли к зонтику «Санта Барбара». Мери села в кресло. Роб нерешительно присел на краешек лежака.

– Видимо… я должна как-то извиниться перед тобой за это.

Он улыбнулся. Не самое великодушное в мире извинение, но для Мери Уитни оно вероятно оказалось таким же болезненным, как удаление зуба.

– Все нормально… – начал он было.

– Нет. Нет, не все, – возразила Мери. – Отнюдь не все нормально. На самом деле… все ненормально.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – казалось, опешил Роб.

– Я хочу сказать, – проговорила Мери Уитни, – что ты выбрал себе не ту женщину.

Она улыбнулась, но улыбка получилась далеко не приятной.

Роб чуть не разинул рот. Просто невероятно!

– С какой я женщиной сейчас? И с кем должен быть? – спросил он без обиняков.

– Почему, скажи на милость, все нужно произносить вслух? Ты сейчас с Родригес. А нужно бы быть со мной, – заявила Мери с шутливым раздражением.

Он рассмеялся ее невероятной самонадеянности. Кто такая эта женщина? Она что, с луны свалилась?

– Мери, я хочу сказать… мы тогда занимались этим, правда? Это все в прошлом. Это было безумием, глупостью, вот чем. Я серьезно это говорю. Ты мне нравишься, я уважаю тебя и восхищаюсь твоим талантом и всем, чего ты добилась, но только…

– Только тебе не нравится трахаться со мной, – сказала Мери. Ее голос звучал громко, слишком громко. А рот был маленьким, слишком маленьким.

Роб подскочил и всплеснул руками. Потом рассмеялся, и в его смехе послышалась безнадежность.

– Сядь, Роб, – приказала Мери Уитни. В ее голосе прозвучала невероятная сила. Горечь ее последнего замечания уже исчезла. В мозгу у Роба зазвучали сигналы тревоги. Впервые за все время он начал сомневаться в том, нормальна ли Мери Уитни.

– Мне нужно, чтобы ты меня выслушал, – сказала она, и спокойная, ледяная улыбка появилась у нее на лице. – Существует древнее изречение-клише о том, что все имеет свою цену. Я верю в это. Порой мне кажется, что это единственная вещь на земле, в которую я верю. Даже тебя, Роб… даже тебя можно купить.

Он закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы вся эта сцена исчезла прочь. Все могло стать лишь еще хуже. Проблемы, которые возникнут в эти минуты, могут пронестись шоковыми волнами через всю его жизнь, через жизни Лайзы, Кристы, всех остальных.

– Да, Роб, закрой глаза, но слушай и дальше. Сейчас о самом важном. И думай. Я купила тебя в ту ночь, ведь так? Ты трахнул меня, чтобы спасти чужие жизни; у нас все позади, одни лишь сальные воспоминания, а дети остались в живых… Где-то далеко отсюда они смеются, плачут, живут, не умирают, потому что ты сдал мне в аренду своего толстяка, тогда, в задней части моей машины. Теперь это уже кое-что, не правда ли, Роб? Сколько жиголо смогли спасти детские жизни? Настоящее достижение. Ты должен гордиться собой.

– Осторожней, Мери, – сказал Роб. В нем поднимался гнев, вытесняя ошеломленность, гнев на то, что кто-то, да к тому же женщина, мог вести себя подобным образом.

– Я всегда осторожна, даже когда беззаботна, дражайший мой. Вот почему мне всегда удается идти своим путем.

Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что же происходит в ее душе. Перед ним сидела новая Мери Уитни. Он уже видел бесцеремонную, пресытившуюся Мери Уитни, готовую постоянно развенчивать помпезность окружающего. И видел подраненную Мери Уитни, неспособную на людях справиться со своими чувствами, взять их под контроль. Обе порой бывали неудобными, однако он всегда находил им оправдание, как эксцентричным особам, которые, в глубине души, хотя и были испорченными, но не собирались приносить никому вреда. А теперь он был далеко не уверен, что его анализ Мери, как и оценка, делавшаяся другими людьми, были корректными. Что-то жуткое всплывало из ее глубин. Даже что-то очень жуткое.

– Ты не можешь покупать людей, Мери. Я не могу понять, зачем вообще делать такие вещи.

Гнев полз по ее лицу, как будто всходило солнце. Красное небо поутру моряку не по нутру.

– Ты, ублюдок! – внезапно закричала она. – Разве ты не видишь, что я люблю тебя? Я, Мери Макгрегор Уитни, люблю тебя, ты, дешевая маленькая проститутка, а то, чего я хочу, я всегда получаю. Ты слышишь?

– Ты больна, Мери, – мягко сказал Роб. – Я действительно уверен в этом. По-моему, тебе нужно помочь. О чем ты говоришь? Ты сама понимаешь, о чем говоришь? Называешь меня проституткой и тут же заявляешь, что меня любишь… что все это значит, Мери? Это чушь. Ты говоришь чушь.

Мери отвела взгляд. Для таких вещей не существовало объяснений. Она не знала, почему хочет его. Это было извращением. Не просто странноватым и причудливым, а настоящей трагедией. Он был так молод, что почти мог быть ее сыном. Ничего из того, что он когда-либо думал, говорил или делал, не напоминало ее собственные мысли, слова и дела. И все-таки она не могла думать ни о чем, кроме него. Она думала о его теле, какое оно в утренние часы, и о том, как он пахнет ночью. Она вспоминала великолепие его наготы. Мечтала о красоте его души. В своих ночных кошмарах теряла его, а в радостных фантазиях он принадлежал ей.

Ее соперница, Лайза Родригес, блуждала в дебрях самых темных мыслей Мери Уитни, наполняя их кровью, местью и дьявольской музыкой. Все это называется одержимостью. Такие вещи порой случаются, превращая нормальных людей в безумцев, счастливых в грустных, а жизнь – вместо шутки – в трагедию проклятых и обреченных.

Она постаралась прогнать из своего голоса дрожь.

– Я должна владеть тобой, Роб. Твои желания не имеют значения, они ничтожны по сравнению с мощью моей воли.

Он разглядывал ее. Она нацелилась на него. Он смотрел на нее как на змею, завороженный танцем отчаяния, который она исполняла.

– Вот что я хочу сделать, – сказала она. – Я хочу учредить фонд под названием Фонд Роберта Санда, с начальным капиталом в сто миллионов долларов. Ты его возглавишь. И распоряжаться его средствами станешь на свое усмотрение. Сможешь оказывать благотворительную помощь любым нуждающимся, любому религиозному направлению, любому полезному делу, которое вызовет твой интерес. А за это ты женишься на мне и проживешь со мной один календарный год, и мы будем заниматься любовью в любой момент, когда я пожелаю, когда скажу. И ты ни разу не встретишься и не поговоришь по телефону с Лайзой Родригес. За каждый следующий год, который ты пробудешь со мной после этого первого, я стану добавлять по двадцать миллионов долларов к твоему фонду. Это будет жертвой, – добавила она, и ее глаза горели странным огнем. – Это будет жертвой, подобно тому как наш Господь принес себя в жертву, будучи распят на кресте. Ты будешь умирать эмоционально, чтобы другие могли жить, процветать и преуспевать. И, быть может, за эти годы ты сможешь полюбить меня, как люблю тебя я… и из горестей возникнет добро, которое засияет так ярко, что затмит солнце.

Она откинулась назад в кресле, ее руки крепко сцепились вместе, словно у монахини, что стоит перед рамкой с мощами святого. Она радостно улыбалась, потому что знала, какие волшебные слова произнесла только что. Они отдадут ей душу Роба на серебряном блюде. Она только что купила душу парня, которого любила, и не за танец Саломеи, а за мегабаксы миллиардерши.

Роб поднялся. На его лице отразилось сожаление, презрение и ужасная боль оттого, что в мире так много безобразного.

– Прежде чем уйду, а я ухожу сейчас, – сказал он, – мне хочется услышать, знала ли Криста, что ты намеревалась проделать все это!?

Голова Мери Уитни отпрянула назад, словно от удара. Это уже не по сценарию. Она ожидала по крайней мере, что он станет торговаться. Что они поговорят. Чего-нибудь в этом роде. А вместо этого вопрос о Кристе.

– Криста? Криста? Какое она имеет отношение к тому, что я тебе предложила? – прошипела она.

– Мне только и хотелось услышать, что Криста не имеет никакого отношения ко всему… этому… печальному бизнесу, – сказал Роб.

Рот Мери искривился.

– Ах, так дело в Кристе? Значит, за всем стоит Криста. А знаешь, я думала об этом. И нутром это знала. Криста! Ночь на пляже. Все не было таким уж невинным, правда, Роб? А с Лайзой все так, для отвода глаз. И бедняга Питер Стайн тоже. Да. Да. Где-то в душе я всегда знала это.

Она засмеялась ужасным, крякающим смехом.

– Ну, о Кристе ты можешь больше не беспокоиться. Как и все мы. Я тут набросала небольшой план, базирующийся на роли случайных обстоятельств в жизни, и твоя драгоценная Криста поехала в аэропорт, Роб, и я могу добавить следующее…

ОНА НЕ ВЕРНЕТСЯ НАЗАД!