Текст книги "Майами"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
48
Факс заработал на туалетном столике Кристы, когда она расчесывала волосы. Подобно Моне, он распространял беспокойство.
«Возвращаюсь раньше срока. Мне нужно сразу же поговорить с тобой. Необходимо, чтобы ты встретила меня в аэропорту Майами завтра, в среду, рейс 515 „Американ Эрлайнз“ из Мексико-Сити. Прибытие в двенадцать ровно. Очень важно. Прошу тебя быть там. Мона».
Криста позвонила ей сразу после получения факса, но Мона не отвечала. Это тревожило, а также означало, что придется ехать в аэропорт, несмотря на разворачивавшуюся драму жизненно важных съемок для Уитни. Мона была крупной моделью. Агентство Кристы – маленьким. И какого черта было нужно Моне? Зачем она ездила в Мексико-Сити? Гадать не имело смысла. Она узнает это завтра в полдень. Кристе пришло в голову, что Мона может расторгнуть контракт, который недавно подписала. Если это все, что ей надо, то прекрасно. Криста не станет ее удерживать и подавать в суд. Такую девушку, как Мона, можно ставить в кадр, но думать ее не научишь. И если она по какой-либо причине чувствовала себя несчастной, то лучше ей уйти.
Она вздохнула и сделала крошечный глоток кофе. И впрямь, Мона была самой последней из ее проблем. А вот Питер Стайн – нет. Он слишком врезался в жизнь Кристы. Снова он продемонстрировал свою уникальную способность очаровывать и злить ее одновременно, и она была достаточной реалисткой, чтобы сознавать, что сама она точно так же действовала и на него. И нетрудно было понять причину. Они были противоположностями во всем, кроме одного. Оба с несокрушимой уверенностью считали себя правыми. Беда только в том, что их взгляды на «правильное» не совпадали. Криста была крепкой как сталь. Питер как алмаз. Каждый был несокрушимой силой и несдвигаемой горой. Он был камнем. И она тоже очень твердая. Но если форма была идентичной, то сущность диаметрально противоположной. Он говорил – черное. Она – белое. Он оперировал вымыслом. Ее валютой была реальность. Он идеалист, витающий в заоблачной выси. Она могла бы написать руководство по прагматизму. Их последняя стычка будто в миниатюре отражала все те, что уже отшумели, и все, что еще предстоят, если у них все-таки получится совместное будущее. Питер был равнодушен к деньгам, к выигрышу от сделки или к продаже большего количества книг. Он ни на йоту не заботился о славе, успехе или материальном вознаграждении. Его увлекала музыка слов, стремление передать тончайшие оттенки, каждодневная борьба за то, чтобы создать такое произведение, которое удовлетворяло бы вкусам самого беспощадного критика. Криста понимала, что это самая важная часть его жизни. Но никогда не сможет понять, как случилось, что она вытеснила все остальное. Конечно, ему нужно было делать свою работу. Кровь, каторжная работа, пот и слезы были константами. Но почему, ради всех святых, нужно отбрыкиваться, когда тяжелый труд закончен, пренебрегать, если за эту работу готовы хорошо заплатить? Какая непрактичность. А быть непрактичным означало обкрадывать себя. А ведь ты сам – это самый важный товар на земле. Вновь и вновь она старалась понять его яростную реакцию. И каждый раз все кончалось тем, что объясняла это заносчивостью, снобизмом художника и неспособностью признать собственное поражение. Питер – и в этом она была уверена – разозлился так из-за того, что она проявила себя такой ловкой и удачливой в той области, к которой у него не было природных способностей. И тут он продемонстрировал свою слабость и малодушный отказ признать свою ошибку. Но в то же самое время Криста была достаточно умна, чтобы сознавать, что все объяснения были пропущены через кривые линзы индивидуального восприятия. Могло ли так быть, что Питера на самом деле не заботят материальные вещи, что его глубоко и искренне не интересует денежное выражение успеха, а, может, и раздражает, что его не интересует, попадет ли его книга в число бестселлеров, не интересуют слава и богатство, а также люди, неравнодушные к таким вещам? Предполагалось, что такие люди где-то существуют, хотя Кристе ни разу до этого не доводилось встречать столь ярко выраженный экземпляр.
Черт побери! Будь он проклят со своей свирепой гордостью, со своим свирепым телом и со всеми теми вещами, которые он ей сделал. Она задрожала от воспоминаний, и пустота болью отозвалась внутри нее. О, Господи, неужели это все? Уж точно, из такой ситуации не бывает возврата. Если он даже только начинал становиться таким чистым, каким хотел казаться, то и тогда она сделала ужасную вещь. Она солгала. Она запачкала его доброе имя, сообщив, что он готов добровольно издаваться в таком коммерческом издательстве, как «Твентит». И она подорвала добрые отношения с его собственным издателем и давним редактором и другом, потому что в живущем сплетнями издательском мире секреты не хранятся долго.
Но ведь она принесла ему два с половиной миллиона баксов! Он должен был пасть перед ней ниц и целовать ей ноги, а не другую часть ее тела. Разве можно вести себя так, как он? Тут не то что он дареному коню в зубы не посмотрел, тут такой удар в зубы получился… Черт возьми, пусть скажет спасибо, что она не потребовала с него комиссионные за сделку – двести пятьдесят тысяч долларов. Она снова рассердилась, через миллисекунды после того, как жалела о содеянном. Еще минуту назад она прикидывала, как бы ей извиниться. А сейчас уже думала, что извиняться должен он, и только он.
Потом съемки. Мери не поехала туда в это утро на рассвете. Криста уже приготовилась к продолжению вчерашнего, однако, узнав, что миллиардерша осталась в постели, не поехала тоже. Это была, по крайней мере, хорошая новость. Но Мери и не вернулась в Палм-Бич, как предлагала Криста. И это была плохая новость. Пока она оставалась здесь, вероятность катастрофы не уменьшалась.
Зазвонил телефон, оборвав ее беспокойные мысли.
– Криста, это Мери. Я в машине возле твоего дома. Мне можно войти? Необходимо поговорить с тобой.
– Разумеется, Мери. Я пью кофе. Дверь открыта. Поднимайся ко мне в спальню.
Криста вздохнула. Ребята, деньги агентам достаются нелегко!
Вскоре вошла Мери. Она улыбалась и походила на себя прежнюю.
– Боже, какая огромная спальня! Ты можешь тут перетрахать целый батальон.
– Привет, Мери, в чем дело?
– Да ничего особенного. Я выскочила из камеры пыток сегодня утром. Решила, что мне не следует увлекаться мазохизмом.
– Но ты все еще тут.
– Да, я обнаружила, что Майами не так-то легко покинуть.
– Такой соблазнительный, да?
– Да, я покупаю отель, где находится твоя контора. Это превратит тебя в мою лендледи, дорогая. И я смогу травить тебя, повышая арендную плату.
– Боже, я и не знала, что это здание продается.
– И не продавалось, но все-таки продано.
– Боже, – сказала Криста. – Разве жизнь не удивительна? – Временами чистый вес денег Мери Уитни просто ошеломлял.
– Если мы уж говорим про удивительное, как там Питер?
Криста вздохнула.
– Уехал. Мы разругались в пух и прах.
– Вот здорово. Теперь у вас, должно быть, у обоих прекрасное настроение.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, прямо-таки бросается в глаза, что Питер и ты просто созданы для таких замечательных драк, завершающихся громоподобными примирениями. Это и называется взлеты и падения, дорогая. Такое не для людей со слабым сердцем, но ведь у вас обоих крепкие сердца…
– О, Мери, это не так. Я ненавижу ссоры. И Питер тоже. Я действительно в отчаянии. – И она говорила правду. Пелена на ее глазах подтверждала это.
– И из-за чего все получилось? Из-за дискуссии, заслужил Хемингуэй Нобелевскую премию по литературе или не заслужил, или из-за чего-то и вправду фундаментального, например, как лучше варить овощи?
Криста не могла удержаться от смеха, несмотря на отчаяние.
– Я отправилась в Нью-Йорк, навестила одного из своих приятелей, и он предложил мне кучу денег за несколько книг Питера…
– Не поставив его в известность?
– Боюсь, что так.
– Боже мой! Даже я не решилась бы на такое. И он узнал об этом?
– Я рассказала ему.
– Криста, это великолепно. Ты еще большая неудачница в отношениях с людьми, чем я.
– Да нет, неправда.
– Правда. Слушай, я решила как поступлю с Робом. Мне нужно поговорить с ним. Извиниться и сказать, что я чувствую к нему, что не рассчитываю на взаимность. И затем пожелать ему счастья с Лайзой или с кем угодно и раствориться в лучах заката в роли старого друга, на которого он всегда может рассчитывать.
– Ты это всерьез? – Все звучало абсолютно не в духе Мери.
– Да, невероятно по-взрослому, тебе не кажется?
– Невероятно. Я просто не могу поверить.
– И я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Да?
– Не могла бы ты придумать, как устроить что-то вроде секретной встречи между мной и Робом, чтобы я могла произнести свою короткую речь? Все вернулись в отель и завтракают сейчас. Я видела их, когда мчалась сюда. Позвони ему и попроси приехать сюда к ланчу. Стиву он не понадобится при дневном солнце, а я смогу извлечь все осколки моей разбитой души, не опасаясь, что Лайза подстрелит меня из-за угла.
– Но меня здесь не будет в это время. Мне нужно сделать кое-какие дела.
– С этим все нормально, дорогая. Может, ты сдашь мне свой дом в аренду на пару часов? Я обещаю, что не украду твое серебро, если тебя беспокоит именно это.
Кристу беспокоило не это. Но что, она и сама не вполне понимала.
– Так значит ты хочешь, чтобы я сейчас позвонила Робу и попросила его прийти сюда ко мне, а когда он явится, то увидит тебя вместо меня. Так?
– Примерно так. Это не должно составить проблему для персоны, которая сбывала книги Питера Стайна за его спиной. Я полагаю, что мы произносим здесь белую ложь.
– А почему ты сама не можешь ему позвонить?
– Я-то могу ему позвонить, дорогая. Но он может оказаться немного пугливым в отношении тет-а-тета со мной прямо сегодня. Да и милая Лайза может возражать. Я не склонна обзаводиться компаньонкой, когда иду на свидание.
– Свидание?
– Да, свидание, чтобы сказать до свидания, если угодно.
– Но это ведь будет точно прощальное свидание, верно?
– Но я надеюсь, что увижу его когда-нибудь еще, через много лет. – Мери захохотала, но при этом не смотрела на Кристу.
– И надеюсь, не с моей помощью.
– Все проходит, все забывается, – прощебетала Мери. Она вела себя как-то необычно легкомысленно, как девчонка, подумалось Кристе.
Криста набрала номер. Через минуту Роб снял трубку.
– Как прошло утро? Прекрасно! О, это чудесно! Да, Стив в этом просто гений, как-никак лучший в мире. Хорошо. Хорошо. Слушай, Роб, мне хотелось бы обсудить с тобой кое-что. Заскочи, пожалуйста, сегодня в полдень ко мне, будь ангелом. Вечерние съемки начнутся не раньше четырех. Ты ведь знаешь, где находится Стар-Айленд. Спроси у ворот, и тебе покажут мой дом. А я позвоню охране, чтобы тебя пропустили. Большое спасибо, Роб. Это не займет много времени. До встречи. Пока.
Криста положила трубку. Она чувствовала себя виноватой. Но это будет самое лучшее, если подумать. Мери Уитни должна быть удалена из химической смеси, а то она вызовет взрыв. И вероломство Кристы по отношению к Робу поможет ускорить ее отъезд.
– Ну, слушай, Мери. Мне нужно отправляться по делам. Я надеюсь, что с Робом у тебя все будет хорошо.
– Дорогая моя, в сердечных делах ничего никогда не бывает хорошо.
– Будто я не знаю, – вздохнула Криста.
Она встала. Мери тоже.
– Ну, дорогая моя. Целую, целую. Удачи тебе в аэропорту.
Когда Мери Уитни выходила из ее спальни, у Кристы возникло странное предчувствие. Каким-то образом она поняла, что свидание, которое она только что устроила для Роба и Мери, создаст гораздо больше новых проблем, чем решит старые.
49
Питер Стайн забросил удочку в аквамариновую воду, однако сердце его было не на месте. Обычно он беспокоился о своей работе, и рыбная ловля служила ему средством отвлечься. А сейчас он думал о Кристе, и рыбалка не помогала.
– Что ты знаешь о женщинах, Райен?
Ван дер Камп был самым близким другом Питера, но обычно они не разговаривали. А сегодня Питер сам завел разговор.
– Я знаю, что не найдешь двух одинаковых.
– Согласен. Люди часто делают подобные ошибки. Нельзя обобщать все, что касается людей. Такие вот дела. А я совершил ошибку.
– Какую?
– Да я слишком обобщал.
– О.
– Я одного не понимаю, – Питер решил не сдаваться, – как может тянуть друг к другу двоих людей, если у них совершенно разные жизненные принципы, если они верят в разные вещи, если у них разные понятия о ценностях.
– Это ты о себе и той девушке, с которой поссорился в Майами?
– Видимо, так, – ответил Питер, слегка смущенный, что Райен не стал говорить абстракциями.
– Может быть, тут чисто физическая причина.
Питер рассмеялся. Простые умы понимают простые вещи лучше, чем глубокие мыслители.
– Тут присутствует физический элемент… бесспорно, но любовь ведь больше, чем это. Мне кажется, что кого-то любят по двум причинам… потому что они обладают вещами, которых нет у тебя, либо потому что они обладают всеми вещами, которые у тебя есть. И это сводится к вопросу самооценки. Если ты любишь себя, то ты склонен любить людей, у которых такие же качества, что и у тебя. А если ты себе не нравишься, то любишь людей, имеющих качества, которых ты лишен.
– Девушка из Майами, – сказал медленно Райен, – не походит на тебя и все же тебе нравится. Должно ли это означать, что ты себя не любишь?
– Мммммммм. Возможно. – Питер нахмурился. Жизнь невыносима большей частью, но он все-таки нравился сам себе. По крайней мере, уважал, если это то же самое. – Либо, если моя теория верна, тогда я предполагаю другую возможность – что эта девушка из Майами, как ты ее настойчиво называешь, в действительности более походит на меня, чем я думал.
– Получается так, что она непростая. Если похожа на тебя.
– Ну, она говорит, что думает. Не боится жизни. Знает, чего хочет, идет и берет, способна расплющить любого, кто встанет поперек дороги. Умна… очень умна, и ничего нельзя ей сказать…
Райен засмеялся.
– Тогда откуда ты откопал мысль, что вы противоположности?
Питер тоже расхохотался.
– Догадываюсь, что мы компьютеры одинаковой марки, но заряженные разными программами. Мы говорим различные вещи, но говорим одинаково.
– Как в той книге, «Пророк»… тот же кубок, разные напитки…
– В точности, как в «Пророке», ты прав.
Питер ненадолго затих, рассеянно дергая леску. Он был рад, что рыба не клюет. Ему требовалось подумать о Кристе.
– Так позвони ей и попроси прощения, и затем снова будете вместе… до следующего раза, – посоветовал Райен.
– Мне извиняться? Да ты что. Она должна это сделать.
– Звучит так, словно эту фразу сказала она, а не ты, судя по твоему рассказу.
Так оно и было. Заколдованный круг. Уж если что ему и нравилось в Кристе, так это то, что она никогда не станет перед ним извиняться. Что притягивало ее в нем, это то, что он не станет извиняться перед ней. Их будущее выглядело розовым, как преисподняя.
– О-го! Кажется, к нам пополнение, – воскликнул Райен, вставая.
Питер поднял глаза. Рев мощных моторов разносился по поверхности океана. Огромный катер-катамаран на скорости мчался к ним. Серого цвета, как военное судно. На борту виднелось что-то вроде герба.
– Полиция, – сказал Питер.
– Шериф округа Монро. Наркопатруль, – уточнил Райен.
– Черт возьми! – сказал Питер. – А у нас просроченный пропуск.
Райен засмеялся.
– Ну, много времени ты на это не потратишь.
– Нет, но мне придется выслушивать их чепуху минут двадцать, пока они не удовлетворят свое любопытство и не увидят, что я не контрабандист. – Питер Стайн со стоном вздохнул. Мужские фигуры, облеченные властью, вызывали у него аллергию. Единственным способом общения с ними было подобострастие, а его тошнило от этого.
Полицейский катер затормозил, обдав веером брызг «Тиару». На борту находились два человека, одетые в черное с ног до головы. Оба носили очки, как у авиаторов, а на бедрах пистолеты 38-го калибра. Полицейский, сидевший на пассажирском месте, поднес к губам рупор.
– Доброе утро, капитан. – Голос, прогремевший над волнами, был обманчиво дружелюбен.
Ни Райен, ни Питер не ответили.
– Сдается мне, что у вас просрочен пропуск, – прогремел голос. – Гасите двигатели и готовьтесь принять на борт проверяющего.
Питер Стайн клокотал от ярости. Господи! Черт побери! Им требовался предлог, чтобы подняться к ним на борт, и он дал его. Сначала начнется проверка техники безопасности. «Сколько спасательных жилетов?», «Покажите ваши сигнальные ракеты», «Проверьте при мне звуковой сигнал», «Покажите документы на лодку». Если чаша унижения не будет испита в достаточной мере, то проверка техники безопасности перейдет в поиск наркотиков по полной программе. Они могут проторчать пару часов, простукивая каждый бугорок. И всегда существовала бьющая по нервам вероятность, что хозяева лодки имели несчастье вытащить пару погнутых баллончиков, которые не противоречат понятию о мелких уликах.
Полицейские привязали катер к «Тиаре». Потом их ноги уже перешагивали через борт.
– Ваше имя, капитан?
– Питер Стайн.
Ближайший полицейский пристально разглядывал его.
– Пошли по радио запрос на лодку, Фриц, – велел он своему подопечному.
– А ты, парень, не тот самый писатель? – поинтересовался полицейский.
– Тот самый, – ответил Питер. В Америке никогда не следует недооценивать пользы популярности.
Казалось, он не убедил полицейского. Подозрительный по своей натуре, тот также страдал от распространенного неверия в то, что может когда-нибудь и в самом деле встретить знаменитость «в реальной жизни».
– А не ты ли это написал книгу о детях? Моя жена читала ее…
– «Детская игра», – напомнил ему Питер.
– Ну, я… – Полицейский испустил короткий смешок, чтобы скрыть, что не был вполне уверен, кто перед ним. Он хлопнул себя по ляжке. – Да, точно, «Детская игра». А ты получил какую-то там важную премию. Она так сказала.
– Точно. Пулитцера.
– Иисусе! И вот я тут, в патруле, останавливаю лодку, а в ней Питер Стайн. Просто не могу поверить. А у тебя есть какие-нибудь книги на борту?
– Пожалуй, в каюте найдется парочка…
Райен уже уловил, о чем шел разговор.
– Сейчас я принесу, – сказал он Питеру и полицейскому. Требовалось доказательство. И тогда просроченный пропуск и штраф в сто долларов станут делом прошлым, и они снова смогут ездить на рыбалку. Через пару секунд он вернулся, держа в руке «Детскую игру».
– Точно. Именно такую книгу читала жена. Я видел ее с неделю на столике возле моей кровати. Иисусе, как тесен мир. – Он крикнул через плечо. – Эй, Фриц, идентификация сделана. Это мистер Питер Стайн, писатель.
Фриц кивнул, его лицо ничего не выражало. Его жена книг не читала.
– За наркотиками охотитесь? – спросил Питер Стайн. Это был максимум, на что он годился для поддержания светской беседы.
– Весь день этим и занимаемся. – Полицейский рассмеялся, дивясь, как это он ухитрился превратить такую мимолетную встречу в нечто более существенное. Теперь жена будет с месяц ловить каждое его слово. Она всегда любит распространяться насчет его необразованности, что его интересуют только футбол и баночное пиво. А сейчас все встанет на свои места. Он попросит автограф. Может, пару книг. Может, Стайн подпишет «Для Трейси». Да, точно, подпишет, ведь у него просрочен пропуск.
– А вы что-нибудь сейчас пишете? – спросил полицейский, мгновенно переменив тон.
– Да, пишу. Я всегда… пишу что-нибудь. – Черт побери, уж он точно не сможет выдержать беседу с этим полисменом о своей работе.
– А что вы пишете?
– Повесть, называется «Грезы, что пригрезились мне». – Питер просто молился, чтобы разговор иссяк.
– А о чем?
О, нет. Невозможно ничего объяснить этому толстолобому. И тогда в голову внезапно пришла одна мысль. Он ведь обдумывал примерный сюжет «Грез». Герой, мечты которого разбиваются о камни реальной жизни, прибегает к наркотикам, как к суррогатному средству склеить мечты вновь. Питер Стайн совершенно не разбирается в наркотиках, хоть и живет в Ки-Уэсте, чья экономика строится на них. Ему требовалось немножко ознакомиться с этой проблемой, да все некогда. И теперь в его лодке стоял полицейский из наркоконтроля, и парень явно жаждал продолжить с ним знакомство.
– Ну, вообще-то, – ответил Питер Стайн с несвойственной ему живостью, – там совсем чуть-чуть будет идти речь о наркотиках.
– Да что вы говорите, – воскликнул полицейский. – Иисусе, да я мог бы целую книгу об этом написать. От вещей, которых я насмотрелся, у вас волосы встанут дыбом.
– Не хотите ли пива? – спросил Питер Стайн.
– Нам не разрешается пить при исполнении… – сказал полицейский не очень уверенно. Затем у него в мыслях промелькнул сценарий вечернего разговора с Трейси. «Да, нормальный парень. Мы немного выпили пива, поговорили про его новую книгу. Я подсказал ему несколько ходов. – Что? Ты? Ты говорил с Питером Стайном? О его книгах?» Получится неплохо, о, Господи, совсем неплохо. И она оставит его в покое, по крайней мере, месяц он будет спокойно смотреть телевизор.
– Впрочем, немножко баночного не грех и выпить… И почему сегодня так жарко? – В холодильнике стояло двенадцать банок. Райен притащил их на палубу. Четверо мужчин присели.
– Что мне хотелось бы узнать, – сказал Питер, – так это то, что нового появилось в наркобизнесе. Последние тенденции. Современное зелье. У меня впечатление, что тот мир меняется почти каждый день. Догадываюсь, что вам постоянно приходится сталкиваться с чем-то новым.
Полисмен потягивал пиво.
– Ну, парни… – начал он. – Вы наткнулись как раз на нужного человека. Лучше меня никто не разбирается во всей этой дряни.
Питер вытягивал из него информацию с потрясающей ловкостью. Он наклонился вперед, положив подбородок на руки, слушая с пристальным вниманием и роняя слова восхищения и поощрения в промежутках, когда полицейский прерывал свой монолог. Он узнал, что парни Меделлина снова находятся на коне после сделки с правительством Колумбии и что кокаиновый бизнес по-прежнему процветал, несмотря на свидетельства о снижении на него спроса. Он узнал, в каких местах обычно прячут на лодке наркотики… в поручнях, в сливных баках уборных и, порой, в полых якорных цепях. Он узнал про новые горячие точки контрабанды наркотиков… в сравнительно слабо контролируемых полицией береговых районах Джорджии и Каролины. Он наслушался и о самом хорошем, и о самом плохом.
Полицейский принимался за третью банку.
– Преступники все время изобретают новые способы, не оставляют нас без работы. К примеру, вчера вечером я слышал… – Он остановился и поглядел на часы. – Вот прямо сегодня в МИА эта курочка… экс-модель, которая открыла свое агентство на Саут-Бич совсем недавно… так она заставляет своих девочек возить эту дрянь, когда они возвращаются из своих командировок. Чисто сделано, верно? Наши парни уже засекли это, и когда модель прилетит из Мексики, их возьмут с поличным во время передачи партии товара.
Лицо Питера Стайна превратилось в маску. Сердце перестало биться. На девяностоградусной жаре он внезапно почувствовал озноб.
– Имени ее, разумеется, вы не можете назвать, – произнес он голосом, который донесся словно с далекой планеты.
– Да это неважно… но выглядит она что надо. Когда-то сделала фильм. И за каким чертом такая курочка влезла в эти грязные дела? Только удивляться остается. Безумный мир.
Он был прав, а в уме у Питера Стайна этот безумный мир завертелся каруселью.
