Текст книги "Майами"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
Питер поглядел на Кристу. Будет ли она милосердной? Нет, не будет.
– К тому времени, когда я поднялась на поверхность, мистер Стайн усвистал прочь на своем катере.
– Но ведь ты дала ему воздух, – упорствовал Стенфорд Вандербилт. Верхние слои общества не беспокоились ни о чем, за исключением манер, которыми они поддерживали существующий имидж. Они с удовольствием перережут тебе глотку, если ты окажешься у них на пути, но будут безукоризненно вежливыми, делая это.
– Да не может быть, – протянула Мери Уитни.
– Он так и не поблагодарил ее должным образом, – отметил с горечью Роб. Одно дело, что спасена твоя жизнь. Но уж совсем другое, если ее спасла такая красавица, как Криста. Неблагодарность Стайна не укладывалась у Роба в сознании.
– Ты не поблагодарил ее за то, что она спасла твою жизнь? – переспросила Лайза Родригес и ее голова склонилась набок. Она никогда не благодарила женщин ни за что и не станет, однако коварство было ее натурой, вторым излюбленным пороком.
– Я уверен, что у мистера Стайна имелись на это свои причины, – вмешался профессор, демонстрируя солидарность интеллектуалов.
– Я жажду их услышать, – сказала его жена.
– Это был неприятный момент, – сказал наконец Питер, – однако угрозы для жизни в нем не было. Вся история несколько драматизирована. Кстати, я поблагодарил Кристу. – Он извивался как червяк на своем стуле. Он никогда и никому не отвечал. Вся его жизнь строилась вокруг необходимости избегать этого. И вот здесь он подвергался допросу, и его вот-вот признают виновным. Это было невыносимо. И это должно иметь конец. Однако он знал, что его последние слова не успокоят их. Он произнес две вещи, которые явно противоречили друг другу. Если она не спасла ему жизнь, какого же черта ему нужно было благодарить ее? О'кей, адвокат мог бы уладить этот явный парадокс, но за этим столом не было адвокатов. Тут сидели победители, которые мыслили лишь крупномасштабными планами.
– После небольших уговоров он написал «спасибо» на моей доске. И потом умчался прочь, – пояснила Криста с веселым смехом. – Должна признаться, что ожидала бы чего-нибудь намного более отвратительного, если бы знала, что это мистер Стайн. Ведь его книги изрядно скучны и многословны.
– Я считаю, что ты должен сказать «спасибо» сейчас, – произнес Роб Санд. Это звучало подозрительно похоже на ультиматум.
Молчание. Никто не произнес ни слова. Все уставились на него.
Питер Стайн поднялся. Он положил свою салфетку на стол. Это была персональная епифания. Его довели до ручки.
Когда он заговорил, то его голос дрожал от ярости.
– А пошли вы к такой-то матери, поодиночке и все вместе, – сказал он. Потом оттолкнул назад стул, повернулся и вышел вон.
Он мчался мимо столов на полной скорости к выходу, изгибаясь, словно слаломист. Кто-то потянулся к его рукаву, надеясь представиться. Он отбросил прочь умоляющую руку. Больше никто не пытался препятствовать его бегству.
– Ого, Криста! – ахнула Лайза. – Ты уж точно, как дьявол, подожгла его фитиль. – Казалось, она ревновала к тому обстоятельству, что кто-то похитил у нее роль главного поджигателя фитилей.
– Меня никогда еще так не оскорбляли за всю мою жизнь, – пыхтел Стенфорд Вандербилт. С высокомерием своей породы он уже забыл, что слова Стайна были направлены и на других, тех, кто сидел рядом с ним.
– Он нуждается в нашем прощении, – сказал мягко Роб.
– Ну, я могу только сказать, что если ненависть обернется любовью, то зазвонят свадебные колокола, – засмеялась Мери Уитни, ничуть не огорченная отбытием ее гостя-звезды.
Криста ничего не сказала. Она пребывала в шоке. Ее терзала удивительная причуда. Ей хотелось увидеть этого ублюдка снова.
22
– Нам помогло бы, Мери, если бы мы могли немного побольше узнать об этом запахе. Главным образом – название. Я имею в виду, что если бы это была «Индия», чего, как я догадываюсь, уже нет, то мы бы выбирали для съемок Кашмир или что-то близкое к этому, – сказала Криста.
– Господи, только не Кашмир, – застонал Стив Питтс. – Глазные инфекции, мухи, воздушные ямы… и все это на аэроплане.
Мери Уитни осторожно разглядывала фотографа. Миллион баксов – он был недешев, зато лучший из лучших. Хотя ему бы надо попридержать свои странности. Особенно по утрам, после прошедшей ночи.
– Нет, мы стерли Индию с нашей жизненной карты, – заявила Мери Уитни, протягивая руку к своей чашке кофе. – И вместо нее зияющая пустота. Однако это детали. Все запахи одинаковы. Продается восторг, романтика и секс… разочарование, другими словами.
– О, давай, Мери, ты самый большой романтик из тех, кого я знаю. Когда ты в последний раз нашла секс разочаровывающим?
– Прошлым вечером в теннисном павильоне, дорогая.
– Прости, что спросила, – сказала Криста.
– Как я уже сказала, – произнесла Мери, подняв брови, – запахи, к несчастью, предназначаются для влюбленных. А влюбленные предпочитают песчаные пляжи, голые тела и сладкие пирожки, которые похожи на Лайзу Родригес, строящую глазки какому-нибудь несчастному парню. Так давайте и сделаем это. К счастью, Флорида у наших дверей, и песка пока еще на пляже достаточно. Вообще-то, – она позволила прозвучать в своем голосе небольшой порции несвойственного ей энтузиазма, – у меня родилась неплохая идея насчет этого.
Они слушали. Мери Макгрегор Уитни никого не могла ввести в заблуждение своим беспросветным пессимизмом, своим самоумалением, своим неувядаемым притворством, что жизнь это скука, посланная специально, чтобы мучить ее. Ее дела с потрохами выдавали неискренность этих утверждений. Это был фасад, не больше и не меньше. Правда была в том, что Мери была блестящей в бизнесе и умной в искусстве. Мегабаксы говорили об этом. Стив, который только что прибыл из Нью-Йорка ранним самолетом, наклонился вперед, чтобы выслушать «хорошую» идею, которая могла оказаться лучше, чем просто хорошая.
– Флаконы с парфюмерией настолько бесполезны и безобразны, что в наши дни никто не хочет тратить деньги на вздор, за исключением психов, которые платят бешеные деньги за современное искусство. Мне пригрезился флакон, который будет иметь форму морской раковины, действительно красивый, непрозрачный и из баснословного материала. Вы будете носить его на шее, как что-то из бижутерии, на простой тесьме ярких цветов. Повсюду, куда бы вы ни направились, вас будет сопровождать этот запах. Вы можете носить его на пляже, в море, в постели… Везде, где нужно привлечь парня, который рядом с тобой.
– Это мне нравится, – Криста поддержала ее мысль. – Новое слово в моде – купальник и гимнастический костюм из лайкры, который можно надевать на пляж и в гимнастический зал, а после этого носить и по вечерам тоже. Запах, который витает вокруг и прекрасно с этим сочетается. Черт побери, можно быть даже насквозь англичанкой в деловой жизни, а между тем скакать под дождиком.
– Англичане никогда не делают упражнений, дорогая. Тела там предназначены, чтобы их прятать. Вот почему им не позволяется их мыть. Однако, да, ты уловила главное направление удара, Криста. Это для молодых и бесшабашных, которые ненавидят дамские сумочки и никогда не знают, в какой момент им понадобится восхитительно пахнуть.
– Великолепно, так мы можем снимать здесь, в псевдоцивилизации. Это убирает с моей тарелки одну адскую порцию. Всякие там шуры-муры на песке, молодые, твердые тела, горящие глаза. Это будет просто гениально. Есть какие-либо идеи насчет конкретного места? – спросил Стив.
– Мммммм, – произнесла рассеянно Мери. – Криста знает Южную Флориду так же хорошо, как и все мы. Я полагаю, что тоже подумаю над этим. Санибел вполне атмосферный, если вы бредите всей этой эйвоновской чепухой, и, по-моему, великолепны оба Абако, если широко понимать слово «Флорида». Масса хороших мест там внизу, в более диких и заросших рифах. Прекрасен Драй-Тортугас возле Ки-Уэста, а Криста сможет найти место, где она рассталась с нашим общим приятелем Питером Стайном. Если «Грезы, что пригрезились мне» когда-нибудь будет закончена, то мы все должны будем благодарить за это тебя, Криста, в роли спасительницы его жизни.
Она весело расхохоталась, уловив вспышку смущения, появившуюся на лице Кристы.
– Как ты с ним поладила? – спросил Стив.
– Плохо.
– Криста довела его до бешенства. Нам всем было велено выполнить акт, который, это я уж знаю точно, анатомически невозможен, особенно для женщин, и затем он удалился с моего вечера. Ему пришлось присудить за это штрафные очки. Короче, настоящая катастрофа.
– О, Мери, все не так. Вечер удался великолепно.
– Может быть, с тобой и было все в порядке, дорогая моя. Ты избежала зрелища пира в теннисном павильоне. В тот момент, когда я это увидела, мне захотелось сделать из этой суки Родригес настоящую отбивную.
Криста рассмеялась на выражение вселенской скорби, которое приняла Мери Уитни, отчасти в шутку. Что бы она ни увидела в теннисном павильоне, это не изменило ее решения использовать Лайзу для съемок. Важней этого для нее ничего не было.
– Тут возникает еще одна вещь, – сказала Криста. – Нам требуется парень.
– Да, я знаю, но нужны ли мы парням?
– Для съемок, – уточнил Стив. Чувство юмора у Мери приближалось слишком близко к его собственному, чтобы он мог чувствовать душевное спокойствие. Он отправился ранним утром в Палм-Бич, потому что ему не терпелось. Они с Кристой уже набросали по телефону план игры. Первым делом требовалось узнать какие-нибудь подробности о запахе, обсудить визуальное решение рекламы и выбрать место для съемок. Вторым делом станет парень.
– Ну, почему меня должно заботить, кого вы используете? У нас лучшая девушка и, как говорят, лучший фотограф. Мальчик уже не так важен.
– Мы хотим использовать Роба, – сообщила Криста.
– Роба? Мы?! – Мери Уитни удивлялась редко. Теперь настал тот редкий случай.
Криста тяжело вздохнула.
– Послушай, Мери, если отбросить в сторону личные чувства, то он просто находка для всей кампании. У нас есть Лайза с ее просто стратосферным лицом. И кто-то совершенно неизвестный, чтобы подыгрывать ей, будет в самый раз. Я говорю тебе, что в смысле фотогеничности у него все в порядке. В это утро я попросила его зайти сюда и познакомила со Стивом. Стив согласился. Он, пожалуй, сейчас даже больший энтузиаст, чем я, ну, а о Лайзе и говорить нечего, она подпрыгивает выше луны от радости. Получилось бы неплохо, если бы нам удалось выработать хороший синтез ее и мальчика. Тогда все обрело бы в целом новый смысл.
– А теперь, как я полагаю, ты скажешь, что только что подписала контракт с Робом для работы в вашем чертовом агентстве и хочешь миллиард долларов за моего тренера по теннису. Только не забывай, дорогая, что мы тренировались за пятьдесят баксов в час и были довольны, пока твой бродячий цирк не объявился в городе.
– Он даже еще и не знает, хочет ли этим заниматься. И кроме того не уверен, сможет ли. Я предложила эту идею. Вот и все. Реализовать ее мы сможем только с твоей помощью.
Мери Уитни ничего не сказала. Она взвешивала. Внезапно все вдруг захотели Роба – Лайза, Криста, Стив Питтс. К черту, она сама его хочет. Допустим, у Кристы интерес платонический. Но она подозревает, что у фотографа он не был таким невинным.
– А что именно думаете вы о нашем Робе, мистер Питтс? Я полагаю, что нам следует знать.
– Он естественен. Криста права. У него лицо человека завтрашнего дня, а тело сегодняшнего. В нем есть невинность, которая будет сталкиваться с избыточной сексапильностью Лайзы. Я полагаю, что может получиться магическая комбинация.
Стив Питтс подумал, не зашел ли он слишком далеко. Все верно. Мальчишка включил его мотор… профессиональный… и другой тоже. Это делало все немного проще. Это означало, что он сможет дать тот маленький кусочек сверх положенного при съемках, когда личные соки сливались с творческими в дымящееся рагу искусства.
Глаза-мушки Мери Уитни впились в его душу.
– Ла-аадно, – протянула она. – Как я вижу, мое маленькое открытие повсюду завоевало сердца. Теперь будем надеяться, что мы сможем двинуть вперед наши дела, как умеем встряхивать гормоны.
– Это что, да? – спросила Криста.
– Послушайте, дорогие мои. Вы трубачи. Вот и дудите свою мелодию. Но вот какая вещь, мальчики и девочки. Не нужно приходить потом и блеять, если все закончится слезами.
Мери Уитни побарабанила пальцами, нахмурилась и поглядела на океан через лужайки, которые выглядели так, словно маникюр им сделала Жоржетта Клингер. И удивилась на себя, какого черта она внезапно так разозлилась.
23
«Бильбоке» – это «самый-самый» ресторан в Нью-Йорке. Немногим это известно, и завсегдатаям это нравится. Есть несколько причин тому, что его знают только в узких кругах. Снаружи нет никакой вывески. Вы не можете зарезервировать места. Он поменьше, но намного ярче, чем черная дыра «Калькутты». И потом там есть такая персона, как Жак, который им управляет. Он восхитителен, хоть и француз, эксцентричный и тяжелый в обращении, если вы ему не понравились. Долгое время в «Бильбоке» подавались только холодные закуски. У них даже не было кухни. Теперь есть, и горячие блюда больше не нужно приносить из дома напротив. Публика европейская, однако не случайные посетители. Экс-королевские особы с Балкан, девушки от «Сотбис», высокопоставленные юнцы и топ-модели трутся плечами, в буквальном смысле, с артистами из Нью-Йорка и Голливуда, вроде Хоффмана и Де Вито. Столы стоят так тесно, что каждый день часы ланча напоминают чей-то прием. Если вы зайдете туда в двенадцать сорок пять и вам повезет, то вы получите место. Если нет, то будете слоняться вокруг по тротуару, пока из вас не улетучится вся гордость. Летом это почти невыносимая вещь. А зимой это возможно лишь для стоиков и отъявленных мазохистов.
Однако Джонни Россетти, как исключение, что подтверждает правило, держал перманентно зарезервированный столик на четыре персоны в «Бильбоке». Лишь только, если он не появлялся в час тридцать, места отдавались кому-нибудь еще.
Сегодня он был здесь, и сегодня он был в замешательстве. В это утро он прочел пресс-релиз про Кристу, ее агентство, Лайзу Родригес, Стива Питтса и Мери Уитни с ее рекламной кампанией, касающейся парфюмерии. Он сердито потягивал крепкое красное «Бильбоке» и замышлял месть.
Сидевшая напротив него спиной к толпе девушка могла бы привести любого другого посетителя ресторана в невероятно хорошее расположение духа. Ростом она была около шести футов и двух дюймов, черная красавица с лунными глазами, полной, дерзкой грудью и такими губами, которые, казалось, могут обещать вам только хорошее.
Мона была девушкой из «Эль» в любом смысле слова, однако она была еще и девушкой Джонни, его специальной девушкой… счастливой и довольной в исламской роли «любимой жены». Девушка, сидевшая через стол слева от Джонни, была претенденткой на ее место. Она была белой или, пожалуй, медово-коричневой в результате съемок на Сейшельских островах. Ее светлые волосы были подстрижены под мальчика-пажа, а сама она походила на мальчика из алтаря. Голубые глаза, твердый подбородок и пухлый рот были тем, что мы могли видеть из ее примечательной внешности. Однако лучшая часть была спрятана. На банкетке «Бильбоке» удобно устроился ее зад мальчика из хора, которым Джонни Россетти не мог вдоволь насытиться. Это была Сисси; Сисси и Мона одновременно и дружили и соперничали. И в этот момент обе старались вывести Россетти из его дурного расположения духа.
– Я никогда бы не подумала, что Лайза может уйти, – сказала Мона. – Я хочу сказать, что ты ведь создал эту девку.
Джонни похрустывал стеблями сельдерея, игнорируя их попытку проявить солидарность. Он махнул рукой через зал Говарду Стайну, волшебнику из ночного клуба «О Бар», в котором Джонни накачивался по вечерам коньяком.
– А Криста действительно быстро развернулась. Она никогда никому не говорила, что думает открыть агентство, – согласилась Сисси, откидывая назад голову, чтобы встретиться взглядом с югославским принцем, сидевшим в другом конце ресторана.
– Да, – промямлил Россетти без особого интереса. Модели не владели информацией. Они обычно специализировались на ничего не значащих комментариях, разновидности разговорной музыки, привычка к которой выработалась у него за много лет, и которую он даже любил.
Но не сегодня. Сегодня особый случай.
Он разглядывал девушек. Они были для него деньгами, и все-таки больше, чем это. Они были игрой, они были хитростью, они были игрушками для мальчиков. Они были красивыми пешками на шахматной доске его жизни, дорогостоящими, полезными, а иногда они превращались в королев. Криста стала королевой. Лайза тоже. И теперь обе бросили его. Он допил оставшееся вино и знаком велел принести еще. Похмелье после «Хайна» пропадало, «Абсолют» подкрепил его алкогольный кровоток. Но это не улучшило его настроения. Просто это означало, что он был зол при более ясной голове.
– Что такое Саут-Бич в наши дни? – спросил он наконец. Эти девушки могли ему сказать кое-что. Саут-Бич стал новой модельной Меккой в Майами, если три года назад, когда казалось, что реконструкторы-новаторы из «Арт Деко» проигрывают в неравной битве с наркоманами, бездомными и гериатрическими личностями, которые буквально заполняли улицы. Очевидно, в том году это и произошло. «Форд» открыл свой филиал, а также «Клик» и многие другие. То, что начиналось, как немецкое вторжение, превратилось в американскую пирушку, в которой принимали участие все журналы от «Вога» и ниже. И случилось так, что Южная Флорида оттеснила Лос-Анджелес на третье место по количеству модельных агентов. Самая плохая новость заключалась в том, что «Эль» там не было – гораздо более скверная новость, чем неоперившееся агентство Кристы Кенвуд.
– Там замечательно, – сказала Мона. – Мы всегда останавливаемся в «Парк Сентрал», где действительно приятно. А прекрасные рестораны, «Оджи» и «Мецотинто», куда мы ходим обедать!
– «Меццанотте», – сказала Сисси, разозлившись, что Мона высунулась первой. – А потом мы идем в «Семпер», отличный бар с фортепьяно, а позже, когда мы уже все нагрузимся, то идем танцевать в «Варшаву».
– А музыка там такая громкая, что сердце прямо-таки вибрирует в груди. По-моему, это действительно отпад, и все ассистенты, которые думают, что изобрели сцену в Нью-Йорке, всем им надо заткнуться, потому что они всегда считали, что Флорида ничто, а теперь там более клево, чем в других местах.
Мона подхватила разговор, потом она остановилась, чтобы поглядеть, удалось ли ей произнести слова поддержки. Россетти уставился на нее, его лицо ничего не выражало.
– Вы обе хотите что ли немного кирнуть? – спросил он. Блестящие глаза засветились еще сильнее. – О, да, конечно.
Он полез в карман и передал Сисси пакет. Обе девушки встали. Все разговоры в «Бильбоке» смолкли. Топ-модели, поднимающиеся из-за стола, первоклассное зрелище. Как высоко они могут подняться? До неба? Черная и белая, четыре потрясающих ноги, четыре тугих ягодицы, едва прикрытые идентичными черными юбочками из лайкры. Хорошо сделано, Джонни! Если бы секс был таким хорошим, как кажется.
Болтовня возобновилась снова, когда его девушки направились прямиком в туалет; плеск вина, пожимание плечами, выделение гормонов у веселящихся посетителей. Джонни откинулся на спинку стула. Криста нагрела его. Она украла его доход, стянула из-под носа самую выгодную кампанию в истории рекламы высокой моды, вывела из игры агентство в новой горячей точке, и ее годовой доход сразу перекроет доход от «Эль». Это не было состязанием. Это была война. Нации сражаются за нефть, за жизненное пространство, за выход к морю. Это был вопрос выживания. Но тут примешивалось еще и нечто большее… Личные мотивы.
Он огляделся по сторонам. Настроение в ресторане царило легкое, словно хорошее суфле, когда богатые и беззаботные посетители с треском шутили и безобидно флиртовали. А в его углу стряпалось блюдо мести, большой пудинг из ненависти и злобы со свинцовой начинкой, и Россетти уже видел, как он опускается, словно бомба, на голову Кристы Кенвуд.
Его девушки вернулись назад, паря в воздухе.
– Эй, Джонни, эта твоя девушка не должна класть эту гадость на меня, а то дождется, что я ее поцелую. Ты усек это? Чем ты сегодня торгуешь, голубая девушка? Иехх, беби, где ты научилась целоваться так хорошо?
Они болтали и смеялись так громко, что все окружающие могли слышать; Сисси смеялась по-заговорщицки, чтобы развеселить Джонни. Ему это нравилось, когда девушки так себя вели. Он чувствовал себя от этого лучше, и тогда не скупился на наркотики и давал им новые, выгодные заказы, чтобы они больше работали и делали больше денег, и получали чуть-чуть больше той славы, которой жаждали.
– Не слушай ее, Джонни. Мона пристает ко мне еще с Перу. Она просто изнасиловала меня, вот и все. Эй, Мона, видишь того туриста-чудака?
Он извиняюще улыбнулся. Он знал, чем они занимаются, и ему это нравилось. Они старались угодить ему. А после ланча, после еще нескольких порций спиртного он даст им возможность заняться этим как следует. Мммммм. Это будет неплохо. Порой он чувствовал, что любовь была слишком хороша, чтобы этим занимались мужчины.
Он поглядел на Мону. Поглядел на Сисси. Которая из них станет орудием его мести? Которая более податлива, более надежна и более дорогостояща? Мона была главным событием целых шесть месяцев. Ее время подходило к концу, и она знала это. Поэтому она боялась и в отчаянии старалась удержаться. Она захочет поверить той лжи, из которой будут состоять его обещания. И в результате Сисси останется с ним, а также вакантное место, которое, возможно, заполнит кокни из Британии или бразилианка с обалденными ногами и сиськами-торпедами.
– Мона, – сказал он.
Она повернулась к нему, ее губы и глаза сияли, сердце колотилось на кокаине. Она улыбнулась ему. Она была все еще девушкой номер один. Он был все еще ее профессиональным доктором, дилером, ее богом и хозяином. Ничего не изменилось. Ничего не изменится. Ничего недолжно меняться.
– Мона, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну вещь.
– Для тебя, Джонни, все что угодно.
Она вложила искренность в свои слова.
– Я хочу, чтобы ты пошла работать в агентство Кристы Кенвуд, – сказал он.
