Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Омар Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)

Теперь, когда Ходжес создал южнее Бонна предмостное укрепление у Ремагена, он должен был придерживаться этого первоначального плана. Сначала ему предстояло двинуть свои танки вниз по автостраде, идущей на Франкфурт. У Лимбурга он должен был повернуть на восток и двигаться по долине реки Лан до Гисена, где его войска соединялись с Паттоном, наступавшим от Майна.

Затем 1-я и 3-я армии должны были наступать двумя параллельными колоннами – Ходжес слева, а Паттон справа – по широкому коридору Веттерау на соединение с Симпсоном. После соединения армии Ходжеса и Симпсона приступали к ликвидации немецких войск, попавших в окружение, а Паттон поворачивал свою армию на восток и готовился наступать навстречу русским.

Коллинс, занимавший позиции в левом углу ремагенского плацдарма, предложил новый план наступления в совершенно противоположном направлении. Он предлагал не окружать Рур, а качать наступление на север по правому берегу Рейна, чтобы соединиться с войсками Монтгомери. Как раз этого и ожидал от нас противник, и, предвидя, что мы будем наступать на север, он создал оборону на реке Зиг в том месте, где она преграждала нам путь. Когда 26 марта Ходжес нанес удар, но не на север, а на юго-восток, он совершенно вывел противника из равновесия.

К вечеру 26 марта 1-я армия устремилась вниз по автостраде к Лимбургу, пока Паттон вел упорные бои на своем небольшом плацдарме севернее Майна, ставшем ареной кровавой борьбы. Когда начальник оперативного отдела спросил меня по телефону, поворачивать ли колонну Ходжеса с автострады на Гисен, я дал указание двинуть часть сил вниз по дороге в направлении на Висбаден. Я рассчитывал, что там они смогут помочь 3-й армии переправиться через Майн и в то же время возьмут в кольцо противника между Майном и Рейном.

– Будет хорошо, если 1-я армия выручит из беды 3-ю, – сказал я. – Ребята Паттона стали уж чересчур заносчивы.

Я преследовал и другую цель проведением этого маневра. Я полагал, что 9-я бронетанковая дивизия, совершив бросок на юг, отрежет Висбаден и позволит нам овладеть этим городом без боя. Еще в Англии, когда Торсон предавался воспоминаниям о том, как в Первую мировую войну он бывал в Висбадене, в то время оккупированном французами, мы рассматривали этот город как самое удобное место для нашего командного пункта. И только когда наши головные части ворвались в город, нам стало ясно, что авиация опередила нас на три месяца. Бомбардировками с воздуха были разрушены до основания прекрасные отели города и поврежден его замечательный Курхаус.

* * *

Предвидя наше наступление западнее Рейна, штаб Бреретона обратился ко мне с просьбой поддержать их план выброски воздушного десанта в районе Касселя, юго-восточнее Падерборна, где мы должны были соединиться с Симпсоном. Бригадный генерал Флойд Парке, начальник штаба 1-й союзной воздушно-десантной армии, предложил наметить 20 апреля в качестве ориентировочной даты выброски десанта.

– Но мы не нуждаемся в вашем десанте, – возразил я. – Мы должны быть к 10 апреля в Касселе. Кроме того, я предпочел бы использовать ваши самолеты для переброски грузов. Мы, по всей вероятности, окажемся в чрезвычайно затруднительном положении со снабжением, пока у нас не будет пары железнодорожных мостов через Рейн.

Впоследствии я объявил Беделлу Смиту, что день 10 апреля был намечен мной как самый крайний срок. На самом деле я надеялся быть в Касселе до 1 апреля. Мы попали туда на день позже.

Предложение сбросить десант в Касселе было последним проектом, выдвинутым командованием воздушно-десантной армии. До этого мы уже отвергли добрую дюжину подобных предложений. Я не хотел, чтобы транспортная авиация была использована для выброски воздушного десанта, как это было сделано в Турне, так как инженерные войска не могли построить железнодорожный мост через Рейн ранее 20 апреля. Поэтому мы ожидали, что, как только наши колонны углубятся к востоку от Рура, нам будет недоставать горючего и боеприпасов. Вот тогда-то мы стали бы испытывать отчаянную нужду в самолетах Бреретона.

К 30 марта 3-я бронетанковая дивизия Морриса Роуза подошла к Падерборну, Город был уже виден, когда дивизия натолкнулась на отчаянное сопротивление эсэсовцев, набранных из близрасположенных запасных танковых частей. Они сражались с фанатическим упорством. Хотя Роуз уничтожил основную массу этого импровизированного заслона, остаткам его удалось спастись бегством в массив Гарц, где немцы создали последний бастион обороны. На следующий день Роуз был убит в бою.

Тем временем Симпсон все еще нетерпеливо метался на своем тесном предмостном укреплении восточнее Рейна, к которому он был прикован, пока Монтгомери использовал мосты 9-й армии для срочной переброски подкреплений армии Демпси. Для того чтобы ознакомить Симпсона с планами захвата Рура, после того как мы соединимся с ним около Падерборна, я вылетел к нему на север. Командный пункт Симпсона находился в городе Мюнхен-Гладбахе. Со времен арденнских боев Большой Симп, как его любовно звали солдаты, не зная отдыха, провел три с половиной месяца под командованием Монти, нетерпеливо ожидая момента, когда он сможет, наконец, вернуться обратно в американскую группу армий. Может быть, потому, что 9-я армия была самым податливым из всех объединений США, Симпсон нес свою службу под английским началом без инцидентов и столкновений. Однако сейчас он был обижен, во-первых, тем, что его заставили две недели протоптаться на западном берегу Рейна, и, во-вторых, тем, то он вынужден был ждать, пока Демпси не переправится по мостам, которые навела для себя 9-я армия.

Монти приказал в первую очередь обеспечить наступление Демпси на направлении главного удара англичан к Гамбургу и дальше к берегу Балтийского моря. Здесь Демпси должен был предохранить Данию от опасности "освобождения" Красной Армией. Все еще не зная о цели маневра англичан, мы жаловались на отвлечение английских сил к северу, ибо, несмотря на приближение советских войск к Северному морю, мы больше думали об уничтожении остатков немецкой армии и послевоенные политические проблемы нас мало трогали.

За два дня до этого из агентства Ассошиэйтед Пресс ночью позвонили нам из Парижа и передали сообщение, что комиссия по военным делам сената утвердила представление о присвоении Деверсу, Паттону, Ходжесу и мне четвертой генеральской звезды. На следующее утро, надев тужурку, приготовленную для поездки в верховный штаб экспедиционных сил союзников, я обнаружил, что мой ординарец уже прикрепил на мои погоны дополнительные звезды. Однако, сев в самолет, я снял их.

– Подождем, – сказал я ординарцу, – пока не придет официальный приказ, а еще лучше, пока мы не прочитаем об этом в "Старс энд страйпс".

Как только Симпсон получил разрешение вырваться со своего плацдарма, он бросил 2-ю бронетанковую дивизию через северную часть Рура и 1 апреля, ровно через семь дней после того, как он форсировал Рейн, соединился с Хсджесом в местечке Липштадт. Еще через два дня Эйзенхауэр вернул 3-ю армию 12-й группе армий, и под моим командованием собралась внушительная группировка войск в составе 45 американских дивизий. Одновременно мы перевели оперативную группу штата из Намюра обратно в Люксембург. Теперь уже мне не было никакой надобности оставаться поблизости от Монти.

На территории, вокруг которой мы сомкнули кольцо окружения, осталась разбитая группа армий "Б" Моделя, объединение более крупное, чем то, которое Паулюс сдал Жукову в Сталинграде{54}. Остатки трех немецких армий попали в западню. Ветераны Па-де-Кале и Арденн перемешались с зелеными юнцами из гитлеровской молодежи, на которых поспешно натянули поношенное военное обмундирование, висевшее на них, как на пугалах. В целом группа армий Модели состояла из шести армейских корпусов, объединявших основные силы 17 дивизий. К ним следует прибавить еще 100 тыс. человек из зенитных частей, которые давно уже обороняли Рур, создав сильную зенитную оборону. Дважды противник пытался прорвать кольцо окружения, и дважды мы отбрасывали его назад.

Предвидя, что нам придется вести затяжную кампанию восточнее Рейна, мы создали в начале января 15-ю американскую армию под командованием Джероу. На место Джероу мы послали в 5-й корпус видавшего виды Хюбнера из 1-й дивизии. Однако сопротивление противника западнее Рейна рухнуло так быстро, что мы отказались от плана использовать армию Джероу на фронте и приказали ей остаться на западном берегу Рейна, совмещая оборону этого рубежа с задачами по оккупации.

Тем временем, пока главные силы американцев продвигались на восток на 320-километровом фронте по холмам Тюрингии навстречу русским, которых теперь отделяло от Эльбы всего лишь каких-нибудь 160 километров, я выделил 18 дивизий для ликвидации рурского "мешка". В течение 18 дней противник упорно оборонялся в Руре, а мы пробивали себе путь через обреченные города, которыми был густо усеян Рурский бассейн. 18 апреля, когда противник прекратил сопротивление, мы взяли в плен 325 тыс. человек. Это более чем в два раза превышало то количество, на которое 1-я армия рассчитывала, начиная операцию по ликвидации окруженной группировки.

Разведка сообщила, что фельдмаршал Модель попал в окружение в Руре вместе со своими войсками. Я не забыл, как этот сухой пруссак блокировал наше наступление через линию Зигфрида в сентябре, и сказал начальнику разведки, чтобы он пообещал медаль тому, кто захватит Моделя. Однако все, что осталось от Моделя в Руре, был огромный штабной автомобиль "Мерседес-Бенц", который, по слухам, принадлежал немецкому фельдмаршалу. Эту машину подарил мне Риджуэй.

Линия фронта союзников с баварских предгорий на юге передвинулась на восток, пересекла цветущие поля горчицы и достигла Ганновера, города, расположенного всего в 240 километрах от Берлина. Сопротивление противника все больше и больше ослабевало, и только закоренелые нацисты и эсэсовцы продолжали отчаянно сражаться, не видя перед собой никаких перспектив. В коттеджах, выкрашенных в веселые, яркие цвета, немецкие хозяйки выглядывали из-за кружевных занавесок, бросая робкие взоры на наши колонны, с грохотом проносившиеся по улицам городков, преследуя бегущую немецкую армию.

Только в франконском городе Ашаффенбурге, в 32 километрах от Франкфурта вверх по Майну, на население подействовали отчаянные заклинания Геббельса, и оно взялось за оружие. В 1934 г. Гитлер, опасаясь, что французы не согласятся с ремилитаризацией Рейнской области и начнут военные действия, построил оборонительный пояс по реке Майн, который прошел через Ашаффенбург. Но сейчас население этого города решилось выступить против союзников не потому, что оно хранило преданность нацистскому режиму. Жители Ашаффенбурга поверили словам местного нацистского руководителя. "Вы должны сражаться за свою жизнь, говорил он им, – ибо капитуляция означает порабощение, ибо третьего пути не дано". Наши войска, вступив в город, увидели трупы немецких офицеров, висевшие на уличных фонарях. Их повесили за то, что они призывали к капитуляции. Женщины и дети с крыш забрасывали американских солдат ручными гранатами. Из пяти расположенных поблизости госпиталей раненые немецкие солдаты, хромая, на костылях, тянулись в Ашаффенбург, чтобы принять участие в бою. Не желая нести потери, неизбежные в уличных боях, наши войска отошли и вызвали бомбардировочную авиацию. Когда грохот разрывов смолк и камни рушащихся стен засыпали неподвижные тела защитников города, нацистский командующий обороной Ашаффенбурга майор фон Ламберт робко вылез из убежища, держа в руке белый флаг.

Наши колонны прошли мимо маленьких, словно пряничных, домиков, которыми усеяны склоны холмов Гессена. Они миновали и небольшие промышленные предприятия, рассредоточенные за пределами Рурского бассейна. Вблизи них были устроены угрюмые проволочные заграждения, в которые загонялись после работы рабы Германии. Сейчас за колючей проволокой царил полнейший хаос; перед тем как вырваться на свободу, узники разграбили все склады. Перемещенные лица бесцельно бродили по улицам городков, в которых немцы боязливо закрыли окна ставнями, а коренастые девушки из Прибалтики вовсю жали на педали велосипедов, захваченных у бывших немецких хозяев. Небольшие группы итальянцев тащились с трудом по дорогам, сгибаясь под тяжестью туго набитых вещевых мешков; у многих с плеч свешивалась сверкающая на солнце медная кухонная посуда. Колонна за колонной шли на запад американские грузовики, переполненные французскими солдатами в потрепанном, выцветшем обмундировании. Они возвращались во Францию, на родину, которую не видели с 1940 г.

Последние надежды немцев на затяжную войну и мирные переговоры рухнули. Это было достигнуто благодаря мощи нашей армии и превосходству ее оснащения. До того как мы навели мосты через Рейн у Ремагена, некоторые немцы еще могли верить, что их новая реактивная авиация сможет нейтрализовать наше превосходство в воздухе. Противник не щадил сил и средств на производство реактивных самолетов; по нашим данным, его подземные заводы выпустили от 600 до 800 этих скоростных истребителей. Даже в марте 1945 г., со нашей оценке, производственные возможности противника позволяли ему выпускать 200 реактивных самолетов в месяц. Командование немецкой авиации потребовало вернуть в авиацию летчиков, взятых в пехоту. На доброй полдюжине аэродромов полным ходом шла боевая подготовка летчиков для реактивных самолетов. Однако реактивная авиация опоздала, как опоздали и гитлеровские самолеты-снаряды. Если бы фон Рундштедту в Арденнах удалось сорвать наше наступление, противник выиграл бы время и смог бы использовать свое преимущество в реактивной авиации. Но наши армии хлынули через Рейнланд, окружили Рур и двинулись дальше на восток. Они захватили подземные авиационные заводы, прежде чем реактивные самолеты смогли вступить в бой. Исчезла последняя иллюзия. Теперь Геббельсу только и оставалось, что запугивать немецкий народ угрозой русских репрессий.

Как-то вечером, вскоре после того, как мы ликвидировали арденнский выступ и начали наступление к Рейну, Эйзенхауэр посоветовался со мной по поводу того, как избежать случайного столкновения с советскими войсками при встрече с Красной Армией где-то в центре Германии. Хотя в то время нас разделяло еще почти 800 километров, но советское наступление, начатое 12 января, развивалось успешно, и русские могли ворваться в Германию через Польшу. Некоторые даже думали, что Красная Армия сможет выйти на Одер на восточной границе Германии. Эйзенхауэр уже не мог дальше тянуть с установлением разграничительной линии между Востоком и Западом, ибо любую рекомендацию главного командования союзников по этому вопросу следовало направить в Кремль.

Подобно Эйзенхауэру, я не доверял заранее установленным опознавательным сигналам и еще менее полагался на радиосвязь с частями Красной Армии.

Опознавательные сигналы можно перепутать, а незнание языка может свести на нет все преимущества радио. Еще в Аржантане я остановил войска Паттона частично из страха, как бы он не столкнулся с единственной английской дивизией, находившейся в Фалезе. Теперь, имея почти в сто раз больше войск, разбросанных на фронте от берегов Северного моря до Швейцарии, я невольно содрогался при мысли о возможности столкновения, которое легко могло перерасти в настоящую схватку. Не только наши войска совершенно не имели представления друг о друге, но мне стало известно, что по мере продвижения русских на запад росла их дерзость и самоуверенность.

Выход мог быть найден только в установлении демаркационной линии, на которой остановились бы и наши войска и войска Красной Армии. Несомненно, что этой демаркационной линией мог быть только хорошо различимый естественный рубеж. Изучив карту, мы с Эйзенхауэром пришли к выводу, что таким рубежом лучше всего может служить Эльба. Она не только течет с юга на север, но и представляет собой последнее, наиболее крупное естественное препятствие на пути между Рейном и Одером. Южнее Магдебурга, где Эльба поворачивает на восток, линию встречи можно было назначить на реке Мульде на всем ее протяжении до границы с Чехословакией. Эйзенхауэр решил предложить этот рубеж в качестве демаркационной линии (схема 51).

В то время нам казалось, что река Эльба находится почти за границами наших возможностей. У Магдебурга, где Эльба поворачивает на север, она протекает всего лишь в 80 километрах западнее Берлина. В том месте, где эта река ближе всего подходила к нашим линиям, ее отделяло от Рейна в районе Кёльна добрых 350 километров. Но не только мы сами считали Эльбу почти нереальной целью для наших армий. Очевидно, и советское командование придерживалось того же мнения, так как оно согласилось установить демаркационную линию по Эльбе, хотя эта река протекает примерно в 145 километрах восточнее предполагаемой границы советской оккупационной зоны{55}. Действительно, чтобы выйти на Эльбу, как мы предложили русским, мы должны были занять одну пятую часть зоны, выделенной Советам.

Границы зон оккупации были определены европейской консультативной комиссией в Лондоне. Соответствующие документы были обсуждены в Квебеке, утверждены в Ялте и, наконец, направлены для ознакомления нам на фронт. России была отведена вся Восточная Германия, включая сельскохозяйственные районы Тюрингии, всего в 160 километрах от Рейна. Кроме богатого Силезского бассейна, в советскую зону оккупации входили и балтийские порты. Английская зона, занимавшая северо-западную часть Германии, граничила с советской зоной у берега Балтийского моря, где разграничительная линия проходила недалеко от Любека, города, известного своими цехами и мастерскими по ремонту и обслуживанию подводных лодок. В английскую зону входил Рур, опустошенный, но все еще не разрушенный, и порты Северного моря, долгое время подвергавшиеся блокаде. Американская зона не имела выхода к морю, поэтому США был выделен порт Бремен с окружающей его территорией. Мы должны были занять живописные предгорья Баварии, красивый горный район, известный в первую очередь как излюбленное место туристов. К западу от нас французам была отведена для оккупации территория Рейнланд-Пфальца южнее Ремагена, включая промышленный Саар. Французская оккупационная зона простиралась к югу от Баварии и примыкала к оккупационной зоне, выделенной Франции в Австрии. Австрию, подобно Германии, также предполагалось разделить между союзниками на четыре оккупационные зоны (схема 52).

Европейская консультативная комиссия в Лондоне пришла к соглашению о Берлине, согласно которому Берлин должен был представлять своеобразный островок в центре русской оккупационной зоны, находящийся во владении четырех держав. Столицу рейха предполагалось разделить на четыре сектора и осуществлять в ней четырехсторонний контроль. Когда я поинтересовался в верховном штабе экспедиционных сил союзников, как мы будем снабжать наши войска в Берлине, мне ответили, что наши поезда будут беспрепятственно проходить через русскую зону от Хельмштедта, расположенного у западной границы советской оккупационной зоны в 175 километрах от Берлина. Но нам не был выделен коридор и не были даны заверения или специальные гарантии в том, что наши поезда будут беспрепятственно пропускаться через советскую зону. Совместная оккупация Берлина строилась на доверии как символе единства союзников. В то время я не оспаривал Великую Иллюзию, ибо не менее других заблуждался относительно послевоенных планов Советов. Однако эта изоляция Берлина внушала мне опасения прежде всего потому, что она противоречила одному из основных положений о тыле. В бою я могу взять на себя ответственность за какой-либо участок фронта только в том случае, если я уверен, что смогу организовать его снабжение. Снабжение Берлина полностью зависело от доброй воли Советов. А еще в детские годы в Миссури я узнал, что хорошие добрососедские отношения не могут строиться на зависимости...

За пять дней до того, как Ходжес и Симпсон сомкнули кольцо окружения вокруг Рура, Эйзенхауэр через военную миссию США в Москве передал по радио Сталину свой план направить крупные силы в центральной части фронта на восток к Эльбе. В эту группировку должны были войти все три армии 12-й группы армий. Тем временем 21-я группа армий Монтгомери на нашем левом фланге должна была наступать на северо-восток к Балтийскому морю с задачей отрезать полуостров Ютландия и захватить немецкие порты на Северном море, имевшие большое значение. Деверс, который встретил самое упорное сопротивление противника на Рейне и форсировал эту реку только через два дня после Монти, должен был повернуть свои американские и французские войска на юг и двигаться через Мюнхен к границам Австрии, навстречу русским, наступавшим вверх по Дунаю к Вене. Отрезав противника от Альп, мы помешали бы ему превратить этот горный хребет в последний оборонительный рубеж.

Черчилль протестовал против посылки Эйзенхауэром радиограммы в Москву, расценивая это как недопустимое вмешательство воен-ного в политические проблемы. Однако наибольшее возмущение с его стороны вызвал сам план, предложенный Эйзенхауэром. По словам Эйзенхауэра, премьер-министр был "крайне разочарован и обеспокоен" тем, что главное командование союзников отказалось усилить Монтгомери американскими войсками и бросить его на Берлин в отчаянной попытке опередить русских и раньше их овладеть столицей Германии.

В тот день, когда Эйзенхауэр сообщил Сталину, что он собирается нанести главный удар на центральном направлении силами 12-й группы армий, Монтгомери только что форсировал Рейн, а мы устремились вперед из Ремагена. Свыше трехсот километров отделяло плацдарм Монтгомери на восточном берегу Рейна от Эльбы. Путь, который нам предстояло пройти, был еще длиннее, так как сначала мы должны были окружить Рур. В противоположность нам Жуков сосредоточил свыше миллиона солдат на Одере, всего только в 48-километрах восточнее Берлина. Даже если бы мы вышли к Эльбе, прежде чем Жуков форсировал Одер, все равно 80-километровая полоса низменностей отделяла Эльбу от Берлина. Западные подступы к Берлину были усеяны озерами, пересечены реками и каналами. На вопрос Эйзенхауэра, какой ценой, по моему мнению, нам придется заплатить за прорыв от Эльбы к Берлину, я сказал, что оцениваю наши вероятные потери в 100 тыс. человек.

– Слишком дорогая цена за престиж, – сказал я, – особенно если учесть, что нам придется отойти и уступить место другим.

Если Эйзенхауэр намеревался послать Монтгомери на Берлин, то он должен был усилить английский фланг не менее чем одной американской армией. Быстрое уничтожение немецкой армии перед нашим фронтом казалось мне гораздо более важным делом, чем взятие Берлина во имя какого-то политического выигрыша. Мы, солдаты, наивно удивлялись этой наклонности англичан усложнять войну политическими соображениями и невоенными целями.

Я горел желанием поскорее очистить Рур, а все другие дивизии, которые можно было освободить от выполнения этой задачи, я бросал вперед, к Эльбе и Мульде. С выходом на рубеж этих рек я намеревался занять его силами двух армий, а третью армию повернуть на юго-восток и направить вниз по Дунаю в Австрию, на соединение с частями Красной Армии, которые уже подходили к Вене. Соединившись с Красной Армией в Австрии, мы отрезали противнику пути отхода в Австрийские Альпы, объявленные Национальным Редутом Германии, Но стоило Эйзенхауэру принять предложение Черчилля и выделить одну американскую армию в распоряжение Монти для наступления на северо-восток к берегам Балтики – и нам пришлось бы отказаться от наступления на Дунае. Если бы противнику удалось отойти в Редут, доказывали мы, он смог бы затянуть войну на длительное время.

За несколько месяцев до этого разведка ошеломила нас фантастическим планом немецкого командования отвести войска в Австрийские Альпы, где, как сообщалось, были сосредоточены вооружение, запасы и даже построены авиационные заводы и где был создан последний бастион немецкой обороны. Там противник, по всей вероятности, попытался бы отсидеться и сохранить нацистский миф до тех пор, пока союзникам не надоела бы оккупация Германии или пока они не перессорились бы между собой.

Нам говорили, что войска для обороны Редута в первую очередь будут состоять из эсэсовских частей. Беглая проверка группировки противника на нашем и на русском фронтах показывала подозрительное сосредоточение дивизий СС именно на южных флангах этих фронтов.

Только после конца войны мы узнали, что этот хваленый Редут существовал лишь в воображении нескольких нацистских фанатиков. Слух о нем разросся до таких невероятных размеров, что теперь я просто удивляюсь нашей тогдашней наивности. В то время легендарный Редут казался нам вполне реальной и весьма серьезной угрозой, которой мы не могли пренебрегать. Он тяготел над нашими тактическими замыслами в последние недели войны.

Навязчивая мысль о Редуте привела к тому, что я довольно пессимистически определял вероятный срок окончания войны в Европе. Еще 24 апреля, за два дня до того, как мы соединились с русскими, я заявил группе конгрессменов, приглашенной Эйзенхауэром осмотреть немецкие лагери смерти, что "война может продлиться еще месяц, а то и целый год". Увидев на лицах некоторых моих собеседников выражение тревоги, я поделился с ними своими опасениями относительно Редута.

Миф о Редуте был окончательно развеян генерал-лейтенантом Куртом Дитмаром. Этот немецкий радиокомментатор, которого звали "голос вермахта", переплыл через Эльбу в небольшой лодке и сдался в плен солдатам 9-й армии. На допросе Дитмар упорно твердил, что он узнал о Редуте только в январе 1945 г. из швейцарских газет. Он издевался над нашими разведывательными донесениями о тщательной подготовке к сопротивлению в Австрийских Альпах, но соглашался, что немецкая армия может закрепиться там, если она захочет продолжать борьбу.

Но как бы ни были ошибочны наши выводы насчет Редута, все же надо сказать, что, отказываясь принять предложение Черчилля о наступлении на Балтику и Берлин, мы руководствовались совсем иными соображениями. Не будь зоны оккупации уже определены, я еще мог бы согласиться с тем, что это наступление с точки зрения политики стоит свеч. Но я не видел оправдания нашим потерям в боях за город, который мы все равно должны будем передать русским. Даже рост нашего престижа не мог компенсировать новые тяжелые жертвы.

12 апреля 1-я армия вступила в Лейпциг. 9-я армия Симпсона, имея в авангарде 2-ю бронетанковую дивизию, прошла севернее массива Гарц, где укрылись пять дивизий противника. В 8 часов вечера на 309-й день боевых действий в Европе танки 2-й бронетанковой дивизии вышли на берег Эльбы. Еще до этого я приказал Симпсону немедленно по выходе на западный берег этой реки захватить небольшой плацдарм на восточном берегу. При этом я вовсе не думал начать подготовку к наступлению на Берлин, как это не замедлили предположить некоторые наблюдатели. Я хотел одного – отвлечь немецкие войска с русского фронта восточнее Бер – лина. Однако мы, вероятно, смогли бы организовать наступление на Берлин, если бы согласились закрыть глаза на неизбежные потери. В то время Жуков все еще не переправился через Одер, и Берлин лежал на полпути между нами и русскими. Однако подступы к Берлину с востока были несравненно удобнее для продвижения войск, чем подступы с запада, так как к западу от Берлина простиралась заболоченная местность{56}.

Первое предмостное укрепление, захваченное Симпсоном на восточном берегу Эльбы непосредственно южнее Магдебурга, было ликвидировано совместными усилиями трех немецких дивизий, переброшенных для этой цели из Берлина. Впервые за 30 месяцев боев 2-я бронетанковая дивизия вынуждена была отступить. Однако второе предмостное укрепление, созданное несколько южнее первого, удалось удержать. Симпсон расширил и углубил этот плацдарм и удерживал его до конца войны (схема 53).

В тот день, когда войска 9-й армии вошли в предместья Магдебурга, я посетил Симпсона на его командном пункте. Зазвонил телефон. Большой Симп взял трубку, выслушал донесение и прикрыл микрофон рукой.

– Похоже, что мы можем захватить мост в Магдебурге. Что нам делать, если мы его возьмем, Брэд?

– Проклятие, – ответил я. – Нам не нужно больше плацдармов на Эльбе. Если вы захватите мост, вы должны перебросить по нему на ту сторону не менее батальона, не так ли? Будем надеяться, что гансы взорвут его раньше, чем вы захотите от него отделаться.

Уже созданный плацдарм южнее Магдебурга был вполне достаточен для отвлечения сил противника. Новое предмостное укрепление стоило бы нам лишь дополнительных хлопот и излишних потерь.

Через тридцать минут, когда я уже надел каску, собираясь уезжать, снова зазвонил телефон. Худощавое лицо Симпсона расплылось в широкой улыбке.

– Нет причин волноваться, Брэд, – засмеялся он, повесив трубку, – гансы только что взорвали мост.

В последние, завершающие недели войны Эйзенхауэр совершал более частые рейсы между верховным штабом экспедиционных сил союзников и разбомбленным городом Висбаденом, в котором разместилась наша оперативная группа штаба. 12 апреля его "В-25" легко опустился на изрытый воронками аэродром в окрестностях Висбадена. Я присоединился к Айку, и мы вылетели на легком самолете сначала на командный пункт Паттона, затем на командный пункт Ходжеса; у нас на это ушла вся ночь.

Наш самолет взял курс на север вдоль автострады, и мы приземлились в Герсфельде, где Паттон разместил командный пункт 3-й армии в немецком военном городке. Обе бетонированные полосы широкой автострады были переполнены машинами, двигавшимися к фронту, в то время как посередине ее, по траве, нескончаемая вереница беженцев тащилась в тыл. Паттон ждал нас у взлетно-посадочной полосы, устроенной у дороги.

Всего лишь два дня тому назад 3-я армия захватила Ордруф, первый из нацистских лагерей смерти на нашем пути, и Джордж обязательно хотел показать его нам.

– Вы не можете себе представить, что за ублюдки эти гансы, пока своими глазами не увидите эту чумную яму, – сказал он.

Тяжелый трупный запах буквально ошеломил нас еще до того, как мы прошли через ворота лагеря. В неглубокие могилы было свалено более 32 обнаженных иссохших трупов. Трупы валялись также прямо на улицах, между бараками. Вши ползали по трупам, острые выступающие кости которых были обтянуты желтой кожей. Часовой показал нам место, где умиравшие от голода заключенные вырывали из трупов внутренности и ели их. Земля здесь была покрыта пятнами запекшейся крови. Лицо Эйзенхауэра превратилось в белую гипсовую маску, Паттон отошел в угол, где его стошнило. У меня от негодования отнялся язык. Зрелище было настолько ужасное, что мы были одновременно потрясены и оглушены. В ближайшую неделю нам предстояло захватить другие подобные лагери, и кошмары Бухенвальда, Эрла, Бельзена и Дахау вскоре должны были потрясти мир, который считал себя уже освоившимся с ужасами войны.