Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Омар Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

– Они подойдут к берегу по воде? – спросил кто-то.

– Это танки "ДД", – ответил я, на мгновение забыв, как тщательно мы хранили этот секрет.

Являясь экспериментальным образцом, танк "ДД" мог передвигаться как по воде, так и по суше. Для этой цели он был оснащен брезентовыми поплавками и гребным винтом. Сначала корпус танка подвергался герметизации и устанавливался гребной винт. Затем специалисты артиллерийско-технической службы прикрепили к корпусу танка трубчатый каркас, на который натягивались брезентовые поплавки, охватывающие корпус танка со всех сторон. Водитель танка мог натянуть брезентовые поплавки на каркас при помощи простого механического приспособления как раз в тот момент, когда стальное чудовище сползало со штурмового трапа танко-десантного судна.

Когда я впервые увидел такой танк на острове Уайт в декабре прошлого года, то вытаращил глаза: 30-тонный танк "Кромвель" выполз из воды и с грохотом двинулся по побережью в готовности открыть огонь.

Подрывом специального заряда поплавки с каркаса танка сбрасывались на берегу. Мы легко установили это приспособление на наших 34-тонных танках "Шерман".

С тактической точки зрения танки "ДД" решали проблему обеспечения мощного прицельного огня по береговым укреплениям в момент высадки десанта на побережье. До создания танков "ДД" нам приходилось рассчитывать только на пулеметы и минометы, которые выгружались вместе с пехотой.

Сразу же после подавления оборонительных сооружений противника мы должны были создать передовые базы для наших истребителей. Мы могли увеличить почти в два раза эффективность нашей истребительной авиации, так как для нее отпала бы необходимость совершать почти 500-километровый рейс из Англии и обратно. На следующий день после высадки нам надлежало создать взлетно-посадочные полосы на каждом из двух участков высадки для эвакуации раненых по воздуху. Через две недели после высадки мы планировали создать десять взлетно-посадочных полос для десяти авиагрупп. А на 35-й день после высадки, то есть через пять недель, мы рассчитывали создать в американской зоне 18 аэродромов на огороженных живыми изгородями полях Нормандии.

Так же как и в Сицилии, командование военно-воздушных сил выразило недовольство, когда мы сократили количество десантных средств, выделенных для перевозки с первым эшелоном десанта имущества аэродромно-строительных батальонов. Однако, когда Квесада обжаловал наше решение, мы не отступили от своих позиций.

– Пет, – напомнил я ему, – вместо каждого вашего большого четырнадцатитонного грейдера мы можем перевезти целую кучу пехотинцев. А в первые часы после высадки я предпочитаю иметь солдат, а не машины для строительства аэродромов.

Один из корреспондентов, прикомандированных к штабу Кирка, кивнул головой в сторону карты, на которой была жирно обведена красным карандашом надпись на немецком языке: "Крепость Шербур".

– Когда вы рассчитываете взять Шербур? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы меня ругали, – сказал я ему, – но в настоящий момент я был бы рад, если бы мы захватили Шербур через пятнадцать дней после высадки или даже через двадцать. Срок, указанный здесь на карте, взять Шербур через восемь дней после вторжения, видимо, нереальный.

Оптимистические расчеты были внесены в план вторжения через Ла-Манш задолго до того, как Роммель начал укреплять оборону Нормандии. Сначала наш участок вторжения удерживали только три "стационарные" дивизии. Теперь в этот сектор были переброшены еще три полевые дивизии. Диксон подсчитал, что противник сможет бросить против нас в первый день вторжения всего семь дивизий.

Я указал на карту, висевшую на стене.

– Вы должны, однако, – сказал я, – помнить, что сразу же после высадки все дело сведется к проблеме накопления сил. Высадиться почти всегда удается, однако не всегда можно закрепиться на побережье. В ходе вторжения нам придется пережить три критических периода. Первый период – высадка на побережье. Она будет трудной, однако мы не слишком беспокоимся за нее. Второй период может наступить спустя шесть или семь дней, когда противник соберет резервы для нанесения контрудара. Этот удар, по-видимому, создаст для нас самые большие трудности. Затем по отражении его наступит третий период, когда мы организуем прорыв фронта противника.

Наступила светлая лунная ночь, вода в гавани Плимута приобрела почти радужный оттенок. Мы провели первый день на судах почти без помех со стороны вражеской авиации. Несколько кораблей противника, ведущих разведку, сунулись было в гавань, но были отогнаны зенитной артиллерией с берега. На корабле пробили четыре склянки. Отряды флота уже вышли из северных портов в море на рандеву с главными силами Кирка.

План операции "Оверлорд" уже начал претворяться в жизнь в расчете на высадку морского десанта утром 5 июня. Эйзенхауэр имел еще возможность приостановить операцию рано утром 4 июня. Позднее этого срока было бы уже слишком поздно.

В полночь я вернулся в каюту и лег спать. Было уже почти 6 часов утра, когда я проснулся в воскресенье 4 июня. В гавани Плимута стояла сырая погода, туман застилал все вокруг, и видимость была весьма ограниченная. Когда я одевался, меня пробирала дрожь. Вошел Кин с копией радиограммы адмиралтейства Кирку.

– Операция отложена? – спросил я.

– На двадцать четыре часа.

Как только Эйзенхауэр принял это решение, командование флота направило быстроходные эсминцы, чтобы вернуть уже вышедшие в море корабли в свои порты. Теперь боевой дух войск на этих кораблях упадет, а количество заболевших морской болезнью увеличится в результате того, что им придется провести еще один день в бурном Ла-Манше. Мы посмотрели прогноз погоды, занесенный в наш журнал. Прогноз был еще менее обещающим, чем на 3 июня: высота волн в Ла-Манше 1,5 метра и никаких признаков уменьшения облачности до 7 или 8 июня.

Если бы мы не перенесли начало высадки десанта на более позднее время, условия прилива 8 июня исключили бы возможность высадки войск. Приливная волна достигла бы своего среднего уровня спустя много времени после рассвета. И хотя мы планировали вторжение уже после рассвета, поздняя высадка устрашала нас, так как противник мог прийти в себя после ожесточенной ночной бомбардировки.

Торсон приказал своим офицерам штаба на борту "Эйкернера" известить все соединения и части 1-й армии об отсрочке операции. В эфир были переданы закодированные слова "Хорнпайп боусприт", означавшие, что операция "Оверлорд" отложена на один день. Штаб на "Эйкернере" также знал об отсрочке операции, получив радиограмму из штаба Монтгомери в 5 час. 15 мин. утра. Оперативный отдел предусмотрел возможность отсрочки операции "Оверлорд", заранее разослав в войска закодированное наименование. Отсрочив высадку десанта, Эйзенхауэру приходилось теперь решать, когда следует ее произвести. Он решил провести новое совещание в Саутвик-Хаусе в Портсмуте рано утром 5 июня. Вторично ему одному предстояло сказать "да" или "нет" при решении самого важного вопроса войны. От этого выбора зависел успех или провал операции.

Днем в воскресенье 4 июня я должен был отправиться на берег вместе с Кирком, чтобы согласовать наши рекомендации на случай вторичной отсрочки операции. Я чувствовал себя в своей каюте неспокойно. Я принялся было читать "А Bell for Adano", однако был настолько взволнован, что не смог продолжать чтение и потянулся за вчерашним номером газеты "Старс энд Страйпс". В газете сообщалось, что бейсбольная команда Детройта выиграла матч у команды Нью-Йорка. Я бросил газету и вернулся на мостик. Только что принесли несколько новых аэрофотоснимков. На них была видна 6-орудийная батарея 115-миллиметровых орудий, выведенная из строя нашей бомбардировкой с воздуха. Разведывательный отдел сообщал, что противник бросил эту батарею.

Перед тем как сойти на берег, я еще раз поднялся на борт "Эйкернера", чтобы провести последнее совещание в штабе армии. Мы собрались в помещении для сбора донесений штаба ВНОС, где офицеры разведывательного отдела штаба военно-воздушных сил будут следить за воздушной обстановкой во время вторжения через Ла-Манш. На огромном планшете были нанесены маршруты конвоев с десантами от побережья Англии до Франции. Эти маршруты, бравшие свое начало в восточной части Англии, где находились порты погрузки англичан, и в западной части, где расположены порты погрузки американцев, сходились в районе сбора южнее острова Уайт. Затем они шли параллельно на протяжении 80 километров в направлении побережья Нормандии и в 50 километрах от него расходились к пяти участкам высадки (схема 23, 22).

Однако, несмотря на деятельность вражеской авиации за последнее время, мы смело могли превратить пункт сбора донесений ВНОС, в картежный зал. Хотя до сих пор кажется невероятным, но остается; фактом, что авиация Геринга не обнаружила подхода нашего флота. Плохая погода укрыла нас от наблюдения противника лучше, чем мы могли на это надеяться. Даже после высадки Геринг предпочел экономить свои силы и не бросать их против наших кораблей, сгрудившихся у берега.

День высадки первоначально был намечен объединенным комитетом начальников штабов на "благоприятный период мая". Позднее, по предложению Эйзенхауэра, начало операции "Оверлорд" было перенесено "на благоприятный период" в июне. Выбор точной даты вторжения был оставлен на усмотрение верховного командующего. Однако при выборе дня высадки Эйзенхауэр должен был считаться с приливами. Лунный цикл давал нам возможность воспользоваться всего шестью днями в месяц, в течение которых условия прилива удовлетворяли нашим требованиям при высадке войск на побережье. Первые три таких дня приходились на 5,6 и 7 июня. Если бы плохая погода не дала возможности произвести вторжение в эти три дня, тогда пришлось бы отложить его еще на две недели. Если бы плохая погода опять не дала возможности высадиться, тогда вторжение пришлось бы перенести на июль. Между тем войска уже были ознакомлены с планом операции "Оверлорд" и с пунктами высадки. Поэтому, чтобы сведения об операции не просочились к противнику, нужно было войска полностью изолировать от местного населения. Задача была не из легких: сохранить в течение 28 дней секрет, известный 140 тыс. человек.

Однако более устрашающими, чем проблема сохранения военной тайны, были бы возможные результаты задержки операций союзников во Франции на месяц. Эта затяжка не только сократила бы на одну треть время нашей летней кампании, она также сократила бы время, необходимое для захвата Шербура до наступления штормовой погоды. Нам сообщили, что мы не должны рассчитывать после 1 сентября на выгрузку грузов с судов непосредственно на побережье. Если бы немцы сумели удержать Шербур еще 50– 60 дней после нашей высадки в июле, то это создало бы для нас серьезные трудности в снабжении войск в зимний период. Таким образом, в любом месяце мы могли использовать для высадки только шесть дней, в течение которых были наиболее благоприятные условия в отношении утреннего света и прилива. Как военно-воздушные силы, так и флот настаивали на том, чтобы непосредственная авиационная и артиллерийская подготовка высадки десанта проводилась на рассвете. В то же время командование сухопутных войск предпочитало совершить подход к берегу под покровом темноты, а высадку десанта на побережье произвести с началом рассвета. Это дало бы нам возможность скрытно подойти к берегу и высадить войска без значительных затруднений. Чтобы обеспечить более эффективную бомбардировку с моря и с воздуха на рассвете, командование армии пошло на компромисс: оно отказалось от высадки ночью, согласившись произвести высадку десанта через 30 минут после рассвета.

Однако в вопросе о приливе командование армии заняло более решительную позицию, ибо здесь мы не могли уступить. Дважды в сутки побережье Нормандии затоплялось во время прилива, причем уровень воды поднимался на шесть метров. При отливе до береговых укреплений нужно было пройти более чем 400 метров по влажному песчаному грунту. Во время прилива волны Ла-Манша плещутся почти у самой дамбы, расположенной в глубине участка высадки "Омаха".

Чтобы высадиться на берег с минимальными потерями, нам следовало во время прилива подойти на десантных судах как можно ближе к дамбе. При отливе десантные суда сели бы на мель более чем в 400 метрах от берега. Высадившимся войскам пришлось бы преодолеть это расстояние, продвигаясь по открытому песчаному дну. Это могло бы привести к новой Тараве{32}.

Следовательно, перед нами был только один выбор: высаживаться на берег при максимальном приливе. Однако подводные заграждения, которыми Роммель усеял побережье Нормандии, не позволяли это сделать. При подходе к берегу во время прилива наши десантные суда могли напороться на эти препятствия, проломить днища и затонуть вместе с войсками и имуществом на глубине 2,5 метров.

Выход заключался в том, чтобы организовать высадку десанта на побережье при среднем уровне прилива. Однако определить этот средний уровень прилива нам было трудно. Чтобы разрешить эту проблему, мы провели опыты по подрыву подводных препятствий, созданных по образцу немецких, на английском побережье Ла-Манша. В конце концов, преодолев большие трудности, мы пришли к выводу, что потребуется 30 минут для проделывания проходов через пояс подводных препятствий. Саперы могли подрывать эти препятствия при глубине воды не свыше 0,6 метра. Поскольку во время прилива подъем воды увеличивался каждые 15 минут на 30 сантиметров, саперы имели в своем распоряжении 30 минут до того, как уровень воды поднимался до 60 сантиметров.

Таким образом, выход из положения был найден. Мы должны начать штурм побережья тогда, когда прилив достигнет полосы препятствий. У саперов будет 30 минут времени для уничтожения препятствий до того, как глубина станет слишком большой. Последующие эшелоны десанта смогут после этого пройти через проделанные проходы на десантных судах ближе к дамбе.

Самым благоприятным днем для высадки десанта было 6 июня, так как к моменту подхода прилива к линии препятствий на участке "Омаха" было бы уже достаточно светло. 5 июня нас тоже устраивало, хотя мы теряли 30 минут светлого времени, в то время как 7 июня мы выгадывали 30 минут. 8 июня волна прилива подошла бы к линии препятствий только спустя два с половиной часа после рассвета. Промежуток времени в два с половиной часа между наступлением рассвета и высадкой десанта мы считали слишком рискованным, так как утрачивалась внезапность. Айк сначала наметил вторжение на 5 июня. Если бы испортилась погода, он мог перенести начало операции на 6 или 7 июня. Учитывая все это, 17 мая Эйзенхауэр обвел красным карандашом 5 июня как дату вторжения.

4 июня погода оказалась настолько плохой, что Эйзенхауэр перенес день начала операции на 6 июня. Днем 4 июня в Плимуте моросил дождь, и на изменение погоды к лучшему надежды были невелики. Мы были уверены, что вечером последует новая отсрочка вторжения.

Но тут возникла новая проблема. Айк, принимая окончательное решение о дне высадки, должен был учесть, что конвои с войсками, находящиеся в наиболее удаленных западных портах Англии, должны были сняться с якорей и выйти в море значительно раньше, чем конвои в южных портах, с тем чтобы своевременно прибыть в контрольный район. В первый раз, когда операция была отложена, мы их просто вернули в свои порты. Если бы оказалось необходимым вернуть их в порты вторично, тогда этим конвоям потребовалось бы пополнить запасы горючего. Это заняло бы по крайней мере 48 часов. Следовательно, они смогли бы вновь выйти в море не раньше утра 7 июня.

Поэтому при вторичной оценке условий погоды Эйзенхауэр не мог отделаться простым "да" или "нет". Выбор становился значительно сложнее:

1. Он мог не обращать внимания на неблагоприятную погоду и начать операцию 6 июня.

2. Он мог еще раз отложить операцию на две недели в ожидании следующей благоприятной фазы луны.

3. Он мог примириться с менее благоприятными условиями прилива и светлого времени, рискнув начать вторжение 8 или 9 июня.

Рамзей спросил Кирка:

– Если операция будет отложена вторично, когда можно будет ее начать?

Необходимо было выбирать между двумя днями, двумя неделями или даже более продолжительным периодом времени. Кирк пригласил меня вместе с моим штабом на совещание. Мы собрались днем 4 июня в штабе английской военной базы Плимут и сели за огромный стол, покрытый сукном. Два бесстрастных английских солдата морской пехоты охраняли дверь. В мрачной комнате была расставлена дюжина старых плетеных кресел. В одном конце комнаты на истыканной булавками стене висела выцветшая схема. Адмирал Мун сошел на берег, чтобы принять участие в совещании, а Холл остался в Портсмуте со своими силами, предназначенными для действий на участке "Омаха".

Оказавшись перед возможностью двухнедельной отсрочки, я немедленно снял свои прежние настойчивые возражения против высадки десанта 8 или 9 июня. В создавшихся условиях даже высадка в дневное время была предпочтительнее двух недель мучительного долгого ожидания.

– Что касается армии, – сказал я Кирку? – то мы согласны лучше высадиться восьмого или девятого, а не ожидать еще две недели. Если нам опять придется выгрузить войска на берег, мы подвергнем себя страшному риску, так как сведения о высадке могут оказаться разглашенными. В то же время мы не можем, держать солдат взаперти на десантных судах еще две недели. Если мы будем высаживаться восьмого или девятого, я предпочел бы начать вторжение во время прилива, как мы и запланировали, если даже придется высаживаться в светлое время.

Другим выходом, разумеется, была высадка ранним утром, однако при значительно меньшем приливе.

Кирк машинально водил карандашом по блокноту.

– Говоря от имени флота, я предпочел бы начать операцию днем, чтобы по крайней мере было видно, куда мы стреляем. По этим же соображениям, по-видимому, и авиация предпочла бы бомбить днем. Как вы думаете Ройс?

Генерал-майор Ральф Ройс находился вместе со мной на борту "Аугусты" в качестве заместителя командующего 9-й воздушной армией. Мы внимательно изучили условия прилива и наметили ориентировочно час "ч" на 8 и 9 июня. Чтобы саперы могли проделать проходы среди прибрежных препятствий, мы должны были отложить штурмы побережья до 8 часов утра, то есть начать высадку почти через два с половиной часа после рассвета. 9 июня обстановка была бы еще хуже. Чтобы прилив достиг необходимого уровня, штурм побережья должен был начаться в 8 час. 35 мин. утра.

– Конечно, это значительно осложнит положение воздушно-десантных войск, предупредил я Ройса. – Им придется продержаться на два часа больше, прежде чем мы сможем облегчить их положение. Но я думаю, что они смогут продержаться, если вы окажете им поддержку с воздуха.

– Об этом не беспокойтесь, – заявил Ройс, – мы окажем им помощь всем, что только может потребоваться.

Затем поступило сообщение из Портленда от Холла и Джероу. Оба высказались за более раннюю высадку, несмотря на недостаточный прилив. Однако в этом случае они высадились бы раньше англичан на час или даже более. Берег на участке англичан был скалистым, и поэтому английские войска могли высаживаться только при максимальном приливе.

– Боже мой, – воскликнул я, обращаясь к Кирку, – понимают ли они, что говорят? Если они высадятся раньше на участке "Омаха", то привлекут на себя также весь огонь противника и с английского участка высадки.

Кирк был обеспокоен не меньше меня.

– Конечно, Джим Холл попадает под огонь всех орудий береговой обороны с обоих участков, – сказал он. – Противник сначала расправится с нами, а затем обрушится на англичан.

С точки зрения сухопутных войск, выбора не было. Мы должны были высаживаться во время прилива, не считаясь с тем, что высадка будет производиться после рассвета. В случае необходимости мы должны были рискнуть и построить волны первого эшелона десанта под угрозой прицельного огня артиллерии противника. Эту опасность мы могли преодолеть, используя нашу огневую мощь. Таким образом, мы пришли к согласию, что если нам не удастся начать операцию 6 июня, то вместо того, чтобы оттягивать ее дальше, мы попытаемся провести ее 8 или 9 июня. Кирк сообщил о нашем решении Рамзею. Совещание закончилось, и мы в последний раз вернулись на крейсер "Аугуста".

В воскресенье 4 июня в 21 час. 30 мин. Эйзенхауэр еще раз собрал своих командующих в Портсмуте для обсуждения прогноза погоды. На этот раз прогноз подавал кое-какие надежды. Ожидалось, что грозовые тучи, нависшие над побережьем, рассеются через два или три часа. Хорошая видимость могла сохраниться до вторника 6 июня. Сообщалось, что ветер ослабевал, а нижняя кромка облаков поднималась. Хотя прогноз подорвал некоторые надежды на улучшение погоды, он не особенно вдохновлял нас пойти на риск. Наоборот, прогноз погоды причинял Айку, не знавшему на что решиться, танталовы муки. Ожидавшаяся на 6 июня облачность могла легко лишить нашу авиацию возможности действовать и создать помехи прицельному огню корабельной артиллерии Хотя это было рискованным, но Эйзенхауэр и Смит были рады некоторому улучшению погоды. Любые действия казались им предпочтительнее тех тяжелых испытаний, которыми грозила новая отсрочка. Монти придерживался такого же взгляда. Однако Ли-Маллори ратовал за отсрочку вторжения, а Теддер был в нерешительности.

В 21 час 45 мин. Эйзенхауэр с большими колебаниями принял решение.

– Я убежден, – сказал он, – что ним следует отдать приказ.. Хоть мне и не хочется, но другого выхода нет... иного пути я не вижу.

День начала вторжения теперь был установлен, оставалось только в последний раз обсудить прогноз погоды в 4 часа утра 5 июня, чтобы убедиться что не потребуется откладывать операцию.

На Борту "Аугусты" мы ожидали сообщения об отсрочке вторжения. Однако такого сообщения не поступило, и к полуночи мы узнали, что Эйзенхауэр принял решение начать операцию. Осуществление вторжения началось, теперь хозяином положения стал План. В следующие 24 часа судьба войны в Европе решалась не на больших флагманских кораблях, а на мокрых, плоскодонных десантных судах, на скользких металлических палубах, где многие солдаты страдали морской болезнью при переправе через бурный Ла-Манш.

* * *

– У Айка есть прогноз погоды, и он, конечно, знает что делает, – сказал я Кину, – однако, черт возьми, погода отвратительная.

Палубы намокли от мелкого дождя, ветер хлестал по брезенту, закрывавшему вход в нашу оперативную комнату. Антенна радиолокационной станции на верхушке фок-мачты то появлялась то исчезала в низких облаках, затянувших темное небо.

Вечером, укладываясь спать и беспокоясь о погоде, я сильно волновался за исход предстоящей операции. Особенно меня мучили следующие обстоятельства:

1. Если ветер и волнение не затихнут, тогда волны могут захлестнуть наши танки "ДД" при подходе их к открытому участку высадки "Омаха". Мы рассчитывали на ударную силу этих танков. Мы потерпели бы серьезный урон в случае их гибели.

2. Если низкая облачность не даст возможности самолетам корректировать огонь корабельной артиллерии, мы лишимся нашего основного средства огневой поддержки войск первого эшелона десанта. При незначительном превосходстве в наземных силах мы больше всего рассчитывали на поддержку корабельной артиллерии во время прорыва укреплений противника на побережье. Перспектива лишиться поддержки корабельной артиллерии беспокоила меня больше, чем возможность отмены действий тяжелых бомбардировщиков.

3. Переход через Ла-Манш мог пагубно сказаться на самочувствии солдат. Сильное волнение могло вызвать у них морскую болезнь, и они были бы совершенно измучены еще до высадки.

Однако все эти опасности, рассуждал я, известны и Айку В его распоряжении имелись более точные и длительные прогнозы погоды, чем у нас. Положившись на благоразумие Айка, я отправился спать.

На рассвете следующего дня на "Эйкернер" прибыл курьер с телеграммой из Портсмута, в которой подтверждалось, что "Вторжение начнется, как намечено, во вторник 6 июня". Вскоре воды в гавани Плимута вспенились, когда сотни кораблей стали послушно выстраиваться в кильватер. Когда линия кильватерных колонн судов вытянулась в направлении Ла-Манша, крейсер "Аугуста" вышел в море, быстро обгоняя неуклюжие, тихоходные десантные суда. На восточной оконечности гавани на сваях у берега виднелся одиноко стоявший старый дот. На покрытом галькой побережье за дотом виднелись еще с полдюжины блокгаузов, обращенных амбразурами в сторону Ла-Манша. Они были поспешно сооружены в 1940 г, когда Англия готовилась к отражению германского вторжения.

Торсон посмотрел на доты.

– Послезавтра Черчилль может спокойно взорвать их.

– Надеюсь, что он этого не сделает, – ответил я. – Англичане должны сохранить их для себя и всего мира на память о мужестве, проявленном ими, когда строились эти доты. Этого у них не отнимешь.

Идя на небольшой для него скорости – 15 узлов, – крейсер "Аугуста" обошел сбоку конвой с десантом, направлявшимся из гавани Плимута на участок высадки "Юта", и взял курс к острову Уайт. Там из района сбора "Йок" крейсер направлялся через протраленный проход к побережью Нормандии во главе конвоя с десантом, шедшего к участку высадки "Омаха". "Аугуста" должна была поддержать высадку огнем первых подразделений. Насколько мы могли видеть с кормы и носа корабля, вдоль всего побережья Англии были сосредоточены суда. Ветер трепал аэростаты заграждения, болтавшиеся на тросах. Быстроходные эсминцы прикрывали нас со стороны моря.

Только через несколько недель мы смогли должным образом оценить значение решения Эйзенхауэра пересечь Ла-Манш при плохой погоде. Если бы он отложил вторжение на две недели в ожидании благоприятных условий прилива, это привело бы к задержке вторжения на целый месяц. 18 июня над Ла-Маншем разразился необычайно сильный шторм. На берег были выброшены сотни десантных судов, причиненный ущерб значительно превысил те потери, которые мы понесли в первый день вторжения от вражеской артиллерии. Этот шторм заставил бы Эйзенхауэра отложить вторжение еще на две недели до наступления более благоприятного периода фазы луны в июле. К тому времени нам пришлось бы считаться с новым фактором – обстрелом вражескими управляемыми снарядами. 12 июня на Лондон упал первый самолет-снаряд "Фау-1". Если бы переполненные судами порты Англии подверглись обстрелу самолетами-снарядами накануне вторжения, это могло бы серьезно расстроить нашу подготовку.

Даже после высадки на континент мы оказались бы в затруднительном положении, если бы высадка была отсрочена на месяц. Только в августе мы смогли бы рассчитывать на получение значительного количество грузов через Шербур. Следовательно, только в сентябре мы смогли бы осуществить прорыв с плацдарма. Вместо того, чтобы остановиться на зиму перед линией Зигфрида, мы в лучшем случае смогли бы достигнуть только Сены. Поэтому скорее Франция, а не Рейнская область подверглась бы опустошению во время зимней кампании. Если бы не смелое решение Эйзенхауэра, пожалуй, даже Париж не избежал бы разрушений от воздушных бомбардировок.

В понедельник 5 июня, во второй половине дня, "Аугуста" обогнала конвои с десантом, направлявшиеся к участку высадки "Юта", и взяла курс в район рандеву с конвоем, который должен был высадить десант на участке "Омаха". Высоко над мостиком крейсера медленно поворачивалась антенна радиолокационной станции. На центральном штурманском посту офицер склонился над экраном радиолокатора в поисках импульсов, которые свидетельствовали бы о появлении в воздухе вражеских самолетов. Но прошел день, наступил вечер, а никаких сообщений о замеченных вражеских самолетах не поступило.

– Трудно поверить, – сказал я Кирку, – но, может быть, повторится история с Сицилией.

Там мы также, затаив дыхание, ожидали удара с воздуха по конвоям. Однако в Сицилии противник прозевал нас, пока мы не высадили крупные силы. Здесь в узком проливе Ла-Манш мы не могли рассчитывать на то, чтобы проскользнуть незамеченными. В ясный день самолет, летящий на высоте 3000 метров над Гавром, может прекрасно наблюдать за Саутгемптоном. Радиолокационные станции врага были расположены вдоль всего французского побережья Ла-Манша, торпедные катера каждую ночь несли регулярную патрульную службу. Весь день мы ожидали сообщений о появлении вражеских самолетов-разведчиков с другой стороны Ла-Манша. После разведчиков должны были последовать первые атаки с воздуха. Мы ожидали, что в день вторжения германская авиация нанесет сильный ответный удар по нашим транспортам, сосредоточившимся на якорных стоянках. Никогда за время войны в Европе Геринг не смог бы найти таких соблазнительных целей для бомбардировки.

Позднее мы узнали, что плохая погода спасла нас от разведки противника и удара с воздуха. Противник, зная о таком прогнозе погоды, не мог поверить, что мы отважимся выйти в бурный пролив. Немцы не располагали метеорологическими данными, имевшимися у нас со станций в Гренландии и Северной Атлантике, и поэтому германские синоптики не знали о предстоящем улучшении погоды, которое подтолкнуло Айка принять решение. Из-за сильного ветра и большой облачности выход германских патрульных судов в море 5 июня был отменен, а минные заградители стояли в портах. Даже обычно бдительная разведывательная авиация оставалась на аэродромах. В неустойчивой погоде мы обрели троянского коня.

Даже в июне 1944 г. противник не был особенно встревожен ожидавшимся вторжением. Среди немцев были такие, которые рассматривали угрозу высадки десанта союзником как маловероятную и почти невозможную. Сосредоточение нами судов в районе побережья не заставило их насторожиться, а усиление мероприятий по охране военной тайны рассматривалось всего лишь как новый маневр в войне нервов. Роммель вернулся в Германию для инспекционной поездки вместе с Гитлером и сейчас проводил конец недели в своем старом доме в Ульме. Германские солдаты в глухих бетонных казематах на побережье Нормандии уже многие месяцы изнывали от скуки.

В 23 часа я спустился в каюту, расстегнул спасательный пояс и лег на постель в ботинках. Кирк остался на мостике, застегнув на все пуговицы непромокаемый плащ. "Аугуста" бесшумно шла мимо буйков, отмечавших протраленный проход. Только ветер посвистывал в рангоуте и плеск воды по бортам нарушали тишину ночи. В 3 часа 35 мин. утра зазвенел звонок. Это был сигнал экипажу занять боевые посты. Я схватил каску, застегнул спасательный пояс и побежал на мостик к Кирку. Луна тускло проглядывала сквозь облака, и ветер по-прежнему свистел в Ла-Манше. Мы получили сообщение, что ветер стих, однако по разбушевавшимся волнам вокруг крейсера этого пока еще не было заметно. Почти в 50 километрах от нас к западу обе воздушно-десантные дивизии были уже сброшены на полуострове Котантен. Штаб германской 7-й армии, разместившийся в 65 километрах от побережья Нормандии в древнем, расположенном на террасах городе Ле-Ман, уже поднял войска по тревоге. Однако в комфортабельной вилле в Сен-Жермене под Парижем, которую позднее занимал Эйзенхауэр, фон Рундштедт пока хранил молчание. Он опасался, что высадка воздушно-десантных войск является диверсией с целью отвлечь внимание и силы немцев от района Па-де-Кале, где ожидался главный удар союзников.