Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Омар Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 45 страниц)

* * *

Однажды утром, менее чем за неделю до операции, Джероу позвонил и спросил меня, не могу ли я приехать к нему во 2-ю дивизию.

– Возьмите с собой вашего начальника артиллерийско-технической службы, сказал он, – мы вам такое покажем, что у вас глаза на лоб полезут.

Я нашел Джероу и несколько офицеров его штаба у легкого танка, к которому был приварен поперечный брус. Из бруса выдавались вперед четыре зубца, похожие на клыки. Танк попятился назад, затем ринулся вперед к живой изгороди со скоростью 16 километров в час. Его клыки вонзились в стену, не давая танку вздыбиться кверху, и танк прорвался через изгородь в облаке пыли и грязи. "Шерман", имеющий такое же приспособление, повторил эту операцию. Он также врезался в изгородь и, вместо того чтобы задрать носовую часть кверху, прорвался вперед. До нелепости оказалось простым то, перед чем армия вставала в тупик в течение пяти с лишним недель. Автором изобретения был 29-летний сержант Кэртис Калин-младший, из Нью-Йорка.

Медарис поспешил на командный пункт и приказал всем артиллерийско-техническим подразделениям армии круглые сутки заниматься производством новых противоизгородных приспособлений. Материалом послужили подводные заграждения, поставленные Роммелем у побережья. Через несколько часов Медарис вылетел в Англию, чтобы использовать имевшиеся там мастерские. В 18 часов было обнаружено, что у нас не хватает сварочного оборудования, и через 2 часа в Англию уже летел самолет. На следующее утро, когда вернулся самолет, грузовики уже ожидали его на аэродроме. Через неделю на трех из каждых пяти танков, выделенных для участия в прорыве, были смонтированы противоизгородные приспособления. За свое изобретение Калин был награжден командиром корпуса орденом "Почетного легиона". Четыре месяца спустя он потерял в Гюртгенском лесу ногу и отправился домой в Нью-Йорк.

Начало операции "Кобра" было намечено на 21 июля. Однако за день до этого небо над плацдармом затянуло тучами – ожидалась дождливая погода. Но Эйзенхауэр так горел желанием приступить к осуществлению наших планов, что, несмотря на плохую погоду, отправился к нам на бомбардировщике "В-25". Это был единственный самолет, который мы видели в тот день в воздухе.

– Вы сломаете себе шею, если будете летать на "В-25" в такую погоду, сказал я ему.

Айк стряхнул пепел с сигареты, усталая улыбка скользнула по его лицу.

– Это одна из привилегий, которые дает мне моя должность, – сказал он. Никто здесь не может запретить мне это.

Вернувшись позже на аэродром, Айк с тоской посмотрел на хмурое небо.

– Когда я умру, – сказал он Хансену, – не хороните меня, пока не пойдет проливной дождь. Эта проклятая погода доведет меня до смерти.

Вечером мне позвонили из штаба военно-воздушных экспедиционных сил союзников в Англии и сообщили, что операция "Кобра", назначенная на 21 июля, должна быть отложена до более благоприятной погоды.

Тем временем противник стал проявлять повышенный интерес к участку, на котором мы наметили совершить прорыв. Две немецкие танковые дивизии были переброшены с фронта Монти под Каном в американский сектор. В результате количество немецких войск, находившихся против нас, увеличилось до девяти дивизий. Номера дивизий теперь почти ничего не значили, так как это были импровизированные соединения, сколоченные наспех из всяких остатков.

Пять танковых дивизий оставались на фронте против Монти, и мы надеялись, что ему удастся удержать их там до начала наступления. Однако по мере подхода свежих частей противник старался вывести танки в резерв и заменить их пехотой. Несмотря на налеты авиации союзников и острую нехватку транспортных средств, немцы проявили способность поразительно быстро восстанавливать свои силы. Они увеличили количество дивизий, находившихся на западе в день высадки союзников, с 58 до 65. Но даже это наращивание сил не могло скрыть того факта, что положение противника становилось все серьезнее. Хотя Роммель все еще говорил о ликвидации плацдарма союзников, было совершенно ясно, что его слова предназначались в первую очередь для поднятия боевого духа немцев. Фон Рундштедт уже был сделан козлом отпущения и отстранен от поста главнокомандующего на западе за то, что не смог предотвратить вторжения. Вместо него был назначен седовласый прусский юнкер фельдмаршал Гюнтер фон Клюге. Едва фон Клюге занял этот пост, как операция "Кобра" подорвала его репутацию. Фон Рундштедту удалось второй раз избежать поражения лишь потому, что он был вовремя отстранен от должности; первый раз это ему удалось под Москвой в 1941 г.

Хотя 7 -я армия противника пыталась, несмотря на тяжелые бои и большие потери, в течение июля и августа сковать нас на плацдарме, германское верховное командование не принимало мер к усилению ее войсками из района Па-де-Кале. Там, пока шли решающие бои на плацдарме в течение семи недель, 15-я армия немцев ожидала вторжения, которое так и не последовало. Она все еще была убеждена в том, что главный удар нанесут союзные войска во главе с Паттоном через узкую часть пролива Па-де-Кале. Таким образом, в то время, когда фон Клюге терпел поражение за поражением в битве за Францию, в 150 километрах от него противник держал в бездействии девятнадцать дивизий, играя нам прямо на руку, поддавшись на крупнейший в истории этой войны обман.

Противник был разгромлен во Франции не только благодаря действиям авиации и большой подвижности войск союзников. Нельзя было одержать столь решительную победу, если бы германский генеральный штаб не законсервировал свою 15-ю армию, совершив, таким образом, крупную военную ошибку.

Во время решающей борьбы за наращивание сил в первые две недели вторжения в Нормандию мы больше всего рассчитывали, во-первых, на авиацию, которая должна была закрыть все подступы к плацдарму и задержать переброску вражеских подкреплений, во-вторых, на отвлекающие действия с целью сковать противника в районе Па-де-Кале, пока мы будем громить по частям его войска в Нормандии. Наш план дезинформации был рассчитан на обман противника в больших масштабах. План был основан на искусном обмане известных нам вражеских агентов, на фальшивых радиосообщениях и создании ложного флота вторжения. Цель его состояла в том, чтобы ввести противника в заблуждение и заставить поверить, будто мы сосредоточили целую группу армий на восточном побережье Англии для главного удара против Па-де-Кале. Ложным штабом этой фиктивной группировки должен был стать штаб 1-й американской группы армий. Паттон, прибытие которого в Англию было предано широкой гласности, изображался как командующий армией "вторжения", входящей в эту группу армий.

Пока английская разведка снабжала немецких агентов в Англии вымышленными данными относительно фиктивного вторжения, мы создали специальную радиосеть, чтобы имитировать лихорадочную деятельность группы армий, якобы готовящейся к штурму через пролив Па-де-Кале. В устье Темзы и вдоль восточного побережья Англии инженеры построили макеты судов, единственная роль которых состояла в том, чтобы получались отчетливые изображения на аэрофотоснимках авиации противника. В период бомбардировок побережья Франции перед вторжением авиация подавляла оборону противника в районе Па-де-Кале с такой же силой, как и на побережье Нормандии.

Разрабатывая план дезинформации при подготовке операции "Оверлорд", мы надеялись лишь на некоторую отсрочку, на неделю или самое большее на две, пока нам не удастся сосредоточить на плацдарме достаточное количество дивизий, чтобы закрепиться на побережье Нормандии. Мы полагали, что противник быстро раскроет наш обман, как только выявит численность войск, высадившихся в Нормандии. Но он настолько поверил в наши намерения, что к концу июня все еще держал свои войска в районе Па-де-Кале, будучи уверенным, что перехитрил нас. Когда мы расширили плацдарм в Нормандии, немцы перебросили туда из Бретани почти все свои войска, кроме гарнизонных. Они подчистили все, что оставалось в Южной Франции, несмотря на усиливающуюся угрозу проведения операции "Энвил". Чтобы изыскать резервы, противник пошел на значительное сокращение гарнизонов в Норвегии и Дании. И, несмотря на эти усилия, 19 дивизий, находившихся на обрывистых берегах Па-де-Кале, продолжали бездействовать.

Когда в июле мы решили перебросить штаб 1-й группы армий на фронт во Францию, нам пришлось изменить номер этой группы, чтобы не дать противнику возможность раскрыть наш обман.

В результате 1-я группа армий превратилась в 12-ю, и когда штаб 12-й группы армий отбыл во Францию, фиктивная 1-я группа армий осталась в Англии в соответствии с нашим планом дезинформации.

Во главе этой фиктивной группы армий нам нужно было поставить реального командующего, чтобы придать больше правдоподобия нашему обману. Военное министерство прислало нам генерала Макнейра в роли наблюдателя и фиктивного командующего. К этому времени Макнейр почти закончил выполнение своей задачи в США по укомплектованию и подготовке полевой армии.

Даже теперь я не могу понять, почему противник в течение столь долгого времени верил в этот явный обман. Ведь после того, как мы высадились в Нормандии, только дурак мог считать нас способными предпринять такие же гигантские усилия еще в каком-то другом месте. Я могу объяснить это только тем, что противник считал нас гораздо более сильными, чем мы были на самом деле.

Вечером 20 июля, после обеда, я поехал по Коломбьерской дороге к сельскому домику, где штаб 1-й армии разместил своих корреспондентов. Отдел печати и психологической войны штаба просил меня изложить в общих чертах план предстоящего наступления. Проторчав две томительно скучные недели в Карантанских болотах, корреспонденты немного оживились 18 июля, когда Кор-летт, наконец, преодолел последние несколько километров и захватил груду развалин – все, что осталось от города Сен-Ло. Корреспонденты внимательно выслушали наш план, изложенный в общих чертах, вытягивая шеи, когда я показывал им участок прорыва, и качая головами, когда я рассказывал о том, какие силы авиации нам выделены. В конце нашей беседы один из корреспондентов спросил, предупредили ли мы французов, живущих в пределах участка прорыва, о предстоящей бомбардировке. Я покачал головой, как бы для того, чтобы избежать необходимости сказать "нет". Любой наш намек французам послужил бы предостережением для немцев. Противник мог отвести войска, и пока мы вели бы бомбардировку по пустому месту, он собрал бы резервы для контратаки. Успех операции "Кобра" зависел от внезапности действий. Внезапность была совершенно необходимым условием, даже если бы она привела к массовому истреблению невинных людей.

Другой корреспондент с добродушным видом показал на Кутанс, расположенный в 25 километрах юго-западнее Сен-Ло.

– Как скоро вы рассчитываете добраться туда на этот раз? – спросил он

Я не ожидал вопроса о наступлении, которое вел Миддлтон, и решил рубануть сплеча:

– Думаю, что за сорок восемь часов.

Сильно удивленный корреспондент поднял глаза от своего блокнота: двадцать шесть километров за двое суток?

Я кивнул головой, хотя и с чувством некоторого беспокойства, вспоминая, что за последние две недели мы редко продвигались более 500 метров в сутки.

Через неделю мне сказали, что я ошибся в своем предположении на 7 часов во времени и на 3500 метров в расстоянии. Проснувшись в воскресенье 23 июля, мы снова увидели, как и прошлые три дня, серое, затянутое облаками небо. К этому времени я стал раздражительным. Я опасался, что сведения о готовившейся операции проникнут в печать или немецкое командование начнет что-то подозревать.

– Проклятие, – позвонил я Кину, – я предам капеллана военному трибуналу, если погода не изменится.

Не знаю, что помогло – воскресный ли день или мой ультиматум, но поздно вечером из Стенмора мне сообщили по радио, что к полудню завтра ожидается хорошая погода. Коллинс приказал своим дивизиям приготовиться, и незаметная дрожь пробежала по всему фронту американских войск.

Несмотря на предсказание хорошей погоды на понедельник, утро было сырое и тучи покрывали небо. Вместе с Квесада и Торсоном я отправился на джипе к Коллинсу для последней проверки. Я намеревался остаться с ним на время бомбардировки и в первые решающие часы наступления.

К 11 час. 30 мин. большие облака все еще закрывали нашу цель. Тяжелые бомбардировщики поднялись в воздух, но в 11 час. 40 мин. то есть за 20 минут до начала бомбардировки, по радио им было передано приказание вернуться на аэродром. Атака откладывалась еще на 24 часа.

Лишь возвратившись на командный пункт армии, я узнал, что группа тяжелых бомбардировщиков пересекла побережье и сбросила бомбы на цель сквозь облака. Однако получился недолет. Бомбы упали на позиции 30-й дивизии, на расстоянии более полутора километров от рубежа бомбометания.

– Недолет? – закричал я. – Но как это могло случиться? Ведь бомбардировщики должны были лететь вдоль дороги на Перье параллельно нашей линии фронта.

– Они летели не этим путем, сэр, – ответил начальник оперативного отдела штаба, – они подходили к цели под прямым углом к линии фронта.

Ли-Маллори явился на командный пункт через несколько минут. Хотя еще не было известно число жертв, он, так же как и я, был страшно огорчен этой ошибочной бомбардировкой.

– Но больше всего меня беспокоит то, – сказал я ему, – что тяжелые бомбардировщики пролетели над нашими головами, вместо того чтобы лететь параллельно дороге на Перье. Я уехал из Стенмора после того, как было ясно договорено, что они будут лететь параллельно этой дороге.

Ли-Маллори не мог подтвердить факт такой договоренности, так как он был вызван с совещания в Стенморе до того, как оно окончилось.

– Если они будут лететь перпендикулярно дороге, – сказал я, – то мы идем на чертовский риск, гораздо больший, чем я мог себе позволить, поскольку мои войска находятся на расстоянии всего лишь полутора километров от цели.

Ли-Маллори обещал немедленно уточнить у командования 8-й воздушной армии курс самолетов.

Он позвонил только в 11 час. 30 мин. вечера. Я в ожидании его звонка сидел в тесной кабине затемненного автофургона, не сводя глаз с часов, висевших над моей койкой.

– Я все выяснил в штабе 8-й, – сказал маршал авиации, – они заявляют, что курс, по которому летели сегодня бомбардировщики, не был случайным. Они планируют выход на цель перпендикулярно нашим позициям над головами наших войск.

– Почему? – спросил я. – Ведь они твердо обещали нам, что будут лететь параллельно дороге на Перье. Когда мы выбрали для прорыва именно это место, то, кроме прочих соображений, учитывали также и эту дорогу.

– Оперативный отдел сообщил, – ответил Ли-Маллори, – что для пропуска тысячи пятисот тяжелых бомбардировщиков по узкому коридору, идущему параллельно дороге на Перье, потребуется более двух с половиной часов.

– Если вы будете настаивать на подходе к цели вдоль дороги на Перье, добавил он, – то они, по их словам, не смогут нанести удар завтра.

Оставалось всего несколько часов до того момента, когда экипажи бомбардировщиков должны были получить инструкцию для вылета ранним утром.

Я был поражен и рассержен ответом командования авиации, ибо расценивал его как серьезное нарушение обещаний, данных мне при составлении плана операции. Пять дней назад я покинул Стенмор в полной уверенности, что самолеты полетят курсом вдоль дороги на Перье. Если бы я знал заранее о намерении командования авиации направить самолеты к цели перпендикулярно нашим позициям, то никогда на это не согласился бы. Я не хотел рисковать корпусом, так как при сбрасывании 60 тыс. бомб с высоты 2500 метров решают доли секунды.

Как бы я ни был раздражен тем, что планирующие органы ВВС обманули меня, у меня не было другого выхода, как только согласиться с ними или перенести атаку на неопределенный срок. Но мы уже приняли решение и не могли больше оттягивать операцию, не выдав противнику наши намерения.

– Должен ли я передать им, чтобы они начали действовать утром? – спросил Ли-Маллори.

– У нас нет иного выхода, – ответил я. – Боши закрепятся на нашем фронте, если мы будем медлить. Но мы идем на ужасный риск. Еще одно неточное сбрасывание бомб может все погубить.

Я задумался на мгновение.

– Хорошо, пусть будет так. Мы будем готовы к переходу в наступление завтра утром.

Когда я рассказал Квесада об изменении плана действий авиации, он был поражен не меньше меня. А когда поступили первые сообщения о приближении самолетов перпендикулярным курсом к нашим позициям, он отказался поверить им. Но после того, как несколько свидетелей подтвердили правильность этих сообщений, Квесада по радио запросил у Бреретона объяснений.

Бреретон и не подумал оправдываться. – Да, таков был план, – заявил он, и -Брэдли знает об этом.

Бреретон, очевидно, был введен в заблуждение своим штабом. Мне ничего не было известно об этом изменении, пока Ли-Маллори не позвонил через одиннадцать часов после первой бомбардировки. Если бы я знал, я отвел бы свои войска еще дальше в тыл.

В течение всего утра 25 июля воздух дрожал от гула тяжелых бомбардировщиков, пока я волновался у телефона на командном пункте Коллинса. Эйзенхауэр снова перелетел через Ла-Манш, – он хотел быть с нами в момент прорыва. После трех дней отсрочки и неудачной бомбардировки накануне наши нервы были напряжены до предела.

Едва затих грохот разрывов, как начали поступать сообщения о потерях. Торсон протянул мне телетайпные донесения.

– Они снова ошиблись, – сказал он.

– О боже! – вскричал я. – Неужели еще один недолет?

Он кивнул головой и стал тщательно изучать сообщения, которые все еще держал в руке. Авиация нанесла серьезные потери 9-й и 30-й дивизиям. Обе дивизии понесли большой урон, и, когда бомбардировщики удалились, в образовавшиеся бреши были спешно брошены резервы.

Позднее в тот же день Коллинс по телефону сообщил мне, что во время бомбардировки был убит Макнейр. Макнейру не везло: в Тунисе он был серьезно ранен во время инспектирования войск, а здесь, приехав в наступавший в первом эшелоне батальон для проверки подготовки, был убит в результате прямого попадания бомбы в окоп.

Боясь, что известие о смерти Макнейра может помешать осуществлению нашего плана приковать внимание противника к Па-де-Кале, мы тайно похоронили Макнейра через два дня, на похоронах присутствовали лишь старшие офицеры. Цензуре было дано распоряжение не пропускать сообщений о его смерти до тех пор, пока не будет найден преемник, который займет место Макнейра в качестве "командующего" несуществующей группой армий.

Вечером, когда Эйзенхауэр вылетел в Англию, исход операции "Кобра" был еще не ясен. Несколько сот американских солдат было убито и ранено в результате воздушной бомбардировки своей авиацией. Бомбардировки помешали наступлению Коллинса, и не было почти никакого основания думать, что мы на пороге успеха. Скорее создавалось впечатление, что операция провалилась.

Два дня спустя на пресс-конференции Бреретон вынужден был заявить, что недостаточные темпы операции "Кобра" вначале объяснялись медленным продвижением наших наземных войск. Однако он не счел нужным добавить, что задержка была вызвана необходимостью убрать убитых и раненых американцев, которыми союзная авиация усеяла наш путь.

Как я ни был обеспокоен, но Айк находился в еще более удрученном состоянии. В этот вечер на аэродроме Эйзенхауэр заявил своему спутнику капитану Джозефу Райяну из Нью-Йорка, неутомимому помощнику Кина, что он никогда больше не будет использовать тяжелые бомбардировщики против тактических объектов.

– Я не думаю, что их можно применять для поддержки наземных войск, объяснил он. – Это задача артиллерии. На сей раз я дал разрешение, но обещаю вам, что это в последний раз.

Однако зимой мы снова потребовали этой поддержки. Ибо хотя вечером 25 июля нам и могло показаться, что операция "Кобра" закончится неудачей, тем не менее противнику был нанесен более сокрушительный удар, чем мы могли надеяться.

18. Окружение германской армии

В этот тревожный день 25 июля Коллинс пробивался с боями к изрытому бомбами участку у Сен-Ло и прокладывал путь для армии, состоявшей теперь уже из двадцати одной американской дивизии. Это было крупнейшее объединение, какое мы рискнули вверить одному армейскому командованию. Собрав вместе в полтора раза больше дивизий, чем это предусмотрено уставами для одной полевой армии, мы создали чрезмерную перегрузку для штабов и тыловых служб 1-й армии.

Еще в начале июля Эйзенхауэр предоставил мне право в случае необходимости разделить американские войска, находившиеся на континенте, на две полевые армии. При этом я должен был передать 1-ю армию Ходжесу и взять на себя командование 12-й американской группой армий. В связи с этим Монти оставлял свой временный пост командующего наземными войсками союзников и возвращался на пост командующего 21-й английской группой армий. Мы с ним, как командующие двумя группами армий, на равных правах подчинялись главному командованию экспедиционных сил союзников.

Первоначально ограниченные размеры нашего плацдарма делали нецелесообразным разделение американских сил на две полевые армии, так как оно привело бы к увеличению количества частей обслуживания, которых и без того было слишком много. Я не имел оснований просить, чтобы меня вывели из подчинения Монтгомери, возглавлявшего английскую группу армий. Монти отнюдь не ограничивал наших прав и не давал нам повода к недовольству. Поскольку он предоставлял американским войскам полную свободу действий, мы готовы были оставаться под его командованием, пока обстановка на фронте не потребует изменений.

20 июля Айк прилетел к нам, чтобы принять участие в совещании по поводу операции "Кобра". Он с тревогой посмотрел на флажки дивизий, которыми была сплошь утыкана оперативная карта штаба 1-й армии, и спросил, когда мы предполагаем создать группу армий. Штаб 12-й группы армий высадился на берег, но получил приказ оставаться в резерве до сформирования второй

американской армии. Тем временем Паттон разместил командный пункт своей 3-й армии, скрытно переброшенной из Англии, в северной части полуострова Котантен за 8-м корпусом Миддлтона. При нем находились штабы трех корпусов, ожидавшие прибытия войск. Несмотря на горячее стремление Паттона помочь нам в проведении операции "Кобра", я, желая облегчить управление войсками, решил, что в наступлении будет участвовать только 1-я армия – по крайней мере до тех пор, пока дивизии первого эшелона не закончат прорыв обороны противника. Пока Коллинс рассекал германскую линию фронта и прорывался к побережью, стремясь отрезать войска противника на Котантенском перешейке, Миддлтон должен был нанести удар вдоль дороги на Кутанс и соединиться с Коллинсом (схема 28). Вслед за тем Миддлтон двигался на Авранш и поворачивал на полуостров Бретань. Мы предполагали, что в том месте, где встретятся войска 7-го и 8-го корпусов, на дорогах создастся затор, который удастся устранить только после того, как для корпусов будут определены новые разграничительные линии. Нам пришлось бы производить перегруппировку войск в ходе операции, чтобы не снижать темпов наступления. Я заверил Айка, что нам будет гораздо легче ликвидировать затор, управляя войсками с командного пункта 1-й армии, чем договариваться об этом на совещании с командующими двумя армиями на командном пункте группы армий. На этом этапе операции важна была каждая минута, а затем мы с Паттоном уже без труда разделили бы войска 1-й армии и создали новое звено в цепи американского командования.

– Не хотите ли вы установить срок организации группы армии? – спросил Айк, предоставляя мне право решения вопроса.

Я предложил 1 августа. Это давало мне возможность по крайней мере неделю после прорыва непосредственно руководить войсками с командного пункта 1-й армии.

– Прекрасно,– сказал он. – Пусть будет 1 августа.

Но даже после того, как была создана наша американская группа армий, Эйзенхауэр не сразу вывел нас из подчинения 21-й группы армии Монтгомери. Пока верховный штаб экспедиционных сил союзников оставался в Англии, Эйзенхауэр не мог осуществлять повседневное руководство наземными войсками, находившимися во Франции. По этой причине Монти и был назначен заместителем Эйзенхауэра на время вторжения. Теперь, когда наша группа армий была уравнена в правах с группой Монти, предполагалось, что Эйзенхауэр возьмет на себя командование наземными войсками и прямую ответственность за взаимодействие обеих групп. Однако такое прямое руководство войсками через Ла-Манш было сопряжено с риском, так как трудно было обеспечить надежную связь с Эйзенхауэром. Например, погода могла задержать Эйзенхауэра в Англии как раз в тот момент, когда ему необходимо было срочно прибыть во Францию для принятия какого-нибудь решения. Эта проблема отпадала с переброской верховного штаба экспедиционных сил союзников на плацдарм, но мы еще не захватили такого крупного города, в котором мог бы разместиться этот штаб. Поэтому, пока штаб не перебрался во Францию, Эйзенхауэр возложил на Монти обязанности своего заместителя и поручил ему временный оперативный контроль над американской группой армий. Однако права англичанина были ограничены, на него были возложены лишь координация действий и определение разграничительных линий между нашими группами. Несмотря на передачу некоторых своих полномочий Монти, Эйзенхауэр по-прежнему возглавлял командование обеими группами армий.

Хотя это компромиссное решение не обеспечивало нашей группе армий ту самостоятельность, которая нам была обещана в Англии, я не возражал против него. Если, будучи командующим армией, я пользовался полной свободой действий, то у меня не было оснований полагать, что Монти попытается ограничить меня теперь, когда я стал командующим группой армий.

Верховный штаб экспедиционных сил союзников не разрешил опубликовать сообщение о переменах в союзном командовании. Однако 14 августа корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс нарушил запрет и сообщил, что 12-я группа армий США уравнена в правах с группой армий Монти. Это, в сущности безобидное, сообщение опередило события только на две недели: полное равенство между нами предполагалось установить после того, как Эйзенхауэр переедет во Францию. И все же оно немедленно вызвало бурю возмущения в Англии. Англичане восприняли уравнение в правах американского командования с командованием 21-й группы армий Монти как преднамеренное оскорбление английского национального героя. Не зная о первоначальном соглашении, содержавшемся в плане операции "Оверлорд", который предусматривал англо-американское равенство в области командования, английская печать утверждала, будто роль Монтгомери незаслуженно умалили, что его престиж как командующего наземными силами подорван требованием США о "равенстве". Некоторые корреспонденты расценили все происшедшее как "снижение в должности" Монти и незаслуженную обиду для английского народа. Газетные статьи настолько дезориентировали общественное мнение, что я предложил немедленно внести ясность в вопрос об англо-американской системе командования.

Вопрос о равном положении американского командования и командования 21-й группы армий Монти был решен в Англии за несколько месяцев до вторжения, и это решение было зафиксировано в плане операции "Оверлорд". Никто не собирался навсегда сохранить за Монтгомери пост заместителя Эйзенхауэра по сухопутным войскам. Если бы подобное предложение было сделано, я решительно возражал бы против него. Зная, что Соединенным Штатам придется выделить две трети всех сухопутных войск, я не видел никакого основания ставить нас в подчинение английскому командованию.

Эйзенхауэр был возмущен преждевременным разглашением нашей договоренности, так как бурная реакция английской печати грозила нарушить дружественные отношения между войсками союзников, которые он с таким усердием налаживал. Если бы он тут же объявил о своем плане предоставить равные права и английскому и американскому командованию, ему, возможно, удалось бы предупредить это нелепое разногласие. Но, может быть, опасаясь обидеть англичан, он воздержался от объяснений

Наконец 31 августа 12-я группа армий была изъята из-под командования Монтгомери, и верховный штаб экспедиционных сил союзников предоставил равный статут английской и американской группам. К этому моменту было приурочено опубликование сообщения о присвоении генералу Монтгомери звания фельдмаршала.

Хотя мы не обращали внимания на шум, поднятый английской печатью, но все же меня удивляло, почему Монти не заставил газеты замолчать. Он мог бы легко успокоить английских корреспондентов, неофициально разъяснив им, как решался вопрос о командовании в плане операции "Оверлорд". Может быть, я был несправедлив по отношению к Монти, но не мог не прийти к выводу, что он просто не хочет давать разъяснений.

Стремительное продвижение американских войск в середине августа подорвало престиж англичан. Пока мы мчались к Парижу, обходя очаги сопротивления противника, 21-я группа армий сражалась у Кана, выполняя задачу, которая была поручена ей по плану операции "Оверлорд". Сознание того, что Монтгомери выполняет свой долг, было слабым утешением для англичан, жаждавших играть руководящую роль в наземных операциях. У Англии недоставало людских контингентов, поэтому англичане могли надеяться на удовлетворение своих претензий только при условии, что за Монтгомери будет сохранен пост командующего всеми сухопутными войсками союзников. Пока Монти оставался на этом посту, даже американские войска можно было называть "войсками Монтгомери", и любое упоминание о них могло содействовать увеличению престижа англичан. Когда 3-я армия в течение месяца после прорыва монополизировала газетные заголовки, даже наша 1-я армия стала испытывать зависть, которая так омрачала настроение англичан. Задача, которая была поставлена перед 1-й армией, не давала возможности развернуться так, как бы ей этого хотелось.

Эта несчастная трещина в наших отношениях, возникшая в августе, так и не была полностью ликвидирована. В течение всего периода зимних боев шли закулисные разговоры о том, что необходимо вернуть Монти на пост командующего сухопутными войсками. Во время сражения в Арденнах сторонники Монтгомери открыто заявляли, что прорыв фон Рундштедта можно было предотвратить, если бы Эйзенхауэр согласился объединить управление обеими группами армий. Однако эти предположения опровергаются документами, ибо накануне наступления, предпринятого фон Рундштедтом, Монтгомери невольно признался в том, что он был не более прозорливым, чем все мы.