Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Омар Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 45 страниц)

Сейчас британские войска сражаются на обоих флангах американских сил, которым был нанесен сильный удар. Это прекрасное зрелище совместных действий союзников.

Сражение было чрезвычайно интересным, может быть, одним из наиболее интересных и сложных сражений, которые мне приходилось вести... Оно несколько напоминает сражение, начавшееся 31 августа 1942 г., когда Роммель сделал последнюю попытку завоевать Египет, но получил отпор от 8-й армии.

Однако, – запинаясь, добавил Монти, – все битвы различаются между собой, так как в каждой решаются свои задачи".

Когда мы услышали заявление Монтгомери, переданное Би-би-си, остро реагирующие на все обиды офицеры оперативной группы моего штаба буквально взорвались от негодования. Хансен влетел в мой кабинет вместе с подполковником Ральфом Ингерсоллом, редактором нью-йоркской газеты "Пи Эм", ныне прекратившей свое существование, и майором Генри Мансоном, молодым адъютантом Левена Аллена.

– Вы должны добиться официального сообщения, – сказал Хансен, – в котором была бы изложена вся история переподчинения наших армий. До тех пор пока вы этого не сделаете, американский народ ничего не будет иметь, кроме заявления Монтгомери, которое набрасывает тень на американское командование. Верховный штаб экспедиционных сил союзников не указал в своем коммюнике, когда американские армии были переподчинены Монтгомери, и поэтому большинство газет считает, что это произошло 17 декабря. Они не понимают, что переподчинение армий было произведено через три дня, когда обстановка на фронте уже значительно улучшилась.

Он протянул мне номер газеты "Вашингтон Пост" от 28 декабря. Передовица требовала объяснения причин наших неудач в Арденнах:

"Американский народ нуждается в авторитетном разъяснении относительно наступления фон Рундштедта, как оно произошло и каковы силы и возможности противника. Однако военное министерство не дало такого разъяснения. В результате наблюдается полная разноголосица, каждый высказывает свое личное мнение о том, что происходит в Арденнах, и в конечном итоге это еще более увеличивает общую сумятицу."

Я не стал ввязываться в публичный диспут с Монтгомери, опасаясь , что это даст возможность противнику заподозрить размолвку в рядах союзников. Однако я был не менее, чем мой штаб, раздражен Монтгомери за его дезориентирующее заявление. Я хотел восстановить истину. Если этого не сделал верховный штаб экспедиционных сил союзников, тогда, возможно, это должен буду сделать я.

– Хорошо. Я могу сделать одно из двух, – сказал я. – Я могу написать заявление и дать его Айку на утверждение. Он может согласиться со мной, но может и не согласиться. Если Айк одобрит мое заявление, а потом начнутся осложнения, его будут ругать вместе со мной. С другой стороны, мы не обязательно должны впутывать Айка в эту историю. Я могу самостоятельно, без санкции главного командования союзников, выступить с заявлением, взяв на себя всю ответственность за свои действия.

– Но у вас есть прецедент, – настаивал Ингерсолл, – в конце концов Монтгомери вчера выступил перед журналистами.

– Да, но...

– Неужели вы думаете, что Монтгомери согласовал свое интервью с Эйзенхауэром?

– Вы знаете, черт побери, что он обошелся без этого, – сказал я.

Мне было трудно принять решение главным образом потому, что я не был уверен, не оказывает ли моя личная заинтересованность в этом деле давление на мое суждение как командующего. В раздумье я посмотрел через окна, завешенные кружевными занавесками, на шпиль Люксембургского собора. Колонна грузовиков двигалась через мост.

– Хорошо, – сказал я. – Я это сделаю.

На следующий день мы опубликовали заявление. Впервые в эту войну мне приходилось выступать с такого рода документом, который должен был восстановить истину и опровергнуть высказывания Монтгомери, сделанные два дня тому назад. Изложив причины, побудившие нас пойти на "сознательный риск" в Арденнах, я описал наши действия, благодаря которым мы сковали противника в течение первых четырех решающих дней сражения. Лишь после этого на сцене появился Монтгомери.

Объясняя причины переподчинения 1-й армии Монтгомери, я повторил те же мотивы верховного штаба экспедиционных сил союзников, которые привел мне Беделл Смит.

"В результате немецкого наступления, писал я, была нарушена непосредственная телефонная связь с 1-й армией и перерезаны дороги, по которым мы обычно поддерживали личный контакт. Погода не позволяла организовать постоянный личный контакт при помощи самолетов. Поэтому было решено, что все силы союзников севернее арденнского выступа будут временно подчинены командующему 21-й группы армий. Это было только временном мероприятием, и после восстановления связи между войсками 12-я группа армии снова принимала командование над всеми американскими армиями в этом районе".

Впервые было публично объявлено, что переподчинение 1-й армии носило только временный характер. В своем чересчур кратком коммюнике от 5 января верховный штаб экспедиционных сил союзников обошел этот вопрос. Он хладнокровно игнорировал общераспространенное мнение, что отныне английское командование заменит командование 12-й группы армий. Зная про эти слухи, инспирируемые Монтгомери, я хотел напомнить главному командованию его обещание относительно того, что переподчинение американской армии было лишь временной мерой.

До меня никто не ссылался в печати на то, когда американские армии были переподчинены Монтгомери. В результате англичане слишком великодушно приписывали себе все заслуги по перегруппировке американских войск. В течение первых четырех дней боев от 16 до 20 декабря (а Монтгомери принял командование на севере 20 декабря) мы уже сбили темп наступления фон Рундштедта, который возлагал все свои надежды на стремительность продвижения. Стоило фон Рундштедту снизить темпы наступления, как инициатива немедленно переходила в наши руки благодаря более высокой подвижности наших войск.

Справедливость этого была подтверждена вскоре после окончания войны. Зепп Дитрих на допросе признал, что уже 19 декабря темпы его наступления в Арденнах резко отставали от темпов, намеченных планом. Поэтому уже через три дня после начала наступления в Арденнах, то есть за 24 часа до того, как Монтгомери пришел нам "на выручку", оно уже было обречено на провал.

Если бы верховный штаб экспедиционных сил союзников в своем коммюнике защитил наши интересы, указав, что переподчинение американских армий является только временной мерой, то Эйзенхауэр мог бы избежать разлада в рядах союзников. Значительно позднее он заявил, что эта перебранка в период арденнского сражения причинила ему самые большие неприятности за все время войны. Но если бы он только поправил преувеличенное сообщение Монти о британских заслугах, он легко бы пресек препирательство между нами и англичанами в самом зародыше.

В то время я не мог простить Монти его попытку использовать в своих интересах наше поражение в Арденнах, но я совершенно уверен, что он и сам не подозревал, до какого раздражения он нас довел. Мои личные отношения с ним оставались дружескими в течение всей войны, и мы никогда не вспоминали об этом неприятном инциденте.

Пока мы ломали головы, как бы снова объединить американские войска под американским командованием, предложение назначить Монти главнокомандующим сухопутными войсками союзников при содействии некоторых английских газет находило себе все больше сторонников. Правда, генерал Маршалл однажды уже заверил меня в том, что мы никогда не будем поставлены под английское командование, но, тем не менее, я счел необходимым отчетливо изложить Айку свою позицию по этому вопросу. Однако стоило мне только начать, как Эйзенхауэр нетерпеливо перебил меня, заверив, что этого не случится.

– И все же я хочу вам сказать, – продолжал я, – что после всего происшедшего я не могу служить под командованием Монтгомери. Если он будет назначен главнокомандующим всеми сухопутными войсками союзников, тогда вы можете отправить меня домой, ибо, если Монтгомери будет стоять надо мной, я потеряю доверие своих подчиненных.

Айк побагровел. Он выпрямился на стуле и косо посмотрел на меня.

– Ну вот, – протянул он. – А я то думал, что вы человек, на которого я могу полностью рассчитывать и который выполнит все, что я попрошу.

Вы можете, Айк, – сказал я. – Я с удовольствием вспоминаю каждый день моей службы с вами. Но есть один вопрос, в котором я идти на уступки не могу.

За несколько дней до этого я сообщил Паттону, что, если 12-я группа армий будет подчинена Монтгомери, я подам рапорт с просьбой освободить меня от должности.

Джордж крепко схватил меня за руку.

– Если вы уйдете, Брэд, – сказал он, – то я уйду вместе с вами.

В то время я органически не мог подчиняться Монтгомери. Мы не только были не менее компетентны, чем англичане, в полководческом искусстве, но имели на европейском театре пятьдесят дивизий, а англичане только пятнадцать. Я считал, что такой численный перевес давал нам полное право требовать, чтобы американские войска сражались под американским командованием.

По вопросу о главнокомандующем сухопутными войсками союзников Эйзенхауэр занял твердую позицию, и английская пресса пошла на попятный. В конце концов на долю Черчилля выпала миссия внести успокоение. В речи в палате общин 18 января он сказал:

"Считалось, что ужасная битва, начавшаяся 16 декабря на американском фронте, является англо-американской битвой. Однако в действительности войска Соединенных Штатов вынесли почти всю тяжесть боев, и на их долю приходятся почти все потери. Потери американцев почти равны потерям обоих сторон в битве под Геттисбергом ... Американцев участвовало в Арденнах в тридцать-сорок раз больше, чем англичан, потери американцев в людях в шестьдесят-восемьдесят раз превысили наши потери. На эту сторону дела я хотел бы обратить внимание.

Следует соблюдать осторожность в рассказах о подвигах наших войск и не присваивать английским армиям чужие заслуги. Битва в Арденнах, несомненно, была величайшим американским сражением в этой войне, и, по моему мнению, она останется в истории как великая американская победа. Я всегда, не колеблясь, выступал в защиту наших солдат, когда к их подвигам относились с холодным безразличием, пренебрегали ими или пытались умалить их славу, как это иногда бывало, но мы не должны забывать, что именно американские семьи в прошлом месяце получали телеграммы о гибели их близких и что для нашего дорогого и отважного союзника эти недели были неделями тяжелых и суровых испытаний...

Наши армии находятся под верховным командованием генерала Эйзенхауэра, и мы, соблюдая дисциплину, идем туда, куда нам приказывают идти. По оценке специалистов, которой я располагаю, для отражения контрудара фон Рундштедта были приняты решительные, разумные и правильные с военной точки зрения меры. В нашем фронте была пробита брешь, но фронт протяжением в сотни километров всегда можно где-нибудь прорвать. Генерал Эйзенхауэр сразу же поручил командование войсками севернее участка прорыва фельдмаршалу Монтгомери, а южнее – генералу Омару Брэдли. Кроме того, были проведены и другие мероприятия, которые оказались вполне своевременными и правильными.

Судя по результатам, эти опытные полководцы умело руководили весьма крупными силами, находившимися в их распоряжении, и, мне кажется, без преувеличения можно сказать, что их действия будут служить хорошим примером для будущих офицеров, которым придется изучать военное искусство.

Фельдмаршал Монтгомери, действуя с чрезвычайной быстротой, сосредоточил мощные английские резервы на решающих стратегических направлениях. Будучи назначен генералом Эйзенхауэром командующим американскими силами, превышавшими по размеру войска, доверенные ему английским и канадским правительствами, и даже превышавшими те силы, которые входили в состав его 21-й группы армий, он непрерывно наносил противнику удары, ведя бои на северной стороне арденнского выступа. 1-я американская армия, входившая в состав группы армий под командованием генерала Брэдли, была отрезана прорвавшимся противником.

Она была немедленно и весьма эффективно усилена войсками армии генерала Паттона из района Меца. Сам Паттон ринулся на вторгнувшиеся немецкие войска со стороны Бастони. Но все планы командующих не были бы осуществлены, если бы не отважные действия наших войск. Генерал Омар Брэдли командовал американскими войсками, фельдмаршал Монтгомери-английскими. Все эти войска сражались отлично, и генерал Эйзенхауэр умело руководил действиями обоих командующих и предоставлял им все возможности полностью использовать свои силы и проявить полководческое искусство.

Пусть никто не поддается на ухищрения сплетников, когда вопросы, имеющие первостепенное значение, успешно решаются мечом".

22. Форсирование Рейна

Мы остановили противника, прежде чем ему удалось достигнуть Мааса. Теперь он мог либо отказаться от своего зимнего наступления, либо попытаться сохранить выступ с тем, чтобы замедлить наше наступление.

Фельдмаршал Модель постарался позабыть боевой клич "На Антверпен!", которым он пытался сплотить свои войска при наступлении всего лишь две недели тому назад. "Нам удалось, – писал он в своем новогоднем обращении к войскам, пытаясь найти хоть какое-нибудь оправдание битве за Арденны, – расстроить запланированное противником наступление на нашу родину". Однако это было слишком малоубедительное алиби, оно не могло оправдать потери, понесенные немцами в неудачном наступлении в Арденнах, "Расстроить" наши планы и заставить нас отсрочить наступление, в лучшем случае на несколько недель, противнику удалось только ценою потери наступательной мощи двадцати четырех дивизий.

Быстрый отход с арденнского выступа все еще мог сберечь немцам резервы, достаточные для обороны рубежа по реке Рейн. Однако вместо того, чтобы бросить территорию, захваченную в Арденнах, и занять линию Зигфрида, немецкое командование решило, что оно сможет нас задержать. Линия Зигфрида на всем протяжении западного фронта оставалась еще нетронутой, за исключением одного нашего вклинения шириной 65 километров поблизости от Ахена. Простой здравый смысл требовал, чтобы противник занял линию Зигфрида минимальным количеством войск и собрал резервы для последующей обороны рубежа по реке Рейн. Однако здравая военная оценка обстановки была отброшена в сторону в угоду фанатическим притязаниям Гитлера, который требовал оборонять каждый дюйм священной земли рейха, не считаясь с тем, что такая тактика могла оказаться пустым фанфаронством.

В результате противник отказался от Рейна, этого наиболее надежного оборонительного рубежа во всей Западной Европе, с тем, чтобы безрассудно бороться до конца западнее этой реки. Его стремление еще на несколько недель задержать нас в Арденнах привела к крушению всего западного фронта.

Как только немцы окопались на арденнском выступе и перешли к обороне, леса, горы, снег, размытые дороги, которые помогали нам сдержать наступление противника, теперь обратились против нас. Однако вновь обретенная нами инициатива превосходила те преимущества, которые погода и местность давали противнику. Эти две недели в Арденнах были для меня единственным опытом ведения оборонительной войны, и я очень обрадовался, когда, наконец, мы снова перешли в наступление.

В общем Рундштедт удерживал инициативу в течение всего лишь, одиннадцати дней, слишком непродолжительное удовольствие, если учесть, каких жертв оно ему стоило. Теперь, когда мечта об Антверпене поблекла и надежды остановить союзников рассеялись, боевой дух немцев резко упал и противник уныло двинулся по привычной для него дороге отступления. Отныне для него уже не было возврата к наступлению.

Недостаточная сеть дорог в Арденнах заставила противника ограничиться перевозкой только боеприпасов и горючего, чтобы обеспечить прорвавшиеся немецкие танки. Войскам было приказано самим раздобывать себе пищу, пока они не дойдут до Антверпена, где ждали разграбления накопленные союзниками сказочные запасы военных материалов. Однако редконаселенные Арденны не позволяли развернуться немецким фуражирам, а на передовых полевых складах американских войск удалось захватить только 40 тыс. рационов. Сначала Сен-Вит, затем Бастонь, наконец холод и голод. Это была горькая пища для солдат, которым обещали победу и обильные американские запасы. Раздраженный военнопленный из 6-й танковой армии СС сердито зарычал, услышав на допросе имя своего командующего армией.

– Зепп Дитрих, – резко сказал он, – из него не выйдет даже мясник.

Дитрих поступил на военную службу в 1914 г., до этого он был учеником мясника. Он присоединился к Гитлеру в 1923 г., а через пять лет вступил в национал-социалистскую партию. В 1932 г, ему было присвоено звание бригадного генерала в войсках СС и он стал командиром телохранителей Гитлера.

В противоположность противнику, боевой дух которого был подорван, наши войска рвались в бой, несмотря на все доставшиеся им удары. Когда 5-й батальон "Рейнджерс", нуждаясь в 50 солдатах, обратился к тыловым частям 1-й армии с призывом выделить добровольцев, на него обрушился целый водопад заявлений. Добровольцев набралось около тысячи человек.

16 января армии Ходжеса и Паттона соединились на вымощенных булыжником улицах Уффализа, хотя не прошло и месяца с то го дня, когда в этот небольшой городок вступили колонны фон Рундштедта. В моей памяти сохранилось это сонное местечко на склоне возвышенности в 16 километрах от Бастони, через которое проходила асфальтированная дорога на Льеж. Внизу в овраге гудел лесопильный завод, на котором распиливались высокие прямые стволы арденнских сосен. По обе стороны от Льежского шоссе выстроились два параллельных ряда каменных коттеджей, которые только в одном месте пересекала дорога, идущая с запада на восток. Чтобы лишить противника возможности использовать эту дорогу, наши тяжелые бомбардировщики разрушили городок. Бульдозеры, расчищая Паттону путь на север на соединение с 1-й армией, сваливали закопченные камни развалин Уффализа в воронки, образовавшиеся в результате налетов союзной авиации. Простой, бедный и скромный городок никому не мешал жить. Он был разрушен только потому, что расположился на одном из малопримечательных скрещений дорог. Это скрещение дорог превратило Уффализ в цель, имеющую большее стратегическое значение, чем любой город, в 50 раз превосходящий его по размерам.

Вечером 17 января 1-я армия снова вошла в состав 12-й группы армий. Однако 9-я армия осталась в подчинении Монти, так как Эйзенхауэр обещал английскому фельдмаршалу оставить ему эту армию для участия в наступлении на Рейнскую область. Я умолял Эйзенхауэра вернуть мне 9-ю армию хотя бы всего лишь на 24 часа. Это позволило бы нам завершить весь цикл и после ликвидации арденнского выступа снова собрать все американские соединения под американским командованием. Но Айк ответил, что он и без того уже совершенно выдохся в борьбе с англичанами, требующими назначить Монти главнокомандующим сухопутными войсками. Он сказал, что не собирается снова вступать с англичанами в пререкания только для того, чтобы успокоить уязвленное самолюбие американцев, что 9-я армия останется в составе 21-й группы армий до тех пор, пока мы не форсируем Рейн.

Симпсон, узнав о решении Айка, позвонил мне по телефону из Маастрихта.

– Слушайте, Брэд, – смеясь, говорил он, – что вы можете предпринять для нашего спасения? Если так и дальше пойдет, то англичане подумают, что нас отдали им вместе с товарами по ленд-лизу.

– Мы ничего не можем сделать, – ответил я. – Айк уже дал слово. Вы лучше позаботились бы о чистоте своего английского произношения. Оно вам еще понадобится на некоторое время.

Контрнаступление противника как стратегическая операция закончилось полным провалом. Немцы не только не достигли своих конечных целей за Маасом, но и заплатили чрезвычайно дорого за задержку нашего зимнего наступления. По данным нашей разведки, потери противника за месяц боевых действий превысили 250 тыс. человек, в том числе свыше 36 тыс. пленных. Более 600 немецких танков и самоходных орудий осталось ржаветь в арденнских лесах.

Даже немецкая авиация разделила поражение Рундштедта, сделав единственную и последнюю попытку поддержать действия наземных войск. 1 января Геринг организовал самый мощный удар с воздуха за все время кампании в Европе. Сначала немецкие истребители захватили врасплох и уничтожили на бельгийских аэродромах более 125 самолетов союзников. Но истребители союзников, которые стаями поднялись в этот день в воздух, до конца дня уничтожили, по словам летчиков, 200 немецких самолетов.

В то время, когда противник выводил из Арденн жалкие остатки своих последних резервов на западе, на центральном участке советского фронта Красная Армия снова перешла в наступление. Оно началось 12 января сокрушительной артиллерийской подготовкой. Пять дней спустя, 17 января, советские войска вступили в Варшаву, до основания разрушенную немцами в отместку за восстание генерала Бур-Комаровского, начавшееся 1 августа. За 63 дня восстания больше 250 тыс. поляков поднялось на борьбу с немцами в Варшаве, а войска Красной Армии спокойно ждали в варшавском предместье; Праге, всего лишь в нескольких километрах восточнее{49}. 22 января советские войска пересекли границу Силезии и на следующий день вышли на реку Одер. Гитлер поспешно собрал все, что осталось от 6-й танковой армии СС генерала Дитриха, и срочно перебросил эта остатки по железной дороге в Венгрию, где создалась непосредственная угроза прорыва немецкого фронта. Однако если в наших разведывательных сводках армия Зеппа Дитриха значилась как танковая армия в составе пяти дивизий, то теперь от этой грозной силы осталась одна лишь тень. Последние немецкие резервы, которые могли бы задержать натиск русских дивизий, были израсходованы в Арденнах. Неудача Гитлера в Арденнах не только ускорила поражение немцев на западном фронте, но и приблизила крах гитлеровской армии на восточном фронте.

Подрыв морального духа немецкого народа в результате сокрушительного поражения в Арденнах оказался важнее, чем его стратегическое влияние на новое русское наступление. Во-первых, "секретное" оружие, на которое немцы давно уже возлагали надежды, оказалось не в состоянии изменить ход войны, теперь они уже не могли больше надеяться и на молниеносный удар. Правда, немецкий народ, если не считать самых закоренелых, фанатичных нацистов, давно уже потерял веру в победу, однако до арденнских боев многие считали, что, если Германии удастся добиться стабильности на западном фронте, она сможет заставить союзников пойти на сепаратный мир. Это позволило бы вермахту бросить все свои последние резервы против Советов. Как ни слаба была эта надежда, однако теперь и она исчезла. Сознавая, что их дни уже сочтены, немцы в отчаянии пытались свыкнуться с ошеломляющей мыслью о неизбежности трагического конца. Еще совсем недавно, вступая в Ахен и Дюрен, наши войска находили вымершие города, брошенные населением; теперь на всем пути к Эльбе мы шествовали под аркой из белых флагов. В отличие от Гитлера немцы стали удивительно благоразумными, и голос рассудка заставлял их вывешивать простыни из окон в знак своей готовности капитулировать.

В конце января, когда противник отдал последний клочок арденнского выступа и отошел на линию Зигфрида, еще девять немецких дивизий были переброшены на русский фронт. Но даже и после этого у Рундштедта оставалось 80 дивизий против наших семидесяти одной{50}. Многие немецкие соединения понесли большие потери, были плохо обучены и не укомплектованы. Но все эти недостатки в значительной степени компенсировались укреплениями линии Зигфрида. За исключением небольшого участка протяжением 65 километров, на котором мы прорвались к реке Рур, этот мощный оборонительный рубеж оставался нетронутым от Арнема до швейцарской границы. Два месяца спустя, во время завтрака с Черчиллем в штабе Эйзенхауэра в Реймсе, в доме короля шампанских вин, Айку и мне пришлось доказывать трудность преодоления линии Зигфрида. Ибо в отличие от французов, которые просчитались со своей линией Мажино, немцы умели извлекать выгоду из капиталовложений в бетон.

Немногие американцы в то время понимали, какие крупные силы немецких сухопутных войск все еще противостоят нам на западном фронте. Несмотря на урок, полученный нами в Арденнах, мы сохранили сентябрьские иллюзии. Нам казалось, что мы разгромили остатки немецкой армии. Когда в январе нас посетила делегация комитета по военному производству, мне был задан вопрос, не приведет ли арденнское наступление немцев к затяжке войны. Я ответил, что нет, разве что в умах некоторых людей.

– Арденнское наступление могло удивить только тех, кто думал, что мы окончательно разгромили немцев в сентябре, – объяснил я. – Будет хорошо, если Арденны убедят этих людей хотя бы в том, что немец может еще довольно сильно лягнуть нас.

Потери американских войск за месяц боевых действий составляли примерно одну четвертую часть тех потерь, которые, по нашим данным, понесли немцы. Мы потеряли в боях 59 тыс. человек, в том числе 6,7 тыс. убитыми и 33,4 тыс. ранеными. Остальные 18,9 тыс. человек числились пропавшими без вести, хотя и предполагалось, что большая часть из них попала в окружение во время немецкого прорыва и взята в плен. В основном это были солдаты частей 106-й и 28-й дивизий, большинство из них в конце войны было освобождено войсками союзников из лагерей военнопленных.

Когда военное министерство объявило, что боевые потери за месяц немецкого наступления в Арденнах превысили потери за любой предыдущий месяц, оно не сочло нужным добавить, что в арденнском сражении участвовало гораздо большее число дивизий. В течение месяца, предшествовавшего немецкому прорыву, наши потери выражались в 46,8 тыс. человек, а в боях участвовало не свыше 17 дивизий. 17 января мы бросили в сражение 27 американских дивизий. Это почти в четыре раза превышало число американских дивизий, сражавшихся тогда в Италии, и превышало также общее количество американских дивизий, участвовавших на тихоокеанском театре военных действий.

Но если наши потери были велики, то потери противника оказались гораздо значительнее. Более того, наши потери оказались менее, чем в том случае, если бы немцы нанесли нам удар на равнинах Кёльна или если бы они ввели в сражение свои резервы тогда, когда мы подошли к Рейну. Преследуя отходящие американские войска в Арденнах, противник попадал под наш огонь. Особенно губительным был огонь наших снарядов с радиовзрывателями, которые разрывались в воздухе. Солдатам 4-й дивизии, все еще не забывшим потери, понесенные в Гюртгенском лесу, такая перемена ролей доставила немалое удовольствие.

– Было время, и на наших солдат сыпался град осколков, пока гансы отлеживались в своих норах, – объяснил полковник Чарльз Т. Ланхэм, недостаточно подтянутый, но хорошо подготовленный офицер – поэт, командовавший 22-м пехотным полком. – В Арденнах мы просто сидели в окопах на консервных банках и били по гансам, как только они приближались к нам. Я не знаю, как было на других участках, но на нашем немцы дрались хорошо. Мы убедились, что они храбрые солдаты.

* * *

К концу января мы ликвидировали Арденнский выступ и подошли к линии Зигфрида. 1-я армия была сосредоточена на узком фронте между Гюртгенским лесом и Сен-Витом, в то время как 9-я армия расположилась левее, заняв часть участка Ходжеса на реке Рур. Паттон стянул основные силы 3-й армии к полосе укреплений противника, проходящих вдоль границы Люксембурга до Мозеля. Фронт третьего корпуса Паттона простирался на 50 километров южнее Мозеля и в окрестностях Саар-Лаутерна примыкал к фронту группы армий Деверса. Из 47 американских дивизий, действовавших на западном фронте, 21 дивизия была стиснута на узком участке между Гюртгенским лесом и Мозелем.

Я хотел, не снижая темпов наступления, прорваться через линию Зигфрида, преодолеть массив Эйфель и пробить проход к Бонну на Рейне (схема 45). Несмотря на то, что на этом направлении была пересеченная местность, оно давало два больших преимущества:

1. Нанося удар по прямой линии на Бонн, мы могли избавиться от потери времени, неизбежно связанной с перегруппировкой сил необходимой для организации наступления на любом другом участке.

2. Путь через Эйфель позволял нам обойти с юга плотины на реке Рур и достигнуть Рейна, не вступая в затяжные бои за овладение плотинами. Мы уже понесли потери в двух предыдущих наступлениях в районе плотин, и я хотел избежать третьего.

Однако Монтгомери не замедлил внести в наши планы свои коррективы. В первых числах ноября, когда мы начали зимнее наступление, Эйзенхауэр пообещал, что в том случае, если 1-я и 9-я армии к концу года не выйдут на оперативный простор, он выведет 9-ю армию из состава 12-й группы армий и передаст ее Монти для наступления севернее реки Рур. Теперь Монти поймал Эйзенхауэра на слове и, ссылаясь на готовящееся наступление английских войск, воспротивился моему предложению направить 1-ю армию через Эйфель. Он настаивал, чтобы Ходжеса вернули на позиции на реке Рур, которые он занимал до начала арденнского сражения. С этого рубежа Ходжес должен был наступать на плотины с задачей обеспечить Симпсону форсирование Рура. Овладев плотинами, 1-я армия переправлялась через Рур и прикрывала правый фланг 9-й армии Симпсона, двигающейся к Рейну.

У Эйзенхауэра не было выбора, и он вынужден был уступить требованиям Монти. Мы не только не вышли на рубеж, который должны были занять до 1 января, но наше продвижение к Эйфелю было замедлено снежными заносами толщиной до двух метров. Кроме того, наши первые удары по линии Зигфрида не дали никаких результатов. Только в районе Ахена в верховьях Рура эта линия была уже прорвана. В результате 4 февраля главное командование союзников отдало приказ 12-й группе армий прекратить наступление в Эйфеле и перебросить 1-ю армию на север, на те же позиции по реке Рур, которые она занимала в декабре.

Хотя мне совсем не улыбалась перспектива наступать в направлении на плотины, тем не менее я не мог не признать, что Айк был прав в своем решении. Переключив 1-ю армию на северное направление, мы могли объединить свои силы с англичанами и нанести согласованный удар непосредственно южнее Рурского бассейна в направлении на Рейн.

Наступление Красной Армии лишило Германию промышленных районов Силезии, и противник, более чем когда либо, зависел от Рурского бассейна. В Руре немцы успешно восстанавливали разрушения, причиненные бомбардировщиками союзников, и, показывая чудеса инициативы и находчивости, даже достигли небывалого уровня производства танков и самолетов. Если бы Монти удалось пробиться к Рейну, он не только лишил бы противника возможности использовать эту важную водную артерию, но и смог бы без особых затруднений вести артиллерийский огонь по заводам, которыми была густо усеяна пятнадцатикилометровая полоса местности на восточном берегу Рейна.