Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Омар Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)

Мы могли бы оказаться в еще худшем положении, если бы не выгрузили на берег неприкосновенный запас боеприпасов, перевезя их на дюжине больших мореходных барж. За несколько месяцев перед вторжением я рекомендовал Айку принять меры предосторожности и переправить через Ла-Манш большое количество боеприпасов на баржах.

В Англии не было барж водоизмещением в одну тысячу тонн, и он обратился в Вашингтон с просьбой доставить такие баржи. Генерал Бреон Сомервелл, начальник служб снабжения, вскоре прислал нам эти баржи, и мы переправили на них через пролив 12 тыс. тонн боеприпасов.

Через несколько лет после войны судовладелец из Нью-Йорка рассказал мне как-то вечером, что за пару месяцев до вторжения у него забрали самые большие баржи.

– Их пришлось тащить через Атлантический океан, – добавил он с улыбкой. Мы полагали, что какой-нибудь смышленый юнец в штабе Эйзенхауэра подшутил над Вашингтоном, подсказав ему эту дикую идею. Правда?

– Да, сэр, – смутился я, – вы правы.

Ответственность за недостаток боеприпасов в первый месяц после высадки лежала на командованиях обслуживания флота и армии, дислоцированных в Англии. Несмотря на их прекрасные достижения во время вторжения, оба командования потерпели неудачу при осуществлении ряда важных мероприятий, которые могли бы сделать выгрузку значительно более эффективной.

Сложная система организации снабжения при выгрузке грузов, на необорудованное побережье, в особенности когда ежедневно выгружаются тысячи тонн, должна действовать чрезвычайно слаженно, чтобы удовлетворять потребности войск во всех предметах снабжения. Для определения очередности разгрузки транспортов мы попросили начальника служб снабжения генерал-лейтенанта Дж. Ли заблаговременно до прибытия судов направлять нам самолетом декларации судового груза. При наличии этих деклараций мы могли регулировать очередность разгрузки грузов и тем самым избежать создания ненужных запасов излишних предметов снабжения за счет остродефицитных. Однако декларации мы не получали и поэтому были вынуждены разгружать все суда подряд, независимо от важности доставленных грузов. Вскоре побережье было загромождено тысячами тонн ненужных запасов, в то время как мы остро нуждались в некоторых особенно важных, как например артиллерийских боеприпасах. Мы несколько раз обращались по этому вопросу в службы снабжения. Они давали нам заверения, но деклараций от них мы так и не дождались.

Положение стало невыносимым, и я пожаловался прямо Айку. – Этот вопрос должен быть решен через два дня, – ответил он, или виновник будет отстранен от должности.

После этого мы стали получать декларации судового груза без дальнейших извинений или объяснений.

Однако, чтобы окончательно устранить трудности со снабжением, нам пришлось иметь дело также с командованием флота Соединенных Штатов. Если декларация судового груза помогала нам при разгрузке судов, то не менее важно было установить, какое именно судно прибыло на рейд. Оказалось, что командование флота не только не располагало точными сведениями о судах в конвоях, но, как только суда становились на якорь, оно теряло с ними всякую связь. Возможно, во флоте никогда не отдавали себе полностью отчета в том, насколько трудной была возникшая проблема. По крайней мере так продолжалось до конца июня, когда Кирк назначил контр-адмирала Джона Уилкса, прибывшего из Англии, начальником военно-морских сооружений во Франции.

Не менее неприятным оказался и отказ флота разгружать танко-десантные суда непосредственно на побережье. Хотя эти суда были плоскодонными, что позволяло им приставать прямо к берегу, командование флота возражало против подхода судов к урезу воды, опасаясь вражеской артиллерии. Оно предпочитало ставить танко-десантные суда на якорях на рейде и перевозить груз с них на берег на самоходных паромах. Как только побережье перестало подвергаться обстрелу противником, мы настойчиво потребовали от флота снять свои возражения, подводить танко-десантные суда прямо к берегу и сократить тем самым время их разгрузки в два раза.

Наше предложение, однако, пропустили мимо ушей. Если, по мнению некоторых капитанов, можно было терять танки, то суда не должны были подвергаться такой участи. Лишь когда противник был оттеснен от берега, капитаны получили приказ подводить свои танко-десантные суда прямо к берегу.

Нормирование расхода боеприпасов началось сразу же после выхода Джероу на рубеж, на котором он должен был закрепиться, пока Коллинс наступал в северном направлении на Шербур. Сначала Джероу был ограничен 25 снарядами на орудие в сутки. Ему предоставлялось право экономить снаряды, чтобы иметь возможность в случае необходимости вести усиленный огонь. При контратаке противника ограничение на расход снарядов снималось и он имел право вести огонь, не считаясь с нормой расхода боеприпасов. Однако, когда на линию фронта вышел 19-й корпус, командир корпуса Пет Корлетт возразил против скудной нормы для его артиллерии.

– Пет, – увещевал его я, – я не менее вас ненавижу эту систему нормирования. Однако мы должны помнить, что у нас нет иного выхода. Либо мы установим норму сейчас, либо мы расстреляем все снаряды, свернемся и поедем домой.

Нормирование расхода боеприпасов было не только во время боев на плацдарме, наша артиллерия страдала от недостатка снарядов, пока мы не вышли к Руру. Хотя мы испытывали нехватку боеприпасов на четырех различных этапах войны в Европе, причем на каждом этапе были свои причины нехватки, результат оставался один и тот же: мы никогда не имели нужного количества боеприпасов.

1. В Нормандии наши трудности начались сразу же, как только мы высадились на побережье. Даже когда мы стали разгружать до 35 тыс. тонн в сутки, что в три раза превышало пропускную способность порта Шербур в мирное время, нам не хватало боеприпасов, а увеличить объем разгрузочных работ на побережье мы не имели возможности.

2. При стремительном наступлении во Франции по пятам отступавшего врага возникли новые трудности в связи с нехваткой транспортных средств. Хотя мы накопили к этому времени много боеприпасов на складах в Нормандии, даже при помощи специальных дорог "редболл экспресс"{35} не могли обеспечить подвоз достаточного количества боеприпасов к линии фронта.

3. После вклинения в линию Зигфрида снова возникли затруднения в снабжении из-за недостатка портов. Плохая погода мешала разгрузке непосредственно на побережье, и до открытия порта в Антверпене в портах Ла-Манша не хватало причалов для разгрузки союзных транспортов. Одно время в Англии скопилось более 250 судов "Либерти" в ожидании места для разгрузки в портах Франции.

4. Наконец зимой 1944/45 г. и весной 1945 г. мы расплатились за оптимизм, охвативший нас в сентябре 1944 г. Причины наших затруднений на этот раз переместились через Атлантический океан в Соединенные Штаты, где розовые перспективы близкого окончания войны в Европе привели к сокращению выпуска военной продукции.

Еще до начала шторма 19 июня я подумывал о переброске пехоты на плацдарм по воздуху. Но когда количество боеприпасов уменьшилось до трех боекомплектов и Коллинсу, наступавшему на Шербур, пришлось урезать норму расхода боеприпасов еще на одну треть, мы решили использовать для перевозки боеприпасов наше последнее средство – транспортную авиацию.

Квесада поморщился, когда узнал, чего мы от него хотим. Тяжело нагруженные самолеты "С-47" повредили бы взлетно-посадочные дорожки, сооруженные для истребителей. Однако без всяких колебаний он потянулся к телефону, и на следующее утро прибыли первые транспортные самолеты. Вскоре мы стали получать по воздуху до 500 тонн боеприпасов в сутки.

Пока штаб 1-й армии с большим трудом решал вопросы тыла, 7-й корпус наступал на север по плодородным зеленым полям Котантена в направлении обреченного города Шербура. Коллинс в своей выцветшей полевой шинели носился по фронту в разведывательном броневике, подталкивая, подстегивая и приказывая своим дивизиям ускорить наступление. К вечеру 21 июня он замкнул кольцо окружения вокруг этих ворот во Францию для туристов, едущих через Атлантику.

Чтобы ускорить взятие Шербура, Коллинс направил начальнику гарнизона города ультиматум, предлагая сложить оружие к 9 часам следующего утра, угрожая в противном случае истреблением гарнизона. Однако генерал Карл Вильгельм фон Шлибен с гарнизоном в 30 тыс. солдат получил приказ Гитлера стоять насмерть.

"За отход с занимаемых позиций расстрел, – объявил генерал в приказе по войскам. – Я даю право командирам всех степеней расстреливать на месте каждого, кто по трусости покинет свой пост".

Я узнал об ультиматуме Коллинса вечером из передачи Би-Би-Си и вызвал для объяснения офицера, ведавшего вопросами военнопленных в армии.

– Откуда британская радиовещательная корпорация узнала об этом проклятом ультиматуме? – спросил я.

– От 7-го корпуса, генерал.

Я тяжело вздохнул

– Нужно позаботиться о том, чтобы штаб Коллинса впредь не болтал о таких вещах. Немцы, отвергнув ультиматум, будут выглядеть героями, а не дураками, кем они являются на самом деле.

Прошло девять часов, а от фэн Шлибена не поступило никакого ответа. Тогда Коллинс вызвал авиацию, чтобы подавить важнейшие объекты перед тем, как начать штурм Шербура.

Этот удар с воздуха был нашим первым опытом проведения массированной бомбардировки. Операция была поспешно разработана совместно с Квесадой, который связался с командованием авиации в Англии. Десять эскадрилий английских "Мустангов" и "Тайфунов" с реактивными снарядами наносили удар в 12 час. 40 мин. дня, то есть за 80 минут до начала наступления корпуса. За ними следовали 562 американских истребителя-бомбардировщика и 387средних бомбардировщиков 9-го командования бомбардировочной авиации. Для наблюдения за операцией из Англии прилетели Той Спаатс и помощник военного министра по авиации Роберт Ловетт.

Тревожные сообщения поступили еще до перехода в атаку наземных войск. Два полка дивизии Эдди и полк 4-й дивизии передали, что они подверглись обстрелу своей авиации. Несколько истребителей-бомбардировщиков ошиблись при опознании целей, и до конца войны подразделения 9-й дивизии побаивались союзных самолетов. Однако если этой первой попыткой массированного бомбардировочного удара и не удалось уничтожить укрепления Шербура, тем не менее бомбардировка подтолкнула защитников Шербура игнорировать приказы фон Шлибена. Немцы, взятые в плен, были настроены цинично, ибо, пока авиация союзников громила их на земле, в воздухе было очень мало самолетов германских военно-воздушных сил.

– Если мы должны умереть за Шербур, – жаловались пленные, – тогда почему не появляются наши самолеты и летчики не умирают вместе с нами?

Значительно более важным было то, что опыт массированной бомбардировки заставил нас подумать об использовании ее в качестве эффективного тактического оружия. Если нам удалось использовать 1000 самолетов в торопливо подготовленной операции против Шербура, почему бы нам не применить вдвое или втрое больше самолетов для тщательно подготовленной операции? Я долго просидел с Кином в этот вечер, размышляя над открывавшимися возможностями.

Ультиматум, направленный Коллинсом начальнику гарнизона Шербура, был характерен для развертывания психологической войны с обеих сторон. Перед наступлением на Шербур мы засыпали город листовками. Поскольку противник был уже в западне и не имел никаких надежд на спасение, мы использовали его затруднительное положение, предлагая легкий путь избавления от смерти капитуляцию. В наших листовках всегда говорилось: "И не забудьте захватить с собой котелок и ложку".

На фронте корпуса Джероу офицер по работе с военнопленными из 2-й бронетанковой дивизии каждый вечер выдвигал вперед машину с громкоговорителем и играл вальсы Штрауса для вражеских солдат, истосковавшихся по дому. Проиграв пластинку, он спрашивал немецких солдат на их языке, помнят ли они свою родину такой, какой она была до войны.

– Вы прекрасно сражались, – говорил он им, – и честно вели себя по отношению к соотечественникам. Однако вам нет смысла сражаться. Наши бомбардировщики разрушили ваши города. Перед вами стоят превосходящие силы. Сдавайтесь сейчас, и вы вернетесь невредимыми к своим близким, оставшимся в тылу. Если вы не сдадитесь и не перейдете, тогда у нас не остается другого выхода, как попотчевать вас еще вот этим.

Вслед за этими словами артиллерия дивизии давала залп из 48 орудий по позиции противника.

Немцы также по-дилетантски занимались листовками, перебрасывая их на нашу сторону в агитационных снарядах. Аргументы врага не были убедительными, зато они компенсировали этот недостаток изобилием порнографии и сарказма. Текст одной из листовок заканчивался следующими словами: "Послушай, парень из Америки, разве ты не с улицы, где живет беднота?"

И тут же давался ответ на заданный вопрос: "Сынки Франклина Делано Рузвельта тоже в армии, но они щеголяют по улицам Лондона в чистенькой форме и с регалиями. Они-то с улицы богачей",

24 июня Айк переправился через Ла-Манш для ознакомления с нашими планами использования 7-го корпуса на новом направлении после взятия Шербура. Захватив этот порт, Коллинс должен был двинуться на юг и присоединиться к Миддлтону на основании полуострова Котантен. Затем мы должны были наступать на юг через болота и занять фронт на линии от побережья департамента Кальвадос до Авранша. Я уже давно отказался от плана прорваться через Сен-Ло, чтобы выйти к морю у Кутанса. Противник здесь слишком сильно укрепился, и я не желал растрачивать свои силы против самого сильного пункта в его обороне. Чтобы нанести немцам значительно большие потери, мы сосредоточивали наши войска только против тех объектов, где наиболее эффективно можно было подорвать силы врага.

Лишь после посещения Эйзенхауэром побережья в конце июня мы узнали, насколько опасна и разрушительна была бомбардировка Англии самолетами-снарядами "Фау-1". Немцы стали использовать самолеты-снаряды против Англии с 15 июня. Однако большинство стартовых площадок, с которых запускались "Фау-1" против Лондона, находилось на большом удалении от расположения наших войск, и поэтому мы не могли за ними следить. В результате мы легкомысленно сбросили со счета самолеты-снаряды.

– Это просто еще одно германское оружие, – заверяли мы друг друга, изобретенное слишком поздно, чтобы спасти Гитлера.

Когда Эйзенхауэр прибыл к нам, я подшутил над его адъютантом подполковником Эрнестом Ли из Индианаполиса.

– Зачем вы сюда приехали? – спросил я. – Чтобы спокойно поспать на нашем плацдарме после Лондона?

Однако в моей шутке оказалось больше правды, чем юмора. Хотя самолеты-снаряды никогда не создавали угрозы Англии, подобной угрозе "блица" в 1940 г., лондонцы вскоре поняли, что в новом оружии таилось значительно больше опасности, чем предполагалось. В июле Черчилль сообщил, что за первые три недели бомбардировки самолетами-снарядами погибло 2752 англичанина. Тяжело раненных насчитывалось в три раза больше. Однако новое устрашающее орудие появилось слишком поздно, чтобы повлиять на исход войны. Даже до вторжения разведка указывала, что противник не имеет возможности наладить производство самолетов-снарядов в таком количестве, чтобы их воздействие было ощутимым.

Почти в течение всех 18 дней нашего пребывания на побережье Эйзенхауэр нетерпеливо метался по просторным комнатам роскошной тюрьмы для генералов, известной всему миру в качестве резиденции верховного штаба экспедиционных сил союзников. Пресыщенный решением вопросов стратегии на высшем уровне, статистическими выкладками, докладами тыловиков и тактиков, Айк стремился выскользнуть из утонченной атмосферы верховного штаба экспедиционных сил союзников Англии и увидеть реальное положение вещей в войсках на фронте.

Некоторые утверждают, что лучшим стратегом является такой командующий, который находится на значительном удалении от своих войск. Когда соединения и части существуют для него в виде условных знаков на карте, стратег работает как бы в вакууме и никакие посторонние мотивы не отражаются на принимаемых им решениях. Если бы можно было вести войну простым нажатием кнопок, тогда нетрудно было бы разработать целую науку управления войсками. Однако война является в такой же степени столкновением страстей, как и столкновением сил, поэтому ни один командующий не может стать стратегом, если он сначала не изучит своих солдат. Проявление человеческих чувств вовсе не мешает управлению войсками, напротив, оно облегчает руководство ими. Если командир не ценит жизни своих солдат и не обращает внимания на их лишения, тогда он не пригоден к командованию. В этом случае он не сможет определить потери, в которые обойдется ему захват того или иного объекта.

Жертвуя жизнями людей сознательно, обдуманно и иногда даже жестоко, командующий должен закалить свою волю, зная, что если он сейчас потратит меньше людей, то в будущем он может потратить их больше. Если командующий начнет чрезмерно беспокоиться о размерах потерь, он подвергает себя опасности потерять стратегическую перспективу. При потере стратегической перспективы война затягивается и стоимость ее в человеческих жизнях неизмеримо возрастает.

Эйзенхауэр, так же как и мы, считал, что источником скромности является общение с войсками. Какими бы трудными ни были обязанности командира, он не может смотреть в глаза солдатам, идущим на смерть по его приказу, не сознавая при этом, насколько легче его задача сравнительно с задачей, полученной солдатами.

В течение всей войны в Европе Эйзенхауэр часто выезжал из верховного штаба экспедиционных сил союзников на фронт и беседовал с солдатами. Там Айк, как и мы, видел войну такой, какой она была в действительности, с ее безжалостным уничтожением культурных ценностей. В тылу война может иногда выглядеть как приключение. На фронте картина иная.

Вместе с Айком мы приехали в сектор 79-й дивизии, занимавшей центральное положение на фронте Коллинса. Там мы взяли с собой командира дивизии и подъехали к стоявшему на отдыхе полку. Перед наполненной водой каской, служившей в качестве зеркала, капитан в нижней рубашке намыливал щеки, готовясь к бритью. Он с досадой взглянул на нас, когда мы заслонили свет. Сначала он выпучил глаза, затем в них появилось выражение отчаяния, когда он перевел взгляд с широко улыбавшегося лица Айка на физиономию командира дивизии, искаженную гримасой. Капитан, спотыкаясь, вскочил на ноги и с полотенцем вокруг шеи отдал честь и отрапортовал верховному командующему.

Эйзенхауэр быстро обходил солдат, а капитан следовал за ним. Держа руки на бедрах, с высоко поднятым подбородком. Эйзенхауэр слегка хмурился, отрывисто разговаривая с солдатами.

– Солдат, – обратился он к одному из них, – сколько отличных стрелков в вашем отделении?

– Три, сэр, я думаю.

– Вы думаете? Солдат должен знать, черт возьми. Знать точно, что у вас есть.

Он подошел к другому, стоявшему дальше в строю.

– А сколько отличных стрелков у вас?

– Четыре. Я один из них, сэр.

– Хорошо. Это замечательно. Вы сами откуда?

– Из штата Кентукки, сэр.

– У вас хорошее отделение?,

– Лучшее в роте, сэр.

– А солдаты роты думают также?

– Видите ли, сэр...

– Они глупцы, не правда ли?

Айк засмеялся. Солдат улыбнулся. Мы сели в джип.

В новом летнем обмундировании и щеголеватой пилотке Эйзенхауэр бросается в глаза среди заполнивших дороги войск в пропотевшем обмундировании и тяжелых касках. Солдаты весело приветствовали нас, некоторые посмелее кричали из машин: – Здорово, Айк!

Эйзенхауэр, сидевший на переднем сиденье джипа, повернулся ко мне.

– Как мне не хочется возвращаться назад, – сказал он, – я буду страшно рад, когда мы будем находиться вместе с вами.

На пятый день наступления на Шербур Коллинс прорвал внешний обвод обороны, однако дорогу к порту закрывала цепь опорных пунктов, в которых засел противник. Против нас были брошены дивизионы зенитных орудий, стрелявших по наземным целям. Войска генерала фон Шлибена, укрепившиеся в цитадели Форт-дю-Руль, откуда просматривался порт, обстреливали нас сверху. Цитадель находилась на эскарпе, круто поднимавшемся за Шербуром. Орудия береговой обороны противника, расположенные на эскарпе, держали под обстрелом не только подступы к Шербуру с моря, но и улицы самого города. Мы не могли обойти форт, не рискуя попасть под огонь тяжелых орудий.

Я не хотел терять время на осаду, когда нам следовало уже выступить на фронте Миддлтона у основания полуострова. Поэтому я попросил Кирка подвергнуть бомбардировке орудия береговой обороны форта с моря. Если бы Кирк предложил мне немного подумать, он был бы совершенно прав, ибо орудия в Шербуре обладали большей дальнобойностью и их было значительно больше, чем на наших самых крупных кораблях.

Кирк, зная, что может понести серьезные потери, спросил:

– Разве это настоятельно необходимо?

– Да, – ответил я, – мы должны взять Шербур по возможности скорее.

Кирк без возражений согласился, несмотря на сопряженный с этим риск, и немедленно приказал трем линкорам отплыть для действий против укреплений гавани. Оказавшись в пределах обстрела крепостных орудий, линкоры попали под огонь и вскоре были вынуждены отойти в неравной дуэли с батареями береговой обороны. Однако готовность Кирка помочь нам, несмотря на риск потери своих кораблей, заставила меня пожалеть о прежней ярости, с которой мы критиковали флот за медленную разгрузку наших судов у побережья Нормандии.

К счастью, доблестный жест Кирка не повлек за собой катастрофы и флот отошел, понеся незначительные потери. Тем временем пехота поднялась по скалам к Форт-дю-Руль и подорвала его укрепления.

Вечером 26 июня, то есть на 21-й день после вторжения, Мэнтон Эдди доложил мне по телефону, что фон Шлибен вместе с 800 солдатами взят в плен в подземной крепости. Однако бои в некоторых районах Шербура еще продолжались. Несмотря на отчаянное положение, гарнизон выполнял приказ фон Шлибена с большой стойкостью, которой мы от него не ожидали.

Мэнтон сообщил, что он направляет фон Шлибена в штаб армии для допроса.

– Нельзя ли заставить его предварительно отдать приказ о прекращении сопротивления в Шербуре? – спросил я. – Вы уже пытались это сделать? Он отказывается? Хорошо, тогда отправляйте его. Мы перешлем его прямо к Монти.

Генерал-майор Эверетт Хьюз, представитель верховного штаба экспедиционных сил союзников при моем штабе, находился со мной в машине, когда я разговаривал с Эдди.

– Мы поймали в Шербуре большую птицу, – объяснил я, – но он не хочет отдать приказ о капитуляции своих войск. Хьюз нахмурился:

– Вы собираетесь пригласить его к обеду? Я внимательно посмотрел на него.

– Вы думаете, что нам следует пригласить его? – спросил я.

– К черту, конечно, нет, – воскликнул Хьюз.

– Если бы ублюдок капитулировал четыре дня назад, – сказал я, – я, может быть, пригласил бы его. Но с того времени мы потеряли много жизней. Я надеюсь, что они накормят его солдатской пищей и направят в Англию на пехотно-десантном судне через бурный Ла-Манш.

Позднее фон Шлибен пожаловался на "недостойное цивилизованных людей" обращение с захваченным в плен генералом такого высокого ранга. Он холодно посмотрел на завтрак, приготовленный для него из солдатского рациона, и выразил сильное недовольство начальнику разведывательного отдела за то, что в деревенском доме, где он помещен, не было душа. Чтобы как-то скрасить свое пребывание в плену и сохранить память о лучших днях, он захватил с собой меню обеда, состоявшегося в его честь в Шербуре менее чем месяц назад. В меню были омары и голландский сыр, паштет из гусиной печенки, запеченная рыба "блюфиш", зажаренная нога ягненка, персики и мороженое, изысканные вина, марочное шампанское и брэнди времен Наполеона.

– Хм, – громко фыркнул Диксон, – прочитав меню, – и сейчас он едет в Англию! Как раз в разгар сезона брюссельской капусты.

Фон Шлибен, однако, претерпел новые унижения, пока находился в наших руках. Машина с чемоданом генерала, шедшая из Шербура, столкнулась при следовании на командный пункт армии с грузовиком. Мундиры генерала оказались разбросанными на дороге, и, прежде чем подоспела военная полиция, жадные к сувенирам солдаты содрали с них галуны и знаки различия.

Стремясь вывести порт из строя, немцы уничтожили в Шербуре все портовые сооружения. Причалы, портовые краны, депо, мосты, электрогенераторы и трансформаторы были взорваны и сожжены. В самом порту было затоплено множество судов, и он был основательно заминирован. Однако инженерно-восстановительные подразделения вступили в порт по пятам пехоты, и через 21 день первые союзные корабли бросили якоря в гавани. К ноябрю Шербур пропускал 15 тыс. тонн грузов в день. Только за один ноябрь в Шербуре было разгружено 433 тыс. тонн грузов.

Когда пленные из Шербура заполнили наши поспешно расширенные лагеря, общее число взятых в план за первые три недели после вторжения достигло 38 тыс. человек. Молодые офицеры сохраняли высокомерие, но солдаты были ошеломлены и упали духом. Удары нашей авиации заставили их, как никогда, беспокоиться о безопасности своих семей, оставшихся в Германии. На наши вопросы о германских военно-воздушных силах они отвечали презрительным фырканьем. Если бы Геринг попал к ним в лагерь, мы бы избавились от хлопот, связанных с преданием его суду.

Для войск в Нормандии стратегическое значение Шербура скоро отступило на задний план в сравнении с огромной добычей, захваченной нами. Именно с момента захвата этого города слово "освобождать" широко вошло к лексикон армии. Войска фон Шлибена, готовясь к продолжительной осаде, заботливо заполнили свои подземные склады большими запасами вин. И если приказы об уничтожении сооружений в порту выполнялись самым строжайшим образом, то сердца немецких солдат восставали против святотатства: уничтожить или вылить на землю прекрасные вина и брэнди. В результате нам достался не только трансатлантический порт, но и огромный подземный винный погреб.

Известия о доставшейся добыче распространились еще до завершения боев, и любители выпить уже ринулись наперегонки в пещеры с вином. Возникла проблема, к которой меня не готовили в Ливенуорте, и я обратился к Айку за советом. Он одобрил наше предложение по охране добычи и о справедливом распределении ее между дивизиями. Если бы мы пустили распределение вин на самотек, тогда все запасы захватили бы тыловые части, а дивизии, овладевшие складами, остались бы без вина. На этот раз, однако, полевые войска в знак благодарности Франции получили свою долю запасов вина. Мне Коллинс также прислал пол-ящика шампанского. Я сохранил шампанское и привез его после войны в Соединенные Штаты, чтобы отметить крестины моего внука.

17. Прорыв

К. началу июля мы не только захватили порт, который должен был обеспечить нам возможность закрепиться на занятых позициях, но и за короткий срок сумели значительно увеличить численность наших войск на берегу. Войска выгружались непрерывно, и за какие-нибудь три недели одна только 1-я армия превратилась в более грозную силу, чем армии Паттона и Монтгомери, вместе взятые, в период сицилийской кампании. Кроме двух флажков, обозначавших воздушно-десантные дивизии, которые давно уже пора было сменить, на нашей оперативной карте появилось еще 11 голубых флажков, обозначавших американские дивизии. Две из них были бронетанковые, остальные девять – пехотные.

Наш 65-километровый фронт в американском секторе начинался с выступа в Комоне, где был стык войск Джероу с англичанами. У Сен-Ло линия фронта проходила севернее этого пункта, огибая его, шла через Карантанские болота, затем пересекала полуостров Котантен и выходила к западному побережью Ла-Манша (схемы 26, 27). Этот фронт был разделен на четыре корпусные полосы; Джероу занимал "спокойный" участок фронта слева, Корлетт – дугу перед Сен-Ло, Коллинс – восточную часть основания полуострова Котантен, перебросив туда свои войска из Шербура, Миддлтон – западную часть основания полуострова, выйдя к берегу в том месте, где Мэнтон Эдди ранее перерезал полуостров.

В английском секторе 65-километровый фронт Монти круто поворачивал от Комона к Байе, затем снова вдавался в оборону противника западнее Кана и, огибая с севера этот осажденный город, выходил к предмостному укреплению восточнее реки Орн.

На этом узком плацдарме Монти втиснул четыре корпуса в составе шестнадцати дивизий, в том числе пять бронетанковых. Накопление сил шло столь быстрыми темпами, что сосредоточенные в Нормандии англо-американские войска уже превосходили по численности войска союзников, сражавшиеся на итальянском фронте. За 25 дней после начала высадки мы перебросили на берег свыше миллиона союзных войск. Наши военно-морские силы перевезли более 560 тыс. тонн различных грузов – количество, достаточное для того, чтобы загрузить товарный состав длиной 300 километров.

Но даже этот все расширяющийся плацдарм был уже слишком мал для наших моторизованных армий. Участки, занятые 8-м корпусом Миддлтона и 7-м корпусом Коллинса, были наполовину затоплены разлившимися реками и заболочены. Вся местность была покрыта густой сетью живых изгородей. Только на английском фронте близ Кана эти заросли изгородей редели и переходили в открытые холмистые равнины. Но здесь на нашем пути стояли немецкие танки.

Как только нам удалось наладить бесперебойную доставку грузов через порт Шербур независимо от погоды, мы получили возможность перейти в наступление, которое следовало начать с прорыва немецкой обороны. Общий порядок этого наступления был предусмотрен планом операции "Оверлорд". Францию предполагалось освобождать по этапам, и теперь мы стояли на пороге первого из них-стремительного броска с травянистых пастбищ Нормандии к пологим берегам Сены.

Весь фронт союзников намечалось повернуть на восток, имея осью поворота Кан, осажденный Монтгомери. Темп движения войск союзников на восток должна была задать 1-я армия, наносившая удар со своих позиций в западной части нашего фронта. Нам предстояло совершить стремительный рывок с полуострова Котантен на юг и, пройдя Авранш, отрезать полуостров Бретань. Закрепившись в Бретани с ее глубоководными портами, американские войска должны были затем повернуть на восток и, оставляя справа от себя сухие песчаные берега Луары, выйти на рубеж между Сеной и Орлеаном, южнее Парижа. Войска, занимавшие остальную часть фронта союзников, поворачивали свой фронт на восток по мере нашего наступления и двигались к Сене между Ла-Маншем и Парижем. Мы предполагали, что по выходе к Сене нам придется произвести перегруппировку войск и подвезти горючее и боеприпасы, а за это время противник успеет сосредоточить против нас на восточном берегу Сены все свои силы, находящиеся во Франции.