Текст книги "Сестры"

Автор книги: Ольга Русанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава четырнадцатая. Гнилой грипп

Утром Женя поднялась с таким видом, словно она в школу и не собирается.

Девочки забеспокоились:

– Женя, что с тобой? Надо в школу!

А она отвечала:

– Что хочу, то и делаю.

Девочки уже строились во дворе, а она, одетая по-домашнему, в вестибюле читала «Пионерскую правду». Вот здорово, какой каток открыли! И ледяную гору!

«Пусть они воображают, что я опять не пойду в школу. А я в самую последнюю минуту возьму и прибегу!»

В вестибюль влетела Галя Платонова. Второпях она и не заметила, что ее заснеженные валенки оставляют мокрые пятна на паркете.

– Будет тебе упрямиться! – Она потянула Женю за руку. – Пошли! До урока сорок минут осталось, мы опоздаем! Мы больше не можем тебя ждать! – Галя посмотрела на Женино платье и испугалась: – Да тебе еще переодеваться!

– Захочу, в два счета переоденусь! – сказала Женя.

Галя вышла из себя, крикнула:

– Захочу, и на второй год останусь! – и убежала.

Женя посмотрела на мокрые следы, темневшие на паркете. Видно, девочки и в самом деле беспокоятся, хотят, чтобы она пошла в школу, если Галя из-за нее даже забыла про паркет и пробежалась по нему в мокрых валенках! А ведь вестибюль – это зал дяди Вани.

Женя не выдержала. Она украдкой взяла в коридоре тряпку и, поминутно озираясь на дверь, досуха вытерла мокрые паркетины. Так же украдкой она взяла банку с мастикой, суконку и стала торопливо наводить блеск.

Часовая стрелка показывала семь часов тридцать минут, а Женя все еще терла пол. Тридцать три… тридцать пять… Надо идти, а то она опоздает! Но эта Упрямая паркетина не блестит и не блестит! Семь часов сорок минут… Через двадцать минут звонок… Женя что было сил водила суконкой взад и вперед. Ага, то-то же! Пол так и засверкал.

Женя помчалась в спальню. Раз-два – точно по сигналу «тревога», форменное платье уже на ней. Раз-два – волосы приглажены! Вот она уже схватила портфель, накинула пальто, нахлобучила ушанку и понеслась по тротуару, обгоняя прохожих.

Школа!

Женя кинула пальто гардеробщице и побежала наверх. Влетела в класс и в ту же секунду, словно вся школа только ее и ждала, надтреснуто задребезжал звонок.

– Девочки, здравствуйте! – крикнула Женя и покосилась на Галю.

Вот они, ее подруги, весь пятый «В»!

– Женя, как ты поздно!

– Ты же чуть не опоздала!

А староста Валя Афанасьева крикнула на весь класс:

– Женя, ты почему вчера не пришла? Болела?

– Что ты! Я никогда не болею!

И нарочно громко, чтобы ее услышали все девочки из детского дома, чтобы они не догадались, как ей вчера было тяжело и плохо, как она весь день себе места не находила, Женя сказала:

– Я вчера веселилась. – Она стала складывать учебники в парту. – Я пела, играла на рояле, каталась с горы в Доме пионеров… – И запнулась, покраснела.

Про гору – это у нее вырвалось нечаянно, она и сама не заметила, как это вышло. Она ведь только Гале Платоновой, только своим девочкам хотела показать, что никакая она не «наказанная», не «разнесчастная». И теперь ей стало неловко. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь!

– Ты каталась с горы? Какая ты счастливая! – подбежала к ней Вера Красикова. – Что было в Доме пионеров?

– Там, говорят, Гулливер! – подхватила Света. Икрамова.

Девочки окружили Женю, и ей пришлось рассказать, что было на катке.

– Гулливер выше дома… – Женя наморщила лоб, припоминая, что еще было на снимке в «Пионерской правде», – а кругом фонарики цветные, ветки всякие и вообще… – Она замолчала – почувствовала, что на нее пристально смотрит Галя Платонова.

Тут вошла классная руководительница и объявила, что сегодня арифметики не будет: Надежда Викторовна захворала, у нее грипп. А сейчас…

Что будет сейчас, все и так поняли. В класс вошла. Нина Андреевна и весело поздоровалась:

– Добрый день, девочки!

Она открыла журнал и стала отмечать отсутствующих.

– Женя Максимова, а почему ты вчера не была? Грипп? – ласково говорила Нина Андреевна.

Вчера Галя Платонова, чтобы выгородить подругу, сказала: «Максимова не совсем хорошо себя чувствует».

– Да, уж этот грипп, уж такая это болезнь… – Карелина продолжала писать, – не поймешь, то ли ты болен, то ли ты здоров… А температура как у тебя, нормальная?

Девочки заулыбались.

– Нор…нормальная, – ответила Женя заплетающимся языком.

– Нормальная? – участливо переспросила Нина Андреевна. – А при нормальной опаснее всего. Это гнилой грипп, он дает тяжелые осложнения. – Карелина кончила записывать и закрыла журнал. – И ты зря пришла в школу. Когда температура нормальная, организм, значит, не борется.

Женя окончательно растерялась:

– Нет, Нина Андреевна, что вы… Он ничего… он борется… – пролепетала Женя, сама не понимая, что говорит.

Сказать неправду, да еще Нине Андреевне, к которой она так привязалась! Женя целых два месяца ходила к ней на дом заниматься. И они не только грамматику проходили – они вместе читали Толстого, Тургенева, Пушкина. А сколько раз они вместе писали Наташе в Арктику, дяде Саше на Дальний Восток!.. И сейчас Женя даже побледнела от огорчения, вид у нее стал такой, словно она и впрямь больна. Учительница подошла к ней, потрепала ее короткие тугие косички:

– Дома-то, наверно, скучно было одной? Вот и пришла. Так, что ли?

Нина Андреевна говорила ласково, с таким сочувствием, что Женя позабыла обо всем.

– Ужасно было скучно! – вырвалось у нее. – Так скучно!..

Девочки в недоумении переглядывались, улыбались. Галя Платонова прикрыла лицо рукой. Позади раздался сдавленный смех. Застенчивая, обычно молчаливая Света Икрамова зажала себе рот обеими руками и валилась на парту.

– Икрамова, почему тебе весело? – строго спросила Нина Андреевна.

– Простите, я нечаянно… я просто… – Губы и щеки Светы вздрагивали, она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

Учительница подошла к ней. Класс замер.

– Итак, я жду. Объясни.

Света посмотрела на Женю, которая стояла с виновато опущенной головой. Нет, она не хотела выдавать подругу, у которой организм ни с того ни с сего борется! И Света невольно залилась громким, заразительным смехом. Девочки не выдержали. Смех прокатился по всем партам.

– Икрамова, что с тобой? Если не можешь успокоиться, выйди из класса!

Женя хотела броситься к Свете, крикнуть: «Нина Андреевна, Икрамова тут ни при чем! Это все из-за меня!» Но ведь тогда она должна рассказать все – и даже про то, как ее обидели. А это значит пойти против всего дома… И, не зная, как же поступить, она растерянно смотрела то на учительницу, то на Свету.

Вера Красикова вскочила:

– Нина Андреевна, Икрамова не виновата, это все Женя Максимова! Почему она молчит? Она ведь не болеет, она вчера с горы каталась в Доме пионеров! – Вера тряхнула своими густыми рыжими волосами.

Девочки зашумели. И Свету Икрамову и Женю Максимову все любили. Правда, сейчас Женя странная какая-то, прямо не узнать…

– Тише! – остановила их учительница и вернулась к своему столу.

Теперь ясно, почему так странно жмется Женя, почему так расшумелись девочки. Нина Андреевна, по привычке, взялась обеими руками за спинку стула:

– Максимова, а ты урок выучила?

У Жени на душе стало легче.

– Да, Нина Андреевна, выучила. – Она посмотрела учительнице прямо в глаза.

Лицо Карелиной смягчилось.

– Прочитай стихи и расскажи, что общего между косарем и Герасимом, почему косарю радостно работать.

Стихи? Женя с удивлением озиралась по сторонам. И вдруг вспомнила: да, заданы стихи! Ведь еще там, в столовой, Аля говорила про какие-то стихи. Но почему же в ее тетради про стихи ничего не сказано? И Женя поняла, что в спешке, волнуясь, она толком не разобралась в Алиной записи.

– Нина Андреевна, я… я бы выучила, только я забыла… Если бы я знала, что задано… – путалась Женя.

Нина Андреевна с недоумением посмотрела на Женю, на ее соседку Галю Платонову:

– Как это может быть? А подруги твои, что же, ничего не объяснили?

Женя молчала.

Учительница задумчиво посмотрела в окно, разрисованное инеем. И Женя догадалась, что она не сердится. Нет, она очень огорчена.

Наконец Нина Андреевна повернулась к классу, взяла перо, и Женя, сидевшая у самого стола, увидела, как в журнале против ее фамилии появилась зловредная, изогнувшаяся, как змея с острым жалом, синяя двойка.

По классу пронесся шопот.

А Карелина сказала:

– Я не буду выяснять, кого Женя обманула: меня – свою учительницу, вас – своих подруг или самое себя. Это одинаково стыдно. – Она положила перо на стол. – Вы, конечно, удивляетесь: я ведь очень ценю Максимову. Но именно потому-то я сегодня к ней так строга. Тут снисхождение на пользу не пойдет!

Женя понурилась. Ее мучило, что она не может прямо и открыто сказать всю правду. Обманула!.. А ведь она никого не хотела обманывать. «И вот до чего дошла – двойки стала получать! – горько думала Женя. – Теперь и Маринке даже ответить нельзя. Она про пятерки пишет, а я ей что же…»

Нина Андреевна, словно нарочно, стала вызывать девочек из детского дома. Аля без запинки прочитала:

– «Косарь», стихотворение Кольцова.

 
…Что работаю —
Все мне спорится!
……..
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
 

Галя Платонова объяснила:

– Гарасим был крепостной, а косарь – нет. И косарю радостно трудиться, потому что он свободен. Труд дает радость человеку, особенно если он полезен для народа.

Раздался звонок, урок кончился.

Женя молча вышла из класса. Возле учительской ее остановила Карелина:

– Женя, ты зайди после обеда ко мне домой – потолкуем. И у меня там для тебя письмо есть.

Женя тихо ответила:

– Хорошо, я приду.

…Первый раз Женя возвращалась из школы одна. Дома, чтобы не встретиться с девочками, она пошла не в столовую, а в рабочую комнату, которая в это время обычно пустовала. На батарее, похожей на огромную гармошку, сидел кот. Вытягивая шею, он стал тереться головой о Женину руку.

– Котофеич!

Женя взяла его на руки и стала гладить, прижимаясь лицом к пушистой, мягкой шерсти.

А Котофеич блаженно мурлыкал и поводил белыми усами.

– Теперь мы с тобой, Котофеич, целыми днями будем дома сидеть! Не пойду я в школу, никуда я не пойду!

Глава пятнадцатая. «Вся рота не в ногу, один я в ногу!»

– Женя, а ведь после обеда полагается отдыхать, – как ни в чем не бывало сказала Тамара Петровна, заходя в рабочую комнату. – Почему ты не спишь?

Отдыхать! Да это же значит идти в спальню, показаться девочкам после сегодняшней отметки! Тамара Петровна, видно, еще ничего не знает, потому и говорит… И Женя еще больше насупилась:

– Не пойду я, Тамара Петровна!

Женю было не узнать, она стала опять такая хмурая, как в первые дни, когда приехала в детский дом.

– Вот уж это совсем не годится, – с мягким укором проговорила Тамара Петровна. – Иди, иди отдохни!

Жене и в голову не пришло, что Тамара Петровна сегодня, в свой выходной день, уже побывала в школе специально для того, чтобы узнать, как идут дела у ученицы пятого класса «В» Максимовой Евгении. Тамара Петровна понимала, что в школе с Женей непременно произойдет что-нибудь неприятное. В классе, где Женю все так любят, сразу почувствуют, что с ней что-то случилось, а что случилось, Женя сказать не сможет. Ведь пока она в ссоре с девочками дома, у нее и в школе все будет неладно. Прямолинейная, горячая, она непременно запутается. И Тамара Петровна очень за нее беспокоилась.

– Не могу я туда, не пойду к девочкам, – не глядя на завуча, пробормотала Женя. – Потому что… из-за двойки!

– Понимаю, – сказала Тамара Петровна. – Меня это тоже очень огорчило. Я-то думала, что ты во второй четверти уже в отличницы выйдешь!

Жене стало не по себе. Она ждала выговора, упреков – ведь она столько досаждала Тамаре Петровне в эти дни.

Сбросив кота, Женя поднялась со стула:

– Тамара Петровна, простите меня! Это ведь я не потому, что не выучила… то-есть я учила, но не совсем… – Она виновато опустила голову. – Я сейчас вот сяду и все-все выучу. Пока не выучу, от стола не отойду.

Тамара Петровна тихонько притронулась к ее плечу:

– Вот это настоящие слова. И я не сомневаюсь, что ты исправишь свою двойку. Пойдем ко мне в кабинет. Будешь пока там заниматься.

Да, Тамара Петровна, как всегда, уже все знала и все поняла. Даже то, что ведь и Женю тоже обидели… Женя и из-за Анны Игнатьевны больше не сердилась. Ведь Тамара Петровна все-таки позвонила, и она не виновата, что Журавлева так быстро уехала.

И долго они вместе сидели в кабинете, толковали о том, как настоящий пионер должен относиться к младшим и старшим, и о том, что такое настоящая пионерская дружба.

– А завтра в школу, – сказала Тамара Петровна. – И сейчас учи «Косаря». Надо скорее исправить двойку.

Женя выучила стихи, и все-таки ей было тяжело идти в школу. Она шла особняком, отдельно от всех. В школе тоже держалась в сторонке. Ее словно подменили, и девочки спрашивали: «Что с тобой?» Они ждали объяснений, но Женя отмалчивалась – что она могла сказать!

Женя едва дождалась конца уроков. А дома сразу побежала в кабинет завуча. Тамары Петровны не было. Женя взяла «Родную речь» и стала готовить уроки. «Где же Тамара Петровна? – думала она. – Хоть бы пришла скорей!»

Приготовив заданное на завтра, Женя снова и снова повторяла:

 
Ах ты, степь моя,
Степь привольная…
………
Я пришел сам-друг
С косой вострою;
Мне давно гулять
По траве степной
Вдоль и поперек
С ней хотелося…
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
 

Наконец пришла Тамара Петровна.

– Тамара Петровна, я теперь назубок знаю. Вот послушайте!

 
Ах ты, степь моя,
Степь привольная…
 

Без передышки, одним духом выпалила Женя все стихотворение.

– Отлично! Вижу, что знаешь.

И они снова заговорили о том, что больше всего волновало Женю, о чем она думала не переставая.

– Надо взять себя в руки, надо с девочками помириться, – говорила Тамара Петровна. – Сумей хоть сейчас признаться в своей ошибке!

Женя опустила голову.

– Ну, а с Ниной, я надеюсь, ты помирилась? – продолжала Тамара Петровна.

– Наполовину только, – тихо ответила Женя. – Она не захотела со мной учить уроки, а я с ней перестала разговаривать.

– Очень плохо. Обидеть сумела, а помириться не умеешь! Ты, значит, ее не уважаешь. Я вот ее уважаю, а ты нет. А я ведь постарше тебя.

Первоклашку уважать? Женя удивилась. И, глядя прямо в глаза Тамаре Петровне, спросила в упор:

– А сами бы вы… вот так, нечаянно, сгоряча шлепнули бы Нину… вы бы стали потом извиняться?

Тамара Петровна посмотрела на Женю своими спокойными светлыми глазами и просто ответила:

– Во-первых, я бы этого никогда не сделала. Но уж если бы я была в чем-нибудь виновата, я бы все сделала, чтобы загладить свою ошибку, постаралась, чтобы в душе у девочки не осталось и тени обиды. Да, извинилась бы!

За стеной, в зале, послышался шум. Девочки кричали: «Аня! Здравствуй, Аня!»

– Ладно, Женечка, сразу всего не передумаешь, – сказала она, принимаясь писать. – Иди в зал к девочкам, встречай Аню. А мне надо работать.

Женя пошла в вестибюль.

Дверь из зала была открыта. За роялем сидела девушка в форменной тужурке со стрелками на петлицах – Аня Кудрявцева. Совсем недавно она была воспитанницей их дома.

Руки Ани быстро бегали по клавишам.

– «Красная шапочка». Действие второе, – объявила Кира.

На середину зала вышла Аля в напяленном мехом наружу полушубке. Хриплым шопотом она говорила:

– Что ж ты меня не спрашиваешь?

– А что спрашивать? – недоумевала Нина.

– Про зубы, про лапы.

– А, верно! – обрадовалась Нина.

И дальше все пошло как по маслу. Красная шапочка спрашивала:

– Почему у тебя такие большие зубы?

– Чтобы тебя съесть, – отвечал серый волк.

Аля кидалась на Нину. Они барахтались, возились на ковре.

– Не ешь, не ешь меня, серый волк! – со смехом вопила Нина.

Женю никто не заметил. Девочки больше не донимали ее своей сверхъестественной заботливостью, и она могла делать, что хотела. Ее приглашали во все игры, но она не играла с девочками, она сама отказывалась – ей было не до игр. Вот и сейчас она подумала: Войдешь в зал – Аня сразу начнет: «Как успевает твоя Нина по арифметике? А как у тебя с русским? Что в школе? Что сказала Нина Андреевна?..» Аня ведь сама у нее училась. Она еще скажет: «Передай от меня Нине Андреевне привет!» И, конечно, сразу увидит, что Женя теперь вроде гостьи… Нет уж, увольте!

И Женя так и осталась стоять возле колонны. Здесь на стене висело расписание дежурств. Фамилии, выведенные Лидиным бисерным почерком, тянулись длинными столбцами. И вдруг Женя заметила, что ее фамилия перечеркнута жирной красной чертой.

Как, ее вычеркивают? Кто посмел? Да что они думают! Долго еще они будут все делать за нее?

Женя оглянулась. Все девочки из зала гурьбой побежали в сад – показывать Ане каток. Женя спряталась за дверью. А когда в доме никого не осталось, кроме дежурных, она осторожно вытащила кнопки, сняла расписание, скатала в трубку, сунула под фартук и побежала к завучу.

Только к завучу она не попала – на парадном давно уже звонили. «Витькин звонок!» – спохватилась Женя.

Торопливо засунув расписание под диван, она кинулась открывать.

Но дежурные Майя и Кира знали свое дело.

– Женя, мы откроем!

Кира распахнула дверь, и в вестибюль, улыбаясь, вошла Антонина Степановна, а за ней Витя.

– Бабуся! И Витя! – Женя захлопала в ладоши. Ей сразу стало весело.

– Мы тебя поздравить пришли! – Бабушка обняла Женю. – Рассказывай, председатель, докладывай, какие у тебя дела? Председателем стала, так и старых друзей забыла! А сама-то какие отметки принесла, признавайся!

Женя сразу поникла. Она не знала, что ответить. У нее даже уши от стыда загорелись.

А старушка, все так же улыбаясь, неторопливо сняла пальто, развязала серый пушистый платок.

– Веди же нас, показывай свой дом. – И старушка вошла в пионерскую.

Женя бросилась наводить порядок, стала расправлять дорожку на диване.

Майя тихонько взяла ее за локоть и шопотом сказала:

– Оставь, это мы сделаем, а ты гостей занимай.

Женя и сама сообразила, что гостей полагается занимать.

– Пожалуйста, милости просим, садитесь! – Она потащила бабушку и Витю на диван.

Бабушка пожурила:

– Что это ты строишь из себя! Ты лучше нам с Виктором свой табель покажи, пусть он пример с тебя берет.

Женя не отвечала.

Подбежала Майя, схватила Витю за руку и потащила смотреть свои новые марки.

Кира засмеялась:

– Куда конь с копытом, туда и рак с клешней! – и побежала вслед за Майей.

Антонина Степановна оглядывала комнату. Красиво, чисто, уютно. Возле окна швейные машины. На этажерке аккуратно сложены вышивки, вязанье, платья, фартуки.

– Настоящий «Швейремонт»! Кто же это шьет?

– Не знаю… наши девочки, – проговорила Женя.

– А кто это вышивает? Видать, мастерица!

– Не знаю! – Женя нетерпеливо вскинула плечами.

Антонина Степановна положила вышивку на место и в раздумье опустилась на диван. Она заметила все – и Женино смущение, и как странно она себя ведет. Нет, что-то здесь неладно. Неспроста Женя такая, точно не в своей тарелке. Побледнела и даже как будто с лица спала. Уж не обидел ли кто?

– А где наша попрыгунья-стрекоза? – спросила Антонина Степановна. – Где Нина?

Женя присела на краешек дивана:

– Бабушка, я не знаю. Они все, наверное, работают в саду – делают каток.

– А почему ты в саду не работаешь?

– А я?.. – Женя покраснела. – А мне и так весело, – пробормотала она невпопад.

– Как же может быть весело, если ты ничего не делаешь? – укоризненно проговорила старушка. – Плохое веселье!

Тут вбежала Нина.

– Здравствуйте, бабуся! – закричала она. – Мне Витя сказал, что вы пришли!

Вот кому было весело! Краснощекая, смеющаяся, Нина принесла с собой неуловимый запах молодой, только что начавшейся зимы, первого снега, первого морозца. Она была в своей вязаной шапочке, похожей на красную луковицу с хвостиком. На ногах – валенки. Руки – в зеленых пушистых варежках. Она все на них посматривала – это ей сегодня Лида подарила.

Нина подбежала к Антонине Степановне и одним духом выпалила:

– Мы в саду играем! И беседка у нас не беседка, а корабль! И его льдом затерло. И он дрейфует! А я летчик, и я уже летала.

И еще оказалось, что ее ждет Маня, и другие девочки, и Лида. И она должна бежать назад, потому что ее ждут…

– Они сказали: «Возвращайся сейчас же!» – с важностью проговорила Нина.

Женя нахмурилась, заложила руки за спину и отошла к окну. Она словно не замечала Нину.

А Нина не вытерпела и тоже повернулась к окну. Женя стояла и пальцем отколупывала льдинки.

Тогда Нина обиделась. Она тоже нахмурилась, заложила руки за спину и круто повернулась.

«Батюшки мои, совсем как Женя!» – подумала Антонина Степановна.

– А покажи-ка нам, где у тебя там песчинка? Ты ведь у нас, говорят, девочка с песчинкой! – улыбаясь, старушка привлекла к себе Нину.

Нина засучила рукав и стала щупать свой покрытый ссадинами локоть.

– Вот здесь… вот тут была… – Нина оглянулась на окно. – Только она потерялась. Она, наверное, заросла.

Женя точно ничего не слыхала. «Зачем она обманывает бабушку? Как ей не стыдно!» – подумала Женя, но промолчала.

Бабушка потрогала Нинин локоть:

– Эх ты, песчинка! Ничего я не могу найти…

А Нина уже снова повернулась к Жене спиной.

– Да вы что, никак в ссоре? – поразилась бабушка.

– Нет, – сказала Женя не оборачиваясь, – я не в ссоре. Это она в ссоре.

– Я тоже не в ссоре! – сказала Нина и тоже не обернулась. – Это она со всеми в ссоре, со всеми девочками! – И, спохватившись, что ее ждут на дрейфующем корабле, Нина убежала.

– Как так, со всеми девочками в ссоре? – развела руками Антонина Степановна. – Да что ж это такое? Женя, неужто правда?

– Правда.

– Да как же так? Да как же ты одна со всей семьей поссорилась! – Антонина Степановна грузно откинулась на спинку дивана.

– Они меня обидели…

Женя подошла к дивану и начала путано объяснять. Нелегко ей было признаваться бабушке!

– Как бабу лепить или в шахматы играть, так зовут, – говорила она, перевертывая вышитую диванную подушку то на одну сторону, то на другую, – а если работать со мной, так от меня отказываются… Нина вон и то не хочет со мной уроки готовить.

Старушка долго слушала ее.

– Не нужна я им, – повторяла Женя, – со школьными делами сами управляются. И еще из списка вычеркнули… из дежурных. А в саду…

И Женя рассказала, как все девочки работали, а ей не давали, и выходило, что она только всем мешает.

– Двойку получила, – проговорила Токарева. – А все оттого, что от девочек отвернулась, особняком держишься. Сама посуди, что ж это выходит: одна ты права, а все кругом неправы? Как это говорится: вся рота не в ногу, один я в ногу! Вот и вышло: все работают, а ты баклуши бьешь. Безделье-то – самое худшее наказание. Нет, Женечка, проси прощения, да поскорей. Не то они и впрямь тебя разлюбят!

Женя и сама это понимала. Но как теперь помиришься? Столько упиралась, упиралась… Да сейчас девочки и не говорят: «Извиняйся».

И Женя молча теребила подушку.

В пионерскую прибежали девочки. Они наперебой стали звать Антонину Степановну в столовую. Они уже всё приготовили по-праздничному: сдвинули столы, накрыли их нарядной скатертью, расставили закуски – селедку, салат, грибы.

– Антонина Степановна, пойдемте!

– Нет, девочки, – сказала старушка, поднимаясь с дивана, – не до угощения сейчас. Видно, мы не вовремя пришли!

Она спросила, где Тамара Петровна. Но той уже не было. Ничего, она зайдет к завучу в другой раз.

Старушка вышла в вестибюль и стала торопливо надевать шубу, повязывать платок.

Обескураженные девочки молча стояли вокруг нее.

– Бабушка, Витя! Да как же так? А чай пить? – пробормотала Женя.

– Где уж тебе гостей принимать, ты сама здесь вроде гостьи.

Бабушка сердито притопнула калошей, которая долго не надевалась на валенок, решительно распрощалась и ушла.

Как же это так?..

Женя бросилась к парадной двери. Крюк долго не поддавался. Открывать его было проще, чем замок, его могли откинуть самые маленькие, но Женя разволновалась, дергала его так и сяк и все без толку. Наконец он соскочил, Женя распахнула дверь и чуть не сшибла девочку, которая поднималась по ступенькам.

Это была Маринка.