Текст книги "Сестры"

Автор книги: Ольга Русанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава восьмая. «Я, юный пионер…»

Аля вскинула голову и поднесла горн к губам.

Сегодня горн звучал особенно весело и торжественно. Чувствовалось, что он сегодня собирает девочек для чего-то необыкновенного, радостного и важного.

Аля давно мечтала научиться горнить. Ей казалось: стоит только дунуть – и эта красивая труба сама весело запоет. Но на первом занятии кружка горнистов в Доме пионеров у Али ничего не получилось. Она дула изо всех сил, но ни звука не могла выжать из этой длинной медной трубы.

Аля чуть не расплакалась от стыда и досады. «Не буду я учиться!» Бросила горн на диван и хотела было убежать из комнаты. Ребята засмеялись – у них тоже не очень-то получалось. А руководитель сказал: «Не смущайся, Березкина. Ноты ты знаешь, слух есть – должно получиться. Давай попробуем еще».

Аля снова и снова дула. Вдруг, когда она уже совсем отчаялась, труба рявкнула.

– Так-так, отлично! Продолжай! – Руководитель, отбивая такт, замахал рукой.

Обрадованная Аля опять стала дуть что было сил, прижимая губы к скользкому мундштуку.

Когда урок кончился, руководитель сказал: «Лиха беда начало. Теперь главное – практиковаться побольше!» И Аля практиковалась. Несколько дней подряд по всему детскому дому разносились чудовищные вопли и стоны. Прохожие с недоумением посматривали в открытые окна старинного особняка.

«Аля, что это за рыканье взбесившегося тигра!» – рассердилась наконец Ксения Григорьевна.

«Что вы! Это же сбор на линейку! А вот это… послушайте… это сигнал на обед…»

Ксения Григорьевна вздрогнула и заткнула уши:

«Такой сигнал, по-моему, только аппетит отобьет на добрую неделю».

Но неунывающая Аля опять надула щеки. Горн рычал, ревел, хрипел.

Все же она научилась. Какие трели извлекала она теперь из своей трубы! Никогда еще в детском доме не было такого умелого горниста. Но даже у Али до сих пор горн не звучал так торжественно и празднично, как сегодня.

Заслышав его зов, девочки надели теплые пальто, шапки и побежали во двор.

Падал снег. Он забелил и серый асфальт дорожек и деревянный высокий забор. Беседка, которая, виднелась среди запушенных елок, стала похожа на огромную сахарную голову.

Шура Трушина, поминутно смахивая с себя снег, беспокойно спрашивала:

– Девочки, не забыли ли текст? У кого галстуки? Как бы их не помять!

Листок с текстом торжественного обещания и галстуки были уложены в маленький чемодан. Галя Платонова бережно держала его, боясь встряхнуть.

Валя Малыгина скомандовала:

– На правом фланге – подравняйсь!

Женя с тревогой посмотрела на ворота. Где же Маринка? Неужели она не нашла записку? А может, ее мама не отпустила? И Вити почему-то нет!

– Женя, где же твои гости? – спросила вожатая. – Пусть не обижаются, мы ждать не можем!

Женя снова оглянулась. «Маринка опоздает, никого не застанет и, конечно, обидится», – подумала она.

Но ждать было никак нельзя. В два часа в Музее Революции, в зале подарков товарищу Сталину, Женю вместе с третьеклассницами будут принимать в пионеры. Торжественное обещание им прочтет Иван Васильевич Вершинин.

Дядя Ваня прилетел в Москву накануне вечером и сразу же отправился к своим подшефным. Шура обрадовалась:

– Наконец-то вы приехали, Иван Васильевич! А я боялась – вдруг вы не сможете…

Шура давно написала в полк о том, что девочек будут принимать в пионеры. «Хорошо бы, – писала она, – если бы на этот сбор приехал кто-нибудь из наших военных шефов».

Иван Васильевич тогда же ей ответил, что кто-нибудь непременно приедет, и посоветовал устроить сбор в торжественной обстановке, в зале подарков товарищу Сталину. Ведь этот день должен запомниться девочкам на всю жизнь: «Ты, как начальник штаба, должна понимать, что значит для девочки стать пионеркой. Ты вот спрашивала, каким должен быть настоящий начальник штаба. Запомни: он должен быть всегда чутким, твердым и, говоря по-взрослому, принципиальным».

Дядя Ваня, оказывается, уже знал все и про всех.

– Это ты у нас партизанка? – Он протянул Жене руку. – Мне про тебя девочки писали. И про твоего приятеля, и как он «кепочной сигнализацией» занимается!

Все, конечно, засмеялись.

Иван Васильевич провел весь вечер в детском доме, и было очень весело. А когда он уходил, Шура сказала:

– Смотрите завтра не опоздайте!

– Буду минута в минуту. Если только ничто не задержит. – И летчик вынул из полевой сумки потертую записную книжку и пометил большой черной ручкой: «14.00. Музей Революции».

Когда дядя Ваня ушел, Мария Михайловна сказала, чтобы Шура не очень-то надеялась. И если он не придет в музей, то и обижаться нечего:

– Он ведь приехал не только ради вас.

Шура промолчала. Она была совсем другого мнения. Раз дядя Ваня обещал, значит придет!

Женя тоже так думала. И вот уже скоро час, пора в музей! А Маринка и Витя пусть пеняют на себя!

– Валя, а мы их не будем ждать, – сказала Женя и даже повернулась спиной к воротам, – а то еще сами опоздаем. Стыдно, если дядя Ваня приедет раньше всех!

Вожатая еще раз оглядела колонну и уже хотела подать команду: «Шагом марш!», но тут Аля крикнула:

– Женя, смотри – там к тебе!

И все увидели девочку в очках, в коричневой меховой шубке, с толстой книгой подмышкой. Она в нерешительности остановилась посреди двора.

– Маринка! – закричала Женя. – Наконец-то! Мы тебя ждали, ждали… – Она подхватила Маринку под руку и повела к шеренге девочек. – Ты будешь в паре со мной.

В это время калитка приоткрылась. В ней показался какой-то плоский пакет, завернутый в газету. Пакет покачался в воздухе. Потом он точно раздумал заходить и медленно поплыл назад.

Калитка скрипнула и закрылась.

– Это Витька опять что-то придумал! – засмеялась Женя и побежала к нему навстречу.

Витя стоял возле калитки с пакетом в руках, багровый от смущения. Он увидел Женю, обрадовался и стал совать ей пакет. Пакет был теплый.

– Это бабушка. Никак без него не отпускала. «Раз, – говорит, – в пионеры принимают, надо ей именинный пирог». Уж я целый час в передней сидел. «Не понесу, – говорю, – и все». А бабушка положила пирог рядом на стул и говорит: «Неволить не стану, не хочешь – не неси, а только без пирога я тебя не пущу, и все!» Вот и пришлось!

Девочки забеспокоились: куда девалась Женя, почему она так долго не возвращается? Майя, Аля, Кира тоже выскочили за ворота:

– Витя!

– Витя, здравствуй! Чего ты не идешь? Мы опоздаем!

И потащили Витю во двор.

– Девочки, что вы! Пустите! Я сам!

Валя увидела Витю и засмеялась:

– Вот он, наш герой!

Первоклассницы понесли пирог в столовую, осторожно придерживая его за края.

– Не помни́те! – кричала им вслед Нина. – Это пионерский!

Она чувствовала себя без пяти минут пионеркой. Во-первых, потому, что теперь Женя будет пионеркой. А во-вторых, потому, что из всех младших в музей взяли ее одну – в награду за примерное поведение. Женя очень просила, и Мария Михайловна позволила.

Наконец колонна тронулась. Витя шел в паре с Ниной, впереди Жени и Маринки.

Решили ехать не автобусом и не троллейбусом, а непременно в метро. Маринку и Нину Женя усадила рядом – пора их помирить!

Нина расстегнула пальто, сняла варежки, поправила свою яркокрасную шапочку и с важным видом отвернулась, как будто приход этой воображалы ее не касается.

Маринка положила книгу на диван и смущенно молчала.

Поезд мчался, чуть постукивая. В открытые окна врывался свежий ветерок, словно это было и не под землей.

– Женя, ты ведь на фронте в школу готовилась, я знаю. В Доме пионеров нам сам Степан Николаевич говорил: «У пятиклассницы Жени Максимовой железная воля!» – И Маринка с восхищением посмотрела на Женю.

– Угу…

Женя не слушала. Она думала о другом – о том, что вот сегодня наконец-то она станет пионеркой!

Когда дядя Саша привез ее в Москву, он сказал: «Будешь хорошо учиться и примерно себя вести – примут тебя в пионеры. Помни, Катюша: пионеры, как и комсомольцы, – верные помощники нашей партии…»

И вот сегодня…

И как это Шура здорово придумала, что торжественное обещание прочтет не кто-нибудь, а Иван Васильевич! Ведь он военный, как дядя Саша…

Видя, что Женя задумалась, Маринка заговорила с девочками. Кто-то ее спросил, что у нее за книга, и она стала рассказывать про знаменитого русского путешественника Пржевальского. Он был в Азии, в Тибете. Он поднимался на горы, выше облаков. До него туда еще ни один человек не ступал. А Пржевальский ничего не боялся, потому что он был бесстрашный.

– Я бы тоже не испугалась! – объявила Нина. Она уже забыла всю свою обиду и после пересадки в Охотном ряду снова пробралась поближе к Маринке, которая знала такие удивительные истории.

– Площадь Маяковского! Приехали!

Девочки вышли из метро и зашагали по широкому тротуару. Минут через десять они уже были около высокой чугунной ограды. За нею, в глубине двора, полукругом вытянулся светлооранжевый дом с белыми колоннами. Во дворе у входа стояла старая пушка.

Дяди Вани не было.

– Ничего, придет! – сказала Шура. – Он даже наверное уже пришел. Он в музее.

Но и в музее Ивана Васильевича не оказалось.

«Неужели не придет? – думала Женя. – Нет, не может этого быть!»

Шура решила:

«Он прошел в другую сторону, прямо в зал подарков».

Вот и зал подарков.

На стенах портреты товарища Сталина – вытканные, нарисованные, вышитые. А чего-чего только нет в застекленных витринах, на столах и столиках! Альбомы, хрустальные и фарфоровые вазы, ружья, какие-то удивительные, огромные настольные лампы… В толстой полотняной книге все слова вышиты цветными нитками… А шахматы какие! Их ни за что не уронишь – их придерживает магнит, скрытый в доске.

На зернышке риса написаны слова привета товарищу Сталину. Это подарок из Индии. Женя приложила глаз к микроскопу и сама увидела крохотные буковки.

«Товарищ Сталин все эти вещи держал в руках, рассматривал, – думала Женя. – И вот этот красный галстук – это ведь тоже подарок, от запорожских пионеров».

– Лида, смотри, пионерский галстук! – громким шопотом сказала Женя и обернулась.

Она увидела скульптуру – товарищ Сталин в шинели, во весь рост. Он ласково смотрел на нее чуть прищуренными глазами.

И казалось, что товарищ Сталин только что вошел в зал и остановился, улыбаясь детям.

«Динь-дон!» – тоненько пробили куранты на Спасской башне Кремля. Кремль был здесь маленький, но совсем как настоящий.

Два часа.

Пора было строиться. Девочки огорченно переглядывались – значит, дядя Ваня все-таки не пришел! Шура шопотом уговаривала вожатую подождать еще немного, хоть минуту. А Жене хотелось крикнуть: «Да ведь он придет! Обязательно придет!»

Но ждать было нельзя.

И взволнованная Валя скомандовала:

– Построиться!

Девочки выстроились шеренгой.

– На вынос знамени – смирно! – Голос вожатой окреп и зазвучал, как всегда, уверенно и громко.

Все стали смотреть на дверь. Женя почувствовала, как у нее быстро-быстро заколотилось сердце. Она вытянулась, подняла голову и старалась не шелохнуться.

И вдруг в торжественной тишине зала, где обычно ходят на цыпочках и говорят шопотом, рассыпалась веселая, звонкая дробь пионерского барабана, запел горн.

Недаром Аля целый месяц ходила на курсы горнистов! Сейчас она показала свое искусство.

Следом за барабанщиком и горнистом в зал четким шагом вошла Тоня Горбаченко с бархатным, шитым золотом знаменем дружины в руках. По бокам, салютуя знамени, выступали два ассистента – Надя Суворова и Катя Виноградская.

«А торжественное обещание придется мне читать, – подумала вожатая. – Иван Васильевич не придет!»

А Иван Васильевич был в это утро в министерстве, потом по неотложному делу ему пришлось поехать на аэродром, а оттуда снова в министерство. И только без десяти минут два он выбежал на улицу. Летчик быстро направился к автобусной остановке. Синий автобус помчал его к Музею революции, где пионервожатая Валя Малыгина приготовилась читать торжественное обещание.

«Ничего не поделаешь, раз Ивана Васильевича нет», – думала она.

Но в это время послышались торопливые шаги, и в зал, запыхавшись, вошел летчик.

– Дядя Ваня, я знала, что вы придете! – вырвалось у Шуры.

– Спасибо за доверие.

Вожатая уже протягивала ему бумажку с текстом торжественного обещания.

Иван Васильевич встал под пионерским знаменем и громким голосом, раздельно начал читать:

– «Я, юный пионер…»

– «Я, юный пионер…» – повторяли девочки слова торжественной пионерской присяги.

– «…стать достойным гражданином своей социалистической Родины…»

Пионерский галстук Жене повязала Лида.

– Поздравляю вас, товарищи! – сказал Вершинин, когда все двадцать восемь новых пионерок в ярких шелковых галстуках окружили его. – Я не мастер произносить речи, и все-таки мне хочется сказать вам… Наше государство заботится о детях с самого своего рождения. Да, именно так, с самого первого дня своего существования!

Я вам, девочки, расскажу о себе. Я ведь был беспризорный. Вы, наверное, даже не знаете, что это слово значит! При царе в нашей стране всегда было много беспризорных детей, которые жили прямо на улице, не было у них никакого крова…

Первая мировая война, гражданская война еще усилили это бедствие. По разоренной, голодной стране тогда бродили миллионы сирот без крова, без призора. Я сам по ночам спал где-нибудь в котле, где днем асфальт варили…

Товарищ Ленин и товарищ Сталин сумели спасти ребят, сберечь их и вырастить. Этому благородному делу много сил отдал и ученик Ленина и Сталина – Феликс Эдмундович Дзержинский, имя которого носит ваш дом. Знаете, что он говорил? Сколько детей искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо броситься на помощь, словно к утопающим.

Война – значит беспризорные дети, значит голодные, оборванные сироты. Так и теперь считается во всем мире. А у нас другое! Во время неслыханно тяжелой Великой Отечественной войны у нас в СССР совсем не было беспризорных. Вот какое невиданное чудо сотворила советская власть! А почему? Да потому, что она заботится о всех детях, о каждом ребенке. Вот и перед каждой из вас открыт широкий, светлый путь…

А как же вы должны ответить на эту заботу? – Летчик показал обеими руками вокруг себя: – Смотрите, здесь собраны подарки нашему любимому вождю и учителю. Помните, девочки: если вы будете хорошими пионерками, будете хорошо учиться и дружно жить и работать, – это лучший подарок от вас товарищу Сталину, партии, Родине.

Пускай этот подарок и не будет виден здесь в зале, – Иван Васильевич показал рукой на витрины, – ничего, Родина оценит ваши старания, настойчивость и прилежание.

Иван Васильевич подошел к большому портрету товарища Сталина.

И летчик и девочки смотрели на такие знакомые, такие дорогие, близкие черты…

Глава девятая. Витино открытие

Нину словно подменили. Иван Васильевич Вершинин говорил с пионерками, и Нина, притихшая, серьезная, как и все, слушала его. Рядом у витрины она заметила Витю. Нина тихонько подошла к нему; ей хотелось, чтобы он рассказал о выставленных под стеклом подарках: старшие ведь всегда всё знают.

– Витя, а это что? – шопотом спросила Нина, показывая на клык моржа. На нем были искусно вырезаны карта Арктики, папанинцы, пес Веселый.

– А это вот что, – также шопотом сказал Витя. – У тебя вот два зуба-клыка, они маленькие. А у моржа клык во какой!

– Никаких у меня клыков нету! – обиделась Нина, пальцем трогая свои мелкие ровные зубы и вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть огромный клык, лежавший на стеклянной полке.

– Этот клык подарили товарищу Сталину полярники, – продолжал Витя. – А в Заполярье сейчас днем и ночью темень, хоть глаз выколи. Снег так и валит. И метель. Только тебе не понять, не доросла еще.

– Нет, я знаю, – тихо проговорила Нина. – Когда я потерялась, тоже была метель. Кругом все белое – столько снегу намело. И ничего в лесу не видно.

– В лесу? А ты как в лес попала?

Но больше Нина ничего не помнила. Она ведь маленькая потерялась, ей всего три года было. И песчинка у нее была, только она давно выпала.

Витя как-то странно, исподлобья посмотрел на Нину. И вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

– Бабушка! Так это верно! Бабуся!

Нина даже оглянулась – нет ли здесь где-нибудь Витиной бабуси…

Возвращались домой, когда уже смеркалось. Пионерки молчали – говорить не хотелось, так важно и радостно было то, что они сегодня пережили. И только один Витя никак не мог угомониться. Он хлопал Нину по плечу, подмигивал Жене, а то вдруг, ни с того ни с сего, принимался хохотать.

– Витя, чего ты? – удивилась Женя.

– Я? Я ничего! – Витя закрыл лицо кепкой – такой его разбирал смех.

– С ума сошел! – Женя отвернулась. Странные Витины выходки мешали ей думать, сосредоточиться.

В метро на станции «Маяковская» девочки усадили Маринку в поезд, который шел к станции «Сокол».

– Да вы не беспокойтесь, – говорила она. – Как выйду из метро, так сразу наш дом.

Маринкин поезд тронулся. Ребята замахали ей. Маринка кричала сквозь стекло:

– Женя, Нина, приходите!

Маринка уже условилась с девочками, что они в следующее воскресенье придут к ней в гости.

А вот и другой поезд. Витя уселся рядом с Ниной и стал учить ее выговаривать букву «л». И они всю дорогу, пока ехали в метро, весело твердили:

 
Ложка в плошке,
А лук в лукошке!
 

Завтра все уже будет по-другому, думала Женя, неторопливо идя по занесенному снегом тротуару. Ведь теперь она пионерка. Вожатая обещала завтра же дать ей первое пионерское поручение. Интересно, что ей поручат? Скоро у них вечер, торжественный костер ко дню Сталинской Конституции. Жене очень хотелось вместе с Шурой сооружать костер на сцене. К этому вечеру должен приехать дядя Саша. Он все обещает, обещает… То-то он обрадуется: Женя – пионерка!

Положив руки в карманы, Витя поглядывал на Женю. Он все хотел о чем-то спросить ее, но не решался. И только когда уже показался детский дом и пора было прощаться, Витя наконец набрался храбрости:

– Женя, а ты бы узнала свою сестру Зину?.. Вот мы бы ее встретили… вот сейчас…

Женя с недоумением посмотрела на него:

– Конечно! А почему ты спрашиваешь?

– Да так, вообще… – замялся Витя и стал сбивать рукавицей пушистую снежную шапку с каменной тумбы.

– А может, и не узнала бы, – в раздумье проговорила Женя. – Она, наверное, очень выросла, изменилась… Знаешь, Виктор, – она потянула его за рукав, – вот я уверена, что Зина жива! Она обязательно найдется!

У Вити чуть не вырвалось: «Да ведь она уже нашлась, ведь она с тобой, рядом!» Но он во-время удержался. Сначала надо все как следует узнать… Еще там, в музее, Витя хотел поговорить с девочками, но кто девчонкам доверит тайну! Они непременно разболтают. Нет, сначала надо посоветоваться с директором и с бабушкой. А то вдруг что-нибудь окажется не так. Зачем раньше времени будоражить Женю! И, слушая ее, он только снова загадочно хмыкнул.

– Виктор, да что с тобой сегодня?

Витя надвинул кепку на самый нос:

– Ничего! – И вдруг, приплясывая, запел:

 
Ложка в плошке,
А лук в лукошке!
 

– Вот сумасшедший! – рассмеялась Женя.

– Нет, – произнес он таинственно, – я не сумасшедший. Ты скоро все узнаешь.

У Жени даже сердце вдруг застучало:

– Что я узнаю? – Она круто, на каблуках, повернулась.

Но Витя все так же загадочно хмыкал и посмеивался.

Женя разволновалась. Да нет ли новостей у бабушки? Не получила ли она письма из Минска? И Женя стала упрашивать, чтобы Витя ей все рассказал, зачем он скрывает!

Но Витя уверял, что он ничего не знает, а если и знает…

Они подошли к калитке.

– До свиданья! – Женя с силой толкнула калитку ногой. – Только товарищи так не поступают!

– Погоди, Женя, – остановил ее Витя. – Можно к вам зайти, чтоб никто не увидел?

– Вот чудак! И что ты все наших девочек боишься? Они потому и смеются над тобой… Нет, Витька, потихоньку нельзя – у нас дежурные. И потом, Тамара Петровна знаешь как рассердится. Заходи просто. Вот сейчас идем.

– Нет, сейчас я не пойду… – замялся Витя.

И Женя ушла.

Витя долго ходил под окнами детского дома. Наверху было темно – девочки, наверное, ужинают в столовой. Витя вспомнил вкусный бабушкин пирог с поджаристыми буквами: «Женя».

Вот бы сейчас кусочек! Он порядком проголодался.

В зале зажегся свет, но скоро потух. Теперь освещенным осталось только одно, самое крайнее окно. Витя отлично его помнил.

Что же делать? Бабушка рассердится, если он вернется поздно, и он больше не может ждать. Ему надо срочно, сейчас, сию минуту увидеть директора.

В отчаянии Витя решился. Крадучись вдоль стены, он пробрался к окошку.

Прислушался.

И согнутым пальцем громко постучал по стеклу.

В ту же секунду свет в окошке погас.

Свет выключила Мария Михайловна – она уже собиралась домой. Вместе с Лидой она вышла на крыльцо.

Витя подбежал к ним:

– Мария Михайловна, извините… у меня важное… – Он покосился на Лиду. – Только секрет…

Мария Михайловна засмеялась, на прощанье кивнула Лиде и снова повернулась к мальчику:

– Что ж, говори, что у тебя за секрет, выкладывай!

Витя, нахлобучив кепку на стриженую голову, рассказал все, что узнал от Нины.

– Понимаете, песчинка даже была. А как они похожи! Разговор одинаковый, все повадки… Помните, даже учительница еще удивлялась?

Мария Михайловна покачала головой и взяла Витю за плечо:

– Да ведь Нина просто подражает Жене. Раньше она все как Лида делала, а сейчас – как Женя. А так они ничуть не похожи. Нет, Женя сама бы ее узнала.

– Мария Михайловна, так ведь много времени прошло! – возразил Витя. – Зина же изменилась.

Мария Михайловна не спеша свернула за угол и остановилась.

– Впрочем, может ты и прав, кто знает, – проговорила она. – Мы на всякий случай Журавлевой написали и со дня на день ждем ответа. Посмотрим, что она скажет. А ты понапрасну Женю не тревожь.

Подошел трамвай. Мария Михайловна кивнула Вите и поднялась на ступеньки.

«Чудна́я Женя, – думал он, возвращаясь проходными дворами к себе на Чистые пруды, – родную сестру не узнает! Но ничего, Журавлева приедет и сразу все докажет!»