Текст книги "Королёва - королева демонов (СИ)"
Автор книги: Ольга Райская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 11
Глава 11
Уже пару минут я едва поспевала за Кайлом. С того самого момента, как старый пройдоха, запаковав картины, выдал мне листок с адресом, а я имела неосторожность попросить сникерса показать мне дорогу, его настроение неуловимо изменилось. Точнее, изменилось уловимо. Очень уловимо. Просто чертовски. Он тут же стал колючим, молчаливым и злым. Шел впереди, и даже спина у него была какая-то сердитая, недобрая такая.
Батончик пыхтел, я задыхалась, пытаясь нагнать ашасса. Получалось скверно. Но еще хуже получалось собраться с духом, чтобы уточнить, какая ашшурийская муха его укусила? А на бегу, моя решительность как-то терялась, не успевая даже оформиться в нечто конкретное.
– Так! Стой! – скомандовала недовольной спине и остановилась. Вот дулю ему под красивый нос! Не поскачу больше вприпрыжку. Хочет идти дальше, пусть сначала объяснит, что его так рассердило.
Снизошел. Остановился, развернулся и лениво оглядел всю меня от макушки до носков симпатичных ритуальных туфелек. Ох, милый, на Нинель твои штучки наверняка бы подействовали, а мне просто бежать надоело. Ну и вообще, странности, особенно, если они возникают так спонтанно, раздражают.
– Что происходит? – спросила я по-прежнему молчащего Кайла.
– А что происходит? – как-то уж очень тихо, а главное – спокойно, ответил он. Ага, спокойно... Его ноздри раздувались так, словно он пытался втянуть в себя весь окружающий воздух, но его все равно катастрофически не хватало.
Такое затишье бывает лишь перед бурей. Прикинув, что ожидание еще хуже, вздохнула и твердо сказала:
– Ори.
– Что? – опешил и без того недовольный сникерс.
– Ну, ори. Кричи на меня, ногами топай, или что там у тебя принято обычно делать в таких ситуациях? В общем, выплесни все, что ты держишь в себе последние десять минут.
– Держу в себе? – задумчиво переспросил он, словно находился в состоянии прострации и полного офигея, а затем строго посмотрел на меня, и зеленые глаза хищно так сверкнули. Ну, сейчас начнется. Сейчас прилетит. Права, как же я оказалась права, ибо Кайл, набрав побольше воздуха, заорал: – Какого проклятого бога, ты творишь, Нинель? Ты что действительно собралась идти в квартал людей? О, великий Шезму! Разве знал я, что ты окажешься взбалмошная, непоседливая, совершенно непредсказуемая девица, которая просто притягивает к себе все возможные неприятности? Когда я обещал своему отцу, что женюсь на дочери его друга, то и подумать не мог, что вместо скромной и порядочной девушки, мне подсунут недоразумение!
– Не называй его проклятым! Он Камак! Камак, понял? – выпалила я, и только потом до меня дошло все остальное.
Так вот почему супер-шоколадный батончик польстился на простушку и скромницу, вроде Нинель. Вот почему он не ушел даже тогда, когда узнал, что шиена Лигейрос переспала с его... Будем считать, другом. Нас ему навязали! А я-то наивная думала, что все дело в моей неотразимости и женской харизме. Три раза ха-ха! К черту харизму! Договорные браки рулят!
Наш замечательный во всех отношениях отец, прекрасно осознавая, что у его дочери нет ни единого шанса выиграть отбор и заполучить акуну матату местного разлива, проявил инициативу, подстраховался и обеспечил Нинель надежным союзником. Дело-то хорошее. Уж понятия не имею, на каком крючке он держит сникерсового родителя, но крючок тот надежен, как форт Нокс, нерушим, как гранитная скала, и прочен, как алмазы Южной Африки!
И мне не помешает помощь. Кругом одни плюсы. Вот только почему сразу так горько стало? Я же не наивная девчонка, чтобы польститься на симпатичную мордашку. Все же, какой-никакой опыт имеется. Но, не взирая на все доводы разума, внутри разливалась пустота. Грош цена купленной дружбе. Ведь я-то Кайла приняла, подпустила и даже... Эх, что греха таить, понравился он мне. Очень.
– Понял, – хмуро буркнул батончик. О чем это он, кстати? Ах, все о том же. О моем камне преткновения, о телепорте в иной мир, о боге, перед которым у меня есть обязательства, ибо новая жизнь – подарок бесценный. Она гораздо важнее всех любовных похождений и чувств. Их может быть сколько угодно, а жизнь... Жизнь одна. Где бы сил взять, чтобы прожить ее достойно, не отвлекаясь на те вспышки боли, которые и порождают чувства?
– Не повезло вам, шиен Арборей, – улыбнулась я хмурому ашассу, хотя, признаться, хотелось расцарапать его красивую физиономию. За что только? По сути, он ни в чем не виноват, исполнял сыновний долг и данное обещание. Молодец. Но разве мне от этого легче? Хорошо, что узнала обо всем, пока, как глупая мушка, совсем не увязла в паутине его обаяния. – Не повезло. Невеста вам досталась непорядочная, нескромная. И в квартал людей я пойду.
– А я? – растерялся ашасс.
– А ты можешь не ходить, если не хочешь, – пожала плечами и прошла мимо него вперед.
Мы давно прошли рынок и еще несколько улиц. Сейчас вокруг было уже не так чисто, не так красиво и уютно. Стояли серые покосившиеся хибары, рычали какие-то звери, а главное навстречу никто не попадался, как на зло.
– Нинель, постой! – сникерс все же догнал меня и схватил за локоть. – Постой. Я не хотел тебя обидеть, но этот квартал все же не лучшее место для благородной шиены.
– А где для нее лучшее место, Кайл? – я обернулась и взглянула в зеленые глаза. – Где? В отборе? Под договорным женихом? Взаперти? Где?
Кажется, мне удалось его смутить. Ашасс отвел глаза первым и потупился.
– Делай то, что считаешь правильным, а я последую за тобой, – тихо сказал он. – Мы слишком мало знаем друг друга и начали не с того.
Вот это верно, это по-нашему. И я ободряюще похлопала его по руке, все еще лежащей на моем локте. Скрипнула калитка, и из ближайшего домика показалась пожилая женщина. Ее голова была покрыта темным платком. Ничто не выдавало наличия рогов. Человек.
– Простите, уважаемая! – обратилась я к ней и тут же по ее ошарашенному, испуганному виду и по заметно округлившимся глазам сникерса поняла – попалилась! Совсем. Напрочь.
– Благородная шиена изволит говорить со мной? – прошептала она, низко кланяясь.
– Конечно, – приветливо улыбнулась ей. Чего уж теперь? Актриса из меня, как из дыни граната – получается только в экстренной ситуации. – Не подскажите, как нам найти мастера Тизона?
Женщина с видимым усилием разогнулась и внимательно на меня посмотрела. Только после этого, удовлетворившись увиденным, ответила:
– Тизоша-то? Пойдете прямо по улочке, так аккурат пятый дом его будет. Редко к нам ашассы захаживают. Все больше маклаков своих засылают.
Последнее она выплюнула то ли с горечью, то ли со злостью. Очевидно, местных жителей жизнь совсем не баловала. Поблагодарив женщину, направилась к нужному дому под неодобрительное сопение сзади.
– Говори уже, – усмехнулась я, когда почти дошла до покосившегося забора.
– Нинель, ты – благородная ашасса, а она – всего лишь человек, – укоризненно произнес сладкий батончик. Зря он это сделал. Зря. Молчал бы лучше в тряпочку. Так вдруг захотелось выдавить из него всю орехово-карамельную начинку. И желание это оказалось настолько сильным, что я фактически не могла ему сопротивляться.
– Всего лишь человек? – переспросила тем же тоном, что и он совсем недавно. Сникерс напрягся, понял, что я в бешенстве, но причин не находил, от этого нервничал еще сильнее. – Всего лишь человек?
– Да-а… – неуверенно протянул он.
– И чем человек хуже ашасса? Считаешь, что отсутствие рогов пагубно сказывается на его умственных способностях? Знаешь, я была о тебе лучшего мнения… – И толкнула калитку.
– Я с детства не чувствовал себя таким виноватым, как сегодня, – пробухтел Кайл, но кто его слушал? Тоже мне великий и ужасный нашелся! – Сказал только то, что и так всем известно, а ты снова злишься.
Ох, когда он не шипит, не пыхтит, а вот так искренне недоумевает, у меня вся злость испаряется. Все же женщины существа нелогичные. Сначала пожалеют, а потом уже думают, что с этим пожалетым делать. Ладно, придется провести с ним на досуге воспитательную работу, раз уж Рей его в женихи Нинель пророчил.
Но отвлекаться не стала, а громко крикнула:
– Есть кто живой? Хозяева! – удивленный кряк за спиной проигнорировала.
– Проходите! Я в мастерской! – раздался мужской, очень молодой и весьма приятный голос.
Во дворе утлого домишки стояла приземистая, странного вида постройка, ворота которой были приветливо распахнуты. Видимо, сам хозяин считал это сооружение мастерской.
Войдя внутрь, не сразу его обнаружила. Сквозь грязные окна пробивалось слишком мало света, который оседал на пыльных полках, кадках, корзинах и ящиках, делая их еще серее. А потом услышала до боли знакомое: «Прощай, любимый город… Уходим завтра в море…». Вряд ли два столь разных мира создали бы такие похожие песни. Эх, для таких слов душа требуется особая, взрощенная совсем не на Ашшуре. Там же каждое слово Родиной пропитано.
И так вдруг защипало где-то внутри, заболело, заныло от осознания неизбежного – я больше никогда не вернусь назад. И единственный, кто все еще связывает меня с Землей, это тощий мальчишка в видавшем виды сюртуке, повязанном чалмой на голове старом платке, из-под которого торчали во все стороны непослушные рыжие вихры, и белой рубашке, с нашитыми на нее тонкими голубыми лентами. Весьма оригинальное решение! Обычная тельняшка в исполнении мастеров иного мира. Определенно, юноша, если не сам жил у нас, то тесно общался с кем-то из землян.
И чтобы увериться в своих догадках, выпалила:
– «Зенит» – чемпион! – Ибо, если мужчину и обошла пагубная страсть к футболу, то, будь он моим земляком, все равно проникнется моей находчивостью.
– Я за «Спартак» болел, – грустно вздохнул паренек, а потом с интересом на меня посмотрел. – Благородная ашасса?
И столько в этом вопросе было скепсиса, что где-то прямо за моей спиной глухо зарычал один конкретный шоколадный батончик. Хмм, однако. Юноша, похоже, и есть тот самый человек, которого я хотела отыскать.
– Тизон? – решила все же уточнить у рыжего.
– Я-то Тизон, а вот кто ты, лебедь белая? – Ну, хорошо хоть не «коза рогатая», и на том спасибо.
– Нина, – не стала скрывать я.
– Нинель! Шиена Нинель Лигейрос! – проворчал Кайл.
– Может, подождешь меня снаружи? – предложила сникерсу.
Ах, каким негодущим взглядом зеленых очей меня прожгли! Но ашасс все же вышел, всем своим видом показывая недовольство. Только, кто обращает внимание на омаров, когда перед тобой вареная картошечка, сало и малосольные огурчики. Разумеется, все мое внимание было приковано к молодому художнику.
Юноша подскочил, плотно прикрыл за Кайлом створки ворот, задернул дырявые занавески на окнах и, наконец, улыбнулся. Искренне, светло так, как старой знакомой.
– Нинка, значит, – хмыкнул парень. – И давно из дома?
– Дня четыре, – пожала плечами я. – Может пять. А вы?
– А я – Кирилл Петрович Шилов. На Земле помер в 98м. Мне тогда только сорок лет исполнилось. Так что, в этом теле я с младенчества. Сначала, как водится, обычным мальчишкой был, а, как четырнадцать минуло, приснился мне бог разноглазый. Тут его все ашассы проклятым кличут. – Я кивнула, давая понять, что в курсе. – Так вот, он-то и помог мне всю прошлую жизнь вспомнить.
– Тоже погибли? – спросила рыжего. И хотя передо мною стоял обычный парнишка, язык как-то не поворачивался с ним фамильярничать.
– Не было в моей жизни ничего героического, – тяжко вздохнул он. – Пил я по-черному. Запоями. Даже творчество не спасало. Просплюсь, наваяю картинок на продажу, бухлом затарюсь и снова в нирвану. И так до тех пор, пока не помер…
– Цирроз? – Посочувствовала я.
– От нормального алкоголя цирроза не бывает! Запомни, Нинка! – молодой художник назидательно погрозил тонким пальцем. – А тогда, при Ельцине, водка только начала портиться. Кстати, жив еще этот старый пьяница?
– Помер. В 2007, кажется.
– Ненадолго, стало быть, меня пережил. Ну что ж, земля ему пухом. А я замерз. Уснул пьяный на улице и замерз. Честно признаться, неприятно было об этом вспомнить. Но я без обид. Только благодаря разноглазому новую жизнь начал, Аниту свою встретил, ребеночка вот ждем. Бог, правда, думал, что я ему с культом подмогну, но что может сделать человек на Ашшуре? Ничего. Я ему сразу сказал, что земную душу в ашасса внедрять надо. Лучше всего в высшего, в ши или, вообще, в шиена. А еще лучше женщину. Они гибче нашего брата, хитрее, и приспосабливаются быстро. Видать внял моим словам Камак-то.
И рыжий по-доброму рассмеялся.
– И как вам здесь живется? – поинтересовалась я.
– Трудно. Но человек на то и человек, что ко всему привыкает. Выживаем, как-то. Людям при хозяине еще более-менее, а вот вольному художнику, скажу честно, не сахар. Мы столичные, обитаем возле рынка, так что на хлеб хватает. Я вот с шасом Видом работаю. Он, конечно, почти все себе забирает, но и мне кое-что перепадает.
– И сколько стоит ваша миниатюра?
– Пол шантина за дюжину, включая материалы и работу, – ответил рыжий.
Да, старый шас не просто пройдоха, он обманщик в квадрате, а, может быть, даже в кубе.
– Предлагаю вам с этого момента работать на дом Лигейросов. Мы очень нуждаемся в таком талантливом художнике, – улыбнулась рыжему и подмигнула.
– Это что же, вы мне контракт предлагаете, благородная ашасса? – лукаво блеснул глазами художник.
– А разноглазого изобразить сумеете? – с таким же прищуром ответила я.
– А чего тут уметь? – Тизон полез куда-то в ящик, долго там рылся и извлек серую тряпицу, в которой были завернуты несколько миниатюр. – Вот, пожалуйте, барышня, в лучшем виде.
И, правда! С небольших картинок на меня, как живой, смотрел Камак.
– С душой написано, – похвалила я. Была в работах Кирилла Шилова та самая изюминка, которая заставляет смотреть и смотреть на картину, подмечая все новые детали, погружаясь с головой.
– Толку-то? Кому нужен проклятый бог? Разве что людям, но им не по карману такие безделушки. Да и жизнь с каждым годом все хуже, тут любая вера дрогнет. – Вздохнул рыжий.
– Я куплю у вас все эти работы, но сейчас заберу две: эту и, пожалуй, вот эту. – Выбрала две, наиболее схожие с оригиналом, картины. – А вы придете завтра в академию для того, что заключить постоянный договор, и занесете остальные. Спросите Нинель Лигейрос.
Тизон многозначительно кивнул.
– И еще. Мне нужен портрет Камака большого размера.
– Насколько большого, моя шиена? – тут же уточнил художник.
– Примерно во всю эту стену, – указала я.
– Тогда, мне потребуется аванс на материалы, – вздохнул рыжий. – Нина, прости, но жизнь дорожает и…
– Прекрати извиняться! – я выложила на высокий бочонок, служивший столиком, десять золотых шантов. – Вот. Думаю, этого должно хватить.
Тизон вытаращил глаза.
– Да на такие деньжищи весь наш квартал год существовать может! – выдохнул он.
– И вот еще что… – Я замялась в нерешительности, а потом все же извлекла набросок Камака. – Может быть, это как-то поможет?
Рыжий взял лист, развернул его и долго внимательно изучал.
– Выполнено профессионально, хотя техника немного хромает, – наконец, вынес вердикт художник. – Сама рисуешь?
– Бывшая хозяйка тела рисовала, а я… Я и стенку ровно не покрашу.
– А у меня все наоборот. Сам Тизон звезд с неба не хватал, а вот как только я вспомнил прежнюю жизнь, уже не рисовать не мог. Это что значит?
– Что? – осторожно переспросила я.
– Что любое созидание, оно от души идти должно. Вот что. У шиены, что обитала в твоем теле, видать талант к рисованию был. Навыки остались, а жизнь из картин ушла.
– Ну, спасибо! Бесталанной меня еще никто не обзывал.
– Э, нет! Уверен, что талант есть в каждом. Его только понять и раскрыть надо. Камак мужик неглупый. Раз тебя выбрал, значит, есть в тебе нечто необходимое этому прогнившему насквозь миру. Есть. Набросок я, с твоего позволения, оставлю.
Створки ворот со скрипом распахнулись, и вошла сильно беременная молодая женщина.
– Тизон, – испуганно зашептала она, не приметив меня в полумраке, – там ашасс. И он страшно зол. Что ты опять натворил, горе мое?
Она бросилась мужу на шею, а юный художник Ашшура обнял ее и посмотрел так, как когда-то смотрели и на меня. Давным-давно. В другой жизни. Вот только взгляд у Тизона был не юный. Со вселенской любовью и обожанием на свою молодую супругу смотрел Кирилл Петрович Шилов, земляк и тонкая соломинка к моему прошлому.
– Боюсь, в злости ашасса виновата я. – Кашлянула и вышла на свет.
Женщина, увидев меня, испугалась еще сильнее.
– Анита, это шиена Нинель Лигейрос. – Представил меня Тизон. – Она пришла предложить нам покровительство своего рода и купить кое-какие мои работы.
– Покровительство? – недоверчиво переспросила она, а потом взгляд ее упал на золотые монеты. – Ох, шиена… Спасибо вам! Да, как же это? Да, за что же нам такое счастье? Может вам пирога на дорожку? А молочка парного козьего не желаете?
– Нет, спасибо, – улыбнулась я растревоженной селянке. – Мне пора. Рада была познакомиться, Анита. Тизон, увидимся завтра.
Подхватив два портрета Камака, направилась к выходу.
– Это же Лигейрос, Тизо-о-о-он! Лигейрос! – возбужденно прошептала женщина. – Ты понимаешь, как нам повезло, дурень мой ненаглядный! Это, как с Повелителем породниться!
– Говорил тебе, со мной не пропадешь! – Довольно хмыкнул бывший землянин.
Глава 12
Глава 12
А во дворе меня ждала суровая реальность. Реальность злилась и даже не следила за своим хвостом. Казалось, он жил своей собственной жизнью и, как ашасс, из которого непосредственно произрастал, хвост был зол. Пушистая кисточка с мягким звуком то и дело молотила по голенищам высоких сапог сникерса.
– И стоило так волноваться? – спокойно спросила я, взглянув в пламенеющие глаза моего охранника.
– Волноваться? – нарочито спокойно спросил он. – Ты выставила меня за дверь, а сама осталась наедине с шаманом людей! И, скажи мне, откуда благородная шиена знает язык человеческих заклинаний?
Кайл бесился. Да, что там! Он был само негодование, щедро приправленное яростью. А я? Собственно, я онемела, потому что не имела ни малейшего понятия, о чем он меня только что спросил.
– Поясни, – попросила, когда, наконец, обрела ясность мыслей, а вот ответов на свои, спонтанно возникшие вопросы, так и не обрела. – О каком шамане и заклинаниях идет речь?
– Не держи меня за идиота! – возмутился шиен. – На Ашшуре давно единый язык, а это человеческое существо возносило молитвы на древнем, давно забытом языке предков!
Понять бы, о чем это он? И тут до меня дошло! Это для меня ашшурский язык, с легкой руки одного весьма непростого бога с тяжелым характером, практически слился по звучанию с родным, а Кайл... Он мог услышать совсем иное, и обычную песню принял за таинственные человеческие молитвы.
И я усмехнулась. Может и неплохо, что шиен будет считать Тизона могущественным шаманом людей. Кайл, сам того не подозревая, потянул за очень правильные ниточки, чтобы распутать тот клубок событий, которые произошли со мной в родном и не родном мирах. Вот только признаваться ему не спешила. А врать не хотелось. Поэтом не придумала ничего лучшего, как загадочно промолчать. Какое мне дело? Пусть, что хочет, то и думает!
Прошла вперед не оборачиваясь. Со скрипом отворила калитку и вышла на уже знакомую и теперь совсем не пустую, а очень даже оживленную улицу. Оповещение у них здесь против незваных гостей срабатывает, что ли? Похоже, что мы с Кайлом уже не представляли опасности. Народ расслабился и вышел из укрытий, покинул свои покосившиеся домики.
– Молоко! Свежее молоко! – орал мужик, толкая перед собой скрипящую тележку с бидоном.
– Хлеб! Горячий хлеб! – вторил ему юноша, который нес на плече прикрытый тряпицей короб. Из него так вкусно пахло, что в животе непроизвольно заурчало. Есть хотелось неимоверно.
– Эй, любезный! – окрикнула я булочника в запорошенном мукой фартуке.
Юноша вздрогнул и боязливо на меня покосился. Потом понял, что смотрю я прямо на него, и обреченно вздохнул.
– Что угодно благородной шиене? – низко поклонился он, поставив короб прямо на землю.
– Горячий, говоришь, хлеб? – спросила я под недоуменным и весьма недобрым взглядом подошедшего Кайла, от которого продавец, кажется, терял дар речи.
– Д-д-да... – Парень готов был бухнуться в обморок.
– Покажи товар, – попросила я.
Булочник откинул тряпицу. Внутри ровными рядами лежали небольшие круглые буханки серого хлеба с румяной корочкой. И пахло это искушение, как мое детство. Эх, к сожалению, в моей взрослой жизни уже ничего подобного не было. А хлеб, плотно запакованный в броню из полиэтилена, это уже совсем не тот, что я успевала обгрызть когда-то давно, пока несла из магазина до дома.
Рот тут же наполнился слюной, и я полезла в кошель, чтобы извлечь медную монетку достоинством в несколько шантинов.
– Мне вон ту, самую зажаристую, – сказала ему, протянув деньги, но юноша испуганно отскочил и упал на колени, старательно пачкая дорожной пылью свой лоб.
– П-простите, благородная ашасса, – запричитал булочник. – Простите, но у меня нет сдачи с такой суммы.
Я еще раз посмотрела на монетку – 20 шантинов. Странно, но память Нинель подсказывала, что булки на ярмарках и базарах, которые она иногда себе покупала, стоили гораздо дороже. Правда, была сдоба белее снега.
– Ну и оставь сдачу себе, – не поняла проблемы я. – А мне дай вон ту булку.
Парень опасливо протянул хлеб, словно давал его злобному зверю, способному вместе с буханкой отгрызть руку по локоть, и так же осторожно принял от меня монетку. Он поспешно прикрыл товар и поспешил скрыться в толпе, которая, надо признаться, собралась вокруг. Люди смотрели на нас изумленно и настороженно.
Что же здесь происходит? Да, шиена Лигейрос никогда не ходила по кварталом людей, но я не думала, что так не поступают все ашассы.
– Я сделала что-то неприличное? – шепотом спросила у странно притихшего Кайла.
– Кроме того, что поперлась в квартал людей, сама провела сделку с человеком и купила плебейскую еду, унижающую любого ашасса? – так же едва слышно процедил он.
А я закашлялась, потому что в этот самый момент как раз откусила теплую, ароматную, хрустящую корочку. Это хлеб плебейская еда? Это он унижает ашасса? Ничего бредовее мне слышать не приходилось. Дикари какие-то, честное слово! С виду мир как мир, по крайней мере, в воспоминаниях Нинель, но стоит копнуть хоть на миллиметр глубже и открывается сплошное уродство. Ашшур напоминал мне спелое блестящее яблоко изрядно прогнившее изнутри.
Пока я кашляла и дышала, сникерс зыркнул на глазеющих людей и прикрикнул:
– Чего встали? Ашассу не видели? Быстро разошлись!
Да, когда Шекспир писал о том, что весь мир театр, он просто еще не знал о существовании цирка. Толпа рассосалась мгновенно. Я едва успела уцепить за руку парнишку, у которого через плечо было перекинуто именно то, что мне требовалось.
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться! – совершенно не думая о последствиях выпалила испуганному мальчишке.
– А чего сразу я-то? – задрожал он всем телом, вяло попытавшись высвободиться из моего захвата. Дети во всех мирах такие дети, и остается лишь сочувствовать тем кто был лишен общения с ними.
– У тебя есть то, что мне нужно! – попыталась успокоиться паренька я, но натолкнулась на совершенно противоположный эффект.
– Я ничего не брал, благородная шиена! Жизнью клянусь! – почти прошептал он и его глаза округлились от ужаса.
Господи, какая же я непроходимая тупица! Вместо того, чтобы приободрить, еще больше пугаю и так запуганное существо.
– Прости, пожалуйста! – очень тихо произнесла я, и не знаю, кто удивился моим словам больше: Кайл, который уже должен был привыкнуть к моим, по меркам Ашшура, странностям или мальчишка. – Сейчас я отпущу твою руку, но ты пообещаешь мне никуда не сбегать, идет?
Парнишка медленно кивнул. Надо же, опять вляпалась. А всего-то и хотела купить еще один подарок для Камака. Вот и ухватила ребенка, увидев, что на нем словно гирлянда висит целая связка копченых рыбин. Помнится, местное опальное божество их очень жалует.
Рука разжалась, а мальчик дернулся, но остался на месте, понуро свесив голову с давно нестриженными светлыми вихрами. Так хотелось их пригладить, но я понимала, что этим напугаю его еще больше. Лучше уж общаться так, как он привык. Хотя создавалось впечатление, что люди из подобных кварталов совсем не привыкли к общению с ашассами. Интересно, как тогда эти две расы взаимодействуют?
– Рыбу продашь?
– Вам? – удивленно захлопал ясными глазами паренек.
Я наигранно покрутилась, пристально рассматривая вмиг опустевшую улицу, покосилась на уже совсем не злого, а какого-то странно притихшего сникерса и выдала:
– Конечно, нам. Здесь вроде больше и нет никого, если ты не прячешь других покупателей.
Мальчишка, повторяя за мной, тоже осмотрел улицу, сморщил веснушчатый нос и щербато улыбнулся.
– А скока дадите? – заявил он.
– А хорош ли товар? – в тон ему нашлась я. Да, дети более непосредственны, чем взрослые, и ситуации, как правило, просекают стремительнее. Особенно, если жизнь их не баловала.
– Обижаете! Товар лучший! На свежей щепе копченый! – важно ответил парнишка. – Желаете снять пробу?
– Нет. Поверю продавцу на слово. Беру все!
– Все-о-о-о? – не поверил мальчишка, но, когда увидел протянутый золотой, отреагировал почти так же, как булочник: – Да на такие деньжищи можно воз рыбы купить, шиена!
Он попятился, я же без обиняков заявила:
– Рыбу гони!
Мальчишка со вздохом выбрался из связки и протянул ее мне, взамен получив монету, которую я почти насильно вложила в грязную ладошку.
– Сдачи нет, – хмуро буркнул он, так и не сжав пальцы.
– Бери-бери! Я не только эту связку у тебя покупаю. Тизона знаешь?
– А-а-а, сказочника Тизошу? – усмехнулся паренек.
– Почему сказочника?
– Да странный он какой-то. Все время что-то бормочет или напевает на непонятном языке. Рассказывает о мире, где люди могут делать что захотят, а ашассов и вовсе нет. Ой… – мальчуган опомнился и снова испуганно посмотрел на меня. – То есть… Я не то сказал…
– Не переживай. Я никому не расскажу о нашем разговоре.
– А как быть с золотым? – он указал на ладонь.
– А золото ты отработаешь. Сколько, говоришь, в телеге таких связок рыбы поместится?
Парнишка задумался, что-то явно прикидывая в уме.
– Уйма! – Наконец, заключил он. Понятно. С математикой проблемы. Ну, я обманывать и не собиралась.
– Уйма, значит. Тогда, дважды в неделю станешь носить такие связки Тизоше-сказочнику, а он найдет способ передать их мне – шиене Лигейрос. Когда закончится первая уйма, добавлю денег на вторую. Все понял?
– Я что же… могу это честно-честно взять? – почему-то хрипло спросил он, и детская ладонь сжалась, накрывая драгоценную монету.
– Честно-честно, – улыбнулась я. – Как зовут тебя, мой рыбак?
– Фелис.
– Беги, Фелис. Теперь у тебя очень много дел.
– Век буду богов за вас молить, шиена! – выпалил мальчишка и припустил по улице.
– Зе-нит… Штир-лиц… – лениво и тщательно проговорил незнакомые слова Кайл. – Все в тебе удивляет меня. Не помню, чтобы Рей Лигейрос упоминал о странностях дочери. О скромности и застенчивости точно было. Но благородную ашассу словно подменили.
Слова шиена застали врасплох. Я замерла и медленно подняла на него глаза, встречаясь с внимательным пытливым взглядом. Знал бы ты, чертов шоколадный батончик, как сейчас прав! Полностью. Вот только признаться тебе не могу. Не доверяю. Да и права такого не имею. Я теперь твердо понимаю, зачем я здесь – потому что нужна Тизону, его беременной жене, Фелису и еще бездне им подобных. Но кое-что рассказать все же могла. Тем более, с Николь случилось то же самое.
– После смерти начинаешь особенно ценить жизнь, – тихо произнесла я и стала аккуратно укладывать рыбу в холщевую торбу, где на дне лежали шесть миниатюр, тщательно завернутых в ветошь.
– Полагаю, на вопрос, зачем тебе простецкая еда, ты тоже не ответишь, – усмехнулся Кайл. Эх, ну красивый же. Даже рога его не портят, хотя кисточка на черном хвосте выдает с головой. Не так уж ты спокоен, мой друг. Не так уж.
– Ну, почему же! – Я с улыбкой вручила ему торбу, по-прежнему прижимая все еще теплый хлеб к груди. – Рыбу я купила в подарок. Разве не за этим меня отправил шиен Хассер?
– Рыбу в подарок Шезму? – теперь уже Кайл рассмеялся. Обидно, между прочим.
Шезму. Много чести! Рыба в подарок совсем другому богу, который подарил мне целую жизнь, пусть и в странном мире. Удивительно, но, несмотря на все недопонимания, я почему-то не могла долго сердиться на этого мужчину. А когда он улыбался, так вообще что-то теплое и очень нежное разливалось у меня внутри.
Нинка, это ты, подруга, брось! Он с тобой носится только потому, что ваши отцы договорились, а на самом деле предпочитает таких мегер, как Ирилла. Что он там про хлеб говорил? Плебейская еда? И люди для него скот, как и для его брюнетистой пассии. Ты же мудрая и всегда умела держать свои желания под контролем. Почему тогда сейчас так жжет внутри от того, что тебя не понимают, а поступки, которые ты считаешь мудрыми и правильными, кажутся ему странными? Ничего. Влюбленность – это всего лишь айсберг, который тает и разваливается на уродливые куски почерневшего льда сразу, как только сталкивается с лавиной недопонимания и проблем. Значит, ждать недолго. Главное, оградить свое сердце от неминуемого разочарования.
– Больше ничего не скажешь? – прервал мои невеселые размышления Кайл.
– А что говорить? Все равно не поймешь. Ты даже пищу, которую я считаю восхитительной, называешь плебейской.
– Может, потому что я никогда не видел ашассы с удовольствием уплетающей обычный грубый хлеб? – И он снова скривился в ехидной ухмылке, явно надо мной потешаясь.
Я взглянула на уже изрядно общипанную буханку, тяжко вздохнула, наступила на горло своей жадности и все же решилась пожертвовать частью хрустящей корочки с еще теплым мякишем.
– На, попробуй! – протянула оторванный кусок к его губам.
– Мне, благородному ашассу, вкушать это? – скривился он. И я бы, наверное, обиделась, если бы наглые глаза сникерса не блестели так хитро.
– Ну не хочешь, как хочешь. Мне и самой мало!
Попыталась одернуть руку, но ее резво сграбастали, а потом и меня притянули к сильному, горячему телу. А смотрел шиен на меня так… Да на меня ни один из мужей так не смотрел. До дрожи, до мурашек, до чертовых бабочек в животе, о которых так любят писать в женских романах, хотя я ненавижу насекомых во всех видах и формах. Лапки у них, знаете ли. И усики. И никакие крылышки этого не исправят. Пахло копченой рыбой, хлебом и, наверное, счастьем.
– Стоять! – хрипло выдохнул Кайл, склоняясь ко мне ниже. – Я съем этот хлеб, если ты…
Его голос обволакивал и полностью блокировал способность мыслить связно.
