Текст книги "Реальность 7.11 (СИ)"
Автор книги: Ольга Дернова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Вы уже бывали за пределами Фабрики? – поинтересовался я. Ог недоверчиво воззрился на мой затылок.
– Нет, разумеется. Но я умею общаться с людьми.
О людях он говорил с очевидным пренебрежением. Как будто это такая низшая форма жизни. И я не удержался, спросил довольно ядовито:
– У вас, наверно, тоже есть имя?
Кажется, своим вопросом я угодил в чувствительную область: Второй Протагонист нахмурился и ответил с запинками, недовольно:
– Нет… Я отказался от этой… сомнительной чести.
– Ясно, – кивнул я. И внезапно его прорвало, ог заговорил мрачно и напористо, словно моя реплика вернула его к решению давней, застарелой проблемы.
– Для вас, для людей, всё просто: кто не имеет имени, тот не индивидуален. Другая культура, вам непонятная… даже чуждая… она выросла у вас под боком, но вы и понятия не имеете… И эта мощь, и вся эта красота…
– Нет, почему же, – перебил я, видно, слегка заразившись его волнением. Мне почудилось, что ог говорил о чём-то, что очень плохо укладывалось в слова, но было для него действительно важным. Хотелось донести до него, что и среди людей есть такие, которые прислушаются к любому призыву о дружбе и помощи.
– Почему же, – повторил я. – Мы пытаемся.
– Это самообман, – печально отозвался он. – Изначально рождённые слабыми, вы всё своё познание сводите к одному вопросу: как это использовать? Не подумайте, что я обвиняю, – мы все ограничены своими рамками. Но вы позабыли, что ваш путь… ваше толкование мира – всего лишь одна из граней. За пределами этого толкования вы видите только хаос. Вот… вот почему я не хочу хоть в чём-то казаться похожим на человека.
– Тогда объясните мне, пожалуйста, – сказал я, пытаясь одновременно смотреть на него и следить за дорогой, – почему Афидман не пошёл по вашему пути? Почему он хотел и пытался играть по нашим, человеческим правилам?
– А почему вы так в этом уверены? – ощетинился ог. – Возможно, вы навязываете ему свои желания?
Это был каверзный вопрос, и я на секунду задумался, прежде чем продолжить наш спор.
– Я… не уверен. Но он учился быть отдельным. Для ога это…
– Верная смерть, – перебил собеседник. – Инвалидность души, а потом – угасание тела.
Должно быть, моё недоверие его раздражало. Он добавил, серьёзно и проникновенно:
– Поверьте, я сам прошёл через это. Когда… после того ужасного эксперимента… Третий Протагонист нарушил связь между мной и моим Хором. Все АКУ второй серии в одночасье превратились в мусор, годный лишь для помойки. Через полгода от них ничего не осталось.
– Но вы-то живы, – возразил я, испытывая странную смесь сострадания и стыда.
– Я жив, – подтвердил ог, – поскольку тоже Протагонист. Но меня не существует.
Я честно пытался вникнуть в его слова. Получался какой-то кот Шрёдингера. Или человек-невидимка. Но для него это была не фигура речи, а реальность – живая и единственная. В зеркальном овале мелькало его мрачно-торжественное лицо.
– Перед вами существо с тяжёлой инвалидностью, – пояснил он.
В кармане у меня загудел телефон. Неизвестный входящий вызов. Ог продолжал, словно не слыша:
– Мистрис была так добра, что сделала меня своим помощником. Я кое-как живу со своей отдельностью, но продолжаю ненавидеть её.
Нехорошо дразнить несчастных, но я не мог не спросить:
– Значит, у вас с Афидманом личные счёты? И вы не делаете скидку на то, что ему тоже пришлось несладко?
Телефон продолжал шуметь и вибрировать. Кто-то настойчиво пытался со мной связаться. Но мне хотелось услышать, что ответит попутчик.
– «Ты не обязан его любить». Так сказала мне Мистрис после той катастрофы. А сострадание огам неведомо.
Эти слова бросали между нами огромную невидимую пропасть, которую невозможно было пересечь. А у меня уже не было времени на поиски подходящего ответа: от филиала Второй Лаборатории нас отделяли несколько метров переулка. Паркуясь, я разглядел у дверей высокую фигуру: нарочито небрежная поза, руки в карманах знакомого чёрного дождевика… сам начальник Службы безопасности, Проспер Кобольд. И, словно убоявшись этого зрелища, телефон поперхнулся собственным сигналом и затих.
– Ну, хорошо, – скороговоркой сказал я, – положим, всё, что вы говорите, – правда. И что человек не в силах понять ога, и что место Афидмана на Фабрике… Обещайте мне только одно, ладно?
– Что именно?
– Что вы не причините ему вреда, когда будете извлекать из саркофага.
Второй Протагонист как будто поперхнулся. Я в его сторону уже не смотрел, но звук был – наподобие этого. И когда он после тяжёлой паузы заговорил, голос его звучал совершенно по-человечески.
– Ну, знаете… Вы просто невыносимы. Что вы там себе нафантазировали?
Кобольд радушно ухмылялся нам всеми своими резцами. Как будто возвращение Афидмана на Фабрику было крупным праздничным событием. Второй Протагонист по контрасту казался мрачнее тучи. В мою сторону он не смотрел, принципиально, разговаривал только с шефом СБ. Они сразу начали с разбора формальностей. Но, в сущности, ог выдвинул только одно условие.
– Процедуру не должны видеть посторонние.
– Разумеется, – поддакнул Кобольд, но Второй Протагонист его перебил. Сухим, не терпящим возражений голосом.
– Под посторонними я имею в виду всех легионеров, медиков и весь обслуживающий персонал. Иными словами, людей.
Наверное, он долго тренировался, подумал я. Чтобы вложить в одну-единственную фразу такой заряд презрения, нужно тренироваться чертовски долго. Но Кобольд, в отличие от меня, никак не отреагировал на эту провокацию. Только задумчиво хмыкнул.
– Вам это не кажется слегка рискованным? Вы останетесь один на один с…
– Нет, не кажется, – последовал быстрый, категоричный ответ. – Наоборот: это существенно ускорит процесс.
– Ускорить процесс может и электропила, – всё так же неторопливо проронил шеф СБ. В этот момент до меня дошло, что он намеренно дразнит ога. Намеренно и небезуспешно. Беднягу чуть кондратий не хватил при упоминании таких варварских методов. Хоть я и давал себе слово не вмешиваться, пришлось почти сразу его нарушить.
– Давайте тогда уж и факира позовём, – сказал я. – Пусть покажет фокус по извлечению Афидмана из шляпы.
Кобольд предупреждающе повёл в мою сторону тёмным глазом. Но я был морально готов к его недовольству.
– Соскучился по цирку, Бор? – кисло проронил он. Я ответил, имитируя легкомыслие:
– Нет, спасибо. Клоуном на Арене я уже поработал.
Кадык шефа дёрнулся вверх-вниз, как будто он нервно сглотнул. Чем его проняла моя последняя фраза, я не понял. Но я определённо сбил его с игривого настроения.
– Ладно, – заключил он. – Харе болтать… Десяти минут одиночества, я надеюсь, вам хватит?
Это уже относилось к огу. Тот замкнулся и, вынеся внутри себя сокрушительный приговор «людям», угрюмо ожидал окончания нашего диалога, с гримасой брезгливости и отвращения на длинном бледном лице.
– Хватит, – эхом отозвался он. – Должно хватить.
Дальше мы стояли и слушали, как Кобольд по рации распоряжается персоналом. Все подчинённые быстро очистили помещение. Двери распахнулись, и на сырой воздух улицы вывалились два техника, группа лаборантов Лакмуса и один легионер. Техники синхронно извлекли свои сигареты и задымили.
– Ну вот, – прокомментировал шеф СБ. – Всё готово. Прошу!
Он сопроводил свои слова издевательским жестом. Лаборанты и легионер издалека обстреливали ога оценивающими взглядами. Перевес был явно не в его пользу.
– Давайте я вас провожу, – вызвался я. И, упреждая возможный протест, добавил: – До входа в лабораторию.
Пока мы со Вторым Протагонистом шагали к пункту назначения, я шёпотом произнёс: «Простите». Никакого ответа на это не последовало, ог оставался всё таким же каменно-непроницаемым. Но мне претила сама мысль о том, что он может рассматривать нас с Кобольдом как сообщников в деле освобождения Афидмана. Мотивов шефа СБ я не понимал, но на всякий случай решил быть начеку. Очень мне не нравилось его гнилое веселье. Конечно, это была всего лишь маска, которая слетела с него, едва я отошёл от порога лаборатории.
– Дуй-ка сюда, – помахал он мне, когда Второй Протагонист скрылся за заветной дверью. – Расскажешь, куда тебя занесло. От вашего мафусаила уже все городские службы стонут.
– От… кого? – не сразу сообразил я. – А. От Перестарка.
– Угу, – кивнул Кобольд. – Он объявил тебя в розыск, а потом названивал каждые полчаса, требуя от полицаев детального отчёта.
Возможно, так оно и было, но теперь Перестарок наверняка уже в курсе, что я вернулся в Таблицу. Вызов-то был не от него… Так что я усилием воли спихнул с себя чувство вины и сосредоточился на насущной проблеме. Следовало быстро решить, что мне стоит рассказать шефу СБ, а о чём лучше было бы умолчать.
– Расслабься, парень, – как бы в ответ на мои мысли заметил он. – Всё равно не сможешь соврать правдоподобно… Покурим?
– Спасибо, не курю, – сказал я.
– Я тоже. Бросил два года назад. Но сегодня, – он помахал в воздухе белой сигаретной пачкой, – сегодня дам себе поблажку. Понимаешь, о чём я?
Я настороженно покачал головой.
– Такой сегодня день. Можно слегка расслабиться. Считай, что это приказ.
– Я ведь гражданский, – рассеянно напомнил я. Его намёки на особенный день заставили меня заволноваться. Сколько часов мы провели на Фабрике? Возможно, шеф СБ давал мне понять, что перезагрузка не за горами? Небо всё так же закидывало нас холодными каплями, и по ползучему сумраку трудно было определить, утро сейчас или вечер. На часы смотреть я не хотел – он бы сразу заподозрил неладное. Поэтому я стоически ждал продолжения. Прикурив, Кобольд с наслаждением затянулся раз, другой и только потом заметил:
– Для чего ты попёрся на Фабрику, я, в принципе, понимаю. Попросить оговодов о помощи – это хороший ход. Удивительно, что тебя впустили. Как ты этого добился?
– Задействовал кое-какие связи, – скромно ответил я. Он фыркнул, обдав моё лицо облачком сизого вонючего дыма.
– Сразу видно, что ты не знаешь, о чём говоришь. А пытаешься вешать мне лапшу на уши… Хммм… – Кобольд примерился ко мне взглядом. – Сломать тебе несколько пальцев, что ли? От этого все становятся разговорчивыми.
– Погодите, – быстро сказал я. Быстро – потому что боялся, что слова у него не расходятся с делом. Он и так уже отправил в лужу свою недокуренную сигарету.
– Я встретился кое с кем из первой Таблицы. Совершенно случайно. Этот человек… посоветовал мне сходить на Фабрику… и помог туда попасть. Вот и всё.
– Хммм, – снова протянул шеф СБ. – Очередные случайности? Будь это не ты, а кто-то другой, я бы в такое не поверил…
На этом месте его речи я позволил себе выдохнуть. Кажется, он передумал сию секунду меня калечить.
– Конечно, ты сильно недоговариваешь.
– Меня попросили помалкивать. Сами понимаете…
– Мда. Это, конечно, наша недоработка. Надо было окружить тебя более плотной опекой. Впрочем… – Он с сожалением посмотрел на брошенный окурок. Шагнул к луже и растёр подошвой сырую бумажную трубочку.
– Это можно исправить. Хочешь начать жизнь с чистого листа?
Ответить я не успел – в кармане моём опять загудел телефон. Я схватился за него, как утопающий за соломинку. Включил связь, даже не посмотрев, кто звонит.
– Алло?
Тишина. Я покосился на Кобольда. Шеф СБ отвернулся от меня – стоял, засунув руки в карманы и качаясь на каблуках, и изучал вход в лабораторию. Кажется, он тихонько насвистывал. Но я сознавал, что разговор наш не кончен, наоборот: именно сейчас игра пошла по-крупному. И не карусель, а рулетка вращалась под моими ногами. Я даже расслышал звук, с которым шарик снуёт и бьётся о стенки ячеек… Но нет, это был не стук шарика, а чей-то судорожный всхлип.
– Алло? – повторил я и на этот раз дождался ответа.
– Алекс… Бор? – неуверенно спросила она. Я не узнал её по голосу.
– Да. А кто…
– Злата. – Она шумно выдохнула мне в ухо. – Злата Секель.
– Что случилось?
Наверное, если существует в судьбе точка невозврата, неприступная для всех, кроме Святой Машины, она была пройдена сейчас, пока Злата Секель собиралась с мыслями. Я во время этой паузы готовился к плохим новостям, ещё не зная о них доподлинно, но ощущая их близкое дыхание и невольно транслируя их наружу. Бог его знает, при помощи какого органа я излучал эти дурные предчувствия; возможно, они просачивались сквозь поры на моей коже, но вот уже и Кобольд встал вполоборота и наклонил голову, прилаживаясь к нашей беседе. Хотя поначалу я только слушал сбивчивый монолог девушки.
– Я… хотела предупредить. – Новый глубокий вздох. – Рем в городе, и… и он готовится действовать. У него с собой пластыри – те самые, из-за которых он лазил в мою квартиру…
– Разве вы их не перепрятали? – удивился я.
– Перепрятали, конечно! В одном из заброшенных кварталов. Тимур каждую неделю ездил проверять их сохранность. Но мы не учли… – Тут голос её снова прервался. Похоже, Злата из последних сил сдерживала рыдания. – Рем следил за ним… наверное. Тимур обожжён, очень сильно.
– Это он сказал тебе про Рема? Или ты его видела?
Кажется, от волнения я заговорил слишком громко. Кобольд, подобравшийся при упоминании Рема, подошёл ко мне вплотную. Но это было хорошо, это было правильно. Я вскинул на него глаза и скороговоркой сообщил:
– Серебряков сейчас в городе с пластырями. Ваш легионер… Тимур Акимов наткнулся на него и был ранен.
Шеф СБ молниеносно всё понял. Взвесил, подверг проверке, оценил уровень опасности. Я видел это по его лицу. Злата спросила: «Кто там с тобой?», и я машинально отозвался: «Кобольд». Он уже рванулся куда-то, на ходу извлекая рацию, но нечто важное, не прояснённое снова бросило его ко мне. Скрипучим изменившимся голосом, похожим на хриплый крик птицы, он спросил:
– Сколько у него пластырей?
Я повторил этот вопрос Злате.
– Не знаю! – в истерике крикнула она. – Откуда мне знать, я приехала позже! Тимур… врачи говорят, он не выживет… Что мне делать, Бор? Это ведь всё из-за меня!
Будь у меня время на размышления, я бы, конечно, придумал какой-нибудь разумный и на сто процентов бесполезный совет. Но в этот миг из-под земли донёсся короткий глухой рёв, и весь переулок словно приподнялся на цыпочки, а потом с размаху опустился на пятки. Нас несильно тряхнуло. Но самым загадочным было не это, а то, что двери лаборатории куда-то исчезли; на их месте зиял странно перекосившийся проём, и Кобольд, выкрикивая в рацию отрывистые команды, сломя голову мчался к нему. Его длинные ноги так и ходили ходуном, будто он пытался опередить само время. Надо было бежать следом, и я торопливо прокричал в трубку единственное, что пришло в голову:
– Не расставайся с ним, слышишь? Будь всё время рядом! Я перезвоню!
За границей раскуроченного пролома висело плотное облако пыли; ступив внутрь, я сразу закашлялся. Прикрыл рот рукавом и прищурился, пытаясь разглядеть внизу Кобольда. Прежде я спускался в лабораторию по нескольким ступеням, но их разметало в мелкий щебень. Бардак даже при первом, поверхностном взгляде выглядел ужасающим. Эта бетонная крошка по всему помещению, и торчащие края железной арматуры, и какое-то невообразимое месиво из мятых, скрученных корпусов там, где раньше стояли приборы. Присмотрев внизу относительно ровное местечко, я мягко спрыгнул на пол. Как ни странно, взрыв пощадил большую часть перегородки, за которой содержался Афидман. Я догадывался, что не найду внутри саркофага, но при виде опустевшего лабораторного бокса у меня защемило сердце. Кобольд, с головой, подсвеченной нимбом, стоял у растрескавшейся дальней стены; бетонная взвесь тут почти улеглась, открывая взгляду путь, которым явился и по которому ушёл Серебряков.
– Как минимум две Сулоты, – сказал он, когда я подошёл вплотную. – А может, ещё что покруче… Он использовал подземные туннели, чтобы подобраться к лаборатории, разворотил внутреннюю стену, а, получив своё, попробовал обвалить наружный вход. Чтобы мы не смогли войти. Но просчитался. Стены здесь больно толстые.
– Это я понимаю, – ответил я. – Но как он прошёл туннелями? Я слышал, что там вода.
Кобольд хмыкнул.
– Это в вашем секторе вода. А здесь уже десять лет как сухо. И подземная ветка метро, ведущая к Башне.
– Короче, ваш персональный крысиный лаз, – прокомментировал я, имея в виду администрацию АВ-Башни. Грубее некуда, но мне было плевать. – Что он сделал с Афидманом?
– Думаю, забрал с собой. Когда я вошёл, твоего ога тут не было. Только ошмётки саркофага и этот, второй…
Лишь теперь я заметил бурый неровный след, который тянулся по полу за оставившим его огом. След уводил в сторону внутреннего пролома, соединявшего лабораторию с подземельем. Стала ясна и причина тревожного запаха, которым был пропитан стоячий воздух. Это был запах крови, и я направился туда, куда вела страшная кровавая тропинка.
Я ожидал увидеть рельсы, полукруглые своды железнодорожного туннеля, а может быть, и подобие перрона, но всё это хозяйство, видимо, начиналось дальше; я попал в узкий и сумрачный коридор, почти лишённый освещения. Только в дальнем его конце была различима бледная точка лампы. Горя, она издавала тонкое противное дребезжание, иными словами, света и шума от неё было примерно поровну. Пыльная сухая атомосфера накрывала входящего волной технических запахов – резина, машинное масло и прочее в том же духе, – но сейчас они только оттеняли довлеющее: сигналы близкой опасности, металлический привкус во рту. Ослеплённый легионерским нимбом Кобольда, я сделал несколько шагов наугад и едва не споткнулся о неподвижное тело ога.
Переворачивая его на спину, я малодушно порадовался полумраку, скрывшему неприятные детали. В лёгких лежавшего что-то заклокотало при перемене позы, а когда я попытался приподнять ему голову, Второй Протагонист закашлялся, и на руки мне выплеснулась порция густой горячей жидкости. Он и вправду больше не мог считаться огом. Иначе бы, наверное, его организм уже приступил к регенерации.
– Вы… – позвал я и запнулся. У него ведь не было имени, и я не знал, как к нему обращаться. – Это Рем вас так изувечил?
– Да… Я распечатал саркофаг, а потом… случилось это. – Он с усилием выталкивал слова, и каждый его вздох сопровождался жуткими клёкотами и хрипами. Словно оркестр, состоящий из каких-то неведомых инструментов, выбрал его грудную клетку для исполнения прощального концерта.
– Он сказал мне «спасибо»… когда забирал Афидмана… Посмеялся надо мной… Люди всё-таки… страшные существа.
– Да, – согласился я. Не смог ничего возразить перед лицом его утекающей жизни. Мы действительно эгоисты и разрушители. Но сожаление, которое я испытывал, касалось и нашего уничтоженного будущего. Проживи он подольше, у нас был бы шанс повлиять друг на друга. Любые ожесточённые споры, любое презрение и вражда лучше небытия. Пока живёшь, всегда есть возможность что-то изменить в себе и окружающих.
Мы молчали несколько минут, но я бы не смог припомнить более наполненного молчания. Я боролся с нахлынувшими чувствами и непрошеными мыслями, а Второй Протагонист… наверное, просто отдыхал. Собирался с силами перед последним рывком в неведомое. И чем дальше, тем острее я ощущал при нём свою собственную ненужность. Когда он неожиданно зашевелился – наверное, это близилась уже агония, – я не нашёл ничего лучше, чем спросить:
– Вам больно?
– А как вы думаете? – Колкость прозвучала так буднично, словно не с ним творилось это ужасное, непоправимое, так что на долю секунды во мне даже проснулась надежда, что всё образуется: в последний момент произойдёт чудо, ог не умрёт на моих руках, и вместе мы быстро отыщем Афидмана. Но уже в следующий момент он добавил, странно гримасничая:
– На самом деле, почти не больно… Скорее, страшно…
И всё. Дальше он только кашлял, выплёвывая кровь. Её было ужасно много вокруг, но его разинутый рот продолжал выталкивать всё новые и новые сгустки. Кровь идеально сливается с полумраком: чудилось, что у ога только одна половина лица – верхняя. Своим невидимым ртом он попытался ещё выговорить какую-то фразу, которую я не понял, но которую подтвердил согласным кивком. Тогда его тело расслабилось, перестало бороться, и Второй Протагонист мешком повалился на пол. Теперь он широко распахнутыми, неподвижными глазами уставился в потолок и ни на что больше не реагировал.
Я ощутил страшную усталость. Могло показаться, что я вместе с ним боролся за жизнь, и всё-таки упустил её, и теперь нуждался в передышке, чтобы воскреснуть. Но вот Кобольд, который, оказывается, стоял рядом, сделал шаг вперёд и небрежно пошевелил тело ога носком ботинка. Я с внезапно вспыхнувшим гневом вскинул на него глаза. Он ухмыльнулся; в ухмылке сквозило понимание.
– Оставь этот мусор утильщикам, – посоветовал он. – И пошли отсюда. Ты ведь хочешь принять участие в поимке Серебрякова?
Я помотал головой. Потом, спохватившись, выдавил из себя сиплое, жалкое «да».
– Вот и правильно. Это по-людски, – одобрил Кобольд. – Отомстишь дезертиру.
Когда я встал, он схватил меня за плечо и властно подтолкнул к выходу, назначив себя замыкающим. И я задвигался, сначала машинально, потом – всё осознаннее и быстрее, потому что ужас перед мёртвым огом оказался в тысячу раз острее страха перед живыми. Даже и не помню, как я выбрался на улицу.
– Эй! – окликнул шеф СБ. Я обернулся. Он насмешливо смотрел на меня снизу вверх.
– Помоги мне вылезти!
Полы его длинного дождевика распахнулись, пока Кобольд карабкался наружу, а затем захлопали на ветру.
– Тьфу, испачкал меня, – проворчал он вместо благодарности, вытирая руку о мой же рукав. И я, постепенно приходя в себя, вспомнил, что запятнан кровью Второго Протагониста. Я присел на корточки и опустил ладони в лужу. Дождевик Кобольда продолжал оглушительно шуршать над моей головой, пока он разговаривал по рации. Разговор получился коротким: до меня долетела лишь пара отрывистых распоряжений – расставить посты по периметру (по какому периметру? я не понял), полагаться при столкновении с дезертиром на оружие, а не на синты, не покалечить заложника. За последнее я был ему благодарен. Хватит уже этих травм и смертей. И ещё я слегка позавидовал той слаженности, той пригнанности рабочих шестерёнок, которые демонстрировала легионерская служба: достаточно было нескольких фраз, чтобы всё вокруг пришло в движение, все исполнители заняли свои позиции и само это дело с похищением Афидмана перешло в новую, деятельную фазу.
– На поверхности ему от нас не уйти, – успокоил Кобольд, когда мы уже сидели в машине (как-то само собой решилось, что я отвезу его к Башне). – А внизу он тоже надолго не засядет.
– Почему?
– Чем дольше на одном месте, тем для него опаснее. Он понимает, что должен двигаться. Вопрос – куда? Точнее, для нас вопрос заключается в том, откуда и когда он вылезет. Дальше уже дело техники: стоит ему высунуть нос на поверхность, как мы его сцапаем.
– А если… – я поколебался, прежде чем продолжить, но важность миссии перевесила. – А если он захочет пересидеть Изменение внизу?
– Это было бы скучно.
Я с удивлением покосился на собеседника. Шеф СБ ухмыльнулся.
– Охота на человека – самое адреналиновое из занятий. Ты же был на Арене, не можешь не знать. Самое главное здесь то, что у человека всегда есть цель. И есть план по её выполнению. Разгадка цели и плана определяет конец охоты. Вот я пока ничего не знаю о целях Серебрякова, поэтому мне интересно. Я задет за живое, принимаю его поимку близко к сердцу.
– То есть, для вас это просто игра, – неуверенно сказал я. Он не стал отрицать.
– Да. Жестокая игра с открытым финалом. А что тебя так смущает? Мы с тобой оба – представители вида хомо люденс, «человек играющий». Весь мир театр, и люди в нём актёры.
– Хорош ли театр, – сказал я, – в котором все страдания – настоящие?
– Ну, с этим, – протянул он, – мы ничего не можем поделать. Остаётся одно – получать удовольствие.
Я растерялся. От этой его жизненной позиции веяло неприкрытым цинизмом, гнилью полуразложившейся души, способной только на хватательные рефлексы. Собеседник истолковал моё молчание по-своему.
– На этом пятиминутку философии будем считать законченной. Лучше займёмся дедукцией. Что связывает Серебрякова с АКУ-3000?
– Ну… – я замялся. – Они знали друг друга на Фабрике.
– Об этом я и без тебя догадывался, – сварливо ответил Кобольд. – Пошевели извилинами, Бор. Интенсивнее! Ну?
Я мог бы сообщить ему, что оба они любили одну и ту же женщину – Лидию. Но вряд ли Рем преследует Афидмана только из чувства ревности. Поэтому личные причины будем считать не подлежащими разглашению.
– Несколько лет назад они участвовали в одном неудачном эксперименте. – Я облизал сухие губы. – По хакерскому проникновению в Башню.
– Ну-ка, ну-ка, это уже теплее. – Кобольд явно оживился. – Эмпато-хакерство – это же специальность Серебрякова? Была.
– Почему была? – удивился я.
– Потому что когда он сбежал в Таблицу, его синт был уже так перекроен и перекорёжен, что ни о каком хакерстве и речи быть не могло. Думаешь, мы его не проверили перед поступлением в ДУОБТ? Он показался нам безвредным чудиком, слегка двинутым на огах, – и всё. Либо паршивец хорошо продумал свою легенду, либо проверка не врёт. Я склоняюсь к последнему, иначе зачем бы ему понадобился тайник для пластырей и присосок?
А правда, зачем? Не дождавшись от меня отклика, шеф СБ назидательно закончил:
– Чтобы компенсировать утрату врождённых способностей. Так мне это видится, во всяком случае. Но это не приближает нас к ответу на вопрос, зачем ему понадобился АКУ. Попробуем зайти с другого конца. Что такого умеет этот ог, чего не могут другие?
– Да ничего практически, – досадливо ответил я. – Другими огами он командовать уже не может, сам говорил. Что он вытворяет с биотканью, вы видели, но вроде бы Рему это неинтересно…
– Вроде бы, – с нажимом повторил Кобольд. – Тут, куда ни кинь, везде сплошные «вроде бы». У твоего Серебрякова больная логика, это очевидно. И от ога ему что-то нужно, тоже очевидно.
Не от ога, внезапно понял я. И вперился в дорогу, чтобы не выдать себя случайным движением. Афидман был единственной ниточкой, связывающей Рема с матерью. Последним, кто общался с ней перед смертью. Лидия сказала или передала огу нечто такое, что было важно для Рема. Но что? Своих вещей у Афидмана не было. Не считать же за искомое биотканый комбинезон – он для ога всё равно что вторая кожа. Значит, это нечто нематериальное.
– Какой-то синт? – я пробормотал это вполголоса и обнаружил, спохватившись, что шеф СБ наблюдает за мной с большим интересом.
– Мне нравится ход твоих мыслей, – заметил он. – Даже как-то жалко глушить твой дедуктивный азарт, но придётся довести гипотезу до логического завершения.
– В смысле? – не понял я.
– В смысле, если это действительно синт, Серебрякову надо каким-то образом вытрясти его из ога. И если он спешит покончить с этим до Изменения, то вряд ли будет церемониться.
Всё, происходившее потом в Башне, я видел как сквозь плотную стену тумана. Наверное, переутомился. Знаю по опыту, ожидание выматывает, а те несколько часов, которые мы провели в штаб-квартире легионеров, свелись к простому ожиданию. Периодически поступали новые сводки от легионерских патрулей и постов, Кобольд выслушивал их и нетерпеливым взмахом руки отметал в сторону всё несущественное. То есть, большую часть сообщений. Существенное заключалось в том, что ни одна живая душа дезертира не видела. На исходе первого часа Кобольд ненадолго вышел из комнаты, а, вернувшись, сообщил, что к поиску подключили второй контур. Я ничего не понял, но согласно кивнул. «Ещё мы запустили дронов, – добавил он. – Минут двадцать тому назад. Егедей выделил нам под это дело целую команду техников. Ждём результатов». Я кивнул ещё раз. Дело происходило в длинной как кишка и пустынной комнате, на одном из подземных этажей АВ-Башни. И я, немного отойдя от лихорадки последних событий, начал медленно и неотвратимо пропитываться здешней атмосферой. Трудно сформулировать, в чём заключалась её особенность. Возможно, само осознание того, что я сижу в Башне, созданной при Гиазе, так на меня подействовало. Во всяком случае, мысли мои распрыгались как блохи. Всплывали какие-то куски сцен и разговоров из моей жизни в общаге – из тех ещё времён, когда я не знал Афидмана; потом вдруг я начинал гадать, каким человеком был Отец-Основатель; а то, снова кусками, в голове высвечивались обрывочные подробности о внутренней планировке Башни, внедрённые в меня Ритой Риомишвард. Пару раз, оставленный наедине, я хватался за телефон – хотел позвонить то Эду, то Перестарку, но номера первого я не знал, а в общагу слать весточку передумал. Третьей попыткой стал звонок Злате Секель, тут-то и выяснилось, что подземный этаж экранируется. Бесполезная оказалась затея, только подлившая масла в общий котёл моей тревожности.
Вернулся Кобольд и со словами «на, подкрепи силы» водрузил передо мной на стол яркую упаковку фастфуда. Надо же, они тоже посещают сетевые забегаловки, подумал я. Меня это в известной степени поразило. Я жевал и вяло думал о том, что за работа у легионеров. Надо бы спросить у Тимура… Ах да, Тимур. Как он там? Подлатали ли его врачи? Интересно, Злата всё ещё дежурит в больнице?
Кажется, со мной творилось что-то неладное. Какая-то разновидность отупения, разъедающего сердце и волю; смесь моральной усталости и совсем уж неуместной жалости к себе. Когда я успел взвалить к себе на плечи столько ответственности? Если отсчитывать начало этой истории с обрушения Купола-1, то я всего лишь оказался в неподходящем месте в неподходящее время. А ведь, не будь этого случая, вполне возможно, что не было бы и всего остального – ни знакомства с Афидманом, ни моей игры на Арене, ни похода в городские катакомбы…
С этими мыслями я задремал; мне приснилось, что Кобольд говорит торжествующе: «Попался!» – и я очнулся в панике от того, что сейчас меня поведут ещё глубже в башенные казематы, чтобы выпытать всё, о чём я умалчивал. «Мы нашли его», – добавил шеф СБ, но я ещё пару секунд тупо смотрел на царапины и потёртости стола, оказавшиеся прямо у меня перед носом, и чувствовал, как тает пот на моей гусиной коже. Кобольд сжал мне плечо своей жёсткой ладонью, и тогда подробности вернулись в мою несчастную голову, всё встало на свои места. Конечно, они отыскали Рема. Я встал, на мгновение всё вокруг поплыло и смазалось, но затем вернулась ясность. Я чувствовал облегчение от того, что не числюсь в преступниках, и от того, что снова можно было действовать не задумываясь.
– Где вы его засекли?
Собеседник досадливо прицокнул языком.
– На самой границе города.
Судя по гримасе Кобольда, добыча ускользала из рук, и я протянул с невесть откуда взявшимся злорадством:
