Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 4.5 «Непропущенный разговор»
На телефоне два часа и два пропущенных звонка: один два часа назад, другой – пять минут. Оба от Александра Юрьевича, который никогда мне не звонит. Просто так.
– Я зря разбудил?
Еще не до конца… Я жмурилась, хотя в спальне стало намного темнее – Гриша, видимо, опустил жалюзи. Но экран телефона оставался слишком ярким.
– Что-то случилось? – добавил Гриша к первому вопросу, когда я принялась нещадно тереть висок, превращая волосы во вшивый домик.
– Сейчас узнаю…
Я с трудом свесила с кровати ноги и с еще большим – встала на них. Пошла к двери и к лестнице. Никакого звука, кроме моих шагов – Гриша решил остаться в спальне и дать мне спокойно поговорить, хотя я сильно сомневалась, что эхо моего шепота не разнесется по двум этажам, а выскакивать на лестницу два раза за один день будет верхом идиотизма. К тому же, Вербов имеет полное право знать на каком основании предоставил нам с Любой убежище.
– Александр Юрьевич, вы звонили? – спросила я, прижимаясь животом к холодному граниту кухонной столешницы.
– Спасибо, что перезвонила…
Мое сердце пропустило пару ударов – такими словами деда Саша никогда не отвечал на мои звонки.
– Лизавета, почему ты мне ничего не сказала про квартиру?
Сердце решило вообще не биться. А голос – не возвращаться.
– Кирилл все мне рассказал.
– Александр Юрьевич, вы его не так поняли, – наконец выговорила я.
– Я его никогда не понимал, – вставил свёкр сухо.
– Я дома всё вам объясню…
– Ты не сможешь мне это объяснить, – снова перебил дед.
Голос у меня дрожал, как и сердце. Но боялась я за сердце старика.
– Хорошо, если не объяснить, то решить. У меня есть решение. Хорошее решение. Вы только не нервничайте, Александр Юрьевич. Мы вечером сядем и спокойно поговорим.
– С Кириллом?
– Нет! – я хотела не кричать, но крик вырвался из груди против воли. – С ним мы ничего обсуждать не будем. Лично. Поверьте, я пыталась. И сами знаете, что мне удается с ним общаться только через суд.
– Тут суд тебе не поможет…
– Я не собираюсь его судить! Он во всем прав. Я просто заплачу.
– Чем ты заплатишь? – почти кричал свекор, и мне тоже пришлось кричать в ответ:
– Деньгами! Чем я еще могу заплатить? А ваше здоровье мне никакими деньгами не купить. Пожалуйста, выпейте лекарство и полежите. Это не проблема. Это действительно не проблема. Вы мне обещаете принять лекарство? Обещаете?
После положительного ответа, в который верилось с трудом, я положила телефон на гранит и хотела прижаться к нему лбом – у меня тоже начинался жар. Главное – не пороть горячку.
Но охладить лоб мне не дали мужские руки. Я машинально ухватилась за плечи, лишь Гриша развернул меня к себе, но в грудь его не ткнулась – из страха в этот раз действительно разреветься. Мы смотрели друг другу в глаза – и снова передо мной вздыбилось штормовое море.
– А мне можно все объяснить прямо сейчас?
– Не сейчас… – это вырвалось скорее машинально, чем осознанно. Я же собиралась все ему рассказать.
– Тогда я тебя не отпущу, – и сильнее сжал мне плечи, а я нахально откинулась назад, но не для того, чтобы вырваться или проверить силу его рук, потому что на все сто была уверена, что Гриша меня удержит, а потому что именно в такой позе надо было давать тот ответ, который хотелось дать:
– И не отпускай. Я разве против?
Он чуть свесил голову на бок, не возвращая мне равновесия.
– Наглая черная кошка, которая гуляет сама по себе, возомнила, что может бесплатно лакать молоко в пещере человека, позабыв обещание петь для него песни… Давай, начинай мурлыкать, а я с удовольствием послушаю, что натворил твой Кирилл. Я пообещал оградить тебя от его посягательств, но должен знать, как именно это сделать…
Он притянул меня к себе, но не для поцелуя, а чтобы отпустить в более-менее вертикальном положении. Пришлось ухватиться за столешницу, вынужденно приняв еще более развратную позу – но моя грудь, даже выпяченная, никак на него не действовала – Вербов не сделал ко мне даже шага, только скрестил на груди руки, давая понять, что разговор состоится, хочу я этого или нет.
– Гриш, мне реально стыдно…
– За себя или за бывшего?
Нет, за позу, дуралей! И я подтянулась вверх и скрестила руки перед собой, на его же манер.
– Это длинная история…
– Расскажи ее коротко, – Вербов щелкал словами, как спичками, сжигая все мосты к моему отступлению.
Пришлось говорить.
– Не надо так на меня смотреть! – выдала я громче, чем вела рассказ про то, как отца Любы собственные родители выставили за дверь. – Я прекрасно понимаю, что он имеет полное право на квартиру…
– Помимо прав существуют еще и обязанности, – впервые за весь рассказ перебил меня Вербов. Глаза его оставались темными и малость прищуренными. – А еще существует понятие мужской чести. Не слышала про такое?
Мне жутко не нравился его тон. Он раздражал, он оскорблял – не Кирилла, а меня.
– Я пришла не для того, чтобы обсуждать моего бывшего мужа. Я пришла, потому что ты меня позвал. Прости, что все это наложилось…
– Прости и все? Думаешь, со мной прокатит? Ты тут в истерике бьешься у меня на груди, а я должен, как дурак, стоять и хлопать глазами.
– В истерике? – даже будь у меня на глазах слезы, они бы тут же высохли. – Где ты увидел истерику?
– Я ее услышал, – Вербов откинулся спиной на холодильник, и тот недовольно пикнул, но хозяин все равно не сменил позы. – Только невменяемая истеричка может нести бред по поводу выкупа доли в чужой квартире, да еще и под кредит.
– Прости, но только под кредит я и могу! – почти выплюнула я. Почти. Потому что все равно бы не доплюнула до холодильника.
– А можешь заставить свекра переписать на тебя или на Любу свою долю? Можешь?
– Зачем?
– А затем! Ты знаешь, у него на тебя завещание написано или на внучку? И написано ли оно вообще?
– А что ты его хоронишь раньше времени?
– Кажется, ты тут кричала про лекарства… Нет? Слушай, Лиза…
Вербов наконец отошел от холодильника, но ко мне не подошел. Встал напротив, как стоял, пока кормил Любу или пока она кормила его моими блинами! Наверное, я не умею их правильно печь. Не достучалась ни до желудка, ни до сердца. Смотрит так, будто ненавидит.
– Ты хочешь загнать себя в долговую яму, покупая квартиру, которая тебе нафиг не сдалась, разве нет?
– Вообще-то я в ней живу…
– Не живешь! – Вербов перегнулся через столешницу, но, к счастью, стойка была достаточно широкой, чтобы оградить меня от лобового столкновения. – Тебя оставили там жить и ты осталась, потому что не могла ничего сделать. Так скажи, какой смысл продолжать вариться во всем этом говне, когда можно просто взять ребенка и уйти…
– Куда? – теперь я выплюнула вопрос, потому что с такого расстояния он мог ударить Вербова по носу.
– Да хоть в никуда… – голос его сел до хриплого шепота. – Но точно не в долги! За квартиру, в которой ты снова можешь оказаться со своим дорогим Кириллом. На няню у тебя деньги есть, а на съем нет?
Я вся сжалась – нет, мне хотелось оторвать этот чертов гранит от шкафчика, если уж не получится разбить его кулаками!
– Ты хоть понимаешь, какие это суммы? – только и нашлась я что сказать.
– Я-то понимаю, а вот ты не понимаешь, когда говоришь про сомнительный кредит за сомнительную квартиру. Ты не понимаешь, что в России в кредит ничего покупать нельзя. Просто нельзя… У тебя же никакой спины нет, что ты такое делаешь?
– Пытаюсь выжить, – выплюнула я, но в этот раз на гранит, потому что не могла больше смотреть Вербову в глаза.
– А жить не пыталась? Просто жить…
Ему понравилось буравить меня взглядом, поэтому он выплыл из-за барной стойки и развернул меня к себе. Хорошо, не схватил за подбородок – держал за плечи обеими руками, точно боялся, что я начну вырываться. Зачем? Я его не боюсь… Он из тех собак, которые лают, да не кусают.
– Ладно, Лиз… Не понимаешь денежные минусы, так пойми любовные… Жить с отцом своего бывшего – это же себя не любить… Лиза, – он чуть приблизился ко мне, но все равно я видела не только его глаза, но и все лицо. – Я не хочу форсировать события, но ведь есть шанс, что я решу проблемы жилплощади…
Он тяжело выдохнул.
– Как по-идиотски звучит… – Вербов опустил глаза. – Извини, я не умею говорить с женщинами красиво. Я вообще не умею говорить с женщинами… Не научили. Я тебя просто умоляю, да хоть на коленях… – И он снова сделал, что вчера: встретился коленками с полом, пусть и на сей раз с подогревом. – Ради меня проигнорируй сейчас своего Кирилла. Я понимаю всю ответственность, которую возьму на себя, если переселю тебя к себе с ребенком, и я понимаю, как тяжело тебе принять решение насчет меня из-за Любы. Но ради Любы не влезай в финансовые дела с ее отцом. Просто пойми…
Гриша поймал мои руки, только не поцеловал, а просто начал наглаживать, так и не поднявшись с колен. Точно и он теперь не мог смотреть мне в глаза.
– Я знаю, что давлю на тебя. Но, поверь, не с задней мыслью, честно… Просто то, что ты собиралась сделать с квартирной тяжбой – реально игра в свои ворота. Лиза, ты веришь, что я тебе не вру?
Теперь он запрокинул голову, чтобы видеть мое лицо, и я кивнула – снова раньше, чем подумала. Впрочем, я ничего и не думала, понимая, что думать мне стало нечем… Вся кровь от мозга отлила к рукам, которые Гриша продолжал греть в своих.
– Лиза, у Ленки есть пара пустых квартир. Они не сдают их. Вложились, когда рынок стоял. Она даст тебе ключи, если Кирилл попрет против собственного ребенка и собственного отца. Я тебе обещаю. Лена, она очень хорошая. Моему отцу несказанно повезло. И моим братишкам, что у них такая мама. А мне повезло, что ты пришла сегодня ко мне… Знаешь, мальчишки очень любят быть рыцарями… Ну, или Щелкунчиками и сражаться с мышиными королями… Год как раз крысы, вот некоторые и начали заранее крысячить… Но мы его башмаком, башмаком, верно?
– Ты не с Любой разговариваешь, – только и смогла выдать я.
Гриша поднялся и поднял мои пальцы к своим губам.
– Я разговариваю с Любиной мамой. Только эта женщина взрослых разговоров не понимает. Приходится быть с ней великим сказочником… Как тот, что был у Герды, помнишь?
– Гриша, прошу тебя, прекрати…
Нет, не целовать мне пальцы, а говорить глупости… Но ему, наверное, показалось, что все наоборот, и он прижался теперь губами к моему рту, чтобы не слышать новых глупостей от меня. Да вся моя жизнь в его глазах – одна большая глупость.
– Лиза…
Здесь барная стойка была намного выше кухонного стола, но он все равно сумел усадить меня на нее, заставив снисходительно смотреть на себя сверху вниз.
– Лиза, а давай вы сегодня не пойдете домой? У меня в кабинете есть диванчик. Мне хватит…
Сейчас я могла стиснуть коленями только его грудь.
– Дед ждет нас. Мы не можем не прийти. И, знаешь, я не представляю, как смогу оставить его одного…
– У него есть сын. Пусть живет с сыном…
Пришлось зажмуриться от неонового света, лившегося из пытливых глаз.
– Ты не понимаешь, Гриша, ничего не понимаешь… Кирилл не будет за ним ухаживать, не будет… А один… Дед никогда не жил один, жена пылинки с него сдувала…
– Я его тоже должен взять к себе?
Я дернулась от такого дурацкого вопроса, да еще сказанного таким серьезным тоном.
– Что за глупости…
– Я и спрашиваю тебя – Лиза, что за глупости? У тебя своя жизнь, у него своя… прожита. И у него есть сын. Что воспитал, то и получил. И это Кирилла, а не твоя обязанность содержать отца. И вообще, пусть размениваются, если не хотят жить вместе. Это их квартира, это их проблемы, Лиза.
– Ты не понимаешь…
– Да, не понимаю! – вскричал Вербов. – Но я не хочу и не допущу, чтобы какой-то дед выступал преградой к моему счастью.
– Да с чего ты взял, что мы – твое счастье?
Я подалась вперед с твердым намерением спрыгнуть на пол, и Вербов помог мне, но рук с талии не убрал.
– Я так думаю, а время покажет. Лиза, оставайся у меня. Сегодня, завтра, навсегда. Ты – взрослая женщина, ты не обязана отчитываться перед посторонним мужиком…
– Знаешь, – я вскинула голову, чтобы не смотреть снизу вверх в чуть раскрасневшееся лицо Вербова. Мое, наверное, горело еще хлеще. – Посторонний пока у меня ты. А с Александром Юрьевичем я живу седьмой год. И он первым встал на мою защиту. Он сказал собственному сыну, что тот сволочь. Я не могу уйти просто так. И я не могу оставить его один на один с Кириллом, потому что Кирилл уже довел до могилы мать, а я хочу, чтобы у Любы был дедушка как можно дольше. Дедушка, которого моя дочь обожает. Моего отца она, увы, почти не знает. Так что, Гриша…
– Так что, Лиза, – перебил меня Вербов. – Бери-ка, дорогая, такси и езжай к Любиному дедушке. Поговори с ним откровенно о сокровенном. Без детских ушей, а потом возвращайся к нам с Любой.
Я раскрыла рот и не сразу сумела переспросить:
– В смысле? К вам с Любой…
– Ребенок болеет. Ребенок спит. Поверь, я могу сыграть роль безусого няня до твоего возвращения на пятерку с плюсом. Ваш разговор с дедом не для детских ушей.
– Я не хочу оставаться у тебя…
Вербов зажмурился. На секунду. Потом на другую – прикусил губу, а на третью уже сказал:
– Я привезу тебе ребенка по первому твоему звонку. Езжай и поговори. Я сейчас говорю абсолютно серьезно. Я тебя нахер уволю без выходного пособия, если узнаю, что ты взяла ипотеку. Поняла? Да ты и не возьмешь ее, потому что бухгалтерия не выдаст тебе справку о зарплате. Ясно?
– Ты мне угрожаешь, что ли? – с трудом выговорила я, не в силах ни стоять подле него, ни отступить. Под коленкой тряслась жилка. Он вытащил телефон и молчал. Минуту. Угрожающую минуту.
– Я взываю к твоему здравому смыслу всеми доступными мне способами, – он поднес к моему лицу свой айфон. – Машина будет через десять минут. Могу пока налить тебе для храбрости коньяка или водки.
Я по-прежнему молчала и не верила, что делаю это… Вышибаю стул, на котором сижу. На котором сижу вместе с Любашей.
– Ну, так коньяк или водка?
Глава 4.6 «Лиза, чего ты боишься?»
Во всем и всегда виноват французский коньяк. Я впервые не могла молчать в такси – нет, я не собиралась изливать душу таксисту и полагаться на общественное мнение. Мне надо было с кем-то поговорить, а говорить было не с кем… Говорить о сокровенном. Я не могла позвонить Лии – Вербов ее начальник, я не могу трясти его грязным бельем… А мое она уже все видела… И я набрала мамин номер.
Мы редко откровенничали за чаем. Ни в детстве, ни в мои нынешние краткие визиты домой. И почти никогда не говорили о самом главном. Не было нужды. Выговориться мне потребовалось только тогда, когда стало действительно плохо… И я начала названивать домой. По телефону, не видя маминых осуждающих глаз, было значительно проще говорить о том, о чем следовало бы промолчать.
Я рассказала маме все – все, начиная с вечера пятницы. Про мои терки с начальством из-за удаленки она уже знала. И что услышала в ответ – переезжай к нему. Мама, ты серьезно? Ты в своем уме?
– Мама, ты понимаешь, как это будет смотреться со стороны? Что я цепляюсь за его положение…
– Я тебе сейчас скажу, как смотрится со стороны твоя сегодняшняя жизнь! – вдруг повысила голос мама.
Да так сильно, что я невольно отдернула от уха телефон. И посмотрела в зеркало заднего вида – нет, водитель не смотрит на меня. Да и вообще мне впервые было плевать, что обо мне подумает незнакомый человек, пусть хоть все кости на кухне потом перемоет…
– Все мои подруги спрашивают: твоя дочь действительно дура или ты просто нам не все рассказываешь? И я говорю им – да, дура. Не знаю, как такую воспитала. И тебе говорила и снова говорю, что ты дура. И будешь еще большей, если упустишь свой второй шанс. Он даётся единицам! Лиза, мужика не оттолкнул чужой ребенок…
– Вот именно, мама! Баб вокруг без всякого хвоста пруд пруди. Зачем ему сдалась я со всеми моими проблемами? Сказок не бывает. Я не верю в такое рыцарство или…
Мама молчала, требуя, чтобы говорила я.
– Ну пусть так… – язык бежал впереди мыслей. – У него есть дочь, так что ребенок для него действительно не проблема. Или наоборот он искал женщину с ребёнком и подвернулась я. Да и Люба, по всей вероятности, похожа на его Илону. Но где гарантия, что Люба не надоест ему после первого скандала? А она будет скандалить – она взрослеет… Чужой ребенок – это чужой ребенок. Он, видимо, обсуждал меня с соседкой. Она высказалась против и он согласился с ней… И тут же снова позвал меня на свидание… Мама, я не понимаю, что происходит. Просто не понимаю…
– Лиза, ты никогда меня не слушала, но послушай сейчас. Ты не одна, у тебя есть мы. У тебя всегда есть возможность уйти. Но вот возможность куда-то прийти дается не каждой и уж точно не каждый день. Иди, пока тебя зовут на свидание…
– Мама, у нас с ним даже ничего не было, а он уже все решил…
– Но ведь будет… Ты молодая, красивая… Когда, если не сейчас? Потом поздно будет. И точно никто не посмотрит на тебя.
Ну как до неё достучаться? Ей главное, чтобы у меня был мужик да ещё лучше, чтобы при деньгах!
– Мам, он честно какой-то странный… Ну вот честно…
– Лиз, может ты наконец нормального мужика встретила? А не странного. Может, тебе наконец повезло? Может, нам всем повезло, что рыцари еще остались. При деньгах и благородные. Может, ты выстрадала наконец простое женское счастье? – вещала мама мимо моих ушей. – Лиза…
Это не были вопросы, в мамином голосе слышалось утверждение, а в моем едва сдерживаемые слезы.
– Мама, это какое-то сумасшествие, – едва выговорила я и переложила телефон в другую руку, чтобы пальцами правой промокнуть глаза.
– Иногда надо сходить с ума, чтобы не тронуться умом. А ты тронешься… С Кириллом и его папашей…
– Мама, не надо так про Александра Юрьевича… Пожалуйста, не надо.
– Даже не проси меня менять мое мнение, – как обычно, встала на дыбы мать. – Я никогда не прощу ему, что он не отпустил тебя домой…
– Тогда бы я не встретила Лию, не пошла бы работать и не познакомилась с Гришей… – теперь перебивала я, но совсем не твёрдо. – Мама, мне страшно! – наконец выкрикнула я то, зачем звонила.
Не последовало даже самой краткой паузы.
– Лиза, ты столько всего пережила. Неужели тебе все еще страшно? – в мамином голосе слышалось неприкрытое удивление. Или даже раздражение.
Она что, серьезно так думает? Я не сильная, я слабая… Слабая в отношениях. Меня, как женщину, растоптали…
– Мама, я не хочу разочаровываться. Во второй раз. Я не открою свое сердце в третий. Не открою… Просто не смогу.
Господи, я плакала и не утирала слез.
– Лиза, включи для начала голову, – мамин голос звучал абсолютно ровно. – Ты в тупике. Ты загнала себя в тупик и не прошибешь эту стену. Надо просто развернуться и пойти по другой дорожке. Ждут тебя там или нет – это уже вопрос десятый. Но я поклонюсь в ноги этому Грише, если он уведёт тебя от Каменцевых. Мне больше от него ничего и не надо…
– А мне надо, мама, надо! Я не хочу, чтобы меня снова бросили. Не хочу… И Любу. Зачем ей такая травма? Она уже к нему привязалась.
– Поэтому будешь прозябать одна, да? И ухаживать за чужим стариком. Потрясающе!
Боже, в мамином голосе слышались Гришины нотки. Оба отчитывали меня, считая полной дурой…
– Лиза, ты очень красивая. И я говорю это тебе не потому, что я твоя мать, а потому что так оно и есть. Пользуйся тем, что дала тебе природа.
– Мама, на что ты меня толкаешь?
– Я? Тебя? Ты, кажется, сама побежала к этому мужику, стоило ему пальцем поманить, и теперь ломаешься. Чего ты испугалась?
Я сидела с закрытыми глазами и шмыгала носом. Чего испугалась? Себя. Я не знаю, как нравиться мужчинам. Я не знаю, как поддерживать интерес к себе. Господи, да я не знаю, что делать в постели. Я забыла… И никогда не знала, боясь лишний раз вздохнуть с картонными перегородками в квартире. Он ведь будет сравнивать меня со своей Ульяной… В умении готовить блины уж точно! А в остальном… Ему ничего не стоит взять женщину, которая знает, что ему может понравиться… Да хоть каждую ночь новую! Зачем ему я?
– Мама, ты просто не знаешь, что такое строить отношения, имея ребенка от другого мужчины, – прекратила я разговор по собственной воле. – Спасибо, – это я бросила уже таксисту вместе с деньгами и поспешила в подъезд.
К лифту. Подниматься по лестнице не было сил. У меня тряслись коленки. Точно на допрос иду. Ну почему я так нервничаю? Я ведь ни в чем не виновата…
