Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6.5 “Вопрос от будущего свёкра”
У Гришиных родителей была дача только в их понимании. Нормальные люди назвали бы это загородным домом за высоким забором, ворота в котором открывались со скрипом. Зима, заржавели, поди… Мой внутренний голос хамил из-за нервов, и я боялась потерять настоящий, представ под очи владельца Хаммера, на котором сейчас светились огни, как на ёлке – так и было, багажник на крыше и передние фонари были закручены елочной гирляндой. Интересно только, куда она включалась. Но я не стала спрашивать Гришу.
К счастью – хотя бы моему – нас не встречали, хотя камеры явно показали наш приезд, если даже уши привыкли к скрипу. Гриша открыл дверь своим ключом. Интересно, это мною так пренебрегают или все-таки жалеют и дают время освоиться на враждебной территории?
Я не чувствовала себя так паршиво даже при знакомстве с родителями Кирилла. Наверное, нынешнее мое состояние было сродни тому, которое я испытала, когда мы впервые оказались в кровати с его родителями за стенкой. Сейчас я тоже стиснула и губы, и зубы. Как бы меня ни встретили, я ни слова не скажу Грише и буду улыбаться, будто ничего не замечаю. Да, это мой план Икс. Главное, не почувствовать себя в уравнении Игреком.
Первой на нас пошла пехота. Мальчишки выглядели безумно худыми, безумно длинными и безумно громкими. Вообще все вокруг было полным безумием. Но старший брат закрыл грудью амбразуру и подарки, которые почему-то держали мы с Любой. На вытянутых руках, желая быстрее избавиться от неподъёмного груза. Взрослые так и не объявились, поэтому предстояло наше двойное представление.
– Дуйте наверх! – скомандовал Гриша грозно и громко. Видимо, чтобы его услышали не столько дети, сколько взрослые. – Покажите Любе Инглиш Касл с рыцарями и принцессами. И драконов не забудьте в замок притащить. Девочки любят драконов.
Руки Любе мальчишки не протянули – не доросли ещё до джентельменства, и мне пришлось подтолкнуть дочь в спину. К счастью, не мокрую, как моя. Даже без пуховика. Люба пару раз обернулась на меня, но потом надо было свернуть за угол, и я первой отвернулась к Грише, который присел у скамейки, чтобы найти тапки для себя: похоже их не было.
– Меня не ждут, да?! – сначала он тихо рассмеялся, а потом зычно выдал вопрос: – Ленка, куда делись мои тапки?!
– Туда же, куда и твои глаза!
Из-за другого угла появилась Елена Владимировна. Как и я в джинсах и свободной кофте, но ещё и подпоясанная фартуком, который выглядел влажным. Видимо, крик пасынка выдернул мачеху из кухни. Вот почему нас не встретили? А не потому что я нежеланная тут гостья? Или потому, что хотели встретиться со мной уже без ребенка?
На вид ей чуть за сорок, у неё чуть лишний вес, чуть растрепанная челка и каштановые подстриженные чуть ниже плеч волосы. И такие же огромные, как у Гриши, глаза. Снова голубые. Хозяйка улыбнулась мне – не ему – чуть тронутыми блеском губами. Она была вся чуть-чуть не гостеприимна. Или я была слишком на нервах. Одно из двух или оба сразу. Вернее, обе… Мы пару долгих секунд смотрели друг на друга, потом Елена первой сказала:
– Привет.
Не здравствуйте и даже не здравствуй, а вот так просто – именно просто, а не пренебрежительно – привет.
– Будем знакомы лично. Если мы, конечно, уже знакомы заочно? – тут же добавила она с улыбкой и бросила на пасынка уничижающий взгляд.
Тот ухмыльнулся своей самой гадкой ухмылочкой:
– По верхам. Ничего личного.
– Скажи уж прямо, гаденыш, меня считают хорошей или плохой? – спросила Елена каким-то уж очень нерадостным тоном, толкнув ногой домашние тапочки большого размера, и Гриша вместо ответа, прямо в носках, игнорируя тапки, просто обнял ее. Так же крепко, как обнимал меня. Наверное, других объятий он не знал. Тем, кто ему не нравился, он давал в нос.
– С Новым годом, Ленка! Я тебе ангелочка привёз… Позаботься о ней, пожалуйста.
Елена отстранилась от Гриши и уставилась на меня – не оценивающе, а удивленно, но тем не менее я вспыхнула.
– Я о Любе! – вдруг хохотнул Гриша и за локоть притянул меня к себе. – Со своей ведьмой я справлюсь без посторонней помощи.
– Гриш… – это за меня вступилась Елена, вступилась?
– Шамаханской царицей, я оговорился.
– Так бы и врезала тебе! – она подняла над головой кулак, точно и правда собиралась дать пасынку по лбу, и тот действительно шутливо втянул голову в плечи. – И как ты его только терпишь?!
Я?.. От ответа меня спасло появление нового героя семейной трагикомедии. Антон Сергеевич был с сыном одного роста, только раза в три массивнее – выделялся не только живот, но и плечи и бока: шкаф, которого здесь по всей вероятности неплохо кормят, в тонких очках, седой и с коротко-стриженной белой бородкой. И этот шкаф двигался прямо на меня. Мне стоило большого усилия воли, чтобы не отступить хотя бы на шаг.
– Это Лиза, – выдал Гриша за секунду до протянутой его отцом руки.
Пожать? Так мою ладонь хоть выжимай! Но проигнорировать жест доброй воли нельзя, и я осторожно коснулась пальцев большой руки.
– Очень приятно, – ответила я тихо, и мне было приятно, что рукопожатие не оказалось сильным. Такой и пальцы сломать может. Понятно теперь, в кого у Гриши сильный кулак!
– И все?
Я чуть рот не открыла: что, все? Я должна была сказать приветственную речь?
– А какие подробности тебя интересуют?
Это Гриша за меня отвечает или вопрос все же адресовали ему, хотя пронзительные холодные, почти что серые, а не синие, глаза смотрели в упор на меня.
– Семейное положение – пока не замужем…
Если ГАВ не заткнется, заткнусь я – хлопнувшись в обморок прямо тут, у стенного шкафа.
– Имеется дочь пяти лет, зовут Люба. Пять минут назад зачислена в разбойничью банду атаманшей. Или принцессой, если разбойники вдруг сделаются честными рыцарями.
Антон Сергеевич смотрел теперь на сына. Так же в упор.
– Не смешно, – выдал он сухо. – Ты чего паясничаешь? Можно по-человечески познакомить нас, нет?
– Можно вообще-то не держать нас в дверях, как неродных.
В голосе Вербова-младшего послышалась злость. А на лице госпожи Вербовой отразилась растерянность. Она снова пнула в сторону Гриши тапки и схватила меня за руку, чуть оцарапав ногтем. Но я не подала виду, что мне больно. Больно было в душе: за Гришу, за себя, за то, что наблюдаю…
– Пошли. Поможешь мне с обедом.
Женщины любую проблему решают на кухне, куда меня приволокли чуть ли не силком и ткнули носом в раковину – типа, мойте руки, дорогуша!
– Ты знаешь про наш тяжелый случай?
Я кивнула: если она про ссору отца с сыном, то да. Елена сунула мне в руки большое полотенце.
– Знаешь, похоже Бог создал женщину не из ребра Адама, а из мозговой извилины. Ее-то у мужиков и не хватает. Да что я тебе рассказываю! – она вырвала у меня полотенце и зацепила за крючок сушиться. – Ты и сама знаешь… Хотя иногда мне кажется, что Бог ещё кого-то создал из мужских мозгов, только Библия об этом, понятное дело, умалчивает. Дураки ведь в квадрате. Оба!
Она села к столу и кивнула на стул с противоположной стороны. Но сесть я не успела. На пороге возник Гриша. Главное, чтобы не начал возникать еще больше словесно.
– Мы с отцом возьмем малышню во двор. Когда нам к столу?
– Когда позову, – почти огрызнулась Елена.
– Так у вас тоже, выходит, служебный роман? – загремел створками седой «шкаф» за щуплой спиной сына, пусть, как и у него, в свитере.
Я снова открыла рот, чтобы молчать и дальше, и обрадовалась поддержке, оказанной моему бедру столом.
– Так же, это он про нас с ним, – скривила бледные блестящие губы Елена. – Я на него работала.
– Что, значит, работала? – почти что изумился Антон Сергеевич. – А сейчас не работаешь, что ли?
– Сейчас я на тебя пашу, – поднялась со стула госпожа Вербова. – Двадцать четыре часа в сутки. Валите с кухни с грязными руками. И… Гриша, возьми из шкафа Пашкину старую куртку для Любы. Куртка у нее, небось, розовая.
Я почему-то вспыхнула. Розовая, ну да… Ну и что? Она – девочка!
– У нас театральный роман, – выдал с опозданием Гриша, точно впервые был шокирован речью отца. – Мы играли вместе на сцене для чужих детей, когда поняли, что созданы друг для друга.
– Игрок! Иди за курткой, тебе сказали!
Отец так двинул сыну рукой в спину, что я очень удивилась, что Гриша не долетел до шкафа пущенной стрелой. Ну разве так можно… Ему не восемнадцать, чтобы вести с сыном себя так распущенно – Гриша взрослый самостоятельный человек. Да еще у меня на глазах, свинство…
– Сядь! – скомандовала Елена, когда мы остались одни на огромной кухне, которая казалась в два раза больше той, что была в пушкинской квартире.
Темного дерева – под корицу, шкафчики до потолка, который был метра три, если не больше. Стол, за которым мы сидели, с мраморной столешницей служил, наверное, для скорых перекусов, потому что столовая помещалась у меня за спиной, а за ней были большие стеклянные двери, выходившие, скорее всего на террасу, потому что я увидела, как все пятеро прошли мимо нас за стеклом. Любу держал за руку не Гриша, а старший мальчик, лет десяти.
– Не переживай. Когда Антон с детьми, я более спокойна за детей, чем когда они со мной. Он с ними, как дедушка, очень осторожен.
Какая у нее разница с мужем? Лет пятнадцать? Или больше?
– Я не переживаю, – соврала я, потому что не могла в чужом доме и на чужой кухне сказать правду. – Чем я могу помочь? – спросила, уже стоя на ногах.
– Сядь! – снова скомандовала Елена, и я снова села. – Сначала выпьем за знакомство!
– Сейчас даже часу нет… – пролепетала я.
– А тебе что, за руль? – усмехнулась хозяйка и встала, чтобы вытащить из шкафчика какую-то бутылку. – Собственного изготовления, настойка из черной смородины. Женское лекарство…
– Да я вообще не вожу… – выдала я с опозданием, заразившись Гришиной тормознутостью в разговоре со старшим поколением Вербовых.
– Серьезно? – Елена поставила бутылку на стол. – И как ты собираешься добираться в город из Пушкина?
Я молчала – неужели я должна перечислить весь доступный пушкинцам общественный транспорт?
– Мы же с Гришей работаем вместе, – выдала я спасительную фразу. Думала, что спасительную.
Елена поставила рюмку.
– Так дело не пойдёт, красотка! В Пушкине с ребёнком и без машины ты жить не сможешь. С Гришкой я это обсуждать не хочу. Я сама найму тебе инструктора. И у нас есть старый танк, на котором мы за грибами ездим. Пара новых царапин только украсит Хайлендер, а внутри безопасно. Научишься ездить, заморочитесь с новой машиной. И никаких «но»!
Какие «но», я даже рта не раскрыла для вдоха, а внутри уже не осталось воздуха. Что он сказал про меня родителям? Ещё до того, как так по-дурацки сделал мне предложение на лестничной площадке…
– Ну не идиот ли?
Я вскинула голову – неужели озвучила мысли? Нет, Елена смотрела на экран своего огромного Самсунга.
– Погляди!
Теперь на него смотрела я: на Любу, которая сидела вместе с мальчишками на украшенном огоньками багажнике.
– Похоже, у твоего ни одной извилины нет! Даже пунктиром! Но ты не бойся… Антон там…
Но Антон Сергеевич был уже здесь. Он чудом не снес стол, когда вдавил в него обе ладони, чтобы вперить в меня взгляд поверх очков:
– Вот скажи мне, ты – дура? Совсем дура?
Господи, что я такого сделала… Что Гриша наговорил отцу?
Глава 6.6 «Кто кому два сапога»
– Антон! – это закричала не я, а Елена Владимировна.
Я и не могла обратиться к нему по имени. Вообще я только, как рыба, могла хватать ртом воздух. Ноги отказывались разгибаться, и я не встала. Хотя и не смогла бы – Гришин отец совсем навалился на стол и, подскочи я, ужаленная его вопросом, мы стукнулись бы лбами. Определенно!
– Для тебя это нормально, да? А если к Ульяне побежит, тоже отпустишь?
– Антон!
Но Антон жену не слышал.
– Отстань! – махнул он рукой и смахнул бутылку.
Я просто чудом ее поймала: сработала материнская реакция ловить все, что падает: одушевленное и неодушевленное. Хотя сейчас бутылка с домашней настойкой казалась более душевной, чем хозяин дома. Он злился – явно – но лицо его при этом оставалось каменной маской: щеки цветом сравнялись с белой бородой.
– Я не с тобой разговариваю! – прорычал он жене, смотря на меня.
– Антон, что случилось?
Елена Владимировна подошла и резким движением руки развернула к себе мужа за плечо. Он встал в позу, но не закричал: по-прежнему рычал львом:
– Ничего! – и развел руками, чтобы избавиться от руки жены. – Ничего у нас не случилось! Не случилось ничего нового! У меня просто сын дебил, а больше ничего! Абсолютно ничего!
– Антон! Не при Лизе!
– Не при ней? – Теперь он обернулся ко мне всем корпусом, а я, действительно как полная дура, продолжала сжимать двумя руками пойманную бутылку. – Да она такая же, как и он. Идиотка!
А его обе руки снова держали стол, точно желали поднять в воздух и обрушить мне на голову. Абсолютно пустую – я хоть и думала, не могла никак понять, что же такого мы оба натворили, чтобы настолько взбесить родителя. Это что, сообщение о свадьбе, на которую я не соглашалась, пришлось плохим новогодним подарком?
– Антон! – Елена Владимировна тоже забыла все другие слова, кроме имени мужа.
– Вот ты мне скажи, Елизавета, – он точно выплюнул мое имя через щербинку между передними зубами. – Тебе действительно не противно от сознания того, что твоим мужчиной крутит, как хочет, бывшая теща, нет?
– Боже, Антон! – на этот раз Елена Владимировна оттащила мужа от стола уже двумя руками и заставила смотреть себе в глаза: – Вот к чему ты сейчас Тамару приплел, вот к чему?
– Да потому что твой дебил поедет послезавтра встречать ее!
Елена Владимировна отступила на шаг и, закатив глаза, изрекла:
– И из-за этого весь сыр-бор?! Впрочем, как всегда в этом доме: много шума из ничего!
– Лен, ты себя слышишь?! – тряс он рукой уже перед самым носом жены. – Он заводит новую семью и едет встречать мать бывшей жены в аэропорт. Он вообще нормальный?
– И что? – уже почти смеялась хозяйка, пусть и немного нервно. – Тома должна такси, что ли, брать, когда у Гришки дороги двадцать минут от силы?
Антон Сергеевич с шумом отвернулся, хлопнув себя по квадратным бокам.
– Вы, бабы, идиотки, все до единой! И Гришка баба, а не мужик. Я один, что ли, в этом доме нормальный и вижу, что это ненормально?
Он стоял к нам спиной.
– Что я вообще в этом дурдоме делаю?!
– Не знаю, – хмыкнула жена, кусая губы, чтобы те не растянулись в улыбке. – Иди отсюда во двор. Гришка там один с тремя детьми! Имей совесть!
Он обернулся, резко, и полоснул нас обеих ледяным обжигающим взглядом:
– В этом доме только один человек не имеет совести, и это мой сын! Учти! – это он говорил уже мне и снова грозил пальцем. – Если она будет на свадьбе, меня там не будет. И никого из нас не будет!
– Антон, да хватит тебе!
Елена Владимировна заорала это так грозно, что будь у нее в руках скалка, она бы явно пустила ее в ход.
– Хватит! Ты обещал мне молчать. Обещал?
– Я ничего тебе не обещал! – еще громче заорал Вербов-старший. – Я радовался, что этот дебил наконец одумался и закрыл дверь. А тут здрасьте, приехали… Две тещи нужны одновременно! Одной мало. Тьфу…
И он действительно сплюнул на идеально вымытый пол.
– Вон! – заорала еще громче хозяйка. – И только посмей испортить нам день!
– Плевать я хотел на ваш день! Этот идиот мне всю жизнь испортил!
– Не смей так говорить… – голос у Елены Владимировны пропал: его с трудом хватило на шепот; какой уж там крик!
Да и Антон Сергеевич решил уйти, оставив последнее слово за женой. Хотя, возможно, он по дороге еще раз сплюнул. И заодно шарахнул дверью, и я краем глаза увидела, как он, размахивая в гневе руками, прошествовал по террасе. В это самое время на столе передо мной появилась пустая рюмка, и я машинально передала хозяйке бутылку, нагретую моими влажными ладонями.
– Извини за этот цирк! – Елена Владимировна тяжело опустилась на стул и разлила темную настойку по рюмкам уже из положения сидя.
А я бы с радостью приняла положение лежа, под плинтусом…
– Я не обещаю, что это не повторится. Для него одно имя Тамары – красная тряпка на быка. Тебя ввели в курс всей этой истории?
Я кивнула и добавила, что все знаю про развод Гриши.
– Да при чем тут развод?! – Елена подняла рюмку, но тут же вернула на стол. – Тамара к разводу не имеет никакого отношения. Она имеет отношение ко мне. К моему фиаско в роли матери подростка. Значит, Гришка тебе ничего не рассказывал, – она отвела глаза. – Что ж, расскажу я…
– Не надо! – ко мне вернулся голос. В полную мощь! – Если Гриша захочет, он мне сам расскажет…
Хватит! Хватит перемывать бедному кости у него за спиной. Пока он развлекает мою дочь! Это свинство… Я не хочу знать, что он не хочет, чтобы я знала…
– Он тебе не расскажет. А если не расскажу я, ты так и будешь считать моего мужа деспотом и умалишенным. Это, конечно, правда… Мозги же Бог у мужиков забрал и нам отдал… Но мне, наверное, не досталось. Мне как-то ничего в этой жизни не досталось…
Ой, богатые тоже плачут… Вы, милочка, хотя бы дом свой видели?
Она снова схватила свой дорогущий золотой телефончик, стоимостью в половину моей зарплаты в хорошие месяцы. Не в последние. Не в фирме ее пасынка.
– Они уже на квадроциклах. Впятером. Но ты не нервничай, – это она хотела протянуть мне телефон, а потом передумала. – Я вот не смотрю и не нервничаю. Иначе никаких нервов не напасешься. Слушай, – она подняла свои огромные глаза на мои суженные. – Он что, только мне шлет фотки?
Мой телефон в сумке, а сумка на входе осталась. Я и сказала об этом хозяйке.
– Хочешь, смотри…
Она протянула мне телефон, но на экране вместо наших детей оказалась девочка – наверное, случайно пальцем провела, пока передавала мне телефон. Или не случайно – я знала, кто передо мной: Илона. Огромные отцовские глаза, непослушное волнистое каре почти до плеч, а на заднем плане доска и американский флаг. Наверное, школьное фото.
Больше машинально, чем намеренно я сунула телефон обратно Елене в руки.
– На Илону переключилось.
Нет, фотография Гришиной дочери попала на экран случайно – на лице Елены отразилось удивление и извинение, но она сказала другое:
– Хороша Маша да не наша… У нас теперь белокурый ангелочек будет, верно?
Я промолчала, но глаз не отвела. Елена положила телефон на стол, дав понять, что фоторепортажа с нашего двора не будет.
– Илона вся в бабку пошла, в Гришкину мать. Настя была хоть стой, хоть падай. Я всегда таким завидовала, как с картинки сошли и держатся так же в любой ситуации. А я что… Особь женского полу. Вот ты хороша… Серьезно, никакого сарказма. Сначала я реально испугалась, что он с тобой из-за ребёнка, – она повысила голос, хотя мы точно были в доме одни.
Точно? Дом вообще-то огроменный! Целый полк гусар можно расквартировать!
– Про наш прошлый Новый год знаешь?
Я кивнула, испугавшись, что на меня сейчас ещё больше семейной грязи выльют. Спасибо, не надо. Я сама все узнаю о Грише и от Гриши. Без заинтересованных посредников!
– Вот и славно. Теперь я хоть понимаю, что парень на тебя запал, а не на Любу. Будь я мужиком, тоже б запала, – добавила Елена Владимировна с улыбкой и кратким, нервным, смешком. – И это отлично. Мать он в четыре года потерял, но сестра у Насти тоже была хороша. Гриша на женской красоте воспитывался. То и странно, что Ульяну выбрал. Хотя тут я все испортила, конечно… И никогда себе не прощу. Ладно, – она снова подняла рюмку и кивнула на мою, которую я, поднимая для тоста, чуть не выронила. – За вас! Чтобы у вас все было хорошо!
Я пригубила вина – сладкого и терпкого одновременно, как наша с Гришей… Хм, наши с Гришей отношения. Любовь у нас только с большой буквы, и это женское имя. Хотя бы пока.
– Что он вообще тебе про отца рассказал?
Я смотрела на Елену Владимировну, на ее блестящие теперь уже от вина губы: что ответить? Нечего ответить… Гриша столько всего говорил, а в итоге ничего не рассказал, как выясняется. Или не захотел: пугать или расстраивать… Или на самом деле меня это просто не касается.
– Мне это важно, понимаешь? – говорила хозяйка, вжимая в мраморную столешницу локти. – Это мой муж, понимаешь? И сколько бы ошибок Антон не сделал, я его люблю и хочу, чтобы эта боль хоть к пенсии его отпустила. Ну и Гришка… Он тоже страдает, хоть и отшучивается вечно, так что это и в твоих интересах тоже, чтобы эти два дурака слезли с ножей.
Я сглотнула. Слюна оказалась кислой даже после вина. Улыбка у меня, наверное, была не слаще.
– Я только знаю, что после смерти матери Гришу воспитывал дед.
Да, именно это я и знала. Плюс то, что ребёнок оказался для отца обузой. Но этого в лицо этой женщины говорить нельзя. Она с мужем, похоже, два сапога пара. А другая бы с таким деспотом и не ужилась! Если только совсем какая-нибудь забитая мышка. Хотя вряд ли в мышиной шкуре она могла бы завлечь богатого папочку. И она довольно мила – странно, что принижает свои достоинства.
– А как она умерла, знаешь?
Я мотнула головой.
– Жутко нелепая смерть. Она уехала с сыном к родителям, как всегда делала летом. Ехала на велосипеде вдоль трассы. К счастью, одна. К счастью… – Елена Владимировна стиснула пальцы в замок. – На скорости у фуры открылась дверь и снесла Настю. Врачи говорили, что не мучилась. Хоть так…
Я смотрела на неё, она на меня. И я почувствовала, что у меня затряслись пальцы. С чего бы это? Дела давно минувших дней…
– Дед не смог вызвонить Антона. Позвонил в офис. Спросил, смогу ли я ему сообщить? Я по дури ляпнула, что смогу… А потом полдня ревела, а когда Антон к вечеру заглянул в офис, ещё минут пятнадцать говорила, что это у меня личное. Ты не думай, у меня ничего с ним женатым не было. Это потом уже как-то все навалилось, когда он с похорон прилетел без сына. Говорил, не отдали. И я ему верю – здесь бабушка только могла бы с ним сидеть, а там тетка, дед, бабка, братья двоюродные… Да и вообще… – она выдохнула. Тяжело. Очень тяжело. – Благими намерениями, сама знаешь, куда выстлана дорога… Потом сказали, раз ты с девкой молодой живешь, то ребёнку там точно не место. Я даже в Кишинев ездила. Дед сказал – рожай себе сама. Но видишь, не родила. Антон говорил, что у него есть сын и другого ему не надо. Долго говорил. Предлагал мне развод и содержание, если мне так хочется ребёнка. Тогда я думала, ладно уж… Другие вон родить по другим причинам не могут, а живут как-то. Тем более я ни на день не сомневалась в Антоне. Он по бабам никогда не бегал. За ним много размалеванных дур бегало, когда бизнес в гору пошел. На мне непонятно чего он женился. Окружающие говорили, что я воспользовалась его депрессией и прибрала к рукам. Может, и прибрала… У меня у самой шарики за ролики заехали. Я восхищалась их семьей. По-доброму завидовала… Говорила себе, вот замуж выйду только если такого же, как Вербов, встречу. Прямо Державинский вариант. Знаешь, о чем я?
Я мотнула головой.
– В школе, наверное, не говорят про такое. Но в усадьбу Державина могла бы и сходить. Там даже детские елки устраивают. Короче, была у жены Державина юная подружка Дашенька. Все женихам отказывала и объясняла это тем, что идеал мужчины для неё Державин. Но, увы, второго такого нет. Тут по Омару Хайяму прямо, уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало… Она в Ревель умотала, чтобы чужому счастью не завидовать. А потом жена умерла и Державин через полгода пришёл к Дашеньке с предложением руки и сердца, хотя был вдвое старше ее. Говорит, будь мне законным другом. Она и стала. Ему нужен был дома кто-то, кого можно было среди ночи разбудить и заставить слушать новые стихи или черновики государственных речей. А потом она увезла его в деревню на пенсию, выписала из Англии ткацкие станки и стала первой в России женщиной-предпринимателем. И как-то без детей общим бизнесом они и жили. И мы жили. Пока меня мать допекать не стала. Мол помрет твой муженек, а ты, дура, одна останешься, без детей и без внуков. Антон мне снова предложил развод. А я сказала – мне уже тридцать почти. Я могу воспитать подростка. Забери Гришу. Ты отец в конце концов, а не дед. Они там переругались в пух и прах. До сих пор не разговаривают. Антон судом пригрозил. В конце концов Гришка гражданин России. И начался кошмар. Полный… Я потерпела фиаско, и Гришка в четырнадцать лет убежал жить к Тамаре. Так там и остался с концами. Нет, пару раз, конечно, Антон притаскивал его за шкирку домой. Грозил Тамаре всевозможными карами, но мальчику было хорошо там, а не здесь. Я столько ночей проревела. И сына не обрела, и мужа потеряла. Антон ни мне, ни Тамаре простить не может. Ты не устала ещё? Я могу тебе в подробностях рассказать. Может, тогда и поймёшь, что она ему никакая не бывшая теща, а вторая мама. Вот он и за кошками бегает, и по магазинам, и от тебя убежит, чтобы встретить ее. И на свадьбу ее пригласит, а не нас, если Антон рогом упрется. Так ты уж прости, если мы своими дрязгами тебе праздник испортим. О, Гришка…
Она заметила его еще на террасе и замолчала. Он зашел, как выяснилось, за водой для детей.
– Гриш, я гитару привезла, – остановила его Елена Владимировна, когда он уже уходил с бутылкой из кухни. – Сыграешь? Споешь?
Он бросил на меня взгляд, потом только на нее.
– Не хочу, – ответил грубо и сухо. – Горло болит.
Это намек на то, что они с отцом все же переругались на морозце?
Елена Владимировна нахмурилась.
– Ты зачем сказал отцу, что встречаешь Тамару?
– Она позвонила при нем. Что я должен был сказать?
– Промолчать.
– Я не собираюсь молчать для вашего спокойствия. Попейте валерьянки. Оба! Лиза, хочешь пойти со мной?
Я перехватила взгляд Елены: умоляющий. Ее губы были плотно сжаты. Она не договорила. И я сказала, что нет. Лучше я не буду смотреть, что они там творят. И мысленно добавила: буду слушать, что они уже вытворили…
