Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 4.7 «Неродная родная кровь»
Я сидела на кухне. Чужой – даже не знаю, как это поняла. Точно рычажок переключили: не знаю, кто: Гриша ли со своими призывами к здравому смыслу, мама – с желанием, чтобы у меня наконец появился мужик, или я сама с пониманием, что у меня нет сил на войну с Кириллом. Откупиться – но откупаться придется не один год. И все эти годы я буду прикована к оформленным на мое имя квадратным метрам. Боже, я, кажется, превратилась в транслятор мыслей ГАВа. Нет, это и мои мысли, просто другого выхода до появления Вербова я не видела. Но и Вербов не выход. А как же дедушка Саша? Родной – это же не только кровь, родная кровь скорее мешает. Порой…
– Александр Юрьевич, – голос дрожал, но я прикусывала язык, чтобы взять себя в руки. – Я просила у Кирилла отсрочку не из-за денег, а чтобы разобраться в личной ситуации, – вертелась я ужом на сковородке, подогретой недоверием бывшего свёкра. – Вы же помните, с чего все началось? С желания Кирилла, чтобы мы уехали. Возможно, мы уедем, но не в Ижевск. Мы будем в городе и будем к вам приходить…
Я замолчала, не в силах больше, как выразился Вербов, форсировать события.
– Но мы всего три месяца знакомы, – я не врала, но все же передергивала факты от полной безысходности. – Мы вместе работаем, – Не буду говорить, что работаю на него. – Он разведен и дочь с матерью живут в другом городе. – Не стану говорить: в другой стране. – Они с Любой нравятся друг другу, но вы понимаете, что еще рано говорить о чем-то серьезным, а Кирилл настаивает на деньгах… Но, кажется, ему просто до сих пор хочется, чтобы я уехала и не мозолила ему глаза. Вот съеду от вас, и он успокоится. А если нет, то… – теперь голос начал дрожать, как и веки, как и ресницы. – Мы сможем разменять квартиру, я вам помогу…
Я вру, но что мне делать… Нет, не вру, я действительно не брошу старика… Который не бросил меня и сутками работал, чтобы купить мне лучшие фрукты.
– Помогу купить однокомнатную квартиру. А Кириллу отдадим деньги за его долю. Может, ему действительно нужны деньги.
Господи, ну нельзя, чтобы старик окончательно разочаровался в сыне…
– У нас все получится, – голос звучал твердо, но внутри все дрожало. – Только верьте в меня! Пожалуйста!
Так нужно, чтобы кто-то в меня поверил. Сказал, что у меня все получится. Пока все только грозятся отобрать у меня последнее! Даже тот, кому я якобы нравлюсь, то лижет руки, то облаивает, как настоящий пёс. Не хочется употреблять другое собачье слово… Хочется, чтобы он действительно оказался рыцарем.
Александр Юрьевич по-прежнему молчал. Я смотрела на него и держала дрожащую губу прикушенной: как же он сдал! Даже, кажется, с утра.
– Кирилл сказал, что ты не даёшь ему видеться с ребёнком.
Голос глухой, сухой, как после кашля. Я откинулась на спинку стула – взять лишнюю секунду на размышление над следующей фразой.
– Сегодня он первый раз после дня рождения заикнулся о желании увидеться с дочкой, чтобы вручить Любе подарок. Возможно, в другое время я бы не воспротивилась. Но сейчас, когда она начала привязываться к Григорию, я не хочу ее тревожить общением с отцом.
Хотелось сказать – с биологическим, но это прозвучало бы слишком грубо. Сказать «с настоящим» я не могла по другой причине: Кирилл никогда не был Любе настоящим отцом. Поэтому я одним словом констатировала факт его отцовства. Папой он не был тем более. Это «слово» вообще отсутствовало в Любашином лексиконе.
– Поймите, – повысила я голос, хотя Александр Юрьевич не собирался ничего говорить. – Это во благо ребёнка. Она маленькая. И если это шанс подарить Любе полноценную семью, я не хочу его упускать. Я знаю, как вам обидно…
– Ты не знаешь, – перебил меня бывший свёкр. – И дай бог, никогда не узнаешь. Я желаю тебе счастья и не хочу тебе мешать. Но и не знаю, как помочь. А квартира… Ну, честно, неужели ты думаешь, сын станет со мной судиться?
Я ничего не знала. И не хотела знать. Верить Кириллу у меня не получалось.
– Все будет хорошо, – ответила я сразу на все вопросы, заданные и пока еще нет. Особенно те, что обитали в моей голове, озвученные в разговоре с матерью и проглоченные вместе со слезами.
Новый год, все должно быть новое, а плохое по-новому – это определенно что-то хорошее.
– Ты будешь продолжать вот так вот бегать от Кирилла?
Я не подняла глаз, теребила в конец измятую кофту. Бегать? О, да – именно этим я занималась целый день. Да что день – я полгода, как заведённая юла, бегала по кругу. Я отключала нервы, а с ними отключились и мозги. Лия говорила – езжай к матери, успокойся. Нет, мать бы меня завела ещё больше и никуда б не отпустила. И дед, он не жилец, если будет один. Так нельзя. Он мне больше не родственник, но он родственник Любы на все времена. Почему окружающие этого не понимают?
– Нет, конечно. Просто не хочу портить ребенку праздник.
– А как ты заберёшь сегодня Любу? – спросил ее дедушка, согласно кивнув на мой предыдущий ответ.
– Сейчас Григорию позвоню. Он привезёт.
– Ты бы ужин приготовила…
Я машинально оглянулась на плиту, потом на холодильник. Затем представила себе Вербова на двухметровой кухне. Нет…
– Это не очень хорошая идея, – почти что вспыхнула я.
– Ты меня стесняешься? Я уйду к себе, – и Александр Юрьевич заранее поднялся.
– Нет, что вы! – я тоже вскочила. – Тут наоборот. Ему будет дискомфортно. Вы все же не мой отец…
Секундная пауза. Или всё-таки мы молчали больше минуты, глядя друг другу в глаза? Идиотская ситуация – мама права – жить с бывшим свекром, но ведь столько лет в этом был какой-то смысл. Почему же это так напрягает сейчас?
– А что он почувствует, если ты заберёшь у него ребёнка через порог и захлопнешь дверь? Ты должна пригласить. А дальше хозяин – барин. Иди готовь ужин.
И он ушёл, жутко шаркая. Намного громче обычного. Я достала телефон, но побоялась звонить. Послать эсэмэску или все же проверенное сообщение в соцсети? Слишком много нового на сегодня: я открыла ВКонтакте и по ошибке ткнула пальцем в сообщение от Лии, которое второй день игнорировала, не чувствуя в себе силы делиться сокровенным про ее босса. Сейчас из ее сообщения вылез скрин нашей коллективной фотографии и ее подпись: товарищи протрезвели, комменты подчистили, но Гришка все равно мог увидеть.
Я увеличила фотку – все цивильно: Дед Мороз Снегурочку даже за ручку не держит. Опускаю глаза к комментариям: в любых ты, душечка, нарядах хороша – а без них ещё лучше – главное, держать под замком и никому не показывать – ну да, бонусом шла к фирме…
Я чуть не шарахнула телефоном о стол. Но вовремя одумалась. Твою ж мать! Теперь понятно, откуда ветер дует… Может, Гришка ничего и не увидел – он в сети не сидит, теперь я точно знаю – а вот кому-то я ленту точно испортила! Аж с подарком подсуетился. Но зачем?
Я написала Вербову, что он может привезти ребёнка в любое время. Ответ пришёл лишь через пятнадцать минут, за которые я пару раз порывалась ему позвонить:
– Извини, мы обедаем.
– Где?
– Напротив дома. Люба сразу проснулась, как ты ушла. Можно мы через часа два приедем? Я тут кое-что пообещал ребёнку.
– Что?
– Ты ругаться не будешь. Ну, может, если совсем чуть-чуть, но неприятность эту мы переживём. До встречи и не звони мне. Не отвечу.
И чертика прислал. Хорошо, не губки! И ты, Брут? Вы меня сегодня до белой горячки довести хотите? Зима на дворе, кажется. Пусть и без снега.
Глава 4.8 «Новогоднее настроение»
Я не подсыпала отравы в еду, но пробовать собственную готовку не хотелось. Как и вспоминать йогурт с мёдом. Сколько килограмм я сегодня сожгла и нервов, не хотелось даже прикидывать. Я стояла у окна, вжав ладони в холодный подоконник и при этом чувствуя ногами жар от батареи. За окном тьму прорезали одинокие фонари. Я чувствовала себя одним из них. Где-то там в бескрайнем темном городе была моя звездочка с одним офонаревшим мужиком, который удосужился все же прислать сообщение, что опаздывает минут на сорок. Я зависла над экраном телефона, не зная, что послать ему в ответ. Хотелось просто послать и грубо – что он себе позволяет, но я спросила: где вы? – и не получила ответа.
– Александр Юрьевич, они обедали, а может быть даже ужинали. Пожалуйста, идите поешьте? – заглянула я после стука в комнату свекра.
Это был не совсем вопрос, скорее – приказ. Хоть кто-то должен меня слушаться!
– А ты?
А я не в состоянии проглотить даже корочку хлеба, которую отломила от буханки. Да что же мне так везет на засранцев?! Звук уведомления заставил меня подпрыгнуть вместе со сковородой – хорошо, не выронила ни картошку, ни рыбу, это все, на что хватило моей усталой и замученной за последние полгода фантазии. С большим трудом я брякнула сковороду на подставку и схватила телефон. Нет, всего лишь Степанова с очередным, слишком уж настойчивым, предложением присоединиться к их новогоднему столу.
– Ты не успеваешь с готовкой? – нагрубила я. – Я могу настрогать тебе Оливье…
Отправила и лишь затем прикусила губу.
– Лиза, я серьезно.
– Я тоже. Спасибо, но я буду с дедом.
– Так я и его приглашаю. Думаешь, трех стульев не найдем?
Да, в этом вся Лия – не поймешь, где шутит, а когда серьезно говорит.
– Мне не до улыбок. У меня Кирилл активизировался… Только не спрашивай ничего, я не хочу его обсуждать…
– Козел. А я думала, что это ты сообщение про Гришку проигнорировала…
Она еще что-то печатала, но я успела отправить свой ответ прежде, чем ее текст увидел свет в моем ящике:
– Извини, мне ребенка кормить.
И Лия стерла продолжение своего сообщения.
Черт, неужели Каменцев увидел фото и прочитал комментарии? Да пусть даже так, это же не повод вспоминать про ребенка! Зачем ему понадобилась Лиза? Расспросить Александра Юрьевича не получилось – я к нему и так и этак, со словами и без слов… Но либо дед не хочет говорить, либо ничего не знает. А самой строить предположения мне уже страшно.
– Спасибо, Лизавета…
Я даже не заметила, как деда Саша поел. Не удивлюсь, если две потеряшки действительно отправились ужинать: куда иначе они могли запропаститься? Люба никогда ничего не клянчит… Не клянчила, потому что со мной такое не прокатывало, но Гриша же на все скажет – да. Это же в мужском характере покупать женщину любого возраста.
Теперь я схватила телефон с твердым намерением позвонить – и пусть только посмеет не ответить на мой звонок. Черт возьми, он взял чужого ребенка! Я, мать-дура, отдала ребенка человеку, которого знаю три дня – офис не в счет. Может, у него там деловая встреча нарисовалась и он потащил ребенка черти куда к черти кому… Не просто же так попросил не звонить. Не из-за капризов дочери же решил пойти со мной на конфликт? Только бы не потащил ее к кошкам. А она ведь просилась туда у него с утра…
Боже, Кирилл, какого черта ты притащился именно сегодня?! Этих двоих нельзя оставлять одних!
Я уже почти нажала на кнопку вызова, как сработал домофон. По моему вопросу «кто?» было все ясно, поэтому Вербов молча подтолкнул ребенка к диалогу с матерью. «Это мы» – интересно, кто это «вы» и с каких таких пор это «вы»?
Я нарочно не пошла открывать им дверь. Вернее, открыла замок и приоткрыла дверь, но решила не работать для них швейцаром. Александр Юрьевич успешно ретировался к себе в комнату и закрылся там, сказав, что не хочет нам мешать.
– Мама, это тебе!
Ребенок вручил мне огромный букет красных роз. Это они лишние сорок минут за цветами в очереди простояли? Или… Искали цветочек аленький? Я как-то в момент вспомнила про свою просьбу к Деду Морозу.
– Чтобы не ругалась, – добавил его внук.
Я не успела спросить, на что? Потому что Люба выдала:
– Мы елку купили.
– Что?
Переспрашивать было глупо, потому что елка уже вошла в прихожую раньше Вербова. Он явно прислонил ее к стене на лестничной площадке, когда запускал в квартиру ребенка в расстегнутой куртке. Цветы в руке – это, чтобы я в глаз ему не дала?
– Извини, я знаю нормальный елочный базар только в Новой Голландии.
– Зачем? – только и смогла выдать я, глядя на довольную физиономию Вербова, высовывающуюся из-за колючей макушки. Наверное, он сейчас такой же колючий, но целовать я его не буду по другой причине: я не просила у него елку! Не я просила… Неужели Люба?
– Для новогоднего настроения. У вас же нет живой елки. А искусственные не пахнут.
– Купил бы свечку! – вырвалось у меня.
– Сказал же, что будешь ругаться… Не ругайся, такое дело… Скажи лучше, куда поставить… И… На выбор, либо елку подержи, либо шнурки мне развяжи…
Я раскрыла рот, но к счастью не лишилась дара речи.
– Я лучше потом пол помою, – ответила я, не в силах сдержать улыбки. Боже, Вербов, ну как тебе это удается?!
Я открыла ему дверь в свою комнату, где на тумбочке у окна стояла искусственная елка. Ставить настоящую было некуда, и Вербов понял это с первого взгляда.
– Я бы тебе сказала заранее…
– Безвыходных ситуация не бывает. Поставим на кухню…
– Издеваешься сейчас, да?
– Нет, предлагаю выход из безвыходной ситуации. Какие у тебя будут варианты – обсудим. Они у тебя всегда имеются…
Это он меня сейчас подколол или наоборот подчеркнул, какой я ценный работник?
– Ты лучше знаешь этот регион, – и он обвел свободной рукой комнату.
Хорошо, не спросил, где я сплю. Все убрано – стерильная чистота.
– А больше нигде нельзя ее поставить? – спросил Вербов совсем потерянным голосом, не получив от меня никакого ответа.
– Подожди. Я спрошу.
Комната свекра была больше, но это была его территория, и я даже на Новый год не собиралась на нее вторгаться. Сейчас же вынужденно постучала, и мне тут же открыли.
– Александр Юрьевич, можно к вам елку поставить?
Он обернулся на свою комнату растерянно. Место было, если втиснуть дерево между сервантом и шкафом. Или если поставить напротив окна, рядом с телевизором и чуть-чуть оттащить к двери диван.
– Конечно.
Но для начала пришлось их познакомить. Колючей оставалась только елка, эти двое без лишних разговоров пожали друг другу руки. Не знаю, вспотели ли ладони у Александра Юрьевича, но в сухости рук Вербова я не сомневалась.
Елка была в горшке, так что поставить ее проблем особых не составило, как и оттащить диван.
– А сейчас я схожу в машину за игрушками.
Боже… Гриша, что ты делаешь?! И что не делаю я – не раздеваю ребенка, который носится по квартире в куртке – хорошо еще Люба про обувь не забыла бесшнурочную. Глаза чуть-чуть потухли, когда елка не поместилась в нашу с ней комнату, но Любу все равно можно было как светящуюся звезду или ангелочка сажать на елку без всяких игрушек.
– Ты зачем выпросила у Гриши елку? – сорвала я с нее шапку.
– Я не просила елку. Честное-пречестное.
– Лизавета, зачем ты на ребенке срываешься? – свекор стоял в дверях своей комнаты, которую делил теперь с елкой, и смотрел на меня осуждающе.
Я срываюсь? – светился негодованием мой взгляд. Или Александру Юрьевичу просто неприятно присутствие в квартире Гриши, вот и нашел, к чему придраться.
– Ну, вы сами, надеюсь, справитесь с гирляндой и шариками? – спросил Вербов, протягивая мне объемный пакет. Через порог.
– А ты не останешься? – в мой голос так и не вернулась мягкость. – Я ужин приготовила. Или вы поужинали?
Секунда замешательства – или он просто смотрел мне в глаза и искал оставшееся в них тепло.
– Мы к тебе спешили. Нервничали. Голодали. Но я не хочу мешать. Завтра сходим куда-нибудь после елки. А сейчас я пойду.
– Я ужин приготовила, – повторила я не мягче, а еще более твердо.
– Лиз, я бы с удовольствием, но здесь я лишний, – нагнулся он ко мне, чтобы говорить шепотом. – Я не люблю быть лишним.
– Ты не лишний, – я тоже шептала. – И Александра Юрьевича я уже покормила. И они вместе с Любой нарядят елку.
– Ты действительно хочешь, чтобы я остался? Только скажи, и я останусь.
– Да, хочу.
– А что с моими шнурками?
Я машинально опустила взгляд к его ботинкам. Обтоптанным явно Любой.
– Не маленький. Сам справишься. Я тебе сейчас тапки дам.
– Только не тапком, ладно? Я действительно хотел, как лучше… Елка пахнет, чувствуешь? И в машине у меня теперь пахнет Новым годом…
– Как ты впихнул туда елку?
Я протянула ему тапки, он сунул ботинки под скамеечку.
– Переставил автокресло, разложил оба сиденья… Мне предлагали доставку, но мне хотелось прийти к тебе с елкой сегодня. Мне хотелось прийти к тебе с праздником.
– Боже, цветы… Я о них забыла.
Быстрее на кухню, поставить розы в воду… Они явно подарены от всего сердца.
Через пять минут мы уже сидели за столом втроем, через десять – вдвоем.
– Поговорили?
Я опустила глаза:
– Поговорили. Но ни к чему не пришли. Кирилл и отцу сказал, что ему, типа, нужен ребенок. Но моему ребенку такой отец не нужен…
– Лиз… – Мне пришлось поднять глаза. – А как Люба к нему обращается?
– А никак… – я закусила губу, не понимая, почему мне стыдно за Кирилла. – Люба слишком мало его видела, чтобы как-то его называть. И она не спрашивает о нем, и меня это более чем устраивает… Ты зачем сейчас спросил?
Вербов отвернулся со странной улыбкой и ответил, глядя на стену, у которой стоял обеденный стол – всю увешанную детскими рисунками.
– Да тут Илона выдала: у меня есть папа и есть дэдди. Правда, она в обратном порядке сказала. Я все-таки у нее на втором плане… И теща еще масла в огонь подлила, требуя, чтобы Илона говорила со мной исключительно по-русски, так она теперь вообще со мной говорить не хочет… Я ей пытался сказки на ночь читать. Говорит, ей неинтересно – думаю, она просто половину слов не понимает. Попытался по-английски читать, так Илона тут же заявила, что меня невозможно слушать и по-английски она может спокойно читать сама. И вообще она уже не маленькая, и я могу ей не звонить каждую ночь. Даже сейчас, когда она только с бабушкой, Илона отказалась со мной говорить. Сказала, у нее важные дела… Я не думал, что это произойдет так скоро. Что папа ей станет совсем не нужен. И мне кажется, я уже никак не могу повлиять на ситуацию…
Он говорил не для меня. Он говорил для стены. Просто высказал вслух, что носил в себе. Предложить выпить я ему не могла. Если только чаю.
– Чай хочешь?
Вместо ответа Вербов резко поднялся.
– Я лучше пойду. Завтра хочу в восемь в офисе быть. Ты возьми такси до театра. Я подъеду уже туда и буду с вами до вечера.
Он задвинул стул, сделал шаг к двери, но вместо того, чтобы выйти в коридор, наоборот закрыл дверь и резко обернулся: на нем не было лица. Вернее, была маска – страшная.
– Лиза, – он схватил меня за плечи. Достаточно сильно и достаточно неприятно. – Ты только не подумай, что это из-за твоей дочки. Я о ней не знал больше месяца, пока не стал выяснять, какого черта ты работаешь из дома. Хотя вообще-то выяснял немного другое, свободна ты или нет. Я был уверен, что нет, и был готов отбить тебя у него. А ребенок… Это не главное. И ни в коем случае я не ищу в Любе замену Илоне. Лиза, но я могу стать для нее отцом и если ее надо отбить у Кирилла, я сделаю это…
Я дернулась, но свободы не получила.
– Ты ее покупаешь, тебе это не кажется? – откинула я голову, чтобы видеть его лицо.
– Любовь… – он выдержал паузу, чтобы я не думала, что он говорит о Любе, – нельзя купить. Ульяна отказалась от всего, что я ей давал, ради мужика, у которого, по хорошему, за душой ни гроша. Она точно зарабатывает больше него. Я даже не купил Любе подарок на Новый год. Скажи, что она хочет? Я уже знаю про платье, которое появится под елкой ровно в полночь. Что еще?
– А почему ты должен что-то ей дарить? – я выдержала долгую паузу, но так и не получила ответа. – В Новый год подарки дарит Дед Мороз, а ты не дед… Не надо ничего дарить.
– Жестокая ты женщина, – по губам Вербова скользнула улыбка. – Я ведь все равно подарю. И ты будешь мучиться с моим подарком, как с елкой.
Я машинально подняла руку к колючей щеке, и Вербов отпустил мои плечи, чтобы прижать мои пальцы еще сильнее. Щека оказалась не колючей, он побрился еще раз.
– У моей дочери действительно все есть.
– Кроме папы?
Теперь молчала я.
– Не надо об этом… Это очень больно… – вырвалось у меня, как в разговоре с матерью. – Терять… Когда только нашел.
– Лиза, мы только нашли друг друга… О чем ты говоришь? – он не смеялся, это горький смешок сам прорвался в его речь.
– Чтобы ты не торопился с моим ребенком.
– Да я и с тобой не тороплюсь… И даже не говорю тебе, что ты прогуливаешь завтра рабочий день…
– Я попрошу отгул…
Он покачал головой и переместил мою ладонь себе на губы.
– Тогда возьму больничный. По уходу за ребенком. И снова отведу ее к волшебному доктору. Гриша, что ты делаешь?
Я попыталась отнять ладонь от его губ, но он в отместку еще и языком ее тронул. Господи, что он со мной творит…
– Поставил подпись и печать на твоем заявлении.
Он потряс нашими сцепленными пальцами в наэлектризованном воздухе.
– Но я никуда тебя не отпускаю… От себя.
– Не дари ничего Любе материального, ладно? Обещай. Ты уже подарил ей елку: и живую, и театральную.
– Понял. Не дурак.
Дура я, что как идиотка улыбаюсь. Но ничего не могу с собой поделать. Мне хорошо, и я не хочу, чтобы Гриша уходил. Но суровая действительность не спрашивает моего на то разрешения. Как дожить до завтра? Я в детстве, наверное, так не ждала елки…
