Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

       Глава 3.2 “Переписка по собственному желанию”

       И в машине, и в парке я чувствовала себя третьей лишней. Эти двое болтали, будто были знакомы вечность. Мой ребёнок не застенчивый от слова совсем. Как заговорила в полтора года, так и не умолкает. Но с посторонними тетями и тем более дядями она не общается. Откуда тогда такое доверие к гаду? Что он сделал такого, чего я не заметила? Кажется, не давал ребёнку никакого сладкого подобрина. Наверное, мы с дедом надоели Любе до чертиков. Или орешки у гада оказались заколдованными, потому что скормил он их не белочкам, за которыми они так и не угнались, а ребёнку.

       В парк Люба входила за ручку со мной, а на входе взяла за руку Вербова и не отпускала от себя. Или он – ее до конца прогулки. Я лишь белым пятном маячила на горизонте, думая свою невеселую думу. И Степановой не напишешь – шухерись. Никто ж не знает, что я с Вербовым. Вернее, что Вербов с моей дочкой. А я – с его курткой. На детской площадке он сунул ее мне в руки и ускакал.

       Я и не знала, что девчонки те же мальчишки, только в юбке… На зиму в штанах. Они умудрились все лазалки в округе пройти. Конечно, дед Любу не поднимает – грыжа. Мне не особо-то и дотянуться. А ребёнку, оказывается, надоело пресмыкаться по качелькам, ей летать охота… Да что это я, к собственному ребёнку ревную? Или собственного ребёнка к несобственному папе?

       И не успела я это подумать, как проходившая мимо старушка выдала:

       – Всем бы таких пап…

       Да, всем… Пап! Кому-то вершки, а кому-то начальники… Гады!

       – Мы устали и хотим есть, – вырос передо мной синеглазый гаденыш.

       – Чем я могу помочь? – да, я спросила глупость, только чтобы он перестал на меня пялиться.

       – У нас есть суп…

       Люба! Но в этот раз я не закричала. ГАВ тявкнул раньше:

       – Ну это у вас… А у нас тут будут… Ты ешь блины?

       – Мамины… – Люба так и сидела у него на руках и зачем-то, как маленькая, оттягивала ворот свитера. Но я снова не успела сделать ей замечания.

       – Мамины будем есть потом. Тогда пельмени? Или борщ? Что ты больше хочешь?

       И тут Люба уставилась на меня, но и сейчас мне не дали шанса заговорить.

       – Маме мы купим горячего чая. Она как сосулька.

       А я действительно замерзла: за городом явно была минусовая температура.

       – С коньяком.

       Надо было открыть рот, но я по-прежнему молчала.

       – Согласна?

       Интересно, кого он спросил. Любу?! Поэтому она кивнула. Красная и довольная. Я тоже стояла красная. От ненависти к белочкам.

       – Пойдем за пельменями?

       Он наконец-то спустил чужого ребёнка с рук, но руки ее не выпустил. Вернее, Люба сама потянулась к нему. Мне он подставил локоть. Хорошо не двинул им за «гада» во второй раз. Пришлось взять его под руку и чинно выхаживать рядом. Асфальт без налёта льда. Ребёнок может скакать дикой обезьяной, держась за сильную руку. Бедный Вербов… А вот и не жаль его нисколечко! Забегаловку, к его счастью, мы нашли через две улицы. Народу не было, но было тепло.

       – Я, наверное, не буду коньяк, – впервые за этот день твёрдо сказала я.

       И посмотрела на официантку. А Вербов смотрел на меня:

       – Не будешь или наверное? Девушка, принесите пятьдесят грамм, а там мы уж сами решим.

       Что решим? Господи, да что же ты, Люба, так хорошо себя ведёшь – мне даже повоспитывать тебя не за что. Только…

       – Люба, ты руки не мыла. Пойдём? – и тут меня Вербов опередил.

       Ему явно нравится с бабами по туалетам ходить… Но вскочить и побежать самой – дать только лишний повод для подтрунивания. Обойдётся! Люба ребёнок. Почему бы девочке с папой не пойти руки б не помыть? Ведь только руки ж…

       Звякнул телефон. Сообщение ВК.

       – У нас большие проблемы. Выручай.

       Я подскочила. Хорошо, я в джинсах – можно не от бедра, а бегом.

       – Хотел помочь. Прости…

       Я кивнула и закрыла перед его носом дверь туалета. Ничего. «Прости» должна говорить я. Даже взяла телефон, чтобы сказать, но тот неожиданно зазвонил. Да что б…

       – Мама, телефон!

       – Я слышу… Это опрос. Я не буду отвечать.

       Отвечать я не буду. Это Кирилл. Он не испортит мне день ещё больше. ГАВ в его помощи не нуждается. Сам меня прекрасно облает! Но Каменцев тут же перезвонил. И я снова проигнорировала вызов, выключив на телефоне звук. Набрала текст Вербову:

       – Извини. Ты все не так понял.

       И сунула телефон в задний карман джинсов, чтобы помочь Любе. Телефон завибрировал, но я вытащила его лишь за столиком.

       – Что я не так понял? – вопрос от ГАВа, который держит в руках телефон и смотрит мне в глаза.

       – Про нас с Лией, – печатаю на виртуальной клаве очень реальное признание, которое может стоить моей подруге работы.

       – Я думал, про звонок, на который ты не хочешь при мне отвечать, – получаю тут же в печатном виде ответ.

       – Это соцопрос, – не поднимаю глаз от экрана.

       – Очень настырный соцопрос, – читаю с него.

       Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Два идиота с телефонами.

       – Это у меня вырвалось в запале. Я расстроилась из-за потери работы. Лия просто меня поддержала.

       – В том, что я гад? И хочу тебя уволить? Это ты – гадина, не хочешь на меня работать.

       Вместо ответа – долгий взгляд. Но замечаю, что он снова что-то пишет, а у меня снова звонит телефон, пусть и молча, но звонок не хочу скидывать. Пусть Каменцев думает, что я забыла телефон или сплю днём. С ребёнком. Его ребёнком!

       – Люба уснёт. Поговорим. Я все для этого делаю, – снова присылает мне ГАВ.

       – Для чего? – шлю в ответ.

       – Чтобы она уснула. Хватит включать дурочку. Кто тебе названивает?

       – Любин отец.

       – Зачем?

       – С Новым годом поздравить.

       Снова глаза в глаза и я, не глядя, кидаю телефон в сумку. Достал! Гад!

       Аппетита нет. Мне даже пельмени встали бы сейчас поперёк горла. Рыба уж точно – и хрена лысого я ее заказала?! Смотрю на коньяк. ГАВ тоже на него смотрит – да чтоб тебе провалиться: хватаю рюмку и выпиваю залпом. Как вчера вечером в кухне. Сейчас я тоже пью одна. С гадом за одним столом. Он поворачивает голову к моему ребёнку и спрашивает:

       – У тебя мама пьёт?

       Нет, он это не спросил. Он спросил, вкусно ли Любе. Ей все вкусно! У неё свидание с Гришей! Это у меня сверхурочные! Отработка перед уходом по собственному желанию!

       Глава 3.3 «Несладкий выбор»

       – Не спит?

       – Не спит…

       Так общались наши с Вербовым взгляды: то я оборачивалась к автокреслу, то он смотрел в зеркало заднего вида, и оба мы видели огромные синие глаза без налета сна, но все еще надеялись усыпить ребенка ездой на тарантасе по колдобинам. С чего вдруг Любовь Кирилловна почувствовала себя взрослой и отказалась от дневного сна? С одной стороны, это играло мне на руку – Вербов говорил исключительно с Любой и не мог касаться животрепещущих личного плана. С другой стороны, недосказанность в отношениях с почти что бывшим работодателем меня не на шутку пугала. Или пугали его взгляды, от которых в по-летнему теплом салоне я дрожала по-зимнему.

       – Что случилось? – спросила я с еще большей опаской, когда Мерседес неожиданно свернул с проспекта на небольшую улочку. Я даже не поняла, что именно меня напугало: ну в крайнем случае всегда можно забрать ребенка и поехать домой.

       – Ничего, – ГАВ, похоже, не понял вопроса. И в мой воспаленный мозг закралось небольшое сомнение в собственной вменяемости, а что если Вербов сказал, куда мы едем, а я списала все на болтовню с ребенком и пропустила мимо ушей. – Раз никто не спит… – И так странно глянул на меня. Ну да, я-то пару раз зевнула. Меня реально разморило в бане, которую он устроил в машине, и в до противного удобном кресле. – Пойдем за тортиком втроем.

       О, да… Он же пообещал Любе торт, когда та проснется. Может, ей очень захотелось помочь Грише в выборе лакомства, вот она и решила не спать. Грише, без дяди… Когда я пару раз сделала ребенку замечание по поводу недопустимой фамильярности, Вербов заявил, что не желает быть «дядей» – интересно кем он тогда желает быть для Любы? С разницей в двадцать пять лет! Гриша… Со стороны это смотрелось ужасно. Я даже поймала пару косых взглядов, пока мы втроем толкались около яркой витрины. Я же учила дочку говорить в общественном месте тихо – но все правила полетели к черту, стоило появиться господину Вербову-Морозу. Он меня реально вымораживал своей распущенностью – будто, кроме них с Любой, в магазине нет вообще людей.

       – Если мы еще и маму будем спрашивать, что она хочет, мы до вечера отсюда не уйдем! – выдал вдруг ГАВ раздраженно.

       А меня спрашивали? Я снова выпала из реальности? Из его с Любой реальности, в которой я чувствовала себя третьей лишней. Его терапия проходила на ура, меня же он вгонит в депрессию по самое горло. По колено меня уже вогнал Кирилл. По колено в свое дерьмо…

       – Лиза, вот! – Вербов ткнул меня в грудь ключами. – Иди в машину и позвони ему.

       Я перехватила злой взгляд. Дело не в пирожном, а в телефоне, на котором я, не глядя, набирала Кириллу ответ. Как догадался? По твоей роже – да, он так мне и ответит, если спрошу. Но я лучше просто оттолкну руку с ключами – опять же взглядом.

       – Это не срочно…

       Нет, это было срочно. В итоге Каменцев прислал эсэмэску, что хочет сегодня со мной встретиться. Даже не сказал, зачем. Типа, догадаюсь. И я догадалась. Гад Намбер Ван – двадцать восьмое декабря, ну что за скотина…

       – Тогда можешь сделать это не тогда, когда мы выбираем торт?

       Так и хотелось ответить – ну так это вы же выбираете. Я-то тут при чем?!

       – Я просто должна написать, что не дома и скоро дома не буду, – и добавила под тяжелым долгим взглядом: – Мы собирались встретиться по одному не очень приятному вопросу.

       Вербов продолжил буравить меня взглядом, точно проверял на детекторе лжи. Ну, ёлы-палы! Какая ему разница, что делаю я? Он просил ребенка на выходные – получил! Радуйся! И оставь в покое меня! И я спрятала глаза в телефон и дописала: Я загородом с Любой. Будем очень поздно. Сегодня точно не получится.

       Хотелось написать – будем завтра, чтобы не вздумал препираться вечером. И вообще я не хочу видеть его дома – не надо усаживать нас с дедом за стол переговоров. На кухне стол не круглый – я отобью себе об углы все коленки желанием дать кому-то между ног. Ну заодно и локти – между глаз съездить Каменцеву тоже не мешает.

       – Этот неприятный разговор может подождать до понедельника?

       Вербов, может хватит? Сейчас ты забукаешь нас и на завтра? Не наигрался с чужим ребенком?

       – Именно это я и пытаюсь выяснить, – огрызнулась я.

       Тогда Вербов протянул руку, вырвал у меня телефон и сунул себе в карман. Я только чудом не ахнула.

       – Потом объясню, – буркнул он и отвернулся к прилавку.

       Ну вот же гад… Намбер Ту или проще сказать – Премиум Класса!

       – Я не хочу при ребенке, – шепнул мне Вербов, чуть ли не ткнувшись носом в ухо, когда придержал нам дверь на выходе из магазина.

       – Я тоже не хочу…

       Как хорошо, что Кирилл в разговоре так и остался неким товарищем по имени «Он». Люба знала имя, хотя не знала папы как такового. Только в этом году, после смерти матери, Кирилл выказал желание прийти на день рождения дочери, и то, как выяснилось вскоре, чтобы поставить меня перед фактом о разделении жилплощади. На удивление Люба совершенно им не заинтересовалась, хотя могла б чисто из детского любопытства проявить интерес к новому дяде. Наверное, Кирилл не знает, где у девочек находится заветная кнопка доверия… А Вербов не знает ничего про женскую кнопку, раз от него куда-то увезли его Илону. Странный у него развод, но я ничего не хочу про него знать…

       – Люба, здесь до дома пять минут. Обещаешь не заснуть? – сказал Вербов, справившись с ремнями автокресла, и подытожил не вопрос, а требование коробкой с тортом, которую водрузил ребенку на колени.

       – Она перевернет! – встряла я, хотя мне дело не было до того, довезем мы торт или нет.

       – Не переверну! – опередила теперь его Люба.

       – Конечно, не перевернешь, – подытожил Вербов хлопком двери. – Люба большая, – продолжил он уже из-за руля. – Ей можно и нужно доверять.

       Я отвернулась к окну – не надо мне тут псевдофилософий разводить. У вас обоюдное доверие прорисовалось, потому что ты умеешь вести переговоры, приятель. Только интересно, кто будет платить неустойку. Я?

       Они довезли все в целости и сохранности. Я не особо представляла себе квартиру, в которой должен жить Вербов, и все же малость удивилась обычному старому панельному дому – такие, кажется, здесь называют кораблями – с узкими прямоугольными окнами. Вербов вытащил массивную связку ключей и долго искал нужный – ключница мужского рода. Мы покорно стояли рядом. Люба с абсолютно серьезным лицом держала торт на вытянутой руке, будто желала вручить его первому, кто выйдет из двери парадной. Но никто не вышел, а вошли мы.

       – Третий этаж. Пешком? На лифте? – поинтересовался Вербов.

       Без ребенка я бы пошла пешком, но тут вызвала лифт. Дверь у квартиры тоже обыкновенная. И за ней… Вторая дверь оказалась открытой. Вербов на секунду замер, потом толкнул ее и перешагнул порог первым, забыв придержать дверь, но я ее поймала.

       – Гриш, ты, что ли? – услышала я женский голос. – Хоть бы позвонил, что приедешь…

       Об мою ногу что-то ударилось – кошка, черная… Я машинально схватила ее обеими руками, чтобы не убежала на лестничную площадку, и чуть не получила дверью по лбу.

       – Я не один… – услышала я тихий голос Гриши и потом громкий: – Лиза, захлопни дверь и проходите!

       Кошка вывернулась и чуть не угодила в торт – на коробку, но я чудом умудрилась вовремя присесть и так и осталась подле Любы на корточках. И не сразу поднялась, когда в коридоре появился Вербов с женщиной лет… Возраст я никогда не научусь определять. Но хотя бы отсутствие родства не ставилось под сомнение.

       – Это моя соседка, Софья Васильевна, – успел сказать он, пока я вставала. – Это Лиза, мы вместе работаем…

       Не сказал – сотрудница, странно… Но на меня не смотрели. Смотрели на Любу, и растерянно-удивленное лицо женщины меня напрягло.

       – Гриша, неужели ты решился…

       Он тут же обернулся к нам:

       – Лиза, оставайся в обуви. И дочь не разувай.

       Он сделал ударение на слово «дочь» – зачем? Что происходит? Тетка пошла пятнами.

       – Ты должен был позвонить, – снова упрекнула она Вербова. – Я бы хоть прибрала тут. И проветрила. Нельзя же вот так…

       Она снова во все глаза смотрела на мою дочь. Люба стояла с тортиком и почти не дышала.

       – Я не знал, приеду или нет. И мы всего на пять минут. Кошек поглядим и уйдём.

       Они о чём? – я ничего не понимала.

       Глава 3.4 «Странная квартира»

       – Люба, неси торт на кухню.

       Квартира крохотная, и до кухни три шага. И можно действительно не разуваться – на полу линолеум. Ужас! Наша квартира даже не в отремонтированном виде выглядела лучше. Кухня из пластика, но не современная. Табуретки – явно, чтобы спасти место: здесь же до всего можно дотянуться, стоя у двери, точно в хрущевке! На столе кошка, рыжая. И куда ставить торт – непонятно.

       – Гриша, это точно не твоя? – услышала я чутким материнским ухом голос соседки, которая была уже у двери.

       – Не моя. Я шутил. Ладно, психовал… Но мне можно.

       – Ты меня так до инфаркта доведешь, негодник.

       – Я не собирался с вами встречаться.

       – И не собирался рассказать, как там твои?

       – Нормально. Правда, я вчера не звонил. Впрочем, я ничем помочь все равно не могу. Но у них все распланировано – вы же знаете Ульяну. И они все равно ж из дома не выходят. Уля заказала им доставку продуктов на дом. Справятся. Шесть дней осталось пережить. Да вы настройте Вотсап и сами с ней поговорите. У нее на ее мобильном номере.

       – Не хочу лезть, – огрызнулась соседка чуть громче.

       – Вот и я не хочу лезть.

       – Гриш, убери деньги, – заговорила еще громче. – Я не возьму. Я Томе помогаю…

       – Это за моих двух кошек, – Я услышала нервный смешок соседки. – Софья Васильевна, давайте не будем. Новый год… Иначе с шампанским и икрой приеду… Не гоняйте меня на другой конец города.

       – Не надо никуда приезжать. Ты еды им на месяц притащил. Мы справляемся.

       – Ну да, по мне кошаки явно не скучают…

       – Гриша, Гриша… Ладно, не надо так на меня смотреть. Все, ухожу. Но ты меня слышал, Гриш? Не смей, понял? Свой ребёнок – это свой. Чужой – это чужой.

       – Я все понял… Софья Васильевна, я не маленький.

       – Маленький, маленький ты ещё. Всегда для нас маленьким будешь. Мне тоже за тебя обидно. Не представляешь как. Да бог ей судья… Пусть будет счастлива. Все, ушла, ушла…

       Хлопнула дверь – обе. Вербов тут же вырос в дверном проёме и закрыл его собой.

       – Ну хоть ты не наглей…

       Я только рот открыла – слов в ответ в нем не нашлось. А Вербов просто шагнул к столу и поднял с него рыжую кошку.

       – Она когда-то была самой воспитанной… А сейчас вошла в бальзаковский возраст и шлёт всех лесом… – он присел подле Любы вместе с кошкой. – Нравится? Эту можешь взять на руки. Она не тяжелая, просто пушистая… – и тут же обернулся к двери: – Явилась проверить, есть что пожрать?

       В коридоре стояла обыкновенная серая дворовая кошка. Вербов поднял на меня взгляд:

       – Я у них просто мужик, который еду приносит. Ни грамма любви. Я уже молчу про благодарность. Потребительницы фиговы…

       Интересно, это и ко мне относится? За что я его не поблагодарила? В общем-то за все. Я, кажется, ни разу за сегодняшний день не произнесла слово «спасибо», все не к месту как-то было. Но Любаша точно за все благодарила. Еще и добавляла – Гриша.

       – А как ее зовут? – продолжили они своё личное общение.

       – Эмбер. Янтарь. А то серое чудо – Грейс. Я ее под машиной пять лет назад нашел. У меня тут ещё одна есть, но она вряд ли выйдет…

       – А остальные? – бросила я уже в спину, когда Вербов сунулся к раковине вымыть руки. – Кто здесь живет и чьи это кошки?

       Пусть не думает, что я слепая, глухая и вообще меня тут нет.

       – Моя теща, бывшая, – добавил он тут же и, оставаясь ко мне спиной, взял электрический чайник и, вылив воду, налил новую из фильтра на кране. – Но две кошки мои, я их с улицы притащил. Грейс котёнком. А Глашу уже взрослой, и она не прижилась тут особо. Думал, забрать к себе, но жена захотела отдохнуть от кошачьего царства, а потом теща не отдала. Но есть большая вероятность, что мне придётся забрать всех, хотя я реально не представляю, что с ними делать. Если только составлять конкуренцию вашему Котокафе…

       Он наконец обернулся, но не отошёл от кухонных шкафчиков. Смотрел поверх наших голов в узкое окошко над столом, до которого Люба могла дотянуться, встав ногами на стул, но она предпочитала пол и уже трёх кошек.

       – Лиз, нет сквозняка? – забеспокоился вдруг Вербов. – Я действительно не чувствую холода, но я такой – горячий, – и как-то смутился. – Знаешь, я ей сейчас кофту принесу. От греха подальше. Зря куртки в машине оставили. Надо было сообразить, что тут дышать нечем.

       Я снова не успела ничего ответить – у него мастерски выходят монологи. Или я все никак не могу выйти из ступора. Куда он нас притащил? Куда-куда? На кудыкину гору к кошкам!

     – Давай примерь!

       Он вернулся со скоростью спринтера. Это был розовый свитер с единорогом и блестками.

       – Нравится? Носи на здоровье.

       – Ей не нужен ещё один свитер! – не сдержалась я. Мне не давали покоя слова соседки про чужих детей. Может, Вербов так развлекается? Ну ведь все может быть… Я же его и трёх месяцев не знаю. Да если и знаю, то только на планерках и только по существу. По существу вопроса, а вот каким он существом является в личном плане, я без понятия.

       – Ну и мне не нужен. Илона к лету из него вырастет. Люба, тебе нравится свитер? – Она, конечно же, кивнула. – Тогда не слушай маму…

       Не слушай маму? Что он вообще язык распускает?!

       – Гриша…

       Он перегулял без куртки и без шапки – мозги отморозил. На меня тоже взглянул самым невинным из возможных взглядов, да ещё заявил:

       – Может, ты посмотришь вещи Илоны? Там куча маленьких вещей…

       – Нам ничего не надо! – уже реально повысила я голос.

       Не надо нам помогать. У меня ребёнок не с помойки одет. И вообще мы умеем не пачкаться и хорошо стирать, а лишнего места для лишней одежды у нас нет.

       – Мне тоже не надо. Не хочешь себе, перебери, я тогда скину в детский дом. Раз уже приехал.

       И зачем он покупает кучу вещей, если ребёнок тут не живет? Да и жить тут как-то не очень. И дело даже не в запахе.

       – Хорошо, я переберу их для тебя, – сдалась я или все же нашла предлог уйти из чужой кухни.

       – А кто такая Илона? – услышала я запоздалый вопрос Любы, и Вербов впервые замялся:

       – Ну, одна девочка… Которая иногда приезжает к бабушке. Ее бабушка здесь живет. А сейчас она у неё в гостях. Потому что Илона заболела.

       Почему он не назвал ее дочкой?

       – Где вещи? – решила я поиграть в спасительницу.

       Уберечь Вербова от прямых детских вопросов – мой долг. Даже рассмеяться захотелось. Но я лишь улыбнулась. Он не понял моей улыбки, но поспешил улыбнуться в ответ.

       Комната оказалась отремонтированной. Даже с ламинатом. И без кошек. Хвостатые жили в двух других комнатах. Эта была закрыта на ключ – правда, ключ торчал из двери. Внутри детская кровать и шкаф-купе. Больше ничего. Ковёр и комод – наверное, с игрушками.

       Вербов перехватил мой растерянный взгляд.

       – Илона приезжает к бабушке. Не ко мне. Я так… постольку поскольку. В общем, из-за кошек к себе тещу не взять, а таскать каждый день сюда ребёнка не дело. И потом Илона не помнит своей детской все равно. Ее дом давно не здесь.

       – Год? И не помнит? – не поняла я.

       – Почти четыре года. Мы просто документы оформили только в январе, – и быстро отвернулся к шкафу: – Короче, все тут. Я пойду чай заварю, а вы тут хозяйничайте. Здесь и запаха почти нет. Я не разрешаю пускать сюда кошек.

       – Гриша, их действительно одиннадцать?

       – Да, но я их всех не сгоню в одно место. Я же сказал – на меня смотрят: мужик, что ты приперся? У нас жрачка ещё есть. Впрочем, на меня все так смотрят… Ладно, – он наградил меня каким-то совсем тяжелым взглядом. – Я пошёл чай заваривать.

       А мне что делать со всеми этими вещами и знаниями? Бред какой-то! Не надо было соглашаться на прогулку.