Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

       Глава 5.3 «Я – пантера»

       На работу тридцать первого декабря я, конечно, не пошла. У всех работников, со слов Лии, был короткий рабочий день – ну кто бы сомневался! Планерку в пятницу я не проигнорировала, ее просто не было – все готовились к корпоративу без начальства. Я, кстати, тоже… Но начальство явилось и больше никуда не девалось. Из моей жизни уж точно. Все, что было с ГАВом, было в прошлой жизни. Все нынешнее происходило с Гришей. И пусть в офисе уже неделю делать нечего, мы бы с Вербовом, конечно, нашли где и чем заняться, но я решила заняться салатом Оливье. Новый Год его отсутствия на столе не простит. Да и пять новогодних минут разве достаточно для любви, которую ждали пять лет? Гриша должен это понимать – его приглашение в офис, конечно же, было дурацкой шуткой. Или проверкой, которую я, надеюсь, прошла.

       – Люба готовит для тебя шоколадную колбасу, – послала я Вербову фотку ближе к обеденному перерыву.

       Дочка устроилась рядом со мной с огромной миской и крошила в ней руками печенье с очень серьезным выражением лица, прямо как у ее Гриши на планерках.

       – Скажи ей правду о мужской физиологии: сердце находится в груди и никак не связано с желудком. Впрочем, ты тоже этого не знаешь. Променяла меня на Оливье. Я его ненавижу.

       А я ненавижу твой юмор. Иногда, Гриша, он совсем не к месту.

       – Не надо любить Оливье. Его надо просто съесть. Приезжай пораньше. Чего тебе в офисе сидеть?

       – Я к кошкам поеду. Они в отличие от некоторых меня любят и жалеют.

       Я замерла – любят? Он ждет от меня признания? Но не слишком ли рано для подобных слов? Он сказал, что я ему нравлюсь, я ответила, что он мне тоже нравится. Разве этого мало для пятидневного знакомства?

       Но все же написала в ответ:

       – Я не кошка. Я пантера.

       – До вечера, Багира. Не перетруждайся. Я не собираюсь всю ночь есть.

       Я побоялась спросить, чем он собрался тогда всю ночь заниматься… у меня на кухне. Но стол-книжку мы раскрыли все же около живой елки. И не только из-за самой елки. Александр Юрьевич заявил, что пойдет спать на мое кресло вместе с внучкой, чтобы нам не мешать. Мне никто не мешает, кроме моей бурной фантазии. Мы еще недостаточно с Вербовом знакомы, чтобы он отвешивал пошлые штучки направо и налево. В письменной и устной форме.

       – Просто хотел услышать твой голос, – вместо «здрасьте, я ваш папа», сказал Вербов, когда я, на ходу вытирая руки о мокрое полотенце, приняла в последний момент его вызов. – Ты Любу спать во сколько будешь укладывать?

       – Понятия не имею… – чуть не зевнула я сама.

       Полночи я провела над подарком для «папы». Сломав голову, из чего можно сотворить чудо, я выбрала серую шерсть и сваляла стальную крысу. Захочет повесить в машине на зеркало, повесит. Нет – не обижусь, пальцы от иголки уже не болят и глаза уже не в кучку. А что можно подарить человеку, у которого есть все, кроме Паркера, когда на Паркер не хватает? Только символ наступающего года, сделанный своими руками. И вообще стыдно ни разу не взять в руки иглы для сухого валяния. С ребёнком я решилась только на мокрое, и у нас с Любой появились одинаковые бусы из разноцветной шерсти. Ночью я нашла руководство к действию и использовала иглу по назначению. Пару раз укололась, но это было оздоровительное иглоукалывание: я делала подарок для мужчины, оценка которого была слишком для меня важна.

       – Ты все же решил приехать к нам пораньше?

       – Нет, просто… У меня ещё дела. Так во сколько уложишь ее?

       – Не раньше пяти. Иначе она не высидит до Нового года.

       – Отлично. Хочешь я ей почитаю сказку по телефону?

       Я замерла. Нет, зачем так? Она не Илона.

       – Скажи, Люба внешне очень похожа на твою дочь? – сорвался наконец с языка вопрос, крутившийся там с визита в кошачью квартиру.

       – С чего ты взяла? – Вербов замялся всего на пару секунд. – Илона – смуглянка-молдаванка. А чего ты спросила?

       Снова все во мне замерло – не скажешь же, что я не верю в его чувства ко мне.

       – Просто меня смутил взгляд твоей соседки. Думала, девочки похожи…

       – Ты про Софью Васильевну? – и хохотнул, только как-то нервно. – Боже, Лиза, не проси у меня объяснений. В этом году хотя бы. Я хочу побыть для тебя умным и взрослым. Меня дурака ты со временем узнаешь… Идёт?

       Я махнула ресницами в знак согласия. Стояла перед зеркалом в коридоре и видела свои безумные горящие глаза.

       – Ничего серьезного? – спросила я более чем серьезно.

       – Да глупости, конечно. Сейчас понимаю, что глупости… Просто это не только моя тайна, но и отца. Так что сначала я познакомлю тебя с серьезным мужиком, а потом расскажу, какой он на самом деле дурак… Мы оба дураки, так Елена Владимировна считает, а с женщиной спорить чревато. Лиза, я скучаю… Безумно. Но я тренирую силу воли. Не разрешаю себе сорваться к тебе до положенного часа. Так когда ребёнка укладывать? Я хоть буду чувствовать себя при деле.

       – Давай в пять. Ради папы она пойдёт спать. Ради мамы – нет.

       – Зато к тебе, проснувшись, побежит. Я к тебе тоже в девять прибегу.

       – Давай…

       В прихожей было не так жарко, как на кухне, но спина моя взмокла. У него голос совратителя. Почему я раньше этого не замечала? Потому что раньше он говорил со мной лишь как с работником. А сейчас? Я не могла произнести слово, которое очень хотелось озвучить и воплотить в жизнь. Я покрутила у виска пустой рукой без кольца – не много ли я себе надумала?

       В пять? Не забыть бы, да как такое забудешь! Разве можно таким голосом детские сказки читать? Только если про Руслана и Людмилу… Про темное ложе и ожидание первой любви.

       – Люба, ты зачем холодильник открыла? – отлепилась я через силу от зеркала, по контуру которого пастой нарисовала неделю назад зимний узор. Пусть хоть в квартире наступит настоящая зима. – Колбаса до вечера должна лежать в холоде.

       Я повысила голос, я против воли и здравого смысла срывалась на ребенке – без повода. Я – злюка, Гриша прав, но он не прав в первопричине: дело совсем не в том, что я пять лет без мужика. Дело в том, что все эти пять лет я так и не почувствовала себя абсолютно свободной от Кирилла Каменцева. И вряд ли смена фамилии на девичью помогла бы мне абстрагироваться от семейной жизни, которая закончилась, не успев начаться.

       – Люба, давай ты салфетки красивые на стол положишь? – пошла я на примирение с ребенком.

       Потом она чистила с яиц скорлупу, включала и выключала кухонный комбайн, измазалась по уши в селедке, но все же улыбалась уже более часа. И я улыбалась ей в ответ.

       – А теперь умываться и переодеваться.

       Пока не в пижаму. До Гришиной сказки оставалось еще больше часа. Люба надела домашнее, чуть линялое, платье и тараторила, что завтра она обязательно наденет то, что принесет ей под елку Дед Мороз.

       – У нас с тобой еще много дел в старом году, – потянула я ее подальше от шкафа, на дверце которого висела вешалка с нарядным платьем, старым, прошлогодним.

       Но до кухни мы не дошли. Нас остановил звонок в дверь. Домофон молчал. Да и все мы были дома. Кто это может быть? Сердце замерло от нехорошего предчувствия. Очень нехорошего.

       – Не открывай! – потянула я Любу прочь от двери. Пусть оставляет подарок под дверью, как я ему и сказала.

       – Кто там? – как назло, высунулся из двери своей комнаты дед.

       Мое каменное лицо стало ему ответом.

       – Сами открывайте, – сказала я, поняв, что дверь слишком тонкая, за ней все слышно, не поверит, что нас нет дома. – Нас нет! – это я сказала еще громче.

       Схватила Любу и потащила в комнату, на ручке которой нажала замок. В коридоре тоже тем временем щелкнул тяжелый засов.

       – Кто там? – спросила меня Люба.

       Как ей сказать, кто? Не папа точно.

       – Лизавета! – донесся из-за закрытой двери голос Александра Юрьевича. – Это Дед Мороз пришел.

       Я привалилась к шкафу и скинула вешалку с платьем. Кирилл бы не додумался переодеться в кафтан Деда Мороза, а вот Гриша мог. Зачем? Я распахнула дверь и пожалела: своего Мороза я бы узнала в любом виде. Этот был ниже ростом.

       –

       Всех читателей с Днём Св. Валентина!

       Продолжение будет 21 февраля (я в отпуске!)

       Глава 5.4 «Стишок для Деда Мороза»

       Когда Дед Мороз заговорил, с души будто камень свалился, и она из пяток вернулась в грудь – не Кирилл. И раз Каменцев внял моей просьбе и прислал подарок дочке через постороннего человека, я даже скажу ему спасибо – действительно, от всего сердца. Это хороший поступок. Особенно после разговора на повышенных тонах. Наверное, он повзрослел. Я просто через запылившиеся, бывшие когда-то розовыми, очки этого не заметила.

       Я провела Деда Мороза к елке и, как положено, усадила на диван. Это был первый домашний Дед Мороз в жизни моего ребенка, но я знала из собственного детства, что сейчас Любу попросят рассказать стишок и была спокойна: Люба не растеряется. Так и вышло: она рассказала Есенинскую «Белую березу» без запинки. Подарок она заслужила. И я ждала, что же появится из красного мешка с таким же нетерпением, что и моя дочь.

       Коробка большая и плоская. Не игрушка. Какое счастье! Набор для детского творчества: делать заколки, бусы, браслеты. Отлично – никаких новых пылесборщиков в доме не будет. Действительно Кирилл повзрослел. И подумал, что может увлечь подросшую дочь, а не тупо схватил первую попавшуюся куклу или пони.

       – Я платье просила, – надувшись, почти плача, вдруг выдала Люба, и у неё даже затряслись ручки и огромная коробка в них.

       – Так платье тебе? А я думал маме твоей! Ой, все зайцы мои с белками перепутали, – не растерялся актёр. Даже голос остался стариковским. – Но я успею по заячьей почте тебе платье отправить. Завтра будет под елкой лежать. Веришь мне?

       И Дед Мороз нагнулся к Любе, протягивая спрятанную в варежку руку.

       – А мамино платье ты принес?

       Вот же детская непосредственность! Не выкрутился актёр, не выкрутился…

       – А то как же! – крякнул Дед Мороз и сунул руку в мешок. – Вот оно ж. Гляди? Передашь? А то мне до мамы твоей не дотянуться.

       Для меня? Это уже перебор. Спасибо, Кирилл, такого внимания мне не надо. Но взять из рук пакетик пришлось, но лезть в него не хотелось. Но Люба настояла, и я сунула туда нос: платье красное и… Я достала коробочку явно с ювелиркой. Что за черт?

       Черт в лице Деда Мороза улыбался, качая головой.

       – Цветочек аленький твоя мама у меня попросила… С ног сбился, ища…

       Я чуть не выронила коробочку! Боже мой… Уставилась на Деда Мороза. Как же я костюм-то не признала! Кто это? Приятель Вербова, которого мы подменяли в детском доме?

       Я открыла коробочку – аленький цветочек превратился в рубины с жемчугом. Серьги и кулон в форме роз. Гриша… Ты сдурел… Я же шутила… Но краше этого я ничего не видела. И есть ли что краше такого внимания? Но про платье я ничего не говорила… Он догадался, что я хочу быть девочкой, которой добрый принц скажет: с этого дня тебе не надо ничего решать. Я все сделаю сам…

       – Спасибо, Дедушка Мороз. Краше этого цветочка нет ничего на целом свете…

       Люба аж подпрыгнула к коробочке, и я положила украшения на стол, но попросила не трогать руками.

       – Вот и славно, милые мои, вот и славно… А мне пора к другим детишкам. А вам хорошо встретить Новый год. Ты маме помогала готовить?

       Люба кивнула.

       – Молодец, хозяюшка. Проводишь дедушку до дверей?

       Люба дала Гришиному другу руку так же смело, как давала самому Грише. Я прикрыла пакетом с платьем драгоценную коробочку и открыла дверь в коридор, заботливо прикрытую Александром Юрьевичем. Но дальше идти не смогла. В прихожей стоял Кирилл. А я не услышала ни домофона, ни звонка, оглушенная подарком.

       – Что ты тут делаешь?

       Деда Саши в прямой видимости не было. Но сын за отцом в кухню не пошёл, хотя и разулся. Даже тапки взял. Уходить не собирался.

       – Здравствуй, Лизонька. С Наступающим Новым годом! – сказал не издеваясь, а очень серьезно и отступил от двери.

       В углу стояла огромная коробка. Я не только оглохла, но и ослепла по всей вероятности: слона я не приметила, а слоном, судя по картинке, был кукольный домик. Я отступила назад, прямо в объятья Деда Мороза: да, мне сейчас мужская поддержка не помешает.

       – Кто это, Люба? А? – спросил он прежним стариковским голосом. Он не собирается отступать от взятой роли, но, кажется, не забывает и про другую, более важную: роль друга, а настоящая мужская дружба подразумевает и защиту женщины друга. Я с удовольствием спрячусь сейчас под красный кафтан, чтобы не видеть довольную рожу Каменцева.

       Люба растерялась. Я тоже. Кирилл – нет.

       – Я Любин папа.

       И тут растерянность как рукой сняло, и Люба выкрикнула. Как в лесу «ау», слишком громко для городской квартиры:

       – У меня другой папа!

       – Люба! – это мы сказали с Кириллом в унисон, но с разными интонациями.

       Я боялась за Гришу – он мог не поделиться с другом такими подробностями, но ребёнок не молчал.

       – У меня папа Гриша, – и обернулась к Деду Морозу. – Он разрешил мне так себя называть!

       И вот обида за неполученное заранее платье прорвалась слезами через другую, намного большую обиду. И Дед Мороз вдруг схватил ее в объятья: как же они с Гришей похожи! Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты…

       – Эй, девица-красавица, чего реветь надумала? – ворчал утешитель по-стариковски. – Знаю я про твоего папу Гришу, я все знаю… Зайцы с белками все мне про всех рассказывают. А-ну не реви! А то твой папа Гриша догадается, что ты плакала. Ведь ты не хочешь расстраивать своего папу, не хочешь?

       – Лиза, что за херня здесь происходит?! – взорвался Кирилл. – Что еще за Гриша? Этот Вербов?

       У меня аж руки вспотели! Про спину я молчала…

       – А ты осведомлён. Чего спрашиваешь тогда? И последи за языком при ребёнке!

       – Да ты, вижу, не только за языком не следишь при ребенке, но и ещё за чем-то…

       – Товарищи родители! – перекрыл всех голос Деда Мороза. – Господа хорошие! Новый год на носу… Вы куда не надо его не суйте. Прищемит. И не только нос. И уже прищемило, похоже…

       – Вы, дедушка, сколько на грудь принять уже успели? – не постеснялся Кирилл хамить постороннему человеку. – Вы идите, идите… Кони копытом бьют, заждались. И дочь мою отпустите. Так-то лучше…

       Дед Мороз отпустил Любу с большой охотой, потому что хотел взять за руку меня: рукопожатие оказалось довольно чувствительным, но я не поняла его Азбуку Морзе. Тогда он сказал:

       – Тепло тебе, красавица? Потерпи с полчасика. Потом мороз ударит, мало не покажется.

       Я пожала рукавицу в ответ: нам бы полчаса простоять, нам бы тридцать минут продержаться.

       Кирилл сам закрыл за ненастоящим Морозом дверь, но настоящему ее собиралась открыть я сама.

       – Ты мои сообщения читала в Вацапе? – обернулся от двери Кирилл, закрыв ее громко, как всегда. Как всегда давно, очень давно. Только движения его оставались до боли знакомыми.

       Тридцать первое декабря, половина пятого вечера… Что он делает в моем доме? Нет, в своём…

       Глава 5.5 «У кого есть совесть?»

       – Я ничего не читала, – отчеканила я, до боли сводя лопатки.

       Я даже не успела скинуть фартук для встречи Деда Мороза. Для Кирилла делать этого я уж точно не стану. Мне бы только незаметно вытереть о фартук вспотевшие руки.

       – Хочешь прочитать? Или лучше на словах пересказать?

       Это, типа, ты просил разрешение приехать?

       Знает, гад, что я не пользуюсь Вацапом. Не экономлю на смсках! Вот и написал туда специально, чтобы иметь оправдание своему приходу. Молчание – ведь знак согласия. Ну, конечно! Все продумано.

       Мой телефон остался на столе рядом с Гришиными подарками. Я сфотографировала Любу читающей Деду Морозу стихотворение. Сейчас, только возьму телефон в руки, сразу же отправлю Грише дочку в качестве спасибо.

       – Четыре тарелки? Неужто меня ждала? – послышалось за спиной.

       Квартира крохотная: из коридора и через мое плечо все видно как на ладони.

       – Знаешь же, что не тебя, – выплюнула я, чуть не забрызгав слюной стол.

       Обернувшись, встретилась с темным взглядом, а у Кирилла глаза ведь совсем голубые – он подарил их Любе.

       – Хотел подарить подарок, дари, – отрезала я уже просто сухо. – И уходи.

       – Я пришёл поговорить.

       В его голосе не было злости, как не было и мягкости. Деловой тон. Будто сидим в юридической консультации. Спасибо – насиделась. Сегодня у меня Новый год в компании людей, с которыми мне хочется провести будущий. Ты в их число не входишь, так что вали!

       – У меня нет времени с тобой разговаривать, – выбрала я почти что нейтральную формулировку.

       Мне пришлось озвучить свое желание, потому что читать по моим глазам Каменцев отказывался.

       – Я тебе четко сказала – все дела после Нового года.

       Будем играть в гляделки? Так я глазом не моргну! У меня теперь есть, чем против тебя ходить.

       – По мужикам шляться у тебя время есть!

       Кирилл даже не подумал уменьшить громкость голоса – или наоборот даже повысил его. Впрочем, уши у меня и без того болели от знакомых звуков, которые больше не вписывались в мою жизнь. Мне хотелось, чтобы Кирилл исчез. Просто растворился в воздухе. Когда я подавала документы на лишение его родительских прав за полное невмешательство в воспитание дочери, я думала, так будет продолжаться вечно, но потом сама же открыла ему дверь. Дура! О чем я тогда думала? Хотела, чтобы у ребенка был папа, как у всех… Я не верила, что на эту роль найдется посторонний человек.

       Меня трясло, меня колотило, как в крещенский мороз. Чего я боюсь? В отношениях с Каменцевым я уже прошла крещение огнем, мечом и всем, чем только можно… Мама права, но почему тогда у меня не на месте все, что только может быть: сердце вот-вот остановится, нервы лопнут… и вместе с ними барабанные перепонки!

       – Следи за языком при ребёнке! – не выкрикнула, а прошептала я. Голос тоже пропал. От гнева или, что скорее, от беспомощности. – Люба большая. Она все понимает и запоминает.

       Что на это ответишь, папочка? Ничего – Каменцева спас телефон. Он зазвонил громко. Слишком! Выше выставленных настроек. Точно желал разорваться в моей руке. Не нужно было смотреть на экран, чтобы знать, кто звонит.

       – Яндекс пишет, что до тебя сорок минут. Может и час выйти. Все стоит.

       Ни здрасьте, ни привет в сложившейся ситуации я от Вербова и не ждала.

       – Не надо никуда рваться. У меня все под контролем, – я действительно сумела взять под контроль даже дрожащий голос. – Ради меня не спеши.

       – Только ради тебя я и спешу! – с прежними злыми интонациями выкрикнул Вербов. Да, это не был Гриша, это снова был взбешенный ГАВ. Не знаю, что наплел там ему приятель. Впрочем, имя Кирилла даже на меня действовало, как красная тряпка для быка или чеснок для петуха, или чем там их кормят перед петушиными боями? Меня же будто накормили луком, заставив предварительно его порезать – глаза подвели, оказавшись на мокром месте.

       – Вот именно… Ты мне нужен живой. Ради меня, не гони! И спасибо за цветочек аленький… Я больше никогда не буду озвучивать свои желания внуку Деда Мороза.

       – Я и без озвучки их знаю, а ты знаешь мои! Сделай так, чтобы через час его духу там не было. Иначе я за себя не ручаюсь. Я вырос на улице. Я знаю, как дать в морду. Можешь так и передать ему… Или дай телефон. Я все сам скажу. А тебе потом куплю новый.

       – До драки дело не дойдет, – улыбка появилась на моих губах против воли. – На моей стороне закон. Мы с Любой тебя ждем.

              – Я еду… Соблюдая ПДД, но в личной жизни у меня бои без правил. Так и скажи.

       – Так и скажу. До встречи.

       Я спрятала руку с выключенным телефоном за спину: Кирилл смотрел на меня с прежним вызовом. И я очень удивилась тому, что он не встрял в разговор. Впрочем, слушал мои ответы достаточно внимательно. Может, слышал и реплики Вербов, хотя я держала телефон крепко прижатым к уху.

       – Не хватает перчинки в жизни? – спросил он глухо. – Драться за тебя? Размечталась…

       Надеяться вывести меня на скандал – можешь закатать губу! У меня Новый год. У меня новые отношения. У меня новая я, которой на тебя плевать. Да, да – просто плевать.

       – Кирилл, раз пришёл дарить подарок, дари подарок. И уходи. У нас свои планы на этот вечер…

       – И ночь.

       – И ночь, – не стала я припираться. – Например, ребёнка спать уложить. Кстати, и сейчас тоже собираюсь этим заняться. Люба должна спать. Пятнадцати минут тебе хватит?

       Кирилл снова не отвечал и снова смотрел зло. Я с трудом удерживала глаза открытыми: они противно щипали. Да что же такое… Что с моими нервами?!

       – Мне полчаса только его собирать, – вдруг спокойно ответил Каменцев. – Или хочешь сказать, у тебя есть, кому собрать домик?

       Теперь снова наезд.

       – А что, твой отец не справится, да? – нашла я подобающий вопросу ответ.

       Ну, скажи мне теперь что-нибудь, скажи!

       – Кирилл, я тебе помогу, – вдруг вынырнул из кухни Александр Юрьевич.

       Вот только команды поддержки тут не хватало! Но сын тут же развернулся и, подхватив коробку, шагнул в раскрытую для него отцом дверь в мою комнату… Нет, в комнату его дочери, моего здесь ничего не было. Но дочь-то моя! По закону только моей, и сейчас она стояла потерянная у входной двери, не понимая, что происходит во взрослом мире…

       Я взяла Любу за руку, маленькую, тёплую, но в отличие от моей, не дрожащую и подвела к двери, но шагнуть в комнату не дала. Там и так не было места для разобранной коробки и двух мужчин.

       Ну давай, спроси теперь меня, куда ставить домик? Так и хочется ответить – на помойку неси. Но спросил Александр Юрьевич – можно ли задвинуть мое кресло вплотную к столу?

       – Можно, – отрубила я скрипуче. С таким стоном ломается в ураган дерево. Во мне явно что-то сломалось. Наверное, последняя ветка, которой я запуталась в кроне дерева бывшего мужа – дуба.

       Я отпустила руку молчащей дочери и пошла на кухню. Быстрым шагом. Слезы закапали и я поспешила промокнуть глаза уже несвежим полотенцем, потому что искать чистое не было времени. Затем уставилась в окно на горящие фонари. Они горели так же одиноко, как и позавчера, и завтра изменятся только цифры года, на которые фонарям плевать. Мне тоже следует наплевать на мужчину, которого угораздило стать биологическим отцом моей дочери. Сделать вид, будто его и не было в моей жизни. Это последний раз, когда он видит свою дочь. И не только в этом году, но и в следующем и на годы вперёд. Зачем ей такой отец? Такой отец Любе не нужен. А зачем Люба нужна ему, мне плевать…

       Но пальцы сами открыли приложение Воцап. Кирилл, ты… то самое слово, цензурный эквивалент которого не в силах был описать то, на что меня навели мысли Каменцева:

       «Я долго думал, как нам решить квартирный вопрос. Поделить три метра у нас не получится. Думал, ты своей головой дойдешь. Я дал тебе достаточно времени с Любиного дня рождения. И себе, чтобы принять окончательное решение: я ухожу от Юли, семьи с ней у меня не получилось. С тобой у меня уже есть дочь. Это факт, который не поменять, но можно изменить к нему отношение. Возможно, я даже готов ко второму ребёнку. Ну, а потом общими усилиями сумеем купить квартиру и оставить эту отцу…»

       Я не сумела не заржать в голос. Смеха у меня не получилось – это действительно был гогот, ржач самой настоящей кобылы. Да, он у нас экономист с дипломом, что тут скажешь… Наверное, все государственные выплаты за второго ребенка приплюсовал…

       – А Юля в курсе? – спросила я, когда подняв глаза, увидела в дверном проеме кухни дипломированного идиота.

       – Над чем ты смеёшься? – голос был как никогда суров.

       – Над твоими финансовыми выкладками. А если двойня, то сам Владимир Владимирович пожмёт тебе руку…

       – Лиза…

       – Вали отсюда, вот прошу тебя – вали! – я качала головой, и все плыло перед глазами. Слезы выступили теперь уже от смеха. Нездорового. – Вали к Юле или не к Юле, мне вот честно – плевать. У меня уже другая семья. Точка.

       Кирилл отодвинул стул. Очень резко и очень громко. Сел. Ещё и локти на стол возложил.

       – Лиза, у тебя нет другой семьи, – голос до дрожи спокойный. Это когда он научился так хорошо держать себя в руках? – У тебя есть любовник. Он наиграется и тобой, и моим ребёнком. Очень скоро. Прости, но тебе не восемнадцать. Личико не отфотошопишь.

       Я тоже надела маску, отфотошопленную – ждешь скандала? Скандала не будет. Мне плевать на твои слова!

       А он продолжал – идиот в кубе!

       – Неужели ты готова сделать Любе больно из-за личной тяги к красивой жизни? Сколько он на тебя тратит? Уверен, меньше, чем на других баб.

       – Вопрос настоящего бухгалтера, да? Ты сменил работу? Нет?

       Каменцев молчал, но пронзительных наглых глаз не опускал. Я чувствовала, что начинаю идти красными пятнами.

       – Хочешь, сам у него спроси? Если не боишься в морду получить, – я уже просто не знала, что говорить в этой бредовой ситуации. – Я не считаю, но у него явно имеется распечатка с визы. Сомневаюсь, правда, что он будет тебе показывать… Кирилл, тебе самому не смешно?

       – Над чем я должен смеяться? Над тем, что ты вдруг решила заработать не головой?

       Козел… Но защищаться не хочется, вот совсем не хочется.

       – Ты не такая была раньше, когда я с пеной у рта защищал тебя перед матерью, когда та говорила, что тебе нужен не я, а возможность зацепиться в Питере. Теперь ищешь нового дурака? Только всех дураков восемнадцатилетние расхватали. На таких дур, как ты, только козлы остались. Наиграется и бросит, вот увидишь… Только он еще и Любой поиграет. У тебя совесть вообще есть?

       Это вопрос, да? Давайте спорить о вкусе ананасов с теми, кто их ел. О совести заговорил…

       – Уходи, Кирилл. Просто встань и уйди…

       Я говорила тихо, очень тихо, а он заорал:

       – Я никуда не уйду!

       – Тогда я вызову полицию, – продолжала я все тем же полушепотом. – Я не разрешала тебе приходить к Любе.

       – И что? Что они сделают? Выкинут меня из собственной квартиры? Лишат прав на ребёнка, которых ты меня уже лишила?

       – Ты нарушил соглашение, – проговорила я уже, кажется, еле различимым шепотом. Я не хотела видеть на кухне Александра Юрьевича. Двух Каменцевых мне не выдержать!

       – Какое соглашение? Я с тобой ни о чем не договаривался, ты все сделала без меня. Ты у нас там юрист-самоучка, что в законе про меня говорится? Штраф в размере тысячи рублей? Скажи, чего я должен испугаться?

       – Собственной совести. Вдруг проснется и укусит?

       – Тебя ничего не кусает? Дать тебе почитать про отчимов и маленьких девочек, дать?

       Я вскочила. Это уже слишком.

       – Вон, Кирилл! Вон! – теперь я орала.

       Пусть услышат соседи, плевать…

       – Я сказал, что никуда не уйду, – теперь он говорил шепотом. Зловещим.

       И даже ногу на ногу закинул.

       – Отлично. Тогда уйду я!