Текст книги "Новый год по новому стилю (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава 2.8 «Ба, какие люди!»
– Ба! Какие люди! – никто не сказал это вслух, но все подумали… И добавили окончание – каждый в меру своей испорченности.
Мороз же вел себя предельно театрально. И был Дедушкой Морозом даже больше, чем на сцене детского дома. Выдавал поздравительный стандарт фразу за фразой. Снегурочка стояла рядом абсолютно немая. В общем-то этот персонаж и создан для улыбок, ну или чтобы было кого своровать… А так как тут не собирались красть ни меня, ни подарки, я молчала на законных основаниях. Первое, что я сказала в стенах кафе, было просьбой переодеться, и обращена она была лично к Морозу молящим шепотом.
– Мы ещё не сфотографировались на память.
Мы – это сотрудники фирмы Рога и Копыта. Олени – другими словами. Конечно, лошадьми нас тоже можно было назвать. Некоторые, типа Лии Степановой, точно пахали, как лошади. Включая вороную кобылу, то бишь меня. Лично у нас с Морозом фоток будет предостаточно. И в окружении великовозрастных детей, и у новогодней елки с шариками. На всех фотографиях я получусь с улыбкой до ушей.
Кафешные фото явно появятся ВКонтакте, так что я улыбалась в предвкушении того, как засвечу своей улыбочкой Каменцеву всю ленту! Только бы коллеги не тагнули Вербова. Впрочем, у него на странице полная тишина. Ни у кого пока не возникло непреодолимого желания потоптаться у него на стене. Ничего, Дедушка Мороз, вот набежит табун диких коней, мало не покажется!
– Лиза, тебе молнию застегнуть? – спросил Вербов у единственного на все кафе туалета, вручая мне вешалку с платьем, принесенную им из машины.
На лице и у него, и у меня осталась дежурная улыбка, но я с большим трудом не заржала. Нет, лучше сразу боднуть оленьими рогами. Сдурел?
– Я справлюсь.
А что я могла ещё сказать? Если только хлопнуть перед длинным носом дверью.
– А я – нет.
Вербов вытянул шею. С трудом сообразив, что речь идёт о булавке, я полезла ему под бороду. Булавка застряла – запуталась в белых нитях бороды. Резать? Ножницы надо попросить, а бросить бороду – воткнуть раскрытую булавку прямо бедняге в шею…
– Ой, извините…
За что? Я и не заметила, что рука Мороза лежит у меня на бедре – я самозабвенно занималась операцией по спасению его шеи.
– Маша, попроси на кухне ножницы! – проскрипела я резво, чтобы удержать сотрудницу в коридоре. На руку плевать. Ему ее деть было некуда – коридор узкий!
– Пусть у них не окажется ножниц! – сверкнул глазами Мороз. – Тогда простоим обнявшись до закрытия кафе… Под дверью в туалет. Романтика детского сада…
Издевается!
– У них точно есть острый нож!
Будет он тут шутить, шут отмороженный!
– Ты ж не с Кавказа, Лиз…
Ты? Так… Ещё секунду в обнимку постоим, стану Лизонькой…
– Вот!
Увы, не быть мне Лизонькой!
Я вырвала из Машкиных рук ножницы. Большие, канцелярские – да и черт с ним… Бац, и свобода… От Мороза!
– На!
Я вручила Машке ножницы – пусть возвращает на место. Она живо смылась, а Мороз тем временем стащил бороду – и оказался под ней красным и мокрым. И я не нашла ничего лучше, как подтянуть рукав шубки и промокнуть его блестящие щечки.
– А поцеловать?
Он все ещё блестит или уже светится? И снова проверяет меня на наличие комплексов… Да пошёл ты! И я ткнулась губами ему в щеку. Отлично – ничего другого не потребовал. Детсадовский вариант прокатил.
– Так помочь с платьем? Долг платежом красен.
Вот пристал же! Я молчала, ища в уме достойный ответ. А промедление в его обществе карается смертью: рука Мороза мигом исчезла у меня со спины и тронула ручку туалета, куда он меня впихнул, кажется, коленом в живот. В любом случае, так быстро, что я и ахнуть не успела! – и щелкнул замком.
Борода с париком болтались у него на локте, шапку он зажимал подмышкой, а пальцами боролся с затянутым мною кушаком.
О чем это ты только что подумала, Соколова-идиотка?! Он просто снимает костюм, как и ты… На меня даже не глядит, только на чертов узел – несчастного Мороза подвело мое мамское умение завязывать детские шнурки на два узла чтоб уж наверняка. Зато я воспользовалась моментом и скинула шубку на закрытую крышку стульчака. Сорвала с вешалки платье и натянула на себя через голову. Стриптиз он прошляпил! Я платье уже даже одернула!
– Лиз, мне никак…
– А мне теперь как? – схватилась я за узел. – Ты б ещё сильнее затянул!
Я тоже перешла на ты – какое «вы» может быть в двух квадратных метрах туалета?!
– Не дергайся! – скомандовала я по-мамски громко.
Ну как так можно?! Теперь и кушак резать?
– Лиза, только не зубами!
А он правильно понял, зачем я присела у его ног. Не зубами? А чем, твою мать?! Ногти ломать прикажешь?!
И совсем скоро я выдернула кушак и, намотав на руку, засунула шарик в карман красного кафтана, уже висевшего на вешалке поверх голубой шубки.
– Теперь мой черёд. Могу тоже зубами…
Мороз отвернул меня от себя очень ловко и сжал мне бёдра с такой силой, что я точно не могла б дёрнуться.
– Не делай этого… – простонала я змеиным шепотом, но он уже был на корточках и в секунде от того, чтобы зажать зубами брелок. – Зубы сломаешь…
– Об тебя точно! – пробубнил он, переместив обе руки мне за спину, чтобы придержать ткань, но молния бежала вверх по-прежнему с помощью его рта.
Майка закончилась, а вот молния – нет, и горячие губы Мороза коснулись моих сведенных лопаток – каленым железом. И… Чего он ждёт? Чего прячется у меня за спиной? Боится взглянуть на себя в зеркало? Мне тоже страшно смотреть на ведьму с горящими глазами, но я же смотрю…
– Красивое платье. Я говорил? – Чёрная голова наконец вылезла из-за моего плеча Я кивнула. – Только молния короткая.
Его руки больше не держали платье, зато держали меня. Или удерживали от падения… В собственных глазах! Он ведь в прямом смысле лезет мне под юбку. А я, дура, на секунду поверила, что бывший «дедушка» просто хочет помочь с молнией. Неужели я выгляжу настолько доступной?
Вот офигевшей я точно выгляжу… Я схватилась за волосы, которые держала впереди и швырнула назад, прямо в его довольную рожу. Вербов отступил. На полшага, до самой двери. Случайно нажал на ручку и замок открылся – вместе с дверью. Хорошо, не дал никому по лбу. Хотя было кому…
По шее побежали мурашки, и я тоже пожалела, что молния не доходит хотя бы до шестого позвонка. На спине горит отпечаток его губ. И, кажется, он виден всем!
– Лиза, здесь очередь! Пошли в машину…
Я вышла из туалета в какой-то прострации, машинально подхватив волочащуюся по полу косу. Вербов умудрился взять все детали от всех костюмов в одну охапку. Я даже не взглянула, кто стоял в крохотном коридоре. Всем явно не по делу приспичило в туалет. Боже, что мы с Вербовым несли за закрытой дверью…
– Лиза, не мёрзни. Садись в машину…
Да я морозца и не чувствую – сгораю на костре позора! И все же схватилась за дверцу, малость не понимая, что происходит. Куда мы едем и зачем? Зачем?
А Вербов все не садился за руль. Возился на заднем сиденье, распаковывая аксессуары костюмов по разным пакетам. Наконец натянул на рубашку свитер и сел вперед.
– Мы уезжаем? – спросила я не своим голосом.
– Если хочешь. Вообще-то я думал, тебе надо поправить косметику, нет? Тогда может идти… обратно.
Но почему-то завёл машину и потянулся ко мне. Я вжалась в спинку – оттолкнуть? А надо ли? Может, он поможет мне перевернуть страницу замужества и начать жизнь с чистого листа? Все равно я уволилась…
Но рука прошла мимо, как комета, опалив мне живот. Сунулась в бардачок и вытянула на свет баллончик с эмблемой Шварцкопфа.
– Лиз, у тебя есть расческа?
Я судорожно схватилась за сумочку, отчего-то валяющуюся в ногах.
– Давай сюда. Вернём твоим волосам блеск и объём. У меня тоже вся голова от парика мокрая. Дети требуют жертв, больших. Особенно чужие дети, верно?
Это он что, про Любу и белочек сейчас? Тогда пусть идёт лесом… В свой лес! Один! А я что, после облапывания в туалете ещё с ним куда-то еду?
– Ай!
Он устроил мне душ. Залил волосы какой-то вонючей дрянью из баллончика! И начал драть расческой прядь за прядью.
– Лиз, не дергайся! Я умею обращаться с длинными волосами. У Илоны они тоже до попы.
До попы? Сказал бы хоть до пояса. Ай! Он избил рукой всю крышу, пока тянул мои волосы прядь за прядью. Наконец, сунул мне в руки мою расческу. Вытащил из кармашка двери свою и взялся за собственную шевелюру.
– Убери обратно в бардачок, пожалуйста! Надо не забыть купить новый. Напомнишь?
Баллончик снова оказался у меня в руках и теперь я прочла название – сухой шампунь. Что за зверь такой страшный?!
– Пригнись к печке, макушку подсуши…
Я чуть не впечатлилась лбом в торпеду! Если нас видно с улицы через лобовое стекло, то можно решить, что он меня хорошо приложил к ней подзатыльником. Да, а еще лучше не смотреть, а стоять под дверью туалета и слушать про узлы и зубы!
Я скрежетала зубами… Ну как я так вляпалась, ну как?
– Лиз, минуту на марафет и пойдём. А то господа-товарищи не то подумают.
– А они ещё не подумали?
Я спросила с вызовом. Он с тем же вызовом ответил:
– А тебе не плевать? Тебе с этими людьми не работать. Ты же уволилась! Разве нет?
– Теперь точно да! – выкрикнула я и вытащила помаду.
– Лиз… – он позвал очень тихо. – Ну вот ты реально думаешь, что кто-то по трезвому может заниматься этим в единственном туалете кафе?
– Этим? Нет, – я бросила помаду в сумочку и вытащила пудреницу.
– А чего ты тогда завелась?
Я выдохнула – а реально, чего?
– Из-за молнии, что ли? Ну прости… Я просто хотел поднять тебе настроение…
Или юбку – только дверь раньше времени открылась!
– Мне просто домой надо. Обещала дочке, что буду не поздно. Дед ее ни разу не укладывал сам. Я нервничаю.
Да, в любой непонятной ситуации прикрывайся ребёнком!
– В пять лет не засыпает сама?
Не прокатило? Я повернулась к рулю, так и не раскрыв пудреницу. Да, пять лет одна засыпаю я…
– Я – плохая мать, – прошептала и тут же повысила голос. – Только не надо включать хорошего папочку. Я уже на все согласная!
Господи, ну что я снова ляпнула… Так и не напудрив нос, закрыла сумочку. Сказать, зато у меня ребёнок привит – как корку от свежей болячки отодрать! Я не настолько жестокая… Просто не умею нормально отвечать на такую неприкрытую атаку по всем фронтам: и рабочему, и материнскому, и – да чтоб Вербову пусто было – женскому…
– Согласная на все твои аргументы, – добавила уже совсем упавшим голосом, чтобы он не думал про другие мои согласия. – Через полчаса я вызову такси.
– Такси подано, – оборвал меня ГАВ не лаем, а каким-то повизгивание. – Полчаса оно спокойно подождёт тебя. Я ем довольно быстро. Пошли, Снегурочка.
Дурочка… Роль взрослой бабы я с треском провалила. Кажется, мозгами я осталась в двадцати годах. Материнство автоматом не делает тебя взрослой в отношениях с мужчинами. Да и не было у меня мужчин и отношений! Дедушка Мороз, подари второй шанс… Разве я его не заслужила, побыв твоей внучкой?
Глава 2.9 “Нечаянная Любовь”
– Лиза, оденьтесь завтра потеплее, мы будем долго гулять…
Мы уже на ты. Значит, вы – это я и дочка. Мы с ней единое целое или я всего лишь вынужденное приложение к Любаше? Не спросишь же Вербова напрямую.
Напрямую с ним вообще ничего не получается. Мы вернулись в кафе чинно, будто вышли с совещания. Все сделали вид, что не было ни туалета, ни получасовой отлучки в машину. Так правильно – им ещё работать в Рогах и Копытах, это я могу делать с боссом, что хочу. Хоть минералку глушить стаканами.
– Лиз, ты действительно не хочешь выпить?
Я мотнула головой. Когда я последний раз пила? Ах, да. Со свекром в день его рождения, когда подарила ему бутылку Хеннесси. Из-за таблеток свекра и моего поганого настроения из-за выкрутасов Кирилла выпили всего лишь по рюмочке, и лимонного сока во мне получилось больше, чем французского зелья.
– Мы с Лизой скоро уйдём и не будем вас смущать! – выдал Вербов громогласно, то ли желая пошутить, то ли ляпнул, не подумав. Или наоборот подумав и хорошенько взвесив реакцию дружного, почти полностью бабского, коллектива. Впрочем все это – вопрос десятый.
В машине он обратился ко мне с абсолютно бесстрастным лицом.
– Я очень болезненно отношусь к разговорам за спиной. Особенно женским. Особенно если с этими женщинами я работаю.
– Я не треплюсь о личном. С Лией уж точно, – отрезала я и вспыхнула. Точно вспыхнула. О каком о личном? Он просто попросил не рассказывать Степановой про его семейные дела!
– Вот и славно. На то оно и личное.
Ловко поймал за язык или я снова себя накручиваю?
– До завтра. За углом прятаться не надо. Я скажу свекру правду. Внучка все равно все ему расскажет.
– Дошло наконец. Вы, мамаша, жираф…
Да, я высокая. Но не дылда. И шпильку не ношу. А так бы с радостью съездила каблучком промеж наглых глаз. Личное… Личное началось, когда из машины я снова явилась в кафе без верхней одежды. Так что Вербову лишним было громогласно заявлять, что мы отчаливаем вместе. Хотя что уж там. Правду знает только Лия, а остальные могут думать, что мы не первый день вместе. Вне офиса, в который я не хожу. Но мы же первый день вместе – точнее вечер – и не совсем вместе, а уже такая петрушка!
Петрушка в виде тахикардии. Он смотрел на меня. Я – на него. Рука все это время дрожала на ручке дверцы авто, которое мне в срочном порядке надлежало покинуть. А ноги не идут, и голова подсказывает, что «спасибо, что подвезли» говорить не следует.
– До завтра. Доброй ночи!
Да только ноги все равно остались на месте. В чем дело? Что нужно моему несчастному телу? Я не взрослая женщина, я не могу коснуться второй его щеки, чтобы не покраснеть. Вдруг на ней уже проступила щетина? А я лет сто не ощущала этого щекотания…
Нет, нельзя его целовать, а вдруг ответит? Я не из тех взрослых женщин, которые держат голову в холоде, а низ живота в тепле. У меня так не получится – и Вербов уж точно для меня не вариант. Да и вообще в мою нынешнюю жизнь не вписать даже мимолетный роман. Из-за жилплощади и надзора со стороны Александра Юрьевича.
Рука с ключами тоже дрожала. Каким-то макаром я все же открыла дверь парадной и медленно поднялась по лестнице. Плюнула на лифт и пошла дальше. Шестой этаж – это не колоннада Исаакиевского Собора. Зато хватит времени успокоиться. Голова гудела так, точно меня продержали на дне ванны с шампанским бог знает сколько времени!
Не гони лошадей, Снегурка. Мужику скучно в праздники без ребенка, но это еще не значит, что он заинтересовался тобой. Ему просто по кайфу наблюдать, как ты куксишься и из ответственной мамашки превращаешься в крутого специалиста по подростковым «упс». Поведи себя как взрослый человек, увидишь, как его интерес сразу сойдёт на нет. Найти себе бабу в постель при всех его исходных данных не составляет труда. Зачем ему нужна я? Даже с красивыми глазами…
В прихожей тускло горел ночник. Мы специально оставляем его для Любы, если той понадобится пойти ночью в туалет. Сейчас я тоже обрадовалась ночнику, словно свету в конце тоннеля. Раздеться и разуться нужно тихо. Только одиннадцать, но дверь в комнату свекра закрыта и телевизор не работает. Я подкралась к своей комнате: дочка спит на своём диванчике. Мое кресло разложено и заботливо застелено: интересно, это Любаша позаботилась обо мне или свекр сам проявил инициативу? Чтобы я ребёнка не разбудила. Или не надеялся, что я приду трезвой? Но разве я когда-то напивалась? Мог, конечно, подумать – девочка в кой-то веке вырвалась из дома, пусть оторвётся. Не оторвалась…
Я пошла почистить зубы и смыть косметику, но не сделала ни того, ни другого. Просто уставилась на своё отражение и молчала. Молчал мой внутренний голос! Не спрашивал больше, на что эта дура согласилась?
В кухне я тихо достала из шкафчика бутылку коньяка и налила половину рюмки. Ну, за Любовь! Чтобы прогулка с белочками не аукнулась ни ей, ни ее маме.
Моя Любовь дитя если и любви, то нечаянной. Я вышла за Кирилла по залету, хотя мы жили вместе с его родителями к тому времени уже больше года. Я перебралась к нему из комнаты, снятой у чужой бабки. Потом бывший муж заявлял, что мои родители пытались так на мне сэкономить, но на совместном проживании настояла все же моя будущая свекровь. Мать хотела, чтобы сын учился и не заморачивался сексом на стороне. Кровать его всегда была чистой и тёплой. Белье стирала мама, а грела простыни соответственно я. Ни о каких детях никто не думал. Я не уверена, что меня вообще рассматривали на предмет долгосрочного семейного сотрудничества.
Про задержку мы, понятное дело, никому не сообщили, потому что сошлись во мнении, что родительствовать нам рановато. Дипломы ещё даже не на носу. Мы уже и с врачом договорились, но тут вмешалась природа – и накануне дня Икс мое тело устроило такую свистопляску, что мать Кирилла обо всем догадалась и наложила на аборт своё табу.
Кирилл, как тогда выяснилось, оказался плодом поздней любви именно из-за ошибки молодости. Моя будущая свекровь после неудачного аборта много лет не могла забеременеть и лишь по счастливой случайности родила накануне своего сорокапятилетия, до последнего не веря, что беременна. Татьяна Васильевна сказала – рожай, а там все как-нибудь у вас сложится. Не сложилось. Кирилл в двадцать лет просто испугался ответственности и необходимости вкалывать после учебы не ради развлечений, а для пропитания. По-дурацки верил, что если я пропаду из Питера вместе с ребёнком, он сможет сделать вид, что никакой жены и никакой дочери у него никогда и не было. Не заставь нас свекровь родить ребенка, мы, возможно, до сих пор были бы вместе.
Я опрокинула в себя коньяк и зажмурилась. Потом потянулась за лимоном, но наткнулась на телефон. Вербов прислал мне ВКонтакте номер своего мобильника, а Лия вопрос: ты дома? Ага, у него!
– Я – давно, а ты ещё нет?
– Вы поговорили? Похоже на то, – добавила она после смайлика.
Откуда пишет? Все ещё в кафе? Так оно до полуночи, кажется…
– Завтра поговорим… – написала и стёрла. Это ж только между нами! – Да, десятого пишу заявление. Он упёртый дурак.
– Он к тебе лез? Скажи честно.
– Представь себе – нет. Аж обидно стало! А что? Много разговоров?
– Лиза, ну при чём тут дураки? Ты точно по собственному уходишь?
– Степанова, мы с тобой все обсудили. Не по собственному, а потому что он считает, что дома мамы занимаются только детьми. После праздников начну искать работу. Только не переживай за меня, ладно?
– А за кого мне ещё переживать?
– За Вербова. Ему без меня будет хуже, чем мне без него.
– Вот знаешь, даже не сомневаюсь! Почему мужики такие дураки?
– Не знаю, я не мужик…
Я – баба, которая не знает, чего хочет. Точно не хочу думать про Каменцева. Все заканчивается тем, что я якобы жалею, что родила Любашу…
Лежу, смотрю на неё и почти плачу. А плакать нельзя – завалилась в косметике. Испорчу наволочку. Тушь, зараза, только с глаз смывается! Любовь – все, что у меня есть. Родила бы я ее от другого, это была бы не Любовь. У неё нет плохой наследственности. Ее папа не козел, а трус. Наворотил с три короба по юношеской дури! А сейчас, даже если захочет, уже не разгребет той кучи камней, которых сам же в наш огород и накидал.
Глава 3.1 “Кровожадный божок”
– Лизавета, ты пила коньяк? Одна?
Меня поймали с поличным. Я не вымыла ночью рюмку – думала с утра замести следы. Кто ж знал, что Александр Юрьевич впервые поднимется раньше меня.
– Нет, лекарство принимала. Голова жутко болела, – почти не лгала я. Скорее выкручивалась. – Давно не была в гаме и духоте. Отвыкла. Извините, что взяла ваш коньяк, – спохватилась я как-то поздновато, выуживая у него из-под носа рюмочную улику, чтобы вымыть и спрятать: от себя и от греха подальше.
– Мой коньяк? – усмехнулся Любашкин дедушка. – Ты подарила. Такой дорогущий. Тебе и пить. А мне таблетки.
Я бросилась к плите варить свёкру кашу. Вернее, всем – ради экономии времени заставила себя полюбить овсянку. Он ест на воде и без сахара. Для себя и дочки добавляю сухофрукты и мёд. А что делать? Когда не можешь изменить неприятную ситуацию, найди в ней что-то положительное или положи сама.
Возьмём примером нынешнюю прогулку. Вербов, конечно, Вербовым, но к нему прилагается чистый воздух и такси повышенной комфортности. И я уже немного даже рада, что проведу субботу вне дома. О чем громогласно сообщаю деду в халате и моему чаду, выползающему в коридор в пижаме.
– С каким коллегой? – не ради интереса, а от удивления переспрашивает меня Александр Юрьевич.
У меня легенды заготовленной нет. Зачем?
– У кого есть машина. Я в Павловск на транспорте не повезу ребёнка. Соплей, к счастью, нет и не надо. А нам надо рабочие моменты обсудить. В офис мне не попасть. В понедельник мы с Любой на ёлку идём. Так что у нас вот такое вот совещание на пленэре спонтанно вырисовалось.
Про мое увольнение свёкр пока не знает. Не надо портить человеку настроение перед праздником, да и нервы у него ну совсем не железные. Меньше знает, лучше спит, а хороший сон – залог здоровья. И моего тоже. Мои нервы сгорают один за другим стараниями его сыночка. Это я Ангела родила! И даже не любопытного. Скажешь про ёлку – Любаша кивнёт. Скажешь про белок – тоже. Про дядю Гришу раньше времени, конечно, говорить не стоит.
– На обед есть суп. Разогреете. Котлеты с капустой в отдельном контейнере…
– Лизавета, я не маленький… – не строго, а больше шутливо повысил голос свёкр.
Маленькая я – господи ж ты боже мой, как страшно! Точно на свидание бегу! Хорошо, что я действительно черноока и черноброва – можно одной помадой обойтись и не наводить свёкра на опасные мысли. Ну и Вербова заодно. На планерки я являлась всегда с минимумом макияжа. А тут белого пуховика для дурости хватит.
– Ты б лучше куртку надела! – привалился к стене коридора свёкр.
– У меня попа мёрзнет, – не стала я юлить со словами. Наличие ребёнка в доме дает карт-бланш на расширение словарного запаса всякими там уменьшительно-ласкательными суффиксами и словечками.
– Не поздно будете?
Это уже вопрос, который требует серьезный ответ.
– У нас же дневной сон!
Это я сказала Вербову, когда мы договаривались о времени. Он ещё мягко намекнул, что пока мы едем из Павловска к кошкам, Люба прекрасно выспится в машине.
– А вообще не знаю… – И я действительно не знала. – Может, нам вечером кошек покажут. Я позвоню. Ну, мы гулять!
– Не до ночи только!
Это была шутка, но я с трудом сумела на неё улыбнуться и подтолкнула ребёнка к двери. Не капризничает – да это не ребёнок, а подарок небес. Только мне, а не Вербову.
Он встречал нас у машины. В наброшенной на плечи толстой куртке. Синей. Темно. Под цвет глаз. И был без шапки. Наверное, только что вылез из машины. Я шла медленно, а Люба быстро. Слишком – на площадку так не скачет! А мне бы ещё лишнюю секунду взять на размышление над тем, что сделать и что сказать. Нет, именно сделать… Протянуть руку? Крепкое мужское рукопожатие. Но я не мужик. И даже не деловой партнёр.
– Ну, будем знакомиться…
Для меня даже «привет» пожалели. Сразу присел подле Любы и протянул руку.
– Гриша.
И схватил ребёнка за руку. Даже потряс. Сколько серьёзности! А я с серьезным видом раскланивалась с соседкой. Краснея. Да, ребёнку дядя в разы интереснее его машины, а тут наоборот – машина на первом плане. И почему мне становится стыдно за чужие мысли?
– Твой новый, что ли? – бросила соседка, хотя могла бы промолчать.
Новый? Будто я кавалеров как перчатки меняю! Меня после развода никто и никогда ни с кем не видел. Что за наезд? Или это сделано нарочно, чтобы испортить мне малину? Дебильная человеческая зависть?
Сработало – Вербов на мгновение вскинул на нас глаза, но, к счастью, ничего не ответил соседке, а, к несчастью, что-нибудь про меня да подумал… Черт, ну кто за хлебом субботним утром ходит?!
– А я тебя знаю, – Люба быстро переключила внимание Вербова на себя.
Тебя? Ну вот что значит отсутствие в жизни ребёнка воспиталок с именем и отчеством! Но мне бы заранее напрячься по иному поводу… Знает?
– Ты – гад, который не бог…
Вербов глаз не поднял. Мои, наверное, сейчас из миндалевидных сделались круглыми. Мамочки родненькие…
– Это кто же меня так называет? Мама?
У мамы затряслись ручки.
– Люба…
Я, наверное, слишком тихо позвала дочь – голос пропал. Или Вербов слишком шумно поднял ее на руки. Это ещё зачем? Для допроса!
– И тетя Лия.
Боже… Хорошо, что пуховик расстегнут… Что я молчу? А что – я могу вырвать у него ребёнка?
– Знаешь, Люба, твоя мама может меня так называть, потому что знает меня…
Что он несёт… У меня в ушах звенит…
– А для тебя я пока побуду Гришей, ладно? Ты же меня ещё не знаешь. Вот узнаёшь, составишь своё собственное мнение и решишь, гад я или нет. Уговор?
Это для кого речь сейчас была?
Он, не спуская ребёнка с рук, запихнул Любу на заднее сиденье, точно мешок картошки. Благо дверь открыл заранее.
– Куртку снимай. Здесь жарко, – и начал сразу командовать.
На улице тоже жарко… И стало ещё жарче, когда Вербов захлопнул заднюю дверь, отрезав меня от ребёнка и от всех путей отступления
– Что стоишь? – И действительно, что это я стою? Лучше бы села, пока коленки не затряслись. – Особое приглашение надо?
О Боже, откуда у него взялся вдруг такой низкий голос?
– Я хочу с ребёнком сесть. Можно? – почти пропищала я.
– Нельзя! – отрезал хозяин авто. – У меня кресло посередине стоит. Не поместишься с краю. Давай сюда пуховик!
Он стащил его с меня рывком, и я отпрыгнула от Вербова, как от горячей сковородки. Он обошёл машину и бросил нашу верхнюю одежду с другой стороны автокресла, а я решила обойти Мерседес спереди – не спеша, чтобы рассвирепевший ГАВ успел вернуться к водительской двери. Сейчас, разбежалась… Он никуда не ушел и даже распахнул передо мной дверь. Я села, и он шарахнул ей, как пощёчину дал.
– Ты в порядке? – обернулась я к Любе не для того, чтобы проверить ремни безопасности, а чтобы самой не сидеть пристегнутым истуканом.
– Она в порядке. Я не первый день ребёнка пристегиваю.
Да, не в порядке сейчас только я!
Вербов взялся за свой ремень. Я дернулась назад и напоролась на его руку – или он специально выставил ее. Специально, потому что гад – ущипнул в бок и довольно чувствительно! Я с трудом не ойкнула. Встретилась с ним взглядом – синее стекло, голубой экран, а на нем бегущей строкой: Ну что, получила? За дело!
Да, его задело… Только бы Степановой наш недоанглийский боком не вышел… От гада всего ожидать можно! Он у нас как бог! Божок, кровожадный!
