Текст книги "Светлое будущее: вето на будущее (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Кафе. Пообедать – и планы домой.

Устала жуть. Только и спасало то, что везде таскал в обнимку, придерживал, поддерживал. А пару раз, по ступенькам, даже на руках нес.

– Ну… я же вроде уже не овощ, – смеюсь, смущенная.

– А мне нравится… как другие на нас глазеют. Столько зависти! Аж давятся… – гыгыкнул Мирон.

* * *

Пришли домой. Я – в душ, а Мира – за свое, по ходу, любимое дело: на кровать, за пульт – и втыкать в телевизор.

* * *

Уснул. Не стала будить. Облачиться в обновки – и на кухню.

Продуктов уж накупил Мирашев, будто пару недель точно выходить никуда не собирается. Или сильно перенервничал с голодухи… за эти дни…

Кисло улыбнулась сама себе под нос.

Черт… это, наверно, впервые за все время он оставил меня без надзора своего… и не под препаратами. Злилась ли я на него? Не знаю… жутко, конечно, было первые дни…. когда сам себе не принадлежишь… когда… даже сдохнуть тебя лишают возможности. Жалела ли я, что пошла тогда к этим?.. Черт! Точно… я уже… уже даже как-то из головы вылетели эти подробности, нашей встречи. Одни обрывки, отрывки фраз, картин всех этих дней. Они реально их убили? Или…

Черт! Да… какая разница, хотелось бы сказать. Но есть разница.

Или, может, и нет… Я все равно ничего уже не изменю. И тогда бы не изменила. А сейчас – уйти? Куда… я даже не удивляюсь предложению Мирона купить все с нуля, а не податься ко мне домой. Эти твари… наверняка сразу узнают, что я жива. А так – есть время… или… хотя бы шанс, что не рыпнутся заканчивать незавершенное…

Да и с Мирашевым…

…Странно, конечно, такое признавать… но, по-моему, Мирон все же… понемногу, но побеждает. Еще немного – и я тоже начну, если не верить, то хотя бы… надеяться, что мы… я… Мы со всем справимся. По крайней мере, пока это Ему будет интересно – и Он будет давать мне силы… и причины (странные, но очевидные) жить.

Черт. Ножа нет… и чем картошку чистить?

Матерь Божья! Да даже вилок… У него что, паническая атака была? Или чего?

Обреченно уселась я на стул. И что теперь варить?

Макароны? Точно! Где-то спагетти купили.

Нырнуть в пакет и достать пачку.

Черт, и как ее открыть? Зубами грызть?

Смеюсь тихо сама над собой. Но, если так-то, то и не смешно. Пластиковый нож, что отыскала (эхо доставки пиццевокера), тот тоже… не на моей стороне оказался. И чего не сделать волнистыми краями, как бывают некоторые пачки, дабы удобно было разорвать?! Нет же! Мучайся!

Обиженно вздохнула. Попытка приобщить к «кулинарному извращению» уже и зубы – тоже голяк.

Шумный вздох.

Ухватилась половчее и в очередной раз рванула конец. Еще усердие – и как дерну. Острая боль пронзила плоть. Дрогнули и без того слабые, непослушные руки – прыгнуло, выскочило всё долой – на пол, рассыпаясь веером. Неосознанно выругалась. Живо засунула израненный палец в рот, обсосала кровь, дабы та сильно не сочилась. Под воду – смыть слюни. Присела – отчаянно принялась сгрести, собрать свою оплошность. Черт, и что теперь… грязными варить? Сука… и только одна же пачка. Чипсы – две, а макарон – ОДНА! – еще рывок… и ловлю взглядом багровые пятна на лапше. И только сейчас осознаю… нечто жуткое. Перезвоном колокола в башке раздались слова врача, знакомого Мирона: анализы… Гепатит… ВИЧ…

Где корчилась – там так и осела на пол.

Горько, отчаянно заревела, завыла… давясь горем и безысходностью. Давясь… очередным ядом Жизни.

(М и р о н)

От этого звука… меня аж подкинуло на месте. Сам даже не понял, как слетел с кровати – и на звук.

Ну… Сука, пусть только опять че-то отчебучила! Как миленькая… будешь у меня жрать лекарства! А то не хочу… не буду! блядь! А антибиотики еще ж…

Поворот – и обмер. Сидит среди рассыпанных макарон и пускает опять пузыри, давится слезами и соплями.

Но цела… вроде, более-менее… По крайней мере, лужи крови или лысины не наблюдаю.

Присел рядом. Хотел, было, погладить по голове – как шарахнется, дернется в сторону.

Ах, еб ж твою налево!

Сдержался. Наелся, проспался – сдержался.

– Че случилось?

Молчит, захлебывается, пальцы мнет, прячет от меня.

Будто молнией в затылок – неужто опять где прошляпил нож?

Живо кидаюсь, на колени к ней. Хватаю за локоть и силою выдираю из-за спины руку, к себе. Одну, вторую. Сопротивляется – еще сильнее ревет.

– Не надо! – едва внятное заикание.

Еще мгновение – и отыскал:

– Да ладно?! – откровенно охренел от увиденной картины. – Ты серьезно? Из-за маленького пореза? – обмираю. Бурю взглядом. Стыдливо прячет глаза, отворачивается. Не унимаюсь: – И это после всех тех войн во дворе, о которых столько про вас с Рожей рассказывали?.. – вздрогнула от его имени. Но ничего внятного из перемен дальше не последовало. Монотонный, бесящий, нескончаемый вой. – А со мной как воевала! А, забыла?

Обнял, прижал к себе. Легкое сопротивление – и сдалась. Уткнулась своим сопливым носом мне в шею. Эх, чую… скоро уже и это ее меня будет заводить.

Ника-Ника… че ты со мной творишь, в какого сопливого извращенца превращаешь?..

– Ну, рассказывай! Че не так? – осмеливаюсь я вновь, едва чуть тише стал ее концерт.

Гулкие, горькие вздохи, всхлипы – послышалось несмелое блеяние… Из которого я только понял две вещи: макаронам пиздец и новых больше нет; и она, Мальвина моя, – исчадье ада, рассадник всего мира бед.

Шумно вздохнул. Неспешно отстранился… Собрал с пола лапшу – и все нахуй в кастрюлю, залил водой, посолил, размешал ложкой – и на плиту, зажег огонь.

Тотчас сорвалась – чуть не грохнулась и не вывернула опять все долой. Вовремя поймал, подхватил, прижал к себе.

– А если… – заикается моя несчастная. – Если я заразная все же? И оно…

– И че оно? – перебиваю грубо, но сдержанно. Невольно сдаюсь – и улыбаюсь, потешаюсь над этой ее детской придурью. – Укусит?

– Причем тут? – подвела очи, уставилась на меня. Ну хоть слезы уж перестали течь… – А вдруг оно выживает в кипятке?

– Шутишь?! – гогочу уже открыто. – Мое джакузи еще никто не переживал! Так что не ссы – всем напольным и твоим, кровавым (если они там вообще есть) бякам настанет зверский пиздец. Ты сейчас еще жалеть их будешь – как скулить на весь дом начнут. А они – не ты, скромничать не станут.

Стоит, молча таращит на меня свои зенки – и ни единой внятной эмоции. Отчего самому даже неловко стало от своих идиотических шуток.

Скривился в гримасе, желая хоть как-то пробить этот ее внезапный «анабиоз». Нервически моргнула.

– Ладно, – обнял крепче за плечи и повел ближе к холодильнику.

Усадил на стул, что стоял рядом. Достал перекись, лейкопластырь (столетней давности – мертвый груз моей бедной дверцы). Залил рану этой нюне, мигом раскрыл тонкую ленту и заклеил рану.

– И не реви мне больше, а то соседей затопишь, – улыбаюсь добро.

Смолчала, лишь сильнее опустила голову.

Вновь обнял за плечи. Напор – встала. Пошли в комнату.

– Я вот че надумал, пока спал… – начал несмело, врастяжку, все же желая сменить тему и окончательно перекроить ее настроение, – надо хоть комп купить… или еще что-то, а то уж совсем скучно живем.

– А у тебя еще нет? – поддалась. Не сразу, несмело – но… поддалась.

– А нахуй* он мне нужен был? – удивленно. – А если че вопиющее – то вон, интернет-кафе… или в офисе мог сделать.

– В офисе? Так ты все же работаешь? – дрогнули ее губы в (победной как для меня) улыбке.

– Ага, почти, – гыгыкнул. – «Фрилансер».

– А офис тогда какой? – не может понять. Уселся я на кровать – потянул и ее за собой. Подалась. Разлеглись оба. За пульт – и включил свою вновь потухшую пузатую бандуру.

– Да хоть какой-нибудь. Че, знакомых мало?

Глава 27. Моцион^[23]

(Н и к а)

Проснулась в Его объятиях… в объятиях Миры. Никогда не думала, что утро может быть настолько солнечным, добрым… приятным, даже если за окном – полный пи***ц… Нет, погода отличнейшая – вторит моим ощущениям. А вот проблемы… что Мирашев упорно не хочет замечать, не хочет думать, говорить о них – эти да, табуном столпились под карнизом, за дверьми – да даже уже и на порог порой просачиваются, грозя скорым… очередным взрывом.

А пока – замереть тихушником и не делать лишних, резких движений – лишь бы не разбудить, не прогнать, не упустить столь дивное состояние. И он – не рычит, не злится… и не стебется с меня. И я – будто нормальная. Будто мы… не просто товарищи, друзья, скрепленные несчастьем, а… Черт. Еще один «Рожа» – как я и хотела, вот только в полной комплектации: опять я только друг. Хотя… и сама к иному не готова. Даже думать… о чем-то таком страшно. Неприемлемо… И пусть уже не так колотит от мысли, что Мирон видел уже не раз и, возможно, еще увидит меня голой, но…

Черт! Нашла о чем думать!

Невольно скривилась. Выпроводить глупые мысли – и вновь расслабиться. Вдыхать приятный, нежный аромат своего дикого, сумасбродного зверя… больного на всю кибитку, как и я.

* * *

Парк. Сегодня Мирашеву почему-то сбрендило, что мы непременно должны отправиться на прогулку. И не куда-нибудь, а именно – в парк. Вокруг зелено, благоухают цветы. Поют птицы. Светит ярко солнце. Нежная гладь озера так и манит к себе, зовет искупаться… даже если и страшно думать, какие ужасы могут обитать на дне таинственного городского водоема.

Не успели даже перейти через мостик, что вел через какую-то «говн*течку» и нагло вырулить на косую тропинку, как тотчас нас кто-то окликнул. Несмело…

– Мира! Мирашев! – послышалось следом за женским… уже и мужской голос.

Обернулись.

* * *

Даже я обалдела… от такой встречи: Майоров собственной персоной (тот самый, что так алчно желал меня «окучить» прям на огороде у… неважно у кого, на даче, около дощатого туалета той ночью) и… (та-дам!) как оказалось, его жена – Алиса (мило улыбнулись мы друг другу в знак приветствия и знакомства). Жесть! Красивая, фигуристая, молодая (явно, младше его самого, этого кобеля паскудного)… и, тем не менее, «не вытягивает»: гуляет налево и направо… как если бы дома не куколка его ждала, а самое мерзкое чудовище. Да уж… и вправду, не родись красивой, а…

– Ребята! – хлопнула в ладони сия распрекрасная барышня. – Вас и не узнать! Что эта за парад очкастых? – захихикала.

Заржал и Мира:

– Не завидуй. Сама, небось, уже триста раз пожалела, что окуляры с собой не взяла.

– У меня шляпка. Это этот вон, – кивнула на мужа. – Щурится и причитает.

Рассмеялись все трое.

– Так а вы че тут… гуляете? – наконец-то осмелел и «Витёк».

– А ну дай примерить! – живо кинулась к Мирону, кокетничая, мадам… и в момент стащила с него очки (ну, хоть не с меня – не хотелось бы еще и перед ними светить своими, пусть уже и почти сошедшими, но все еще заметными фонарями).

Всё равно… Сука. Чего лезет? При муже-то… и при мне. Небось, не лучше Майорова хвостом виляет.

Проигнорировал Мирон ее выпад, не прокомментировал. Хотя и скривился от раздражения. Взор на Виктора:

– Ну так… а че еще делать нам, дворянам? – ухмыльнулся.

– Да вот именно! – загоготал Майоров. – Че-то пацаны совсем жаловаться стали, что ты на них забил. Дозвониться, говорят, даже не могут.

– Ох, уже эти девочки… – гыгыкнул Мирашев. Взгляд на Алису, что уже нарядилась в его очочки и плясала перед моими «зеркалами», разглядывая себя, словно обезьяна. – Ты бы поаккуратней, – ухмыльнулся ядовито. – А то Некит у меня злой.

– Некит? – от удивления дрогнули ее брови, выскочив за рамку. Спешно сняла аксессуар. – Эт еще кто? – улыбнулась загадочно, явно кроя иные, истинные эмоции, в том числе страх, неловкость. – Она, что ль? Ты, что ль? – вперилась в меня взглядом.

– А кто ж еще? – съязвил Мирон. – Мальвина моя, – кивнул головой (на меня, от стыда спрятавшую очи).

– Еще и Мальвина? – захохотала Алиса.

– А ты, блядь, Буратино, что ли? – заржал Майоров, нагло перебивая свою жену.

– Ну так… – ухмыльнулся Мира.

– И что, золотой ключик тоже имеется? – сумничала, заливаясь странной (пошлой) иронией, отчего даже я не выдержала – нервно цыкнула, закатив глаза под лоб. Отвернулась на мгновение.

Шумный вздох.

Идиотка, что ли?

Рассмеялся Мирашев. Зажмурился, гримасничая:

– А это уже, дорогая… история не для твоих детских ушей, – растянул лыбу.

Хихикнула сдержано.

Движение – и, откровенно флиртуя, нагло прижалась овца к Мире, силясь надеть на него очки (вольно али невольно оттесняя и меня заодно).

– Лиса, хватит! – гаркнул тотчас грубо, строго Виктор, и отдернул ее назад за локоть (чуть не свалились «окуляры» – вовремя подхватил и поправил их Мирон).

– А че я? – спешно обернулась та к нему, наивно захлопав коровьими ресницами.

– Сука… – послышалось тихое Мирона сквозь едкий, нервный смешок. Чиркнул зубами. Обнял вдруг меня за талию, прижал к себе. – Не обращай внимания, – на ухо. – Они друг друга стоят. ебанашки еще те… Но и грубить не хочется. Хорошо? – отстранился. Взор мне в лицо.

Несмело киваю, заливаясь доброй, благодарной улыбкой.

Обернулся к этим, что уже буквально сцепились, слово за слово: вот-вот уже и грандиозный скандал грянет.

– Эй! Дерущиеся, – громко, резво отдернул их словом Мирашев. – Давайте вы это… совокупляться уже будете без нас? – рассмеялся.

Подчинились. Замолчали, скривились.

Учтиво продолжил Мирон:

– Так че ты там… говорил, кто там плакал? Кому я там пиздец как понадобился?

Шумно вздохнул Майоров. Показательно прокашлялся:

– Да этот… Дизя.

– И че у него там… совсем всё горит? – рыкнул Мирашев.

Криво, невесело улыбнулся Виктор:

– Да хур его знает, если честно… Но ерзался здорово. Просил передать, если увижу, чтоб ты обязательно заехал…

Вздохнул раздраженно Мира. Скорчил задумчивую, печальную мину. Заиграл скулами:

– Так-с…. ну это только с понедельника, разве что… А так… у нас пока свои планы.

– Какие? – улыбнулась, вмиг ожившая, Алиса. – Может, с нами, на дачу? Мы тут как раз на шашлыки собрались за город. Да, Вить? – мило улыбнулась своему мужу мадемуазель.

Нарисовал в ответ улыбку и Майоров:

– Конечно, любовь моя! – не без сарказма. Взгляд на нас. – А если серьезно – да. Мир, как идея?!

Хмыкнул Мирашев, смолчал.

– Ну или хотя бы так, – торопливо вновь отозвался Витек, желая сгладить неловкость. – На кофе… коньячок заглядывайте сегодня-завтра к нам вечерком. Отдохнем.

– Нет, благодарствуем, ребят… – наконец-то ожил, решился Мирон. – Но у нас другой моцион.

– Какой? – искренне удивилась девушка.

Заржал пристыжено Мира:

– Самый что не есть коварный: сначала адский шопинг, а после – морально разлагаться, лежа к верху пузом дома на диване у телевизора.

– Фу, ты уже как старпер, – шутливо скривился Майоров.

Улыбнулся Мирон:

– Ну так… пора уже потихоньку приобщаться к этому делу. Гляди… давно уже не двадцать.

Загоготал Виктор:

– Нашелся мне… «недвадцатилетний». По-моему, тебе как было семнадцать, так и осталось. В голове одни «гы-гы» да «га-га»: телки… – взгляд вдруг метнул на меня, – пардон, зайчонки… выпивка да драки.

Скривилась я от обиды. Отвернулась к Мире.

Сука… сам ты «зайчонок», как и твоя… недо-жена.

Взор невольно на Мирашева. Обомлела.

Оскал проступил на его уста, кромсая ухмылку. Но сдержался.

– Ладно, зай-ча-та, – рявкнул. Прожевал эмоции. – Нам действительно пора, – не менее грубо вышло. Задумчивый, бесцельный взор на тропинку, а затем около. Обнял меня за плечи, силой разворот, напор – подаюсь на ход. – Аривидерчи, – не оборачиваясь.

* * *

– А у вас было че с…? – не договорила я.

Бросил на меня короткий взгляд, не сбавляя ход.

– С кем? – удивленно.

– С Алисой…

Заржал вдруг, но тотчас осекся. Долгая, резиновая пауза… видимо, «за и против». Но еще один шумный вздох – и сдался:

– Пыталась она… и не раз. Однажды даже штаны умудрилась с меня стащить, – и снова смущенный хохот. А у меня все внутри сжалось странным образом, обида полосонула по сердцу. Продолжил: – Тот еще «зайчонок»… Но Майоров мой друг, как и Мазур, – вздрогнула я от услышанного (но не заметил, не обратил внимание Мирон, будучи вовлеченным в свои… глубокие, ревностные рассуждения), – брат по духу… а потому даже по пьяне я не… Да и потом, – вновь метнул на меня взор, – если бы не это… она, че… последняя баба на земле? Да хоть и так! У нее в башке такая мочалка вместо мозгов, что ну его нахуй: оно явно того не стоит. Никогда бы не рискнул, зная ее уже, как облупленную. Вообще не понимаю, как Витек мог так затупить и жениться на этой выдре. Да, красивая… но будто она одна такая: с ж*пой и сиськами…

– Ну-у… так и он гуляка, – не знаю почему, вступаюсь за нее.

Заржал. Косой, беглый взор на меня.

– Ага… Я же говорю – друг друга стоят. Главное, что как друзья – хорошие, всегда выручат. Поддержат, подсобят. Не сдадут. А на остальное – мне как-то класть.

– Ну… она ж все равно от тебя не отстанет… – тихо, робко… ляпнула я, но тут же осеклась, прикусила язык.

Поздно…

– Ты че, ревнуешь? – вперил в меня взгляд. Загоготал громко. Резко выпустил мою руку из своей – и обнял за плечи, прижал к себе: – Не чуди, Мальвина. Ни на кого и ни за что твой Буратино тебя не променяет.

* * *

– А почему Мальвина? – не выдержала я… и все же озвучила свой вопрос, едва мы завалились в салон его авто.

Обмер пристыжено. Еще миг – и вдруг заржал. Пристегнулся – вторю ему. Не унимаюсь. Хоть и неловко, а все же с вызовом пялюсь на Мирашева, требуя странный ответ на странный вопрос… о странной кличке.

Сдался. Пожал плечами. Беглый, косой взгляд по зеркалам заднего вида, на меня – и за лобовое:

– Не знаю… наверно, потому что… одна такая.

Взревел мотор. Тронулись…

* * *

И вправду… не шутка: купил ноутбук, приставку игровую и даже телевизор, плазму приличной диагонали.

– Ну… мне бы еще игры… какие-нибудь к этой вашей… бандуре, – кивнул на диски Мирашев.

– А какие Вас интересуют? – торопливо, учтиво отозвался консультант.

– Да я откуда знаю… в какие там обычно играют? – ухмыльнулся пристыжено.

– М-м-м, – задумчиво протянул молодой человек, взор забегал около. – Гонки, стрелялки, борьба.

– Отлично! – радостно вскрикнул Мирон. – Заворачивайте!

– Что именно? – растерялся парень.

– Да всё, всё заворачивай! – загоготал. – Жена из дома не выпускает. Надо же хоть чем-то себя развлекать, помимо спанья, – ухмыльнулся.

– Ну да, – смущенно улыбнулся собеседник. Взор на меня, пялящуюся, выбирающую и себе среди дисков что-нибудь «под стать»: мордобой – идеально.

* * *

Выходные пролетели на ура. Причем день с ночью активно перевернулись. Единственное, что пришлось сообща отвлечься на дела мирские: готовка еды… Мирон даже отыскал где-то ножик и вилку: картофель мне чистить не доверил, зато колбасу порезать – тут да, повезло прикоснуться хоть на минуту к «запретному» – и снова упрятал куда-то все острое из кухни прочь…

– И долго ты так будешь… меня бояться? – съязвила, кивнув на пластиковый нож, что организовался незаметно около меня вместо настоящего.

Гыгыкнул:

– Я не за себя боюсь. А за соседей… как только уверую, что больше не хочешь всемирной вендетты^[24] – так и вперед.

– По-моему, это ты ее хочешь… а не я, – ведусь. Хоть и понимаю всю подноготную этих шуток, но затронутая тема… уж больно (острее прочего) между нами стоит… даже если и вслух не обсуждается.

Скривился. Передумал – не ушел в комнату дальше играть. Присел на стул, напротив. Взор на меня (ковыряющую свежие огурцы пластиком).

– Да, хочу, – приговором. Серьезно. Твердо. – И она будет… даже если ты почему-то не хочешь дать хоть какие-то зацепки… что это за суки были.

Поджала я губы. Смолчала. Отвела взгляд в сторону.

– То бишь я прав? – внезапно гаркнул громко, отчего невольно вздрогнула – и будь реальный нож… точно бы порезалась. Невольно метнула на него взор, но тут же осеклась.

Жуткие… морозящие душу предположения. Причем… итог, какой бы он не был… уж никак не блещет облегчением. А потому… не знаю… что ответить… и как убедить… бросить эту затею. Ведь… за эти дни убедилась. Вернее, разуверила себя… что его забота – это какой-то коварный, гадкий, алчный план использовать или унизить меня еще больше.

– Почему молчишь? Я прав? Ты не сдашь их? Ты знаешь… кто это, но умышленно молчишь?

Не хватает храбрости даже поднять на него очи. Молчу.

– Я же их все равно найду, – не унимается. Встал резко. Шаги ближе. Окаменела я от страха. Обошел сзади. Со спины… прижался ко мне, несмело обняв за талию. Жуткий, цепенящий голос на ухо: – Им не жить. Кто и почему бы это не сделал – не жить. Более того… я тебе клянусь, они пожалеют… что их матери в свое время не сделали аборт. Попомни мое слово.

Нервно сглотнула слюну. Чувствую, как дрожь начинает пробирать конечности.

Жгучая, убийственная тишина. Выжидание.

– Не скажешь? – будто гром раздались его слова, отчего даже дернулась в его хватке. Сжал сильнее.

– Нет, – тихо, несмело… но окончательно.

Глава 28. Феромоны вздора

(Н и к а)

А вот и понедельник: начало недели – конец отпуска. Дела вновь затрубили в рог, зовя своего прилежного Исполнителя.

– А почему «Дизя»? – улыбаюсь сама себе под нос. – Как-то не очень подходит для мужчины, – бормочу, усердно семеня за Мирашевым.

Тихо рассмеялся. Движение, обнял за талию, невольно поравнявшись со мной. Метнул взгляд в лицо:

– Дизя. Он же – Дизук. Дизиак. Афродизиак… – задумчиво протянул, не унимая улыбки. – Сама увидишь на чем… сдвинут этот гад. Я бы, конечно, с радостью тебя в машине оставил, внизу. Но… там район тот еще. Так что… уж лучше со мной, рядом.

Пропустил вперед себя, открыл дверь авто. Кивнул на сидение.

– Б-благодарю, – запнулась я, ошарашенная его галантностью. Подчинилась.

– Так что… – продолжил, обогнув тачку и плюхнувшись рядом, за руль. – Прости… если что не так.

(Н и к а)

– Э-э… привет, – растеряно протянул невысокого роста лысоватый худой молодой человек, открыв дверь. – Ты не один?

– Да нет, это глюк, – прищурился, заливаясь смехом Мирашев. Уверенный шаг вперед – отчего вмиг покорно тот отступает назад. Следую и я за своим Поводырем. Захлопнуть учтиво дверь. – Ну че… побазарим? – хитрая ухмылка Миры. Стоит, звенит, крутя связку ключей на пальце. Жует жвачку, что та корова.

– А… – беглый взгляд хозяина квартиры по сторонам. – Да… конечно. Может, чаю? – вперился вдруг в меня. Нервно сглотнул слюну.

– хуяру! – рявкнул Мирашев. – Своих зайчат будешь поить, – усмехнулся ядовито. – А моего Малыша не тронь.

– Да я че?.. Я ниче, – запричитал тотчас «Дизя», отворачиваясь. Шаги к межкомнатной двери: – На кухню? – махнул рукой, обрушив вновь странный взор на меня, а затем (покорно, вынужденно) перевел оного на Мирона.

– Ага. На кухню, – передернул слова. – А ты, – уставился на меня Мирашев, – пока пройдись по квартире, поразглядывай где че. Не разувайся, – кивнул, уточнил заботливо.

– Только не трогай ничего, – поторопившись, взволнованно брякнул мужчина.

Обмерла я от неловкости и в непонятном страхе.

– Да я… я могу тут постоять, – несмело шепнула.

– Пройдись, – уверенное, доброе, но приказом.

(Н и к а)

И не раскиданные шмотки по углам… и не комканная постель меня смутила. Нет. Странный, больной антураж чувствовался вокруг. Стены, как и мебель – в темных тонах, на окнах – красные римские шторы, отчего вся комната невольно погружалась в мягкий полумрак интима и вожделения. Странные флакончики на полках за стеклом. Но что самое забавное – каждый из таких бутыльков представлял из себя предмет искусства – не менее странные, чем все здесь, сюрреалистичные фигурки не то людей, не то зверей. И запах – необычный. И не сказать что приятный, но и не отталкивающий. В углу, все в том же серванте, на самой верхней полке – рамка с фотографией: хозяин квартиры с какой-то девушкой. Еще молодой, с добротной такой шевелюрой – отчего не сразу даже признала. Счастливые, улыбаются. Странно, почему спрятано. Очередные разбитые мечты? Несчастная любовь?

Среди хлама на полу не сразу заметила телевизор. И даже не старая бандура – нет, нового поколения, тфт или плазма, хотя и не намного больше обычного монитора. На столе, у подоконника – ноутбук. Еще шаги вперед – и подошла к окну. Несмело сдвинула штору – и взглянула на улицу: обычный, серый пейзаж. Красотой брала лишь только высота – четырнадцатый этаж. А потому полем протянулись, раскинулись крыши высоток, и так вплоть до горизонта, усеянного темно-зеленым обрамлением крон деревьев и тонкой линией змеи-реки.

Шумный вздох. Разворот – и пройтись вновь по комнате. Обмерла. Полуоборот. Странная, дивная картинка на экране ноутбука привлекла мое внимание. Видимо, когда лезла к окну – невольно задела, а потому пропала заставка.

Еще попытки разобрать сию «какофонию» изображенного – и окоченела. Сама не поняла – как дернулась, потянулась рукой и машинально нажала на пробел, запуская ход видео…

(М и р а)

Жуткий, приглушенный женский стон раздался из соседней комнаты. Причем не то от боли, не то от похоти. Секунды дабы осознать, что не глюк, – и вдруг очередной всплеск разврата, что невольно тотчас взбудоражил все во мне на уровне инстинктов. Вмиг сорвался я с места – кинулся в коридор. В комнату.

Обомлел. Это там… на кухне, звукоизоляция давала хоть какую-то приглушенность. Тут же… вовсю царил ад. Жесткий, на грани плача и стона наслаждения звон, женский крик, разрывая плоть природным зовом текущей самки. Стоит же моя Мальвина в растерянности и пристально бурит, взглядом впивается в это чертовое месиво жизни и грязи на экране ноутбука, где мелькают какие-то картинки. Шаг ближе – и вижу, как какой-то голый ублюдок шпилит «трудолюбивую д*валку». Не шевелится, не моргает Вероника. Казалось, даже уже не дышит мой Малыш. Только слезы… жуткими, жгучими рельсами по щекам, ознаменовывая очередной мой провал.

Блядь.

Живо выступаю наперед, закрывая собой это безумие. Захлопнуть крышку – и тотчас ухватить за плечи Нику.

– Посмотри на меня.

Не реагирует – все еще где-то там, на темном дне своих мыслей. А эта Сука, что за спиной моей, то и дело, не собирается затыкаться, взывая еще усерднее к беспредельному, грязному совокуплению, отчего еще стремительней покатились Ее слезы.

– Да, блядь, заткни уже ее! – бешено рявкнул я, метнув взгляд на застывшего в растерянности этого хура собачьего, Димона. В мгновение подчинился. – Ника, посмотри на меня, – отчаянно я, приказом.

Крутит, вертит эту еба*ую бандуру Дизя, но все никак не может унять.

– Да ты, Сука, че… издеваешься?! – живо кинулся я к нему. Выхватил из рук и швырнул, разхуечил об стену. Вздрогнула моя Мальвина, ожив.

– Ты че, блядь?! – обижено взвизгнул Дизук, но в момент заткнулся, опечалено заныв. Поднял свой недобиток с пола и начал крутить в руках, тыкать на кнопки.

Ухватил я вновь за руки свою подвисшую.

– Ника, ты меня слышишь? – и снова с напором. Дрогнул ее взгляд, сцепился с моим.

Молчит.

Нервно сглотнула. Но хоть веки ее вспомнили свой ход.

– Зачем ты туда полезла? – сдержано, но не без укора, злости, я.

– Я же просил ничего не трогать! – слюнявит Этот и дальше.

– Не ной, Сука! – наградил я вмиг его презрением. – Новый купишь!

– Но там это… – не унимался бессмертный.

– Если ты сейчас сам не завалишь свое ебало, то я помогу! – выпалил в его сторону, давясь уже яростью. Руки сжались в кулаки.

Окоченел в момент Дизя, покорно заткнувшись.

Взор снова на Рожину:

– Ника, блядь! – злобно. – Очнись! – грубо, сам того до конца не осознавая, давясь страхом ожиданием того, что эта мадам может сейчас отчебучить.

И вот оно, чуяло сердце: взгляд вперила мне в глаза. И шепотом, будто скрежетом метала:

– Переспи со мной.

– О-па, – послышалось где-то сбоку, вперед даже, чем я сообразил, осознал, что услышал.

– Че-го?! – гаркнул я, пристальней взглянув ей в лицо, прищурившись. Она что… обнюхалась уже чем-то здесь?

– Трахни меня, – уверенное, требованием, заливая ртутью мне уши.

Нервно сглотнул я слюну, поежившись. Шумный вздох. Скривился:

– Понятно все, – нервно.

Разворот и, силой сжав ее за локоть, потащил за собой.

«Кукушнутая моя вернулась… Недолго музыка играла».

– Стой! А я?! – отчаянное Дизиака за спинами. – Что со мной?! – тотчас поспешило это чучело за нами.

Застыл, застыли мы оба в коридоре на пороге. Обернулся я.

Прожевал эмоции:

– Я понял твою ситуацию. Разберусь.

– И че должен буду… дополнительно?! – выныривает из комнаты голосистый.

– Ничего, – злобно. – Всё как всегда, по старой схеме. А это так… – кивнул головой, – компенсация… за эту твою… порно-коллекцию.

– Документальную, между прочим! – самодовольно, вожделенно-психопатически; залился печальной ухмылкой. Поджал губы.

Фу, блядь! Мерзость. Аж сжалось у меня всё внутри от отвращения и злости. Но сдержался. Еще напор – и повел, потащил и без того уже измученную сегодняшними прозрениями Мальвину. Не хватало еще ей напороться на слезно-слюнявые откровения этого любителя дурманных оргий, и не всегда добровольных… по крайней мере, пока своих «микстур» не капает.

(М и р а)

Быстро завалиться в машину – и по газам.

– Ну что тебе стоит?.. – внезапно, огорошивая, отозвалась моя Молчунья, разрывая не менее пугающие минуты воцарившиеся тишины и напряжения.

Тотчас устремил я на нее взгляд, на мгновение оторвав взор от дороги:

– Ник, давай не сейчас, а… Сейчас… воздухом свежим подышишь, проветришься – попустит. А там домой приедем – и поговорим, – нервно сглотнул слюну. Черт!

И с хуя она полезла к ноуту? И че это за ебатень… с «Трахни меня»? блядь! Надо было у Кряги спросить полегче успокоительное, а то не дело это все: не сегодня, так завтра рванет. Незнамо где, с кем и почему. И, блядь, че мне теперь делать? Опять, Сука, ее пичкать этим… «овощным трэшем»? А то чую, нервов моих не хватит. И уже по два колеса обоим придется закидывать. Сука, нарики конченные. Дожили: не по доброй воле дурью закидываться. Будто и без того скучно жилось…

Шумный вздох.

(Н и к а)

Иду ва-банк. Чиркаю запал и поджигаю фитиль:

– Нам в магазин надо.

– За-чем? – раздраженно Мирашев. – Вроде еще есть еда.

– Макароны и кофе. Сам говорил.

Скривился.

– Ниче. Потерпим. Не сегодня. Хватит с меня концертов.

– А еще соль закончилась, – нагло вру. – Че я без нее приготовлю? Чай?

Повелся. Выругался себе под нос, но поворот руля – и свернул в карман, ведущий на парковку супермаркета.

(Н и к а)

Сама не знаю, как это провернула. Но провернула…

Уже у самой кассы были, как я Мирашеву закинула просьбу: состроила разочарование, рисуя вид, что только что невольно вспомнила, что масло сливочное забыли взять, причем что тогда, что сейчас. Повелся. Морщился, отнекивался, но место в очереди тоже не хотел терять, как и макароны всухую вновь жевать, а потому подчинился, помчал один, гордым орлом, в молочный отдел. Живо я стащила с полки пачку презервативов и, проталкиваясь вперед, игнорируя зависшего мужика, выбирающего мелочь с блюдца, протянула оную девушке:

– Пробейте, пожалуйста, и побыстрей.

Вздернула та бровями от удивления, но смолчала – не прокомментировала.