Текст книги "Светлое будущее: вето на будущее (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Знаю, – закивала головой.
– И, по сути, – хмыкнул, заливаясь странной, растерянной улыбкой. – Он отвоевывал меня у самого себя. Его же люди меня закрыли – а теперь… пришлось доставать.
Скривилась печально я, спрятав взор. Тихо… несмело:
– Знаю…
– И Ник… если они друг друга не особо щадят, и хуе уже знает, кто кому брат, а кто кому… враг, то что можно ждать в отношении тебя? А? – горько, взмолившись. – Не женится он на тебе, поверь, – болезненно; дрогнул голос в печали. – Он всех баб шл*хами считает. Кончеными шал*вами… Понимаешь? За людей не воспринимает… Так только… «объект для Траха». Существо, которому можно присунуть. Ну зачем тебе это д*рьмо, а? – скривился горестно.
Хмыкнула я… невольно себе под нос, вспоминая, как не раз мне в свое время пришлось его уговаривать… переспать со мной.
– Федя… – шумный, печальный вздох. – Мне все равно. Я вижу, что со мной он другой… не такой – и мне этого хватает. Он мне дал шанс, и я им воспользуюсь. Как и в свою очередь – я ему тоже даю шанс, и если облажается – сильно унижаться не стану, поверь.
Рассмеялся Рогожин горько, зажмурившись на миг:
– Глупая… шанс. Он никому… никогда шансов не дает: чего бы это не касалось. А тут…
Хмыкнула я обижено. Опустила взор.
Черт! Рожа! Но… не рассказывать же тебе все то, что было, что прошли, не вгонять же тебя в ужас и самобичевание, только ради того, чтобы посеять зерно сомнения в «гнилушности» этого человека. Не могу, да и нельзя… Сам же того не переживешь – небось, еще больше дел наделаешь, чем мой «отмороженный» Мирашев.
А потому… лживая улыбка, кроя боль, и отваживаюсь взглянуть в глаза:
– Пусть время нас рассудит, а не ты… Хорошо?
Вздернул от удивления бровями:
– И не жаль… жизнь ради этого просадить?
Ухмыльнулась:
– Она уже давно просажена, – опустила я очи. – И продолжается… вопреки всему – лишь благодаря ему. – Глаза в глаза: – Не спрашивай, что да как – не скажу. Не хочу… но поверь, если не благодарность, то хотя бы уважение… просто потому, что Я ЭТО ПРОШУ… прояви к нему, хорошо? Я его люблю. ОЧЕНЬ. – Спрятала взор, замотав головой лихорадочно: – Я долго сопротивлялась, боялась этого слова, чувства… но, – и снова смелый взгляд в лицо брату, – но это правда. Я его люблю, как никого и никогда… и я с ним безумно счастлива, даже если это ненадолго. Хоть сколько – но хоть раз в жизни… я этого заслуживаю. Разве нет?
– У тебя и так это будет.
– Откуда ты знаешь? – рассмеялась я горько, невольно взвизгнув от возмущения. – Вот ты знал полгода назад… где окажешься? Нет? Нет. А еще вчера – что у Мирашева на кухне мы с тобой сидеть будем и о жизни говорить? Тоже нет… – ухмыляюсь. – Вот именно. Может, меня завтра уже собьет машина насмерть. А может, и нет… НО… так или иначе, Жарова права: я не хочу больше бежать и что-то искать, где-то там… за горизонтом, в очередном… «светлом будущем». Нет! Я хочу быть здесь и сейчас. Тем более… что тот, кого мое сердце столько искало, и то, что я просила у судьбы, – всё уже и так получила, сполна. И именно с ЭТИМ человеком, даже вопреки всем «но»: его странностям, жестокости, заскокам, резким переменам настроения… цинизму и прочему-прочему. Я его люблю. Федь-ка! – отчаянно вскрикнула я, заржав от смущения. – Он же почти… такой же как и ты!.. – глаза в глаза с вызовом. – Только я с ним чувствую себя более полноценной. Чувствую себя женщиной. Разве не этого я так хотела, и ты для меня хотел? Наставлял? А?
Хмыкнул. Рассмеялся вдруг, пораженчески, стыдливо спрятав на мгновение взгляд.
– По-твоему я – неадекват? – и снова в очи.
Заржала и я, закачав невольно головой:
– Я не это в вас вижу. А силу воли, храбрость, верность, как своим убеждениям, так и близким, кого допускаете в свой мир, кого любите. Твердую опору, защиту… понимание. Тепло… и прочее-прочее… Фе-дя! – отчаянно, в тщетный раз взывая услышать меня. – Я. ЕГО. ЛЮБЛЮ, – застучала себя в грудь кулаком. – Разве ЭТОГО мало?! Я наконец-то… кроме тебя и своей мамы, твоих родителей, кого-то еще очень люблю!.. Но иной, яркой, всепоглощающей любовью, от которой дух захватывает, и парю… в космосе. И я хочу сохранить это чувство, пойти за ним. А слезы – слезы и так будут, только в промежутках между ними – я буду… БЕЗУМНО счастлива… вопреки всему… и даже своим некогда верованиям и ожиданиям.
* * *
Еще немного философии, воспоминаний, его историй… о том, как прошли эти месяцы, о той пресловутой драке, когда… Федьку чуть жизни не лишили, и когда он в ответ – едва на тот свет всех ублюдков не отправил… – и разошлись по комнатам.
* * *
В спальню – не то к «себе», не то… по факту, к Мирашеву.
Спал уже, сопел тихо, планомерно.
Шаг ближе к кровати – и в полумраке замечаю что-то странное на подушке.
Присмотрелась (нагнувшись ближе): моя фотка (которую я ему в наказание подарила, чтоб везде с собой таскал, когда по делам ездит, – чтоб смотрел на нее, на мой грозный вид на ней, и не думал творить гадости).
«Скотина», – буркнула тихо себе под нос и тотчас залилась смехом.
Стащить с себя штаны – и забраться в постель, под одеяло. Спиной поближе к своему вредине. И вдруг движение – обнял, прижал к себе. Но что-то явно не так. Какое-то странное, жуткое напряжение зависло между нами – каменный он какой-то весь.
Обмерла я испуганно – страшно даже моргнуть. Вдруг шорох, шумный вздох, приблизился стремительно – и тихо, несмело мне на ухо:
– Выходи за меня замуж… – грохотом, будто гвоздями приколачивая мое сознание к черепушке.
Глава 38. Et tu, Brute?[30]
Признаться Федьке, что Мирашев сделал мне предложение и я на него согласилась, пока не хватало духу… И это я уже неделю ношусь с этой не разродившейся тайной. Хотя… в остальном я намного стала смелее. Да и Рожа уже проще стал реагировать. Нет, как и прежде, эти двое смотрели друг на друга, как сычи, если не кто похлеще, желая перегрызть «врагу» глотку, но уже не выступали и открытых скандалов не затевали.
Днем – что одного, что второго, не было дома, и я куковала, маялась, чем только в голову приходило, кроме дел по хозяйству, в гордом одиночестве. Вечером же – молча поужинать – и по щелям: Федька в «свою» комнату – телевизор смотреть, а мы с Мирашевым – в зал. Он – на приставке шпилить, а я – за комп: тоже игры, соцсеть или по форумам лазить.
Наступала ночь – и вместе с Мироном шла в спальню… уже не таясь. Так или иначе, а Рогожину все же придется принять… наши с Мирашевым отношения, хотя открыто скрипеть кроватью я так и не отважилась. А «не скрипеть» – «не отваживался» Мирон, в особенности основываясь на том, что здесь стоит якобы отличная звукоизоляция (для каких целей – не уточнял ни он, ни я). В общем, искали компромисс. Испытали в своих похабных целях всю прилегающую к скрипучей кровати мебель, пол, и даже балкон (на который выход был из зала). Сменить же кровать – слишком много возни и «палева», и не факт, что поможет. Да и потом, сама за это дело не возьмусь, а когда Мирашев бывает дома, тогда, как назло, и Рожа ошивается то в квартире, то где-то рядом, во дворе.
Так что… живем, как живется.
* * *
С магазинами – пока все глухо. Хотя часть средств Федор все же смог реанимировать, сделав кое-какой возврат (спасибо своим же старым связям). Снимать квартиру – пока не снимал, хотя уже активно искал, подбирал варианты, что поближе к старому офису… да подешевле. Принять помощь от Мирашева не желал ни в каком виде, а Мирон за спиной уже ничего не хотел делать, говоря, что Рожа не маленький: «Выросли зубы – пусть охотится и грызет: либо свежее мясо, если не растерял сноровку, либо, как и большинство, – дожевывает за остальными, обсасывая кости, трусливо забившись в угол».
Давить, требовать… или еще чего – я не собиралась, да и не хотела. Ведь прав: чай, не маленькие… оба. Сами разберутся. Мне хватало и того, чтоб учиться приспосабливаться к накатам волн нервозности моего суженого-ряженого… и, ко всему, думать… что, как и когда… со свадьбой. Точной даты не определили, и даже заявление пока не подали. Но дело даже было не в этом, и не в Мироне, а во мне – я еще не готова… к таким резким переменам. Мне пока с головой хватает возвращения Рогожин и их с Мирашевым тихой войны.
* * *
И снова ночь, и снова мой кавалер уламывает меня«…поделиться с ним радостью на мягкой, удобной кроватке, а не на мерзком, твердом полу».
– Либо так, либо на бочок – и баньки, – паясничаю я, заливаясь ехидным смехом.
– Ну… тогда уж ты будешь лежать на полу, а я сверху, – гыгыкнул.
– Размечтался, – треснула его по носу. – Я – дама нежная, мне нужно свои бока беречь!
Едва только постелили плед, стащили с себя всю одежду и принялись за шальную прелюдию, как тотчас забренчал телефон. Взвыл отчаянно мой зверь, не желая отрываться от «долгожданного» пиршества, но дела… дела всегда (почти) были на первом месте.
А потому в очередной раз облизал, укусил мою грудь – и вынужденно отстранился.
– Слушаю, – грозное. Отчего даже еще притягательнее стал мой «герой». Не выдерживаю – и подползаю к нему на четвереньках. Прижимаюсь поцелуем к запретному месту, творя безобразие. Вздрогнул, не выдержал – застонал обличающее, отчего в момент прокашлялся, давясь неловкостью. – ДА ЛАДНО! – внезапно. Силой остановил, отдернул меня от себя – подчиняюсь. Заледенела я в ужасе, видя… распятое шоком лицо. – И ГДЕ? – едкое, кислотное… – враз побежали мурашки по всему моему телу. Узнала я эти нотки в его голосе. А там и вовсе в глазах моего демона заплясал разгорающийся шальной огонек, а на устах расплылась психопатически-вожделенная ухмылка.
– РО-ГО-ЖИН! – неожиданно завопил на всю глотку. А меня – словно током пронзило. Мигом обошел сбоку, за белье, брюки – и спешно принялся одеваться Мирон. Буквально секунды – и уже стоял, почти как на параде, разве что финальные пуговицы рубашки застегивая.
Живо спохватилась и я – напялила на себя его домашнюю футболку.
Семеню следом за ним в коридор. Стоит уже в растерянности у двери Рожа, глаза заспанные потирает:
– Че орешь?
Гыгыкнул Мирашев и залился еще шире маниакальной своей ухмылкой:
– Зубы наточил?
– Че? – нахмурился брат, вовсе не понимая.
– Мазура, говорю, нашли. Готов рвать суке глотку?
* * *
– Да оставьте его! Ну, чего вы лезете? Ну, сбежала крыса! Зачем опять вляпываться в д*рьмо из-за нее? – горько причитаю, отчаянно перебирая ногами по ступенькам за этими двумя. Вдруг резко по тормозам Федька. Взор мне в глаза – а на устах… странная улыбка:
– Некит, ты серьезно? – а в глазах… узнаю: тот самый блеск, что и у Мирашева в очах в такие моменты…
«Точно такой же, – грохочет приговор. – И крови на его руках… будет не меньше», – замирает в ужасе сердце.
* * *
И пусть мне мой «без пяти минут муж» строго-настрого приказал оставаться дома и запереться за семью замками, подчиниться… в этот раз я не могла.
Услышала. Каким-то странным, судьбоносным образом… что, где и почему из телефонной речи собеседника я не то что не запомнила, а даже и не уловила, а вот адрес – адрес тот еще как. Причем, даже знаю, где это: неподалеку от нашего универа, за семейной общагой…
* * *
Одеться. Открыть сейф. Взять немного денег, забрать пистолет Мирона (спрятав в сумку) – и вызвать такси…
Не знаю почему, но там – я должна быть. Должна видеть лицо того, кто все это сделал с нами…
…и окончательно решить: остановить Палачей, или самой… сделать так, чтоб этот кошмар, а верней, его «блюститель» – исчез навсегда.
* * *
И было страшно. Жутко… и я не знала, что творю. Все было в каком-то странном тумане. Дрожь пробирала конечности, доводя до откровенного лихорадочного пляса. И если придется достать ствол и стрелять – не факт, что это мне будет под силу: и как бы уже самой не пасть жертвой обстоятельств.
Глубокие, шумные вздохи, как роженица между схватками, – стараюсь не думать обо всем этом.
– Девушка, вам плохо? – метнул на меня удивленный взор водитель через плечо.
– Тошнит слегка, – не вру. – Но ничего страшного.
– Нет, ну вы тут это… – задергался, замельтешил тот.
– За чистку салона оплачу, если что… – гаркаю злобно.
Дура, и надо было такое ляпнуть?! Хоть бы… нигде не высадил с перепугу по пути, а довез до цели…
* * *
Вкусные чаевые – и водитель готов был даже меня ждать обратно.
– Нет, благодарю.
Отыскать нужный подъезд – и нырнуть в него. Попытка сообразить, на котором этаже злосчастная квартира.
Пешком, по лестнице – так вернее.
Еще несколько пролетов – и обмерла у старой, коричневой, оббитой слоем дерматина, двери.
И что теперь?
Пробивает током мою голову страх. Задыхаюсь. Холод хлещет, хуже мерзкого барина, по спине плетью.
Но момент – и касаюсь железной ручки. Несмело надавила вниз – рыкнуло полотно, взвизгнули петли.
– Ты че, не закрыл? – слышу шепот, различаю, узнаю голос Мирона.
Шаги неуверенно внутрь – и тотчас подлетел, преградил мне путь Рогожин. Оторопел от ужаса, осознав, кто перед ним, замер в растерянности – и сказать ничего не может. Не дышит.
Или это я его уже так сильно игнорирую – взор мой прикипел к кровавой дорожке, что усердно вела от самого порога – в комнату.
– Кто там? – вновь слышу Мирашева, звук наперебой с каким-то не то храпом, не то свистом, воплем.
Страшно, жутко, но иду, семеню за багровой нитью кошмара.
Момент и замираю на пороге – осматривая оживший ад.
Окровавленный, до месива избитый, Мазуров лежал на полу, забившись под диван, а рядом с ним сидел на корточках задумчивый, встревоженный «незваным гостем», но довольный… Мира с окровавленным ножом в руках.
– Это еще че за хуеня?! А ты каким р*ком тут?! – бешено завопил, вмиг сорвавшись на ноги. Стремительный ход ко мне, но силой отталкиваю – смотрю, вглядываюсь в лицо своему супостату, изуверу, который так усердно, наперебой с (уже ныне покойным) своим товарищем пробовали меня на вкус всевозможными способами…
…и не знаю, ничего не могу понять, что у меня сейчас внутри: и ни страх, и ни жалость, и ни ненависть, и ни желание отомстить – пустота. Еще миг, еще один взмах моих ресниц – и потекли по щекам пресные слезы.
Я… не знаю…
Вдруг шорох, стук в коридоре, звон ключей извне.
– Ты закрыл двери? – кинул вновь взволнованным шепотом Мирон Федору.
– Да.
Шумный вздох. В момент ухватил меня Мира за плечи и прижал к себе. Оттащил к стене. Аккуратно оттолкнул в сторону, пряча себе за спину, – покорно поддаюсь; достал из-за пояса пистолет.
Спрятался с другой стороны от входа в комнату и Рогожин.
Испуганный взор мой позади себя – лежит, сопит Мажа, вздымается лениво его грудная клетка… но глаза закрыты.
Жуткие, убийственные секунды выжидания, жалящей тишины. Скрип пола. Неуверенная, тихая, мягкая чья-то поступь… Еще момент, заворот «визитера» – и отчаянный, ошалевший девичий визг раздался на всю квартиру, расходясь звонкой луной. Резво кинулась та к Мазуру.
– СТОЯТЬ, блядь! – огорошивая всех нас, бешено завопил Мирашев, наведя уже на нее ствол.
Дернулась идиотка, словно от огня, в сторону, невольно завалившись на пол около избитого. Стремительно обернулась к угрозе… К нам… лицом.
– Дура… беги, – послышалось сычом шепот полуживого Валентина.
Окоченела я от прозрения. Казалось, в этот миг сердце мое встало.
– А вы, блядь, что здесь делаете?! – неожиданно, откуда-то глотнув смелости, завопила эта больная – усердие подняться.
– Сидеть, Сука! – рявкнул на нее Мирон, тщательней прицелившись.
– Да пошли вы нахуй! – завизжала эта тупорылая скотина и кинулась к Мазуру. Обняла за плечи и попыталась заглянуть в лицо. – Хороший мой, – лихорадочно принялась гладить его по голове. – Ты живой? Ты как? Я сча скорую вызову!
– Да, ебать тебя нахуй, ты, что ли, бессмертная?! – заорал, ошалев, Мирашев, окончательно слетая с катушек.
– Это вы с ним сделали, уроды?! – метнула на меня, на Федьку отчаянный взгляд. – суки убогие!
– Да я тебе сейчас черепуху снесу, пизда ты тупая!
Гребет, не слушает, пытается то ли посадить Мажу, то ли куда-то тащить.
– Ну, блядь. Сама напросилась, – живо снял с предохранителя ствол. Похолодело у меня тотчас все внутри. – Свалила от него, Сука малолетняя! – в глазах запылал приговор.
– Слушай, остынь, а?! – послышалось грозное Рогожина.
– Ты че творишь, Мирон? – заступаю и я наперед. – Это сестра моя, Ритка!
– Да мне похуй! – завопил уже мне в лицо Мирон. А я смотрю на него – и не узнаю. Да и не он это вовсе: кто-то иной, кто… казалось, и меня едва различает, осознает.
– Я тебе не дам это сделать! – твердое мое. Приказом.
Шаг ближе – отчего дуло вмиг впилось мне в грудь.
– А ты-то, блядь, куда, дура?! – испуганно рявкнул на меня Рожа и ступил шаг ближе.
– А ты?! – я, уже глядя на него.
Одумался, Мирон, пораженчески опустил пистолет. Щелкнул вновь предохранитель.
– Я вас всех за решетку засажу, мрази вы конченные! – внезапно послышалось за моей спиной, отчего я даже вздрогнула. Заледенела от еще большего ужаса, от прозрения. – Зай, ты как? – очередным уколом по всем нашим фибрам растоптанных душ… режет эта чекнутая усерднее.
Резво оборачиваюсь:
– Ты серьезно?! – детонацией. – Он Рожу засадил! Убить хотел! А ты… ты, мало того, что готова за него сдохнуть сама, так и нас порешать?
– Да мне похуй на вас! – бешено. Взор мне в очи. – Вы уроды! – живо поднялась на ноги, с выпадом ко мне, шатаясь, яростно махая руками, тыча пальцем. – Точно так же, как и я для вас всегда была ублюдком! Так что один – один, суки! Хоть сдохните! Мне на вас похуй! А он меня любит! И я вам его не отдам!
– Он твою сестру вместе другими мужиками отТрахал и бросил в лесу подыхать! А ты, блядь малолетняя, за него заступаешься?! ДА?! – внезапно отозвался, неистово завопил Мирашев, отчего меня будто кто заживо освежевал. Окоченела я от шока. Боюсь даже дрогнуть, а не то что…. обернуться в сторону Федьки.
– А нехуй было перед кем попало ноги раздвигать! – завизжало в ответ это несуразное мелкое существо. – Шалавам только такая и участь!
Казалось, сейчас из моих ушей… кровь пойдет. От таких всплесков реальности.
На глазах очередной волной проступили слезы.
– Да я тебя, пизда малолетняя, сам, своими же руками, удушу! – в момент спрятал пистолет Мирашев и кинулся к ней. Среагировала я – наперехват. И сама не поняла, как остановила. Не удержались – повалились мы оба на пол.
Вдруг шорох, рывок – кинулся к нам Рогожин. Выхватил из-за пояса у Мирона пистолет, на автомате действия – и выстрел. Жуткий, палящий, убийственный взрыв.
Завизжала тотчас Малая, словно ополоумевшая, закрывая уши руками. Дернулась, вскрикнула машинально – но и закостенела в следующий миг я.
Жуткий, больной стон, вой раздался на всю квартиру. Скрутился в мгновение ублюдок, хватаясь за живот.
– Вы че, твари, наделали?! – еще сильнее завопила, заревела, давясь уже слезами, Ритка. Кинулась к этой мрази, силясь помочь ему зажать рану. Взор на меня, на Рожу через плечо: – суки вы! Я беременна от него! А вы… вы так с отцом моего ребенка!
И сама не сразу поняла, как что уже со мной… Дернулся вдруг ко мне Мирашев и обнял, сжал до боли. Обхватил, утопил лицо в ладонях. Попытка заглянуть в глаза – а я вою. Только теперь понимаю, что дико, исступленно… ору, как тогда… в лесу, когда мир мой раскололся надвое. Все, что копилось во мне и держалось все эти недели, уже месяцы – вновь оборвалось – и я полетела в бездну несознания.
Жадно целует, обнимает, что-то кричит мне в лицо Мирон – а я не слышу, не вижу… будто за стеклом. Вдруг силой в охапку – и потащил на выход.
На лестницу – но не вниз – наверх. А там крыша – еще подъезд… И временами Федька перед глазами, но меня уже нет…
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. Per aspera ad astra[31]
Глава 39. Отпущение
Ты знаешь, так хочется жить
В миг, когда тебя задавило
Встать и всем объявить:
«Я вернусь, даже если прибило».
Ты знаешь, так хочется жить
В ту минуту что роковая
Всё плохое забыть. всех простить
Лишь прощение – спасение, я знаю. Рождество, «Так хочется жить…»
Август, 2009 г.
(Н и к а)
Очнулась в чужой кровати, в чужой комнате…
Но не больница, и не тюрьма…
Провернуться – болит все до ужаса. Попытка подняться – голова пошла кругом.
Но я сражаюсь – цепляясь за мебель, что учтивой дорожкой вдоль стены стояла, – пробираюсь на вход. Дернула ручку двери – поддалось полотно.
В коридор. Опираясь на стену, скользя по обоям – иду на выход. Где-то сбоку шорох, в дальней комнате. Страшно окликнуть кого-то из своих, а потому терплю – и если что, то хоть маленький, но будет шанс… сбежать.
Поворот, взор за угол – и вижу… Рогожин. Стоит, с серьезным, задумчивым видом, что-то жарит на сковородке.
– Федь… – несмело.
Дрогнул испуганный. Устремил на меня взгляд.
– Где мы? – не уступаю я.
– У меня… – приговором. Похолодело тотчас у меня все внутри от шока.
«Как?» «Что?» «Почему?»
– Где ОН? – только и смогла я выдавить из себя.
Шумный, раздраженный вздох. Обмер, сверля глазами:
– Че, опять ничего не помнишь? Уже ж вроде без лекарств… – скривился от горечи, на мгновение спрятав взгляд.
– Н-ну, – запнулась я, пожав плечами. – Как бежали, помню…
– Слова Мазура, – грубо, перебивая мои сопли.
Стою, выжидаю. Боюсь даже моргнуть.
Понял. Опустил печально голову, закачав в негодовании:
– Это было… В общем, – глубокий вдох. Очи в очи со мной: – Всё это было не без крышевания… Мирой.
Глаза мои выпучились, невольно поежилась.
Заикнувшись, прохрипела в ужасе:
– Что… всё?
Нервически сглотнул слюну. Вдруг развернулся, за лопатку деревянную и давай ворочать еду на сковороде:
– То, что было… со мной… – Прокашлялся: – С тобой…
– Ч-что?.. – волосы мои встали дыбом.
– А то… – с вызовом психопатическим. Вперился взором: – Мирашев дал добро на беспредел – и Мазур уж разгулялся.
– Что за бред? – ошарашено, а у меня аж челюсть сводит; немеет тело.
– Хочешь, вон… – кивнул куда-то головой и шмыгнул вдруг носом. – Отойдет от анестезии – сама спросишь.
– Кто? – казалось, мой рассудок уже вовсе рассыпался пеплом, являя полное зависание.
– Кто-кто? – злобно. – МАЖА!
– Он жив? – от шока еще сильнее выпучила я глаза. Будто кто шипами всю нашпиговал.
– Ага. Сука, и не кашляет. Прооперировали, заштопали эту тварь – и будет жить, гнида.
– А… а… – запнулась я, уже, казалось, седея от ужаса, осознавая жуть вероятностей. Невольно оседаю на мягкий уголок. Взгляд около. – И что теперь тебе? Что ты будешь делать?
– Ничего, – приговором. – У Мирашева договоренность с Мазуром: вякнет че кому… или попытается мстить – Мира его сам размотает на куски. А так… вон, чуть отойдет и нахуй свалит с города.
– А Рита?
– А че твоя Рита? – едко, громко, плеща ядом. – Хочет, пусть пи**ует с ним, а нет – вон, к родакам тащит ублюдка.
– Она так-то и твоя сестра.
– БОЛЬШЕ – НЕТ! – рявкнул. Нервно сглотнула я слюну. – УМЕРЛА. Там… вместо Мазура. Я этой суке… не прощу то, что он жив. И Мирашев не грохнул эту гниду… лишь потому что… ты попросила из-за этой шалавы.
– Где сейчас Мирашев? – испуганно я, мурашки побежали по телу.
– Не знаю, – уже более сдержано. Опустил голову. Задумчивый взгляд коло – и выключил газ. Сдвинул сковороду. – Башню ему снесло… Устроил по городу войну: третьего этого твоего нашел. А дальше – пропал: уже несколько дней его не могут найти.
Жуткий, пронзительный звук… смертельным писком, визгом вырвался из моей груди. На глаза рухнула тьма…
* * *
«Сука, ты же бессмертный!» – отчаянно грохотало моё сердце, моля; выла горестно душа.
Только живи… Мы все пройдем. Всё! Только… живи.
* * *
Майоров. Что Федька, что я – только в этом человеке и видели возможность хоть какую-то ниточку, информацию найти о Мирашеве. Ибо… более близкого – у него никого больше не осталось.
А потому – вызвать такси и рвануть в сторону их дома.
– Че, загулял твой кобель, да? – ядом прыснула на меня Алиса и радостно захохотала. Тотчас оторвалась от наличника двери – и пошагала внутрь дома.
– Не слушай эту дуру, – гаркнул внезапно Виктор и кивнул нам, приглашая пройти. – Он, конечно, и делся где-то… Но тут дело в другом.
– А че там Мазур, знаешь че? – торопливо, едва ли не перебивая, выдал Рогожин, зайдя следом за хозяином жилища в кабинет.
Хмыкнул Майор:
– Рожа… даже и не думай.
– Че? – разворот – но так и не присел в кресло. Взор в лицо Виктору.
– Сделка есть сделка. И не вмешивайся. Пусть живет, – кивнул головой Майоров. – А ты не парься… С его-то замашками – сам скоро себя угробит.
– У него ребенок скоро будет, – грубо рыкнула я, вмешиваясь.
– Да, – уверенно, но с явным сарказмом, выдал, закивал головой мужчина. – А он ему нужен?
Оторопела я:
– А как же Ритка?..
– Да дура эта ваша Ритка! Мазур сам не знает, че ему надо… Но семья…
– Захочет жить – будет следить за семьей, – резво, приказом отозвался Федя. – Мне похуй на слова Миры – это их терки. А мое решение таково: пока с Малой, пока заботится о ней, и о их… «чаде»… пока и будет жить. А обидит – пожалеет, что не Мира его кончал. Так и передай.
Разворот – пошагал на выход Рогожин. Прочь.
Живо бросаюсь за братом:
– Рожа, стой!
Игнорирует. Еще шаги мои по инерции – и замираю растеряно посреди коридора.
Шорох сзади – оборачиваюсь.
– Где я могу его найти? Где Мирашев?
Скривился:
– А ты уверенна, что хочешь его найти? После всего?
Лихорадочно закивала я головой:
– Да.
Обмер в удивлении, в рассуждениях. Вдруг шумный вздох – и странные эмоции рекой отпечатались на лице Виктора. Подошел ближе:
– Ника… – голос дрогнул. – Понимаешь… – несмело. – Бывает так… когда дел по горло… и уже не заморачиваешься, просто физически не успеваешь, да и морально… сил не хватает… вникать в детали. В общем, – скривился. – Есть проблема, есть решающий и способ решить – и ты просто даешь добро, не задумываясь о средствах, способах… о нюансах, лишь бы был результат. На войне… как на войне, сама понимаешь. – Нервно сглотнула я слюну, молчу, внимаю каждому звуку. – Так и Мирашев. Пришел Мазур… выдал: так и так, вот такой, мол, расклад, такие терки. Мира и одобрил: твой подопечный – ты и решай. Он же не думал… что тот так далеко зайдет. А, тем более… что был неправ.
Хмыкнула я, опустив взор, осознавая нечто большее, чем этот мне врет:
– Он же не думал, – отваживаюсь на правду. Глаза в глаза: – Что я окажусь ему нужна. Была бы какая другая на моем месте – ему было бы похуй… кто кого и как размотал. И за что. Верно? – язвительно улыбаюсь, сама не зная, почему не хочу признать обеления, хотя сама же внутри, в душе всячески сейчас оправдываю, и всегда оправдывала Мирашева.
Вдруг шаг ближе – и коснулся моих плеч. Вздрогнула, но не оттолкнула, не вырвалась. Опустила лишь голову – жду:
– Ника… Мира знал… только что Мазур с Рогожиным в каких-то контрахнаходится. А что и почему конкретно – нет. Да, ему было по… похрен. И да, он знал… что Мажа будет давить на Федора, но как именно и как далеко это зайдет – тут уж… сама понимаешь: исключительно Валентина политика и решение.
– Он бабло, бизнес у него хотел отжать, – резко, давясь обидой, злобно в глаза рявкнула. – В самый подлый, мерзкий способ! Крыса гнилая!
– Я его не оправдываю… Но ты думаешь, мы святые? Рожа твой? Мирашев?
Пристыжено опускаю очи.
– Все мы – гандоны, если на свет покрутить. А вплотную – то ниче, вроде как, жить можно… Вон как Ритка твоя… за него держалась. Небось, так же, как и ты… за Миру. А ведь есть те, кто ненавидят его, твоего Мирашева. И если ты его прощаешь – то остальные нет. Ты уверенна… что хочешь его найти?
Резво устремляю взор в очи. Твердо:
– Да. А если я ему не нужна – то пусть сам мне это скажет!
– Ну, тогда по коням… – качнул головой, выпуская из своей хватки. Язвительно ухмыльнулся. – Устроим вам очную ставку.
* * *
Рогожина Майоров отказался с собой брать, потому уговорила Федьку одного ехать обратно, домой к себе, на такси. А мы – в Виктора тачку – и в неизвестном мне направлении. И пусть… было страшно слепо верить этому человеку, вероятность увидеть Мирашева, убедиться, что тот жив… перекрывала всю трусость. Да и грела мысль о пистолете Мирона, про который я вовремя вспомнила и, перепрятав из сумки в карман, взяла с собой.
Если че, стрелять буду… не щадя и не глядя.
* * *
Какое-то странное, полуразваленное, заброшенное здание на краю города.
А там и вовсе – спуститься в подвал и серпантином лабиринта, порой протискиваясь между жуткими компашками, судя по виду, шалав и наркоманов, послушно семенить за Майором.
Еще немного – и откинув ширму из серой, непрозрачной уже от пыли и прочей грязи, клеенке, зашли в небольшую комнату. Почти все пространство и занимало: диван угловой, разложенный, да круглый стол, на котором валялись пустые бутылки из-под алкоголя, недопитая минералка; стояли стаканы, полная пепельница окурков, разбросаны остатки еды (что на тарелке, что на газете сальной).
– Ну, чего смотришь? – гаркнул вдруг Виктор и кивнул на одного из спящих «полутрупов». – Забирай, коль еще нужен.
Кольнуло осознание… ужас вперемешку с радостью, захлебываясь психопатическим взрывом облегчения. Живо кинулась вперед. Сложно было узнать в зачуханом, замученном, грязном, заросшем (небритом), отъявленном бомже (разве что одежда, костюм на вид, вроде как, дорогих марок)… своего Мирашева. Присела рядом, но едва только потянулась к нему, хотела коснуться лица, как в момент дернулся и дико взревел, практически не открывая век:
– Ушла, Сука! – ударил, пнул меня от себя, отчего не удержалась на краю – и тотчас грохнулась на пол. Взвизгнула невольно, чебурахнувшись об стол.
Спешно подскочил ко мне Майор, подхватил под руки и помог встать. Застыла я в растерянности. Не могу понять, что… почему. И как дальше (а это чудовище лишь причмокнуло смачно – и перевернулось набок).
Вдруг резкий выпад Виктора, уверенное движение – и схватил со стола бутылку с минералкой. Быстро открутил пробку – и перевернул над спящим Мироном, бесстыдно поливая, выливая воду тому на моську. Задергался, замахал руками, прикрыл лицо, встревоженный, но явно еще сильно пьяный Мира, грозно запричитав, давясь матом:
– Сука, блядь! Какого ***?! Я сейчас встану и кого-то вы**у стволом!
Еще миг – последние капли и, вытер, стер остатки воды с рожи. Попытка ровнее сесть (не то лечь, опираясь на спинку дивана) и навести фокус на нахала.
Невольно пошатывая головой, будто болванка, уставился поочередно – то на меня, проморгался, то на Майорова. И снова на меня:
– О-па… пи***ец. С белочкой прискакал… – вдруг рывок, усердия – и махнул отчаянно рукой передо мной. Рявкнул (язык заплелся): – Уйди, е*-**ный глюк!
– Сам ты глюк! – гневно рыкнул Виктор и стукнул, пнул ногой об его ногу. – Давай, раздупляйся – и домой поехали.
– Не поеду! Тут теперь мой дом! – обижено надул губы, что барышня. Вдруг стремительное движение – и, гравитации спасибо, перевернулся набок – плюхнулся, соскользнул со спинки на сидушку. Уткнулся носом в обивку – и смачно засопел.
